«Манон Леско»: шедевр двусмысленности

Самое известное произведение Антуана-Франсуа Прево в разные эпохи вызывало у читателей противоречивые чувства: при жизни автора «Манон Леско» осудили за безнравственность, в следующем веке романтики превозносили эту книгу за изображение роковой страсти, сегодня ее нередко критикуют за излишний морализм. «Горький» обратился к специалисту по французской литературе, профессору МГУ Наталье Пахсарьян с просьбой рассказать об устройстве художественного мира этого романа.

Заметили ли вы, любезные читатели, что в последнее время стало особенно хорошим тоном ругать классическую литературу? Делают это разные люди и по разным поводам: то говорят о ненужности классики для повседневной жизни и работы (для чего инженеру читать «Принцессу Клевскую», задавался вопросом бывший французский президент Никола Саркози), то об опасности ее для незрелых умов (наши школьники не могут правильно понять сказки Салтыкова-Щедрина, беспокоилось Министерство образования), а то просто о скучной назидательности классических произведений, нудно и в лоб пытающихся научить читателей высокой морали (примерам несть числа).

В число последних время от времени попадает и роман аббата Прево «Манон Леско», что можно счесть парадоксом: ведь эта книга некогда вызвала скандал как безнравственное произведение и была приговорена к сожжению. Впрочем, даже те из современников, кто полагал, что роман следует сжечь, отмечали «недурной слог» автора, а «Парижская придворная и городская газета» с досадой констатировала: «Книга написана с таким мастерством и так занимательно, что даже порядочные люди сочувствуют мошеннику и распутной девке». Это-то мастерство и послужило основанием для упреков автору со стороны критиков-моралистов не только в XVIII веке, но и столетием позже: Барбе д’Оревийи, например, упрекал Прево за то, что «романист убил в себе моралиста» и ускорил порчу нравов, сделав свою безнравственную героиню такой привлекательной.

Сам же автор романа, утверждая свое желание «наставить читателя, развлекая его», никак, на первый взгляд, не выделяется из ряда сочинителей классической эпохи. Быть может, писатель просто потерпел неудачу в своем искреннем стремлении научить добродетели? Или прав Анатоль Франс, утверждавший, что «прекрасные мысли» о назидании пришли к писателю задним числом и представляют собой «шаль, наброшенную на плечи Манон», чтобы героиня выглядела более благопристойно?

История создания и рецепции романа Прево, как кажется, поможет точнее разобраться и в намерениях автора, и в художественном результате.

«Приключения кавалера де Грие и Манон Леско» — таково было первоначальное название — впервые вышли из печати в 1731 году в Амстердаме в качестве VII тома первого романа Прево «Мемуары и приключения знатного человека, удалившегося от света» (1728–1731). В 1733 году книга была опубликована в Париже и немедленно вызвала скандал, что заставило автора в следующем году выступить в своем журнале «За и против» в защиту своего сочинения, а в 1735 году — выпустить новый парижский тираж с указанием на публикацию якобы в Амстердаме. Это, однако, не спасло роман: тираж был арестован. Когда в 1753 году Прево опубликовал новое издание книги, он изменил ее название (отныне она стала «Историей кавалера де Грие и Манон Леско»), несколько смягчил наиболее откровенные высказывания, а также включил в текст эпизод с итальянским князем, дополняющим «положительную сторону» характера Манон. И все же попытка пойти на компромисс и умерить пыл критики способствовала росту популярности романа гораздо в меньшей степени, чем заложенная в нем с самого начала поэтика двойственности, создающая не только неуловимость и загадочность образа Манон Леско, остро прочувствованную романтиками, но и двусмысленность повествования в целом.

Конечно, история, изложенная в VII томе «Мемуаров», практически сразу стала восприниматься читательской публикой как самостоятельное произведение. Вопреки запретам, роман не один раз перепечатывался, начиная с 1737 года, в 1745 году был переведен на немецкий язык, а в 1760-м и 1762 году даже получил анонимное продолжение, бросившее весьма неоднозначный свет на события, изложенные в первой части, поскольку благие намерения кавалера де Грие исправиться после смерти своей возлюбленной не сбываются, да и сама Манон в этом продолжении оживает и берется за старое. Однако читатели «Манон Леско» (так, против воли автора, прозвали эту книгу романтики) знакомятся не с повествованием от лица А. -Ф. Прево, а с гораздо более сложной конструкцией: сначала идет обрамляющий рассказ Ренонкура, героя и «автора» «Мемуаров и приключений знатного человека», а затем Ренонкур «слово в слово» пересказывает историю кавалера де Грие, услышанную им при второй встрече с шевалье. Если иметь это в виду, то становится ясно, что уже предуведомление, написанное от имени «автора „Записок знатного человека”» представляет собой весьма неоднозначный текст, имеющий если не прямо иронический, то все же двусмысленно-игровой оттенок.

С одной стороны, конкретизируя формулу «поучать, развлекая», повествователь отказывается от абстрактных назиданий и описывает некий этический казус, чтобы реализовать намеченную цель и создать «трактат о морали, приятным образом сведенный к упражнению». С другой стороны — когда Ренонкур объявляет, что «каждое событие, здесь излагаемое, есть луч света, назидание, заменяющее опыт; каждый эпизод есть образец нравственного поведения», что «каждое приключение здесь — модель, по которой можно формировать себя», эти слова странным образом не согласуются с содержанием рассказа де Грие: события его жизни с Манон — скорее образцы «безнравственного поведения» равно и героини, и самого героя. Ведь влюбившись в Манон, кавалер де Грие оставляет благочестивые намерения и совершает целый ряд весьма неблаговидных поступков.

О двойственном характере шевалье, «смешении добродетелей и пороков» пишет и Ренонкур в своем предуведомлении. При этом следует иметь в виду, что сам автор «Мемуаров» — весьма недостоверный рассказчик: его собственное жизнеописание рисует многочисленные приключения в свете при постоянном желании «удалиться от света» и хорошо знакомое де Грие напрасное стремление уберечь себя от «заблуждений сердца и ума», вызванных влиянием страстей. «Ненадежность рассказа» шевалье, таким образом, усиливается обрамленным повествованием от лица Ренонкура, превращает «Историю кавалера де Грие», как выразился известный исследователь творчества Прево Жан Сгар, в «шедевр двусмысленности». Прием «ненадежного нарратора» (термин Уэйна Бута), который становится все более распространенным в современной литературе, оказывается, таким образом, блестяще использован Прево еще в XVIII веке. По своей роли в повествовании кавалер де Грие выступает первостепенно важным персонажем.

Впрочем, романтики отодвинули в тень этого героя, истолковав сюжет произведения как роковую страсть идеального влюбленного, «истинного рыцаря», к привлекательной, но порочной «непостижимой» Манон. Конечно, возможность разного, в том числе и такого, толкования романа заложена самим писателем. Более того, «настоящая, живая, человечная» героиня, как называл Манон Альфред де Мюссе, оставила весьма заметный след в культуре XIX–XX веков: ей посвящали балеты, оперы, стихи и песни, она в конце концов зажила своей, отдельной от романа жизнью.

Однако думается, что все же не случайно Манон и де Грие представлены как похожие друг на друга персонажи. Их часто принимают за брата и сестру, они легко выдают себя за таковых, когда им это необходимо, и дело не только и не столько во внешнем сходстве молодой пары. Стоит обратить внимание на то, что читатели имеют дело с версией истории, изложенной де Грие, а шевалье отнюдь не исповедуется пусть и сочувствующему ему, но постороннему путешественнику. Он рассказывает о своей любви с обычной долей откровенности и с намерением оправдать себя в своих собственных глазах и в глазах окружающих.

Уже с самого начала повествования де Грие в изложении некоторых обстоятельств возникает либо непроясненность (почему, например, юноша отказывается от предложения епископа принять духовный сан), либо недостаточная убедительность объяснения (как согласуется благочестие персонажа с «пустым любопытством», под влиянием которого он вместе с другом отправляется смотреть на приезжающих в гостиницу женщин). Двойственное, прямо двусмысленное впечатление оставляет и первая встреча де Грие с братом Манон, как и вся история его взаимоотношений с господином Леско, больше свидетельствующая о слабохарактерности шевалье, чем о глубине его влюбленности. Кавалер постоянно подчеркивает трагическую фатальность своей страсти к Манон, однако прав один из критиков, назвавший роман «комедией, которая плохо обернулась»: вряд ли можно назвать трагическими обстоятельства, связанные с нехваткой денег на удовольствия, которых ищут персонажи.

Это явно ослабляет не только общую, отнюдь не патетическую тональность рассказа де Грие, но и представление о том, что перед нами — идеальный влюбленный. В то же время это совершенно не означает, что Прево рисует образ лицемера: искренность влюбленного де Грие не может служить гарантией правдивости его рассказа, причем — именно потому, что он искренне влюблен и искренне ищет причины своих несчастий исключительно вовне, а не в собственной моральной слабости. С другой стороны — хотя строгость суждений о нравственности «непостижимой Манон» никогда не исчезала совсем из читательских оценок, стоит обратить внимание на то, что характер Манон практически целиком дан в рассказе о ней де Грие (как уже говорилось, ищущего себе оправдания). Когда же героине предоставляется слово, она оказывается отнюдь не коварной изменницей, а искренне влюбленной женщиной, поставленной обществом в условия, превращающие ее в игрушку в руках у имеющих власть и деньги мужчин.

Аббат Прево. Манон Леско / Иллюстрации Владимира Конашевича Л.: Academia, 1932

Когда Манон, поневоле проведшая два года с господином де Б., предоставившим ей все средства для безбедного существования и разнообразных удовольствий, является на лекцию де Грие в Сорбонну и говорит ему — юноше, не способному обеспечить и обезопасить ее, но нежно любимому — «Я хочу умереть, если вы не вернете мне вашего сердца, без коего жить для меня невозможно», когда в Америке, куда ее сослали, она отказывается стать любовницей племянника губернатора, предпочтя побег со своим возлюбленным, она проявляет едва ли не бóльшую силу характера, чем де Грие, и, вопреки «коварству», «вероломству» и «предательству», о которых говорит шевалье, безусловную верность своей любви.

Герои оказываются одновременно и выше и ниже существующих в обществе норм поведения. В романе довольно примеров «обычной» распущенности и обычного ханжества окружающего общества, сами де Грие и Манон — отнюдь не безукоризненные персонажи, но их выделяет из общего ряда подлинность любовного чувства. Гениальность писателя проявляется прежде всего именно в том, что, в отличие от предшествующих романов о любви, его роман описывает не «законы» или метафизику идеальной страсти, а «беззаконное», но естественное и настоящее любовное чувство, которое может родиться и между несовершенными людьми. Вот почему воссозданная в романе любовная история — слишком очевидный феномен, чтобы быть образцом, моделью или примером. Подлинной любви нельзя научить, никакие назидания ее не порождают. И Прево-романист это очень хорошо понимал. Не потуги на морализаторство, а мастерство изображения настоящего любовного чувства во всей его сложности и неоднозначности превратило произведение Прево в неувядающую, всегда актуальную классику.

Антуан Франсуа Прево — История Манон Леско и кавалера де Грие » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

«История Манон Леско и кавалера де Грие» – роман французского писателя XVIII века Антуана Франсуа Прево (Antoine-François Prevost d’Exiles; 1697-1763).*** Этот роман – драматическая история любви юноши из благородной семьи и простой девушки, которую ее семья хочет отправить в монастырь. Много испытаний выпало на долю влюбленных: разорение, тюрьма, ссылка в Америку, происки завистников – но ничто не смогло убить их любовь. Аббат Прево – автор романов «История Маргариты Анжуйской», «История одной гречанки», «История Вильгельма Завоевателя», «Роберт Лед», «Киллеринский насоятель», «Философские странствия Монкаля». В своих произведениях Прево пытается понять природу человеческих отношений, проникнуть в глубину чувств. Его герои – благородные люди, способные на сильные чувства, умеющие прощать слабости тех, к кому привязаны. Вечные темы – любви и ревности, верности и предательства – интересны и современному читателю. Произведения Прево экранизированы.

Антуан Франсуа Прево

История Манон Леско и кавалера де Грие

Я принужден попросить читателя вернуться к тому времени моей жизни, когда я в первый раз встретил кавалера де-Грие; то было почти за полгода до моего отъезда, в Испанию. Хотя я редко расставался с моим уединением, но заботливость о дочери порою заставляла меня предпринимать небольшие поездки, которые я сокращал по мере возможности.

Однажды я возвращался из Руана, где она просила меня похлопотать в Нормандском парламенте по делу о наследстве некоторых имений: я передал ей иски на них моего деда со стороны матери. Отправившись через Эвре, где я ночевал в первый день, я на следующее утро прибыл к обеду в Пасси, которое от него в пяти или шести лье расстояния. При въезде в это местечко, я был удивлена, увидев, что все жители в тревоге; они спешно выскакивали из домов, и толпой бежали к воротам плохой гостиницы, перед которой стояло два крытых фургона. Лошади еще не были отпряжены и, по-видимому, были истомлены от усталости и зноя, – знак, что оба фургона только что приехали.

Я остановился на минутку, чтоб узнать о причине суматохи; но я немногого добился от любопытной толпы, не обращавшей на меня никакого внимания и по-прежнему спешившей к гостинице и толкавшейся в большом смятении. Наконец, у ворот показался стрелок с перевязью и мушкетом на плече, и я кивнул, чтобы он подошел ко мне. Я спросил его о причине беспорядка.

– Пустяки, сударь, – отвечал он, – я с товарищами провожаю до Гавр-де-Граса с дюжину веселых девчонок, а оттуда мы на корабле отправим их в Америку. Между ними есть хорошенькие, и это-то, по-видимому, и возбуждает любопытство этих добрых людей.

Я, вероятно, после этого объяснения отправился бы дальше, если б меня не остановили восклицания вышедшей из гостиницы старухи; она ломала руки и кричала, что это варварство, что это возбуждает и ужас, и жалость.

– В чем дело? – спросил я ее.

– Ах, сударь! – отвечала она, – войдите и посмотрите: разве от этого не разрывается сердце?

Любопытство заставило меня слезть с лошади, которую я оставил на попечение моего конюха. Я с трудом протолкался сквозь толпу и действительно увидел нечто трогательное.

Между двенадцатью девушками, которые были скованы друг с другом за середину тела, была одна, лицо и вид которой столь мало соответствовали ее положению, что во всяком другом месте я принял бы ее за особу из высшего сословия. Ее печаль, ее грязное белье и платье столь мало ее безобразили, что вид ее внушил мне уважение и жалость. Тем не менее, насколько дозволяла цепь, она старалась отвернуться, чтоб скрыть свое лицо от зрителей. Усилие, которое она употребляла для того, чтоб спрятаться, было столь естественно, что, казалось, проистекало от чувства скромности.

Шесть солдат, сопровождавших эту несчастную партию, сидели тут же в комнате, и я отвел их старшего в сторону, чтоб расспросить относительно участи этой красивой девушки. Он мог сообщить мне только самые общие сведения.

– Мы взяли ее из Госпиталя, – сказал он, – по приказу г. главного начальника полиции. Не похоже, чтобы она была заключена за добрые дела. Дорогой я несколько раз ее расспрашивал, но она упорно молчит. Но хотя я и не получал приказания обходиться с ней лучше, чем с другими, я все же оказываю ей некоторое снисхождение, потому что она, на мой взгляд, несколько лучше своих товарок. Вот этот молодой человек, – добавил стрелок, – может лучше, чем я, объяснить вам, причину ее несчастий: он провожает ее от самого Парижа и почти ни на миг не перестает плакать. Должно быть, он ей брат или любовник.

Я повернулся к тому углу комнаты, где сидел молодой человек. Он, казалось, был погружен в глубокую задумчивость. Одет он был весьма просто; но человека родовитого и образованного узнаешь с первого взгляда. Я подошел к нему; он встал, и в его взглядах, во всей его фигуре и движениях я заметил так много утонченности и благородства, что естественно почувствовал благорасположение к нему.

– Не обеспокоил ли я вас? – сказал я, садясь подле него. – Не можете ли вы удовлетворить моему любопытству относительно этой красивой особы, которая, как мне кажется, не создана для того жалкого положения, в каком я ее вижу?

– Но, тем не менее, я могу сказать вам то, что известно этим негодяям, – сказал он, указывая на стрелков. – Именно, что я люблю ее с такой жестокой страстностью, что стал от того несчастнейшим в мире человеком. В Париже я сделал все возможное, чтоб добиться ее освобождения, Но мне не помогли ни ходатайства, ни смелость, ни сила; я решился сопровождать ее, хотя бы на край света. Я сяду с ней на корабль, я поеду в Америку.

По крайнее бесчеловечие в том, – добавила, он, говоря о стрелках, – что эти подлые мошенники не дозволяют мне подходить к ней. Я имел намерение напасть на них открыто в нескольких лье от Парижа. Я подговорил четырех человек, которые за значительную сумму обещали помочь мне. Когда пришлось драться, эти негодяи бросили меня одного и убежали с моими деньгами. Невозможность одолеть силой заставила меня сложить оружие. Я предложил сделкам позволить мне, по крайней мере, следовать за ними, за известное вознаграждение. Желание поживиться заставило их согласиться. Они требовали, чтоб я платил им всякий раз за позволение поговорить с моей любовницей. Скоро мой кошелек истощился, и теперь, когда у меня пет ни су, у них хватает жестокости грубо отталкивать меня, только я сделаю к ней шаг. Сейчас лишь, когда, невзирая на их угрозы, я осмелился подойти к ней, они имели наглость прицелиться в меня. Чтоб удовлетворить их жадность, чтоб быть в состоянии продолжать путь, я принужден продать здесь дрянную лошадь, на которой ехал до сих пор верхом.

Хотя он, по-видимому, рассказывал, все это довольно спокойно, слезы капали у него из глаз, когда он кончил. Это приключение показалось мне одним из самых, необычайных, и трогательных.

– Я не требую, – сказал я, – чтоб вы посвятили меня в тайну ваших обстоятельств; но если я могу быть вам чем-нибудь полезен, то охотно готов оказать вам, услугу.

– Ах! – отвечал он, – я и просвета надежды не вижу. Надо вполне покориться суровой участи. Я отправлюсь в Америку; там я, по крайней мере, буду на свободе, с той, кого люблю. Я написал, одному из друзей, и он, в Гавр-де-Грасе окажет мне некоторую помощь. Мне трудно только добраться туда и доставить этой бедняжке; какое-нибудь облегчение участи, добавил он, печально глядя на се, любовницу.

– Ну, – сказал я ему, – я могу вас вывести из затруднительного положения. Вот тут немного денег, и я прошу вас принять их от меня. Мне досадно, что я не могу иначе помочь вам.

Я дал ему четыре луидора так, чтобы солдаты не приметили, ибо я подумал, что, узнав, что у него есть такая сумма, они станут продавать свои услуги по более дорогой цене. Мне пришло в голову также поторговаться с ними, чтоб добиться для молодого человека дозволения говорить беспрепятственно со своей любовницей до Гавра. Я кивнул старшему, чтоб он подошел, и сделал ему предложение. Несмотря на свое бесстыдство, он, по-видимому, смутился.

Не то, сударь, чтоб мы вовсе запрещали ему говорить с этой девушкой, – сказал он с замешательством, – но он хочет быть подле нее непрерывно; ну, это нам беспокойно, и справедливость требует, чтоб он платил за беспокойство.

Что же вам требуется, чтоб не чувствовать беспокойства? – сказал я ему.

Он имел дерзость запросить с меня два луидора. Я тотчас же заплатил.

Но глядите, чтоб без мошенничества, – сказал я, – я оставлю свой адрес этому молодому человеку, чтоб он мог обо всем уведомить меня, и будьте покойны, я найду возможность добиться вашего наказания.

Все стоило мне шесть луидоров.

Судя по готовности и живому чувству, с какими молодой человек благодарил меня, я окончательно убедился, что он не простого рода и заслуживает моей щедрости. На прощанье, я сказал, несколько слов его любовнице. Она отвечала мне с такой тихой и прелестной скромностью, что, уходя, я невольно стал раздумывать о непостижимом характере женщин.

Возвратившись в мое уединенное жилище, я вскоре ничего не услышал о дальнейшем ходе этого приключения. Прошло два года, и я вовсе забыл о нем, пока случай не доставил мне возможности узнать досконально все его обстоятельства.

Я прибыл из Лондона в Калэ с маркизом N., моим учеником. Мы остановились, как помнится, в Золотом льве, где некоторые причины заставили нас провести целый день и следующую ночь. Мы гуляли после обеда по улицам, и мне показалось, будто я вижу того самого молодого человека, которого встретил в Пасси. Он был весьма дурно одет и гораздо бледнее, чем когда, я встретился с ним в первый, раз. Он только что приехал в город и нес в руках старый чемодан. Но он был очень красив, а потому его легко было признать; и я тотчас, узнал его.

Нам надо подойти к этому молодому человеку, – сказал я маркизу.

Манон Леско (роман) — это… Что такое Манон Леско (роман)?

«Манон Леско», полное название «История кавалера де Грие и Манон Леско» (фр. Histoire du chevalier des Grieux et de Manon Lescaut) — роман французского новелиста аббата Прево. Опубликован в 1731 году.

Роман вызвал оживлённую дискуссию и был запрещён во Франции сразу после его опубликования. Несмотря на это роман пользовался популярностью и ходил в списках. В издании, вышедшем в 1753 г., аббат Прево убрал некоторые скандальные детали и добавил больше морализирующих оговорок.

Сюжет

История кавалера де Грие и Манон Леско

Краткое содержание повести

Действие повести происходит в эпоху Регентства (1715-1723), когда нравы французского общества отличались крайней вольностью. При жизнерадостном и легкомысленном регенте Филиппе Орлеанском во Франции сразу же началась реакция на «постный» дух, царивший при престарелом короле. Французское общество вздохнуло свободнее и дало волю жажде жизни, веселья, удовольствия. В своем произведении аббат Прево трактует тему роковой, всепоглощающей любви.

По воле писателя рассказ ведется от имени кавалера де Грие. В семнадцать лет юноша заканчивает курс философских наук в Амьене. Благодаря своему происхождению (родители принадлежат к одной из самых знатных фамилий П.), блестящим способностям и привлекательной внешности он располагает к себе людей и приобретает в семинарии настоящего преданного друга — Тибержа, который на несколько лет старше нашего героя. Происходя из бедной семьи, Тиберж вынужден принять духовный сан и остаться в Амьене для изучения богословских наук. Де Грие же, с отличием сдав экзамены, собирался возвратиться к отцу, чтобы продолжить обучение в Академии. Но судьба распорядилась иначе. Накануне расставания с городом и прощания с другом юноша встречает на улице прекрасную незнакомку и заводит с ней разговор. Оказывается, родители девушки решили отдать её в монастырь, чтобы обуздать её склонность к удовольствиям, поэтому она ищет способ вернуть себе свободу и будет признательна тому, кто поможет ей в этом. Де Грие побежден прелестью незнакомки и с готовностью предлагает свои услуги. После недолгих размышлений молодые люди не находят иного пути, кроме бегства. План прост: им предстоит обмануть бдительность провожатого, приставленного наблюдать за Манон Леско (так зовут незнакомку), и направиться прямо в Париж, где, по желанию обоих влюбленных, тотчас же состоится венчание. Тиберж, посвященный в тайну друга, не одобряет его намерений и пытается остановить де Грие, но уже поздно: юноша влюблен и готов к самым решительным действиям. Ранним утром он подает карету к гостинице, где остановилась Манон, и беглецы покидают город. Желание обвенчаться было забыто в Сен-Дени, где влюбленные преступили законы церкви и стали супругами, ничуть не колеблясь.

В Париже наши герои снимают меблированные комнаты, де Грие, преисполненный страсти, и думать позабыл о том, как огорчен отец его отсутствием. Но однажды, вернувшись домой раньше обычного, де Грие узнает об измене Манон. Известный откупщик, господин де Б.., живший по соседству, вероятно, уже не впервые наносит девушке визит в его отсутствие. Потрясенный юноша, едва придя в себя, слышит стук в дверь, открывает и попадает в объятия лакеев своего отца, которым велено доставить блудного сына домой. В карете бедняга теряется в догадках: кто предал его, откуда отцу стало известно место его пребывания? Дома отец рассказывает ему, что г-н де Б.., завязав близкое знакомство с Манон и узнав, кто её любовник, решает отделаться от соперника и в письме к отцу доносит о распутном образе жизни юноши, давая понять, что необходимы крутые меры. Таким образом г-н Б… оказывает отцу де Грие вероломную и небескорыстную услугу. Кавалер де Грие теряет сознание от услышанного, а очнувшись, умоляет отца отпустить его в Париж к возлюбленной, так как не может быть, чтобы Манон изменила ему и отдала свое сердце другому. Но целых полгода юноше приходится провести под строгим присмотром слуг, отец же, видя сына в непрерывной тоске, снабжает его книгами, которые немного способствуют успокоению мятежной души. Все чувства влюбленного сводятся к чередованию ненависти и любви, надежды и отчаяния — в зависимости от того, в каком виде ему рисуется образ возлюбленной. Однажды Тиберж навещает друга, ловко льстит его доброму нраву и склоняет к мысли об отказе от мирских услад и принятии пострига. Друзья отправляются в Париж, и де Грие начинает изучать богословие. Он проявляет необычайное усердие, и вскоре его уже поздравляют с будущим саном. В Париже наш герой провел около года, не стараясь ничего разузнать о Манон; это трудно давалось в первое время, но постоянная поддержка Тибержа и собственные размышления способствовали победе над собой. Последние месяцы учебы протекали столь спокойно, что казалось, еще немного — и это пленительное и коварное создание будет навеки забыто. Но после экзамена в Сорбонне «покрытого славою и осыпанного поздравлениями» де Грие неожиданно посещет Манон. Девушке шел восемнадцатый год, она стала еще ослепительнее в своей красоте. Она умоляет простить её и вернуть ей любовь, без которой жизнь лишена смысла. Трогательное раскаяние и клятвы в верности смягчили сердце де Грие, тут же позабывшего о своих жизненных планах, о желании славы, богатства — словом, обо всех благах, достойных презрения, если они не связаны с любимой.

Наш герой вновь следует за Манон, и теперь пристанищем влюбленных становится Шайо, деревушка под Парижем. За два года связи с Б… Манон удалось вытянуть из него около шестидесяти тысяч франков, на которые молодые люди намереваются безбедно прожить несколько лет. Это единственный источник их существования, так как девушка не из благородной семьи и ей ждать денег больше неоткуда, де Грие же не надеется на поддержку отца, поскольку тот не может ему простить связь с Манон. Беда приходит внезапно: сгорел дом в Шайо, и во время пожара исчез сундучок с деньгами. Нищета — меньшее из испытаний, ожидающих де Грие. На Манон нельзя рассчитывать в беде: она слишком любит роскошь и удовольствия, чтобы жертвовать ими. Поэтому, чтобы не потерять любимую, он решает скрыть от нее пропажу денег и занять их на первое время у Тибержа. Преданный друг ободряет и утешает нашего героя, настаивает на разрыве с Манон и без колебаний, хотя сам небогат, дает де Грие необходимую сумму денег.

Манон знакомит возлюбленного со своим братом, который служит в гвардии короля, и г-н Леско уговаривает де Грие попытать счастья за игорным столом, обещая, со своей стороны, научить его всем необходимым приемам и трюкам. При всем отвращении к обману жестокая необходимость заставляет юношу согласиться. Исключительная ловкость столь быстро, увеличила его состояние, что месяца через два в Париже снят меблированный дом и начинается беспечная, пышная жизнь. Тиберж, постоянно навещающий друга, пытается образумить его и предостеречь от новых напастей, так как уверен в том, что нечестно нажитое богатство вскоре бесследно исчезнет. Опасения Тибержа были не напрасны. Прислуга, от которой не скрывались доходы, воспользовалась доверчивостью хозяев и ограбила их. Разорение приводит любовников в отчаяние, но еще больший ужас внушает де Грие предложение брата Манон. Он рассказывает о г-не де Г… М.., старом сластолюбце, который платит за свои удовольствия, не жалея денег, и Леско советует сестре поступить к нему на содержание. Но хитрая Манон придумывает более интересный вариант обогащения. Старый волокита приглашает девушку на ужин, на котором обещает ей вручить половину годового содержания. Прелестница спрашивает, может ли она привести на ужин своего младшего брата (имея в виду де Грие), и, получив согласие, ликует. Как только в конце вечера, уже передав деньги, старик заговорил о своем любовном нетерпении, девушку с «братом» как ветром сдуло. Г-н де Г… М… понял, что его одурачили, и добился ареста обоих мошенников. Де Грие очутился в тюрьме Сен-Лазар, где ужасно страдает от унижения; юноша целую неделю не в состоянии думать ни о чем, кроме своего бесчестья и позора, который он навлек на всю семью. Отсутствие Манон, тревога об её участи, боязнь никогда больше не увидеться с ней были в дальнейшем главным предметом печальных раздумий узника Когда де Грие узнает, что его возлюбленная находится в Приюте (месте заключения публичных женщин), он приходит в ярость и решается на побег из тюрьмы. При содействии г-на Леско наш герой оказывается на свободе и начинает изыскивать пути освобождения любимой. Прикинувшись иностранцем, он расспрашивает у привратника Приюта о тамошних порядках, а также просит охарактеризовать начальство. Узнав, что у начальника есть взрослый сын, де Грие встречается с ним и, надеясь на его поддержку, рассказывает напрямик всю историю своих отношений с Манон. Г-н де Т… растроган откровенностью и искренностью незнакомца, но единственное, что он пока может сделать для него, — это доставить удовольствие увидеться с девушкой; все остальное не в его власти. Радость свидания любовников, испытавших трехмесячную разлуку, их бесконечная нежность друг к другу умилили служителя Приюта, и тот пожелал помочь несчастным. Посоветовавшись с де Т. о деталях побега, де Грие на следующий же день освобождает Манон, а приютский стражник остается у него в слугах.

В эту же ночь погибает брат Манон. Он обобрал одного из своих приятелей за карточным столом, и тот попросил одолжить ему половину проигранной суммы. Возникшая по этому поводу перебранка перешла в жесточайшую ссору и впоследствии в убийство. Молодые прибывают в Шайо. Де Грие озабочен поиском выхода из безденежья, причем перед Манон он делает вид, будто не стеснен в средствах. Юноша прибывает в Париж и в очередной раз просит денег у Тибержа, И, конечно, получает их. От преданного друга де Грие направился к г-ну Т., который очень обрадовался гостю и рассказал ему продолжение истории похищения Манон. Все были поражены, узнав, что такая красавица решила бежать с приютским служителем. Но чего не сделаешь ради свободы! Так что де Грие вне подозрений и ему нечего опасаться. Г-н де Т., узнав место пребывания влюбленных, часто навещает их, и дружба с ним крепнет день ото дня.

Однажды в Шайо приезжает молодой Г. М., сын злейшего врага, того старого развратника, который заточил наших героев в тюрьму. Г-н де Т. заверил де Грие, уже было схватившегося за шпагу, что это очень милый, благородный юноша. Но впоследствии де Грие убеждается в обратном. Г. М.-младший влюбляется в Манон и предлагает ей бросить любовника и жить с ним в роскоши и довольствии. Сын превосходит щедростью отца, и, не выдержав искушения, Манон сдается и переезжает жить к Г. М. Де Т., потрясенный коварством своего приятеля, советует де Грие отомстить ему. Наш герой просит гвардейцев арестовать вечером на улице Г. М. и продержать его до утра, сам же тем временем предается утехам с Манон в освободившейся постели. Но лакей, сопровождавший Г. М., сообщает старику Г. М. о происшедшем. Тот тут же обращается в полицию, и любовники вновь оказываются в тюрьме. Отец де Грие добивается освобождения сына, а Манон ожидает или пожизненное заключение, или ссылка в Америку. Де Грие умоляет отца сделать что-нибудь для смягчения приговора, но получает решительный отказ. Юноше безразлично, где жить, лишь бы с Манон, и он отправляется вместе со ссыльными в Новый Орлеан. Жизнь в колонии убога, но наши герои лишь здесь обретают душевный покой и обращают свои помыслы к религии. Решив обвенчаться, они признаются губернатору в том, что раньше обманывали всех, представляясь супругами. На это губернатор отвечает, что девушка должна выйти замуж за его племянника, который давно в нее влюблен. Де Грие ранит соперника на дуэли и, опасаясь мести губернатора, бежит из города. Манон следует за ним. В пути девушка заболевает. Учащенное дыхание, судороги, бледность — все свидетельствовало о том, что близится конец её страданиям. В минуту смерти она говорит о своей любви к де Грие.

Три месяца юноша был прикован к постели тяжелой болезнью, его отвращение к жизни не ослабевало, он постоянно призывал смерть. Но все же исцеление наступило. В Новом Орлеане появляется Тиберж. Преданный друг увозит де Грие во Францию, где тот узнает о смерти отца. Ожидаемая встреча с братом завершает повествование.

Оперы и балеты

Фильмы

Ссылки

Wikimedia Foundation. 2010.

Читать книгу История кавалера де Грие и Манон Леско

Антуан-Франсуа ПРЕВО

(1697-1763)

«История кавалера де Грие и Манон Леско»

Предуведомление автора

«Записок знатного человека»

Хотя я мог бы включить историю приключений кавалера де Грие в мои «Записки»1, мне показалось, ввиду отсутствия связи между ними, что читателю будет приятнее видеть ее отдельно. Столь длинная повесть прервала бы слишком надолго нить моей собственной истории. Как ни чужды мне притязания на звание настоящего писателя, я хорошо знаю, что повествование должно быть освобождено от лишних эпизодов, кои могут сделать его тяжелым и трудным для восприятия, таково предписание Горация:

Ut jam nunc dicat jam nunc debentia dici,

Pleraque differat et praesens in tempus omittat.2

Даже не нужно ссылки на столь высокий авторитет, чтобы доказать эту простую истину, ибо сам здравый смысл подсказывает такое правило.

Ежели читатели нашли приятной и занимательной историю моей жизни, смею надеяться, что они будут не менее удовлетворены этим добавлением к ней. В поведении г-на де Грие они увидят злосчастный пример власти страстей над человеком. Мне предстоит изобразить ослепленного юношу, который, отказавшись от счастья и благополучия, добровольно подвергает себя жестоким бедствиям; обладая всеми качествами, сулящими ему самую блестящую будущность, он предпочитает жизнь темную и скитальческую всем преимуществам богатства и высокого положения; предвидя свои несчастья, он не желает их избежать; изнемогая под тяжестью страданий, он отвергает лекарства, предлагаемые ему непрестанно и способные в любое мгновение его исцелить; словом, характер двойственный, смешение добродетелей и пороков, вечное противоборство добрых побуждений и дурных поступков. Таков фон картины, которую я рисую. Лица здравомыслящие не посмотрят на это произведение как на работу бесполезную. Помимо приятного чтения, они найдут здесь немало событий, которые могли бы послужить назидательным примером; а, по моему мнению, развлекая, наставлять читателей3 — значит оказывать им важную услугу.

Размышляя о нравственных правилах, нельзя не дивиться, видя, как люди в одно и то же время и уважают их и пренебрегают ими; задаешься вопросом, в чем причина того странного свойства человеческого сердца, что, увлекаясь идеями добра и совершенства, оно на деле удаляется от них. Ежели люди известного умственного склада и воспитания присмотрятся, каковы самые обычные темы их бесед или даже их одиноких раздумий, им не трудно будет заметить, что почти всегда они сводятся к каким-либо нравственным рассуждениям. Самые сладостные минуты жизни своей они проводят наедине с собой или с другом, в задушевной беседе о благе добродетели, о прелестях дружбы, о путях к счастью, о слабостях натуры нашей, совращающих нас с пути, и о средствах борьбы с ними. Гораций и Буало4 называют подобную беседу одним из прекраснейших и необходимейших условий истинно счастливой жизни. Как же случается, что мы так легко падаем с высоты отвлеченных размышлений и вдруг оказываемся на уровне людей заурядных? Я впал в заблуждение, если довод, который сейчас приведу, не объясняет достаточно противоречия между нашими идеями и поведением нашим: именно потому, что нравственные правила являются лишь неопределенными и общими принципами, весьма трудно бывает применить их к отдельным характерам и поступкам.

Приведем пример. Души благородные чувствуют, что кротость и человечность добродетели привлекательные, и склонны им следовать; но в ту минуту, как надлежит эти добродетели осуществить, добрые намерения часто остаются невыполненными. Возникает множество сомнений: действительно ли это подходящий случай? И в какой мере надо следовать душевному побуждению? Не ошибаешься ли ты относительно данного лица? Боишься оказаться в дураках, желая быть щедрым и благодетельным; прослыть слабохарактерным, выказывая слишком большую нежность и чувствительность; словом, то опасаешься превысить меру, то — не выполнить долг, который слишком туманно определяется общими понятиями человечности и кротости. При такой неуверенности только опыт или пример могут разумно направить врожденную склонность к добру. Но опыт не такого рода преимущество, которое дано в удел всем; он зависит от разных положений, в какие человек попадает волею судьбы. Остается, следовательно, только пример, который для многих людей и должен служить руководством на пути добродетели.

Именно такого рода читателям и могут быть крайне полезны произведения, подобные этому, по меньшей мере в том случае, когда они написаны человеком достойным и здравомыслящим. Каждое событие, здесь излагаемое, есть луч света, назидание, заменяющее опыт: каждый эпизод есть образец нравственною поведения; остается лишь применить все это к обстоятельствам своей собственной жизни. Произведение в целом представляет собою нравственный трактат5, изложенный в виде занимательного рассказа.

Строгий читатель оскорбится, быть может, тем, что я в мои годы6 взялся за перо, чтобы описать любовные приключения и превратности судьбы; но, ежели рассуждение мое основательно, оно меня оправдывает; если же оно ложно, ошибка моя послужит мне извинением.

Примечание.7 По настоянию тех, кто ценит это маленькое произведение, мы решили очистить его от значительного числа грубых ошибок, вкравшихся в большинство его изданий. Кроме того, в него внесено несколько добавлений8, которые показались нам необходимыми для полноты характеристики одного из главных персонажей.

Виньетки и гравюры не нуждаются в рекомендации и похвале — они говорят сами за себя.

Часть первая

Прошу читателя последовать за мною в ту эпоху жизни моей, когда я встретился впервые с кавалером де Грие: то было приблизительно за полгода до моего отъезда в Испанию9. Хотя я редко покидал свое уединение, желание угодить дочери побуждало меня иногда предпринимать небольшие путешествия, которые я сокращал, насколько то было возможно.

Однажды я возвращался из Руана, куда она просила меня съездить похлопотать в нормандском парламенте10 о земельных владениях моего деда по материнской линии. Пустившись в путь через Эвре11,мой первый ночлег, я собирался на другой день отобедать в Пасси, отстоящем от него на пять или шесть миль. При въезде в деревню меня поразило смятение жителей; они выбегали из домов, стремясь толпой к дверям скверной гостиницы, перед которой стояли две крытые телеги. Вид лошадей, еще не распряженных и дымившихся от усталости и жары, показывал, что повозки только что прибыли.

Я задержался на минуту, чтобы осведомиться о причинах суматохи; но я немногого добился от любопытных поселян, которые, не обращая ни малейшего внимания на мои расспросы, продолжали, беспорядочно толкаясь, сбегаться к гостинице; наконец, появившийся в дверях полицейский с перевязью и мушкетом на плече по моему знаку приблизился ко мне; я попросил его изложить мне причину беспорядка. «Пустое дело, сударь, — сказал он, — тут находится проездом дюжина веселых девиц, которых я с товарищами сопровождаю12 до Гавра, где мы погрузим их для отправки в Америку. Среди них есть несколько красоток, это, очевидно, и возбуждает любопытство добрых поселян».

Получив такие разъяснения, я уже готов был двинуться далее, как меня остановили крики какой-то старухи, которая выбежала из гостиницы, ломая руки и восклицая, что это варварство, что это гнусность, к которой нельзя остаться равнодушным. «В чем дело?» — обратился я к ней. «Ах! сударь, войдите сюда, отвечала она, — и убедитесь, что от такого зрелища сердце разрывается!» Влекомый любопытством, я спрыгнул с седла, передав лошадь моему конюху. С трудом пробившись сквозь толпу, я вошел внутрь и был поражен действительно трогательным зрелищем.

Среди дюжины девиц, скованных по шести цепями, охватывавшими их вокруг пояса, была одна, вид и наружность которой столь мало согласовались с ее положением, что в любых иных условиях я принял бы ее за даму, принадлежащую к высшему классу общества. Жалкое ее состояние, грязное белье и платье столь мало ее портили, что ее облик возбудил во мне уважение к ней и сострадание. Она старалась, насколько позволяли ей оковы, повернуться так, чтобы скрыть лицо от глаз зрителей; ее усилия спрятаться были так естественны, что, казалось, происходили из чувства стыдливости.

Так как шесть стражников, сопровождавших кучку несчастных, присутствовали здесь же в комнате, я отвел в сторону их начальника и обратился к нему, спросив, кто эта красавица. Он мог мне дать лишь самые общие сведения. «Мы взяли ее из Приюта13 по приказу начальника полиции, — сказал он. — По всему видно, не за хорошие дела она была заключена туда. Я несколько раз расспрашивал ее в пути; она упорно отмалчивается. Но, хотя у меня и нет приказа обращаться с ней лучше, нежели с другими, я о ней больше забочусь, ибо сдается мне, она малость достойнее своих подруг. Вон тот молодчик, — добавил полицейский, — может вам больше рассказать о причинах ее несчастья: он следует за ней от самого Парижа, не переставая плакать. Должно быть, брат он ей, а не то полюбовник».

Я обернулся к тому углу комнаты, где сидел молодой человек. Казалось, он был погружен в глубокую задумчивость; мне никогда не приходилось видеть более живой картины скорби; одежда его была крайне проста; но человека хорошей семьи и воспитания отличишь с первого взгляда. Я подошел к нему; он поднялся мне навстречу, и я увидел в его глазах, в лице, во всех его движениях столько изящества и благородства, что почувствовал к нему искреннее расположение. «Не беспокойтесь, прошу вас, — сказал я, подсаживаясь к нему. — Не удовлетворите ли вы моего любопытства касательно той красавицы, как мне кажется, вовсе не созданной для жалостного состояния, в котором я ее вижу?»

Он вежливо мне отвечал, что не может сообщить, кто она, не представившись мне сам, но что у него есть веские основания не открывать своего имени. «Могу вам все же сказать то, что не тайна для этих негодяев, — продолжал он, указывая на полицейских, — я люблю ее со столь необоримой страстью, что она делает меня несчастнейшим из смертных. Я Все пустил в ход в Париже, чтобы исхлопотать ей свободу; ни просьбами, ни хитростью, ни силой я ничего не добился. Я решил следовать за ней, хотя бы на край света. Я сяду на корабль вместе с нею; отправлюсь в Америку. Но вот предел бесчеловечности: эти подлые мерзавцы, — прибавил он, говоря о полицейских, — не позволяют мне приближаться к ней. Я сделал попытку напасть на них открыто в нескольких милях от Парижа. Я сговорился с четырьмя молодцами, обещавшими мне помочь за солидную плату; но предатели бросили меня в стычке и бежали, захватив мои деньги. Невозможность достичь чего-либо силой заставила меня сложить оружие; я упросил стражников позволить мне хотя бы следовать за ними, обещая вознаграждение; жажда наживы побудила их согласиться. Они требовали платы всякий раз, как предоставляли мне возможность говорить с моей возлюбленной. Мой кошелек вскоре иссяк, и теперь, когда я остался без гроша, они стали столь жестоки, что грубо отталкивают меня, стоит мне сделать шаг в ее направлении. Всего какую-нибудь минуту назад, когда я дерзнул приблизиться к ней, несмотря на их угрозы, они имели наглость прицелиться в меня из ружья; я вынужден, дабы удовлетворить их алчность и следовать дальше хотя бы пешком, продать здесь дрянную клячу, что служила мне до сих пор верховой лошадью».

Как ни спокойно, казалось, передавал он мне свою повесть, невольные слезы катились у него из глаз. Странным и трогательным показалось мне это приключение. «Не требую, чтобы вы открыли мне тайну ваших обстоятельств, сказал я ему, — но, ежели я могу быть чем полезен, охотно предлагаю вам свои услуги». «Увы! — возразил он, — я не вижу ни слабого луча надежды; мне надлежит всецело покориться суровой судьбе моей. Я поеду в Америку; там буду по крайней мере свободен в своей любви; я написал одному из друзей, и он окажет мне некоторую помощь в Гавре. Главное затруднение мое в том, чтобы попасть туда и чтобы облегчить хоть сколько-нибудь тяготы путешествия несчастному этому созданию», — прибавил он, печально глядя на свою возлюбленную. «Позвольте же мне, — сказал я, — положить конец вашему затруднению: прошу вас принять эту небольшую сумму денег; очень сожалею, что не могу вам помочь иначе».

Я дал ему четыре золотых незаметно от стражи, ибо рассудил, что, узнав об этой сумме, они станут продавать ему свои услуги дороже. Мне даже пришло в голову сторговаться с ними, чтобы купить молодому любовнику постоянное право разговора со своей возлюбленной вплоть до Гавра. Поманив к себе начальника стражи, я сделал ему соответствующее предложение. Он, видимо, устыдился, несмотря на присущее ему нахальство. «Мы сударь, не запрещали ему говорить с девицей, — сказал он смущенно, — но он желал быть подле нее все время; это нам неудобно, и справедливость требует, чтоб он платил за причиняемое неудобство». «Ну, хорошо, — сказал я, — сколько же вам следует, чтобы это вам было не в тягость?» Он имел дерзость потребовать два золотых. Я тотчас дал их ему. «Смотрите, однако, — присовокупил я, — без надувательства! Я оставляю свой адрес молодому человеку, дабы он известил меня обо всем, и знайте, что я найду способ добиться вашего наказания». Все это обошлось мне в шесть золотых.

Непринужденная, живая искренность, с какою молодой незнакомец выразил мне свою благодарность, окончательно убедила меня в том, что я имею дело с человеком из хорошей семьи, заслуживающим моей щедрости. Прежде чем уйти, я обратился с несколькими словами к его возлюбленной. Она мне отвечала с такой милой, очаровательной скромностью, что, уходя, я невольно предался размышлениям о непостижимости женского характера.

Вернувшись в свое уединение, я больше не имел никаких известий об этом приключении. Прошло около двух лет14, и я совсем уже забыл про него, когда неожиданный случай дал мне возможность узнать до конца все обстоятельства дела.

Я прибыл из Лондона в Кале с маркизом де…, моим учеником. Мы остановились, если не изменяет мне память, в «Золотом Льве», где по каким-то причинам принуждены были провести целый день и следующую ночь. Когда я гулял в послеобеденное время по улицам, мне показалось, что я вижу опять молодого незнакомца, с которым встретился тогда в Пассии. Он был весьма плохо одет и гораздо бледнее, чем в первое наше свидание; на руке у него висел старый дорожный мешок, указывавший на то, что он только что прибыл в город.

Он обладал лицом слишком красивым, чтобы его можно было забыть, и я тотчас же признал его. «Подойдемте-ка к этому молодому человеку», — пригласил я маркиза.

Радость юноши была неописуема, когда он тоже признал меня. «О, милостивый государь, — воскликнул он, целуя мне руку, — наконец-то я могу еще раз выразить вам мою вечную признательность!» Я спросил, откуда он теперь. Он отвечал, что прибыл морем из Гавра, куда вернулся незадолго перед тем из Америки. «Вам, видимо, туго приходится, — сказал я ему, — ступайте к «Золотому Льву», где я стою, я тотчас следую за вами».

Я вернулся в гостиницу, сгорая от нетерпения узнать подробности его несчастной судьбы и обстоятельства его поездки в Америку; я окружил его заботами и распорядился, чтобы у него ни в чем не было недостатка. Он не заставил себя упрашивать и вскоре рассказал историю своей жизни. «Вы столь благородно со мной поступаете, — обратился он ко мне, — что я бы упрекал себя в самой черной неблагодарности, утаив что-либо от вас. Поведаю вам не только мои беды и несчастья, но и мою распущенность, и постыднейшие мои слабости: уверен, что строгий ваш суд не помешает вам пожалеть меня».

Должен предупредить здесь читателя, что я записал его историю почти тотчас по прослушании ее, и, следовательно, не должно быть места сомнениям в точности и верности моего рассказа. Заявляю, что верность простирается вплоть до передачи размышлений и чувств, которые юный авантюрист выражал с самым отменным изяществом. Итак, вот его повесть15,к которой я не прибавлю до самого ее окончания ни слова от себя.

Мне было семнадцать лет, и я заканчивал курс философских наук в Амьене, куда был послан родителями, принадлежащими к одной из лучших фамилий П… Я вел жизнь столь разумную и скромную, что учителя ставили меня в пример всему коллежу. Притом я не делал никаких особых усилий, чтобы заслужить сию похвалу; но, обладая от природы характером мягким и спокойным, я учился охотно и с прилежанием, и мне вменялось в заслугу то, что было лишь следствием естественного отвращения к пороку. Мое происхождение, успехи в занятиях и некоторые внешние качества расположили ко мне всех достойных жителей города.

Я закончил публичные испытания с такой прекрасной аттестацией, что присутствовавший на них епископ предложил мне принять духовный сан, суливший, по словам его, еще большие отличия, нежели Мальтийский Орден16, к коему предназначали меня родители. По их желанию я уже носил орденский крест, а вместе с ним имя кавалера де Грие; приближались вакации, и я готовился возвратиться к отцу, который обещал в скором времени отправить меня в Ака

Читать онлайн электронную книгу История кавалера де Грие и Манон Леско — Шедевр французской прозы XVIII века бесплатно и без регистрации!

Антуан-Франсуа Прево д’Экзиль (Prévost d’Exiles) (01.04.1697, Эден, Артуа, — 25.11.1763, Куртёй, близ Шантийи) был человеком чувствительным, одаренным душой пылкой, но непостоянной, не выдерживавшей длительного напряжения борьбы. В течение довольно долгого времени он метался между двумя противоположными жизненными решениями — между затворничеством монастырской кельи и треволнениями светского существования. Жизнь его изобиловала волнующими, а зачастую и рискованными авантюрами, неожиданными переломами. Однако, когда окидываешь взором пеструю и беспокойную биографию аббата Прево, складывается впечатление, что чаще не он сам определял течение своей жизни, а судьба распоряжалась им в зависимости от своих прихотей.

Прево пережил творческий взлет, вырвавшись в конце 20-х годов на свободу из монастырского плена. В «Манон Леско» этот взлет отразился с наибольшей художественной силой. Это произведение было создано в какой-то необычайный, не повторявшийся более в жизни писателя момент исключительного расцвета всех его душевных сил. В этот момент—возможно, под влиянием чувства любви (увлечение авантюристкой Ленки, послужившее непосредственным толчком для написания романа) — в противоречивом мироощущении Прево возобладала жажда земного счастья, воля к борьбе за него.

Шесть лет, с 1728 по 1734 год, провел Прево в эмиграции, за пределами абсолютистской Франции — сначала в Англии, затем в Голландии и, наконец, снова в Англии. Пребывание в этих странах, значительно опередивших Францию в общественном развитии, расширило и углубило жизненный опыт Прево. Плодотворное воздействие оказало на него и знакомство с достижениями английской реалистической литературы, и в первую очередь с романами Дефо. Они привлекли внимание Прево правдивым изображением социальных контрастов и сочувствием к тяжелой жизни низов общества. Все эти предпосылки, вместе взятые, и позволили полностью раскрыться богатейшим творческим возможностям художественной натуры Прево.

На первый взгляд между «Манон Леско» и другими произведениями Прево есть много общего. И здесь перед нами снова тот же излюбленный писателем тип героя — человека импульсивного и чувствительного, обладающего богатым внутренним миром. И здесь, как в «Записках знатного человека» и в «Истории Кливленда», рассказ ведется от первого лица. Эта форма позволяла писателю согреть изложение лирическим теплом, придав ему характер задушевной исповеди. Не случайно от художественных произведений Прево тянутся прямые нити преемственности к «Исповеди» Руссо и многим выдающимся образцам «личного» романа XIX века.

Однако в «Манон Леско» все эти обычные для романов Прево черты приобретают иное качество. «Манон Леско» — это тоже роман о роковом и всепоглощающем чувстве, о страсти, не нуждающейся в согласии с разумом и даже в уважении к своему объекту, — о любви, которая повергает героя в пучину бедствий и обрекает его на неисчислимые страдания. Но в «Манон Леско» это чувство проанализировано глубже, а социальные истоки зла, которыми обусловлена жизненная трагедия героя, обрисованы более рельефно и более отчетливо, чем в прочих книгах аббата Прево. В «Манон Леско» писатель наиболее полно проявил способность объективно воссоздавать жизненную правду, какой бы запутанной и суровой она ни была.

Новаторское достижение Прево-художника заключалось прежде всего в том, что он сочетал в единое органическое целое проникновенность психологического анализа и достоверность в изображении бытовых и материальных условий существования своих героев (при этом ни одно из этих начал не подавляет другого: оба они гармонично уравновешены в «Манон Леско»). Душевные страдания людей и их повседневные :заботы о деньгах оказались в романе Прево связанными воедино. До него эти два начала были обычно разобщены. На одном полюсе царила классицистическая трагедия, создававшая одухотворенные, преисполненные возвышенного содержания образы, далекие, однако, от реальных условий жизни простых людей. На другом полюсе подвизались авторы бытовых и плутовских романов, старательно фиксировавшие «низменные», прозаически неприглядные стороны повседневной действительности, но делавшие это во многом натуралистично и поверхностно. У Прево же носителем поэтического начала оказываются не верхи общества, а представители его деклассированных, «плутовских» низов. Именно они в «Манон Леско» обладают сложным внутренним миром, им доступны глубокие трагические переживания. Контраст между внутренними побуждениями де Грие и возможностями, предоставляемыми тем незавидным общественным положением, в котором он оказался, и является одной из основных причин драмы, переживаемой героем. Осознавая это противоречие, де Грие и восклицает горестно, обращаясь к Манон: «Почему не наделены мы от рождения свойствами, соответствующими нашей злой доле? Мы одарены умом, вкусом, чувствительностью; увы, сколь печальное применение мы им находим, в то время как столько душ, низких и подлых, наслаждаются всеми милостями судьбы!»

Изменения, происшедшие в мироощущении писателя, обострили его художественное зрение. Это обстоятельство позволило Прево отразить в своем романе существенные, хотя и не лежавшие на поверхности противоречия французской действительности первой трети XVIII века. Судьбы героев его романа определяются их непреодолимыми душевными влечениями. Воспроизведение этих влечений в центре внимания писателя. Но неверно сводить содержание «Манон Леско» к психологической камерности. Психологический анализ насыщается здесь объективным общественным смыслом, значение которого не следует переоценивать.

Действие романа происходит в годы Регентства, то есть после смерти Людовика XIV, последовавшей в 1715 году (в это время страной правил его племянник герцог Филипп Орлеанский). В романе очень точно воспроизведены внешние приметы, отдельные черты быта французской столицы тех лет. Названия упоминаемых автором улиц, описание предместий Парижа, распорядка Сан-Лазарского исправительного дома, нравов, царивших в женской тюрьме, — все эти подробности в романе вполне достоверны. Но важно не это. Писатель сумел воспроизвести дух эпохи, когда верхушка общества предалась вакханалии стяжательства, бешеной погоне за деньгами и наслаждениями.

Путь де Грие к любви и счастью преграждают прежде всего деньги. В обществе, в котором живет кавалер, любовь завоевывается не любовью, а золотом, там все покупается и продается. Ни в чем себе не отказывающие откупщики отнимают у де Грие его возлюбленную, подчиняя ее власти денег, растлевая ее сознание. Идя дальше большинства просветителей первой половины XVIII столетия, Прево показывает, как новые жизненные отношения, развивая личные интересы человека и пробуждая у него жажду земных благ, ввергают его в еще более тяжелую зависимость, чем сословные различия, подчиняют его более темным и враждебным силам.

В «Манон Леско» звучит характерная для будущих романтиков тема рока, который неуклонно преследует героя, обреченного на несчастье. У Прево она получает реалистическое решение.

Роман Прево разоблачает лицемерие господствующих кругов. Те же поступки, за которые де Грие бросают в тюрьму, а Манон отправляют на каторгу, остаются безнаказанными, если их совершает человек, обладающий состоянием и связями. В обществе, где царят деньги и звания, нет одной общей морали. Их две: одна—для господ, а другая—для их жертв. Эта истина очевидна для де Грие, и он разражается по этому поводу горькими филиппиками.

Взывая к законам морали, богач-совратитель г-н де Г… М… обрекает Манон на каторгу. На самом деле сурового наказания заслуживает он сам. Манон прежде всего жертва зла, которое влечет за собой воплощенная в личности г-на Г… М… всемогущая власть денег. Невыносима для де Грие и мысль о том, что он сам в результате своего происхождения оказался далеко не в одинаковом положении по сравнению с Манон. Они сообща совершали поступки, но Манон, родную сестру простого солдата, не задумываясь осуждают на принудительную и позорную высылку, а ему из-за вмешательства влиятельных лиц предоставляют свободу. Привилегированность здесь оказывается морально неприемлемой для того, кто, казалось бы, предназначен извлекать для себя выгоду из нее.

В «Манон Леско» обнаруживается также новый подход к изображению жизни в колониях (весьма распространенный мотив в литературе XVIII столетия). У Лесажа, автора «Капитана Бошена», у Дефо в «Робинзоне Крузо» и позднее, скажем, в «Родерике Рэндоме» Смоллетта, заморские колонии предстают в конечном итоге как некая обетованная земля, к которой герой пробивается в результате нечеловеческих усилий. Оттуда в конце концов приходит богатство, избавляющее героя от лишений и обид, которые он терпит у себя на родине. В американских эпизодах «Манон Леско» воплощены иные идейные мотивы.

Вначале представления героев о жизни в далекой заокеанской стране окрашены в тона типичной для века Просвещения поэтической мечты о первобытном обществе как некоем оазисе, хранителе истинно гуманных, чистых отношений. Однако уже вскоре реальная действительность разбивает вдребезги эти мечты. Жизнь в Америке ничего не изменяет в судьбе героев. В далекой колонии строятся те же отношения, господствуют те же нравы, что и в Европе. Похотливые и завистливые люди, используя власть и деньги, опять стремятся отнять Манон у де Грие. Здесь, за пределами Европы, эти отталкивающие нравы оказываются, пожалуй, еще более жестокими и грубыми, ибо они лишены той внешней оболочки утонченной цивилизованности, которая прикрывает их внутреннюю неприглядность во Франции. Единственным средством спасения для героев оказывается бегство в пустыню. Заключительные эпизоды романа Прево вырастают в художественное обобщение большой поэтической силы, — они звучат гневным осуждением современной писателю действительности.

Прево в период своего разрыва с католической церковью не только склонялся к сочувствию протестантизму, но временами, как можно, например, судить по «Манон Леско», отдавал дань и вольномыслию в настоящем смысле этого слова.

Надо полагать, что основная причина запрещения французского издания Прево заключалась не в отдельных идейных мотивах, напоминающих учение янсенизма, а в проскальзывающих в этом романе вольнодумных настроениях, в опасности, которую его распространение представляло для церкви.

Носителем утверждаемых религией этических принципов выступает в романе Тиберж, верный друг кавалера. В психологически сложном и по-своему трогательном облике Тибержа есть черты, которые роднят его с де Грие. Если кавалер — жертва фатальной власти любви, то жизнь Тибержа—пример всепоглощающей силы дружбы. Однако, преданно любя де Грие, Тиберж является одновременно и его своеобразным идейным антагонистом. Прево как бы ставит своей книгой вопрос: кто же человечнее — Тиберж, с его аскетическим пониманием долга и морали, с его нравоучительством, невозмутимым спокойствием, молитвами и монастырским затворничеством, или грешный де Грие, с его страданиями, нищетой, преступлениями, его печальной судьбой и безграничной любовью? Прево на разных этапах своего жизненного пути различно отвечал на этот вопрос. В образе Тибержа он воплотил настроения, в которых временами сам пытался найти спасительное прибежище. Бесспорно, однако, что в момент создания «Манон Леско» внутреннее смятение, переживаемое кавалером де Грие, было неизмеримо ближе писателю, чем аскетические идеалы Тибержа.

Но роман Прево наносил урон религии не только косвенно. Он заключал в себе местами и прямые, очень смелые для своей эпохи вольнодумные выпады. Так, например, во время спора с Тибержем в Сен-Лазарской тюрьме де Грие отваживается сравнить счастье, которое сулит в загробной жизни религия, и блаженство, которое приносит на земле людям любовь. Это сопоставление звучало в XVIII веке как проявление подлинного вольномыслия. Наконец, с особенной силой это крамольное начало прорывалось в проклятии небесам, которое бросает де Грие, переходя к рассказу о бедствиях, пережитых им в Америке.

Умение Прево создавать сложные, преисполненные внутренних противоречий, неповторимые и загадочные в своем индивидуальном своеобразии характеры (и в этом одна из самых важных сторон художественного новаторства Прево) наиболее ярко проявилось в фигурах центральных героев. Образы Манон и де Грие даны писателем в развитии. Манон, какой она проходит перед нами на протяжении многих эпизодов романа — беспечная, легкомысленная, непосредственная и одновременно циничная, — непохожа на умирающую Манон, с ее глубокими чувствами, серьезным взглядом на жизнь. Действие романа охватывает всего несколько лет. За это время де Грие успевает превратиться из наивного семнадцатилетнего юноши в мужчину с большим и тяжелым жизненным опытом.

Герои повести развиваются, борясь не только с окружением, но и сами с собой (в этом их принципиальное отличие от персонажей плутовского романа). В их сознании сталкиваются чуждые друг другу начала. Герои показаны в первую очередь как жертвы окружающего их порочного общества, которому они неспособны противостоять. Они слабы и легко поддаются губительному воздействию царящего вокруг них цинизма. «Манон Леско» — это роман о порче молодежи, развращенной соблазнами «легкой» жизни. Манон так ослеплена чувственной красотой мира, так неудержимо жаждет наслаждаться музыкой, нарядами, красивыми вещами, что способна, слепо подчиняясь господствующим вокруг нее законам купли и продажи, стать жрицей любви. Де Грие так страстно увлечен Манон, что может потерять самообладание, стать рабом своего чувства и совершать поступки, противоречащие понятиям о чести и достоинстве.

Однако, если видеть лишь одни прегрешения героев и игнорировать роль, сыгранную в их судьбе общественными обстоятельствами, можно значительно обеднить содержание романа, сведя его к довольно банальному нравоучительному рассказу о том, как милый, но слабовольный молодой человек, увлеченный негодницей, сбился со стези, на которой его не могли удержать порядочные и достойные люди. Своим произведением Прево не только показывает, как разлагает сознание людей порабощающая их власть денег. В «Манон Леско» одновременно находит свое выражение и гуманистическая вера автора в человечество, в его способность противостоять губительной власти золота. Как бы ни были слабы, простодушно наивны и подвержены жажде наслаждений, привязаны к чувственной красоте мира герои Прево, деньгам не удается растлить в их душе человеческую сущность.

Разными красками переливается неотразимо притягательный образ Манон. Об этом хорошо сказал Мопассан. Он писал о Манон: «Это — полная противоречий, сложная, изменчивая натура, искренняя, порочная, но привлекательная, способная на необъяснимые порывы, на непостижимые чувства, забавно расчетливая и прямодушная в своей преступности, и в то же время необычайно естественная. Как отличается она от искусственных образов добродетели и— порока, столь упрощенно выводимых сентиментальными романистами, которые воображают, что это характерные типы, не понимая, какой многосторонней и изменчивой бывает человеческая душа».

Душевная чистота не вытравлена из сознания Манон. Подчиняясь и подражая нравам, которые она наблюдает вокруг себя, она вместе с тем не заражается духом стяжательства. Она не стремится к деньгам ради денег. Де Грие и Манон не могут обойтись без золота, ибо им кажется, что оно необходимо им для полноты счастья; но одновременно они презирают его.

Тема неистребленной душевной чистоты находит свое яркое выражение в образе де Грие (знаменательно, что в заглавии повести вплоть до переработанного издания 1753 года на первом месте стояло имя кавалера де Грие). Враждебные силы не могут его сломить, подчинить себе окончательно. Им не удается разлучить кавалера и Манон. Свои падения он искупает ценой жестоких страданий и тяжелых лишений. В то же время его любовь к Манон не только источник присущих ему слабостей, но одновременно и источник его силы. Борьба за Манон является для де Грие борьбой за человека и за собственное право на человечность. Самое существенное и важное не то, что увлеченный своим чувством он может стать на время карточным шулером, а то, что во имя чувства любви он может и пожертвовать своим личным благополучием, пойти добровольно в ссылку, обречь себя на муки и нищету.

Принципиальное значение этого момента в образе де Грие было подчеркнуто самим автором в предуведомлении к книге. Писатель указывал, что его внимание было в первую очередь привлечено жизненным случаем, который большинству современников мог показаться странным и исключительным. Прево писал, что он хотел изобразить «ослепленного юношу, который, отказавшись от счастья и благополучия, добровольно подвергает себя жестоким бедствиям; обладая всеми качествами, сулящими ему самую блестящую будущность, он предпочитает жизнь темную и скитальческую всем преимуществам богатства и высокого положения…».

В решении де Грие сопровождать свою возлюбленную в ссылку очевиднее всего и проявилась эта наиболее существенная черта его внутреннего облика. В то время как всесильные противники де Грие оказываются отъявленными эгоистами, кавалер один способен на самопожертвование. Поэтому из борьбы со всеми преуспевающими врагами моральным победителем выходит именно он. Раз люди способны так самоотверженно любить и так упорно бороться — прекрасное неистребимо в душе человека. Это и утверждает роман Прево.

Глубокое содержание отлито писателем в чрезвычайно прозрачную и четкую форму. Говоря о стилистических особенностях «Манон Леско», следует отметить прежде всего два момента: их национальное своеобразие и новаторский характер. В «Манон Леско» нашла свое воплощение одна из отличительных черт французского искусства — сочетание внешней хрупкости и изящества произведения со скрытой в нем большой внутренней силой. Не случайно эта маленькая книжка объемом около двухсот страниц оказалась способной привести в содрогание реакционные общественные круги.

В рассказе де Грие привлекают простота, скромность. Героям Прево чужда поза, стремление казаться лучше, чем они есть на самом деле. Де Грие не пытается обелить себя, и Манон не стремится громкими фразами замаскировать свою слабость. Кавалер называет только факты, рассказывая голую правду, какой бы жестокой и тягостной для него она ни была. Но именно поэтому его повествование приобретает оттенок целомудренной чистоты и мужественности, становится захватывающим человеческим документом.

Весьма многообразны и смелы для своего времени художественные средства, которые Прево использует для раскрытия внутреннего мира героев. Так, например, необычайную для французских романистов первой половины XVIII века гибкость и динамичность приобретает у Прево такой еще очень слабо развитый к этому времени в повествовательной прозе художественный прием, как внутренний монолог. Присущее Прево умение проникать в сокровенные уголки сознания героев особенно ярко проявляется, когда он воспроизводит переживаемые ими душевные противоречия и характеризует психологически сложные состояния. Видоизменяется под пером Прево и широко распространенное во французском романе этого времени повествование от первого лица. Оно теряет в «Манон Леско» свой условный характер, становится источником глубокой внутренней правды. Поэтическое обаяние, присущее «Манон Леско», связано с умением автора применять в своих описаниях полутона, возбуждая воображение читателя. Образ Манон Леско привлекает нас своей неуловимой зыбкостью. Ее внешний облик почти не конкретизирован писателем. Манон предстает перед нами в ореоле чувств, которые она вызывает в душе влюбленного в нее юноши. Читатель видит Манон глазами самого де Грие.

Наконец, говоря о художественной форме «Манон Леско», следует отметить слог, которым написан этот роман. Он типичен для лучших произведений французской прозы XVIII века: легкий, свободный от тяжеловесных синтаксических конструкций, он словно крылат. Этот слог несет на себе отпечаток прозы классицизма. Но в нем проявляются и совсем иные художественные тенденции. Это, во-первых, отличающее стиль Прево лирическое и эмоциональное начало. И, во-вторых, это—стремление автора «Манон Леско» значительно расширить свой словарь. Оно было обусловлено интересом писателя к «низменной», с точки зрения канонов классицизма, обыденной сфере действительности.

Ю. Виппер

Читать книгу Манон Леско

Елена Руденко

Манон Леско

Антуан Сен-Жюст довольно прохладно относиться к моим произведениям. Я спросила его, чем ему не угодили мои рассказы.

— Дело в том, Светик, — сказал он важно. — У тебя слишком много действующих лиц, и разбираться с алиби каждого из них очень утомительно. Еще у тебя почему-то убийца всегда самый не подозреваемый!

— Так было на самом деле, — ответила я. — Я пишу правду! Просто жизнь очень сложная штука, и самый порядочный на вид человек часто оказывается дрянью.

— А ты припомни какой-нибудь случай, где мало действующих лиц и каждый подозревается одинаково, — предложил Антуан. — Но самое ужасное в твоих рассказах — вульгарный стиль!

— Увы, со стилем я ничего поделать не могу, — вздохнула я. — А вот историю с небольшим количеством подозреваемых припоминаю. Эта история мне очень напоминает роман Прево «Манон Леско». Конечно, тот случай не точная копия романа, но кое-какие совпадения есть. Особенно характеры действующих лиц!

— Макс тоже расследовал этот инцидент? — спросил Антуан.

— Да, — кивнула я. — И очень успешно. Я попробую описать этот случай.

— Бедный Максимильен, — покачал головой Сен-Жюст. — Как он терпит твои глупости!

— Терпит, — ответила я. — Ведь я описываю все точно и четко.

На этом я закончила свои препирательства с Антуаном Сен-Жюстом и принялась писать рассказ, который назвала.

Манон Леско.

Однажды дядюшка Мадлен получил письмо от своего старого друга маркиза Г-М. Письмо пришло за обедом, но ради дружбы барон Таверне приостановил свою трапезу и распечатал конверт.

— Мадлен, дорогая! — воскликнул он. — Ты помнишь маркиза Г-М и его сына? Я брал тебя с собой погостить к ним, тебе тогда было… кажется, десять лет.

— Припоминаю, — мрачно ответила племянница.

По ее помрачневшему взору я сразу понял, что воспоминания эти отнюдь не радостные.

— Он хочет, чтобы его сын женился, — продолжал барон. — И просит тебя приехать к ним погостить… Мадлен, ты меня слушаешь!?

— Да, — вяло отозвалась красотка. — Его сын хочет жениться… а я тут при чем?

— Мой друг рассматривает тебя как очень хорошую кандидатку в жены своему сыну, — пояснил барон. — Мадлен, родненькая, ты же меня не слушаешь!

— Я слушаю, — возразила Мадлен. — Он хочет, чтобы я… о боже! Какой кошмар!

Мадлен наконец осознала весь ужас сказанного дядюшкой. Она резко вскочила со стула, опрокинув тарелку.

— Я думаю, Мадлен уже сама может выбирать себе женихов, вступился я за нее. — К тому же отдавать свою племянницу сыну какого-то Г-М только из-за того, что вы с ним друзья…

— А вы помолчите, мсье судья, — перебил меня Таверне. Во-первых, вас наши семейные дела не касаются. Во-вторых, мой друг не «какой-то Г-М», а маркиз Г-М. В-третьих, я не заставляю Мадлен выходить замуж за его сына.

Ренар вздохнула с облегчением.

— Спасибо, дядюшка, — поблагодарила она.

— Но тебе следует навестить маркиза, — твердо сказал барон. — Пойми, он очень меня просил, чтобы ты приехала.

— Ни за что! — гордо ответила Мадлен, тряхнув кудрями. — Я терпеть не могу старого развратника маркиза Г-М, а его сына тем более!

— Ты же видела их всего один раз, — удивился дядюшка.

— Мне этого одного раза вполне хватило, — Ренар была непреклонна. — Этот сынок маркиза болван и сноб. Мой знакомый Жорж Дантон про таких говорит…

— Не надо! — перебил барон, примерно догадываясь, что мог сказать Жорж. — Ты ведь виделась с сыном маркиза очень давно… Он мог измениться…

— Это вряд ли! — уверенно ответила красотка. — Но раз ты этого хочешь, дядюшка, я съезжу к этому маркизу в гости. Но замуж за его сына не выйду.

— Вот и умница, — обрадовался барон.

Было решено, что Мадлен едет завтра к маркизу Г-М. Красотка решилась на этот подвиг, чтобы не волновать дядюшку с больным сердцем У меня как раз намечалась деловая поездка в Париж, и я взялся сопровождать красотку, чем очень обрадовал барона. С тех пор, как я заполучил должность судьи, отношение дядюшка Мадлен ко мне в корне изменилось в лучшую сторону.

В пути у нас возникла досадная задержка, отлетело колесо. Так что к маркизу Г-М, мы прибыли только к часу ночи.

Маркиз Г-М жил на окраине Парижа в огромном особняке, который заметно выделялся на фоне остальных своими размерами. Это строение несмотря на пышность выглядело уродливым и мрачным.

— Ужасное здание! — сказала мне Ренар. — Огромное и страшное! Не люблю такие. Если в одном крыле этого дома кого-то убьют, то в другом об этом ничего не узнают.

— Это точно, мадам, — согласилась камеристка Дорина, которая всегда сопровождала Мадлен в поездках. — Этот дом действительно жутковат. Особенно ночью.

— Все, наверное, уже спят! — воздохнула Мадлен. — Хотя, возможно, старикашка опять пошел искать девиц с неустойчивой моралью. Он знает наизусть все злачные места Парижа!

Мадлен выпрыгнула из кареты и поспешила к дому. Я пошел за ней. Путь нам преградили огромные ворота, состоящий из высокой литой решетки с толстыми прутьями. Ворота были гостеприимно распахнуты, они приглашали любого посетить парк маркиза. Именно так и поступил мой пес Герцог. Он влетел в парк, напугав Мадлен своим лаем.

— Ворота на ночь не запирают, чтобы господа не наткнулись на эту преграду, когда будут поздно возвращаться домой пояснила мне Ренар. Парадная дверь особняка тоже была не заперта. Мне это стало казаться подозрительным. — Какие неосторожные! — воскликнула красотка. — Их когда-нибудь ограбят! Сейчас мы их разбудим!

В передней было темно. Я ничего не видел перед собой. Зрение у меня слабое, и моим глазам требуется много времени, чтобы привыкнуть к темноте.

— Есть здесь кто-нибудь!? — закричала Мадлен.

Ответом ей было эхо, которое жутко отозвалось где-то под высоким потолком. Ренар вздрогнула и прижалась ко мне.

— Прислуга у них всегда отличалась особой ленью, процедила она сквозь зубы. — Хозяева где-то гуляют, вот слуги и уснули как ежи зимой! Все они… Мадлен не договорила, ее голосок дрогнул. Рука Ренар вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Я почувствовал, как ее ногти врезаются в мою ладонь.

— Там лежит человек! — закричала Мадлен. — У лестницы! Смотрите!

Мои глаза уже понемногу привыкли к темноте, и я понял, что красотка говорит правду. Я зажег свечи и принялся рассматривать тело.

— Вы знаете его? — спросил я.

— Да, — ответила Мадлен. — Это старый маркиз Г-М. Он, наверное, упал с лестницы.

Ренар больше не могла устоять на ногах, она уселась на ковер, облокотившись спиной о стену.

Я заметил на одном из столбиков, которым начинались перила лестницы, изящную фарфоровую вазочку с причудливой крышкой. На другом столбике такой же вазы не было, она валялась на полу разбитой. Не похоже на то, чтобы старик столкнул ее при падении. Я огляделся, большое окно рядом с дверью было разбито. Причем таким образом, чтобы через него мог кто-то проникнуть. Создавалось впечатление, что в доме побывали грабители.

Мои размышления прервали Дорина с кучером. Они влетели в дом, о чем-то весело болтая. Вернее, болтала Дорина, а кучер, который тащил тяжеленный чемодан, что-то пыхтел ей в ответ. Но вся веселость слуг тут же исчезла, когда в тусклом свете свечей их взору предстал труп, который лежал ничком у ступенек.

— По-моему, надо сходить за полицией, — сказал я.

— Зачем? — очнулась Мадлен. — Он же просто упал с лестницы.

Я молча указал ей на разбитое окно.

— Воры! — воскликнула она. — Но ведь дверь была открыта!

— Может, они удрали через дверь, а вошли через окно, предположил я.

— Но почему через парадную? — спросила Мадлен.

— Если идти через черный ход, то можно разбудить слуг, ответил я, припомнив планировку подобных домов. — А все, что делается в парадной передней таких домов, не слышно в других комнатах. Поэтому, ускользнуть ночью через парадную дверь легче.

— А почему они влезли в это окно? — не унималась Мадлен.

— Дорогая, — ласково сказал я. — Увы, я не могу вам этого объяснить… пока. Я очень устал, к тому же я ничего не знаю о том, где ваш друг хранил свое добро.

— А как они его убили? — настаивала Мадлен.

— Могу только предположить, — ответил я. — Старик встретился с грабителями, они его толкнули… Он упал с лестницы, а для человека преклонных лет это очень опасно.

Мадлен задумалась и на время перестала задавать мне вопросы. Полицию мы ждали в полной тишине. Как ни странно полицейские прибыли вовремя. Все-таки кража в доме самого маркиза Г-М заставила их поторопиться. Во главе прибывших полицейских был мой друг лейтенант Крон, который был очень рад нашей встрече.

Ренар радостно пересказала полицейскому, как мы нашли тело. Крон внимательно выслушал нас, потом велел своим людям разбудить всех домочадцев.

В доме оказались только слуги, которые давно легли спать. Куда ушли господа, они не знали и, судя по всему, не хотели знать.

— Придется ждать хозяев, — вздохнул Крон, поглядывая на часы. — Надеюсь, они скоро придут. Уже утро наступает.

Ждать мы решили в гостиной. Мадлен велела повару маркиза приготовить что-то поужинать.

— Если честно, повар у них готовит не очень хорошо, сказала она. — По-моему, он сознательно не докладывает в блюда продукты. Удивляюсь, почему маркиз его до сих пор не выгнал.

— Может, этот повар не требует большого жалования, предположил я. — И маркиз хотел сэкономить.

— Пожалуй, вы правы. Хорошо, хоть дядя не поехал, вздохнула Мадлен. — Ему вредно волноваться. Мало того, что в этом доме еда ужасная, так еще кто-то маркиза с лестницы скинул.

Через час мы были вознаграждены за наше ожидание. В гостиную вошел молодой хозяин дома, который теперь после смерти отца стал маркизом де Г-М. Слуги ему уже сообщили все новости, поэтому Крону не пришлось объяснять причину своего визита.

— Я и мои люди хотели бы осмотреть дом, — сказал Крон. Надо проверить, действительно ли пропало что-то ценное. Мы не могли начать без вашего разрешения. Надеюсь, вы не имеете ничего против обыска? Аристократ не возражал. Судя по физиономии, он был поражен случившимся и не мог ничего сказать. Крон предполагал долгий и нудный обход огромного дома. Но, к счастью, ему повезло. Сын убитого быстро обнаружил пропажу в своей комнате. Исчезли драгоценности из комода, замок которого был безжалостным образом взломан.

— Легкомысленно хранить ценности в подобном шкафчике, сказал Крон. — Любой из слуг мог взломать его и украсть все содержимое. На какую сумму драгоценностей там хранилось?

— Около пятидесяти тысяч ливров, — ответил молодой маркиз Г-М.

Крон присвистнул. Сумма была очень солидной. Конечно, надо учитывать склонность обворованных людей преувеличивать размер пропажи, но даже половина этой суммы — деньги не малые.

— Где вы были в этот вечер? — спросил его Крон.

— Как вы смеете задавать мне подобные вопросы!? возмутился Г-М.

Лейтенант за время своей службы уже повидал подобных гордецов, и они его всегда очень сильно раздражали. Полицейский устал уговаривать их поверить в благородство полиции и безбоязненно раскрыть свои тайны.

— Тут дело серьезное, — сказал Крон сурово. — Мы должны все точно знать. Это может помочь нам отыскать воров.

Маркиз задумался.

— Вы правы, — согласился он. — Может быть, мое злоключение имеет отношение к делу. Со мной произошла отвратительная история, двое полицейских задержали меня на несколько часов без каких-либо на то оснований. Они угрожали мне пистолетом, как самые настоящие бандиты. Им явно кто-то заплатил за эту услугу.

— Вы знаете их? — спросил Крон.

— Нет, я даже лиц их не запомнил, — вздохнул Г-М.

— Может, это и были переодетые бандиты! — вмешалась Мадлен. — Такое часто в газетах пишут.

— Вполне может быть, — кивнул полицейский. — Они вполне могли быть соучастниками грабителей. Им надо было задержать вас на какое-то время, пока их сообщники воровали драгоценности.

На этом Крон решил завершить допрос маркиза, но зная мою любовь к расследованию преступлений, поинтересовался нет ли у меня каких-нибудь вопросов к аристократу. Вопросы у меня были.

— Ваш отец намеревался остаться дома? — спросил я.

— А это еще зачем!? — вскричал Г-М. — Оставьте моего отца в покое! Кто этот голодранец?

— Я судья Арраского округа, мсье, — ответил я спокойно.

Г-М удивился и присмирел.

— Он должен был уйти по делам, — ответил маркиз. — Но, наверное, что-то заставило его вернуться.

— Знаем мы его дела, — проворчала Мадлен. — Такого старого развратника свет не видывал!

— Не смейте так говорить о моем отце, мадам! — вступился за папочку сынок.

— Действительно, оставим биографию покойного маркиза в покое, — согласился Крон. — Это не важно.

— Еще как важно, — возразил я. — Может быть, именно те господа или дамы, к которым направлялся покойный Г-М были сообщниками воров. Обычно крупные кражи продумываются тщательно и многими людьми.

Г-М покраснел и протянул нам карточку с адресом какого-то дома терпимости, судя по всему, паренек и сам был завсегдатаем этого заведения. Крон с омерзением взял этот предмет. Полицейский хотел было поделиться со мной своим мнением об этих заведениях, но его перебила Мадлен.

— Смотрите, что я нашла! — гордо воскликнула она.

Ренар подняла с полу маленький ключик.

— Вы позволите, мадам? — спросил Крон, осторожно отнимая у нее находку.

— Это ключ от комода с драгоценностями! — пояснил Г-М. Это он.

Я посчитал странным то, что грабители, имея ключ, взломали шкафчик. Но его мог раньше обронить сам Г-М, а в темноте бандиты вряд ли могли его обнаружить.

— Где вы хранили этот ключ? — спросил полицейский.

— За рамой этой картины, — ответил маркиз. — Об этом знал только я и мой отец.

— Об этом могли узнать слуги! — перебил его Крон. — Все слуги любят поболтать, а некоторые из них сами готовы обворовать своих господ.

— Наши слуги имеют хорошие рекомендации, — возразил Г-М. — А рекомендации легко подделать, — вмешалась Мадлен. — И я думаю, они это в свое время умело сделали. Разве можно назвать хорошими слугами этих лентяев! Наш разговор прервал приход девушки, которая бесшумно проскользнула в комнату. Она быстрым шагом подошла к маркизу, даже не обратив на нас внимания. -Где ты была? — спросил ее Г-М сурово. — Я потом расскажу, ответила она, окинув взглядом собравшихся. — Когда мы будем одни. Ее голосок дрожал, она явно волновалась. — А кто эта юная дама, — поинтересовался Крон, кивнув в сторону перепуганной девушки.

— Вам обязательно надо лезть в мою личную жизнь? проворчал Г-М, беря мадмуазель за руку.

— Обязательно, — коротко ответил Крон. — Если, конечно, вы хотите отыскать ваши драгоценности… но мы не настаиваем.

— Она моя… она… — начала Г-М неуверенно.

— Любовница! — закончила Мадлен. — Называйте вещи своими именами!

— Она живет с вами? — спросил полицейский.

— Да, — пробормотал маркиз, краснея.

— Я могу вам задать несколько вопросов, мадмуазель? обратился Крон к девушке.

Она кивнула.

— Как ваше имя? — спросил Крон.

— Манон Леско, — ответила она, трогательно потупив глазки.

Девушка пыталась кокетничать с полицейским, но из-за страха у нее это получалось довольно жалко. Даже представиться стоило Леско больших трудов, так ей было страшно.

— Не бойтесь, — мягко сказал Крон. — Никто вас вешать или колесовать не собирается. Я вам хочу задать несколько безобидных вопросов. Вы давно живете у мсье Г-М?

— Как вы смете!? — попытался влезть маркиз.

— Мсье, на подобные вопросы вам придется отвечать в суде, — перебил его лейтенант. — Привыкайте! И так, мадмуазель…

— Я живу здесь около недели, — ответила девушка.

— Понятно… а зачем вы отлучались этой ночью? поинтересовался Крон.

Девушка задрожала еще больше. Ее взгляд скользнул по лицу Г-М.

— Я ходила навестить друга, — ответила она неуверенно. Он болен.

— Как имя вашего друга? — спросил Крон прямо.

— Шевалье де Грие, — ответила она.

Я заметил, как Г-М окинул любовницу испепеляющим взглядом.

— И вам понадобилось навещать его именно ночью? — с большим трудом скрывая иронию, спросил полицейский.

— Хватит! — перебил Г-М. — Это уже лишнее!

На этот раз Крон согласился. Пришла моя очередь допросить Манон Леско.

— В каком часу, примерно, вы покинули дом? — спросил я. Это очень важно. Мы должны установить предполагаемое время, в которое пришли воры.

— Было примерно десять часов, — сказала она. — Я получила записку от друга де Грие, в которой тот просил меня приехать.

— Вы сохранили эту записку, мадмуазель? — спросил я.

— Нет, — невинно ответила девушка.

— Это естественно! — пробурчал Крон.

— А чем был болен ваш друг? — задал я новый вопрос.

— У него была лихорадка, — отрапортовала Леско.

— Понятно, спасибо за беседу, мадмуазель, — поблагодарил я.

После господ предстоял разговор со слугами. Никто из них не сбежал, что очень удивило Крона. Он считал, что именно кто-то из слуг улизнул с драгоценностями.

Слуги ничего существенного нам не сказали. Они ничего не знали ни про ключ, ни про драгоценности и никому про них не говорили. Я не очень поверил этим словам. Обычно в больших домах слуги узнают все, а потом рассказывают всем родственникам и знакомым. Это все потому, что господа редко зам

Кем же ты была,  Манон Леско?

Автор: Сергей МАКЕЕВ
20.06.2011

Прижизненный портрет аббата Прево и иллюстрация из его книги, рисующая встречу героев в приюте
XVIII век – век авантюристов и авантюристок, легко снимавшихся с якоря в поисках приключений или спасения
Генеральная репетиция оперы Жоржа Массне «Манон» в нью-йоркской «Метрополитен-опера». Главные партии исполняют Марсело Альварес и Рене Флеминг. Сентябрь 2005 года

Аббат Прево и женщины, которые обессмертили его имя

На обложках  современных изданий даже название этой знаменитой книги печатается сокращённо: «Манон Леско». Имя автора тоже: «А.Прево». Большинство читателей считают, что это значит – аббат Прево. А между тем аббат – это лишь духовное звание Антуана Франсуа Прево, автора самой чувственной повести XVIII века – «Истории кавалера де Грие и Манон Леско». Конечно, и в русской литературе встречались авторы-священники. Но трудно представить, чтобы, к примеру, протопоп Аввакум сочинил нечто подобное.

Подруга по жребию
Его добродушно-лукавое полное лицо вызывало улыбку. Он выглядел ряженым и в военном мундире, и в сутане аббата. Ну так ведь и родился он первого апреля! В 1697 году в провинциальном городке Эден в семье королевского прокурора Льевена Прево появился сын, которого нарекли двойным именем – Антуан Франсуа.
С детства у него было пылкое воображение. Мечтательность и вера в чудесное обратили его к религии. Одновременно чтение запоем стихов и романов сделало Антуана рабом своих страстей.
Наверное, подростком он ещё колебался в выборе жизненного пути, но отец всё решил за него. После учебы в школе иезуитов в родном Эдене он отправил сына послушником в один из монастырей Парижа. Столичные иезуиты высоко оценили способности и знания юного Прево и решили, что ему следует учиться дальше богословию, философии и другим гуманитарным наукам в училище Генриха IV в городке Ла-Флеш.
Но монастырские, а затем и семинарские порядки уже тяготили Антуана. Деятельная натура жаждала подвигов, а душа – любви. В 1716 году восемнадцатилетний юноша сбежал из училища и завербовался в армию  солдатом. Он рассчитывал «выдвинуться при первом удобном случае», заслужить офицерское звание. Вот только время выбрал неудачное: Утрехтский мир положил конец долгой войне за «испанское наследство», а без войны трудно начинать военную карьеру. И все же Прево два года тянул солдатскую лямку. В сущности, воинский устав не мягче монастырского, свободы нет ни тут, ни там. И юноша решил вернуться в монастырь.
Однако иезуиты не захотели принять обратно «заблудшую овцу», хотя раскаяние Антуана было глубоким и искренним. Он даже отправился в Рим, чтобы вымолить у папы прощение. Но по дороге опасно заболел, к тому же и деньги кончились. Тут подвернулся офицер, заботливый, как отец родной: определил юношу в больницу, навещал, кормил и поил. Но оказалось, что старался он не бескорыстно, и, как только больной поправился, предложил ему опять записаться в доблестную французскую армию. Антуан, конечно, отказался, но вербовщик знал своё дело и не отставал. Возможно, он предъявил счёт на круглую сумму и пригрозил судом или, может быть, Прево действительно подписал контракт, но потом пошёл на попятную. В письмах он упоминал ещё какое-то «серьёзное дело», так называли дуэль со смертельным исходом. В общем, Антуан снова ударился в бега и на этот раз скрылся за границей, в Голландии. Правда, отсиживался он там недолго и вскоре вернулся во Францию.
И тут его настигла первая любовь, неистовая и безрассудная. Он полюбил девушку, что называется, «из дурного общества». Неизвестно, что она там натворила, но её арестовали и посадили в тюрьму, затем заменили заключение ссылкой в Луизиану.
В то время французские власти заселяли это заморское  владение в Новом Свете кем только можно. Отправляли в Америку даже осужденных преступников и преступниц, чаще всего проституток. Для мужчин это был шанс сменить тюремную камеру на полную неизвестность, стоило только согласиться на брак с воровкой или куртизанкой. Таких «молодоженов поневоле» везли в порт на корабль скованными попарно, а женщин-одиночек сковывали по шесть. В Луизиане они доставались переселенцам по жребию.
Так везли и подругу Прево. Антуан решил следовать за нею хоть на край света. Должно быть, сердце его разрывалось от жалости. Впоследствии кавалер де Грие по воле автора проделал весь этот путь и так передал свои чувства: «Но вообразите себе бедную мою возлюбленную, прикованную цепями вокруг пояса, сидящую на соломенной подстилке, в томлении прислонившись головою к стенке повозки, с лицом бледным и омоченным слезами, которые ручьями струились из-под ресниц, хотя глаза её неизменно были закрыты».
По дороге Антуан опять заболел и слёг. Партия арестанток прибыла в Ла-Рошель, там их погрузили на корабль и… Прево потерял свою возлюбленную, потерял навсегда. Его отчаяние было  так велико, что теперь он твердо решил похоронить себя в монастыре. Свою «могилу» он нашёл в бенедиктинском монастыре Сен-Вандрий близ Руана.

Между ангелом и бесом
В 1721 году, после года послушничества, Антуан Франсуа Прево принёс монашеский обет. Он усердно смирял свою плоть, молился, изучал древние книги, сам преподавал теологию, но… Его неудержимо влекло в мир, за стены обители. И даже когда ему удавалось смирить свои желания, он не мог укротить свой независимый характер, вольнолюбивую натуру. Антуан подавал прошения о переводе в другие монастыри, с более мягкими условиями, и за семь лет монашества сменил восемь (!) обителей. Но где найти «подходящий» монастырь для негодного монаха? Он и сам всё прекрасно понимал: «Нельзя не признать, что я ни в какой степени не пригоден для монашества…»
Тем не менее в 1726 году Антуан Франсуа стал аббатом Прево: епископ Амьенский посвятил его в духовный сан. Надо сказать, что первоначально аббатами именовались только настоятели монастырей, но позднее так стали называть всех людей духовного звания, даже не имевших своего прихода. Теперь аббат Прево мог иногда по поручению монастыря покидать обитель и читать проповеди, служить различные требы в парижских церквах, в приютах и на дому. В эти годы в кельях монастыря Блан-Манто в Париже, а позднее в Сен-Жермен-де-Пре молодой аббат начал писать большой роман «Записки знатного человека, удалившегося от света», принёсший ему громкую славу. Когда первые два тома романа уже были напечатаны и горячо обсуждались в гостиных и салонах Парижа, произошла знаменательная встреча, повлиявшая на личную судьбу аббата Прево и на замысел повести «Манон Леско». Некоторые исследователи признают эту историю подлинной, другие считают её одной из литературных легенд, окружающих имя Прево.
В октябре 1728 года аббат Прево прибыл в приют Сальпетриер исповедовать узниц. В парижских приютах содержались не только сироты и немощные, но и «женщины дурного поведения». Настоящих, закоренелых преступниц заключали в тюрьмы, а приюты считались исправительными заведениями. Во дворе приюта у старого колодца аббат увидел молодую женщину, потрясшую его воображение. Она была совсем не похожа на своих товарок: бледный, но прекрасный цветок среди сорной травы. Это был coup de foudre – удар молнии, любовь с первого взгляда, которую Прево так живо изобразил в сцене знакомства кавалера де Грие с Манон Леско. Прелестную узницу приюта Сальпетриер тоже называли Манон, но это было прозвище, а не настоящее имя. Если правда, что на исповеди не лгут, то Манон, по её словам, стала невинной жертвой коварного обмана. С этого дня Прево только и думал, как бы вырваться из обители и встретиться с возлюбленной. Но за Манон пристально следила настоятельница и в конце концов застала узницу в объятиях – о ужас! – молодого аббата. После этакого конфуза Прево уже не мог появляться в приюте. Через парижских знакомых он начал хлопотать за Манон. И будто бы через влиятельного придворного добился её освобождения. Но девушка была уже смертельно больна. Она умерла на руках у возлюбленного… Сейчас на месте старого колодца во дворе приюта Сальпетриер льёт слёзы небольшой фонтан, и, если заплатить старику-привратнику, он впустит взглянуть на эту живую память несчастной любви.
По этой ли причине или вследствие постоянного стремления к свободе, аббат Прево в очередной раз сбежал из монастыря. Он уже пришёл к твёрдому убеждению, что свобода – естественное право человека, и не понимал, почему служение Богу должно ограничивать другие священные права. Бенедиктинцы узнали, где скрывается Прево, и старались уговорить его вернуться, но беглец упорствовал. Тогда обратились в полицию, и 6 ноября 1728 года был подписан ордер на арест, в котором указывалось, что Прево Антуан Франсуа – «мужчина роста среднего, блондин, глаза голубые, лицо румяное, полное». Что-то не похож наш аббат на келейника, изнуренного постом и молитвой. Но арест – дело нешуточное, и Прево снова подался за границу.

Крайности любви
В Великобритании Прево приняли весьма радушно – как автора уже четырех томов модного романа и благодаря рекомендации архиепископа Кентерберийского. Прево очень быстро овладел английским языком, посещал театр, знакомился с новейшей литературой, а главное, как он писал, был принят «в наилучших обществах» и предавался всевозможным удовольствиям. Ему удалось устроиться домашним учителем и наставником к сыну банкира и заместителя управляющего Южноокеанской торговой компанией, так что и денежных затруднений он не испытывал.
Но уже через год, после таинственного увлечения, которое он в письме скромно назвал «маленьким сердечным делом», влюбчивый аббат всё бросил и переехал в Голландию. Там он поначалу перебивался с хлеба на пиво, служил в кофейне, выступал в труппе бродячих актёров, подрабатывал у книготорговца. Но постепенно проторил дорожку к издателям и начал зарабатывать исключительно писательским трудом.
Да, он писал то, что нравится публике. «Записки знатного человека, удалившегося от света» полны невероятных приключений: убийства, похищения, погони, томления страсти, тайные свидания, чудесные совпадения – всё это напоминает прециозные и барочные романы. Но одна особенность превращала это занимательное чтиво в высокую литературу: психологическая достоверность в изображении властной силы любви, которой невозможно противиться, так называемой «роковой любви». «Любовь неистова, она несправедлива, жестока, она готова на все крайности, она предается им без малейшего раскаяния», – утверждал Знатный человек, главный герой романа. Впоследствии Генрих Гейне писал, что «после Шекспира никому не удавалось так изобразить этот феномен, как нашему старому аббату Прево».
Пожалуй, чтобы сравниться с Шекспиром, одного литературного таланта было бы недостаточно. Видно, собственные переживания водили пером Прево, претворяя чернила в кровь и плоть. Чувственный аббат сам без колебаний предавался крайностям любви.
В октябре 1730-го аббат Прево познакомился в Амстердаме с прелестной Ленки (с ударением на последнем слоге). Опять октябрь, как в приюте Сальпетриер, и опять любовь! И снова – роковая женщина. Полное имя этой то ли швейцарки, то ли мадьярки было Элен Экхарт. О себе Ленки не распространялась, говорила только, что происходит из добропорядочной протестантской семьи, но несчастья и злые люди всю жизнь преследовали её… ну и так далее. По другим сведениям, заслуживающим большего доверия, она была куртизанкой и жила за счёт любовников, ни в чём себе не отказывая. Ленки опустошала карманы Прево, как только там заводились гульдены. Конечно, и сам аббат любил пожить в своё удовольствие, но такая подруга, как Ленки, могла пустить по миру даже богача.
Именно в эти годы Антуан Франсуа Прево создал настоящий маленький шедевр – «Историю кавалера де Грие и Манон Леско», где в образе ветреной любовницы соединились и Манон из приюта Сальпетриер, и Ленки, и другие неизвестные нам героини его романов наяву. Но издатель не оценил повести, он был заинтересован в продолжении «сериала». Прево взялся за продолжение «Записок знатного человека…» и включил «Манон Леско» как вставную новеллу в VII том, опубликованный в 1731 году.
Затем аббат принялся за другой большой роман «Английский философ, или история г-на Клевленда, побочного сына Кромвеля» (в восьми томах!), тоже наполненный приключениями, путешествиями и роковыми страстями. Но сколько бы он ни писал, денег всё равно не хватало. Прево наделал долгов, возвращать было нечем, кредиторы взялись за него всерьёз. Он бежал в Великобританию, прихватив свои единственные ценности – Ленки и рукописи. Его имущество было продано с торгов, но всё равно он остался должен чудовищную по тем временам сумму – две тысячи флоринов!
В Лондоне аббат Прево решил сам стать издателем и редактором, начал выпускать журнал «За и Против», который с интересом читали и во Франции. Одной из целей журнала было знакомить французов с политикой, наукой и культурой Великобритании. Журнал был поставлен образцово, но доходы приносил весьма скромные. И Ленки снова обиженно надувала губки. Кончилось тем, что аббат оказался в тюрьме Ньюгейт. Ордер на арест Прево гласил: «Преступно подделал документ с просьбой выдать ему 50 фунтов». Оказывается, аббат смастерил письмо от имени своего бывшего ученика. И вот он в той самой тюрьме, где несколько раньше сидел за долги Даниель Дефо и собирал бесценный материал об «отверженных» английского общества, в частности, для романа «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс». Английская тюрьма перевернула представления Прево о Британии. Ведь прежде на страницах журнала «За и Против» он восклицал: «Блаженный остров!» – а теперь его окружали грязные подонки и впереди маячила виселица. К счастью, отец бывшего ученика оказался великодушным джентльменом, он отказался от уголовного  преследования, и аббат Прево вышел на свободу.
Оставаться на «блаженном острове» он больше не хотел и тотчас отплыл на материк. Возможно, из тюрьмы, а может быть и раньше, аббат Прево писал в Ватикан и в Париж – просил прощения. И вот 5 июня 1734 года папа Климент XII отпустил ему грехи, простили его и бенедиктинцы. Но с условием: пройти новое послушание и в дальнейшем жить в монастыре. Прево вернулся в Париж, уже один, без Ленки. Она его бросила или он её, а может быть, они временно разлучились по взаимному согласию? Во всяком случае, во Франции их не видели вместе, и её имя исчезло из писем Прево.

Абсолютная власть удовольствий
Слаб человек, даже если он аббат. Да, он влюблялся без памяти, но ведь это ещё не порок. К тому же становление Прево как личности проходило в эпоху Регентства – время невероятной распущенности, когда абсолютизм королевской власти сменился абсолютной властью удовольствий.
Конец предыдущего правления (последние годы Людовика XIV) был самым ханжеским периодом в истории Франции. При дворе запретили игривые выражения, чувственную музыку и танцы, обнаженные плечи. Версаль превратился в такое скучное место, что, как говорили современники, «кальвинисты завыли бы здесь от тоски».
Но вот 1 сентября 1715 года с балкона королевского дворца прозвучало: «Король умер! Да здравствует король!» Новому монарху исполнилось всего пять лет. Регентом при будущем Людовике XV стал брат покойного короля Филипп II герцог Орлеанский. При его правлении двор, парижская знать, а затем и вся Франция пустились во все тяжкие.
Филипп с малолетства был, что называется, enfant terrible, а мужчиной он стал в тринадцать лет. Кстати будет сказать, для сравнения, о другом священнике, наставнике Филиппа аббате Дюбуа. По вечерам этот преподобный отец отправлялся, закутавшись в плащ, на поиски сговорчивых прачек, белошвеек и горничных, чтобы привести их в спальню своего воспитанника. Сам аббат был необыкновенно похотлив, имел множество амурных приключений, случалось ему делить любовницу со своим учеником, а некоторые содержательницы парижских борделей были с Дюбуа накоротке.
Стоит ли удивляться, что Филипп в пятнадцать лет обесчестил тринадцатилетнюю дочь привратника в Пале-Рояле. А когда её беременность стала заметна, отец пришёл  жаловаться матери негодяя, принцессе Елизавете Пфальцской. Мамаша будущего регента заявила: «Если бы ваша дочь не давала надкусывать свой абрикос, ничего бы не случилось!»
Филипп женился семнадцати лет от роду, но в браке не получал удовлетворения и навещал спальню жены от случая к случаю. От этих случайных визитов у него родились сын и четыре дочери. А вне семьи Филипп коллекционировал любовниц. Надо сказать, что придворные дамы с удивительной настойчивостью лезли к нему в постель, о чём он со смехом рассказывал всем и каждому. Даже его крайне циничная мать недоумевала, что дамы в нём находят. На что Филипп отвечал: «Вы не знаете нынешних распущенных женщин. Им доставляет удовольствие, когда мужчины рассказывают, как спали с ними!»
Став регентом, Филипп назначил аббата государственным советником, а затем добился для него кардинальской шапочки. При этом Филипп нисколько не уважал Дюбуа и частенько его поколачивал.
Особенно часто мемуаристы и историки пишут об ужинах регента, которые скорее можно назвать оргиями. На них приглашался узкий круг дворян, около дюжины развратников и развратниц, которых хозяин называл не иначе как «висельниками». Здесь, как в блатном мире, каждый носил кличку: Толстый Рак, Пипка, Ляжка и тому подобное. «Царицей-султаншей» вечера назначалась очередная фаворитка регента. После еды и обильных возлияний гости возбуждали себя, представляя эротичные «живые картины», иногда при помощи «волшебного фонаря», а потом переходили непосредственно к делу, сначала попарно, а потом и сообща. В прихожей дожидались своего часа с десяток дюжих молодцев, именуемых «наконечниками». Они мирно беседовали о семье и детях, пока гости не ослабевали, и тогда «наконечники» входили и набрасывались на «висельниц».
Впрочем, это не самые грязные пороки, в которых подозревали Филиппа. Регент был не чужд художеств и собственноручно проиллюстрировал гравюрами роман «Дафнис и Хлоя». Утверждали, что в образе Хлои он изобразил свою дочь Марию-Луизу-Елизавету герцогиню Беррийскую, причём она позировала ему обнажённой. Слухи об инцесте были так распространены, что их и не оспаривали. Репутация дочери была немногим лучше отцовской. В поставленной в то время пьесе Вольтера «Эдип» вольно или невольно содержалось множество намёков на скандальную связь. Притом актёр Дюфрен не только надел такой же парик, как у регента, но и копировал его жесты. Зрители поглядывали в королевскую ложу, где сидел регент рядом с дочерью. Филипп хлопал громче всех.
Оборотной стороной страсти к наслаждениям была какая-то мистическая тяга к обогащению. Дела в государстве шли из рук вон плохо, а регент не утруждал себя заботами о Франции. Все ждали чуда. И оно явилось в лице шотландского банкира Лоу. Впервые он приехал в Париж ещё в 1708 году и «засветился» как игрок, поэтому его вскоре выслали из Франции. Он вернулся через восемь лет уже как финансист, основал банк и Западную торговую компанию, получившую монополию в торговле с Луизианой, ввёл в обращение процентные бумаги. За четыре года Лоу построил так называемую «Систему», которая, в сущности, стала прообразом «пирамид» в постсоветской России. Французы просто помешались на акциях и процентах, более миллиона семей прямо или косвенно ввязались в «Систему» Лоу. Регент так доверял ему, что назначил его главным финансовым контролёром.
Кризис подкрался незаметно: прекратились выплаты процентов, началась паника на бирже, пошла волна банкротств, взлетели цены. Лоу бежал из страны.
Для многих этот крах стал подлинной трагедией. Но не для Версаля. Регент продолжал пополнять свою коллекцию. И только две женщины осмелились сказать ему «нет». Первая – это актриса Адриенна Лекуврёр, широко известная по книгам, пьесам и кинофильмам. А вот вторая героиня известна меньше, это мадемуазель Аиссе, черкешенка по происхождению, проданная в рабство в детском возрасте и выкупленная французским послом на невольничьем рынке в Константинополе. Воспитанная во Франции, она стала одной из самых примечательных женщин столетия. Так вот, когда регент впервые увидел её, ей было уже около двадцати пяти лет, она была очень хороша собой, образованна и остроумна. Регент со свойственной ему прямотой тотчас сделал ей «предложение, от которого нельзя отказаться». Но бывшая рабыня решительно воспротивилась всесильному «султану», добавив: «А если вы будете принуждать меня, я немедленно удалюсь в монастырь». Филипп был так потрясён поведением Аиссе, что не стал настаивать. А через несколько дней утешился в объятиях новой любовницы.
Аббат Прево познакомился с мадемуазель Аиссе в одном из парижских салонов, и её  драматическая судьба стала основой второго шедевра мастера – романа «История современной гречанки», опубликованного в 1740 году. А сама Аиссе узнала аббата Прево ещё раньше, по «Запискам знатного человека…».
На фоне современных ему нравов аббат Прево вовсе не представляется распутником. То же можно сказать о главных героях его повести «Манон Леско» – они невольники любви, но не рабы разврата.

Ужель та самая Манон?
Не вина, а, может быть, беда аббата была в том, что его привлекали женщины определенного типа: авантюристки и куртизанки с сомнительным прошлым, падкие до развлечений и легкой наживы. Может быть, по некоторому родству характеров: ведь и Прево порой давал волю страстям, преступал законы и условности. А может быть, наоборот, возмещал то, чего ему недоставало: безграничную свободу, какую-то природную естественность, свойственную женщинам, так сказать, без комплексов. Ведь сам он, согрешив, вечно переживал и в конце концов раскаивался. Теперь нетрудно заметить, что литературный образ Манон Леско сложился из характеров женщин, близких самому автору. А свою мятущуюся душу Прево отразил, как в зеркале, в образе де Грие и отчасти в образе его добродетельного друга Тибержа.
А сюжет? Ведь название повести начинается со слова «История…». Так не случалось ли подобных историй в жизни? Случались. Например, в 1720 году была осуждена и выслана из Франции девятнадцатилетняя Мари Шовиньи по прозвищу Манон. Она попала в приют за то, что «одетая в мужское платье, открыто занималась в Париже постыдной проституцией».
Но, скорее всего, аббата Прево впечатлила история Манон Эду. Собственная мать продавала её богатым сластолюбцам. Так Манон попала в руки молодого повесы, опустившегося дворянина Луи Антуана де Вьянтекса, уже дважды побывавшего в тюрьме. Он промышлял картежной игрой, но не слишком удачно. Де Вьянтекс решил поправить свои дела, перепродав Манон профессиональной сводне. Но тут появилась мамаша и закатила скандал, посчитав себя обманутой. Клиентами сводни были влиятельные люди, они договорились с полицией, и мать-скандалистка оказалась в приюте. Впрочем, скоро за ней последовала и дочь. Молодость и привлекательность Манон расположила к ней даже стражников, но режим был общим для всех: девушка носила одежду из грубой шерсти и деревянные башмаки, весь день она проводила в тяжёлой работе и молитве, питалась овощной похлебкой с хлебом, пить давали только воду.
И тут, как в чувствительном романе, произошла чудесная метаморфоза с негодяем де Вьянтексом. Он пожалел девушку, а пожалев, – полюбил. Он послал письмо деду Манон, единственному приличному человеку из всей семейки, с просьбой разрешить ему жениться на его внучке: «Моя страсть такова, что в жизни меня может утешить либо законное обладание предметом, ее внушающим, либо, при отсутствии этого, смерть от отчаяния». Возможно, де Вьянтекс, подобно кавалеру де Грие, последовал бы за своей Манон в ссылку, но… Пока он ждал ответа, его самого арестовали и посадили в тюрьму.
Манон Эду не раз подавала прошения о помиловании или хотя бы смягчении наказания. Но суровая настоятельница приюта мадемуазель Байи жаловалась по начальству на «сильную испорченность этой девушки», и прошения Манон отклонялись. Только через 10 лет заключения Манон была освобождена из приюта и сослана в Нион. Ей исполнилось всего 24 года. Из всех персонажей этой истории она одна была скорее жертвой обстоятельств, чем преступницей, но пострадала больше остальных.
Конечно, любое сравнение хромает. Но случайно ли вот какое совпадение: в повести больше всех мучается кавалер де Грие, однако наказана, по высшему счёту, одна Манон Леско: она поплатилась жизнью.
Был прототип и у кавалера Грие. Шарль Александр де Грие тоже, как и герой повести, стал в юности кавалером Мальтийского ордена, вернулся во Францию и здесь встретил свою роковую любовь.
И преданный друг кавалера – Тиберж – тоже жил на самом деле. Им оказался аббат Луи Тиберж, настоятель монастыря в Мисьоне. Этот почтенный священник умер незадолго до первой публикации повести.
Автор удивительно точен во всём. Чтобы так писать о богословской школе или тайном сообществе картежников, о порядке отправки ссыльных в Америку или об ужине у вельможи, о тюрьме или провинциальном трактире – это надо было изведать на собственном опыте. Эпоху, отображенную в «Манон Леско», можно с полным основанием называть «временем аббата Прево».
Повесть впервые вышла отдельной книгой во Франции в 1733 году, незадолго до возвращения автора на родину. Лишь немногие читатели оценили её по достоинству, но в основном она была воспринята как авантюрные похождения, вроде известного «Жиля Блаза». Парижская газета сообщала о «Манон Леско» следующее: «Герой – мошенник, героиня – публичная девка, и всё же автору каким-то образом удаётся внушить порядочным людям сочувствие к ним». Современник добавлял в письме другу: «Этот бывший бенедиктинец – полоумный; недавно он написал омерзительную книжку под названием «История Манон Леско». Книжка продавалась в Париже, и на неё летели как бабочки на огонь, на котором следовало бы сжечь и самого сочинителя, хотя у него и недурной слог».
Словно в подтверждение этого распространенного тогда суждения, книга вскоре была запрещена, остаток тиража изъят и уничтожен. Власти проявили трогательную заботу о нравственности, давно утраченной самою властью. Причём опасность представляло не фривольное содержание, а, по сути дела, литературное совершенство повести. Официальная газета разъясняла: «…в ней почтенным людям приписываются поступки, мало достойные их, – порок и распущенность описаны сочинителем так, что не вызывают к себе должного отвращения».
Но, как это всегда бывает, запрет только усилил интерес к книге, её ввозили из Голландии и Великобритании. Лишь двадцать лет спустя, в 1753 году,  «История кавалера де Грие и Манон Леско» вновь вышла на родине автора и с тех пор заняла место на вершине мирового литературного Олимпа. Выдающиеся писатели, прежде всего французы, с восторгом отзывались о шедевре аббата Прево. Александр  Дюма-сын писал: «Не найдется порядочного человека, который, выслушав повесть о его (де Грие) бедствиях, не протянул бы ему руку, быть может, даже не позавидовал бы ему. Ибо тот, кто не любил тебя, Манон, тот не познал всех глубин любви». Ги де Мопассан говорил, что «писатели оставили нам всего лишь три-четыре дивных образа женщины», и после шекспировской Джульетты называет Манон Леско: «Манон – женщина в полном смысле слова, именно такая, какою всегда была, есть и будет женщина».
Историей Манон увлекались и русские поэты Серебряного века. У Всеволода Рождественского есть стихотворение:
Легкомысленности милый гений,
Как с тобою дышится легко.
Без измен, без нежных приключений
Кем бы ты была, Манон Леско?
Но, строго говоря, никому не удалось объяснить своеобразие характера Манон Леско, она неизъяснима в странном единстве своих противоречий.

Наконец свободен
После возвращения из Англии аббат Прево стал желанным гостем в светских и литературных салонах, познакомился с выдающимися учёными и писателями. Но пора было отдавать священный долг: новое послушание ему предстояло пройти в аббатстве Круа-Сен-Льё  возле Эврё.
Жить бы ему в монастыре и после испытания, но тут аббату повезло.  Принц Конти, кузен короля и знатный вельможа, пригласил Прево в свою свиту на должность придворного священника. «Признаться, я плохо служу мессы», – предупредил аббат. «А я их плохо слушаю», – успокоил Конти. На том они и сговорились: Прево получал желанную свободу, мог жить где угодно, но и жалованья ему, естественно, не платили.
Тут как тут появилась некая мадам Честер, а на самом деле, как полагают некоторые биографы Прево, наша знакомая Ленки.
От безденежья Прево брался за любую работу. Писал статейки даже в рукописные журналы, которые сегодня назвали бы «жёлтой прессой». Постепенно соблазны и страсти утрачивали власть над мятежной душой аббата. В середине 40-х годов Прево снял маленький домик в деревне Шайо под Парижем (там, между прочим, останавливались его создания – кавалер де Грие и Манон Леско).
Писал он очень много: романы, исторические исследования, переводил с английского. В эти годы вся Европа зачитывалась сентиментальными романами Самюэля Ричардсона. Аббат Прево перевёл на французский лучшие его книги – «Клариссу» и «Историю сэра Чарльза Грандиссона». Именно эти переводы попали в Россию и почти на столетие сделались любимым чтением русских барышень (помните, в «Онегине»: «И бесподобный Грандиссон, / Который нам наводит сон»).
Появлялись всё новые издания «Манон Леско» во Франции и в других странах. Кстати, одно из первых русских изданий называлось «История Маши Леско и Кавалера Де-Грие». Появилось и «пиратское» продолжение повести: Манон будто бы осталась жива и считала себя брошенной на произвол судьбы; она уже решила уйти в монастырь, но тут случайно встретила де Грие; теперь они решили пожениться, но вдруг оказалось, что Тиберж тоже страстно полюбил Манон…
В 1754 году аббат Прево получил наконец свой приход, а с ним и бенефиций – постоянный доход с церковного имущества. Теперь он мог не думать о хлебе насущном. Аббат Прево поселился в тихом парижском предместье Сен-Фирмен, в небольшом домике у почтенной вдовы Катрин де Женти.
25 ноября 1763 года аббат Прево отобедал в бенедиктинском монастыре Сен-Николя и возвращался домой в прекрасном настроении. Ветер трепал полы его сутаны, приходилось рукою удерживать на голове треуголку. Примерно на полпути, возле деревни Куртейль, Прево почувствовал, как кровь приливает к лицу. Неподалёку стоял крест на невысоком постаменте, такие придорожные кресты французы называют «голгофой». Аббат хотел присесть на постамент, но не дошёл нескольких шагов и распростёрся перед крестом. Когда крестьянин, возвращавшийся в деревню, нашёл его, было уже поздно. Антуан Франсуа Прево отправился туда, «где нет ни печали, ни воздыханий, но жизнь бесконечная», как гласит поминальная молитва.
Его похоронили в монастыре Сен-Николя. На могильной плите бенедиктинцы высекли  эпитафию: «Здесь лежит отец Антуан Франсуа Прево, священник и монах, известный по многим книгам. Да упокоится он с миром!»
А жизнь Манон Леско и кавалера де Грие только начиналась. Они путешествовали по разным странам и говорили на разных языках, шагнули на драматическую и оперную сцены, появились на киноэкранах. Им уготована жизнь бесконечная.

Манон Леско: Синтез | Superprof

Présentation

L’Histoire du chevalier Des Grieux et de Manon Lescaut , connu aujourd’hui sous le simple title of Manon Lescaut , est un roman de l’abbé dévost lesmoles , et Aventures d’un homme de qualité qui s’est retiré du monde qui comprend en tout 7 томов, выпуски от 1728 до 1731.

Георг Фридрих Шмидт, Портрет Антуана-Франсуа Прево

, 1745 Ce livre ayant été jugé scandaleux sequencement en 1733 et en 1735, l’auteur en publie en 1753 une nouvelle édition qu’il a corrigée et augmentée d’un épisode décisif.Les qualités qu’on Trouve Chez ses personnages ont fait son succès contemporain , come en témoigne Montesquieu dans ses Pensées :

«J’ai lu le 6 avril 1734, Manon Lescaut , le poman compos , Прево. Je ne suis pas étonné que ce roman, dont le héros est un fripon et l’héroïne une catin qui est menée à la Salpêtrière, plaise, parce que toutes actions du héros, le chevalier des Grieux, ont pour motif l’amour, qui est toujours un motif noble, quoique la pipelineite soit basse ^.»

Pensées et fragments inédits de Montesquieu , Vol. 2

.

Манон Леско, аббат Прево: резюме

Voici un resumé détaillé du roman Manon Lescaut de l’Abbé Prevost, un des romans les plus célèbres du siècle des Lumières .

Манон Леско — Резюме первой партии

Un homme, Renoncour , Introduction le roman dans un «Avis»: en 1720 , à Passy-sur-Eure, il est marqué par une jeune fille qu’il rencontre .

Elle fait partie d’un convoi de prostituées , qui sont enchaînées, et s’apprêtent à partir pour la Louisiane.

Cette jeune fille, très belle et gracieuse, это сопровождает по номеру homme désespéré . Il lui donne de l ’argent .

Plusieurs années plus tard, en 1723 , Renoncour rencontre de nouveau ce jeune homme qui pleure dans les rues de Calais, et erre sans but.

Renoncour l’approche, et le jeune homme, qui est le chevalier des Grieux , raconte son histoire .

Ce roman est donc fait de récits enchâssés (ou emboités ): le premier personnage qui apparaît ne fait que la transition Entre Son History, et l’histoire qui va être racontée dans le roman.

En 1717 , des Grieux a 17 ans , et son père veut qu’il deviennembre de l’ordre de Malte (ordre Reliefieux de moines-soldats).

достижений философии в Амьене, и утвержден арендатор в семье, где находится sous le charme d’une jeune fille . Манон Леско )

Il apprend que les parent de cette jeune fille l’envoient au couvent parce qu’elle aime trop les plaisirs .

Des Grieux la convainc de s’enfuir avec lui в Париже, не для проекта s’amuser, et de se marier.

Ils s’installent à Paris, mais Manon don’t le mariage , en prétextant que ses origines, плюс басы для Des Grieux le déshonorerait.

Ce refus étrange donne des soupçons des Grieux: il se rend compte que, si seul l’amour compte pour lui, ce n’est pas le cas de Manon Lescaut , qui est attirée par le luxe et les plaisirs .

Elle est en effet très vite séduite par les divertissements parisiens , и начинается с tromper des Grieux avec un financier.

Se rendant compte de la supercherie, le père de des Grieux le fait enlever et sequestrer, jusqu’à ce qu’il décide d’entrer au séminaire d’Amiens pour finir ses études et entrer dans l’ordre de Мальте, комменю.

Mais alors qu’il travaille à Saint-Sulpice (les prêtres-guerriers de Malte avaient parfois des charge d’avocats, ou de plaidants), Manon réapparait et supplie des Grieux de lui pardonner.

Il le fait, se défroque (quitte l’habit Reliefieux) и , часть avec elle à la campagne .

Manon s’ennuie à nouveau rapidement, prend un appartement à Paris (самая изысканная подвеска l’absence de des Grieux).

Ils vivent quelques temps à Paris , amoureux et heureux , à s’amuser tant qu’ils peuvent, jusqu’à ce que l ’ argent от manquer .

Le frère de Manon прибыть alors: c’est un tricheur notoire, qui pas vie à se débaucher .Il finit de ruiner leurs économies, qui sont achevées par un incendie qui détruit leur appartement.

Des Grieux a peur que Manon lescaut le quitte, car il n’a plus d’argent pour l’entretenir. Il devient alors tricheur aux jeux, pour garder le train de vie luxueux de son amante. Mais le couple est dévalisé par ses serviteurs, et sont ruinés pour de bon.

Pour gagner de l’argent, Manon accept de se prostituer , sur consil de son frère: elle accept les caresses du vieux M.де Г… М… (сын без упоминания в романе).

Des Grieux est au courant, et accept de mauvaise grâce cette nécessité. Ils volent le vieillard, et s’enfuient, en compagnie du frère de Manon. Mais M. de G… M… Finit par les retrouver et les fait arrêter .

Des Grieux является трансфером для тюрьмы Сен-Лазар , qui est réservée aux nobles .

En faisant l’hypocrite, il apprend que Manon est enfermée à l ’ Hôpital général .C’était un вместо ужасного , où les Prisonniers étaient mélangés aux fous (qu’on ne savait pas soigner), aux lépreux, aux sans-abris et aux mourants.

En apprenant ça, des Grieux est hors de lui, et cherche un plan pour s’évader . Le frère de Manon lui обеспечивает une arme , qui lui sert à intimider les gardes, pour le laisser sortir. Il Вт ле-портье после аварии.

Réussit ensuite à faire évader Manon , mais son frère , qui est reconnu par une victime de ses tricheries, est abattu dans la rue pendant la fuite.

Le couple se cache en banlieue entendant que les choses se calment. Des Grieux s’établit avec Manon, envisage de reprendre ses études, mais rompt avec son père .

A la fin de la première partie de Manon Lescaut, нота un retour au récit-cadre , c’est à dire à Renoncour qui est au bistrot avec des Grieux. Ренонкур предлагает de payer le repas, pour pouvoir entender la suite de l’histoire.

Manon Lescaut — Résumé de la deuxième Partie

Manon et des Grieux se sont donc établis à Chaillot, mais très vite, les tromperies возобновляются .

Un jour, le fils de M. de G… T… est de проход в Chaillot, et tombe amoureux de Manon .

Elle décide de le suivre , et envoie à des Grieux une courtisane pour le faire Patient. Stratégie qui ne marche pas du tout: des Grieux est furieux .

Il fait enlever le jeune G… M… et retrouve Manon chez lui. Ils se réconcilient dans le lit du jeune G… M… mais se font surprendre par le vieux G… M…, и sont arrêtés une fois de plus.

Des Grieux находится в ведении тюрьмы в Шатле , mais est rapidement libéré par l’influence de son père.

Il apprend alors que ce dernier veut le ramener à ses devoirs, et le séparer de Manon: il a obtenu la déportation de Manon en Louisiane . Депутат XVIII века, год отправил заключенных и проституток для людей с новой французской колонией и основных бесплатных услуг.

Des Grieux est ruiné, et désespéré. Il envisage de sauver Manon , en recrutant des hommes pour s’attaquer au convoi de déportées, mais ses hommes séenfuient au moment de passer à l’action. En désespoir de cause, il décide de partir avec les femmes: il s’embarque come volontaire .

Arrivés en Louisiane , la vie est plus simple: le couple a une petite cabane , ils n’ont plus d’ennemis et peuvent referncer à zéro .

Ils envisagent de se marier, mais lorsque le neveu du gouverneur de la nouvelle Orléans apprend que Manon n’est pas mariée, il fait pression sur son oncle pour qu’il la force à l’épouser .

Le gouverneur Accepte, et des Grieux provoque Synnelet (le neveu du gouverneur) в дуэли . Des Grieux — это благословение в бюстгальтерах, и в мыслях о том, что ты противник. Il fuit donc la ville, et est heureux de voir que Manon part avec lui.

Mais la vie est dure pour un fuyard, et Manon support mal les conditions de vies qu’elle a présent.Un jour qu’ils traversent une parcelle de desert, épuisée, elle meurt sans prevenir, de déshydratation, sous-alimentation et mauvaise santé.

Des Grieux est inconsolable , et se sent très coupable . Il creuse la tombe de Manon avec ses propres mains, en pleurant toutes les larmes de son corps.

Dévasté, возвращение в Nouvelle-Orléans , еще disculpé du meurtre de Synnelet, qui n’était que blessé et donc bien vivant.

Savoir qu’il a infligé des vie atroces à la femme qu’il aime pour rien donne le coup de grâce à des Grieux.

Il erre dans la ville, sans but, jusqu’à l’arrivée de son ami Tiberge, qui vient le chercher pour le ramener en France .

Возвращение сына, приложение от , mort de chagrin . Il décide donc de retourner dans sa famille, et de redevenir sage .

Le récit se termine sur la parole de des Grieux, sans retour au récit-cadre et à Renoncour, pour montrer que la véritable histoire est celle de ce jeune homme.

Le roman fait partie des histoires qui dénoncent l ’ amour come une puissance nocive et néfaste , qui détruit la vie des personnes touchées. Примеры Autres: Tristan et Yseut (Béroul), Illusions perdues (Balzac).

Tu étudies le siècle des Lumières? Regarde aussi:

♦ Le mariage de Figaro: описание лекции
♦ Liaisons dangereuses, Laclos: fiche de lecture
♦ L’île des esclaves, Marivaux: резюме
♦ Les philosophes des Lumières
♦ Quiz sur les Lumières

.