Читать Путешествия Гулливера — Свифт Джонатан — Страница 1

Джонатан Свифт

Путешествия Гулливера

Издатель к читателю

Автор этих путешествий мистер Лемюэль Гулливер – мой старинный и близкий друг; он приходится мне также сродни по материнской линии. Около трех лет тому назад мистер Гулливер, которому надоело стечение любопытных к нему в Редриф, купил небольшой клочок земли с удобным домом близ Ньюарка в Ноттингемшире, на своей родине, где и проживает сейчас в уединении, но уважаемый своими соседями.

Хотя мистер Гулливер родился в Ноттингемшире, где жил его отец, однако я слышал от него, что предки его были выходцами из Оксфордского графства. Чтобы удостовериться в этом, я осмотрел кладбище в Банбери в этом графстве и нашел в нем несколько могил и памятников Гулливеров.

Перед отъездом из Редрифа мистер Гулливер дал мне на сохранение нижеследующую рукопись, предоставив распорядиться ею по своему усмотрению. Я три раза внимательно прочел ее. Слог оказался очень гладким и простым, я нашел в нем только один недостаток: автор, следуя обычной манере путешественников, слишком уж обстоятелен. Все произведение, несомненно, дышит правдой, да и как могло быть иначе, если сам автор известен был такой правдивостью, что среди его соседей в Редрифе сложилась даже поговорка, когда случалось утверждать что-нибудь: это так же верно, как если бы это сказал мистер Гулливер.

По совету нескольких уважаемых лиц, которым я, с согласия автора, давал на просмотр эту рукопись, я решаюсь опубликовать ее, в надежде, что, по крайней мере, в продолжение некоторого времени, она будет служить для наших молодых дворян более занимательным развлечением, чем обычное бумагомарание политиков и партийных писак.

Эта книга вышла бы, по крайней мере, в два раза объемистее, если б я не взял на себя смелость выкинуть бесчисленное множество страниц, посвященных ветрам, приливам и отливам, склонениям магнитной стрелки и показаниям компаса в различных путешествиях, а также подробнейшему описанию на морском жаргоне маневров корабля во время бури. Точно так же я обошелся с долготами и широтами. Боюсь, что мистер Гулливер останется этим несколько недоволен, но я поставил своей целью сделать его сочинение как можно более доступным для широкого читателя. Если же благодаря моему невежеству в морском деле я сделал какие-либо промахи, то ответственность за них падает всецело на меня; впрочем, если найдется путешественник, который пожелал бы ознакомиться с сочинением во всем его объеме, как оно вышло из-под пера автора, то я охотно удовлетворю его любопытство.

Дальнейшие подробности, касающиеся автора, читатель найдет на первых страницах этой книги.

Ричард Симпсон

Письмо капитана Гулливера к своему родственнику Ричарду Симпсону

Вы не откажетесь, надеюсь, признать публично, когда бы вам это ни предложили, что своими настойчивыми и частыми просьбами вы убедили меня опубликовать очень небрежный и неточный рассказ о моих путешествиях, посоветовав нанять нескольких молодых людей из которого-нибудь университета для приведения моей рукописи в порядок и исправления слога, как поступил, по моему совету, мой родственник Демпиер со своей книгой «Путешествие вокруг света» [1]. Но я не помню, чтобы предоставил вам право соглашаться на какие-либо пропуски и тем менее на какие либо вставки. Поэтому, что касается последних, то настоящим заявлением я отказываюсь от них совершенно, особенно от вставки, касающейся блаженной и славной памяти ее величества покойной королевы Анны, хотя я уважал и ценил ее больше, чем всякого другого представителя человеческой породы [2]. Ведь вы, или тот, кто это сделал, должны были принять во внимание, что мне несвойственно, да и было неприлично, хвалить какое либо животное нашей породы перед моим хозяином гуигнгнмом. Кроме того, самый факт совершенно неверен, насколько мне известно (в царствование ее величества я жил некоторое время в Англии), она управляла при посредстве первого министра, даже двух последовательно: сначала первым министром был лорд Годольфин, а затем лорд Оксфорд [3]. Таким образом, вы заставили меня говорить то, чего не было. Точно так же в рассказе об Академии Прожектеров и в некоторых частях моей речи к моему хозяину гуигнгнму вы либо опустили некоторые существенные обстоятельства, либо смягчили и изменили их таким образом, что я с трудом узнаю собственное произведение. Когда же я намекнул вам об этом в одном из своих прежних писем, то вам угодно было ответить, что вы боялись нанести оскорбление, что власть имущие весьма зорко следят за прессой и готовы не только истолковать по-своему все, что кажется им намеком (так, помнится, выразились вы), но даже подвергнуть за это наказанию [4]. Но позвольте, каким образом то, что я говорил столько лет тому назад на расстоянии пяти тысяч миль отсюда, в другом государстве, можно отнести к кому-либо из еху, управляющих теперь, как говорят, нашим стадом, особенно в то время, когда я совсем не думал и не опасался, что мне выпадет несчастье жить под их властью [5]. Разве не достаточно у меня оснований сокрушаться при виде того, как эти самые еху разъезжают на гуигнгнмах, как если бы они были разумными существами, а гуигнгнмы – бессмысленными тварями. И в самом деле, главною причиной моего удаления сюда было желание из бежать столь чудовищного и омерзительного зрелища.

Вот что почел я своим долгом сказать вам о вашем по ступке и о доверии, оказанном мною вам.

Затем мне приходится пожалеть о собственной большой оплошности, выразившейся в том, что я поддался просьбам и неосновательным доводам как вашим, так и других лиц, и, вопреки собственному убеждению, согласился на издание моих Путешествий. Благоволите вспомнить, сколько раз просил я вас, когда вы настаивали на издании Путешествий в интересах общественного блага, принять во внимание, что еху представляют породу животных, совершенно неспособных к исправлению путем наставлении или примеров. Ведь так и вышло. Уже шесть месяцев, как книга моя служит предостережением, а я не только не вижу, чтобы она положила конец всевозможным злоупотреблениям и порокам, по крайней мере, на нашем маленьком острове, как я имел основание ожидать, – но и не слыхал, чтобы она произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям. Я просил вас известить меня письмом, когда прекратятся партийные распри и интриги, судьи станут просвещенными и справедливыми, стряпчие – честными, умеренными и приобретут хоть капельку здравого смысла, Смитсфильд [6] озарится пламенем пирамид собрания законов, в корне изменится система воспитания знатной молодежи, будут изгнаны врачи, самки еху украсятся добродетелью, честью, правдивостью и здравым смыслом, будут основательно вычищены и выметены дворцы и министерские приемные, вознаграждены ум, заслуги и знание, все, позорящие печатное слово в прозе или в стихах, осуждены на то, чтобы питаться только бумагой и утолять жажду чернилами. На эти и на тысячу других преобразований я твердо рассчитывал, слушая ваши уговоры, ведь они прямо вытекали из наставлений, преподанных в моей книге. И должно признать, что семь месяцев – достаточный срок, чтобы избавиться от всех пороков и безрассудств, которым подвержены еху, если бы только они имели малейшее расположение к добродетели и мудрости. Однако на эти ожидания не было никакого ответа в ваших письмах; напротив, каждую неделю вы обременяли нашего разносчика писем пасквилями, ключами, размышлениями, замечаниями и вторыми частями [7]; из них я вижу, что меня обвиняют в поношении сановников, в унижении человеческой природы (ибо у авторов хватает еще дерзости величать ее так) и в оскорблении женского пола. При этом я нахожу, что сочинители этого хлама даже не столковались между собой: одни из них не желают признавать меня автором моих «Путешествий», другие же приписывают мне книги, к которым я совершенно непричастен.

Читать онлайн электронную книгу Путешествия Лемюэля Гулливера Gulliver’s Travels — «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» бесплатно и без регистрации!

Издатель к читателю

Автор этих путешествий мистер Лемюэль Гулливер — мой старинный и близкий друг; он приходится мне также сродни по материнской линии. Около трех лет тому назад мистер Гулливер, которому надоело стечение любопытных к нему в Редриф, купил небольшой клочок земли с удобным домом близ Ньюарка в Ноттингемшире, на своей родине, где и проживает сейчас в уединении, но уважаемый своими соседями.

Хотя мистер Гулливер родился в Ноттингемшире, где жил его отец, однако я слышал от него, что предки его были выходцами из Оксфордского графства. Чтобы удостовериться в этом, я осмотрел кладбище в Банбери в этом графстве и нашел в нем несколько могил и памятников Гулливеров.

Перед отъездом из Редрифа мистер Гулливер дал мне на сохранение нижеследующую рукопись, предоставив распорядиться ею по своему усмотрению. Я три раза внимательно прочел ее. Слог оказался очень гладким и простым; я нашел в нем только один недостаток: автор, следуя обычной манере путешественников, слишком уж обстоятелен. Все произведение, несомненно, дышит правдой, да и как могло быть иначе, если сам автор известен был такой правдивостью, что среди его соседей в Редрифе сложилась даже поговорка, когда случалось утверждать что-нибудь: это так же верно, как если бы это сказал мистер Гулливер.

По совету нескольких уважаемых лиц, которым я, с согласия автора, давал на просмотр эту рукопись, я решаюсь опубликовать ее, в надежде, что, по крайней мере, в продолжение некоторого времени, она будет служить для наших молодых дворян более занимательным развлечением, чем обычное бумагомарание политиков и партийных писак.

Эта книга вышла бы, по крайней мере, в два раза объемистее, если б я не взял на себя смелость выкинуть бесчисленное множество страниц, посвященных ветрам, приливам и отливам, склонениям магнитной стрелки и показаниям компаса в различных путешествиях, а также подробнейшему описанию на морском жаргоне маневров корабля во время бури. Точно так же я обошелся с долготами и широтами. Боюсь, что мистер Гулливер останется этим несколько недоволен; но я поставил своей целью сделать его сочинение как можно более доступным для широкого читателя. Если же благодаря моему невежеству в морском деле я сделал какие-либо промахи, то ответственность за них падает всецело на меня; впрочем, если найдется путешественник, который пожелал бы ознакомиться с сочинением во всем его объеме, как оно вышло из-под пера автора, то я охотно удовлетворю его любопытство.

Дальнейшие подробности, касающиеся автора, читатель найдет на первых страницах этой книги.

Ричард Симпсон

Книга Путешествия Гулливера — читать онлайн

Джонатан Свифт

Путешествия Гулливера

Издатель к читателю

Автор этих путешествий мистер Лемюэль Гулливер – мой старинный и близкий друг; он приходится мне также сродни по материнской линии. Около трех лет тому назад мистер Гулливер, которому надоело стечение любопытных к нему в Редриф, купил небольшой клочок земли с удобным домом близ Ньюарка в Ноттингемшире, на своей родине, где и проживает сейчас в уединении, но уважаемый своими соседями.

Хотя мистер Гулливер родился в Ноттингемшире, где жил его отец, однако я слышал от него, что предки его были выходцами из Оксфордского графства. Чтобы удостовериться в этом, я осмотрел кладбище в Банбери в этом графстве и нашел в нем несколько могил и памятников Гулливеров.

Перед отъездом из Редрифа мистер Гулливер дал мне на сохранение нижеследующую рукопись, предоставив распорядиться ею по своему усмотрению. Я три раза внимательно прочел ее. Слог оказался очень гладким и простым, я нашел в нем только один недостаток: автор, следуя обычной манере путешественников, слишком уж обстоятелен. Все произведение, несомненно, дышит правдой, да и как могло быть иначе, если сам автор известен был такой правдивостью, что среди его соседей в Редрифе сложилась даже поговорка, когда случалось утверждать что-нибудь: это так же верно, как если бы это сказал мистер Гулливер.

По совету нескольких уважаемых лиц, которым я, с согласия автора, давал на просмотр эту рукопись, я решаюсь опубликовать ее, в надежде, что, по крайней мере, в продолжение некоторого времени, она будет служить для наших молодых дворян более занимательным развлечением, чем обычное бумагомарание политиков и партийных писак.

Эта книга вышла бы, по крайней мере, в два раза объемистее, если б я не взял на себя смелость выкинуть бесчисленное множество страниц, посвященных ветрам, приливам и отливам, склонениям магнитной стрелки и показаниям компаса в различных путешествиях, а также подробнейшему описанию на морском жаргоне маневров корабля во время бури. Точно так же я обошелся с долготами и широтами. Боюсь, что мистер Гулливер останется этим несколько недоволен, но я поставил своей целью сделать его сочинение как можно более доступным для широкого читателя. Если же благодаря моему невежеству в морском деле я сделал какие-либо промахи, то ответственность за них падает всецело на меня; впрочем, если найдется путешественник, который пожелал бы ознакомиться с сочинением во всем его объеме, как оно вышло из-под пера автора, то я охотно удовлетворю его любопытство.

Дальнейшие подробности, касающиеся автора, читатель найдет на первых страницах этой книги.

Ричард Симпсон

Письмо капитана Гулливера к своему родственнику Ричарду Симпсону

Вы не откажетесь, надеюсь, признать публично, когда бы вам это ни предложили, что своими настойчивыми и частыми просьбами вы убедили меня опубликовать очень небрежный и неточный рассказ о моих путешествиях, посоветовав нанять нескольких молодых людей из которого-нибудь университета для приведения моей рукописи в порядок и исправления слога, как поступил, по моему совету, мой родственник Демпиер со своей книгой «Путешествие вокруг света»[1]. Но я не помню, чтобы предоставил вам право соглашаться на какие-либо пропуски и тем менее на какие либо вставки. Поэтому, что касается последних, то настоящим заявлением я отказываюсь от них совершенно, особенно от вставки, касающейся блаженной и славной памяти ее величества покойной королевы Анны, хотя я уважал и ценил ее больше, чем всякого другого представителя человеческой породы[2]. Ведь вы, или тот, кто это сделал, должны были принять во внимание, что мне несвойственно, да и было неприлично, хвалить какое либо животное нашей породы перед моим хозяином гуигнгнмом. Кроме того, самый факт совершенно неверен, насколько мне известно (в царствование ее величества я жил некоторое время в Англии), она управляла при посредстве первого министра, даже двух последовательно: сначала первым министром был лорд Годольфин, а затем лорд Оксфорд[3]. Таким образом, вы заставили меня говорить то, чего не было. Точно так же в рассказе об Академии Прожектеров и в некоторых частях моей речи к моему хозяину гуигнгнму вы либо опустили некоторые существенные обстоятельства, либо смягчили и изменили их таким образом, что я с трудом узнаю собственное произведение. Когда же я намекнул вам об этом в одном из своих прежних писем, то вам угодно было ответить, что вы боялись нанести оскорбление, что власть имущие весьма зорко следят за прессой и готовы не только истолковать по-своему все, что кажется им намеком (так, помнится, выразились вы), но даже подвергнуть за это наказанию[4]. Но позвольте, каким образом то, что я говорил столько лет тому назад на расстоянии пяти тысяч миль отсюда, в другом государстве, можно отнести к кому-либо из еху, управляющих теперь, как говорят, нашим стадом, особенно в то время, когда я совсем не думал и не опасался, что мне выпадет несчастье жить под их властью[5]. Разве не достаточно у меня оснований сокрушаться при виде того, как эти самые еху разъезжают на гуигнгнмах, как если бы они были разумными существами, а гуигнгнмы – бессмысленными тварями. И в самом деле, главною причиной моего удаления сюда было желание из бежать столь чудовищного и омерзительного зрелища.

Вот что почел я своим долгом сказать вам о вашем по ступке и о доверии, оказанном мною вам.

Затем мне приходится пожалеть о собственной большой оплошности, выразившейся в том, что я поддался просьбам и неосновательным доводам как вашим, так и других лиц, и, вопреки собственному убеждению, согласился на издание моих Путешествий. Благоволите вспомнить, сколько раз просил я вас, когда вы настаивали на издании Путешествий в интересах общественного блага, принять во внимание, что еху представляют породу животных, совершенно неспособных к исправлению путем наставлении или примеров. Ведь так и вышло. Уже шесть месяцев, как книга моя служит предостережением, а я не только не вижу, чтобы она положила конец всевозможным злоупотреблениям и порокам, по крайней мере, на нашем маленьком острове, как я имел основание ожидать, – но и не слыхал, чтобы она произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям. Я просил вас известить меня письмом, когда прекратятся партийные распри и интриги, судьи станут просвещенными и справедливыми, стряпчие – честными, умеренными и приобретут хоть капельку здравого смысла, Смитсфильд[6] озарится пламенем пирамид собрания законов, в корне изменится система воспитания знатной молодежи, будут изгнаны врачи, самки еху украсятся добродетелью, честью, правдивостью и здравым смыслом, будут основательно вычищены и выметены дворцы и министерские приемные, вознаграждены ум, заслуги и знание, все, позорящие печатное слово в прозе или в стихах, осуждены на то, чтобы питаться только бумагой и утолять жажду чернилами. На эти и на тысячу других преобразований я твердо рассчитывал, слушая ваши уговоры, ведь они прямо вытекали из наставлений, преподанных в моей книге. И должно признать, что семь месяцев – достаточный срок, чтобы избавиться от всех пороков и безрассудств, которым подвержены еху, если бы только они имели малейшее расположение к добродетели и мудрости. Однако на эти ожидания не было никакого ответа в ваших письмах; напротив, каждую неделю вы обременяли нашего разносчика писем пасквилями, ключами, размышлениями, замечаниями и вторыми частями[7]; из них я вижу, что меня обвиняют в поношении сановников, в унижении человеческой природы (ибо у авторов хватает еще дерзости величать ее так) и в оскорблении женского пола. При этом я нахожу, что сочинители этого хлама даже не столковались между собой: одни из них не желают признавать меня автором моих «Путешествий», другие же приписывают мне книги, к которым я совершенно непричастен.

Перейти на страницу: 123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839404142434445464748495051525354555657585960616263646566676869

Читать онлайн электронную книгу Путешествия Лемюэля Гулливера Gulliver’s Travels — Письмо капитана Гулливера бесплатно и без регистрации!

к своему родственнику Ричарду Симпсону

Вы не откажетесь, надеюсь, признать публично, когда бы вам это ни предложили, что своими настойчивыми и частыми просьбами вы убедили меня опубликовать очень небрежный и неточный рассказ о моих путешествиях, посоветовав нанять нескольких молодых людей из которого-нибудь университета для приведения моей рукописи в порядок и исправления слога, как поступил, по моему совету, мой родственник Демпиер[1] Демпиер (1652—1715) — английский мореплаватель, в годы между 1683—1691 побывавший в Гвинее, американских колониях Испании на побережье Тихого океана, в Китае, Австралии, Индии и описавший свои странствия и приключения в книге «Новое путешествие вокруг света» (1697). Свифт в «Путешествиях Гулливера» иногда пародирует его стиль. со своей книгой Путешествие вокруг света. Но я не помню, чтобы предоставил вам право соглашаться на какие-либо пропуски и тем менее на какие-либо вставки. Поэтому, что касается последних, то настоящим заявлением я отказываюсь от них совершенно; особенно от вставки, касающейся блаженной и славной памяти ее величества покойной королевы Анны[2] …покойной королевы Анны… — В первом издании, желая смягчить сатирическое описание придворных нравов (см. ч. IV, гл. VI), издатель вставил в текст хвалебные слова о покойной королеве Анне (1665—1714), которую Свифт, как он пишет в предисловии, отнюдь не так уважал, почему он и снял эту вставку Мотта., хотя я уважал и ценил ее больше, чем всякого другого представителя человеческой породы. Ведь вы, или тот, кто это сделал, должны были принять во внимание, что мне несвойственно, да и было неприлично, хвалить какое-либо животное нашей породы перед моим хозяином гуигнгнмом [3] Гуигнгнмы — лошади, обладающие разумом и способностью речи, описанные в IV части «Путешествий Гулливера».. Кроме того, самый факт совершенно неверен: насколько мне известно (в царствование ее величества я жил некоторое время в Англии), она управляла при посредстве первого министра, даже двух последовательно: сначала первым министром был лорд Годольфин[4] Лорд Годольфин (1645—1712) — видный деятель партии тори, премьер-министр в первые восемь лет царствования королевы Анны. В 1710 Г. неожиданно смещен; на его должность был назначен Роберт Харли, граф Оксфордский, тоже принадлежавший к партии тори. Свифт был лично знаком с обоими., а затем лорд Оксфорд. Таким образом, вы заставили меня говорить то, чего не было. Точно так же в рассказе об Академии Прожектеров и в некоторых частях моей речи к моему хозяину гуигнгнму вы либо опустили некоторые существенные обстоятельства, либо смягчили и изменили их таким образом, что я с трудом узнаю собственное произведение. Когда же я намекнул вам об этом в одном из своих прежних писем, то вам угодно было ответить, что вы боялись нанести оскорбление; что власть имущие весьма зорко следят за прессой[5] …власть имущие весьма зорко следят за прессой… — Законы о цензуре существовали в Англии с XVI в. Во времена Свифта государственный секретарь имел право предъявить авторам обвинение в клевете или же конфисковать произведение, объявленное клеветническим. Это положение существовало до 1765 г. и готовы не только истолковать по-своему все, что кажется им намеком (так, помнится, выразились вы), но даже подвергнуть за это наказанию. Но позвольте, каким образом то, что я говорил столько лет тому назад на расстоянии пяти тысяч миль отсюда, в другом государстве, можно отнести к кому-либо из еху, управляющих теперь, как говорят, нашим стадом[6] …еху, управляющих теперь, как говорят, нашим стадом. — Еху — люди, опустившиеся до скотского состояния, описанные в IV части «Путешествий Гулливера». Здесь, по-видимому, дерзкий намек на Ганноверскую династию, воцарившуюся в Англии с 1714 г.; особенно в то время, когда я совсем не думал и не опасался, что мне выпадет несчастье жить под их властью? Разве не достаточно у меня оснований сокрушаться при виде того, как эти самые еху разъезжают на гуигнгнмах, как если бы они были разумными существами, а гуигнгнмы — бессмысленными тварями? И в самом деле, главною причиной моего удаления сюда было желание избежать столь чудовищного и омерзительного зрелища.

Вот что почел я своим долгом сказать вам о вашем поступке и о доверии, оказанном мною вам.

Затем мне приходится пожалеть о собственной большой оплошности, выразившейся в том, что я поддался просьбам и неосновательным доводам как вашим, так и других лиц, и, вопреки собственному убеждению, согласился на издание моих Путешествий. Благоволите вспомнить, сколько раз просил я вас, когда вы настаивали на издании Путешествий в интересах общественного блага, принять во внимание, что еху представляют породу животных, совершенно неспособных к исправлению путем наставлений или примеров. Ведь так и вышло. Уже шесть месяцев, как книга моя служит предостережением, а я не только не вижу, чтобы она положила конец всевозможным злоупотреблениям и порокам, — по крайней мере, на нашем маленьком острове, как я имел основание ожидать, — но и не слыхал, чтобы она произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям. Я просил вас известить меня письмом, когда прекратятся партийные распри и интриги; судьи станут просвещенными и справедливыми; стряпчие — честными, умеренными и приобретут хоть капельку здравого смысла; Смитсфильд[7] Смитсфильд — площадь в Лондоне, на которой сжигали на кострах еретиков и ведьм. озарится пламенем пирамид собрания законов; в корне изменится система воспитания знатной молодежи; будут изгнаны врачи; самки еху украсятся добродетелью, честью, правдивостью и здравым смыслом; будут основательно вычищены и выметены дворцы и министерские приемные; вознаграждены ум, заслуги и знание; все, позорящие печатное слово в прозе или в стихах, осуждены на то, чтобы питаться только бумагой и утолять жажду чернилами. На эти и на тысячу других преобразований я твердо рассчитывал, слушая ваши уговоры; ведь они прямо вытекали из наставлений, преподанных в моей книге. И должно признать, что семь месяцев — достаточный срок, чтобы избавиться от всех пороков и безрассудств, которым подвержены еху , если бы только они имели малейшее расположение к добродетели и мудрости. Однако на эти ожидания не было никакого ответа в ваших письмах; напротив, каждую неделю вы обременяли нашего разносчика писем пасквилями, ключами, размышлениями, замечаниями и вторыми частями[8] …обременяли нашего разносчика писем пасквилями, ключами, размышлениями, замечаниями и вторыми частями… — Один из подобных комментариев действительно был издан три недели спустя после выхода в свет «Гулливера»; в 1727 г. от имени Гулливера был издан третий том его «Путешествий», представляющий собой пересказ «Истории севорамбов» Д. Вераса и «Путешествие в Кэклогаллинию». Это и есть те книги, к которым, по словам Гулливера, он не имел никакого касательства.; из них я вижу, что меня обвиняют в поношении сановников, в унижении человеческой природы (ибо у авторов хватает еще дерзости величать ее так) и в оскорблении женского пола. При этом я нахожу, что сочинители этого хлама даже не столковались между собой: одни из них не желают признавать меня автором моих Путешествий, другие же приписывают мне книги, к которым я совершенно непричастен.

Далее, я обращаю внимание на крайнюю небрежность вашего типографа, допустившего большую путаницу в хронологии и ошибки в датах моих путешествий и возвращений и нигде не проставившего правильно ни год, ни месяц, ни число. Между тем я слышал, что оригинал совершенно уничтожен по отпечатании книги, а копии у меня не осталось. Тем не менее я посылаю вам несколько исправлений, которыми вы можете воспользоваться, если когда-либо понадобится второе издание книги. Впрочем, я не буду настаивать на них и отдаю вопрос на суд рассудительных и беспристрастных читателей; пусть они поступают, как им угодно.

Слышал я, что некоторые из наших еху —моряков находят ошибки в моем морском языке[9] …находят ошибки в моем морском языке… — Свифт заимствовал морскую терминологию из книги Стерми «Настоящий моряк» (1669)., считая его во многих случаях неправильным и в настоящее время устаревшим. Ничего не могу поделать. Во время моих первых путешествий, когда я был молод, я прошел выучку у старшего поколения моряков и усвоил их язык. Но впоследствии я убедился, что морские еху так же склонны выдумывать новые слова, как и сухопутные еху , которые чуть ли не ежегодно настолько меняют свой язык, что при каждом возвращении на родину я, помнится, находил большие перемены в прежнем диалекте и едва мог понимать его, Равным образом, когда какой-нибудь еху любопытства ради приезжает ко мне из Лондона, я замечаю, что мы не способны излагать друг другу наши мысли в выражениях, понятных для нас обоих.

Если бы суждения еху способны были сколько-нибудь задевать меня, то я имел бы достаточно оснований жаловаться на дерзость некоторых моих критиков, полагающих, что книга моя представляет только плод моей фантазии, и даже позволяющих себе высказывать предположение, будто гуигнгнмы и еху обладают не большей реальностью, чем обитатели Утопии[10] Утопия — вымышленное государство, описанное английским гуманистом Томасом Мором в одноименной книге (1516)..

Правда, что касается лилипутов, бробдингрежцев [11] Лилипуты, бробдингнежцы — обитатели фантастических стран, описанных в I и II частях «Путешествий Гулливера». Английский литературовед Генри Морли высказал убедительное предположение, что Свифт образовал вымышленное название «лилипут» (lilliput) от двух корней: 1) lille (little) по-английски — маленький; 2) put — презрительная кличка, происходящая от латинского слова putidus (испорченный), итальянского — putta, старофранцузских — put и pute; на этих языках таким словом называли мальчиков и девочек, предающихся порокам взрослых. Точно так же маленькие лилипуты в общественной и частной жизни предаются тем же порокам, которые характерны для английского аристократического и буржуазного общества начала XVIII в. Слово «броб-дингнег» (brobdingneg), по-видимому, представляет собой анаграмму; оно содержит буквы, входящие в слова grand, bid, noble (большой, крупный, благородный), у слова noble отброшен только последний слог — le. (ибо следует произносить Бробдингрег, а не Бробдингнег, как ошибочно напечатано) и лапутян, то я должен признаться, что мне еще не приходилось встречать ни одного еху, как бы он ни был самоуверен, который решился бы отрицать их существование или оспаривать факты, рассказанные мной относительно этих народов, ибо истина тут настолько очевидна, что сразу же убеждает всякого читателя. Неужели же мой рассказ о гуигнгнмах и еху менее правдоподобен? Ведь что касается еху, то очевидно, что даже в нашем отечестве их существуют тысячи и они отличаются от своих диких братьев из Гуигнгнмии только тем, что обладают способностью к бессвязному лепету и не ходят голыми. Я писал с целью их исправления, а не с тем, чтобы получить их одобрение. Единодушные похвалы всей их породы значили бы для меня меньше, чем ржание тех двух выродившихся гуигнгнмов, которых я держу у себя на конюшне; как они ни выродились, я не нахожу в них никаких пороков и могу еще кое-что позаимствовать у них по части добродетели.

Уж не дерзают ли эти жалкие животные думать, будто я настолько пал, что выступлю на защиту своей правдивости? Хоть я и еху, но во всей Гуигнгнмии отлично известно, что благодаря наставлениям и примеру моего досточтимого хозяина я в течение двух лет оказался способным (хоть это и стоило мне огромного труда) отделаться от адской привычки лгать, лукавить, обманывать и кривить душой — привычки, которая так глубоко коренится в самом естестве всей нашей породы, особенно у европейцев.

Я мог бы высказать еще и другие жалобы по поводу этого досадного обстоятельства, но не хочу больше докучать ни себе, ни вам. Должен откровенно признаться, что по моем возвращении из последнего путешествия некоторые пороки, свойственные моей натуре еху, ожили во мне благодаря совершенно неизбежному для меня общению с немногими представителями вашей породы, особенно с членами моей семьи. Иначе я бы никогда не предпринял нелепой затеи реформировать породу еху в нашем королевстве. Но теперь я навсегда покончил с этими химерическими планами.

Читать книгу «Путешествия Гулливера» онлайн полностью бесплатно — Джонатан Свифт — MyBook.

«The Travels into Several Remote Nations of the World by Lemuel Gulliver, first a Surgeon, and then a Captain of Several Ships» by Jonathan Swift

По изданию:

Свифт Дж. Путешествия Гулливера по многим отдаленным и неизвестным странам света. – М.: Товарищество типографии А. И. Мамонтова, 1901.

Часть первая
Лилипутия

Глава 1

Наша семья владела небольшим поместьем в Ноттингемшире; я был третьим из пяти сыновей. Отец отправил меня, четырнадцатилетнего, в колледж Св. Эммануила в Кембридже, и на протяжении двух с половиной лет я усердно грыз гранит науки. Однако моему отцу, имевшему весьма скромное состояние, стало трудно оплачивать обучение, и он забрал меня из колледжа. Было решено продолжить мое образование у мистера Джеймса Бетса, знаменитого лондонского хирурга. Там я и прожил следующие четыре года. Небольшие деньги, которые изредка посылал мне отец, я тратил на изучение навигации и математики – мне очень хотелось в будущем стать путешественником. Медицинское образование я завершил в городе Лейдене, где провел более двух лет; вся моя родня – в особенности отец и дядя Джон – помогали в осуществлении моей мечты: стать судовым врачом и посвятить жизнь дальним морским странствиям.

По возвращении из Лейдена я, по рекомендации моего доброго учителя мистера Бетса, нанялся хирургом на судно «Ласточка», ходившее под командованием капитана Авраама Паннелла. С ним я проплавал три с половиной года, совершив несколько путешествий в Левант и другие страны.

Вернувшись в Англию, я принял решение на время поселиться в Лондоне и поработать практикующим врачом, что одобрил и мистер Бетс, который всячески мне содействовал в этом начинании. Пациентов я принимал в небольшом доме неподалеку от Олд-Джюри, где проживал и сам, дела мои пошли неплохо, и вскоре я женился на мисс Мери Бертон, младшей дочери мистера Эдмунда Бертона, чулочного торговца с Ньюгейт-стрит. Моя невеста была милой и разумной девушкой с приданым в четыреста фунтов стерлингов.

Спустя два года доктор Джеймс Бетс умер; друзей в Лондоне у меня оставалось немного, заработок мой значительно сократился. Совесть не позволяла мне подражать шарлатанству некоторых моих коллег, и я начал подумывать о прекращении медицинской практики. Посоветовавшись с женой и знающими людьми, я решил снова отправиться в море.

Я был хирургом сперва на одном, а потом на другом торговом судне и в продолжение шести лет совершил несколько путешествий в Ост– и Вест-Индию, что несколько поправило мое финансовое положение. Уходя в море, я запасался книгами и все свободное время посвящал чтению; на берегу же изучал нравы, обычаи и языки туземцев, что при моей отличной памяти давалось мне легко. Последнее из этих плаваний было не слишком удачным, и я, утомленный морскою жизнью, решил больше не покидать жену и детей.

Мы перебрались из Олд-Джюри на Феттер-лейн и уже оттуда в Уоппин, поближе к гавани, где я надеялся рано или поздно получить выгодное предложение, но эта надежда оправдалась не скоро. Спустя три года мне наконец повезло – капитан Уильям Причард, хозяин судна «Антилопа», предложил мне место на своем корабле. Четвертого мая 1669 года мы снялись с якоря в Бристоле, и начало нашего плавания в южные широты Тихого океана оказалось в высшей степени удачным.

Однако при переходе от Магелланова пролива к Ост-Индии наше судно было отброшено страшной бурей к северо-западу от Вандименовой Земли. Двенадцать членов экипажа умерли, здоровье остальных было подорвано переутомлением и скверной пищей. Пятого ноября – в Южном полушарии как раз начиналось лето – стоял густой туман, но сильный ветер не утихал, и вахтенный слишком поздно заметил опасность. Корабль швырнуло на скалы, и он мгновенно разбился в щепки.

Шестерым из экипажа, и мне в том числе, удалось спустить шлюпку, чтобы попытатся добраться до берега. Сидя на веслах, мы отчаянно боролись с волнами на протяжении трех миль, пока с севера не налетел шквал, опрокинувший нашу лодку. Я вынырнул и поплыл к видневшейся в отдалении земле, подгоняемый ветром и приливом. Что случилось с моими товарищами, как и с теми, кто тщетно искал убежища на скалах, о которые разбился наш корабль, мне так и осталось неизвестным…

По мере того как приближалась земля, волны становились все меньше, ветер стихал. Наконец мои ноги коснулись дна, но пришлось брести по воде более мили, прежде чем я выбрался на берег. По моим предположениям, это случилось около девяти часов вечера. Превозмогая слабость, я прошел еще около полумили, но так и не увидел никаких признаков жилья. Я очень устал, ноги отказывались мне служить, меня одолевал сон. В конце концов я улегся на короткую шелковистую траву и заснул так крепко, как не спал никогда в жизни.

Когда я проснулся, было уже совсем светло. Однако ни подняться, ни сдвинуться с места я не смог. Я уснул на спине, а теперь оказалось, что руки и ноги словно прикованы к земле, волосы же мои, густые и длинные, как бы приклеились к траве. От подмышек до бедер я был опутан множеством тонких бечевок. Голову повернуть не удавалось, и я мог смотреть только в небо; солнце жгло мое лицо и слепило глаза. Вокруг бурлила какая-то деятельная жизнь, однако положение, в котором я находился, не позволяло понять происхождение странных звуков.

Вскоре я почувствовал, что по моей левой ноге движется что-то живое, осторожно пробирается ко мне на грудь и приближается к подбородку. Опустив глаза, я с трудом разглядел человеческое существо ростом не более шести дюймов, в руках которого находился крохотный лук, а за спиной – колчан. И тут же я понял, что вслед за этим существом по моему телу движется множество подобных созданий. От удивления я так громко вскрикнул, что незваные гости в ужасе бросились врассыпную и попáдали на землю, однако не прошло и пяти минут, как они снова вернулись. Один человечек отважился совсем близко подобраться к моему лицу, изумленно всплеснул ручонками и что-то громко прокричал остальным. Я не понял ни одного слова.

Представьте, в каком положении я находился все это время – неподвижно распластанный на земле и не имеющий возможности даже пошевелиться. В конце концов мне посчастливилось, сделав огромное усилие, порвать несколько бечевок и выдернуть колышки, к которым была привязана моя левая рука. Только поднеся ладонь к лицу, я понял, на какие хитрости пустились эти существа, чтобы связать меня. Резким рывком, причинившим мне нестерпимую боль, я несколько ослабил веревки, державшие в плену мои волосы, что позволило повернуть и немного приподнять голову. Однако мне не удалось схватить никого из человечков, потому что они мигом пустились наутек. Я услышал их пронзительные вопли и тут же почувствовал, что в мою левую руку впиваются сотни острых, словно швейные иглы, стрел. У меня было такое чувство, будто я попал в осиное гнездо, – несколько стрел вонзились мне в лицо, которое я поспешил прикрыть освободившейся рукой. Как только этот колючий ливень утих, я застонал от боли и бессильного гнева и вновь попытался освободиться, однако последовала новая атака лучников; вдобавок мучители кололи мои бока пиками и копьями. К счастью, их наконечники не могли пробить кожаную куртку, которая была на мне. Решив, что лучше не сопротивляться и спокойно дождаться наступления темноты, я вытянулся на траве. Ночью, подумал я, мне удастся освободиться от пут, а что касается этих маленьких злобных вояк, то уж с ними я как-нибудь справлюсь.

Однако судьба распорядилась иначе. Как только человечки заметили, что я успокоился, они немедленно прекратили обстрел; тем временем шум вокруг меня нарастал, и я догадался, что численность захвативших меня в плен созданий возрастает с каждой минутой. С расстояния четырех ярдов от моего правого уха до меня доносился равномерный стук, продолжавшийся около часа. Повернув голову, насколько это оказалось возможно, я скосил глаза и увидел деревянный помост высотою в полтора фута и ведущую к нему лестницу. Помост был довольно широким, но вскоре я понял, что он строился всего лишь для одного человечка.

По-видимому, меня решила навестить важная персона.

Взобравшись на помост, знатный господин три раза прокричал: «Лангро дегиль сан!» – и веревки, опутывавшие мою голову, были немедленно перерезаны. Я смог внимательно рассмотреть своего гостя. Это была особа мужского пола средних лет, ростом повыше своей свиты; один из сопровождающих, высотою в мой мизинец и по виду паж, держал шлейф вельможи, двое других почтительно замерли по обе стороны. Ко мне обратились с длинной речью, из которой я не понял ни слова, однако звучала она как речь опытного оратора. Человечек долго говорил, угрожающе жестикулируя, пока в его властном голосе не послышались благосклонные нотки; закончил он, как я понял, выражением сожаления и неопределенными обещаниями.

Я дал ему понять, что покорюсь любому его решению, при этом закатил глаза и слегка приподнял руку, как бы призывая небо в свидетели моей искренности и смирения. Меня мучили голод и жажда – в последний раз я ел за несколько часов перед тем, как покинуть корабль. Потому, вопреки этикету, я несколько раз поднес ладонь ко рту, желая показать, что умираю от голода. Гурго (так называют в Лилипутии сановников) отлично понял этот жест. Он важно спустился с помоста и тут же приказал меня накормить.

Сейчас же к моим бокам были приставлены лестницы, по которым ко мне на грудь взобралась сотня человечков с корзинами, полными разнообразной еды, – кушанья были приготовлены и доставлены сюда по приказу монарха, правителя Лилипутии, едва до него дошла весть обо мне. Человечки бодро направились к моему рту. В меню входило жаркое, но из каких именно животных, я не разобрал; все эти лопатки, окорочка и филейные части, отменно приготовленные, по вкусу напоминали баранину. Особенность моего завтрака состояла лишь в том, что любое блюдо по объему не превосходило крылышка жаворонка. Я проглатывал сразу по нескольку порций вместе с тремя хлебами, каждый из которых был не больше ружейной пули. Человечки расторопно прислуживали мне, поражаясь моему аппетиту и огромному росту.

Глядя на то, как стремительно пустеют корзины, слуги поняли, что малым я не удовлетворюсь, и поэтому, когда дело дошло до питья, с помощью веревок подняли самую большую бочку, подкатили к моей руке и ловко вышибли дно. Я одним духом осушил всю бочку, вмещавшую не более полупинты легкого вина, по вкусу напоминавшего наше бургундское. Вторая бочка лишь раззадорила меня, и я попросил добавки, однако, к сожалению, вино закончилось.

Все это время человечки приплясывали на моей груди и вопили: «Гекина дегуль!», показывая знаками, чтобы я ради потехи сбросил обе бочки на землю. Признаюсь, мне с трудом удалось подавить желание схватить первых попавшихся под руку весельчаков и отправить их вслед за пустыми бочками. Но я дал слово вести себя смирно и не хотел новых неприятностей. Кроме того, я считал себя связанным узами гостеприимства с этим маленьким народом, который не пожалел сил и затрат на великолепное угощение.

И следует признать – эти крохотные изобретательные существа были кем угодно, только не трусами. Я должен был казаться им гигантским чудовищем, но они с отчаянным бесстрашием взбирались на меня и разгуливали, оживленно беседуя и не обращая никакого внимания на то, что одна моя рука оставалась свободной и при желании могла бы всех их стереть в порошок.

Как только веселье поутихло, ко мне на грудь в сопровождении многочисленной свиты поднялся посланник короля. Вскарабкавшись наверх, посольство приблизилось к моей голове. Посланник предъявил верительные грамоты, скрепленные королевской печатью, поднеся их к моим глазам, и минут десять что-то энергично говорил, – видимо, здесь любили торжественные речи. В его словах не было ни малейших признаков угрозы, он обращался ко мне с достоинством, то и дело указывая куда-то вдаль; наконец я догадался, что решено доставить меня в столицу королевства, которая, как я узнал позднее, находилась на расстоянии полумили от побережья. Стараясь не задеть сановных лилипутов, я показал жестом, что все еще связан и пора бы меня освободить.

Вероятно, меня поняли, однако важная особа отрицательно покачала головой и, в свою очередь жестикулируя, пояснила, что я останусь пленником, но при этом со мной будут хорошо обращаться, кормить и поить. У меня тут же возникло непреодолимое желание освободиться самостоятельно, но воспоминание о ливне маленьких жгучих стрел, боль от которых я все еще чувствовал, охладило меня, и я покорно опустил веки. Довольные моим смирением, посланник короля и его свита любезно раскланялись и удалились под всеобщее ликование и громкие крики. Я остался лежать на траве.

Раны на лице и левой руке смазали каким-то приятно пахнущим снадобьем, которое тут же уняло боль и зуд. Затем были перерезаны путы, но только с левой стороны, и я тут же повернулся на правый бок и справил малую нужду, заставив человечков броситься врассыпную от мощного и шумного, как им казалось, потока. Сытый и довольный, вскоре я крепко уснул. Проспал я – как выяснилось потом – около восьми часов, и в этом не было ничего удивительного, потому что лилипутские медики подмешали сонного зелья в обе бочки с вином.

Дело, по-видимому, обстояло так. Как только меня нашли спящим на берегу после кораблекрушения, в столицу без промедления отправили гонца с донесением королю. Тотчас собрался государственный совет, на котором было принято решение лишить меня возможности передвигаться – что и было исполнено ночью, – затем накормить, усыпить и доставить в столицу. Такое решение на первый взгляд может показаться неразумным и слишком смелым, однако я пришел к убеждению, что в подобном случае ни один европейский государственный деятель не поступил бы столь гуманно. В самом деле: допустим, меня бы попытались убить. И что же? Почувствовав уколы от микроскопических стрел, я бы проснулся и в припадке ярости порвал путы, а затем уничтожил все живое, попавшееся мне на глаза.

Среди этого народа имелись превосходные математики и механики. Как я узнал позже, король лилипутов поощрял и поддерживал развитие наук и всяческих ремесел. В местах, где рос лес, здесь строились большие военные корабли – до девяти футов в длину. Затем корабли поднимали на специальные платформы и перевозили к морю, так что опыт сооружения транспортных средств у лилипутов имелся. Инженерам и пятистам плотникам было велено немедленно приступить к строительству крупнейшей из таких платформ. Я еще продолжал спать, когда готовая платформа уже стояла параллельно моему неподвижному телу, вызывая шумное одобрение окружающих. Она имела двадцать две пары колес и достигала семи футов в длину и четырех в ширину, возвышаясь при этом на три дюйма над землей.

Главная трудность заключалась в том, чтобы поднять меня и уложить на помост. Для этой цели – как мне позже рассказали – были вбиты в землю восемьдесят свай вышиною в фут и приготовлены прочные канаты, которые крепились крючьями к многочисленным повязкам, которыми я был спеленут, как младенец. Девятьсот отборных силачей взялись за дело и начали тянуть канаты с помощью блоков, прикрепленных к сваям. Чтобы переместить мое тело, понадобилось не меньше трех часов. Наконец меня уложили на платформу, крепко привязали, и полтысячи самых рослых лошадей, какие только нашлись в королевских конюшнях, повезли меня в столицу.

Мы находились в пути уже четыре часа, когда я проснулся – этому способствовал забавный случай. Повозка остановилась перед небольшим препятствием; воспользовавшись этим, пара молодых лилипутов из любопытства взобралась на платформу и тихонько прокралась к моему лицу. Один из них, очевидно солдат, сунул мне в ноздрю острие своей пики и принялся щекотать, словно соломинкой. Я оглушительно чихнул и открыл глаза. Храбрецов как ветром сдуло, но я проснулся и мог наблюдать все, что в дальнейшем происходило вокруг.

Когда стемнело, мы расположились передохнуть. Но и тогда меня строго охраняли при свете факелов и не давали возможности даже пошевелиться. На рассвете повозка-платформа со скрипом тронулась в путь и уже к полудню находилась в двухстах ярдах от городских ворот. Король и весь двор вышли нам навстречу, однако его величеству в целях безопасности посоветовали не подниматься на мое обездвиженное тело.

На площади, где остановился наш караван, возвышался огромный древний храм. Несколько лет назад этот храм был осквернен убийством, и с тех пор жители столицы перестали ходить туда на службы. Храм закрыли, вынесли из него все убранство, и он долго стоял пустым. В этом здании и решено было меня поместить.

Широкий вход в бывшее святилище давал мне возможность свободно вползти внутрь, что я и сделал, когда меня освободили от дорожных пут. По обе стороны двери на расстоянии каких-нибудь семи дюймов от земли были расположены два оконца; в одно из них придворные кузнецы пропустили девяносто одну цепочку вроде тех, на которых наши европейские дамы носят свои часики. К моей левой ноге приковали миниатюрные цепи с тридцатью шестью висячими замочками. Напротив моей тюрьмы на расстоянии двадцати футов стояла башня, куда взошел король вместе с придворными, чтобы понаблюдать за мной, – сам же я его не видел. Около ста тысяч лилипутов с той же целью покинули свои дома. Наконец, убедившись, что бежать отсюда я не смогу, меня оставили в покое.

В самом скверном расположении духа я поднялся на ноги и повел плечами, разминая онемевшие мышцы. Тут-то и выяснилось, что прикованные к моей ноге цепочки длиною около двух ярдов позволяют мне не только выходить из храма наружу и прохаживаться, описывая полукруг, но и, вернувшись, без помех укладываться на полу во весь рост.

«Путешествия Гулливера» Джонатан Свифт: рецензии и отзывы на книгу | ISBN 978-5-903475-08-7

Два года здесь никто ничего не писал. Мистика. Давайте нарушим молчание.

Сначала о книге.
_______________________________________________________

Здесь, насколько я понимаю, Свифт печатается в наилучшем переводе. Сначала, в сомнительных случаях, я сверял текст перевода с оригиналом; мне не удалось обнаружить каких-либо отклонений. Язык перевода отменный и при этом никакой отсебятины; абсолютное уважение к автору и совершеннейшая стилизация его манеры! Переводчик – Адриан Антонович Франковский – один из лучших представителей советской школы перевода, специалист по английской литературе (и по французской тоже; это он начал переводить Марселя Пруста).

Лично мне перевод Бориса Михайловича Энгельгардта тоже очень и очень нравится. И в отношении языка и в отношении точности, но все же иногда его перевод становится пересказом, хотя и не очень вольным. Перевод Франковского точен всегда.

Книга очень прилично издана: на плотном, абсолютно не просвечивающем офсете, текст отпечатан довольно крупным шрифтом. Книгу приятно держать в руках.

Иллюстрации, как мне кажется, несут декоративную нагрузку. Иллюстратор, Владислав Ерко, продемонстрировал замечательную технику, но в его сверхзадачу не входило проникновение в глубины Свифтовской сатиры и демонстрация своего понимания текста. К тому же, при небольшом количестве иллюстраций такую задачу и ставить-то бессмысленно.

Если вы хотите насладиться иллюстрациями-интерпретациями, то вам нужно идти с этим к Геннадию Калиновскому, например (см. ссылку на товар по теме).

По тексту встречались опечатки, c плотностью, близкой к той, что имеет место в книгах издательского дома Ивана Лимбаха. Они не испортили мне праздника, но около 40 опечаток я обнаружил, а на странице 274 аж 3 опечатки.

Плотность опечаток в «Путешествии в страну Гуигнгнмов» значительно повышается. Видимо, корректор, если таковой вообще имелся, устал к концу книги. А устать здесь не мудрено, если постоянно встречаются такие слова, как Бробдингнег, Глаббдобдриб и т.п. Однако же, в этих диковинных словах ошибки встречаются реже, чем в обычных.

В общем, есть за что книгу поругать, но причин для похвальных слов в ее адрес больше.

По соотношению цена-качество это одно из лучших изданий «Путешествий Гулливера». Я приобретением очень доволен!
Очень рекомендую всем!

Путешествие в Лилипутию прочитал шестилетней дочке. Ей взрослый вариант понравился больше, чем детский!
________________________________________________________

Следующий далее текст можно без ущерба опустить. Просто книга напомнила мне лишний раз, что мы сидим в таком…, что я немного занервничал.

Настало наилучшее время для чтения Джонатана Свифта. Раньше (во времена СССР) я читал его, в основном, для развлечения. Конечно, все понимали, что Москва – это Лапута, а СССР – это континент, управляемый Лапутой, но полной аналогии не было! Все-таки было еще сносное медицинское обслуживание и наилучшая система образования и, как следствие, настоящая наука. Вот и воспринимался Свифт более или менее абстрактно; как бы не про нас.

Сейчас же текст Свифта уже в деталях соответствует тому, что мы имеем в России! Я выложил замечательный фрагмент, посвященный состоянию дел в лапутянской науке и образовании. Вы будете смеяться, но у нас такое теперь встречается настолько часто, что можно уже говорить о системе.

На днях я приостановил (нет, не остановил; эти ребята все равно найдут выход) прохождение кандидатской диссертации по математическому моделированию, в которой математическая часть может рассматриваться как курсовая работа студента 2-го курса, а прикладная часть содержит умопомрачительные по идиотизму приложения в лапутянском духе (в диссертации это называется инновациями). Интересно заметить, что руководил этой диссертацией по математике ботаник (доктор соответствующих наук)! Разве не комедия? Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник…

А разве не про наше школьное образование написано на изображении 9? Зря что ли у нас кандидаты и доктора педагогических наук сходят с конвейера как колбаса?

У нас пару лет назад педагоги разработали замечательный проект для получения гранта министерства образования. Он назывался примерно так: «Об инновационном подходе к образованию в сфере нанотехнологий». Они получили грант!

А как же иначе, если название содержит два самых модных сейчас слова: «инновации» и «нанотехнологии» Вдобавок, министерство образования переполнено докторами педагогических наук, а как известно люди обладающие одинаковыми свойствами видят друг друга издалека и относятся друг к другу с симпатией.

Ответы на следующие три вопроса — как нас учат, как лечат и как судят — определяют характер общества, в котором мы живем. В нашем (российском) случае ответы на все эти «как» таковы:

ПО ЛАПУТЯНСКИ!

Если вы где-нибудь встретите нового министра образования и науки, то посоветуйте ему прочесть текст «Путешествия в Лапуту». Ему это будет полезно (Свифт назвал бы меня после этого заявления идиотом, как явствует из текста на изображениях!).

PS: Выражение «английский юмор» уже набило оскомину, но остается непонятным, откуда он взялся. Читая «Путешествия Гулливера» понимаешь, что не с Бернарда Шоу или Джерома К. Джерома. Основоположников следует искать не позднее появления выдающегося творения Джонатана Свифта.

Гулливер в стране лилипутов джонатан свифт

ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛИПУТИЮ
 

1
Трехмачтовый бриг «Антилопа» отплывал в Южный океан.

На корме стоял корабельный врач Гулливер и смотрел в подзорную трубу на пристань. Там остались его жена и двое детей: сын Джонни и дочь Бетти.
Не в первый раз отправлялся Гулливер в море. Он любил путешествовать. Еще в школе он тратил почти все деньги, которые присылал ему отец, на морские карты и на книги о чужих странах. Он усердно изучал географию и математику, потому что эти науки больше всего нужны моряку.
Отец отдал Гулливера в учение к знаменитому в то время лондонскому врачу. Гулливер учился у него несколько лет, но не переставал думать о море.
Врачебное дело пригодилось ему: кончив учение, он поступил корабельным врачом на судно «Ласточка» и плавал на нем три с половиной года. А потом, прожив года два в Лондоне, совершил несколько путешествий в Восточную и Западную Индию.
Во время плавания Гулливер никогда не скучал. У себя в каюте он читал книги, взятые из дому, а на берегу приглядывался к тому, как живут другие народы, изучал их язык и обычаи.
На обратном пути он подробно записывал дорожные приключения.
И на этот раз, отправляясь в море, Гулливер захватил с собой толстую записную книжку.
На первой странице этой книжки было написано: «4 мая 1699 года мы снялись с якоря в Бристоле».

2
Много недель и месяцев плыла «Антилопа» по Южному океану. Дули попутные ветры. Путешествие было удачное.
Но вот однажды, при переходе в Восточную Индию, корабль настигла буря. Ветер и волны погнали его неизвестно куда.
А в трюме уже кончался запас пищи и пресной воды. Двенадцать матросов умерли от усталости и голода. Остальные едва передвигали ноги. Корабль бросало из стороны в сторону, как ореховую скорлупку.
В одну темную, бурную ночь ветер понес «Антилопу» прямо на острую скалу. Матросы заметили это слишком поздно. Корабль ударился об утес и разбился в щепки.
Только Гулливеру и пяти матросам удалось спастись в шлюпке.
Долго носились они по морю и наконец совсем выбились из сил. А волны становились все больше и больше, и вот самая высокая волна подбросила и опрокинула шлюпку. Вода покрыла Гулливера с головой.
Когда он вынырнул, возле него никого не было. Все его спутники утонули.
Гулливер поплыл один куда глаза глядят, подгоняемый ветром и приливом. То и дело пробовал он нащупать дно, но дна все не было. А плыть дальше он уже не мог: намокший кафтан и тяжелые, разбухшие башмаки тянули его вниз. Он захлебывался и задыхался.
И вдруг ноги его коснулись твердой земли. Это была отмель. Гулливер осторожно ступил по песчаному дну раз-другой — и медленно пошел вперед, стараясь не оступиться.

Идти становилось все легче и легче. Сначала вода доходила ему до плеч, потом до пояса, потом только до колен. Он уже думал, что берег совсем близко, но дно в этом месте было очень отлогое, и Гулливеру еще долго пришлось брести по колено в воде.
Наконец вода и песок остались позади. Гулливер вышел на лужайку, покрытую очень мягкой и очень низкой травой. Он опустился на землю, подложил под щеку ладонь и крепко заснул.

3
Когда Гулливер проснулся, было уже совсем светло. Он лежал на спине, и солнце светило прямо ему в лицо.
Он хотел было протереть глаза, но не мог поднять руку; хотел сесть, но не мог пошевелиться.
Тонкие веревочки опутывали все его тело от подмышек до колен; руки и ноги были крепко стянуты веревочной сеткой; веревочки обвивали каждый палец. Даже длинные густые волосы Гулливера были туго намотаны на маленькие колышки, вбитые в землю, и переплетены веревочками.
Гулливер был похож на рыбу, которую поймали в сеть.

«Верно, я еще сплю», — подумал он.
Вдруг что-то живое быстро вскарабкалось к нему на ногу, добралось до груди и остановилось у подбородка.
Гулливер скосил один глаз.
Что за чудо! Чуть ли не под носом у него стоит человечек — крошечный, но самый настоящий человечек! В руках у него — лук и стрела, за спиной — колчан. А сам он всего в три пальца ростом.
Вслед за первым человечком на Гулливера взобралось еще десятка четыре таких же маленьких стрелков.
От удивления Гулливер громко вскрикнул.

Человечки заметались и бросились врассыпную.
На бегу они спотыкались и падали, потом вскакивали и один за другим прыгали на землю.
Минуты две-три никто больше не подходил к Гулливеру. Только под ухом у него все время раздавался шум, похожий на стрекотание кузнечиков.
Но скоро человечки опять расхрабрились и снова стали карабкаться вверх по его ногам, рукам и плечам, а самый смелый из них подкрался к лицу Гулливера, потрогал копьем его подбородок и тоненьким, но отчетливым голоском прокричал:
— Гекина дегуль!
— Гекина дегуль! Гекина дегуль! — подхватили тоненькие голоса со всех сторон.
Но что значили эти слова, Гулливер не понял, хотя и знал много иностранных языков.
Долго лежал Гулливер на спине. Руки и ноги у него совсем затекли.

Он собрал силы и попытался оторвать от земли левую руку.
Наконец это ему удалось.
Он выдернул колышки, вокруг которых были обмотаны сотни тонких, крепких верёвочек, и поднял руку.
В ту же минуту кто-то громко пропищал:
— Только фонак!
В руку, в лицо, в шею Гулливера разом вонзились сотни стрел. Стрелы у человечков были тоненькие и острые, как иголки.

Гулливер закрыл глаза и решил лежать не двигаясь, пока не наступит ночь.
«В темноте будет легче освободиться», — думал он.
Но дождаться ночи на лужайке ему не пришлось.
Недалеко от его правого уха послышался частый, дробный стук, будто кто-то рядом вколачивал в доску гвоздики.
Молоточки стучали целый час.
Гулливер слегка повернул голову — повернуть ее больше не давали веревочки и колышки — и возле самой своей головы увидел только что построенный деревянный помост. Несколько человечков прилаживали к нему лестницу.

Потом они убежали, и по ступенькам медленно поднялся на помост человечек в длинном плаще. За ним шел другой, чуть ли не вдвое меньше ростом, и нес край его плаща. Наверно, это был мальчик-паж. Он был не больше Гулливерова мизинца. Последними взошли на помост два стрелка с натянутыми луками в руках.
— Лангро дегюль сан! — три раза прокричал человечек в плаще и развернул свиток длиной и шириной с березовый листок.
Сейчас же к Гулливеру подбежали пятьдесят человечков и обрезали веревки, привязанные к его волосам.
Гулливер повернул голову и стал слушать, что читает человечек в плаще. Человечек читал и говорил долго-долго. Гулливер ничего не понял, но на всякий случай кивнул головой и приложил к сердцу свободную руку.
Он догадался, что перед ним какая-то важная особа, по всей видимости королевский посол.

Прежде всего Гулливер решил попросить у посла, чтобы его накормили.
С тех пор как он покинул корабль, во рту у него не было ни крошки. Он поднял палец и несколько раз поднес его к губам.
Должно быть, человечек в плаще понял этот знак. Он сошел с помоста, и тотчас же к бокам Гулливера приставили несколько длинных лестниц.
Не прошло и четверти часа, как сотни сгорбленных носильщиков потащили по этим лестницам корзины с едой.
В корзинах были тысячи хлебов величиной с горошину, целые окорока — с грецкий орех, жареные цыплята — меньше нашей мухи.

Гулливер проглотил разом два окорока вместе с тремя хлебцами. Он съел пять жареных быков, восемь вяленых баранов, девятнадцать копченых поросят и сотни две цыплят и гусей.
Скоро корзины опустели.
Тогда человечки подкатили к руке Гулливера две бочки с вином. Бочки были огромные — каждая со стакан.
Гулливер вышиб дно из одной бочки, вышиб из другой и в несколько глотков осушил обе бочки.
Человечки всплеснули руками от удивления. Потом они знаками попросили его сбросить на землю пустые бочки.
Гулливер подбросил обе разом. Бочки перекувырнулись в воздухе и с треском покатились в разные стороны.
Толпа на лужайке расступилась, громко крича:
— Бора мевола! Бора мевола!
После вина Гулливеру сразу захотелось спать. Сквозь сон он чувствовал, как человечки бегают по всему его телу вдоль и поперек, скатываются с боков, точно с горы, щекочут его палками и копьями, прыгают с пальца на палец.
Ему очень захотелось сбросить с себя десяток-другой этих маленьких прыгунов, мешавших ему спать, но он пожалел их. Как-никак, а человечки только что гостеприимно накормили его вкусным, сытным обедом, и было бы неблагородно переломать им за это руки и ноги. К тому же Гулливер не мог не удивляться необыкновенной храбрости этих крошечных людей, бегавших взад и вперед по груди великана, которому бы ничего не стоило уничтожить их всех одним щелчком. Он решил не обращать на них внимание и, одурманенный крепким вином, скоро заснул.
Человечки этого только и ждали. Они нарочно подсыпали в бочки с вином сонного порошка, чтобы усыпить своего огромного гостя.

4
Страна, в которую буря занесла Гулливера, называлась Лилипутия. Жили в этой стране лилипуты.
Самые высокие деревья в Лилипутии были не выше нашего куста смородины, самые большие дома были ниже стола. Такого великана, как Гулливер, в Лилипутии никто никогда не видел.
Император приказал привезти его в столицу. Для этого-то Гулливера и усыпили.
Пятьсот плотников построили по приказу императора огромную телегу на двадцати двух колесах.
Телега была готова в несколько часов, но взвалить на нее Гулливера было не так-то просто.
Вот что придумали для этого лилипутские инженеры.
Они поставили телегу рядом со спящим великаном, у самого его бока. Потом вбили в землю восемьдесят столбиков с блоками наверху и надели на эти блоки толстые канаты с крючками на одном конце. Канаты были не толще обыкновенной бечевки.
Когда все было готово, лилипуты принялись за дело. Они обхватили туловище, обе ноги и обе руки Гулливера крепкими повязками и, зацепив эти повязки крючками, принялись тянуть канаты через

Путешествие Гулливера, Джонатан Свифт

Давайте посмотрим на это….

Джонатан Свифт был язвительной , язвительной сукой .

Gulliver’s Travels похожи на гигантскую пощечину сутенера по лицу расы человека , и я так рад, что наконец прочитал это в вне школы , неструктурированной среде , потому что я получил гораздо больше удовольствия с ним на этот раз. Остроумие, проницательность и способность Свифта часто, хотя и не всегда, замечательны, и в этом тонком 250-страничном романе он запихивает более хорошо продуманные ударов и шагов , чем я мог подумать в работе вдвое большей.

Давайте посмотрим на это….

Джонатан Свифт был язвительной , язвительной сукой .

Gulliver’s Travels похожи на гигантскую пощечину сутенера по лицу расы человека , и я так рад, что наконец прочитал это в вне школы , неструктурированной среде , потому что я получил гораздо больше удовольствия с ним на этот раз. Остроумие, проницательность и способность Свифта часто, хотя и не всегда, замечательны, и в этом тонком 250-страничном романе он запихивает более хорошо продуманные ударов и шагов , чем я мог подумать в работе вдвое большей.

Это, безусловно, классика, которую, я считаю, люди должны прочесть и испытать на себе, помимо каких-либо требуемых научных исследований, потому что я думаю, что многие из болезней, несправедливостей и идиотий, о которых Свифт обращается в этом романе, к сожалению, очень актуальны и сегодня. В то время как у Свифта не хватает решений или идей по улучшению (одно из моих разочарований), он проделывает изумительную работу по выявлению проблем, которые, по его мнению, существуют в мире 18-го века, особенно в Англии, и открывает двери для более обширных и популярных обсуждение этих вопросов.

Престижность за это, мистер Свифт.

С точки зрения сюжета, Gulliver’s Travels — это серия приключений Лемюэля Гулливера в различных неоткрытых, вымышленных мирах, которые служат фоном для Свифта, через его главного героя / рупора, чтобы резать, упрекать, подшучивать и / / или ставить под сомнение всевозможные политические, религиозные и социальные институты, философии и группы. Все, от слепой приверженности политическим идеологиям или религиозным догмам до идеологической нетерпимости, произвольных социальных разделений и даже непрактичных аспектов безудержных научных исследований, столь модных в то время.Немногие группы избежали яростной линзы Свифта, и многие из его атак являются яростными, граничащими с жестокими.

Хорошо. Вот такой должна быть такая работа ИМХО.

В целом, я подумал, что это было очень полезно, и многие комментарии Свифта были пронзительными, блестящими и исключительно хорошо сделанными. Некоторые из моих личных фаворитов:

** Пародирование огромной траты энергии и ресурсов, потраченных на политическую борьбу в Великобритании между вигами и тори, разделением двух лилипутских политических партий исключительно эстетическим выбором между ношением туфель на высоких каблуках и на низких каблуках. каблуки.Я могу только представить, как эта пародия разыгралась среди парламентариев Англии в то время.

** Освещая огромную важность, придаваемую, казалось бы, незначительным различиям в религиозных доктринах, которые часто приводят к самым ожесточенным войнам и междоусобицам, объясняя, что генезис долгой и кровавой войны между соперничающими фракциями лилипутов проистекает из разногласий по поводу где разбивать яйца. Одна группа разбивает яйца о малый конец (Small Endians), а другая разбивает яйца о большом конце (Big Endians).Что я нашел наиболее умным в этой атаке, так это использование двусмысленной ссылки в «священной книге» каждой стороны, которая гласит: «Все истинно верующие разбивают яйца с удобного конца». Это почти идеальная сатира, мистер Свифт.

** Укус традиций и обычаев, за которые люди цепляются долгое время после того, как для этого нет практических причин, красноречиво звучит, когда Гулливер описывает обычай лилипутов сначала закапывать мертвую голову.

Они хоронят своих мертвых головами прямо вниз, потому что придерживаются мнения, что через одиннадцать тысяч лун все они должны воскреснуть, и в этот период Земля (которую они считают плоской) перевернется вверх ногами, и таким образом при их воскресении они будут найдены готовыми стоять на ногах.Ученые из них признают абсурдность этой доктрины, но практика все еще продолжается в соответствии с вульгарностью.

Когда Свифт в своей игре, он очень, очень эффективен.

** Замечательное антивоенное заявление сделано через ужас и отвращение, с которыми король гигантских бробдингнагов (их размер изображен как символ морального превосходства) реагирует на описание Гулливера пороха и его предложение научить бробдингнэгов формуле производства это:

Я рассказал ему об «изобретении, обнаруженном между тремя и четырьмя столетиями назад, чтобы сделать определенный порошок … [t] чтобы надлежащее количество этого порошка … запустило бы железный или свинцовый шар с такой силой и скоростью, поскольку ничто не могло выдержать его силу.Что самые большие шары, выпущенные таким образом, не только уничтожили бы целые ряды армии сразу, но и разбили бы самые сильные стены до земли, потопили бы корабли, по тысяче человек в каждой, на дно моря, и когда они соединены вместе цепью, прорубит мачты и снасти, разделит посередине сотни тел и положит перед ними все развалины. Что мы часто помещали этот порошок в большие полые железные шары и сбрасывали их с помощью двигателя в какой-нибудь город, который мы осаждали, который рвал тротуары, рвал дома на куски, лопался и разбрасывал осколки со всех сторон, выбрасывая мозги всем кто подходил…
…. Король ужаснулся тому описанию, которое я дал этим ужасным машинам, и сделанному мной предложению. Он был поражен тем, как такое бессильное и пресмыкающееся насекомое, как я … могло питать такие нечеловеческие идеи и в такой знакомой манере, что казалось совершенно равнодушным во всех сценах крови и запустения, которые я рисовал как обычные эффекты эти разрушительные машины; из чего, — сказал он, — первым изобретателем, должно быть, был какой-то злой гений, враг человечества. Что касается него самого, он возражал, что, хотя немногие вещи так радуют его, как новые открытия в искусстве или природе, все же он готов лучше потерять половину королевства, чем быть причастным к такой тайне; о котором он приказал мне, как я ценил любую жизнь, никогда больше не упоминать.

Извините за длинную цитату, но я подумал, что это особенно трогательный отрывок.

** Мне лично больше всего нравится (чисто с точки зрения удовольствия) изображения опытных в науке и здравомыслящих лапутанцев, которые демонстрируют серьезное сопротивление Свифта научным исследованиям, не приносящим практической и предсказуемой пользы для общества.

Первый человек, которого я увидел, был худощавым, с закопченными руками и лицом … [H] уже восемь лет работает над проектом по извлечению солнечных лучей из огурцов, которые должны были быть помещены в герметично закрытые склянки и выпущены в согрейте воздух в сырое ненастное лето.Он сказал мне, он не сомневался, что еще через восемь лет он сможет за разумную плату снабжать солнечным светом губернаторские сады …

Изучение Гулливером научной академии Лапуты было моей любимой частью романа, и я думал, что сатирические реплики Свифта как нельзя лучше отражают социальную дисфункцию лапутанцев.

Теперь я должен бросить немного льда в ванну.

Как бы я ни наслаждался этой работой, она не произвела на меня такого впечатления, как мне бы хотелось.Во-первых, я подумал, что проза Свифта просто полезна, и я не нашел в его словах особого красноречия. Ему не хватало приятной для слуха лирики, которую я ожидал при чтении классической литературы. Написание было неплохим, но не таким приятным и запоминающимся, как я надеялся. Это может быть несправедливой критикой, учитывая, что наследие этой книги лежит в ее содержании, но отсутствие красивой прозы не позволяло мне наслаждаться интермедиями и нематериальными отрывками произведения.

Кроме того, некоторые из критических замечаний Свифта были немного плоскими и не находили у меня такого отклика, как упомянутые выше. Например, преобразование известных исторических личностей, таких как Александр, Ганнибал и Цезарь, как более подверженных моральным слабостям человеческого животного, чем заставляют нас поверить в существующие тексты. Свифт использует это как трамплин для обсуждения менее чем полезных методов обеспечения политической власти сегодня, и это хорошо. Я просто счел использование легенд древности ненужным и не особенно эффективным.Вероятно, это мое личное предубеждение, потому что мне всегда было интересно читать эти цифры.

Вот моя самая большая проблема. Один из основных аргументов, который Свифт приводит в своем романе, заключается в том, что баланс и умеренность — ключи к успеху как индивидуально, так и в целом. По словам Свифта, крайности в поведении и вере — это семена, из которых рождаются катастрофические последствия. Это легко сказать, и в нем есть привлекательное кольцо, но я бы хотел, чтобы Свифт сделал с ним немного больше.Это прохождение прямо к моей самой большой жалобе на историю … финал.

Я думал, что двусмысленность состояния Гулливера в конце романа была своего рода отговоркой. Похоже, что читателю остается определить, был ли Гулливер (1) человеком, которому отвращение к человечеству в результате его столкновения с морально праведным и логически рациональным Houyhnhnm или (2) человеком, чье непродуманное и несдержанное поклонение, а увлечение гуигнмом сделало его просто еще одним неуравновешенным yahoo, потеря перспективы которого и оставила его безумным.

Частично ответ на этот вопрос мог бы проистекать из определения того, использовал ли Свифт гуигнгнмов как образец для подражания или их собственная бесстрастная приверженность логике сама по себе была предметом пародии. Однако, как и в случае с концом, я думаю, что Свифт был менее чем уверен в своей позиции (или в позиции, которую он хотел изложить), и поэтому оставил читателю слишком много двусмысленности.

Теперь я понимаю, что часто такие мягкие концовки идеальны, поскольку позволяют читателю интерпретировать произведение самостоятельно.Однако здесь, где Свифт избивал читателя своим мнением на протяжении всей работы, внезапно броситься и не ясно изложить доводы своего главного героя, кажется, упущено.

Тем не менее, я первый, кто признал, что это где-то от явной возможности до метафизической уверенности в том, что «промах» здесь с моей стороны, но именно так я это видел. Я хотел, чтобы Свифт подытожил и суммировал влияние путешествия на Гулливера и сделал заявление о том, что следует извлечь из его опыта, чтобы можно было проложить лучшую дорогу для использования его путешествий для решения проблем, на которые он пролил свет.

от 3,0 до 3,5 звезд. Тем не менее… НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДУЕТСЯ !!

.

Краткое содержание книги

Краткое содержание книги

Путешествие Гулливера — это приключенческая история (на самом деле, история о злоключениях), включающая несколько путешествий Лемюэля Гулливера, корабельного хирурга, который из-за серии неудач на пути к признанным портам вместо этого попадает в несколько неизвестных острова, где живут люди и животные необычных размеров, поведения и философии, но который после каждого приключения каким-то образом может вернуться в свой дом в Англии, где он оправится от этих необычных переживаний, а затем снова отправится в новое путешествие.

Книга I: Когда корабль, на котором плыл Гулливер, разрушен штормом, Гулливер оказывается на острове Лилипут, где он просыпается и обнаруживает, что его схватили лилипуты, очень маленькие люди — примерно шести дюймов в высоту. . К Гулливеру относятся с сочувствием и заботой. В свою очередь, он помогает им решить некоторые из их проблем, особенно их конфликт с их врагом, Блефуску, островом через залив от них. Однако Гулливер попадает в немилость, потому что он отказывается поддерживать желание Императора поработить блефускудианцев и потому, что он «делает воду», чтобы потушить дворцовый пожар.Гулливер бежит в Блефуску, где он превращает большой военный корабль в свои собственные нужды и отплывает из Блефуску, чтобы его спасло в море английское торговое судно и вернулось в свой дом в Англии.

Книга II: Когда он путешествует в качестве хирурга на корабле, Гулливер и небольшая команда отправляются искать воду на острове. Вместо этого они попадают в страну гигантов. Когда команда убегает, Гулливер остается в плену. Похититель Гулливера, фермер, отвозит его в дом фермера, где с Гулливером обращаются ласково, но, конечно, с любопытством.Фермер назначает свою дочь Глумдальклич сторож Гулливера, и она заботится о Гулливере с большим состраданием. Фермер возит Гулливера по сельской местности, показывая его зрителям. В конце концов, фермер продает Гулливера королеве. При дворе Гулливер встречается с королем, и они проводят много сессий, обсуждая обычаи и поведение страны Гулливера. Во многих случаях король шокирован и огорчен эгоизмом и мелочностью, которые, как он слышит, описывает Гулливер.Гулливер же защищает Англию.

Однажды на пляже, когда Гулливер с тоской смотрит на море из своего ящика (переносной комнаты), его схватил орел и в конце концов бросил в море. Проходящий корабль замечает парящий сундук и спасает Гулливера, в конечном итоге возвращая его в Англию и его семью.

Книга III: Гулливер на корабле, направляющемся в Левант. По прибытии Гулливеру назначают капитаном шлюпа, чтобы он посетил близлежащие острова и наладил торговлю.В этом путешествии пираты нападают на шлюп и помещают Гулливера в маленькую лодку, чтобы он сам позаботился о себе. Дрейфуя в море, Гулливер обнаруживает Летающий остров. Находясь на Летающем острове, называемом Лапута, Гулливер встречает нескольких жителей, включая короля. Все озабочены математикой и музыкой. Кроме того, астрономы используют законы магнетизма для перемещения острова вверх, вниз, вперед, назад и в сторону, таким образом контролируя движения острова по отношению к острову внизу (Балнибарби).Находясь на этой земле, Гулливер посещает Бальнибарби, остров Глуббдубдриб и Луггнегг. Гулливер, наконец, прибывает в Японию, где встречается с японским императором. Оттуда он отправляется в Амстердам и, в конечном итоге, возвращается в Англию.

Книга IV: В то время как Гулливер является капитаном торгового судна, направляющегося в Барбадос и Подветренные острова, некоторые из его команды заболевают и умирают во время путешествия. Гулливер нанимает несколько моряков на замену на Барбадосе. Эти замены оказываются пиратами, которые убеждают других членов экипажа бунтовать.В результате Гулливер оказывается на «берегу» (острове), чтобы позаботиться о себе. Почти сразу же его обнаруживает стадо уродливых, презренных человекоподобных существ, которых называют, как он позже узнает, Йаху. Они нападают на него, лазая по деревьям и испражняясь на него. От этого позора его спасло появление лошади, которую, как он позже узнает, опознали по имени Хоугхнм. Серая лошадь (гуингнм) приводит Гулливера к себе домой, где его знакомят с серой кобылой (женой), жеребенком и жеребенком (детьми) и щавелевой клячей (слугой).Гулливер также видит, что еху держат в загонах подальше от дома. Сразу становится понятно, что, за исключением одежды Гулливера, он и еху — одно и то же животное. С этого момента Гулливер и его хозяин (серый) начинают серию дискуссий об эволюции Yahoos, о темах, концепциях и поведении, связанных с сообществом Yahoo, которое представляет Гулливер, и об обществе Houyhnhnms.

Несмотря на излюбленное отношение к нему в доме серого коня, Ассамблея королевства решает, что Гулливер является Yahoo и должен либо жить с нецивилизованными Yahoo, либо вернуться в свой мир.С большой грустью Гулливер прощается с гуигнгнмами. Он строит каноэ и плывет к соседнему острову, где его в конце концов находит прячущимся команда португальского корабля. Капитан корабля возвращает Гулливера в Лиссабон, где тот живет в капитанском доме. Гулливера настолько отталкивают вид и запах этих «цивилизованных еху», что он терпеть не может находиться рядом с ними. В конце концов, однако, Гулливер соглашается вернуться к своей семье в Англию. По прибытии его отталкивает семья Yahoo, поэтому он покупает двух лошадей и проводит большую часть своих дней, ухаживая за лошадьми и разговаривая с ними в конюшне, чтобы находиться как можно дальше от своей семьи Yahoo.

.

Путешествие в Лилипутию, автор Джонатан Свифт

4,5 звезды
Опубликован за 50 лет до того, как Америка стала Соединенными Штатами. Разделен на четыре части. Знакомая первая часть находит Гулливера в плену у лилипутов ростом шесть дюймов.
«Крошечные лилипуты предполагают, что часы Гулливера могут быть его богом, потому что именно они, как он признает, редко делает без консультации».

Когда он идет по указанным дорогам, он должен проявлять максимальную осторожность, чтобы не топтать тела наших любящих подданных, их лошадей или экипажи, и не забрать кого-либо из наших

4.5 stars
Опубликовано за 50 лет до того, как Америка стала Соединенными Штатами. Разделен на четыре части. Знакомая первая часть находит Гулливера в плену у лилипутов ростом шесть дюймов.
«Крошечные лилипуты предполагают, что часы Гулливера могут быть его богом, потому что именно они, как он признает, редко делает без консультации».

Когда он идет по указанным дорогам, он должен проявлять максимальную осторожность, чтобы не топтать тела кого-либо из наших любящих подданных, их лошадей или экипажи, и не брать в свои руки кого-либо из наших указанных подданных без их согласия.
— Джонатан Свифт

Свифт использовал свой политический топор на протяжении всего путешествия Гулливера. Большой поворот в следующей поездке Гуливера, «Путешествие в Бробдингнаг». Трава высокая, как деревья. Гулливер, как солонка, перешел от фермера к королю. Сатира, капающая, как капли дождя, с карнизов после тайфуна.

«Была женщина с раком в груди, раздутая до чудовищных размеров, полная дырок, в две или три из которых я мог бы легко пролезть, и покрыла все свое тело. Был парень с жировиком в его шея была больше пяти пуховиков с шерстью, а другая — с парой деревянных ног, каждая около двадцати футов высотой.Но самым ненавистным зрелищем были вши, ползающие по их одежде. Я мог отчетливо видеть конечности этих паразитов своими невооруженными глазами, намного лучше, чем у европейских вшей в микроскоп, и их морды, с которыми они копошились, как свиньи ».
— Джонатан Свифт

Следующая глава — Путешествие к Лапута, Бальнибарби, Луггнэгг, Глуббдубдриб и Япония контрастируют с несколькими культурами, в том числе с островом элит в воздухе. Лапута — плавучий остров, на котором Гулливер встречает своих жителей, своеобразную группу людей, у которых очень ограниченное внимание и которые особенно интересуются музыкой. , астрология и сила:

«Что созданная мной система жизни была неразумной и несправедливой, потому что предполагала вечную молодость, здоровье и энергию, на которые ни один человек не мог быть настолько глуп, чтобы надеяться, каким бы экстравагантным он ни был в его желаниях.Следовательно, вопрос заключался не в том, выберет ли мужчина всегда быть в расцвете юности, с процветанием и здоровьем, а в том, как он проведет вечную жизнь, несмотря на все обычные недостатки, которые приносит с собой старость. Ибо хотя немногие люди признают свое желание бессмертия в таких тяжелых условиях, тем не менее в двух упомянутых выше королевствах — Балнибари и Японии, он заметил, что каждый человек желал отложить смерть на какое-то время, пусть она придет так поздно. , и он редко слышал о человеке, который умер бы добровольно, за исключением случаев, когда его спровоцировали крайние страдания или пытки.И он обратился ко мне с вопросом, не наблюдал ли я в тех странах, в которых я побывал, а также в моей собственной, такого же общего настроения ».
— Джонатан Свифт

Четвертый и последний раздел, Путешествие в страну гуигнгнмов. вводит гонку говорящих лошадей. Благородные гуигнгнмы — правители, в то время как уродливые, развратные существа, похожие на людей, называются йаху. Вожди наездников ценят разум выше эмоций.

«Первый или главный государственный министр, которого я намеревался описывай, был существом, полностью свободным от радости и горя, любви и ненависти, жалости и гнева; по крайней мере, не использовал никаких других страстей, кроме неистового желания богатства, власти и титулов; что он применяет свои слова для всех целей, кроме указания своего ума; что он никогда не говорит правду, но с намерением, что вы должны принять это за ложь; ни ложь, а намерение принять это за истину; что те, о ком он говорит хуже всего за их спиной, вернейший путь к продвижению по службе; и всякий раз, когда он начинает хвалить вас перед другими или перед собой, вы с того дня несчастны.Худшая оценка, которую вы можете получить, — это обещание, особенно когда оно подтверждается клятвой; после чего каждый мудрый человек уходит на покой и предает все надежды ».
-Джонатан Свифт

Сатира Свифта доказывает, что некоторые вещи никогда не меняются. Политическая сатира 5 звезд. Развлечение 4 звезды = 4,5 звезды!

.

Путешествий Гулливера (2010) — IMDb

Списки пользователей

Связанные списки от пользователей IMDb

список из 27 наименований
создано 01 ноя 2018

список из 37 наименований
создано 14 мая 2018 г.

список из 41 названия
создано 29 мая 2017 г.

список из 25 наименований
создано 6 месяцев назад

список из 28 наименований
создано 21 декабря 2017 г.

.