Ницше и русские

Илья Макаров

«Злые люди песен не поют. Почему у русских есть песни?». Это, пожалуй, самая распространённая цитата Фридриха Ницше о русском народе. Но далеко не единственная на эту тему!

Ницше любил славян, а русских просто боготворил. Русские — славянский народ, создавший самое большое в мире государство. Русские — народ, не раз ломавший хребет мировым завоевателям, что не удавалось ни другим славянским (и не славянским) народам.

От русских бесславно бежали Карл XII, Наполеон, Гитлер. Падение Монгольской империи великого Чингисхана тоже началось с русских. И хотя в этих эпических битвах русские несли большие потери, их жизненная энергия брала верх, каждый раз русские возрождались из пепла и крови.

Эта воля к жизни и была предметом особого восхищения Ницше. «Россия — явление обратное жалкой нервности мелких европейских государств…Сильнее и удивительней всего эта воля проявляется в громадном срединном царстве, где Европа как бы превращается в Азию — России», — писал он.

В чем же выражалась эта воля? Не только в готовности жертвовать собою, совершая воинские подвиги, но тем, что сам Ницше называл русским фатализмом, «тем фатализмом без возмущения, с каким русский солдат, когда ему слишком тяжёл военный поход, ложится наконец в снег».

Это тот непобедимый и возвышенный фатализм, который заставлял Матросова бросаться на немецкий дот, а рядового Зиновьева, сорвавшегося с отвесной скалы во время спецоперации против банды Гелаева в Чечне, лететь вниз безмолвно, чтобы предсмертным криком не выдать боевикам присутствие наших солдат.

Русский — это человек мировых горизонтов. Об освоении космоса и Мировом океане с вами готов поговорить даже крестьянин из забитой деревни. Изба у него будет стоять некрашеная, забор покосившийся, и на этом фоне он будет рассуждать о чем-то масштабном и глобальном.

Пройдя сквозь неисчислимую череду исторических катаклизмов, русские бытовую обустроенность ставят в шкале своих житейских ценностей гораздо ниже важности реализации крупных геополитических проектов и т. п.

Потому и антироссийские санкции, хоть нам жизнь и подпортили, но не заставили капитулировать. Сытость брюха никогда не была на Руси высшей целью бытия. Опять-таки, вспомним Ницше: «Русские имеют преимущество в жизни по сравнению с нами, западными народами».

Ницше в русских импонировало практически полное отсутствие мелкобуржуазной морали, мелочного мещанства и кипучая энергия, поднимавшая этот народ из, казалось бы, непреодолимых водоворотов истории.

По логике вещей, русские уже должны были бы исчезнуть, кануть в Лету. Ведь никто и никогда столько не воевал, сколько русские. Но вместо этого в Лету канули народы, поднявшие на русских меч — касоги, половцы, печенеги, берендеи. О них уже никто не помнит, а русские, их современники, живут до сих пор.

Одно не заметил Ницше главного — великую созидающую роль Православия в истории русского народа. Может, окруженный в мелкобуржуазной Европе такими же примерами мелкобуржуазной церковности, далекой от истинного христианства, Ницше все мерил её мерками? Может, поэтому не смог оценить духовно исполинские фигуры русских православных подвижников?

Православная вера дала силы Евгению Родионову не сломаться перед чеченскими боевиками, не уронить своего достоинства, не снять православный крест, перейти в ислам. Евгения обезглавили, он принял мученическую смерть, оставшись верен Христу.

Ницше признавал за русскими несомненные достоинства. Нам остаётся остаться верными тому описанию, которое о нас оставил немецкий философ. И, вдобавок, бесконечно утверждаться в Православной вере, чтобы быть ещё сильнее, чем думал Ницше.

Илья Макаров
Источник

Мой мир

Facebook

Вконтакте

Twitter

Одноклассники

Фридрих Ницше о России и русских — ТАЙНЫ ВСЕЛЕННОЙ

Великолепная подборка цитат иностранцев о нраве русского народа. Читайте и наслаждайтесь.
«Русские люди никогда не будут счастливы, зная, что где-то творится несправедливость», — Шарль де Голль, французский государственный деятель, президент Франции

«Русским людям не нужны материалистические «ценности» Запада, не нужны сомнительные достижения Востока в сфере абстрактной духовности, не имеющей ничего общего с реальностью» — Альберт Швейцер, немецко-французский мыслитель

«Русским людям нужна Правда, и они ищут её, прежде всего в жизни» — Франсуа де Ларошфуко, французский писатель-моралист

«Жить по Правде — это по-русски!», — Уильям Томсон, английский физик
«В несправедливом строе, когда меньшинство паразитирует на большинстве, у Русских

людей нет мотивации к труду», — Шри Ауробиндо, индийский мыслитель и поэт

«Русские люди добросовестно и безвозмездно трудятся, если в обществе есть нравственная идея, праведная цель», — Фридрих Гегель, немецкий философ

«Концепция добронравия — жить по совести — это по-русски», — Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании
«Русскость — это мировоззрение справедливого жизнестроя», — Станислав Лем, польский писатель

«Ради праведной идеи Русские люди с радостью трудятся, даже находясь в заключении, и тогда они не чувствуют себя узниками, — они обретают свободу», — Адам Смит, шотландский экономист и философ
«Трудиться на благо народа, всего человечества — это по-русски», — Никколо Макиавелли, итальянский политический мыслитель

«Общинность — в крови у Русских людей», — Имре Лакатос, английский математик

«Русская душа — это щедрость, не знающая границ», — Далай-Лама, духовный лидер тибетского народа

«Для Русских людей характерно нестяжательство Русские люди никогда не одурманивают себя», — Карл Маркс

«Абсолютная трезвость — это по-русски! Русские люди не нуждается ни в чём сверх меры», — Бичер Генри Уорд, американский религиозный и общественный деятель
«Мера — есть суть Русской цивилизации», — Клод Гельвеций, французский философ
«Русская культура не приемлет разврат», — Иоганн Вольфганг Гёте, немецкий писатель

«Русские люди не терпят всякой мерзости!», — Генри Форд, американский инженер,

«Русские люди никогда не живут по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю»», — Томас Джефферсон, американский просветитель.

Ко дню смерти Ницше. Часть 2. «Ницше тронул поводья…»

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

«Ницше тронул поводья…»

Несмотря на препоны и рогатки цензуры, Россия приняла Ницше – сначала в пересказах, потом в переводах – как родного.

«Ницше — ты наша милая, цыганская песня в философии!», — упоенно восклицал Андрей Белый. А вот симпатичная цитата из его «Симфонии» (2-й, драматической, 1902): «Из магазина выскочила толстая свинья с пятачковым носом и в изящном пальто. Она хрюкнула, увидев хорошенькую даму, и лениво вскочила в экипаж. Ницше тронул поводья, и свинья, везомая рысаками, отирала пот, выступивший на лбу».

Ницше тронул поводья – и покатилось. Воздух в России насквозь пропитался Ницше. «Несчастный немецкий мыслитель» (как называл его Михайловский) пришёлся здесь очень кстати и потеснил Маркса и Толстого. Рождение трагедии (да чего угодно!) из духа музыки (в музыке снимается обманчивый внешний покров видимых явлений и открываются тайны сущности мира), Аполлон и Дионис, художник как сверхчеловек, сверхчеловек как таковой, вечное возвращение…

В качестве «крестного отца» Серебряного века (Н. Орбел) Ницше освящал самые разудалые порывы и настроения, придавая им романтическую возвышенность и интеллектуальную респектабельность. Стиль Ницше, его идеи/мысли – этически рискованные, но эстетически привлекательные – формировали дух времени. Потому что они соответствовали духу места. Так, Пастернак, вспоминая споры своего отца и Скрябина, писал: «Скрябинские рассуждения о сверхчеловеке были исконной русской тягой к чрезвычайности […] все на свете должно превосходить себя, чтобы быть собою».

Символистам подошел Дионис (по Ницше – бог хаоса, экстаза, опьянения). Акмеисты выбрали невозмутимого бога гармонии Аполлона. Футуристы увлеклись переоценкой всех ценностей и новым (сверх-)человеком. Богостроители, опираясь на Ницше, строили Бога. Богоискатели – искали Его. И это несмотря на то, что Ницше давно объявил: «Бог умер!» (иногда, правда, кажется, что его просто повела за собой рифма: «Gott ist tot»; с поэтами это бывает).

Нравился Ницше не всем, но всем был интересен.

«С таким философом, как Нитче, я хотел бы встретиться где-нибудь в вагоне или на пароходе и проговорить с ним целую ночь, — пишет Чехов Суворину (25.02.1895). — Философию его, впрочем, я считаю недолговечной. Она не столь убедительна, сколь бравурна». (А вот еще совпадение: рассказ Чехова «Припадок» (1888) напоминает историю, случившуюся с Ницше, когда он, будучи студентом, случайно попал к проституткам и чуть с ума не сошел от ужаса.)

Толстой знал Ницше лучше, чем Ницше Толстого. Особо отмечал главку «О ребенке и браке» в «Заратустре». Но в целом не принимал. «Читал Ницше «Заратустра» и заметку его сестры о том, как он писал, и вполне убедился, что он был совершенно сумасшедший, когда писал, и сумасшедший не в метафорическом смысле, а в прямом, самом точном […] Каково же общество, если такой сумасшедший, и злой сумасшедший, признается учителем?», — записывает Толстой в дневнике (29.12.1900).

Николай Федоров, автор безумной утопии воскрешения мертвых, уличал «философа черного царства», как он называл Ницше, в трусости: «Ты храбр только там, где нет никакой опасности; когда и без тебя столькие покинули Христа, ты храбро превозносишь Антихриста». Он заметил такую особенность философии Ницше — «устанавливать цель жизни, управлять жизнью». Ницше «стремился не столько к тому, чтобы понять мир, сколько к тому, чтобы преобразовать его», — свидетельствовал и друг философа Петер Гаст (т.е. Ницше будто исполнял завет Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»).

В рядах литературных персонажей Серебряного века ницшеанцев больше, чем, скажем, марксистов и толстовцев. Или, может быть, они более заметны. Это, конечно, не значит, что все писатели, выводившие этот характер, были от него в восторге.

Почти идеальным ницшеанцем можно назвать фон Корена из «Дуэли» (1891) – вне зависимости от того, имел ли в виду Чехов сверхчеловека Ницше или просто списывал этого персонажа с Владимира Вагнера, зоолога и социал-дарвиниста. Фон Корен, как Заратустра, выше страстей человеческих, им движет рациональное преставление о пользе – и ничего личного. У него

«рука бы не дрогнула», если бы ему велели уничтожить слабого и бесполезного Лаевского, в терминологии Ницше – лишнего (это совсем не то, что лишний человек в нашей литературе). О лишних его Заратустра говорит жестко: «Некоторым не удается жизнь: ядовитый червь гложет им сердце. Да приложат они все силы свои, чтобы смерть лучше удалась им! […] Слишком много живущих, и чересчур долго держатся они на ветвях жизни своей. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева всех этих гниющих и червивых!» .

Да, Ницше не говорил: «Падающего подтолкни», — он говорил: «Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно ещё помочь в этом» («Антихристианин», 1888). Примечательно, что на рассуждения фон Корена о необходимости «уничтожения хилых и негодных», доктор Самойленко несколько раз повторяет: «Это тебя, брат, немцы испортили! Да! Немцы!»

Доктор Самойленко и встаёт на защиту этого лишнего от уничтожения в имя цивилизации и человечества («Если людей топить и вешать, то к черту твою цивилизацию! К черту человечество!»). И дело не только в гуманизме, и даже не в том, что Самойленко добр и сострадателен. Если рассуждать цинически, то зоолог должен понимать, что то, что кажется бесполезным, имеет свой смысл и свою пользу. Что всё предельно рассчитанное – без неисчислимого остатка – приводит к последствиям, противоположным тем, на которые рассчитывали. Это относится и к безумному рационализированию (или к рационализированному безумию) утопии Ницше.

Леонид Андреев воспринял смерть Ницше в 1900 году как личную утрату. Но его «Рассказ о Сергее Петровиче» (1900), написанный чуть раньше, свидетельствует, по меньшей мере, о неоднозначном отношении к Ницше. Герой рассказа – тот самый лишний, или (согласно русской литературной традиции) маленький человек, которого вдруг перепахивает «идея сверхчеловека и все то, что говорил Ницше о сильных, свободных и смелых духом». И бьётся он в безнадёжных попытках преодолеть свой удел заурядности. Подсказка приходит от Заратустры: «Если жизнь не удается тебе, […] знай, что удастся смерть». Решив, «что смерть его будет победою», Сергей Петрович кончает жизнь самоубийством.

Ещё один ницшеанец Андреева – безумный доктор Керженцев (рассказ «Мысль», 1902), психопат и убийца, возомнивший себя сверхчеловеком, которому «всё можно». А в пьесе «Дни нашей жизни» (1909) Андреев посмеивается над апологетами Ницше – там один персонаж называет Ницше мещанином, другой возмущается: «Ты не имеешь права так говорить […] Этот великий гениальный Ницше, этот святой безумец, который всю свою жизнь горел в огне глубочайших страданий, мысль которого вжигалась в самую сердцевину мещанства…»

«Пьяной проповедью о сверхчеловеке» называл речи Заратустры Куприн. Поэтому, наверное, в его «Поединке» (1905) ницшеанствует полковой пьяница Назанский: «Ух, ненавижу! Ненавижу прокаженных и не люблю ближних […] И вот, говорю я, любовь к человечеству выгорела и вычадилась из человеческих сердец. На смену ей идет новая, божественная вера, которая пребудет бессмертной до конца мира. Это любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств». Ницше, как известно, призывал любить не ближних, а дальних, заботиться не о душе, а о теле. А также – проповедовал и демонстрировал любовь к себе, иногда называя ее эгоизмом.

Другой алкаш и циник, Осадчий, поет осанну «настоящей свирепой беспощадной войне» — «В средние века дрались — это я понимаю. […] Ворвались. Кровь и огонь. У бочек с вином выбиваются донья. Кровь и вино на улицах. О, как были веселы эти пиры на развалинах! Женщин — обнаженных, прекрасных, плачущих — тащили за волосы. Жалости не было». Ср. с Ницше: «…в те времена, когда человечество не стыдилось еще своей жестокости, жизнь на земле протекала веселее, чем нынче, когда существуют пессимисты … Стремясь попасть в «ангелы», человек откормил себе испорченный желудок и обложенный язык, через которые ему не только опротивели радость и невинность зверя, но и сама жизнь утратила вкус…» («Генеалогия морали», 1887).

Войну Ницше считал благом: «Не цель благая оправдывает войну, а благо войны оправдывает всякую цель»: «Отказываясь от войны, вы отказываетесь от великого в жизни». Надо сказать, что сам он от войны не отказывался. В 1867 году пошел служить в кавалерию полка полевой артиллерии. После травмы, полученной при прыжке на лошадь, его демобилизовали. А в 1870-м, с началом Франко-прусской войны, он, уже профессор Базельского университета и человек без гражданства (от которого он, правда, отказался, дабы призыв на службу не отвлекал его от преподавания), просил отправить его на фронт «в качестве солдата или санитара». Сопровождая транспорт раненых, он заразился дизентерией и дифтеритом и чуть было не умер.

Война ужаснула его: «Об этом не надо говорить, это невозможно; нужно гнать от себя эти воспоминания!». Но тогда же, глядя на войска, мчащиеся в атаку и, возможно, к гибели, он испытал необычайный подъем: «я ясно почувствовал, что сильнейшая и высшая воля к жизни находит свое выражение не в жалкой борьбе за существование, но в воле к битве, к власти и превосходству!..».

Образцовым, без изъянов ницшеанцем может считаться Санин Арцыбашева (1907). Как и Ницше, Санин защищает тело перед духом: «Мы заклеймили тела животностью, стали стыдиться их, облекли в унизительную форму и создали однобокое существование… Те из нас, которые слабы по существу, не замечают этого и влачат жизнь в цепях, но те, которые слабы только вследствие связавшего их ложного взгляда на жизнь и самих себя, те — мученики: смятая сила рвется вон, тело просит радости и мучает их самих…»

Как и Ницше, Санин ругает христианство: «Оно обмануло сильных, которые могли бы сейчас, сегодня же, взять в руки свое счастье, и центр тяжести их жизни перенесло в будущее, в мечту о несуществующем, о том, что никто из них не увидит…»

Арцыбашева обвиняли в порнографии, в пропаганде половой распущенности и свободы от морали. Самому же писателю его герой нравился; понравился он и читателям, особенно молодым – Санину подражали. И Блоку понравился: «Утреннее чувство заражает читателя. Вот — в Санине, первом «герое» Арцыбашева, ощутился настоящий человек, с непреклонной волей, сдержанно улыбающийся, к чему-то готовый, молодой, крепкий, свободный».

Есть мнение, что незамысловатая беллетристика – вроде сочинений противника Ницше Боборыкина или, наоборот, его апологета Вербицкой – способствовала вульгарному (неправильному) пониманию идей Ницше. На практике это приводило к тому, что самая тривиальная уголовщина чистила себя под флагом Ницше. То есть идея попадала на улицу, не будучи вроде бы для улицы предназначенной. Но тут запятая… Ницше предупреждал, что дышать разряженным (высотным) воздухом его сочинений могут «немногие счастливцы». Но всё-таки «Так говорит Заратустра» имеет подзаголовок: «Книга для всех и ни для кого». И сама ее форма, пародирующая Новый Завет, тоже ведь расчет если не на всех, то на многих. Не говоря уже о том, что Ницше, в заботе об аудитории, создал путеводитель по своему творчеству — «Ecce Homo». Где, кстати, объяснил, что пишет в расчете на человечество.

Что до уголовщины, то Ницше романтизировал преступников (так же, как Маркс романтизировал пролетариат). Уголовщина, преступление есть, с точки зрения Ницше, поступок. Ибо «почти во всех преступлениях выражаются как раз те свойства, которые не должны отсутствовать в мужчине». Этот романтизм принимал порой кровавый оттенок: «Но ради чего убил этот преступник? Он хотел ограбить. Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа – он жаждал счастья ножа!»

О преступниках он рассуждал как социалист – по принципу «среда виновата» («Тип преступника – это тип сильного человека при неблагоприятных условиях, это сильный человек, сделанный больным»). И в этом он тоже шел против христианства (ведь Бог дал нам, кроме разума и бессмертной души, свободу выбора) и против Достоевского («Ведь эдак мало-помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем «среда виновата»). При этом Ницше любил ссылаться на Достоевского, считая, что тот «нашел сибирских каторжников … исключительно тяжких преступников… — как бы выточенными из самого лучшего, самого твердого и драгоценнейшего дерева, какое только растет на русской земле».

Так что реплика Симеонова-Пищика в комедии «Вишневый сад» (1903): «Ницше… философ… величайший, знаменитейший… громадного ума человек, говорит в своих сочинениях, будто фальшивые бумажки делать можно» — даже и не пародия вовсе. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

«Гениальная русская» — статьи

Из Петербурга в Рим

Луиза Андреас Саломе вообще-то из России. Родилась она в Санкт-Петербурге в 1861 году в семье русского подданного, но немца по происхождению Густава фон Саломе. Считала себя русской и просила называть себя Лёлей. Первая любовь 17-летней девочки, голландский пастор Гийо, читавший лекции в Петербурге, сокращает «Луизу» до «Лу» — имени, которому суждено прославиться.

Лу была одинока. В поисках понимания она пришла к пастору

Под его руководством Леля начала серьезно заниматься философией, историей религии, языками. Она поклонялась Гийо как Богу. А пастор в 1879 году сделал ей предложение. Девушка была тяжко поражена самой мыслью о возможности такого исхода их отношений — это была своего рода духовная катастрофа. На ближайшее десятилетие сексуальная близость станет для нее решительно невозможной. Опрометчивый шаг Гийо послужил причиной страданий длинной череды мужчин, которые будут испытывать восторг от духовной близости с этой девушкой и отчаяние от ее телесной холодности.

Леля фон Саломе прожила в России первые 20 лет своей жизни — именно здесь сложился ее характер. И все же по странному стечению обстоятельств впереди ее ждала слава в европейском мире и полная неизвестность на родине. В 1880 г. в сопровождении матери (отец умер в 1878) едет в Швейцарию, слушает университетские лекции по философии — как и многие другие русские девушки того периода.

Из-за слабого здоровья, Лу переезжает в Италию, в Рим. Там она посещает курсы для эмансипированных женщин. Лу вообще восхищают бунтарки. Например, портрет террористки Веры Засулич она хранила до конца своих дней. Впрочем, быть революционеркой Леля не собиралась, как позже не собиралась быть феминисткой.

В Риме Лу попадает в кружок Мальвиды фон Майзенбург, приятельницы Гарибальди, Вагнера, Ницше, воспитательницы дочери Герцена. Один из преподавателей Лу также дружен с фон Майзенбург. Это Пауль Реё, друг Ницше и философ-позитивист. 32-летний Реё влюбился в Луизу и решил сделать ей предложение. Она отказала. Но как! Девушка предложила ему проект создания своеобразной коммуны с целомудренным житием, в которую бы входили молодые люди обоих полов, желающие продолжить образование. Она предлагает снять дом, где у каждого была бы своя комната, но у всех — общая гостиная. Реё идеей воодушевлен, но все же просит Лу выйти за него замуж. Она отказывается, она хочет быть только его другом. С коммуной ничего не выходит. Они пускаются в путешествие, посещают Париж, Берлин.

Отношения с Ницше

В 1882 г. Реё знакомит Саломе со своим другом Ницше, тогда ещё никому не известным философом. Ницше, покоренный и её интеллектом, и красотой, признался, что никогда не встречал женщины, равной ей по уму. Он предложил ей выйти за него замуж, но она снова ответила отказом и… пригласила жить вместе с ней и Паулем.

На свет появляется их дружеская «троица», занимающаяся интеллектуальными беседами, сочинениями и путешествиями. Впрочем, Ницше тоже просит её руки, и тоже получает отказ. Вопрос о сексуальных отношениях между ними остаётся достаточно неоднозначным. Примерно в это время 21-летняя Саломе фотографируется вместе с Реё и Ницше, запряженными в повозку, которую она погоняет кнутом.

Лу Саломе в повозке, запряженной Паулем Реё и Фридрихом Ницше (1882)

Ницше писал о ней: «Ей 20 лет, она быстра, как орел, сильна, как львица, и при этом очень женственный ребенок. Она поразительно зрела и готова к моему способу мышления. Кроме того, у нее невероятно твердый характер, и она точно знает, чего хочет, — не спрашивая ничьих советов и не заботясь об общественном мнении». Ницше сам срежиссировал фотографию, где они с Паулем Ре запряжены в повозку, погоняемую этой «гениальной русской». Ницше сходил с ума от ревности, переходил от обожания к ненависти, называя Лу то своим добрым гением, то «воплощением абсолютного зла». Многие биографы утверждают, что именно Лу Саломе стала прообразом его Заратустры.

«Она сильна, как львица, и при этом очень женственный ребенок»

Расставшись с Ницше, Лу Саломе продолжала двигаться своим и только своим путем. В основном она вращалась в интеллектуальных кругах Европы среди известных философов, ориенталистов, естествоиспытателей. Она ловила себя на том, что ее раздражал деловой, трезвый дух уходящего столетия, она явно тосковала по кантовскому и гегелевскому идеализму. Уже в 1894 году Лу Саломе написала серьезный труд «Фридрих Ницше в своих произведениях».

Труднее всего было заподозрить, что подобную книгу могла написать женщина — настолько все было объективно, четко, по делу. После выхода этой работы Саломе зауважали всерьез. Вскоре ее начали печатать самые престижные журналы Европы, причем не только философские работы, но и художественную прозу. Так свет увидели ее повести «Руфь», «Феничка», сборник рассказов «Дети человеческие», «Переходный возраст», роман «Ма». Модные критики, такие как Георг Брандес, Альбрехт Зёргель или Поль Бурже, расхваливали ее талант.

Замужество

В 1886 г. Саломе знакомится с Фридрихом Карлом Андреасом, университетским преподавателем, занимающимся восточными языками (турецким и персидским). Фридрих Карл был на 15 лет старше Лу и твердо хотел сделать её своей женой. Чтобы показать серьёзность своих намерений, он предпринимает попытку самоубийства на её глазах (вонзает себе в грудь нож).

После долгих раздумий Лу соглашается выйти за него замуж, но с одним условием: они никогда не вступят в сексуальные отношения. В течение 43 лет, прожитых вместе, как утверждают биографы, тщательно изучившие все её дневники и личные документы, этого так никогда и не случилось. При этом и Фридриха, и Лу то и дело посещали молодые любовники, а служанка родила от мужа Луизы ребёнка. В 1901 г. погибает Пауль Реё в горах, без свидетелей. Невыясненным остается, был ли это суицид или несчастный случай.

Луиза Андреас Саломе с мужем

Первым очевидным любовником становится Георг Ледебур, один из основателей социал-демократической партии в Германии и марксистской газеты «Форвартс», в будущем — член рейхстага, с которым она познакомилась в 1892 г. Утомившись скандалами и от мужа (который пытается покончить с собой) и от любовника, Лу бросает их обоих и в 1894 г. уезжает в Париж. Там одним из её многочисленных любовников становится писатель Франк Ведекинд. Несмотря на неоднократные предложения руки и сердца она никогда не помышляла о разводе, всегда первая бросала мужчин.

Георг Ледебур

В 1897 г. 36-летняя Саломе знакомится с начинающим поэтом, 21-летним Рильке. Она берет его в две поездки по России (1899, 1900), учит его русскому языку, знакомит его с психологизмом Достоевского и Толстого. Рильке, как и многие другие возлюбленные Лу, живёт с нею и Андреасом в их доме. Он посвящал ей стихи, по её совету поменял своё «женственное» имя — «Рене» на более жёсткое — «Райнер», его почерк меняется и становится практически неотличимым от её манеры писать. Через четыре года Лу уходит от поэта, так как он так же, как и многие её любовники до него, хотел, чтобы она подала на развод. «Без этой женщины я никогда не смог бы найти свой жизненный путь», — говорил он. Друзьями они останутся на всю жизнь. До самой его смерти в 1926 г. бывшие любовники переписывались друг с другом.

Райнер Мария Рильке

В 1910 г. Лу издала книгу «Эротика», в ней она писала: «Ничего так не искажает любовь, как боязливая приспособляемость и притирка друг к другу. Но чем больше и глубже два человека раскрыты, тем худшие последствия эта притирка имеет: один любимый человек «прививается» к другому, это позволяет одному паразитировать за счет другого, вместо того чтобы каждый глубоко пустил широкие корни в собственный богатый мир, чтобы сделать это миром и для другого». «Эротика» выдержала пять переизданий в Европе.

С Фрейдом

Лу Саломе была увлечена психоанализом, сама его практиковала, работая с пациентами. В 1911 г.  Лу принимает участие в работе Международного психоаналитического конгресса в Веймаре. Там она знакомится с Зигмундом Фрейдом. На тот момент было уже 50. Они становятся друзьями на следующую четверть века. Фрейд, со свойственной ему чуткостью, не заявлял на неё собственнические претензии, что и не привело к обычным для неё разочарованиям в мужчинах.

Зигмунд Фрейд

В соавторстве с Анной Фрейд она задумывает учебник о детской психике. С 1914 она начинает работать с больными, оставляя ради науки беллетристику (ею написано порядка 139 научных статей). Поселившись вместе с мужем в Гёттингене, она открывает психотерапевтическую практику и много трудится.

Нацисты

Всю жизнь Лу высокомерничала с политикой, но с приходом Гитлера к власти в 1933 году не замечать творившегося вокруг стало уже невозможно. Манифестации, шествия и митинги молодых нацисты по всем немецким городам, бесконечно звучавшее в ушах «Хайль Гитлер!», невыносимые выспренные речи о превосходстве арийской расы, набирающий силу антисемитизм…

Однажды к Лу в ужасе прибежала ее приятельница Гертруда Боймер с криками: «Эти черные (имелись в виду нацисты) рыщут по психиатрическим больницам и хотят переписать всех больных шизофренией; говорят, потом их всех уничтожат!» Саломе не поверила, и они кинулись к знакомому главврачу геттингенской клиники. Тот подтвердил информацию — врачи на свой страх и риск прятали от нацистов истории болезни. Излагая свои взгляды на воспитание будущих воинов Третьего рейха, Гитлер уже тогда был предельно откровенен. «Моя педагогика сурова — слабый должен погибнуть!» Вскоре это стало официальной политикой режима: все шизофреники должны быть физически уничтожены.

Началось наступление и на психоанализ. Книги Фрейда в Германии сжигались, к его друзьям и соратникам, как и к психоаналитикам вообще, приходить стало опасно. Лу Саломе, которой было уже за 60, друзья уговаривали уехать из страны, пока не поздно. Вскоре пришла еще одна тревожная новость: сестра Ницше, Элизабет Ферстер-Ницше, вышедшая замуж за нациста Ферстера, состряпала на Лу Саломе донос о том, что она, во-первых, «финская еврейка» и, во вторых, якобы извратила наследие ее брата, которого Элизабет всячески стремилась сервировать властям как духовного отца фашизма. Видно, за столько лет ненависть Элизабет Ферстер к Лу Саломе нисколько не уменьшилась.

Сестра Ницше настолько ненавидела Лу, что написала на неё донос

Она умерла в возрасте 76 лет в 1937 году, пережив многих своих любовников. «Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, — писала она незадолго до смерти, — мы все равно должны ее приветствовать. Кто боится страданий, тот боится и радости». Сразу после её смерти её библиотека была сожжена нацистами.

Ницше — Lurkmore

«	Устал я вам писать рукой. Писать ногой — вот выбор мой! Скользит нога, полна отваги, То по земле, то по бумаге.	»
— Ф. Ницше

«	Сейчас один молодой человек рассказывал в вагоне, будто какой-то великий философ советует прыгать с крыш… «Прыгай!», говорит, и в этом вся задача.	»
— Чехов

«	Мы должны прекратить сейчас высмеивать все вокруг.	»
— Ф. Ницше

«	Прибился к нам однажды, Сергей Дмитрич, леший один, городской житель, и прибился ведь, вода не разлей: важный такой, ученый весь, в книжечке загрудинной своей вечно чего-то царапает. Мне тогда годков семнадцать было уже, или около того. Деткам и бабам любопытство, а Никола молчит, ну и куролесит этот леший по дворам, все расспрашивает да свое чирикает. Оно бы да и ладно, только удумал этот леший насовсем с нами остаться, шибко проситься начал с нами быть. Говорил часто, что хочет постигнуть природу зла, и ницшу все какую-то поминал, в записки свои тыкал. Умная, мол, особенно эта ницша, каких свет белый не видовал… Николе он сперва даже глянулся, да и мы ничего, пущай будет, раз хочет. Горя от него никакого, а потехи много. А тут как раз у Марфиной кошки котяты народились, и Никола дал ему самого черненького. И Ваньке еще дал, ему как раз срок был, а остальных в речке стопили да закопали. Ванька хотел черного, но Никола настоял, и городскому дали самого черного, а Ваньке, значится, с белыми пятнами на морде и хвосте дал. Теперь ты послухай, Сергей Дмитрич, чего этот леший-то учудил! Заявился он заполночь к Николе, про котел справиться. Чтоб, значит, уварить котенка и сделать себе обережную. Удавил ведь черненького, леший городской! Тут Никола взял дрын сосновый, да и погнал его с глаз долой. До опушки его сосенной лупцевал, а потом отстал да и домой воротился. Больше мы городского этого не видели. Сбег, наверное, обратно в город свой. Вот такая, Сергей Дмитрич, вышла наша история. Хоть и нешибко его Никола грел, а наука надолгая ему будет, основательная. И поделом. Ницшу свою пусть постигает лучше.	»
— Колдун Стоменов

Фридрих Вильгельм Карлович Ницше (нем. Friedrich Wilhelm Nietzsche) — лютый немецкий философ, тролль, служащий источником сотен и тысяч развесёлых цитат, распространяющихся по просторам интернета в виде подписей к сообщениям, веских аргументов троллинга моралфагов. Более известен своими усами, которые заставляют всё небыдло видящих приписываемую ему цитату и его фото с фокусом на самих усах принять цитату за истину в последней инстанции, а цитирующего за философа и близкого друга Ницше и его усов, повлиявшего на жизнь и философию оных.

«	Читал Ницше “Заратустра” и заметку его сестры о том, как он писал, и вполне убедился, что он был совершенно сумасшедший, когда писал, и сумасшедший не в метафорическом смысле, а в прямом, самом точном.	»
— Л. Н. Толстой

Когда и где родился, кто мама-папа — см. здесь. Отметим лишь, что называть его Фридрихом безграмотно, он Фридрих-Вильгельм, в честь прусского короля Фридриха-Вильгельма III. А тут мы без лишних отвлечений попробуем обрисовать ковайные черты господина Философа.

В детстве Ницше отличался крайней упёртостью и чрезвычайно высокой силой характера. Поспорив со сверстниками о том, что он сможет взять в руки горящий уголь и продержать его некоторое время, он немедля сделал это, заставив «друзей» посрать кирпичами. Взрослел Фридрих в женском общежитии. В одной с ним квартире проживали мать, сестра, бабушка, две незамужние тетки и служанка. Непрекращающиеся эстрогенные вихри, бури и прочие катаклизмы побудили отца переселиться в более спокойное место — на кладбище. Психически закаленный в экстремальных условиях, Ницше стал профессором уже в 24 года и кинулся писать настолько хорошие книги, что аж сам от этого охуел. Примерно тогда же у Философа начинаются проблемы со здоровьем — сильные головные боли, иногда доходящие до неиллюзорных мучений, что, возможно, сказалось на его мизантропическом подходе к философии.

По интеллектуальным параметрам Фридрих-Вильгельм Карлович в 9000 раз превосходил большинство своих современников, да чего уж там скрывать — и нынешних философов тоже. Уже в 25 лет получил звание профессора филологии в Базельском университете, что не мешало ему смотреть на классическую филологию, как на говно. А чем можешь похвастаться ты, мальчик?

Труды, полные ненависти и очищающего огня Холокоста (в фигуральном смысле), Ницше начал писать ещё с юношества. Но самые винрарные и принёсшие мировую славу ему удалось выпустить после 35 лет, когда проблемы со здоровьем переросли в абсолютный ужас, вынудивший его покинуть университет. Главной среди них, безусловно, является манускрипт «Так говорил Заратустра», в которой, собственно, и формулируется идея сверхчеловека. Кстати, фраза из этого произведения «бог умер» по-русски звучит весьма двусмысленно. Да, и не нужно приписывать это выражение дарквэйв-группе Das Ich. Алсо, есть мнение, что авторство данной фразы принадлежит Гегелю или Гёте, которого Ницше очень почитал. Впрочем, до них она была у Жана Поля, а задолго до Жана Поля — в лютеранской мессе.

Закончил Ницше в полном соответствии со своим мировосприятием — после долгих лет экзистенциальных и физических мучений он окончательно сходит с ума, пишет книгу «Ecce Homo» с примечательными названиями глав: «Почему я так мудр», «Почему я так умён», «Почему я пишу такие хорошие книги» и т. д.

После этого следующее значимое событие в его жизни произошло через одиннадцать лет, когда он умер от запущенного сифилиса в дурке. Точнее, умирает от воспаления лёгких, а «запущенный сифилис» лишь одна из возможных причин паралича мозга Ницше, есть мнения об отравлении по политическому заказу, случайном отравлении при самолечении, а также прогрессирующая мигрень, которой, кстати, соответствуют симптомы, проявляющиеся у Ницше на протяжении многих лет, чего нельзя сказать про сифилис. Некоторые биографы Ницше и исследователи его творчества высказывают предположение, что из всех отношений с женщинами он состоял разве что во френдзоне у Лу Саломе, а девственникам сифилис не передаётся; психиатры же заочно диагностируют в нём шизофреника по амбивалентной писанине, особенно в зрелые годы — об этом, конечно же, можно судить лишь с большой долей приближения. Также не забываем про то, что отец классика скопытился в районе всё тех же 36 лет от подозрительно похожей болячки, то есть, это вполне могли быть какие-то наследственные проблемы, и удивляться надо не тому, что так быстро стал овощем, а тому, что так долго протянул.

Начнём с того, что в силу состояния здоровья писать полноценные монографии Ницше не мог. Чуть менее, чем все его поздние тексты — это циклы фрагментов, рассортированных по главам. Соответственно, учить жизни он тоже никого не собирался. Его тексты — это именно попытка взглянуть на разные явления жизни и общества под необычным углом, стряхнуть стереотипы и заставить читателя взглянуть на себя и других свежим взглядом.

Отдельный лулз доставляет тот факт, что сестра, завладев архивом, мигом поняла, какой профит можно получить, продавая ярко написанные книжки романтически настроенным гимназистам и взялась выпускать Собрание Сочинений, включая ненапечатанные рукописи. Выпуск сопровождался срачами между ней, издателем и учеником П. Гастом, и получился только с третьей попытки в 12 томах. Попутно бесследно пропали черновики писем с нелестными отзывами о сестрюне, ещё какие-то бумаги. Зато по рукописям была собрана «Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей» (первый том известен как «Антихристианин», а остальные три были только в черновиках).

Но Ницше и из могилы продолжал доставлять. В 1967 году расовые макаронники решили запилить своё академическое издание и обнаружили, что в био за авторством сеструхи куча цитат, которых нет в ПСС. Поехали в Веймар, подняли бумаги — и обнаружили, что «Воля к власти» попросту набита отсебятиной, перефразами и подтасовками.

Перелистывая занятные сочинения Ницше, Вы, о уважаемый читатель, конечно же, заметили, что разговор идет об эзотерике. То есть проблемы человечества рассматриваются как бы сверху, с позиции беспристрастного властелина Мира, или, по-простому, Б-га. Ему фиолетово, кто там коммунист, фашист или, скажем, гордый внук славян, если кроме звания и хороших, годных анализов толку с него человечеству больше никакого. А нужно ему, чтобы изобретались велосипеды, писались картины, клеились ракеты и леталось бы в космос. Чтобы убедиться, что там пусто.

Можно возразить, что уж больно сказочно это всё, тем более что объективная реальность даже в том же космосе обнаружена не была. С другой стороны, вспоминается Атэц, воодушевивший население Этой Страны прогуляться по пути, намеченному Дедушкой. В результате появились Строители Коммунизма, освоившие целину, Сибирь и даже околоземное пространство с улыбкой на устах, мечтая о Светлом Будущем, колбасе и поездке в Болгарию. Задача, правда, осложняется тем, что их методы уже не пользуются спросом, но в наше удивительное время этим активно занялись интернеты, предлагая широким массам будущих Üберменьшей различные варианты и возможности воспитания у себя желательных или недостающих качеств, в зависимости от наклонностей и уровня развития. Как нетрудно догадаться, достаточно запросить всего одно слово: САМОРАЗВИТИЕ, как сразу все завер…

Итак…

Сверхчеловек — основная ценность ницшеанской философии и смысл человечества, не меньше. Несмотря на это, Ницше не озаботился чётким и ясным разъяснением своей основной ценности. В связи с этим у 95% сверхчеловек ассоциируется с их собственным представлением о том, кем бы они были, не следуя своей рабской морали. Однако если читать Ницше внимательнее, то ВНЕЗАПНО сверхчеловек оказывается прежде всего благородной личностью, преодолевшей в себе ресентимент и всякую нигилистическую мораль, а также щедро одаривающей своими знаниями окружающих.

…По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о боге, вот с чего надо приняться за дело! С этого, с этого надобно начинать — о слепцы, ничего не понимающие! Раз человечество отречется поголовно от бога (а я верю, что этот период — параллель геологическим периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет всё прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит всё новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни всё, что она может дать, но непременно для счастия и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости и явится человеко-бог. Ежечасно побеждая уже без границ природу, волею своею и наукой, человек тем самым ежечасно будет ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных. Всякий узнает, что он смертен весь, без воскресения, и примет смерть гордо и спокойно, как бог.

Ф. Достоевский о Сверхчеловеке в «Братьях Карамазовых».

Это жестокие слова, но я все же произношу их, потому что это правда: я не могу представить себе народ более разобщенный, чем немцы. Ты видишь ремесленников, но не людей; мыслителей, но не людей; священнослужителей, но не людей; господ и слуг, юнцов и степенных мужей, но не людей; разве это не похоже на поле битвы, где руки, ноги и все части тела, искромсанные, лежат вперемешку, а пролитая живая кровь уходит в песок?

Фридрих Гёльдерлин. «Гиперион или Отшельник в Греции».

Воля к власти — чтобы не звучало слишком авторитарно, можно переводить этот концепт как «Стремление к могуществу». Это основная характеристика жизни, каждая частица которой стремится к усложнению, преодолению самой себя и к расширению себя в пространстве и времени. Это прежде всего биологическая характеристика, которую Ницше сознательно переносит в этический контекст, в противовес христианской позиции «швитой слабости», ни в коем случае не оправдывая мировоззрение мудака-отморозка, который стремится подчинить себе всё и вся. Сверхмудаком пугают себя и окружающих христанутые из-за своего ресентимента. С позиции же здравого разума можно поразмышлять о том, в ком жизнь представляет наибольшую сложность и красоту: в Чикатило или Эйнштейне? Гитлере или Леонардо да Винчи? Затем можно допустить возможность того, что Ницше был не тупее нас, и, говоря о «Стремлении к могуществу», видел ценность в проявлении настоящей мощи (то есть в более развитой, сложной жизни, чем инертное быдло со свернутым шифером) Человека, именно с большой буквы, обладающего в первую очередь властью над собой и стремящегося к конструктивному развитию.

А если бы лоза обрела чувство, так что получила бы ка­кое-то побуждение и самостоятельно двигалась, как ты думаешь, что бы она стала делать? Разве она не стала бы са­ма, собственными силами заботиться о том, что до этого полу­чала от виноградаря? Но разве ты не видишь, что ей прибавит­ся заботы и придется думать и о своих чувствах, и о всех их по­буждениях, и о тех новых членах, если они появятся у нее? Та­ким образом, к тому, что у нее было всегда, присоединится то, что пришло к ней позднее, и предельное благо для нее будет не то, что существовало для того, кто возделывал ее, но она захо­чет жить согласно той природе, которую приобрела позднее. Таким образом, предельное благо будет для нее подобным то­му, которое было у нее раньше, но не тем же самым: ведь те­перь она будет стремиться к благу не растения, а животного. Ну а если она получит не только чувство, но и душу человека, разве не будет необходимым, чтобы и оставались как предмет заботы прежние ее качества и то, что присоединится к ним, станет для нее намного дороже, и все лучшие стороны души станут для нее самыми дорогими, и высшее благо будет состоять в наиболее полном выражении этой природы, по­скольку мысль и разум намного превосходят все остальное. Так возникает крайний предел наших стремлений, когда, отправ­ляясь от первоначального импульса природы, он, поднимаясь по многим ступеням, доcтигает наконец вершины, представля­ющей собою объединение телесного здоровья и совершенства разумной мысли.

Цицерон. «О пределах добра и зла».

Мораль господ и мораль рабов — как и при рассмотрении многих других концептов Ницше, объяснение будет более действенным, если оговорить, как этот концепт понимать НЕ следует. Мораль господ и мораль рабов — это мораль быдла и небыдла, или барина и холопа. Не стоит также при этом думать, что Ницше был социалистом, он был сторонником меритократии, или, как удачно высказался один его знакомый, радикальным аристократом. Что же это значит? А всё просто: наверху должен быть тот, кто действительно соответствует этому, благодаря своим выдающимся личностным качествам и трудолюбию, а не родительским связям, коррупции, оболваниванию электората или выпиливанию конкурентов.

Господская мораль — понятие из «Генеалогии морали» и «По ту сторону добра и зла», ей противопоставляется мораль рабская. Первая, согласно Ницше, определяется понятиями «хорошо» и «плохо»; вторая — дихотомией «добро—зло». «Человек благородного типа чувствует себя созидателем, творцом, […] он создает ценности», — пишет Ницше. Таким образом, господская мораль — свойство имеющего право на власть, «силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе…» (М.Горький), сознание изобилия, дарящее и дающее. Благородный человек тоже помогает несчастным, но не из чувства сострадания или жалости, а скорее от избытка могущества.

Простой человек, обнаружив у такого господина недостающие качества, презирает его за этот недостаток.

Мораль господ (более точные по смыслу переводы: властелин, сам себе господин; владеющий самим собою) обусловлена тем, что её носитель — сильная, глубокая, а главное, самодостаточная личность, способная оставаться собой, сидя далеко в горах в какой-нибудь пещере, в то время как моралью раба может обладать хоть президент, хоть Папа Римский. Последний же не имеет реальной духовной силы и пытается её компенсировать за счёт других.

Под рабской моралью Ницше понимает, к примеру, благотворительность, сострадание, смирение. Рабская мораль есть в первую очередь мораль утилитарная, поскольку она выгодна правящим. И далее, Ницше пишет:

Бедный, довольный и раб! — это тоже возможно- и мне не приходит на ум ничего лучшего, чем сказать работникам фабричного рабства: поставленные, они не чувствуют ничего, кроме позора, в таком виде, как оно сейчас происходит, используются как винтики в машине и одновременно козлы отпущения человеческого изобретательского искусства! … Тьфу! Поддаться убеждению, что с потерей личности, внутри машиноподобного нового общественного строя, может позор и стыд рабства возрасти до уровня добродетельности!

см.

«	Бог мёртв	»
— Ницше

«	Ницше мёртв	»
— Бог

«	Бгг	»
— Смерть

Смерть бога — недееспособность христианской системы ценностей, относительно современности, выразилась у Ницше в утверждении «Бог умер». А так как христианская система ценностей была чуть ли не основой европейской цивилизации, то осознание того, что Бог таки умер, подорвало у многих веру в какие-либо моральные основы вообще, что привело к кризису европейской культуры. Сам Ницше, давая прогноз на будущее, ознаменовал два века нигилизма, тем самым предсказав наступление эпохи постмодерна. Эпохи, в которой скрытый религиозный нигилизм, обнаживший свою суть под натиском антиклерикальной критики, перерастёт в нигилизм открытый и не менее популярный, оставаясь прерогативой различных релятивистов и декадентов. Иными словами: «раньше» нигилизм был замаскирован в религии, а сейчас интеллектуальная прослойка агностиков/постмодернистов и смотрящие им в рот массы небыдла с лёгкостью и незамутнённостью прирождённого МД сообщат вам о том, что объективного смысла позитивного существования земли нет, потому что «у каждого своя правда»!!111 или «Ignoramus et ignorabimus, Amen!»)

Переоценка ценностей. Активный и пассивный нигилизм — под нигилизмом Ницше понимает философию, отрицающую ценность земной жизни как единственной реальности, смысл которой люди должны реализовывать непосредственно в этой самой жизни. Здесь есть нюансы: если у верующих нивелировка ценности плохой, негодной, греховной земной жизни происходила в угоду мечтаниям о бурной загробной жизни, то у релятивистов обесценивание является следствием их эпистемологического агностицизма.

Ну а что же сам Ницше, спросит любознательный анон, разве он не занимался обесцениванием основополагающих ценностей и морали вообще? Разумеется, чтобы построить новое здание, нужно расчистить место для него, а если на этом месте стоит старая развалина (мораль), то её нужно деконструировать, как говорил сам Фридрих: «Мы должны освободиться от морали, чтобы суметь жить морально». Таким образом, философия, направленная на деконструкцию устаревшей морали (падающего — подтолкни), является активным нигилизмом, в противовес пассивному, чья нивелировка не предполагает никаких дальнейших построений, кроме дрочения своего нигилистического чувства собственной важности. А поскольку грань между двумя видами нигилизма весьма тонка, для большинства постмодернистов деконструкция практически сразу превратилась в религию и стала смыслом жизни, что печально. Ницше же советует принимать нигилизм дозировано, у него это реакционный инструмент, а не самоцель.

Вечное возвращение — хоть и не стремился Ницше создавать философскую систему, по причине безверия в непогрешимость любой философской системы, она всё равно складывается из его же идей и понятий. Однако, также как и со всеми остальными мемесами от Ницше, стоит вновь сначала сказать, чем оно НЕ является: нигде никогда Ницше не утверждал, что ход истории вселенной действительно идёт по кругу и будет повторяться снова и снова.

Основная концепция «вечного возвращения» очень проста: не веди себя как мудак. Представь себе, что БЫЛО БЫ, если БЫ тебе пришлось проживать свою жизнь в точности также, снова и снова. Представь себе эту перспективу — и веди себя впредь, как ЕСЛИ БЫ она была правдой — совершай впредь только такие поступки, за которые тебе не стыдно и не было бы стыдно никогда.

То есть, по сути, это своеобразный костыль морально-этической системы. Который, к тому же, важно осознавать именно как костыль — ты не склоняешься перед какими-то навязанными тебе обязательными объективными моральными ценностями, а сам являешься творцом своих ценностей, способным сознательно себя ограничивать.

«Будда Европы» и принцип «Amor fati» — Ницше скромно и прямым текстом примерял на себя лавры Будды в «Антихристе». И, вероятно, тем самым и заслужил овер 9000 любви, обожания и пристального интереса со стороны азиатских философов, дзен-буддистов и прочих им сочувствующих, которым на европейскую философскую мысль, обычно, было насрать.

Во времена Ницше о буддизме в Европе имели довольно смутное представление — переведены были только самые древние сутры, да и стараниями Шопенгауэра буддизм воспринимался как нечто, преисполненное пессимизма, отчаяния и пассивного нигилизма. Поэтому Ницше по-панибратски решил форкнуть основную идею Будды (что жизнь и сознание — это результат страданий), согласившись с предпосылками, но перевернув на 180 градусов идею избавления от страданий и выведя, таким образом, свой постулат «Amor fati» — любовь к жизни через любовь к страданиям, превозмогание и активный нигилизм.

Суть примерно такова: по Шопенгауэру, человек хочет творить что-то выдающееся (даже если это просто прокачка эльфа до 80-го уровня) просто потому, что в нём сидит коварная воля, всеобщая энергия, которая хочет только переть, расти, заниматься всё больше места и на сохранность организма-носителя ей положить. Шопенгауэр решает этот вопрос в лучших традициях тхеравады (которую высокогорные тибетцы и культурные китайцы обзывают малой колесницей) — надо просто понять, что толку всё равно не будет и после 80-го ты захочешь качать того же эльфа до 81-го, и все твои попытки накормить тщеславие закономерно кончатся фейлом. Поэтому лучше всего на всё забить и жить тихой незаметной жизнью, целее будешь.

Ницше эту систему взял и посмотрел на неё с другой стороны. Оно, конечно, да, человека постоянно тянет в авантюры. Но так это же и хорошо! Если есть желание совершить что-то необычно и героическое, так надо брать и совершать. В конце концов, в результате может получиться не фейл, а вполне себе и вин. Разумеется, рано или поздно герой закончит на кладбище, но он так или иначе там закончит, даже если он горец. Так что воля — она как раз на нашей стороне, она принуждает нас делать хоть что-то полезное.

Обо всех этих размышлениях уже в середине 20 века стараниями некоего широко известного в узких кругах Кеидзи Ниситани, учившегося в Европе под другим винрарным немецким философом Мартином Хайдеггером, разузнали японцы, внимательно ознакомились с его творчеством (Научная монография по вопросу, ня) и пожали плечами, не найдя существенных отличий «Так говорил Заратустра» от набора дзен-буддийских коанов. В обоих случаях речь идёт о любви к жизни (ибо через принятие собственных страданий, как естественных и неотъемлемых свойств тела, они уже не будут, собственно, страданиями), о следовании выбранному жизненному пути (человек как не цель, а мост к сверхчеловеку — эквивалентен дзеновскому пониманию, что сансара и есть нирвана), о воздействии на разум через культивацию тела, об отказе от собственного «Я» (превращение «верблюд-лев-ребёнок» у Ницше) и восприятии себя как просто детерминированного внешними факторами тела. Заслугой Ницще, безусловно, является, что он у себя в Европе вывел все эти идеи самостоятельно с нуля, имея представления только о раннем буддизме-абхидхарме; вот только в Японии этот велосипед изобретал ещё Эйхэй Догэн в 13-м веке.

[править] Наследие Ницше в культуре

«	Ницше. Это был большой поэт. Однако ему весьма не повезло с поклонниками.	»
— Стругацкие

[править] Нацизм и фашизм Ницше

Неразбериха с «ницшеанским фашизмом» началась, когда архивом Ницше после его смерти завладела сестра — Элизабет Фёрстер-Ницше, жена учителя из Берлина Бернгарда Фёрстера, патологического антисемита и позднее — героя. Под руководством сестрёнки была сфабрикована в том числе и компиляция выдранных из произведений Ницше цитат и откровенного вымысла, озаглавленная как «Воля к власти». Компиляция была сфабрикована так удачно и своевременно, что попалась на глаза теоретикам и практикам НСДАП. В 1934 году Архив Ницше посещает кто бы вы думали и имеет с девяностолетней Фёрстер-Ницше долгую продолжительную беседу. Результатом этой беседы стало включение Ницше в «культурный пантеон» нацизма (вместе с Гёте, Бетховеном, Вагнером и прочими достойными людьми). Видимо, так она отомстила брату за то, что однажды он в письме к М. фон Мейзенбург (май 1884 года) назвал её «die rachsüchtige antisemitische Gans». Тем не менее она ничуть не сомневалась в гениальности брата. И всеми силами старалась сохранить его труды как могла. Забив банан в уши Гитлера, мол, фюрер — воплощение его сверхчеловека, получила профит. Ещё до встречи с сестрой писателя Алоизыч дичайше котировал его творчество, а впоследствии привил своё увлечение и своим недалёким приспешникам. «Так говорил Заратустра» была самой популярной книгой после Библии, таскаемой солдатами Вермахта в своих рюкзаках. Ибо вдохновляет, модная и легко читается.

Но утверждать, что Ницше как-то особо повлиял на фошыстов — это неоправдано фошыстам льстить. Средний активист тогдашных фошыстских движух читал (если умел) в основном листовки и партийные газеты, и оценивал идеи по прикольности. Сам фюрер читал, судя по библиотеке и немногим цитатам, тогдашний бумажный аналог вконтактовых пабликов и Рен-ТВ, откуда и подчерпнул кулстори про арийцев и жыдомасонский сговор.

Так или иначе, многие использовали идеи Ницше в своих интересах: фашисты цитировали его слова о превосходстве одних над другими, коммунисты использовали его антирелигиозною составляющую, а либералы вспоминали его ориентированность на свободу индивида. Хотя в сущности, философия Ницше не подпадает ни под одну политическую идеологию. Он отвергал консерватизм, национализм (и даже патриотизм), социализм, этатизм и демократию. Если попытаться перевести Ницше в политическую плоскость, то получится своеобразный аристократический анархизм. Впрочем, современное ницшеанское движение небезосновательно относит себя к правым, хоть и не похожим на остальных.

[править] Ницше и музыка

Also sprach Zarathustra. Рихард Штраус

В начале карьеры Ницше и думать не желал быть философом и вожделенно мечтал дополнять таблицу Менделеева (быть химиком), а также, наслушавшись маэстро Вагнера, решил проявить себя в качестве композитора. Опусы, полные уныния и отчаяния чуть более, чем полностью, можно послушать здесь.

Интересующиеся музыкой и античной историей могут почерпнуть много интересного из его первого труда «Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм». Читатель узнает, какими алкоголиками и развратниками были древние греки, придумавшие музыкальную трагедию, чтобы прикрыть своё распутство перед грядущими поколениями. Труд был написан во времена яростного фапания Ницше на Вагнера (и платонической любви к его жене Козиме), о чём несчастный Фридрих впоследствии очень сожалел.

В последних произведениях уже немолодой философ любил потроллить тяжеловесную, не в меру пафосную «северную» оперу Вагнера куда более мелодичной, жизненной, но отнюдь не менее трагичной «южной» оперой Бизе (Parsifal VS Karmen). Травля, затеянная Ницше в шутку, за сто лет приобрела статус специальной олимпиады и широко практикуется на музыкальных и оперных форумах.

Алсо, музыкальное вступление к винрарнейшему фильму «Космическая одиссея 2001» Стэнли Кубрика, используемое также телеигрой «Что? Где? Когда?», есть непосредственно идеи Ницше, переложенные Рихардом Штраусом на «язык музыки».

А ещё, в СШП у Ницше до сих пор имеется один верный ученик, теребящий за уши всю христианскую общественность.

[править] Ницше и литература

«

Такт хорошего прозаика в том, чтобы вплотную подступиться к поэзии, но никогда не переступать черты. Без тончайшего чувства и одарённости в самом поэтическом невозможно обладать этим тактом.

»

Будучи филологом по образованию, Ницше много прочёл как классической литературы, так и современных ему немецких писателей. Ранние его работы были менее эмоциональны, в них ещё прослеживалось влияние строгой науки. Ближе к написанию «Заратустры» Ницше презрел всю современную ему науку и философию и мастерски отточил свой писательский талант. Поэтому любители его ницшеанства зачастую начинают знакомиться с творчеством усача с поздних работ, так как читаются гораздо легче, как художественная или религиозная литература, и насыщены множеством тропов и афоризмов.

Разумеется, философ оказал большое влияние на литературу и литературную критику. Герман Гессе писал своих «Сиддхартху» и «Степного волка», находясь под впечатлением от Ницше; влияние ницшеанства прослеживается и в творчестве Паланика. С оглядкой на Ницше ЛаВей создавал свою «Сатанинскую библию». Преемниками герра профессора собственно в философии считали себя и многие знаковые постмодернисты вроде Фуко и Делёза, так как Ницше вновь открыл для европейской культуры дионисийского человека, живущего наслаждениями и высмеивающего всех и вся. В плане конструирования текста Ницше вплотную подошёл к ризоме, свойственной постмодернистским романам.

[править] Ницше в кино

«	Я мёртвый, потому что я глупый.	»
— Ницше в «Туринской лошади»

Ницше, 1889 год, Турин.

На тему Ницше наличествует вполне себе годный и артхаусный бразильский высер «Дни Ницше в Турине» 2001 года. В фильме описывается приезд Фридриха Ницше в итальянский город Турин под конец его жизни. Весь фильм Ницше бродит по улицам, обнимается с лошадью, перевязывает полотенцем ногу собаке, нечленораздельно бормочет нацепив маску Диониса, представляет себя Богом, в общем постепенно скатывается к своему печально известному безумию. В конце фильма показаны якобы заснятые при жизни философа видеокадры оного в дурке. Но вполне вероятно, что эти кадры просто фейк, смонтированный из фотографий философа.

В 2007 году в США по довольно неплохому роману Ирвина Ялома «Когда Ницше плакал» был снят вполне винрарный одноимённый фильм с Армандом Ассанте в роли героя статьи. Фильм доставляет историей знакомства больного мигренью и манией величия с венским врачом Йозефом Брёером, попытками последнего излечить философа и самого в конце-концов скатившегося до унылого состояния психически нездорового сопляка. Самым умным и находчивым в фильме в итоге оказывается не кто иной, как молодой ещё психоаналитик Зигмунд Фрейд, первыми робкими попытками своего метода вытаскивающий Брёера из состояния унылого говна. Доставляет и актриса Кэтрин Винник в роли подруги Ницше Лу Саломе.

В 2011 Бела Тарр, вдохновившись, помимо сабжа, фразой Маяковского «все мы немножко лошади», предъявил миру своё понимание Ницше в фильме «Туринская лошадь».

А в сериале Andromeda весьма активно действуют «ницшеанцы» — раса, воплощающая идеи философа. Брутальны.

[править] Ницше и интернеты

• Ницше часто упоминают на тифаретнике. Популярность к нему пришла после этого знаменитого комментария

Не пострадал я от армии. Было хуево, но не пострадал. Сильнее сделался, комплексы уничтожил. Это, как у Ницще…

Клац

См. также басню «Ницше и хлеб».

[править] Алсо

В русской философии Серебряного века существовал почётный преходящий титул «русский Ницше», которого в разное время удостаивались К. Н. Леонтьев, В. В. Розанов, В. И. Иванов. ЧСХ, все трое были религиозными людьми.

«	Взял в тюремной библиотеке Ницше. И я понимаю, что одна и та же книга на воле и в тюрьме воспринимается совершенно по-разному. На воле я просто читал книжки как советы жизненные, мировосприятие, а в тюрьме это полное мироописание. Переосмысление бытия идет.	»
— Тесак

Несмотря на блестящее владение литературным слогом, как философ Ницше был весьма непоследователен, за что коллегами-академистами обвинялся в иррационализме. В самом деле, вопросы онтологии и гносеологии у него не решаются напрямую, развития по Ницше в мире нет вследствие вечного возвращения и мир этот управляется некой непознаваемой волей к власти, унаследованной от раскритикованного Фридрихом впоследствии пессимиста Шопенгауэра. Несмотря на отсутствие бога в ницшеанской картине мироздания, по сути она является идеалистической, а воля в нём — пантеистична.

Марксисты, помимо необоснованных обвинений Ницше в идеологическом потворстве фашистам, также упрекали его в эстетствовании и аристократизме, отрицании демократии и мизантропии. Всё дело в пресловутой морали господ, сам Ницше писал, что и потомкам в его сочинениях дано понять не всё, куда уж там до него современникам! Да и ярко выраженный индивидуализм с коммунизмом не очень-то вяжется.

Некоторые представители ультра-небыдла и примкнувшие к ним ТП считают чтение Ницше уделом хипстеров и юных максималистов. В самом деле, философия толкания падающего как нельзя лучше подходит мамкиным циникам, только на такую глубину осмысления они и способны. Как стёб над примитивизмом большинства Фридриховых поклонников родился недомем «тюремное ницшеанство». Ницше охотно читают обитатели тюрем и психушек, проникаясь ненавистью аки ситхи, помогающей им переживать жизненные трудности.

В конце концов, чтобы лучше понять философию Ницше, не стоит воспринимать его только как философа, и читать его книги желательно как художественную литературу. Чем меньше СПГС, тем лучше.

И помнить, что за исключением «Заратустры» (всё-таки поэма в прозе) его сочинения, включая «По ту сторону добра и зла», рассчитаны на читателя, который знает, о чём писали эти Канты и Юмы на уровне хотя бы университетского курса. Так что если ты школьник, не забудь положить рядом «Историю западной философии» Рассела (а ещё лучше «Лекции по истории философии» Гегеля, с которыми знаком был и сабж), чтобы хоть знать, о чём идёт речь.

• «В толпах нет ничего хорошего, даже когда они бегут вслед за тобой».
• «Человечество является скорее средством, а не целью. Человечество является просто подопытным материалом».
• «Если долго всматриваться в бездну — бездна начнёт всматриваться в тебя». В советской России этим никого не удивишь. Вообще это быдловариант цитаты, взятый из фильма «Бездна» (the Abyss) Джеймса Кэмерона, коему эта цитата служила эпиграфом и, в некотором смысле, спойлером. Оригинальная цитата звучит так: «Wer mit Ungeheuern kämpft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein» (Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя). Без первого предложения первоначальный смысл несколько теряется.
• «Мы — наследники совершавшихся в течение двух тысячелетий вивисекции совести и самораспятия».
• «Но то, что убеждает, тем самым ещё не становится истинным: оно только убедительно. Примечание для ослов».
• «В каждой религии религиозный человек есть исключение».
• «Церковь — это род государства, притом — самый лживый»
• «Что падает, то нужно ещё толкнуть». В сознании масс трансформировалось в «Падающего подтолкни».
• «Слово „христианство“ основано на недоразумении; в сущности, был один христианин, и тот умер на кресте».
• «Что нас не убивает, делает нас же сильней».
• «Идёшь к женщине — бери плётку».
• «Так называемые парадоксы автора, шокирующие читателя, находятся часто не в книге автора, а в голове читателя».
• «Чтобы жить в одиночестве, надо быть животным или богом, говорит Аристотель. Не хватает третьего случая: надо быть и тем и другим — философом.»
• «В конце концов никто не может из вещей, в том числе и из книг, узнать больше, чем он уже знает».
• «Если хочешь освободиться от невыносимого гнета, нужен гашиш».
• «В мире — много дерьма — вот и вся истина».

И прочие, несть им числа.

1	3	yes	Показать	Скрыть
Ницше про опиум для народа Чашка, которая как бы намекает на тупость её аффтора Тарас Григорьевич Шевченко Капитан Ницше Ницше в «Лихих философах» (они же ‘Action Philosophers’) Пазитифф такой пазитифф (Ницше во вконтакте)

	Ницше — достойный сын германской нации.

	«Ницшеанство — опиум для народа!»

Проблема сверхчеловека у Владимира Соловьева и Фридриха Ницше: Русская философия : Руниверс

Российские читатели Ницше искали прототипа сверхчеловека среди греческих героев, на страницах скандинавских саг и германских легенд. Преобладали два подхода к истолкованию образа сверхчеловека: «филологический» и «археологический». «Филологический» исходил из этимологии и словесной формы термина Üebermensch; «Археологический» складывался из исторических сведений об основателе религии зороастризма, герое иранской мифологии — Заратуштре (Зороастр (греч.), Зардушт (среднеиран.)), ставшим прототипом ницшевского пророка Заратустры, главного героя сочинения «Так говорил Заратустра», в уста которого Ницше вложил проповедь сверхчеловека. Заратустра представал провозвестником сверхчеловека, началом не столько порождающим сверхчеловека, сколько помогающим его рождению. Заратустра был призван создать условия, в которых человек преодолевает себя и оказывается преодолен: «Здесь в каждом мгновении преодолевается человек, понятие «сверхчеловека» становится здесь высшей реальностью, — в бесконечной дали лежит здесь все, что до сих пор называлось великим в человеке, лежит ниже его. О халкионическом начале, о легких ногах, о совмещении злобы и легкомыслия и обо всем, что вообще типично для типа Заратустры, никогда еще никто не мечтал как о существенном элементе величия. Заратустра именно в этой шири пространства, в этой доступности противоречиям чувствует себя наивысшим проявлением всего сущего…».Что же касается самого понятия Übermensch, то большинство отечественных исследователей полагало, что этот термин Üebermensch Ницше заимствовал из«Фауста» Гете, но если Гете произнес это слово иронически и вскользь, то Ницше вложил в него самостоятельное содержание.

Вопрос о соотношении автора, героя и прототипа героя знаменитой книги Ницше и по сей день остается одним из самых дискутируемых. Если относительно того, что Заратустра — это сам Ницше, практически никто не сомневается (и по собственному замыслу Ницше сомневаться не должен), то к единодушию относительно степени близости образа древнеиранского пророка и ницшевского героя, а, следовательно, и относительно русской транскрипции имени Zarathustra отечественные ницшеведы так и не пришли. Традиционно, «само собой разумеющимся» образом, мы произносим имя героя Ницше как «Заратустра», однако, если принять его прототипом древнего иранского пророка, то имя героя Ницше должно звучать для русского читателя как «Заратуштра». Современный переводчик Ницше Вадим Бакусев, проведя специальное исследование ««Заратустра» или «Заратуштра»? автор, герой и его прототип в «Also sprach Zarathustra» Ф. Ницше», пришел к выводу, что древнеиранский пророк Заратуштра носил для Ницше символический смысл и был нужен философу, прежде всего, для того, чтобы отменить свое учение о метафизической укорененности морали своим же учением о вечном возвращении: «Вроде бы основатель христианства и мог бы им [героем Ницше — Ю.С.] быть, и не хуже иранского пророка: пусть даже исторически не он был «учредителем» идеи добра и зла, но ведь и религия, которую так хотел победить Ницше и которая в его глазах была основой европейской цивилизации, — отнюдь не зороастризм, а именно христианство. Как было бы славно (с точки зрения Ницше), если бы христианство — конечно, устами автора, — ниспроверг сам его основатель! Я думаю, Иисус и не мог стать альтернативным Заратуштре героем Ницше именно по той причине, что у него нельзя было найти прототипа учения о вечном возвращении. Но в душе Ницше хотел Иисуса — поэтому его явный герой во многом пародирует тайного».

Тот факт, что на рубеже XIX-XX веков проблема сверхчеловека оказалась одной из самых обсуждаемых в России, явился не только следствием бума популярности произведений Ницше, но и был обусловлен творчеством Владимира Соловьева. Религиозный пафос философии Соловьева подготовил отечественных читателей к заинтересованному вниманию и конечному принятию именно «сверхчеловеческого» аспекта ницшеанской мысли.

В ортодоксально-религиозной среде и представителями старшего поколения философов-идеалистов сверхчеловек Ницше был воспринят как воплощение злого начала, как существо, которое стоит вне всякого нравственного порядка, действует на основании собственных инстинктов, в соответствии с основным своим влечением — «жаждой власти», и при этом не щадит ни себя, ни своих ближних. Автор «Богословского вестника» называл ницшевского сверхчеловека «отрицателем и противником как личной нравственности, заключающейся в укрощении влечений низшей природы, так и деятельности, основанной на любви и самоотвержении в интересах своих ближних». Таким образом, в ряде сочинений грядущий Üebermensch Ницше превращался в Niedermensch’a (Сергей Левитский), — который был приравнен к образу воплощенного зла: сатана по иудейским и христианским канонам, Ариман у персов, Шива в индуизме. Среди комплекса идей, как правило, относимых в девяностых годах XIX столетия к «дурным сторонам ницшеанства» (формулировка Владимира Соловьева), были: имморализм (следствие взгляда на добро и зло как относительные категории), презрение к слабому и больному человечеству, «языческий взгляд на красоту», упоение властью.

Ощущение угрозы ценностям «старой» декартово-кантовой парадигмы культуры, знамением которой стало появление на рубеже XIX-XX веков нового идеала — сверхчеловека Ницше, разделяли многие современники. Внимание Льва Толстого к творчеству Ницше было вызвано именно идеей сверхчеловека. Одно из первых упоминаний Толстым имени немецкого философа относится к 1898 году. Рассматривая сверхчеловека как, в сущности, старый идеал Нерона, Стеньки Разина, Чингисхана и Наполеона, писатель видел в нем характерную для своего времени и гневно осуждаемую им попытку замещения принципа нравственности принципом красоты. Отождествляя поклонение красоте с принципом наслаждения, Толстой воспринял философию Ницше как симптом «приближающегося краха той цивилизации, в которой мы живем, такого же, каково было падение египетской, вавилонской греческой, римской цивилизаций».

Легендарный библиотекарь Румянцевского музея философ-космист Николай Федоров посвятил Ницше почти треть своих сочинений. Его литературное наследие содержит детально проработанную позицию категорического отвержения ницшеанского идеала сверхчеловека, которого он не именовал иначе как «сатанинским пороком» или «антихристом». Многогранное творчество Ницше Федоров рассматривал сквозь призму собственного утопического проекта. Высшую цель — «общее дело» всего человечества, русский философ видел в избавлении людей от порабощения слепыми силами природы, победе над смертью и воскрешении предков («отцов»), посредством «регуляции природы» с помощью достижений науки и техники. Главным противником своего плана Федоров считал историческое христианство, с его отвлеченным догматизмом, приводящим к лицемерию и разрыву между действительностью и жизнью, а также с его идеей индивидуального спасения, противоположной делу всеобщего спасения. Творчество Ницше, ратующего, по убеждению Федорова, за истребление всего слабого, для выработки нового типа «сверхчеловека», тоже несло угрозу его учению. Концепция сверхчеловека отождествлялась Федоровым с проповедью эгоизма и нравственной распущенностью: «Эпигонам философии, ницшеанцам, верным девизу «знай только себя!» или, самое большее, «знай только живущих», даже не приходит мысль, что мощь (Macht) людей может быть употреблена на возвращение жизни нашим умершим отцам». Особенно сильное раздражение вызывала у русского утописта та часть учения Ницше, где речь шла о задаче формирования высшей генерации людей. Но в то же самое время Федоров усматривал в самом стремлении к сверхчеловеческому потенциальную добродетель. Абсолютным благом, даже «супраморализмом» (термин самого Николая Федорова) мечта о сверхчеловеке может стать лишь тогда, когда она будет состоять в исполнении «естественного долга» человеческого сообщества: в обращении слепой, неразумной силы природы, стихийно рождающей и умерщвляющей, в управляемую разумом: «Если бы Ницше под добром уразумел бы всеобщее воскрешение, то он понял бы, что оно хотя и не сверхъестественного происхождения, но, тем не менее, имеет ценность безусловную. Жизнь есть добро; смерть есть зло. Возвращение живущими жизни всем умершим для жизни бессмертной есть добро без зла. Сознание того, что всякое следующее поглощает предыдущее, создает для последующего категорический императив возвратить поглощенное». Несмотря на резкое отвержение русским философом взглядов Ницше и принципиальное расхождение их конечных устремлений, важно заметить, что сочинения этих столь несхожих мыслителей пронизывает единый пафос веры в возможность безграничного совершенствования человечества (вплоть до достижения, через реальную трудовую деятельность, бессмертия — у Федорова; и создания нового, более высокого типа человека и человеческой культуры — у Ницше).

Если представители академической науки и религиозные писатели на исходе XIX столетия в ужасе отпрянули от ницшевского сверхчеловека, усмотрев в нем порок сатанинского происхождения, воплощенную идею зла, а, порой, и самого антихриста, то молодое поколение философов-идеалистов, деятелей русского религиозного ренессанса, напротив, приветствовало ницшевский образ не как антропологический тип, а как нравственный идеал, как символ грядущего религиозного обновления культуры, как мистическую индивидуальность, символизирующую собой жизненную и творческую мощь — цель и суть человеческого созидания. Учение Ницше оказалось средством раскрепощения личности, помогавшим человеку стать самим собой в античном смысле этого слова, решить кто он, и каково его место в мире. Более того, идея сверхчеловека Ницше сыграла существенную роль в обращении новой формации идеалистов к религиозным основам культуры. Русские философы-неоидеалисты увидели в философии Ницше «миросозерцание, основанное на вере в абсолютные ценности духа и в необходимость борьбы за них». Общее настроение тех лет точно передал Дмитрий Мережковский: «Сверхчеловек — это последняя точка, самая острая вершина великого горного кряжа европейской философии, с ее вековыми корнями возмутившейся, уединенной и обособленной личности. Дальше некуда идти: обрыв и бездна, падение или полет: путь сверхчеловеческий — религия».

Николай Бердяев, создатель нового, проникнутого экстатическим восторгом творчества, направления в отечественной религиозной философии, видел в сверхчеловеке образ духовного совершенства познания и красоты. Ницшеанство, распространившееся в начале XX века в художественной среде, с его призывами к «эстетическому освобождению», поискам «нового религиозного сознания» и «духовного раскрепощения», приветствовало в сверхчеловеке Ницше символ воспеваемой культуры будущего. Черты образа ницшевского сверхчеловека было принято соотносить с переживаниями художника, вынашивающего в душе и созидающего в словах, звуках или красках произведение искусства. Русские поэты-декаденты Федор Сологуб, Зинаида Гиппиус, Николай Минский видели грядущего сверхчеловека прекрасным, свободным существом, демоническим воплощением языческой красоты. В стихотворениях декадентов часто присутствовали демонические мотивы:

О, мудрый Соблазнитель,

Злой дух, ужели ты —

Непонятый Учитель

Великой красоты?

(«Гризельда», Зинаида Гиппиус)

— писала Зинаида Гиппиус.

Другой ницшеанец, поэт-символист Андрей Белый, ценивший немецкого философа, прежде всего как художника, наиболее полно раскрывшего преимущества «телеологического символизма», в очерке, посвященном творчеству Ницше, утверждал: «Сомнительно видеть в биологической личности сверхчеловека; еще сомнительнее, чтобы это была коллективная личность человечества. Скорее это — принцип, слово, логос или норма развития, разрисованная всеми яркими атрибутами личности. Это — икона Ницше. Учение Ницше о личности — ни теория, ни психология; еще менее это — эстетика или наука. Всего более это — мораль, объяснимая в свете теории ценностей — теории символизма».

Яркие и смелые идеи Ницше дали мощный импульс к появлению многочисленной русскоязычной литературы о сверхчеловеческом начале. «Сверхчеловек» и «сверхчеловечество», «богочеловек» и «богочеловечество», «человекобог», «человек Христа» и «соборное человечество», «совершенный человек», «высший человек», «грядущий человек», «последний человек» и т.д., — перечень героев страниц литературно-философских журналов тех лет богат на символические имена для главной проблемы эпохи Серебряного века — поиска путей к религиозному обновлению личности и культуры. Парадоксально, но во многом именно благодаря увлечению философскими проповедями Соловьева ницшевская идея сверхчеловека сыграла существенную роль в обращении новой формации идеалистов к религиозным основам культуры. Широкий спектр российских концепций сверхчеловека, помимо влияния соловьевской мысли, был обусловлен рядом причин.

Прежде всего, в своеобразии осмысления россиянами этой проблемы выразился дух времени. Каждое культурное движение существует в контексте объективно заданных историей оппозиций. Российская мысль на заре XX века билась над разрешением в принципе неразрешимой антиномии иерархизма, признания иерархического начала в культуре, — и стихийности, понимания культуры как жизни, стихии. Феномен русского религиозного ренессанса вырос из стремления избавиться от двойственности сознания: преодолеть разорванность высокой культуры и повседневности; вернуть отчужденным ценностям духа утраченный за века истории живой смысл; заново пережить и тем самым возродить культуру, давлеющую тяжестью мертвых авторитетов над человеком.

Религиозные персонализм, экзистенциализм и антропологизм традиционно составляли ядро отечественного типа философствования, в центре внимания которого неизменно оставалась проблема смерти и воскресения. Именно эта специфика русской философской мысли нашла свое выражение в рассуждениях о сверхчеловеке писателей Серебряного века.

Наконец, существенно, что оригинальные концепции сверхчеловека, сложившиеся в русском религиозном ренессансе начала XX века, строились зачастую не прямо на ницшевском образе, а раскрывали и варьировали то семантическое значение, которое было заложено в самой форме русского слова. В русском «сверх», в отличие от немецкого über, заключена, прежде всего, качественная оценка: «сверх» – это высшая ступень качества, потому неслучайно в сознании русских интеллектуалов путь к сверхчеловеку мыслился как «возвышение», «улучшение» человеческого типа, независимо от того, будет ли это «возвышение» идти в плоскости биологической или духовной. Понятие «сверхчеловек» трансформировалось в идею совершенствования человека. Для чуткого филолога Ницше слово Übermensch, по значению префикса über – «за пределом», означало, главным образом, нечто находящееся за пределом понятия «человек», «человека преодоленного».

Существенно, что наряду с теми российскими критиками Ницше, которые познакомились с его трудами на языке оригинала (Владимир Соловьев, Вячеслав Иванов, Дмитрий Мережковский), были и те, кто читал произведения философа во французских и русских переводах (нередко и по смыслу, и эмоционально отклонявшихся от первоначального варианта). В связи с этим появилась проблема стандартизации терминологии. Примечательно, что начатая несколько лет назад Институтом философии РАН и издательством «Культурная революция» работа над изданием полного собрания сочинений Ницше, столкнулась с той же проблемой столетней давности — стандартизацией перевода терминов немецкого философа на русский язык. Речь идет не только об отдельных понятиях и образах, но и о смысловых блоках, переводе названий книг Ницше. Подобные сложности и смысловые искажения описаны в работе известной американской исследовательницы творчества Ницше Бернис Розенталь. Например, проблема выбора термина «superman» или «overman» для немецкого Übermensch в англоязычной литературе так и осталась открытой: каждый автор вправе воспользоваться подходящим на его вкус переводом.

Концепция сверхчеловека Ницше и учение о богочеловечестве Соловьева, содержащие в сжатом виде центральные идеи построений философов, занимают существенное место в их наследии.

В чем же заключается суть противоположности подходов Ницше и Соловьева к проблеме сверхчеловека?

Где следует искать исток принципиальной разнородности интуиций двух философов?

Возможен ли синтез их концепций?

С темой сверхчеловека в творчестве и Соловьева, и Ницше была неразрывно связана проблема жизни и бессмертия. Соловьев (вслед за Николаем Федоровым) видел главную задачу философии в подготовке человечества к реализации его конечной цели — победе над смертью. Ницше, напротив, категорически отрицал саму идею личного спасения, считая ее великой ложью христианства: «… из Евангелия вышло самое презренное из всех неисполнимых обещаний, — бесстыдное учение о личном бессмертии». Ницше попытался решить проблему принципиально иначе: «Теперь я расскажу историю Заратустры. Основная концепция этого произведения, мысль о вечном возвращении, эта высшая форма утверждения, которая вообще может быть достигнута…». В своем учении о вечном возвращении Ницше заглянул по ту сторону смерти, поставив проблему смысла существования перед человеческим родом, осознавшим свою вечность в кольце рождений и смертей. Соловьев видел цель человечества в преодолении смерти, Ницше — в преодолении вечности.

Особое переживание проблемы смерти и бессмертия — результат личного опыта, как для Ницше, так и для Соловьева. Оба философа на протяжении своих недолгих жизней не единожды оказывались перед лицом собственной гибели в результате тяжелых болезней. Оба несли груз неразделенной любви. Одним из самых сильных потрясений для каждого из них стала кончина отца (единственная выпавшая на их долю, но оставившая глубокий след в душе, потеря близкого человека). Несмотря на то, что Ницше пережил трагедию утраты в детстве, а Соловьев, будучи уже сложившимся молодым человеком, эти трагические события существенно определили систему ценностей философских учений каждого из них. Существенно, однако, что потрясения, вызванные жизненными кризисами и тяжелым экзистенциальным опытом, привели Ницше и Соловьева к диаметрально противоположным выводам.

Соловьев проникся страстной верой в реальность личного воскресения и необходимость сознательных усилий всего человечества для его скорейшего приближения. Мысли об умерших доминировали в его творчестве в последнее десятилетие жизни.

Лишь только тень живых, мелькнувши, исчезает,

Тень мертвых уж близка,

И радость горькая им снова отвечает

И сладкая тоска.

Что ж он пророчит мне, настойчивый и властный

Призыв родных теней?

Расцвет ли новых сил, торжественный и ясный,

Конец ли смертных дней?

Но чтоб ни значил он, привет ваш замогильный,

С ним сердце бьется в лад,

Оно за вами, к вам, и по дороге пыльной

Мне не идти назад.

(Владимир Соловьев)

Кончина отца и собственная борьба со смертью в 1883 году, дали Соловьеву мощный импульс к новому пробуждению мысли, к осознанию того, что в жизни есть глубокое неблагополучие, которое нельзя обойти, но нужно преодолеть.

Ницше, напротив, открыл в себе страшное знание о неизбежности вечного возвращения боли и мучений жизни, от которых нет спасения ни в Боге, ни в человеческих идеалах. Главной проблемой позднего творчества Ницше становится переживание бесконечности, вечности: «Все идет, все возвращается, вечно вращается колесо бытия. Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия.

Все погибает, все вновь складывается, вечно строится тот же дом бытия. Все разлучается, все снова друг друга приветствует, вечно остается верным себе кольцо бытия.

В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого Здесь шаром катится Там. Центр повсюду. Кривая — путь вечности». Не случайным является то обстоятельство, что в своем зрелом творчестве Ницше пришел к мистическому учению о вечном повторении одного и того же в мире — очевидно, что болезнь стала для него важнейшим экзистенциальным источником знания: «Несколько раз спасенный от смерти у самого ее порога и преследуемый страшными страданиями — так я живу изо дня в день; каждый день имеет свою историю болезни».

По сути оба мыслителя подошли к одному выводу с разных сторон: богочеловеку Соловьева, на пути к воскресению, необходимо достичь совершенства; сверхчеловек Ницше обречен на вечное возвращение, поэтому должен стремиться к совершенству. Богочеловеческий идеал Соловьева, равно как и идеал сверхчеловека Ницше, основывался на признании безусловной ценности человеческой индивидуальности, необходимости возвышения и облагораживания личности, достижении возможно полного совершенства человеческого типа и человеческой культуры.

Подобно тому, как все жизненные силы, по Ницше, должны быть сконцентрированы на процессе восходящего формирования собственной личности (увеличении жизненной, творческой силы в индивидууме), усилия людей, по Соловьеву, должны быть направлены на восхождение к богочеловечеству, ради воскрешения всего смертного человечества.

Поскольку для Соловьева очевидно, что бессмертие несовместимо с повседневной пустотой жизни в нынешней ее форме, то воскресение может быть доступно лишь преображенному человечеству, достигшему абсолютной жизни в единстве Истины, Добра и Красоты. «…Для пустой и безнравственной невольной и бессознательной жизни — для такой жизни смерть не только неизбежна, но и крайне желательна: можно ли без ужасающей тоски даже представить себе бесконечно продолжающееся существование какой-нибудь светской дамы, или какого-нибудь спортсмена, или карточного игрока? Несовместимость бессмертия с таким существованием ясна с первого взгляда».В бессмертии нуждается лишь абсолютное, самодавлеющее содержание человеческой индивидуальности.

Учение Ницше о сверхчеловеке сформировалось под влиянием идеи вечного возвращения, из принятия истины о бесконечности повторения всего данного ныне и бывшего прежде. Ницше вынес из внутреннего мистического опыта и положил в основание бытия закон кольца, вечно приводящего все существующее в то положение, в каком оно было когда-то и в каком оно будет при следующем обороте колеса бесконечности. Сама жизнь мира заключается ни в чем ином, как постоянном вечном возвращении всех вещей к тому состоянию, в котором они находились ранее.

Образ круга — вечных изменений среди вечного повторения — является символом, таинственным знаком над входной дверью к учению Ницше о сверхчеловеке.

Человек, по Ницше, лишен возможности навсегда избавиться от жизни. Реальность вечного возвращения отнимает у него силу уничтожить себя самого. Без этого ресурса свободы, жизнь начинает казаться невыносимой. Когда смерть доступна, послушна и надежна, жизнь возможна, поскольку именно ее доступность дает воздух, свободу и радость существованию. Доверившись своей интуиции, утверждающей отсутствие смерти как безвозвратного уничтожения, Ницше построил практическую этику для реальности по ту сторону смерти, для мира, где перестают работать привычные ориентиры «добро» и «зло». Философ сделал попытку разработать новые ценности и законы морали, призванные помочь людям справится с жизнью в ситуации, когда человек остался один на один с безысходностью бесконечного переживания уже случившегося однажды, когда существование замкнуто на себе и нет силы ни божественной, ни человеческой, во власти которой было бы разорвать это кольцо бесконечности. Этика Ницше — это этика индивидуального спасения сильных личностей, способных к самосовершенствованию. Эти же правила работают и в мире творчества, где человеку легче справиться с вечностью, где он волен создавать бесконечное число раз себя самого и новые ценности. Его моральное учение не для мира, где властвует смерть и надежда на воскресение. Мартин Бубер проницательно заметил, что для Ницше проблема человека является предельной проблемой, «проблемой существа, которое из недр природы попало на самый ее предел, на опасный край естественного бытия, где начинается головокружительная бездна под названием Ничто».

Радостная, оптимистичная вера в воскресение, жизнь вечную, обратилась у Ницше адом вечного возвращения, из которого нет исхода. А концепция сверхчеловека стала ариадновой нитью для человечества в лабиринтах вечного возвращения, где человек обречен на бесконечное переживание одного и того же, не имея шанса вырваться из круга, раз и навсегда остановить череду повторяющихся событий. Замкнутость круга невозможно преодолеть, но можно найти смысл и в этом безутешном бесконечном хаосе. Этот смысл — выработка новых правил жизни во вновь открытой реальности: совершенствование человеческого типа: постоянное развертывание внутренней мощи, усложнение и углубление содержания духовной жизни, поднимающие личность все выше и выше к идеалу сверхчеловека. Каждый сам перед собой отвечает за свою жизнь, поэтому задача в том, чтобы стать настоящим кормчим своей жизни, не дать ей уподобиться бессмысленной случайности. Ницше призывает учеников стать своими собственными экспериментаторами и своими собственными творцами, цель которых: выработать из себя цельную законченную индивидуальность, дать стиль своему характеру, дать художественное проявление своей личности, посредством познания и любви, созерцания и поступков. Великое дело — стать самим собою и в себе самом найти себе удовлетворение, ведь, по убеждению Ницше, кто в себе самом не находит довольства, тот всегда готов отомстить за это другим.

Для научившегося жить по новым правилам в мире вечного возвращения сверхчеловека, реальность оборачивается бесконечной радостью: «О, как не стремиться мне страстно к Вечности и брачному кольцу колец — к кольцу возвращения!» — говорит Заратустра, и каждая строфа его «Песни о Да и Аминь» — заканчивается припевом: «Ибо я люблю тебя, Вечность!».

В ницшевском идеале сверхчеловека очевиден переход от индивидуализма к универсалистским тенденциям. В мире вечного возвращения стремление к сверхчеловеку эквивалентно утраченной вере в бога. Однако сам Ницше не отождествляет веру в сверхчеловека с религиозной верой. «Могли бы вы сотворить бога? — Так молчите о всяких богах! Но вы, несомненно, могли бы сотворить сверхчеловека

Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и предков сверхчеловека, — и пусть это будет вашим лучшим творением!

Бог есть предположение, но я хочу, чтобы оно было ограничено тем, что можно помыслить». Человек в состоянии создать лишь имманентный себе идеал гения, человекобога, — и дальше этого подняться не может.

Именно отсутствие Бога в построениях Ницше и презрение к христианству как «лжи о «воскресшем» Иисусе» полностью обесценивает, более того, превращает во зло его концепцию сверхчеловека для религиозного мыслителя Соловьева. Отрицание существования надприродного абсолюта, с одновременным провозглашением на его месте человека, наделенного атрибутами бога, — представляет собой, для Соловьева, не что иное, как сатанизм. Ницшеанский же сверхчеловек оборачивается воплощением антихриста. В «Краткой повести об антихристе» философ доводит антиабсолютизм Ницше до конца, показывая, что идеал Ницше — простое обезбоженное человеческое «я». Соловьевский антихрист необыкновенно умен, велик, прекрасен, благороден и всемогущ и, благодаря своим достоинствам, видит себя полноправным преемником Христа, в силах которого облагодетельствовать человечество. Однако, как любой человек, он смертен, и не в силах оградить от смерти других. Следовательно, для Соловьева, сверхчеловек-антихрист с очевидностью принадлежит стану зла: лжепророкам, лжечудотворцам, лжеблагодетелям человечества.

Предмет будущих основных согласий и расхождений в полемике Соловьева с Ницше становится ясен уже из ранних произведений русского мыслителя: «Софии» (1875-76) и «Чтений о Богочеловечестве»(1878-81). Этика богочеловечества Соловьева — это этика скорейшего врастания человечества в Царство Божие, прихода к воскресению и бессмертию. Царство Божие сходит сверху, богочеловечество восходит навстречу. Здесь этика представляет собой не механизм индивидуального спасения, а способ ускоренной реализации исторического проекта. У Соловьева нет и быть не может сверхчеловека как представителя особой породы людей. У него любой человек причастен Божеству, а потому является бого(сверх)человеком. Человечество смертно, но подлежит непременному воскрешению из мертвых в полном объеме, без исключений — будь то грешник, или праведник.

Одно из названий соловьевского бого(сверх)человечества — София. Под мистическим именем Софии Соловьев понимает идеальное, совершенное человечество, вечно заключающееся в цельном божественном существе — Христе. «Каждое человеческое существо коренится и участвует в универсальном или абсолютном человеке. Все человеческие элементы образуют цельный, универсальный и индивидуальный организм — организм всечеловеческий — Софию, каждый из элементов которого — вечная необходимая составная часть вечного богочеловечества. Когда мы говорим о вечности человечества, то разумеем вечность каждой отдельной особи, составляющей человечество. Без этой вечности само человечество было бы призрачно. Признание того, что каждый человек своею глубочайшей сущностью коренится в вечном божественном мире, дает истинность человеческой свободе и человеческому бессмертию».

У Соловьева речь идет о воскресении не абстрактной личности, но тела, конкретного человеческого существа: «личность человеческая, не отвлеченное понятие, а действительное, живое лицо, каждый отдельный человек — имеет безусловное, божественное значение». Подобно Ницше, Соловьев провозглашает человека свободным от всякого внутреннего ограничения, способным переступать за любую конечную предельность. Эта безусловная способность каждой личности и составляет залог бесконечного развития человечества. Неудовлетворимость конечным содержанием, частично ограниченною действительностью переходит в требование полноты жизни и бессмертия.

В сочинениях и Ницше, и Соловьева очевидно различимы два варианта подхода к вопросу о сверхчеловеке. В своих более ранних построениях оба философа, рассуждающие подобно естествоиспытателям, ориентированны на появление «высшего» (у Ницше) и «преображенного» (у Соловьева) нового сверхчеловеческого типа. Соловьев (утверждая, что лишь полная победа над смертью сделает человека сверхчеловеком), усматривал путь к бессмертию в эволюции живых форм: «Закон тождества Диониса и Гадеса — родовой жизни и индивидуальной смерти, — или, что то же самое, закон противоборства между родом и особью, всего сильнее действует на низших ступенях органического мира, а с развитием высших форм все более ослабляется; а если это так, то, с появлением безусловно-высшей органической формы, облекающей индивидуальное существо самосознательное и самодеятельное, отделяющее себя от природы, относящееся к ней как к объекту, следовательно, способное к внутренней свободе от родовых требований, — с появлением этого существа не должен ли наступить конец этой тирании рода над особью? Если природа в биологическом процессе стремится все более и более ограничивать закон смерти, то не должен ли человек в историческом процессесовершенно отменить этот закон?»^.Восхождение к конечному преодолению смерти предполагает изменение внешней и внутренней формы человеческой организации, появление нового андрогинного типа. В работе «Смысл любви»Соловьев доказывает необходимость восстановления целостности (интеграции) человеческой формы как обязательного этапа на пути обретения вечной жизни или царствия Божьего. «В эмпирической действительности человека как такового вовсе нет — он существует лишь в определенной односторонности и ограниченности, как мужская и женская индивидуальность… Но истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих».

Ближайшую задачу восхождения к богочеловечеству на этом этапе философ видел в создании истинного целостного человека, являющего собой свободное единство мужского и женского начала.

Первый вариант концепции сверхчеловека у Ницше (представляющий собой начальные наброски и подходы к проблеме) создан еще до откровения о вечном возвращении и потому соответствует по духу эсхатологической логике Соловьева. Ницше практически повторяет структуру раннего соловьевского учения о восхождении собирательного человечества к богочеловечеству. По мысли Ницше, современное человечество, занимающее сегодня высшую ступень в иерархии мирового развития, со временем уступит место еще более совершенному виду, который уже не будет принадлежать к роду homo sapiens, а образует особый биологический вид homo supersapiens (в теории Соловьева это особый целостный андрогинный тип). Наброски этой концепции сверхчеловека угадываются еще в сочинении «Шопенгауэр как воспитатель». Свое полное раскрытие эволюционистическая версия сверхчеловека получает в «Заратустре»:«Вверх идет наш путь, от рода к сверхроду!» И далее: «Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя — а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к зверю, чем превзойти человека?

Что такое обезьяна для человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.

Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще от червя. Некогда были вы обезьяною, и даже теперь еще человек больше обезьяна, чем иная из обезьян.

Даже мудрейший среди вас есть только разлад и двойственность между растением и призраком. Но разве я призываю вас стать призраком или растением?

Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!»

В своих поздних версиях восхождения к сверхчеловечеству (Ницше) и богочеловечеству (Соловьев) оба мыслителя оставляют мысль о необходимости трансформации человеческого существа, и склоняются к идее, что совершенствование человечества может идти без фундаментальных изменений внешнего типа.

В очерке «Идея сверхчеловека»Соловьев подчеркивает, что суть восхождения к богочеловечеству состоит в продолжении улучшения морального и физического функционирования внутри нынешней формы человеческого рода. «Не создается историей и не требуется никакой новой, сверхчеловеческой формы организма, потому что форма человеческая может беспредельно совершенствоваться и внутренне и наружно, оставаясь при этом тою же: она способна по своему первообразу, или типу, вместить и связать в себе все, стать орудием и носителем всего, к чему только можно стремиться, — способна быть формою совершенного всеединства или божества». Стремление стать сверхчеловеком относится не к тем или иным формам человеческого существа, а лишь к способу функционирования этих форм. Каждый человек, по Соловьеву, — уже богочеловек. Философ не устает повторять, что божественная природа в каждой человеческой душе заставляет нас хотеть бесконечного совершенства. Людям по природе своей естественно тяготеть к идеалу сверхчеловека — хотеть быть лучше и больше, чем они есть в действительности. Но как невозможно для божества духовно-телесно переродить человека без участия самого человека, — это был бы путь не человеческий, точно так же невозможно, чтобы человек из самого себя создал себе сверхчеловечность. Человек может стать божественным лишь силой Бога.

В поздних сочинениях Ницше разрабатывает центральную для своей философии, версию сверхчеловека. Пограничной чертой между двумя концепциями сверхчеловека у Ницше является интуиция вечного возвращения. Вторая версия основывается на положении о том, что человек не может перейти в иное сущностное состояние, он — неизменный биологический венец природного мира. Уже в «Утренней заре»Ницше подчеркивал, что совершенствование возможно только в пределах существующего вида. В сочинении «Антихрист»Ницше еще более категоричен: «Моя проблема не в том, как завершает собою человечество последовательный ряд сменяющихся существ (человек — это конец)… ». Если в «Заратустре» Ницше утверждал, что никогда еще не было сверхчеловека, то в «Антихристе», напротив, речь идет о том, что люди сверхчеловеческого типа уже были: «Этот более ценный, более достойный жизни, будущности тип [сверхчеловеческий — Ю.С.] уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение…»

Ницше выражает сожаление, что такой тип был доселе счастливой случайностью и никогда не являлся «продуктом намеренного созидания».

Итак, по второй концепции, которую можно назвать культурно-исторической, сверхчеловек только homo sapiens perfectus, — совершеннейший человеческий тип.

Однако будем ли мы рассматривать сверхчеловека как особый биологический вид, или же, как наиболее совершенный тип человека, — в любом случае, по Ницше, на пути к достижению совершенства, необходима трехкратная трансформация сущности человеческого существа в сверхчеловеческое начало. В речи «О трех превращениях»Заратустра указывает три стадии или метаморфозы человеческого духа, соответствующие трем этапам восходящего формирования человека в идеальный тип сверхчеловека.

На начальной ступени человеческий дух символизирует верблюд, навьюченный грузом из многочисленных выхолощенных заповедей, утративших смысл традиций и мертвых авторитетов. На второй стадии — превращения верблюда во льва — человек освобождается от пут, связывающих его на пути к сверхчеловеку, и завоевывает себе свободу для созидания «новых ценностей». С этого момента начинается превращение человека в сверхчеловека. Описание этого этапа можно найти уже на начальных страницах книги «Человеческое, слишком человеческое». В человеке пробуждается недовольство собой, стремление стать господином своих добродетелей. Заратустра называет это состояние «часом великого презрения»: «В чем то высшее, что можете вы пережить? Это час великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, как ваши разум и добродетель.

Час, когда вы говорите: «Что мне мое счастье! Оно бедность, и грязь, и жалкое довольство собою. А ведь ему следовало бы оправдывать само существование!

Час, когда вы говорите: Что мне мой разум! Жаждет ли он знания, как лев своей пищи? Он — бедность и грязь, и жалкое довольство собою!»

Час, когда вы говорите: «Что мне моя добродетель! Она еще не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Все это бедность и грязь, и жалкое довольство собою!..»

Час, когда вы говорите: Что мне мое сострадание! Разве оно — не крест, к которому пригвождается тот, кто любит людей? Но мое сострадание не есть распятие». И далее: «Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу…».

В четвертой части «Так говорил Заратустра» Ницше выводит на сцену целый ряд типов людей великого презрения, «высших людей». В пещеру Заратустры приходят два короля, сбежавшие от «добрых нравов» и «хорошего общества», пессимист — прорицатель и провозвестник великого утомления, «честный мыслитель», посвятивший всю свою жизнь изучению одного только мозга пиявки, «чародей» — вечный актер, правдивый только в своей тоске по идеалу, «добровольный нищий», который чувствует отвращение к избытку цивилизации, «последний папа», «самый отвратительный человек». Всех этих людей объединяет неудовлетворенность теми идеалами, которые правят в их повседневной жизни.

Великое презрение, отказ от тех учений, которые мешают свободному развитию личности, проповедуя «равенство людей», и отрешение от пессимизма, — представляют собой последние шаги на пути восхождения к сверхчеловеку. Пессимизм Ницше трактует широко, имея в виду как метафизическую доктрину (утверждающую, что небытие лучше бытия), так и этическое учение (рассматривающее тело как начало злое и греховное по своей природе): «Я не следую вашим путем, вы, презирающие тело! Для меня вы не мосты, ведущие к сверхчеловеку!».

Высшие люди, порвавшие связь с идеалами современного им общества, еще не свободны от «духа тяжести» — меланхолии, гнетущей человека и убивающей в нем жажду жизни: «С тех пор, как существуют люди, человек слишком мало радовался; лишь это, братья мои, наш первородный грех!

И когда мы научимся больше радоваться, тогда мы тем лучше разучимся причинять другим боль и выдумывать ее».

Пессимизм или мировая скорбь предстает у Ницше в образе «огненного пса», которому противопоставлен другой пес, который «говорит действительно из сердца земли.

Он дышит золотом и золотым дождем: так хочет сердце его…

Смех выпархивает из него, как пестрое облако… Но золото и смех — их берет он из сердца земли, ибо… сердце земли из золота». Золото, смех и танцы, —символы бодрого, радостного состояния духа, неугнетенного настроения человека, который преодолел в себе дух тяжести.

Существенно, что тема оптимизма, бодрости духа занимает серьезное место в поздних размышлениях Соловьева. В знаменитой притче афонского странника Варсонофия из жизни древних отшельников в «Трех разговорах»он прямо говорит: «Грех один только и есть смертный — уныние, потому что из него рождается отчаяние, а отчаяние — это уже, собственно, и не грех, а сама смерть духовная».

Заключительная метаморфоза духа — превращение льва в ребенка, —представляет собой этап рождения сверхчеловеческого типа. Младенчество символизирует утверждение жизни: «Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, вечновращающееся колесо, первое движение, святое Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое Да…». Вступающий на путь сверхчеловека принимает жизнь и благословляет ее, и, в этом смысле, является искупителем земной действительности: «И вот мое благословение: над каждою вещью быть ее собственным небом, ее круглым куполом, ее лазурным колоколом и вечной уверенностью — и блажен, кто так благословляет!

Ибо все вещи крещены у родника вечности и по ту сторону добра и зла; а добро и зло суть только промельки теней, влажная скорбь и тянущееся облака».

Принятие и оправдание жизни — отправной пункт «пути созидающего». Ницше утверждает, что моральные нормы должны быть выводимы из внутренней природы человека. Подобно Соловьеву он основывает постулируемые им истины на личном опыте человека, опыте религиозном, мистическом, телесном.

Участие Соловьева в обсуждении ницшевских идей сыграло огромную роль в становлении русской ницшеаны. Он был первым отечественным мыслителем, взглянувшим на творчество Ницше с религиозной точки зрения: «если и не было перед нами действительного «сверхчеловека», то во всяком случае есть сверхчеловеческий путь, которым шли, идут и будут идти многие на благо всех, и, конечно, важнейший наш жизненный интерес — в том, чтобы побольше людей на этот путь вступали, прямее и дальше по нему проходили, потому что на конце его — полная и решительная победа над смертью».

Однако, несмотря на очевидные параллели и созвучия по многим проблемам, главным образом, в трактовке темы сверхчеловека, вопрос о том, читал ли Соловьев Ницше, или был знаком с его идеями лишь из вторых рук, до сих пор остается спорным. Так Сергей Соловьев, племянник мыслителя, замечает в своей авторитетной творческой биографии Соловьева: «Философу, выросшему на Канте и Гегеле, было трудно понять все значение Ницше, едва ли он даже прочел его внимательно и пробовал ограничиться в полемике с ним шуткой и иронией».

В обширной и хорошо сохранившейся переписке Соловьева 1890-х годов нет упоминаний о работе над текстами Ницше, а в его статьях отсутствуют специальные ссылки на произведения немецкого философа. Также следует признать, что зачастую суждения Соловьева касаются не столько взглядов самого Ницше, сколько идей, которые в то время было принято связывать с его именем (см., например, предисловие к «Оправданию добра»). Тем не менее, вероятно, что Соловьев все-таки был знаком с творчеством Ницше из первоисточников. Соловьев весьма серьезно относился к идеям немецкого философа и вряд ли мог оставить без внимания его работы. Примечательно также, что статья о Константине Леонтьеве, напечатанная, вскоре после смерти мыслителя, в первом номере журнала «Русское Обозрение» за 1892 год, то есть незадолго до публикации первой русскоязычной работы о философии Ницше Василия Преображенского, содержит, ставшее позже модным, сопоставление взглядов Леонтьева и Ницше. Соловьев утверждал, что в своем презрении к чистой этике и культе самоутверждения силы и красоты Леонтьев предвосхитил Ницше.

В эволюции восприятия Соловьевым Ницше можно выделить несколько моментов. Примечательно, что поначалу Соловьев относится к творчеству Ницше вполне нейтрально. Первые высказывания о его философии (см. статьи «К. Леонтьев»(1892) и «Первый шаг к положительной эстетике» (1894)) не содержат ни особого интереса к рассуждениям Ницше, в которых Соловьев (в отличие от первых русских ницшеанцев Василия Преображенского и Николая Михайловского) решительно отказывается видеть своеобразие и глубину; ни резкой критики идей немецкого мыслителя (как было принято в то время в академической среде). Соловьев далек и от позиции идеалистов старшего поколения (Льва Лопатина, Николая Грота) воспринявших ницшеанство как выражение морального упадка западной культуры. Философия Ницше для него — не более, чем незначительное вторичное явление, вряд ли имеющее какое-либо влияние на будущее человеческой культуры и развитие морали, ибо «воскрешение мертвых идей не страшно для живых». Внимание Соловьева в начале 1890-х сфокусировано по ту сторону ницшеанства: «Эти идеи [ницшеанство — Ю.С.] в которые некогда верили и которыми жили подданные египетских фараонов и царей ассирийских […] были встречены в нашей Европе как что-то оригинальное и свежее и в этом качестве имели grand succes de surprise. He доказывает ли это, что мы успели не только пережить, а даже забыть то, чем жили наши предки, так что их миросозерцание получило для нас уже прелесть новизны?».

Работа «Оправдание добра» — апогей славы Соловьева, которую имеет смысл читать как развернутый и обстоятельный ответ Ницше (несмотря на то, что имя немецкого философа упоминается в ней мимоходом и исключительно лишь в предисловиях к книге), уже содержит критику идей немецкого философа. Тем не менее, Соловьев не преминул заметить, что ницшеанство заключает в самом себе семена собственного разрушения и, следовательно, не представляет из себя никакой серьезной опасности и не требует какого-либо особого опровержения или серьезного внимания. Соловьев выступает против эстетизации жизни у Ницше, критикует ницшевский отрыв «красоты» и «власти» от религиозного контекста, настаивая на том, что истинная реализация ценностей Истины, Добра и Красоты возможна лишь как синтез этих трех сущностей в рамках религии, что именно христианство призвано сохранить красоту от уничтожения.

Переключение внимания Соловьева на ницшевскую идею сверхчеловека открыло новый этап в его отношении к Ницше. Тема сверхчеловека становится для Соловьева центральным объектом критики в творчестве немецкого мыслителя. В ницшевском сверхчеловеке — прообразе антихриста — религиозный философ видел величайшую опасность, грозящую христианской культуре. Соловьев в своих работах противопоставляет идеалу Ницше истинного Богочеловека — Иисуса Христа, победившего смерть телесным воскрешением.

В марте 1897, одновременно с завершением первого варианта «Оправдания добра», Соловьев публикует в газете «Русь» маленькую заметку «Словесность или истина?». В этом очерке, который, по признанию самого автора, дополняет и разъясняет главные мысли «Трех разговоров»,Соловьев впервые заявляет, что видит свою цель в борьбе с ницшеанской концепцией сверхчеловека как ключевым моментом философии немецкого мыслителя. К этому времени Соловьев начинает говорить открыто, что рост влияния идей Ницше в России представляет опасность для христианской мысли.

В последние годы жизни отношение Соловьева к Ницше приобрело новый оттенок. Оставаясь крайне настороженным, оно становиться глубоко заинтересованным и, одновременно, более рациональным. В статье «Идея сверхчеловека»,указывая на три модных направления европейской мысли конца XIX века: «экономический материализм» (Карл Маркс), «отвлеченный морализм» (Лев Толстой) и «демонизм сверхчеловека» (Фридрих Ницше), Соловьев отдает приоритет значимости учению Ницше, подчеркивая, что секрет его популярности в том, что оно несет в себе ответ на духовные запросы современных мыслящих людей. Сама по себе идея сверхчеловека актуальна и необходима, она верно отражает реальность: человеческое должно быть превзойдено. Однако для Соловьева абсолютно очевидно, что истинный сверхчеловеческий принцип уже был явлен в истории в лице Богочеловека Христа – «подлинного сверхчеловека», «действительного победителя смерти» и «первенца из мертвых».

Соловьев признает, что в концепции Ницше, несомненно, присутствует истина, но эта истина искажена. Для Соловьева важно показать, в чем именно заключается ошибка Ницше. Острие его критики направлено на «дурные стороны» ницшеанства: презрение к слабому и больному человечеству; языческий взгляд на силу и красоту; утверждение, что сверхчеловечество — удел немногих избранных натур. Истинная же цель сверхчеловечества, по мысли Соловьева, — победа над смертью, а путь к реализации этой задачи лежит через нравственный подвиг, подавление эгоизма и гордости.

Рассматривая ницшеанскую концепцию «ложного сверхчеловечества» сквозь призму собственного учения о богочеловечестве, Соловьев увлеченно искал предшественников Ницше в интеллектуальной истории. В лекции о Лермонтове, прочитанной в 1899 году, он назвал поэта предшественником Ницше — соблазненным демоном зла, жестокости, гордости и сладострастия. В этой речи Соловьев выстроил прежнюю антиницшеанскую аргументацию, указав что главная ошибка Лермонтова-Ницше заключается в презрении к человечеству, тогда как каждый человек на земле — потенциальный бого(сверх)человек.

В очерке 1898 года «Жизненная драма Платона», своеобразным предтечей Ницше, воплотившим идею сверхчеловека не в теории, а в своей личной судьбе, и доказавшим тем самым необходимость прихода «настоящего сверхчеловека» — Богочеловека, назван Сократ. Гибель Сократа, исчерпавшего своей благородной смертью нравственную силу чисто человеческой мудрости, стала для Соловьева свидетельством о невозможности для человека исполнить свое назначение, то есть стать действительным сверхчеловеком, одною лишь силой ума и нравственной воли. «После Сократа, и словом, и примером научающего достойной человека смерти, дальше и выше мог идти только тот, кто имеет силу воскресения для вечной жизни».

Заключительный «синтетический» период творчества Соловьева, верхней границей которого принято считать «Оправдание добра», а нижней – «Три разговора»,прошел под знаком «борьбы с Ницше». Соловьев был обеспокоен быстрым ростом популярности ницшеанской идеи сверхчеловека среди молодого поколения отечественных интеллектуалов — именно той части аудитории, которую он рассматривал как потенциально близкую и подготовленную для восприятия его собственных взглядов. Несмотря на то, что следы внутренней полемики с Ницше и ницшеанским культом сверхчеловека и сверхчеловеческой красоты, можно обнаружить практически во всех поздних произведениях Соловьева, он не оставил сколь-нибудь серьезного исследования творчества Ницше с исторической или метафизической точек зрения и, в отличии от большинства своих современников, никогда не пытался опровергать учение Ницше как философскую проблему.

В большинстве случаев Соловьев писал о взглядах немецкого философа исключительно как об эстетизме, не представляющем действительного интереса, называл Ницше «сверхфилологом», красивыми и громкими фразами стремящимся заставить читателя поверить не в действительного богочеловека Иисуса Христа, а в «мифического Üebermensch и его пророка Заратустру, в результате чего… вместо всех сил небесных, земных и преисподних, перед этим именем трепещут лишь и преклоняют колена психопатические декаденты и декадентки Германии и России». Соловьев не опубликовал ни одной своей работы о Ницше в философских журналах. Даже предисловие к «Оправданию добра»увидело свет в популярном литературном приложении «Книжки недели». И все же за высказываниями Соловьева о том, что сверхчеловек отнюдь не некое высшее существо, а «вновь учреждаемая кафедра на филологическом факультете», а сами идеи Ницше не больше чем «словесные упражнения, прекрасные по литературной форме, но лишенные всякого действительного содержания», неминуемо вставал вопрос: «Быть может, словесные упражнения базельского филолога были только бессильными выражениями действительного предчувствия?».

Вспоминая о своем последнем разговоре с Соловьевым (за несколько месяцев до его кончины), Андрей Белый записал: «Я заговорил с Владимиром Сергеевичем о Ницше, об отношении сверхчеловека и идее богочеловечества. Он сказал немного о Ницше, но была в его словах глубокая серьезность. Он говорил, что идеи Ницше — это единственное, с чем надо теперь считаться как с глубокой опасностью, грозящей религиозной культуре. Как я не расходился с ним во взглядах на Ницше, меня глубоко примирило серьезное отношение его к Ницше. Я понял, что называя Ницше «сверхфилологом», Владимир Сергеевич был только Тактиком, игнорирующим опасность, грозящую его чаяниям».

В «Идее сверхчеловека»Соловьев открыто объявил о своей готовности к серьезной полемике с ницшевской концепцией сверхчеловека: «ныне благодаря Ницше передовые люди заявляют себя так, что с ними логически возможен и требуется серьезный разговор — притом о делах сверхчеловеческих». Однако этот разговор так и не состоялся. Ему помешал сначала скорый разрыв Соловьева с кружком «Мира искусства», а потом подвела черту смерть философа.

Несмотря на очевидные несовпадения оценок и разные духовные пристрастия, чуждый мистический опыт и несхожесть интеллектуальных стилей Фридриха Ницше и Владимира Соловьева, этих мыслителей объединяют «созвучия и переклички» независимо друг от друга сформировавшихся философских идей. В исследовании «Мыслители России и философия Запада» Н.В.Мотрошилова в качестве таких точек пересечения выделяет прежде всего «убежденность обоих философов в том, что западная философия переживает глубокий кризис, обусловленный, прежде всего культом науки и научности, сведением человека к познающему субъекту («теоретическому человеку», по терминологии Ницше)» и критику ими позитивизма как одного из ярких проявлений этого кризиса. А также «поиск новых парадигм на пути философствования, опирающегося на принципы «жизни», «жизненности» и предполагающего мыслительное движение от осмысления процесса, потока жизни как космического, самодвижущегося целого к проявлению специфики человека как особого сосредоточения жизни».

Для деятелей русского религиозного ренессанса учителями и главными творческими ориентирами в заново открываемом и лично переживаемом культурном наследии, стали два современника — Фридрих Ницше и Владимир Соловьев. Именно Ницше и Соловьеву мы обязаны стремительным взлетом и крахом русской культуры начала XX столетия. Молодые мыслители рубежа веков попытались в реальной жизни соединить учения двух философов. Стремясь возродить православие и приблизить Богочеловеческий идеал Соловьева, они опирались на ценностную систему Ницше. Пытаясь совместить высокую культуру и повседневность, религиозную систему Соловьева с идеалами богооставленного мира вечного возвращения по ту строну добра и зла у Ницше, они надорвались, так и не сумев преодолеть двойственность сознания и жизни. Две половинки не состыковались в целое. Ведь они из разных миров, граница между которыми — преодоленная смерть. Отсюда изломанные личные судьбы, отсюда трагический исход духовного движения религиозного ренессанса в России. Философские системы Соловьева и Ницше — крылья Икара — Русского Серебряного века, который, устремившись ввысь, в силу своей огромной творческой мощи, поднялся над повседневностью, однако, не удержался (очевидно, что и не мог удержаться) от срыва в хаос революции, сектантства, юродства и дьявольщины.

О России и русском. — Энциклопедия безопасности

1. «На злые песни». А почему у нас русская песня?

2. «Чтобы возникновение каких-либо институтов было необходимо, должна быть воля, побуждающий инстинкт, антилиберальный по отношению к яркости — воля к традиции, к власти, к учету всего века, солидарность прошлого и будущего. поколения … Если есть воля, то это когда-нибудь в пути Римской Империи, или как Россия — единственная страна, у которой в настоящее время есть будущее … Россия — феномен, в остальном жалкая нервозность малых европейских государств, для которых, на Для создания «Германской империи» наступил критический момент.«

3. «Для стоящей перед нами задачи важно свидетельство Достоевского — этого психолога, кстати, у которого я многому научился, и он принадлежит к прекрасной случайности моей жизни к лучшему, чем, например, , открытие Стендаля.

Этот глубокий человек, имевший полное право низводить немцев над поверхностью, почувствовал нечто весьма неожиданное для себя в отношении сибирских каторжников, среди которых он долгое время жил, этих серьезных преступников, для которых не было возврата в общество, и он чувствовал, что они как будто вырезали лучшую, прочную, драгоценную древесину, которую выращивают только на русской земле.«

4. «Они подчиняются наказанию, как покоренной болезни, несчастью и смерти, такому глубокому фатализму без беспокойства, благодаря которому теперь, например, русские имеют преимущество в жизни перед нами, западными народами».

5. «Сильнее, чем самое удивительное, и сила воли проявляется в Великом Среднем Царстве, где Европа, кажется, возвращается в Азию — Россию. Сила давно откладывалась, чтобы хотеть накапливаться, и там будет ожидание — неизвестно , воля или воля отрицания претензий — ждите угрожающего пути, который, по нынешнему излюбленному выражению физиков, свободен.«

6. «Мыслитель, на совести которого лежит будущее Европы, со всеми планами, которые он сейчас имеет в отношении этого будущего, будет с евреями — и русскими — как с наиболее верными и вероятными факторами в великой борьбе. , и игра сил «.

7. «Болезненное состояние само по себе является разновидностью гнева. — Против него есть только одно великое лекарство от больного — я называю это русским фатализмом, тем фатализмом без негодования, с которым русские солдаты, когда идет слишком тяжелая военная кампания, наконец ложится в снег.«

8. «Русский фатализм, о котором я говорил… — это само по себе такое обстоятельство в e l i k o f r a s u m e n e».

Философ… который ставит под сомнение почти все основные принципы морали, религии, культуры и общественно-политических отношений, которые до сих пор считаются критерием «цивилизации». Речь идет о Фридрихе Вильгельме Ницше.

Этот человек внес большой и по-прежнему неоценимый вклад в экзистенциальный крах европейской цивилизации, положил начало всеобщей переоценке ценностей уходящей христианской культуры.Этот человек впервые трезво оценил жесткий Запад как цивилизационную жадность, мелочность, пошлость, упадок и вырождение. Этот человек написал тысячи книг, недостойных его персонажа.

Немногие человек знают об особом отношении Ницше к русским, славян к России. Писатель Олег Матвейчев так характеризует такое отношение:

«Славяне, а особенно русские, Ницше просто обожают. Он сочиняет себе легенду, что принадлежит потомкам славной польской аристократической семьи.Он влюбляется в русскую авантюристку Лу Андреас-Саломею, знакомится и переписывается с Мальвидой Амалией фон Мейзенбуг — дочерьми учителя Герцена, которая, кстати, отдаёт одну из дочерних компаний Герцена за Ницше .

Ранний Ницше с энтузиазмом читал позднего Герцена, некоторые исследователи даже обнаружили в ранних произведениях Ницше плагиат. Ницше восхищается Достоевским, называет его тончайшим психологом, превосходящим самого себя, у Тургенева Ницше заимствует слово «нигилизм» и делает одну из центральных проблем своей метафизики. Когда культурная Европа видит в русских недочеловеках дикость и невежливость, см. Слова Гегеля, народ, состоящий из еще не освобожденных хозяев рабов и безответственных, то Ницше как раз этой дикостью и восхищением. Только русский, судя по разбросанным тут и там по разным характеристикам афоризмам, Ницше пропагандирует людей сверхчеловеков, деревенских господ!

Ницше восхищался внутренней свободой России, честью, ее отношением к женщинам, решимостью, широтой, бунтом, игрой, преступностью, аморализмом, жизненной силой, казаками, авантюризмом и музыкальностью.История России — это история освоения огромных, самых больших в мире, северных пространств, самых диких и суровых. Согласно любимой легенде Ницше, здесь, в северной стране, живут гиперборейцы — сверхлюды, сильнейшие духи.

История Россия — это история бесконечных войн, никто не воевал так часто и так блестяще, как русский. Если война — это господа, все бесстрашные русские — это господа. Конечно, чем большее количество войн и нашествий переживает Россия, тем больше людей не боятся смерти, которые готовы умереть, что является основным условием правления.Русские бесстрашны, они не трепещут за свое тело и не дорожат материалом. В конце концов, за свою жизнь каждый из них видел все разрушения, суровую погоду и природу, вторжения и войны. Тщеславие всего этого уютного мирка настолько буржуазно призрачно, что в России уже давно не могут прижиться ни в чем мелком и ничем мелком . Война, голод и холод ежедневно, они не страшны, поэтому русский и никакой рабский страх не вырастает из этого и декадентской философии и морали Запада.

Казалось бы, суровые экономические условия в России и постоянное напряжение для борьбы с захватчиками должны отдавать не только помещика, но и рабскую психологию, психологию, устроенную по принципу реальности, психологию покоряющего себя человека. к работе предмета. Но дело в том, что это разрушение войны, голода, холода или голода, показывающее жителям этой страны бессмысленность и тщетность усилий, труда. И это открытие секретов Бытия.Она бессмысленность существования, знакома по русскому . Поэтому они не труженики, как немцы, не пытаются выучить и запомнить все формы, методы и технологии. Русские ученые не сильные, но сильные писатели, композиторы, поэты, генералы, святые, подвижники.

Даже знаменитая русская лень — знак того, что люди не способны к тяжелой изнурительной работе по «принципу реальности», по которому жили рабы. Все работы для русского мелковаты, он бы имел власть править, а потом предложить забор красить.От ремонта забора или сидения на работе, без великого, русский начинает пить и пить, когда все это выходит из его подворья, неразвитое, загнанное внутрь, без сознания. Водка заменяет русское искусство, потому что единственная цель искусства, по Ницше, — опьянеть, разрушив границу, сделать неустойчивым и текучим, как само бытие, возвыситься над собой. В пьяном загуле хлынув самой жизни, разрежьте последний огурец, дух торжествует над материальными благами.

В нормальной стране соотношение хозяев и рабов нормальных, маленьких хозяев и рабов, у большинства в России отношения явно нарушены, то ежесекундно «и даже аятолла Хомейни», как пел Высоцкий.Россия имеет много общего с этими лишними хозяевами. В противном случае внутри скапливается большое количество «преступников», любовь романтического проходимца к России также свидетельствует о хозяйском духе ее народа. На какое-то время проблема была решена переизбытком дворян путем колонизации казаков. Какое-то время из-за эмиграции культурной, художественной элиты. Иногда помогали войны и бедствия. Но они лишь временно решают проблему, каждый раз давая новому поколению небоящихся гибель.Одна только война может постоянно порождать и решать проблемы, решать снова и снова. Вечное возвращение того же самого в постоянно растущей воле к власти. «

rpr.ur.ru

www.nenovosty.ru

См. Также: Ницше Достоевского

Ницше и русский фатализм

Получите БЕСПЛАТНОЕ членское видео ! Подписывайтесь на нашу новостную рассылку.

Независимо от того, ослаблен ли физическим заболеванием или преодолен интенсивным приступом психологической / эмоциональной боли, Ницше рекомендовал человеку использовать лекарство, которое он назвал «русским фатализмом».Тот, кто использует такое лекарство, прекращает попытки излечить себя, а просто ложится, принимает свою болезнь и боль и подавляет любые физические или эмоциональные реакции. При этом он сохраняет драгоценную энергию и ускоряет выздоровление.

Как объяснил Ницше в своей «автобиографии» Ecce Homo:

«Если вообще что-то можно противопоставить тому, чтобы быть больным и слабым, так это то, что на самом деле человек исцеляет инстинкт, его боевой инстинкт иссякает. Ни от чего не избавишься, ничего не преодолеваешь, ничего не можешь оттолкнуть — все болит.Люди и вещи выступают слишком близко; переживания поражают слишком глубоко; память становится гнойной раной. Против всего этого у больного есть только одно великое лекарство: я называю это русским фатализмом, тем фатализмом без бунта, примером которого является русский солдат, который, посчитав поход слишком напряженным, наконец ложится в снег. Больше ничего не принимать, больше ничего не принимать, больше ничего не впитывать — вообще перестать реагировать. Этот фатализм — не всегда просто смелость умереть; он также может спасти жизнь в самых опасных условиях, уменьшая метаболизм, замедляя его, как своего рода желание впасть в спячку.Пройдя несколько шагов дальше по этой логике, мы приходим к факиру, который неделями спит в могиле. Поскольку человек слишком быстро израсходуется, если отреагирует каким-либо образом, он больше не будет реагировать: такова логика. Ничто не сгорает быстрее, чем аффект ресентимента. Гнев, патологическая уязвимость, бессильная жажда мести, жажда мести, смешение ядов в любом смысле — никакая реакция не может быть более невыгодной для истощенных: такие аффекты включают быстрое потребление нервной энергии, патологическое увеличение вредных выделений… »( Ecce Homo)

Дополнительная литература

Связанные

Ницше: влияние на русскую мысль

DOI: 10.4324/9780415249126-E071-1
Версия: v1, опубликовано в Интернете: 1998
Источник по состоянию на 11 ноября 2020 г., с https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/nietzsche-impact-on-russian-gotit/ v-1

---

Мысли Ницше оказали огромное влияние на русскую литературу и искусство, религиозную философию и политическую культуру. Его популяризаторами были писатели, художники и политические радикалы, которые читали его работы через призму своей собственной культуры, подчеркивая моральные, психологические и мифопоэтические аспекты его мысли и их социально-политические последствия, и применяя их в своих собственных целях.Литература, адресованная массовым читателям, распространяла грубые представления о нравственности господина и аморальном сверхчеловеке.

Русские открыли Ницше в начале 1890-х годов. Поклонники считали его сторонником самореализации и врагом «рабской морали» христианства. Двое из них, Дмитрий Мережковский (1865–1941) и Максим Горький (настоящее имя Алексей Пешков, 1868–1936), были прародителями двух основных потоков присвоения Ницше — религиозного и светского.Мережковский был зачинателем русского символизма. В 1896 году он начал попытки примирить Ницше и христианство; эта попытка привела его к проповедованию апокалиптического христианства в 1900 году и к основанию Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге (1901–1903, 1906–17). Среди ее членов, так называемых искателей бога, были художники и интеллектуалы, которых тоже привлекал Ницше. Что касается Горького, то в его ранних рассказах фигурируют бродячие герои, олицетворяющие грубые версии морали раба и господина.В 1895 году Горький начал мечтать о русском сверхчеловеке, который возглавит массы в борьбе за освобождение и проникнет в них уважением к Человеку, которое он всегда писал с большой буквы. Во время революции 1905 года он и Анатолий Луначарский (1875–1933), большевистский поклонник Ницше, создали марксистскую суррогатную религию, чтобы вдохновить на героизм и самопожертвование. Они верили, как и большинство символистов и некоторые философы, что искусство может преобразовать человеческое сознание.

Новые литературные школы возникли после 1909 года.Футуристы преувеличивали антирационализм, антиисторизм и культурный иконоборчество Ницше. Акмеисты проповедовали нетрагическое аполлоническое христианство и идеализировали классическую древность и «мировую культуру». После большевистской революции Ницше считался идеологом реакции, и его книги были изъяты из народных библиотек, но его идеи, не идентифицированные как таковые, продолжали циркулировать и проникать в советскую литературу, искусство и политическую культуру.

Цитирование этой статьи:
Rosenthal, Bernice Glatzer.Ницше: влияние на русскую мысль, 1998, DOI: 10.4324 / 9780415249126-E071-1. Энциклопедия философии Рутледжа, Тейлор и Фрэнсис, https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/nietzsche-impact-on-russian-aught/v-1.
Авторские права © 1998-2020 Routledge.

13 умопомрачительных фактов о России для иностранцев

Статья о странностях русских людей

Наверное, не раз, путешествуя по разным странам, находили то, чего трудно понять.«О, боже мой! Почему они это делают?» — подумали вы. И в каждой стране есть свои отличия. Все индивидуальны. Но сегодня я расскажу несколько странных вещей о русских. И вы убедитесь в этом, когда приедете в Россию.

Strangeness 1 — Практически во всем мире есть возможность общаться на базовом английском, но в России этот трюк не работает. Если вы приедете на каникулы в Россию, то обнаружите, что не многие люди в больших городах России говорят по-английски, а в маленьких городах по-английски никто не говорит.

Strangeness 2 — Русские девушки любят красиво одеваться, даже когда они просто идут в магазин. Я могу привести лучший пример — они одеваются, даже когда идут выносить мусор.

Странность 3 — Ночью 19 января в России отмечается праздник Крещения. В этот день, в самую холодную пору зимы и сильных морозов, русские люди купаются в проруби. Они верят, что если окунуться в прорубь, то смоешь грехи и купишь здоровье.Если вы побываете в России в этот день, вы тоже можете попробовать.

Странность 4 — Любимая закуска россиян, когда пьют водку, — соленые огурцы. Утром пьют маринованный сок, где хранились соленья. Каждый россиянин говорит, что этот напиток помогает снять похмелье. Это старинный русский рецепт.

Странность 5 — Еще один факт о России — русский народ никогда ничего не выкидывает. Ничего! Никогда! Даже пакеты.Русские бабушки хранят в своих квартирах действительно абсурдные вещи. Например, я нашла верхнюю часть перил на бабушкином балконе. Как он туда попал? История не рассказывается, но жаль выкидывать ее. И это вдруг пригодилось.

Странность 6 — На свидании русский мужчина за все платит. Да, да… За все !!

Странность 7 — Московское метро, ​​пожалуй, самое красивое и быстрое метро в мире.Поезда в часы пик ходят каждые 1-2 минуты. И пассажиры очень недовольны, если поезда уже нет… 2 минуты !! И, несмотря на это, большинство москвичей предпочитают долгие часы стоять в пробках на собственных машинах и никогда не ездить по лучшим московским метро.

Странность 8 — Население России никогда не платит, если у него есть шанс взять что-то бесплатно. Они не купят фильм или компьютерную программу, если они смогут посмотреть их онлайн или скачать бесплатно.И главное, что они могут их найти. Видимо есть традиционная русская любовь к халяве!

Странность 9 — Русские люди очень любят праздники. Новогодние российские каникулы официально начинаются 1 января и заканчиваются 10 января. Большинство населения России в эти дни не работает, но за месяц получает всю зарплату. Новогоднее застолье обычно длится 2–3 дня, все зависит от того, сколько у вас сил и здоровья для еды и питья.После этого россияне спят, отдохнут от марафона алкоголизма и с новыми силами приступают к празднованию Рождества. Рождество в России, кстати, отмечается 7 января, а не 25 декабря, как во многих странах.

Странность 10 — Русские вешают ковры на стены и всегда снимают обувь, чтобы войти в дом.

Странность 11 — Русские девушки слишком любят туфли на высоком каблуке.Они используют его, даже если раньше знали, что сегодня им нужно пройти более 1 км. Это добровольный марафон на каблуках!

Странность 12 — Русские очень любят баню. Баня похожа на сауну в других странах. Это очень жаркое место, где температура достигает 100 Cº (212 Fº). Там тебя метлой хлестнет. Это такая странная русская банная традиция, но она очень полезна для здоровья. Зимой особенно хороша баня, ведь после жары можно выбежать и упасть в снег !! Вам стоит прилететь в Москву или другой российский город и прилично его попробовать.

И напоследок странность 13 — Русские люди очень гостеприимны и любят приглашать вас к себе домой. Если вас пригласят, обязательно накормят чаем с печеньем и едой.

Вы можете все это проверить, когда приедете в Россию.

Фридрих Ницше | Биография, книги и факты

Фридрих Ницше , (родился 15 октября 1844 г., Рёкен, Саксония, Пруссия [Германия] — умер 25 августа 1900 г., Веймар, Тюрингия), немецкий ученый-классик, философ и критик культуры, который стал одним из самый влиятельный из всех современных мыслителей.Его попытки разоблачить мотивы, лежащие в основе традиционной западной религии, морали и философии, глубоко затронули поколения теологов, философов, психологов, поэтов, романистов и драматургов. Он размышлял о последствиях триумфа секуляризма Просвещения, выраженных в его наблюдении, что «Бог мертв», таким образом, который определил повестку дня для многих самых знаменитых интеллектуалов Европы после его смерти. Хотя он был ярым противником национализма, антисемитизма и силовой политики, его имя позже было использовано фашистами для продвижения того, что он ненавидел.

Популярные вопросы

Почему так важен Фридрих Ницше?

Фридрих Ницше был немецким философом, который стал одним из самых влиятельных мыслителей современности. Его попытки разоблачить мотивы, лежащие в основе традиционной западной религии, морали и философии, глубоко затронули поколения теологов, философов, психологов, поэтов, романистов и драматургов.

Каким было детство Фридриха Ницше?

Дом Фридриха Ницше был оплотом лютеранского благочестия.Его отец, Карл Людвиг Ницше, был пастором, умершим до пятого дня рождения Ницше. Фридрих провел большую часть своей ранней жизни в семье, состоящей из пяти женщин: его матери Франциски; его младшая сестра Элизабет; его бабушка по материнской линии; и две тети.

Где учился Фридрих Ницше?

Что написал Фридрих Ницше?

Так говорил Заратустра (1883–1885) было первым исчерпывающим изложением зрелой философии Фридриха Ницше и шедевром его карьеры.При его жизни ему уделялось мало внимания, но после его смерти он оказал значительное влияние на искусство и философию. Другие работы включали Сумерки идолов , Антихрист и Ecce Homo .

Ранние годы

Дом Ницше был оплотом лютеранского благочестия. Его дед по отцовской линии издал книги, защищающие протестантизм, и достиг церковного положения суперинтенданта; его дед по материнской линии был деревенским священником; его отец, Карл Людвиг Ницше, был назначен пастором в Реккене по приказу короля Пруссии Фридриха Вильгельма IV, в честь которого был назван Фридрих Ницше.Его отец умер в 1849 году, до пятого дня рождения Ницше, и он провел большую часть своей ранней жизни в семье, состоящей из пяти женщин: его матери, Франциски, его младшей сестры, Элизабет, его бабушки по материнской линии и двух тетушек.

В 1850 году семья переехала в Наумбург на реке Заале, где Ницше посещал частную подготовительную школу Domgymnasium. В 1858 году он был принят в Шульпфорту, ведущую протестантскую школу-интернат Германии. Он отличился в учебе и получил там прекрасное классическое образование.Окончив университет в 1864 году, он отправился в Боннский университет изучать богословие и классическую филологию. Несмотря на попытки принять участие в общественной жизни университета, два семестра в Бонне оказались неудачными, главным образом из-за яростных ссор между двумя его ведущими профессорами-классиками, Отто Яном и Фридрихом Вильгельмом Ритчлем. Ницше искал убежища в музыке, написав ряд композиций под сильным влиянием Роберта Шумана, немецкого композитора-романтика. В 1865 году он перешел в Лейпцигский университет, присоединившись к Ритшлю, который принял там назначение.

Ницше процветал под опекой Ритшля в Лейпциге. Он стал единственным студентом, когда-либо публиковавшимся в журнале Ритчля, Rheinisches Museum («Рейнский музей»). Он начал военную службу в октябре 1867 года в кавалерийской роте артиллерийского полка, получил серьезную травму груди, садясь на лошадь в марте 1868 года, и возобновил учебу в Лейпциге в октябре 1868 года, находясь в длительном отпуске по болезни из армии. За годы пребывания в Лейпциге Ницше открыл для себя философию Артура Шопенгауэра, познакомился с великим оперным композитором Рихардом Вагнером и начал дружбу на всю жизнь с коллегой-классиком Эрвином Роде (автором книги Psyche ).

Получите эксклюзивный доступ к контенту нашего 1768 First Edition с подпиской. Подпишитесь сегодня

Базельские годы (1869–79)

Когда в 1869 году в Базеле, Швейцария, освободилась должность профессора классической филологии, Ритчль рекомендовал Ницше с беспрецедентной похвалой. Он не защитил ни докторскую, ни дополнительную диссертацию, необходимую для получения степени в Германии; тем не менее, Ритчль заверил Базельский университет, что за 40 лет преподавания он никогда не видел никого, подобного Ницше, и что его таланты безграничны.В 1869 году Лейпцигский университет присвоил ему докторскую степень без экзаменов или диссертации на основании его опубликованных работ, а Базельский университет назначил его экстраординарным профессором классической филологии. В следующем году Ницше был произведен в ряды профессоров.

Ницше получил разрешение работать санитаром-добровольцем в августе 1870 года, после начала франко-германской войны. В течение месяца, сопровождая транспорт раненых, он заболел дизентерией и дифтерией, которые навсегда подорвали его здоровье.Он вернулся в Базель в октябре, чтобы возобновить тяжелую преподавательскую работу, но уже в 1871 году плохое здоровье побудило его искать облегчения от утомительной рутинной работы профессора классической филологии; он подал заявку на занятие вакантной кафедры философии и предложил Роде своим преемником, но безуспешно.

В те первые годы существования Базеля созрела двойственная дружба Ницше с Вагнером, и он использовал любую возможность, чтобы навестить Рихарда и его жену Козиму. Вагнер ценил Ницше как блестящего профессорского апостола, но растущее использование Вагнером христианских мотивов, как, например, в Парсифале , (1882), вкупе с его шовинизмом и антисемитизмом оказалось больше, чем Ницше мог вынести.К 1878 году разрыв между двумя мужчинами стал окончательным.

Первая книга Ницше, Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik (1872; Рождение трагедии из духа музыки ), ознаменовала его освобождение от атрибутов классической науки. Это скорее умозрительный, чем экзегетический труд, он утверждал, что греческая трагедия возникла из слияния того, что он назвал аполлоническим и дионисийским элементами — первые олицетворяли меру, сдержанность и гармонию, а вторые — необузданную страсть — и что сократический рационализм и оптимизм выражали суть смерть от греческой трагедии.Последние 10 разделов книги — это рапсодия о возрождении трагедии из духа музыки Вагнера. Поначалу встреченный каменным молчанием, он стал объектом горячих споров со стороны тех, кто принял его за обычную работу классической науки. Это, несомненно, «произведение глубокого творческого понимания, оставившее ученость поколения, трудившегося в тылу», как сказал британский классик Ф. Корнфорд написал в 1912 году. Он остается классикой в ​​истории эстетики и по сей день.

Запрошенный и получивший отпуск по болезни, Ницше в 1877 году основал дом со своей сестрой и другом Петером Гастом (Иоганн Генрих Кёзелиц), а в 1878 году его афористический Menschliches, Allzumenschliches ( Human, All-Too-Human ) появившийся. Поскольку его здоровье неуклонно ухудшалось, он оставил профессорскую кафедру 14 июня 1879 года и получил пенсию в размере 3000 швейцарских франков в год в течение шести лет.

Десять правил письма Ницше со стилем (1882)

непристойных спекуляций и интеллектуальной драмы в кино и на странице из-за количества романтического внимания, которое она привлекла со стороны европейских интеллектуалов, таких как философ Поль Рэ, поэт Раньер Мария Рильке и Фридрих Ницше.Эмоционально напряженный Ницше увлекся Саломе, сделал предложение о замужестве и, когда она отказалась, разорвал их отношения в резкой ницшеанской манере.

Со своей стороны, Саломе так ценила эту дружбу, что сделала собственное предложение: что она, Ницше и Рэ, пишет Д.А. Барри, 3: AM Magazine , «живут вместе в безбрачной семье, где они могут обсуждать философию, литературу и искусство». Эта идея возмутила сестру Ницше и его круг общения и, возможно, внесла свой вклад в «страстную критику» биографического исследования Саломе 1894 года, получившего Фридрих Ницше: Человек и его произведения .Барри утверждает, что «сильно оклеветанная» работа заслуживает переоценки как «психологический портрет».

У Ницше, писала Саломе, мы видим «печальное недомогание и триумфальное выздоровление, яркое опьянение и холодное сознание. Здесь чувствуется тесное переплетение взаимных противоречий; чувствуется переполнение и произвольное погружение чрезмерно возбужденных и напряженных энергий в хаос, тьму и ужас, а затем восходящее стремление к свету и самым нежным моментам ». Мы можем рассматривать этот отрывок как обвиняемый в воспоминаниях подруги, с которой она однажды «поднялась на Монте-Сакро», как она утверждала в 1882 году, «где он рассказал ей о концепции Вечного Повторения» тихим голосом со всеми признаки глубочайшего ужаса.’”

Нам также следует, возможно, прежде всего, рассматривать впечатления Саломе как следствие бурной прозы Ницше, достигнув апофеоза в его экспериментально-философском романе Так говорил Заратустра . Как теоретик воплощения идей, их неразрывной связи с физическим и социальным, Ницше имел некоторые очень специфические идеи о литературном стиле, которые он передал Саломе в заметке 1882 года, озаглавленной «К учению стиля». Задолго до того, как писатели начали издавать «похожие наборы заповедей», как пишет Мария Попова в Brain Pickings, Ницше «установил десять стилистических правил письма», которые вы можете найти в их первоначальной форме списка ниже.

1. Жизнь — первоочередная необходимость: стиль должен жить.

2. Стиль должен подходить конкретному человеку, с которым вы хотите общаться. (Закон взаимоотношений.)

3. Прежде чем писать, необходимо точно определить, «что и что я хочу сказать и представить». Письмо должно быть мимикой.

4. Поскольку писателю не хватает многих средств оратора, он, как правило, должен иметь для своей модели очень выразительный вид представления необходимости, письменная копия будет казаться намного бледнее.

5. Богатство жизни раскрывается в богатстве жестов. Надо научиться чувствовать все — длину и замедление предложений, вставки, выбор слов, паузы, последовательность аргументов — как жесты.

6. Будьте осторожны с месячными! Право на периоды имеют только люди, у которых во время разговора продолжается дыхание. У большинства людей период — это вопрос аффектации.

7.Стиль должен доказывать, что человек верит в идею; не только то, что думаешь, но и чувствуешь.

8. Чем абстрактнее истина, которой хочется учить, тем больше нужно прежде всего увлечь чувства.

9. Стратегия хорошего прозаика состоит в том, чтобы выбрать способ приблизиться к поэзии, но никогда не вступать в нее.

10. Недобросовестно и неразумно лишать читателя самых очевидных возражений.Это очень хорошие манеры, и это очень умно — позволить читателю самому провозгласить высшую квинтэссенцию нашей мудрости.

Как и в случае со всеми подобными предписаниями, мы вправе принимать или оставлять эти правила по своему усмотрению. Но мы не должны игнорировать их. В то время как перспективизм Ницше интерпретировался (ошибочно) как беспричинная субъективность, его почитание древности придает большое значение формальным ограничениям. Его проза, можно сказать, находится в этом противоречии между дионисийской самоотверженностью и аполлоническим хладнокровием, а его правила обращаются к тому, что профессора гуманитарных наук однажды назвали Trivium : грамматика, риторика и логика: три опоры подвижного, выразительного и убедительного письма. .

Саломе были настолько впечатлены этими афористическими правилами, что она включила их в свою биографию, отметив, что «исследовать стиль Ницше на предмет причин и условий — значит гораздо больше, чем просто анализировать форму, в которой выражаются его идеи; скорее, это означает, что мы можем слушать его внутреннее звучание ». Разве это не то, что должно быть великим писательством?

Саломе писала в своем исследовании, что «Ницше не только овладел языком, но и преодолел его недостатки». (Как заметил сам Ницше в 1886 году, отмечает Хьюго Дрочон, ему нужно было изобрести « — мой собственный язык .Смелые, но в то же время дисциплинированные работы Ницше нашли дополнение в смелом и глубоком анализе Саломе. Из нее мы также, возможно, можем почерпнуть еще один принцип: «Какими бы клеветническими нападками на нее ни было, — пишет Барри, — особенно со стороны [его сестры] Элизабет Ферстер-Ницше во время нацистского периода в Германии, Саломе не ответила на них». ”

Связанное содержание:

Повседневные привычки высокопродуктивных философов: Ницше, Маркс и Иммануил Кант

Классические лекции Вальтера Кауфмана о Ницше, Кьеркегоре и Сартре (1960)

Советы по написанию Генри Миллера, Элмора Леонарда, Маргарет Этвуд, Нила Геймана и Джорджа Оруэлла

Джош Джонс — писатель и музыкант из Дарема, Северная Каролина.