Записки институтки Лидия Чарская

• Проза
  • Абрамов Федор Александрович
  • Авдюгин Александр, протоиерей
  • Абрамцева Наталья Корнельевна
  • Аверченко Аркадий Тимофеевич
  • Агафонов Николай, протоиерей
  • Агриков Тихон, архимандрит
  • Аксаков Сергей Тимофеевич
  • Александра Феодоровна, страстотерпица
  • Александрова Татьяна Ивановна
  • Алексиевич Светлана Александровна
  • Алешина Марина
  • Альшиц Даниил Натанович
  • Андерсен Ганс Христиан
  • Анненская Александра Никитична
  • Арджилли Марчелло
  • Арцыбушев Алексей Петрович
  • Астафьев Виктор Петрович
  • Афанасьев Лазарь, монах
  • Ахиллеос Савва, архимандрит
  • Бажов Павел Петрович
  • Балашов Виктор Сергеевич
  • Балинт Агнеш
  • Барри Джеймс Мэтью
  • Барсуков Тихон, иеромонах
  • Баруздин Сергей Алексеевич
  • Бахревский Владислав Анатольевич
  • Белов Василий Иванович
  • Бернанос Жорж
  • Бернетт Фрэнсис Элиза
  • Бианки Виталий Валентинович
  • Бирюков Валентин, протоиерей
  • Блохин Николай Владимирович
  • Бонд Майкл
  • Борзенко Алексей
  • Бородин Леонид Иванович
  • Брэдбери Рэй Дуглас
  • Булгаков Михаил Афанасьевич
  • Булгаков Сергей, протоиерей
  • Булгаковский Дмитрий, протоиерей
  • Бунин Иван Алексеевич
  • Буслаев Федор Иванович
  • Бьюкенен Патрик Дж.
  • Варламов Алексей Николаевич
  • Веселовская Надежда Владимировна
  • Вехова Марианна Базильевна
  • Вильгерт Владимир, священник
  • Водолазкин Евгений
  • Вознесенская Юлия Николаевна
  • Волков Олег Васильевич
  • Волкова Наталия
  • Волос Андрей Германович
  • Воробьёв Владимир, протоиерей
  • Вурмбрандт Рихард
  • Гальего Рубен
  • Ганаго Борис Александрович
  • Гауф Вильгельм
  • Геворков Валерий
  • Гиляров-Платонов Никита Петрович
  • Гинзбург Евгения Соломоновна
  • Гоголь Николай Васильевич
  • Головкина Ирина
  • Гончаров Иван Александрович
  • Горбунов Алексей Александрович
  • Горшков Александр Касьянович
  • Горький Алексей Максимович
  • Гофман Эрнст
  • Грибоедов Александр Сергеевич
  • Грин Александр Степанович
  • Грин Грэм
  • Громов Александр Витальевич
  • Груздев Павел, архимандрит
  • Губанов Владимир Алексеевич
  • Гумеров Иов, иеромонах
  • Гэллико Пол
  • Даль Владимир
  • Данилов Александр
  • Дворкин Александр Леонидович
  • Дворцов Василий Владимирович
  • Девятова Светлана
  • Дёмышев Александр Васильевич
  • Десницкий Андрей Сергеевич
  • Дефо Даниэль
  • ДиКамилло Кейт
  • Диккенс Чарльз
  • Домбровский Юрий Осипович
  • Донских Александр Сергеевич
  • Достоевский Федор Михайлович
  • Дохторова Мария, схиигумения
  • Драгунский Виктор Юзефович
  • Дунаев Михаил Михайлович
  • Дьяченко Александр, священник
  • Екимов Борис Петрович
  • Ермолай-Еразм
  • Ершов Петр Павлович
  • Жизнеописания
  • Жильяр Пьер
  • Зайцев Борис Константинович
  • Зелинская Елена Константиновна
  • Зенкова Еликонида Федоровна
  • Знаменский Георгий Александрович
  • Зоберн Владимир Михайлович
  • Игумен N
  • Ильин Иван Александрович
  • Ильюнина Людмила Александровна
  • Имшенецкая Маргарита Викторовна
  • Ирзабеков Василий (Фазиль)
  • Казаков Юрий Павлович
  • Каледа Глеб, протоиерей
  • Каткова Вера
  • Катышев Геннадий
  • Кервуд Джеймс Оливер
  • Керсновская Евфросиния Антоновна
  • Киселева Татьяна Васильевна
  • Кисляков Спиридон, архимандрит
  • Козлов Сергей Сергеевич
  • Кокухин Николай Петрович
  • Колупаев Вадим
  • Константинов Димитрий, протоиерей
  • Королева Вера Викторовна
  • Короленко Владимир Галактионович
  • Корхова Виктория
  • Корчак Януш
  • Кочергин Эдуард Степанович
  • Краснов Петр Николаевич
  • Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович
  • Краснова Татьяна Викторовна
  • Кривошеина Ксения Игоревна
  • Кристус Петрус
  • Крифт Питер
  • Кронин Арчибальд Джозеф
  • Кропотов Роман, иеромонах
  • Круглов Александр Васильевич
  • Крупин Владимир Николаевич
  • Куприн Александр Иванович
  • Кучмаева Изольда Константиновна
  • Лагерлёф Сельма
  • Ларионов Виктор Александрович
  • Лебедев Владимир Петрович
  • Леонтьев Дмитрий Борисович
  • Леонтьев Константин Николаевич
  • Лепешинская Феофила, игумения
  • Лесков Николай Семенович
  • Либенсон Христина
  • Линдгрен Астрид
  • Литвак Илья
  • Лихачёв Виктор Васильевич
  • Лукашевич Клавдия Владимировна
  • Льюис Клайв Стейплз
  • Люкимсон Петр Ефимович
  • Лялин Валерий Николаевич
  • Макаров Михаил
  • Макдональд Джордж
  • Макрис Дионисиос
  • Максимов Владимир Емельянович
  • Максимов Юрий Валерьевич
  • Малахова Лилия
  • Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
  • Мельников Николай Алексеевич
  • Мельников Федор Ефимович
  • Мельников-Печерский Павел Иванович
  • Милн Алан Александр
  • Мицов Георгий, священник
  • Монах святогорец
  • Муртазов Никон, иеродиакон
  • Назаренко Павел
  • Недоспасова Татьяна Андреевна
  • Немирович-Данченко Василий И.
  • Никитин Августин, архимандрит
  • Никифоров–Волгин Василий А.
  • Николаев Виктор Николаевич
  • Николаева Олеся Александровна
  • Нилус Сергей
  • Носов Евгений Иванович
  • Нотин Александр Иванович
  • Оберучева Амвросия, монахиня
  • Павлов Олег Олегович
  • Павлова Нина
  • Пантелеев Л.
  • Панцерева Елена
  • Парамонов Николай, игумен
  • Паустовский Константин Георгиевич
  • Пестов Николай Евграфович
  • Попов Меркурий, монах
  • Поповский Марк Александрович
  • Портер Элионор
  • Поселянин Евгений Николаевич
  • Потапенко Игнатий Николаевич
  • Прочие авторы
  • Пушкин Александр Сергеевич
  • Пыльнева Галина Александровна
  • Рак Павле
  • Раковалис Афанасий
  • Распутин Валентин Григорьевич
  • Ремизов Алексей Михайлович
  • Робсман Виктор
  • Рогалева Ирина
  • Рожков Владимир, протоиерей
  • Рожнева Ольга Леонидовна
  • Россиев Павел Амплиевич
  • Рыбакова Светлана Николаевна
  • Савельев Дмитрий Сергеевич
  • Савечко Максим Богданович
  • Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
  • Санин Варнава, монах
  • Сараджишвили Мария
  • Свенцицкий Валентин, протоиерей
  • Сегень Александр Юрьевич
  • Сегюр Софья Фёдоровна
  • Секретарев Тихон, архимандрит
  • Сент-Джон Патриция
  • Сент-Экзюпери Антуан
  • Сергейчук Алина Борисовна
  • Скоробогатько Наталия Владимировна
  • Смоленский Николай Иванович
  • Снегирев Иван Михайлович
  • Соколова Александра
  • Соколова Наталия Николаевна
  • Соколова Ольга
  • Солженицын Александр Исаевич
  • Соловьев Владимир Сергеевич
  • Солоухин Владимир Алексеевич
  • Степун Федор Августович
  • Стрельцов Артем
  • Сухинина Наталия Евгеньевна
  • Сюсаку Эндо
  • Творогов Питирим, епископ
  • Тихомиров Лев Александрович
  • Ткачев Андрей, протоиерей
  • Толгский Сергий, протоиерей
  • Толкин Джон Рональд Руэл
  • Толстиков Николай, священник
  • Толстой Алексей Константинович
  • Торик Александр‚ протоиерей
  • Трауберг Наталья Леонидовна
  • Тростников Виктор Николаевич
  • Труханов Михаил, протоиерей
  • Тургенев Иван Сергеевич
  • Тучкова Наталья
  • Уайзмэн Николас Патрик
  • Уайлдер Торнтон
  • Уингфолд Томас
  • Ульянова Валентина
  • Урусова Наталия Владимировна
  • Устюжанин Андрей, протоиерей
  • Филипьев Всеволод, инок
  • Хэрриот Джеймс
  • Цветкова Валентина Ивановна
  • Цебриков Георгий, диакон
  • Чепмен Гэри
  • Чарская Лидия Алексеевна
  • Черных Наталия Борисовна
  • Честертон Гилберт Кийт
  • Честерфилд Филип Стенхоп
  • Чехов Антон Павлович
  • Чинякова Галина Павловна
  • Чудинова Елена Петровна
  • Шварц Евгений Львович
  • Шевкунов Тихон, архимандрит
  • Шекспир Уильям
  • Шергин Борис Викторович
  • Шипов Ярослав, священник
  • Шипошина Татьяна Владимировна
  • Ширяев Борис Николаевич
  • Шмелев Иван Сергеевич
  • Шорохова Татьяна Сергеевна
  • Шполянский Михаил, протоиерей
  • Шукшин Василий Макарович
  • Экономцев Игорь, архимандрит
  • Юдин Георгий Николаевич
  • Яковлев Александр Иванович
  • Притчи в рисунках
  • Неизвестные авторы
  • Сборники прозы
• Духовная поэзия

Читать Записки институтки онлайн (полностью и бесплатно)

Лидия Чарская

Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.

Когда веселой чередою

Мелькает в мыслях предо мною

Счастливых лет веселый рой,

Я точно снова оживаю,

Невзгоды жизни забываю

И вновь мирюсь с своей судьбой…

Я вспоминаю дни ученья,

Горячей дружбы увлеченья,

Проказы милых школьных лет,

Надежды силы молодые

И грезы светлые, живые

И чистой юности рассвет…

ГЛАВА I

Отъезд

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда — и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

— Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

— Не уезжай, не уезжай, Люда, — просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся — наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, — но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась — молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка — моя любимица, верный товарищ наших игр — и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

— Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

ГЛАВА II

Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.

— Это вот и есть институт, — сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.

Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.

— Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? — важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.

— Да, — ответила та, — попросите княгиню принять нас. — И она назвала свою фамилию.

Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:

— Княгиня просит, пожалуйте.

Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.

Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.

— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.

— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.

Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

— Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.

— С удовольствием, княгиня! — поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы, прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой, широкой лестнице во второй этаж.

На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. «Это — я, Люда, — мелькнуло молнией в моей голове. — Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!»

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.

— Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, — сдержанно пронеслось по коридорам.

Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman».

Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине. Взоры всех обращались на меня, менявшуюся в лице от волнения.

Книга Записки институтки читать онлайн бесплатно, автор Лидия Чарская – Fictionbook

Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.

Автор

 
Когда веселой чередою
Мелькает в мыслях предо мною
Счастливых лет веселый рой,
Я точно снова оживаю,
Невзгоды жизни забываю
И вновь мирюсь с своей судьбой…
 
 
Я вспоминаю дни ученья,
Горячей дружбы увлеченья,
Проказы милых школьных лет,
Надежды силы молодые
И грезы светлые, живые
И чистой юности рассвет…
 

ГЛАВА I
Отъезд

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда – и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

– Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

– Не уезжай, не уезжай, Люда, – просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

– Люде надо ехать учиться, крошка, – уговаривала его мама, стараясь утешить. – Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся – наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, – но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась – молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка – моя любимица, верный товарищ наших игр – и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута – и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

– Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

ГЛАВА II
Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.

– Это вот и есть институт, – сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.

Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.

– Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? – важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.

– Да, – ответила та, – попросите княгиню принять нас. – И она назвала свою фамилию.

Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:

– Княгиня просит, пожалуйте.

Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.

Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.

– Добро пожаловать, – прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.

– Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? – спросила начальница Анну Фоминишну. – Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.

Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

– Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, – обратилась она к Анне Фоминишне, – не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.

– С удовольствием, княгиня! – поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы, прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой, широкой лестнице во второй этаж.

На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. «Это – я, Люда, – мелькнуло молнией в моей голове. – Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!»

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.

– Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, – сдержанно пронеслось по коридорам.

Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman».

Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине. Взоры всех обращались на меня, менявшуюся в лице от волнения.

Мы вошли в младший класс, где у маленьких воспитанниц царило оживление. Несколько девочек рассматривали большую куклу в нарядном платье, другие рисовали что-то у доски, третьи, окружив пожилую даму в синем платье, отвечали ей урок на следующий день.

Лишь только Maman вошла в класс, все они моментально смолкли, отвесили начальнице условный реверанс и уставились на меня любопытными глазами.

– Дети, – прозвучал голос княгини, – я привела вам новую подругу, Людмилу Влассовскую, примите ее в свой круг и будьте добрыми друзьями.

– Mademoiselle, – обратилась Maman к даме в синем платье, – вы займетесь новенькой. – Затем, обращаясь к Анне Фоминишне, она сказала: – Пойдемте, Аннет, пусть девочка познакомится с товарками.

Анна Фоминишна послушно простилась со мной.

Мое сердце екнуло. С ней уходила последняя связь с домом.

– Поцелуйте маму, – шепнула я ей, силясь сдержать слезы.

Она еще раз обняла меня и вышла вслед за начальницей.

Лишь только большая стеклянная дверь закрылась за ними, я почувствовала полное одиночество.

Я стояла, окруженная толпою девочек – черненьких, белокурых и русых, больших и маленьких, худеньких и полных, но безусловно чужих и далеких.

– Как твоя фамилия? Я не дослышала, – спрашивала одна.

– А зовут? – кричала другая.

– Сколько тебе лет? – приставала третья.

– А ты любишь пирожные? – раздался голос со стороны.

Я не успевала ответить ни на один из этих вопросов.

– Влассовская, – раздался надо мною строгий голос классной дамы, – пойдемте, я покажу вам ваше место.

Я вздрогнула. Меня в первый раз называли по фамилии, и это неприятно подействовало на меня.

Классная дама взяла меня за руку и отвела на одну из ближайших скамеек. На соседнем со мною месте сидела бледная, худенькая девочка с двумя длинными, блестящими, черными косами.

– Княжна Джаваха, – обратилась классная дама к бледной девочке, – вы покажете Влассовской заданные уроки и расскажете ей правила.

Бледная девочка встала при первых словах классной дамы и подняла на нее большие черные и недетские серьезные глаза.

– Хорошо, мадмуазель, я все сделаю, – произнес несколько гортанный, с незнакомым мне акцентом голос, и она опять села.

 

Я последовала ее примеру.

Классная дама отошла, и толпа девочек нахлынула снова.

– Ты откуда? – звонко спросила веселая, толстенькая блондинка с вздернутым носиком.

– Из-под Полтавы.

– Ты – хохлушка! Ха-ха-ха!.. Она, mesdames, хохлушка! – разразилась она веселым раскатистым смехом.

– Нет, – немного обиженным тоном ответила я, – у мамы там хутор, но мы сами петербургские… Только я там родилась и выросла.

– Неправда, неправда, ты – хохлушка, – не унималась шалунья. – Видишь, у тебя и глаза хохлацкие и волосы… Да ты постой… ты – не цыганка ли? Ха-ха-ха!.. Правда, она – цыганка, mesdames?

Мне, уставшей с дороги и смены впечатлений, было крайне неприятно слышать весь этот шум и гам. Голова моя кружилась.

– Оставьте ее, – раздался несколько властный голос моей соседки, той самой бледной девочки, которую классная дама назвала княжной Джавахой. – Хохлушка она или цыганка, не все ли равно?.. Ты – глупая хохотунья, Бельская, и больше ничего, – прибавила она сердито, обращаясь к толстенькой блондинке. – Марш по местам! Новенькой надо заниматься.

– Джаваха, Ниночка Джаваха желает изображать покровительницу новенькой… – зашумели девочки. – Бельская, слышишь? Попробуй-ка «нападать», – поддразнивали они Бельскую.

– Куда уж нам с сиятельными! – с досадой ответила та, отходя от нас.

Когда девочки разошлись по своим местам, я благодарно взглянула на мою избавительницу.

– Ты не обращай на них внимания; знаешь, – сказала она мне тихо, – эта Бельская всегда «задирает» новеньких.

– Как вас зовут? – спросила я мою покровительницу, невольно преклоняясь перед ее положительным, недетским тоном.

– Я – княжна Нина Джаваха-алы-Джамата, но ты меня попросту зови Ниной. Хочешь, мы будем подругами?

И она протянула мне свою тоненькую ручку.

– О, с удовольствием! – поспешила я ответить и потянулась поцеловать Нину.

– Нет, нет, не люблю нежностей! У всех институток привычка лизаться, а я не люблю! Мы лучше так… – И она крепко пожала мою руку. – Теперь я тебе покажу, что задано на завтра.

Пронзительный звонок не дал ей докончить. Девочки бросились занимать места. Большая перемена кончилась. В класс входил француз-учитель.

ГЛАВА III
Уроки

Худенький и лысый, он казался строгим благодаря синим очкам, скрывавшим его глаза.

– Он предобрый, этот monsieur Ротье, – как бы угадывая мои мысли, тихо шепнула Нина и, встав со скамьи, звучно ответила, что было приготовлено на урок. – Зато немец – злюка, – так же тихо прибавила она, сев на место.

– У нас – новенькая, une nouvelle eleve (новая ученица), – раздался среди полной тишины возглас Бельской.

– Ah? – спросил, не поняв, учитель.

– Taisez-vous, Bielsky (молчите, Бельская), – строго остановила ее классная дама.

– Всюду с носом, – сердито проговорила Нина и передернула худенькими плечиками.

– Mademoiselle Ренн, – вызвал француз, – voulez-vous repondre votre lecon (отвечайте урок).

Очень высокая и полная девочка поднялась с последней скамейки и неохотно, вяло пошла на середину класса.

– Это – Катя Ренн, – поясняла мне моя княжна, – страшная лентяйка, последняя ученица.

Ренн отвечала басню Лафонтэна, сбиваясь на каждом слове.

– Tres mal (очень плохо), – коротко бросил француз и поставил Ренн единицу.

Классная дама укоризненно покачала головою, девочки зашевелились.

Тою же ленивой походкой Ренн совершенно равнодушно пошла на место.

– Princesse Djiavaha, allons (княжна Джаваха), – снова раздался голос француза, и он ласково кивнул Нине.

Нина встала и вышла, как и Ренн, на середину класса. Милый, несколько гортанный голосок звонко и отчетливо прочел ту же самую басню. Щечки Нины разгорелись, черные глаза заблестели, она оживилась и стала ужасно хорошенькая.

– Merci, mon enfant (благодарю, дитя мое), – еще ласковее произнес старик и кивнул девочке.

Она повернулась ко мне, – прошла на место и села. На ее оживленном личике играла улыбка, делавшая ее прелестной. Мне казалось в эту минуту, что я давно знаю и люблю Нину.

Между тем учитель продолжал вызывать по очереди следующих девочек. Предо мной промелькнул почти весь класс. Одни были слабее в знании басни, другие читали хорошо, но Нина прочла лучше всех.

– Он вам поставил двенадцать? – шепотом обратилась я к княжне.

Я была знакома с системой баллов из разговоров с Анной Фоминишной и знала, что 12 – лучший балл.

– Не говори мне «вы». Ведь мы – подруги, – и Нина, покачав укоризненно головкой, прибавила: – Скоро звонок – конец урока, мы тогда с тобой поболтаем.

Француз отпустил на место девочку, читавшую ему все ту же басню, и, переговорив с классной дамой по поводу «новенькой», вызвал наконец и меня, велев прочесть по книге.

Я страшно смутилась. Мама, отлично знавшая языки, занималась со мною очень усердно, и я хорошо читала по-французски, но я взволновалась, боясь быть осмеянной этими чужими девочками. Черные глаза Нины молча ободрили меня. Я прочла смущенно и сдержанно, но тем не менее толково. Француз кивнул мне ласково и обратился к Нине шутливо:

– Prenez garde, petite princesse, vous aurez une rivale (берегитесь, княжна, у вас будет соперница), – и, кивнув мне еще раз, отпустил на место.

В ту же минуту раздался звонок, и учитель вышел из класса.

Следующий урок был чистописание. Мне дали тетрадку с прописями, такую же, как и у моей соседки.

Насколько чинно все сидели за французским уроком, настолько шумно за уроком чистописания. Маленькая, худенькая, сморщенная учительница напрасно кричала и выбивалась из сил. Никто ее не слушал; все делали, что хотели. Классную даму зачем-то вызвали из класса, и девочки окончательно разбушевались.

– Антонина Вадимовна, – кричала Бельская, обращаясь к учительнице, – я написала «красивый монумент». Что дальше?

– Сейчас, сейчас, – откликалась та и спешила от скамейки к скамейке.

Рядом со мною, согнувшись над тетрадкой и забавно прикусив высунутый язычок, княжна Джаваха, склонив головку набок, старательно выводила какие-то каракульки.

Звонок к обеду прекратил урок. Классная дама поспешно распахнула двери с громким возгласом: «Mettez-vous par paires, mesdames» (становитесь в пары).

– Нина, можно с тобой? – спросила я княжну, становясь рядом с ней.

– Я выше тебя, мы не под пару, – заметила Нина, и я увидела, что легкая печаль легла тенью на ее красивое личико. – Впрочем, постой, я попрошу классную даму.

Очевидно, маленькая княжна была общей любимицей, так как m-lle Арно (так звали наставницу) тотчас же согласилась на ее просьбу.

Чинно выстроились институтки и сошли попарно в столовую, помещавшуюся в нижнем этаже. Там уже собрались все классы и строились на молитву.

– Новенькая, новенькая, – раздался сдержанный говор, и все глаза обратились на меня, одетую в «собственное» скромное коричневое платьице, резким пятном выделявшееся среди зеленых камлотовых платьев и белых передников – обычной формы институток.

Дежурная ученица из институток старших классов прочла молитву перед обедом, и все институтки сели за столы по 10 человек за каждый.

Мне было не до еды. Около меня сидела с одной стороны та же милая княжна, а с другой – Маня Иванова – веселая, бойкая шатенка с коротко остриженными волосами.

– Влассовская, ты не будешь есть твой биток? – на весь стол крикнула Бельская. – Нет? Так дай мне.

– Пожалуйста, возьми, – поторопилась я ответить.

– Вздор! Ты должна есть и биток, и сладкое тоже, – строго заявила Джаваха, и глаза ее сердито блеснули. – Как тебе не стыдно клянчить, Бельская! – прибавила она.

Бельская сконфузилась, но ненадолго: через минуту она уже звонким шепотом передавала следующему «столу»:

– Mesdames, кто хочет меняться – биток за сладкое?

Девочки с аппетитом уничтожали холодные и жесткие битки… Я невольно вспомнила пышные свиные котлетки с луковым соусом, которые у нас на хуторе так мастерски готовила Катря.

– Ешь, Люда, – тихо проговорила Джаваха, обращаясь ко мне.

Но я есть не могла.

– Смотрите на Ренн, mesdames’очки, она хотя и получила единицу, но не огорчена нисколько, – раздался чей-то звонкий голосок в конце стола.

Я подняла голову и взглянула на середину столовой, где ленивая, вялая Ренн без передника стояла на глазах всего института.

– Она наказана за единицу, – продолжал тот же голосок.

Это говорила очень миловидная, голубоглазая девочка, лет восьми на вид.

– Разве таких маленьких принимают в институт? – спросила я Нину, указывая ей на девочку.

– Да ведь Крошка совсем не маленькая – ей уже одиннадцать лет, – ответила княжна и прибавила: – Крошка – это ее прозвище, а настоящая фамилия ее – Маркова. Она любимица нашей начальницы, и все «синявки» к ней подлизываются.

– Кого вы называете «синявками»? – полюбопытствовала я.

– Классных дам, потому что они все носят синие платья, – тем же тоном продолжала княжна, принимаясь за «бламанже», отдающее стеарином.

Новый звонок возвестил окончание обеда. Опять та же дежурная старшая прочла молитву, и институтки выстроились парами, чтобы подняться в классы.

– Ниночка, хочешь смоквы и коржиков? – спросила я шепотом Джаваху, вспомнив о лакомствах, заготовленных мне няней.

Едва я вспомнила о них, как почувствовала легкое щекотание в горле… Мне захотелось неудержимо разрыдаться. Милые, бесконечно близкие лица выплыли передо мной как в тумане.

Я упала головой на скамейку и судорожно заплакала.

Ниночка сразу поняла, о чем я плачу.

– Полно, Галочка, брось… Этим не поможешь, – успокаивала она меня, впервые называя меня за черный цвет моих волос Галочкой. – Тяжело первые дни, а потом привыкнешь… Я сама билась, как птица в клетке, когда привезли меня сюда с Кавказа. Первые дни мне было ужасно грустно. Я думала, что никогда не привыкну. И ни с кем не могла подружиться. Мне никто здесь не нравился. Бежать хотела… А теперь как дома… Как взгрустнется, песни пою… наши родные кавказские песни… и только. Тогда мне становится сразу как-то веселее, радостнее…

Гортанный голосок княжны с заметным кавказским произношением приятно ласкал меня; ее рука лежала на моей кудрявой головке – и мои слезы понемногу иссякли.

Через минут десять мы уже уписывали принесенные снизу сторожем мои лакомства, распаковывали вещи, заботливо уложенные няней. Я показала княжне мою куклу Лушу. Но она даже едва удостоила взглянуть, говоря, что терпеть не может кукол. Я рассказывала ей о Гнедке, Милке, о Гапке и махровых розах, которые вырастил Ивась. О маме, няне и Васе я боялась говорить, они слишком живо рисовались моему воображению: при воспоминании о них слезы набегали мне на глаза, а моя новая подруга не любила слез.

Нина внимательно слушала меня, прерывая иногда мой рассказ вопросами.

Незаметно пробежал вечер. В восемь часов звонок на молитву прервал наши беседы.

Мы попарно отправились в спальню, или «дортуар», как она называлась на институтском языке.

ГЛАВА IV
В дортуаре

Большая длинная комната с четырьмя рядами кроватей – дортуар – освещалась двумя газовыми рожками. К ней примыкала умывальня с медным желобом, над которым помещалась целая дюжина кранов.

– Княжна Джаваха, новенькая ляжет подле вас. Соседняя кровать ведь свободна? – спросила классная дама.

– Да, m-lle, Федорова больна и переведена в лазарет.

Очевидно, судьба мне благоприятствовала, давая возможность быть неразлучной с Ниной.

Не теряя ни минуты, Нина показала мне, как стлать кровать на ночь, разложила в ночном столике все мои вещи и, вынув из своего шкапчика кофточку и чепчик, стала расчесывать свои длинные шелковистые косы.

Я невольно залюбовалась ей.

– Какие у тебя великолепные волосы, Ниночка! – не утерпела я.

– У нас на Кавказе почти у всех такие, и у мамы были такие, и у покойной тети тоже, – с какой-то гордостью и тихой скорбью проговорила княжна. – А это кто? – быстро прибавила она, вынимая из моего чемоданчика портрет моего отца.

– Это мой папа, он умер, – грустно отвечала я.

– Ах да, я слышала, что твой папа был убит на войне с турками. Maman уже месяц тому назад рассказывала нам, что у нас будет подруга – дочь героя. Ах, как это хорошо! Мой папа тоже военный… и тоже очень, очень храбрый; он – в Дагестане… а мама умерла давно… Она была такая ласковая и печальная… Знаешь, Галочка, моя мама была простая джигитка; папа взял ее прямо из аула и женился на ней. Мама часто плакала, тоскуя по семье, и потом умерла. Я помню ее, какая она была красивая! Мы очень богаты!.. На Кавказе нас все-все знают… Папа уже давно начальник – командир полка. У нас на Кавказе большое имение. Там я жила с бабушкой. Бабушка у меня очень строгая… Она бранила меня за все, за все… Галочка, – спросила она вдруг другим тоном, – ты никогда не скакала верхом? Нет? А вот меня папа выучил… Папа очень любит меня, но теперь ему некогда заниматься мной, у него много дел. Ах, Галочка, как хорошо было ехать горными ущельями на моем Шалом… Дух замирает… Или скакать по долине рядом с папой… Я очень хорошо езжу верхом. А глупые девочки-институтки смеялись надо мной, когда я им рассказывала про все это.

 

Нина воодушевилась… В ней сказывалась южанка. Глазки ее горели как звезды.

Я невольно преклонялась перед этой смелой девочкой, я – боявшаяся сесть на Гнедка.

– Пора спать, дети, – прервал наш разговор возглас классной дамы, вошедшей из соседней с дортуаром комнаты.

М-lle Арно собственноручно уменьшила свет в обоих рожках, и дортуар погрузился в полумрак.

Девочки с чепчиками на головах, делавших их чрезвычайно смешными, уже лежали в своих постелях.

Нина стояла на молитве перед образком, висевшим на малиновой ленточке в изголовье кроватки, и молилась.

Я попробовала последовать ее примеру и не могла. Мама, Вася, няня – все они, мои дорогие, стояли как живые передо мной. Ясно слышались мне прощальные напутствия моей мамули, звонкий, ребяческий голосок Васи, просивший: «Не уезжай, Люда», – и мне стало так тяжело и больно в этом чужом мне, мрачном дортуаре, между чужими для меня девочками, что я зарылась в подушку головой и беззвучно зарыдала.

Я плакала долго, искренно, тихо повторяя милые имена, называя их самыми нежными названиями. Я не слышала, как m-lle Арно, окончив свой обход, ушла к себе в комнату, и очнулась только тогда, когда почувствовала, что кто-то дергает мое одеяло.

– Ты опять плачешь? – тихим шепотом произнесла княжна, усевшись у моих ног.

Я ничего не ответила и еще судорожнее зарыдала.

– Не плачь же, не плачь… Давай поболтаем лучше. Ты свесься вот так, в «переулок» (переулком назывались пространства между постелями).

Я подавила слезы и последовала ее примеру.

В таинственном полумраке дортуара долго за полночь слышался наш шепот. Она расспрашивала меня о доме, о маме, Васе. Я ей рассказывала о том, какой был неурожай на овес, какой у нас славный в селе священник, о том, как глупая Гапка боится русалок, о любимой собаке Милке, о том, как Гнедко болел зимой и как его лечил кучер Андрей, и о многом-многом другом. Она слушала меня с любопытством. Все это было так ново для маленькой княжны, знавшей только свои горные теснины Кавказа да зеленые долины Грузии. Потом она стала рассказывать сама, увлекаясь воспоминаниями… С особенным увлечением она рассказывала про своего отца. О, она горячо любила своего отца и ненавидела бабушку, отдавшую ее в институт… Ей было здесь очень тоскливо порою…

– Скорее бы прошли эти скучные дни… – шептала Нина. – Весной за мной приедет папа и увезет меня на Кавказ… Целое лето я буду отдыхать, ездить верхом, гулять по горам… – восторженно говорила она, и я видела, как разгорались в темноте ее черные глазки, казавшиеся огромными на матово-бледном лице.

Мы уснули поздно-поздно, каждая уносясь мечтами на свою далекую родину…

Не знаю, что грезилось княжне, но мой сон был полон светлых видений.

Мне снился хутор в жаркий, ясный, июльский день… Наливные яблоки на тенистых деревьях нашего сада, Милка, изнывающая от летнего зноя у своей будки… а на крылечке за большими корзинами черной смородины, предназначенной для варенья, – моя милая, кроткая мама. Тут же и няня, расчесывающая по десять раз в день кудрявую головенку Васи. «Но где же я, Люда?» – мелькнуло у меня в мыслях. Неужели эта высокая стриженая девочка в зеленом камлотовом платьице и белом переднике – это я, Люда, маленькая панночка с Влассовского хутора? Да, это – я, тут же со мной бледная княжна Джаваха… А кругом нас цветы, много-много колокольчиков, резеды, левкоя… Колокольчики звенят на весь сад… и звон их пронзительно звучит в накаленном воздухе…

– Вставай же, соня, пора, – раздался над моим ухом веселый окрик знакомого голоса.

Я открыла глаза.

Звонок, будивший институток, заливался неистовым звоном. Туманное, мглистое утро смотрело в окна…

В дортуаре царило большое оживление.

Девочки, перегоняя друг друга, в тех же смешных чепчиках и кофточках, бежали в умывальню. Все разговаривали, смеялись, рассказывали про свои сны, иные повторяли наизусть заданные уроки. Шум стоял такой, что ничего нельзя было разобрать.

Институтский день вступал в свои права.

Читать Записки институтки — Чарская Лидия Алексеевна — Страница 1

Лидия Чарская

Записки институтки

Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.

Автор

Когда веселой чередою

Мелькает в мыслях предо мною

Счастливых лет веселый рой,

Я точно снова оживаю,

Невзгоды жизни забываю

И вновь мирюсь с своей судьбой…

Я вспоминаю дни ученья,

Горячей дружбы увлеченья,

Проказы милых школьных лет,

Надежды силы молодые

И грезы светлые, живые

И чистой юности рассвет…

ГЛАВА I

Отъезд

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда — и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

— Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

— Не уезжай, не уезжай, Люда, — просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся — наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, — но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась — молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка — моя любимица, верный товарищ наших игр — и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

— Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

ГЛАВА II

Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.

— Это вот и есть институт, — сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.

Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.

— Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? — важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.

— Да, — ответила та, — попросите княгиню принять нас. — И она назвала свою фамилию.

Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:

— Княгиня просит, пожалуйте.

Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.

Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.

— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.

— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.

Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

— Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.

— С удовольствием, княгиня! — поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы, прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой, широкой лестнице во второй этаж.

На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. «Это — я, Люда, — мелькнуло молнией в моей голове. — Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!»

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.

— Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, — сдержанно пронеслось по коридорам.

Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman».

Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине. Взоры всех обращались на меня, менявшуюся в лице от волнения.

Похожие книги

Институтки. Тайны жизни воспитанниц

Домашняя и институтская жизнь девочек дореволюционной России предстает перед современным читателем во всех подробностях. Как в прошлом веке девочки получали образование, какие порядки царили в учебных заведениях для девочек, чему их учили, за что наказывали – обо всех переживаниях, проказах и горестях увлекательно и трогательно рассказывает одна из воспитанниц института благородных девиц, знаменитая писательница Надежда Лухманова.

Институтка

«Люди видят, что я весела, и думают, что я горя не знала; а я только родилась такою. Бывало, меня бьют (не дай бог об этом и вспомнить!) – не выдержу сердца, заплачу, а потом подумаю немного и засмеюсь. Бывает горе, что плачет, а бывает и такое, что скачет. Вот такое-то и мое горе. Если б мне над каждой моей бедой было плакать, я давно бы себе глаза выплакала. Отца и матери я не помню, выросла сиротою, между чужих людей. Хоть и не было мне битья да упреку и работы не было тяжелой, зато и забывали обо мне – голодна ли я, холодна ли, жива ли…»

Рождение победы. Только честная игра – остальное лишь иллюзия…

Полноценный обучающий курс по футбольному беттингу. Издание «Рождение победы» относится к книгам тематики «Саморазвитие» и «Самопомощь» и принадлежит к разряду уникального обучающего материала. Данная книга предназначена для самостоятельного высокоэффективного изучения дисциплины «футбольный беттинг» независимо от первоначального уровня подготовки, а также для повышения уже имеющих знаний и навыков у действующих спортивных бетторов, спортивных прогнозистов и инвесторов направления футбольного беттинга. Информация книги направлена на общее развитие финансовой грамотности человека и увеличение его общего финансового IQ. Курс книги включает в себя полновесный и самодостаточный теоретический материал по дисциплине «футбольный беттинг», а также практические и экзаменационные задания для четкого и точного определения текущего уровня знаний и навыков обучаемых. Итоговый концепт издания был дополнен солидным базисом по общей финансовой грамотности и рациональному использованию совокупного личного капитала, что многократно увеличивает его итоговый финансовый профит для добросовестных пользователей знаниями представленного издания.

Психология без запретов! Сумасшедшие темы. Честные ответы

Как часто вам казалось, что вы сошли с ума, а вокруг все такие нормальные и хорошие люди? Или наоборот, что делать, когда вокруг люди с кучей «тараканов» в голове? Как не попасть в множество ловушек, которые подсовывает жизнь? В этой книге собраны не только самые острые и «запретные» для большинства людей вопросы, но и ответы на них. Обо всем самом важном и наболевшем, «неудобном» и очень интимном – просто и ясно, без заумных терминов и занудства и с небольшой иронией. Психология – увлекательная штука, которая порой напоминает захватывающий детективный роман. Вероника Степанова распутывает сложный клубок человеческих взаимоотношений.

Шпаргалки для боссов. Жесткие и честные уроки управления, которые лучше выучить на чужом опыте

«Шпаргалки для боссов» ― книга, основанная на российском, причем (что кажется совершенно невероятным) успешном предпринимательском опыте. Опыте масштабного производства продукта на до отказа забитом рынке страны. Опыте, успешность которого невозможно объяснить ни наличием газовой трубы в Новом Уренгое, ни покровительством властных структур. На примере конкретных кейсов из собственной практики автор правдиво и иронично разбирает ключевые вопросы предпринимательства: выбор цели и постановку задач, воспитание корпоративных ценностей и определение маркетинговых доминант, выработку стратегии и действия руководителя в постоянно меняющейся и совсем недружелюбной внешней среде. Многолетняя история успеха концерна «Калина», ставшие легендарными управленческие заповеди Тимура Горяева, искреннее желание автора помочь всем тем, кто решил заниматься своим делом, – все это делает книгу полезной для всех управленцев и топ-менеджеров, но прежде всего для той особой и очень редкой породы свободных людей – предпринимателей.

Спасибо, диабет! Честный рассказ о том, как я надрал зад своему диагнозу

Привет, меня зовут Альбан Орсини и у меня диабет. Успешная карьера, международные командировки, финансовая стабильность – признаки, казалось бы, успешного человека, к 30 годам добившегося многого. Но, увы, они не могут стать гарантией здоровой жизни. В мае 2012 года, после трудного периода, Альбан Орсини срочно госпитализирован. Диагноз не подлежит обжалованию: он диабетик. После многочисленных испытаний автор не только противостоит болезни, укрощает ее, ежедневно развенчивая бытующие предрассудки, но и решает описать свой процесс принятия болезни. «Спасибо, диабет!» – это не клиническая монография специалиста, а честная история человека, который однажды узнал свой диагноз и теперь должен изменить весь привычный жизненный уклад. Это взгляд с другой стороны – со стороны пациента – на тяжелейшие проблемы медицины. Книга написана в оригинальной форме, каждый эпизод задокументирован, драматизирован и порой доведен до абсурда – только юмор поможет нам справиться с болезнью и принять ее!

Честные продажи = клиенты навсегда

Зачастую именно страх лежит в основе сделок по продажам. Клиенты боятся, что их уговорят принять невыгодное решение. Продавцы боятся, что не смогут закрыть сделку и выполнить свой план. В результате и продавцы, и покупатели действуют друг против друга. Махан Кхалса и Рэнди Иллиг из компании FranklinCovey предлагают свою концепцию честных продаж. Авторы утверждают, что продавцам лучше всего сосредоточиться на том, чтобы помочь клиентам достичь успеха. Сегодня убедить клиента совершить покупку недостаточно – вы также должны помочь ему уменьшить издержки, увеличить прибыли и повысить производительность, качество или удовлетворенность потребителей. Если происходит именно так, выигрывает и покупатель, и продавец. Если нет – оба проигрывают. Книга поможет пересмотреть вашу схему процесса продажи и выйти на новый уровень успешных сделок.

Психология обмана. Как, почему и зачем лгут даже честные люди

Каждый из нас ежедневно сталкивается с потоком лжи. Лгут не только дети, политики и рекламщики. Нас обманывают коллеги, друзья, партнеры и даже члены семьи. А мы, в свою очередь, обманываем их. Мы учимся врать с детства и хотим постичь искусство обнаружения обмана. Фундаментальный труд доктора Форда проливает свет на этот феномен, который касается всех сфер нашей жизни, будь то воспитание детей, отношения с любимым человеком, движение по карьерной лестнице или покупка подержанного автомобиля.

Честный трейдер и Петровка, 38, или Куда сдавать преступников. Как правильно использовать и получить дополнительный доход от первого выпуска данного дайджеста

Поскольку у меня сейчас есть возможность издаваться, я решила использовать данную возможность на благо России и помочь МВД и ГРУ РФ очистить страну и Интернет от бандитов и преступников, которые активно, нагло и безнаказанно работают на просторах России и Интернета. В каждом выпуске дайджеста я буду публиковать мои журналистские расследования. Просьба к моим читателям, знающим о каких-либо правонарушениях, присылать мне материал и сообщать о нарушении закона РФ.

Самая честная мошенница

Знаменитый бодигард Евгения Охотникова обеспечивала охрану самых разных клиентов: олигархов, коллекционеров, бизнесменов, артистов. Среди них, разумеется, встречались люди хлопотные, но редко кто сам создавал себе проблемы. С последней же дамочкой Евгении пришлось повозиться. Роза Бурсова – преподаватель в университете, психолог. Казалось бы, интеллигентная, тихая женщина. И как она умудрилась завести столько врагов?! С Бурсовой хотят разобраться и братки, и милиция, и даже директор детдома… Последняя считает, что Роза обчистила ее рабочий сейф, бандиты добиваются возврата украденных наркотиков… Так кто она, Роза, – воровка, мошенница, авантюристка или борец за справедливость?

Честный трейдер. Обращение к Президенту РФ Владимиру Владимировичу Путину. Тема обращения: Диверсия против российских граждан в сети Интернет

Поскольку у меня сейчас есть возможность издаваться, я решила использовать данную возможность на благо России и помочь МВД и ГРУ РФ очистить страну и Интернет от бандитов и преступников, которые активно, нагло и безнаказанно работают на просторах России и Интернета. В каждом выпуске дайджеста я буду публиковать мои журналистские расследования. Просьба к моим читателям, знающим о каких-либо правонарушениях, присылать мне материал и сообщать о нарушении закона РФ.

Честный трейдер и Петровка, 38, или Куда сдавать преступников? Первый, специальный выпуск дайджеста «Честный трейдер»

Поскольку у меня сейчас есть возможность издаваться, я решила использовать данную возможность на благо России и помочь МВД и СВР РФ очистить страну и Интернет от бандитов и преступников, которые активно, нагло и безнаказанно работают на просторах России и Интернета. В каждом выпуске дайджеста я буду публиковать мои журналистские расследования. Просьба к моим читателям, знающим о каких-либо правонарушениях, присылать мне материал и сообщать о нарушении закона РФ.

Выродки, ублюдки, мерзавцы и другие честные люди

«Мы все проживаем здесь, не живём – обстоятельства такие: то свет отключат, то воды сутками нет, то канализация прорвёт, воняет на весь дом… Неосуществимые мечты, безработные мысли, кризисные планы, трясущиеся руки – это у меня. У Бориса Ивановича того хуже: неизвестно от кого беременная семнадцатилетняя дочь, остановившийся завод, жена – сука и стерва, тёща в больнице с инфарктом. О тёще Иванович говорит прямо по Чехову: она дивный, чудный, святой человек, а такие на небе нужнее, чем на земле». Книга содержит нецензурную брань.

Честное слово

«Конечно, на эту затею совершенно не было денег. Понятно, что две стипендии, наполовину уже опустошенные, были не в счет. Но эта восхитительная, как им казалось, идея срочно требовала какого-то решения. У родителей брать не хотелось. С ними еще предстояло решать самые трудные вопросы. Но выход, как, впрочем, всегда бывает, нашелся. В который раз выручила Юлька, верная подружка…»

Честная книга

Он проснулся и вспомнил то, чего не было. Просто не могло быть. Постарался забыть, но через несколько дней вспомнил снова. Вспомнил всё и ужаснулся. Он всегда знал, что в этом мире он не один. Что вокруг есть другие люди со своими судьбами, мыслями, чувствами и ощущениями. Но ему и в голову не могло прийти, что он и есть эти другие. Что прожить чужую жизнь – это вовсе не фантазия. Что другая жизнь, про которую ты вообще ничего не знаешь, может оказаться твоей. И неизвестное – это лишь занавес, за которым можно найти самую страшную правду о себе.

Самый честный робот

Когда папа согласился взять Алешу в экспедицию на другую планету, тот, конечно, дал слово вести себя послушно и аккуратно. Но разве такое обещание выполнишь?! Сначала мальчик познакомился с Фуго, мимикром, способным принимать любую форму. И тайно пронес его на космический корабль. Потом новые друзья отправились погулять за пределы лагеря ученых… и тут-то начались неприятности. Алешу с Фуго похитили дикие инопланетяне! Хорошо, что на выручку мальчику уже спешит Цицерон, сильный и сообразительный грузовой робот. Только вот сюрпризы на неисследованной планете Тимиук еще не кончились…

Частное дело – честное дело. Знакомство. Руководство для начинающих российских предпринимателей

Прежде чем становиться официальным предпринимателем, т. е. зарегистрироваться в налоговой инспекции, попробуйте себя в торговле на свободном (блошином) рынке. Три месяца тренировки – и Вам станет ясно: готовы Вы стать предпринимателем или нет. Как торговать на блошином рынке – первые советы в Руководстве.

Бизнес – самая честная игра

В Украине очень мало книг о реальных бизнес-историях. Эта книга – автобиографическая повесть соучредителя и топ-менеджера самого крупного отечественного медиа-холдинга первого десятилетия независимой страны. Не каждому человеку повезло за одну жизнь пройти Путь воина, бизнесмена, писателя, философа… С чего все начиналось и что дальше? Какая система координат помогает герою постигать Мир во всех его проявлениях, принимать решения, делать выбор и оставаться самим собой? Какие испытания и жизненные находки ждут героя в поисках настоящности… Эта книга об одном из важных этапов проверки человеческой души – заработке больших денег в лихие 90-е.

Честный трейдер. Осторожно, лохотрон! В нем я конкретно попала…

Поскольку у меня сейчас есть возможность издаваться, я решила использовать данную возможность на благо России и помочь МВД и ГРУ РФ очистить страну и Интернет от бандитов и преступников, которые активно, нагло и безнаказанно работают на просторах России и Интернета. В каждом выпуске дайджеста я буду публиковать мои журналистские расследования. Просьба к моим читателям, знающим о каких-либо правонарушениях, присылать мне материал и сообщать о нарушении закона РФ.

Принцип без принципа. Честный троллинг реальности

…жизнь, в которой все правда за исключением тех моментов, в которых читателю не верится, потому что у него нет опыта, но это все равно правда, хоть и является вымыслом на основе опыта, тролллинг реальности, необходимый каждому.Путешествие современного героя в несовершенном мире алконаркосексидевиаций. Книга содержит нецензурную брань.

Честный Арлекино

Ариель живет в мире театра, где он вынужден играть свою роль, опасаясь расправы Карабаса. Долгожданная свобода его ждет за пределами родной сцены…

Правда жизни. О правдивой и честной поэзии

В своей книге автор рассказывает о том, чем живет российский народ, о том, что происходит в стране и на флоте. В иронической форме рассказывает о всех недостатках в работе наших чиновниках. Ведет диалог с собратьями по перу. Отдельной главой идут поэтические переводы с болгарского, белорусского и украинского языков.

Честный человек

Рассказ о жизни человека, который хотел жить в утопическом мире, полном добра и порядка.

Честная лотерея

Юмористический рассказ о необычной лотерее, в результате которой семья вместо крупного выигрыша остаётся на улице.

Честный человек

«Когда-то в Сеуле жил бедный, но честный человек. Он был честный, но беспокойный, – до всего ему было дело…»

Читать онлайн электронную книгу Записки институтки — ГЛАВА I. Отъезд бесплатно и без регистрации!

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда — и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

— Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

— Не уезжай, не уезжай, Люда, — просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся — наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, — но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась — молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка — моя любимица, верный товарищ наших игр — и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

— Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

Лидия Чарская — Записки институтки » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

Русская писательница Лидия Чарская (1875–1937), творчество которой долгие десятилетия было предано забвению, пользовалась в начале века исключительной популярностью и была «властительницей сердец» юных читателей. Вошедшие в книгу повести «Записки институтки» и «Люда Влассовская» посвящены жизни воспитанниц Павловского института благородных девиц, выпускницей которого была и сама писательница. С сочувствием и любовью раскрывает она заповедный мир переживаний, мыслей и идеалов институтских затворниц. Повести Чарской, написанные добротным русским языком, воспитывают чувство собственного достоинства, долга и справедливости, учат товариществу, милосердию, добру.Книга адресована прежде всего юному читателю, но ее с интересом прочтут и взрослые.

Лидия Чарская

Записки институтки

Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.

Автор

Когда веселой чередою
Мелькает в мыслях предо мною
Счастливых лет веселый рой,
Я точно снова оживаю,
Невзгоды жизни забываю
И вновь мирюсь с своей судьбой…

Я вспоминаю дни ученья,
Горячей дружбы увлеченья,
Проказы милых школьных лет,
Надежды силы молодые
И грезы светлые, живые
И чистой юности рассвет…

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда — и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

— Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

— Не уезжай, не уезжай, Люда, — просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

— Люде надо ехать учиться, крошка, — уговаривала его мама, стараясь утешить. — Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся — наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, — но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась — молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка — моя любимица, верный товарищ наших игр — и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое «дорогое дитятко».

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

— Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…

ГЛАВА II

Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.

— Это вот и есть институт, — сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.

Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.

— Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? — важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.

— Да, — ответила та, — попросите княгиню принять нас. — И она назвала свою фамилию.

Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:

— Княгиня просит, пожалуйте.

Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.

Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.

— Добро пожаловать, — прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.

— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.

Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

— Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, — обратилась она к Анне Фоминишне, — не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.

— С удовольствием, княгиня! — поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы, прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой, широкой лестнице во второй этаж.

На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. «Это — я, Люда, — мелькнуло молнией в моей голове. — Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!»

В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.

— Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, — сдержанно пронеслось по коридорам.

Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу «Maman».

Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине. Взоры всех обращались на меня, менявшуюся в лице от волнения.

Мы вошли в младший класс, где у маленьких воспитанниц царило оживление. Несколько девочек рассматривали большую куклу в нарядном платье, другие рисовали что-то у доски, третьи, окружив пожилую даму в синем платье, отвечали ей урок на следующий день.

Лишь только Maman вошла в класс, все они моментально смолкли, отвесили начальнице условный реверанс и уставились на меня любопытными глазами.

— Дети, — прозвучал голос княгини, — я привела вам новую подругу, Людмилу Влассовскую, примите ее в свой круг и будьте добрыми друзьями.

— Mademoiselle, — обратилась Maman к даме в синем платье, — вы займетесь новенькой. — Затем, обращаясь к Анне Фоминишне, она сказала: — Пойдемте, Аннет, пусть девочка познакомится с товарками.

Анна Фоминишна послушно простилась со мной.

Мое сердце екнуло. С ней уходила последняя связь с домом.

— Поцелуйте маму, — шепнула я ей, силясь сдержать слезы.

Она еще раз обняла меня и вышла вслед за начальницей.

Лишь только большая стеклянная дверь закрылась за ними, я почувствовала полное одиночество.

Я стояла, окруженная толпою девочек — черненьких, белокурых и русых, больших и маленьких, худеньких и полных, но безусловно чужих и далеких.

Школьница записывает изображение. Изображение красивой

Похожие изображения

Школьница в медицинской маске на лице сидит перед ноутбуком и делает записи. Концепция домашнего обучения в период

г.

Школьница делает заметки

Девушка в очках, которая делает записи

Портрет молодой кавказской дамы с длинными темными волосами с ручкой и блокнотом на сером фоне

Студентка, сидящая за столом, делает заметки, чувствует удовлетворение

Дистанционное обучение онлайн.Школьница с компьютером, по видеоконференции общается с учителем. Ребенок делает заметки за

Блондинка с книгами

Красивая юная школьница, стоящая зимой в заснеженном лесу, берет из рук подруги радостный подарок.

Юная жизнерадостная школьница фотографирует на маленький фотоаппарат на желтом фоне. Селективный фокус

Молодая школьница берет книгу

Мальчик ухаживает за школьницей, несет рюкзак, провожает ее домой, детские отношения

Счастливая школьница снимает маску.Радостная улыбающаяся девочка с рюкзаком снимает маску и идет в школу. Конец

Симпатичная кудрявая девушка сидит и держит книгу над головой на сером фоне. За это школьница отводит глаза

Школьница снимает очки возле доски

.

Школьницы | DeviantArt

Привет и добро пожаловать в группу SchoolGirls! Мы здесь, чтобы любить девочек в школьной / школьной форме! они также могут быть милыми, красивыми, сексуальными и т. д.! Мы принимаем как фан-арт, так и оригинальные рисунки и только рисунки! Мы надеемся, что вам понравится эта группа и вы получите удовольствие от нее. ПРИМЕЧАНИЕ. Эта группа предназначена как для девочек, так и для мальчиков, которым нравится рисовать школьниц или нравится видеть рисунки девочек других людей! эта группа предназначена не только для девочек, это бесплатно для всех, кто любит школьниц! ПРАВИЛА Будьте вежливы в разговорах и при любых других операциях Group принимает только чертежи, полностью выполненные вами, в цифровом или традиционном виде.Вы МОЖЕТЕ использовать основы, 3D-изображения и т. Д., Однако фотографии (кроме скульптур ручной работы), письменные описания и т. Д. Не допускаются, извините> < В групповую галерею можно отправлять только готовые работы. Пусть группа будет на высоком уровне, поэтому все записки, черновые наброски, незавершенные работы и т. Д. Будут отклонены. Допускаются полностью готовые эскизы, линейные или черно-белые изображения высокого качества. Только крутые, милые, милые, сексуальные, милые и т. Д. ДЕВУШКИ В ШКОЛЬНОЙ ОДЕЖДЕ / УНИФОРМЕ, как оригинальные, так и фанарт. Я не приемлю хентай, кровь, вору, странные фетиши, бондаж, жестокое насилие (например, людей разрезают пополам или что-то в этом роде), однако нормальное количество крови в порядке. курс. Чтобы внести свой вклад, в вашей галерее должно быть не менее 5 школьниц. Отметьте меня, если вам интересно. Костюм Сейлор Мун НЕ считается школьной формой. Участники и участники могут отправлять три фотографии в день. Я изменю это правило позже, когда у нас будет больше участников, но пока приемлемо одно представление в день. Все, что не подходит для галереи или коллекции, будет отклонено, так что подумайте, прежде чем отправлять! Удачи! Есть вопросы? Не стесняться спрашивать!

.