:: Читать — Оглавление — Книга «Превратности любви» — Фогг Энджел — ЛитЛайф — книги читать онлайн
Энджел Фогг
Превратности любви
Глава 1
Мягкий толчок – и шасси «Боинга» зашуршали по бетонному покрытию посадочной полосы, потом заскрипели тормоза, и аэробус замер.
Полет прошел гладко и ничем не отличался от предыдущих путешествий в Мельбурн – за последние пять лет их у прилетевшей девушки было немало. Ничем, кроме одного. Среди встречающих сегодня не будет ее мамы. Мать и дочь не обнимутся, не засмеются, радуясь друг другу, не будет веселых восклицаний, торопливого – давно не виделись! – разговора…
Глаза у нее защипало. Девушка зажмурилась, чтобы не расплакаться, стиснула зубы и безучастно уставилась в иллюминатор.
Какая это страшная несправедливость, что ее маму, очаровательную, добрую, энергичную женщину, настигла беспощадная болезнь! Редкая и, увы, как правило, скоротечная форма рака. Врачи давали самые печальные прогнозы. Получив ужасное известие, дочь бросила свою косметическую клинику и помчалась сюда.
Двигатели затихли, был подан трап, и пассажиры один за другим стали покидать авиалайнер. Двигаясь в этой веренице, прибывшая девушка не чувствовала, что многие останавливают на ней взгляд. Ярко-голубые легкие брюки и такого же тона блузка ладно облегали ее изящную фигурку, светло-пепельные волосы трепетали на ветру шелковыми прядями. Через несколько минут терминал был позади. Она направилась к ленте багажного конвейера, отыскивая среди чемоданов, саквояжей и ящиков свою сумку. Вдруг она явственно услышала свое имя.
Звучный голос с едва уловимым акцентом застал ее врасплох. Она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть! Сердце замерло и тут же неистово заколотилось. И все же ей хватило нескольких секунд, чтобы принять независимый вид. Она спокойно повернулась на этот знакомый низкий голос и подняла глаза. Обладатель его стоял на расстоянии вытянутой руки.
Он был высок, строен, широк в плечах, что не скрывал, а эффектно подчеркивал безукоризненного покроя костюм. Точеное волевое лицо, пронзительные темно-серые глаза, густые черные волосы довершали портрет, который редкую женщину оставлял равнодушной. Миллионер, король известной финансово-промышленной корпорации, олицетворял собой богатство и власть, обладал прямо-таки гипнотическим влиянием на людей. Его боялись, ему завидовали, на него равнялись, за ним шли. Как всегда, непревзойденный, неотразимый, безжалостный и опасный, про себя подумала девушка и, здороваясь, выдавила улыбку.
Пять лет назад при встречах она бросалась к нему, принимала ласково-шутливый братский поцелуй и вступала в безобидный флирт, испытанное средство их общения, развлекавшее обоих. Но то было давно. Сейчас она стояла спокойно, глядела на него открыто и прямо, пряча настороженность и боль.
– Я думала, ты все еще в Перте.
Она увидела, как скользнула вверх его черная бровь, в глазах мелькнул упрек.
– Как и ты, я тут же передал дела заместителям и взял билет на ближайший рейс, – не без иронии сказал он. Лицо его, эта безразлично-вежливая маска, умело скрывало бурю эмоций.
– Не стоило встречать меня.
Он не ответил. К чему? Она – дочка любимой женщины его отца, она – златоглавый ангелочек, последняя радость старика, и в качестве таковой всегда будет пользоваться покровительством их семьи. Все ее попытки отстаивать независимость ни к чему не приведут.
Девушка ощутила, как болезненной судорогой свело все тело: она готовилась спросить самое главное:
– Ты был у моей мамы? Как она?
Он посмотрел прямо в лицо девушки и ответил не сразу.
– Час назад видел ее. Она в порядке, насколько это возможно в ее положении.
Низкий голос звучал мягко и тепло. Этот человек привязался к Пейж, ее маме, сразу после того, как та стала второй женой его давно овдовевшего отца, Яниса Костакидаса. Щедрая душа Пейж, ее такт и любовь превратили его жилье в настоящий Дом. Пейж удалось не только подружиться с сыном, но и сгладить жесткие грани отцовского характера, зачерствевшего в суровой битве за бизнес и богатство. Судьба наградила старого Яниса: она подарила ему пять лет любви, гармонии и безмятежного счастья. Точку поставил несчастный случай. Пять лет назад Димитр, его сын – наследник фамилии, наследник империи – встал во главе мощной финансово-промышленной корпорации Костакидаса.
– Где твои вещи, Линн? – обратился он к девушке.
Димитр учился в лучших европейских университетах, работал во многих странах, его легкий акцент не отражался на безукоризненной правильности речи Он свободно владел разными языками. Слыша его сейчас, Линн попыталась остановить поток воспоминаний.
– Бежевая сумка, – кивнула она на ленту конвейера. Димитр без малейших усилий подхватил багаж.
– Пошли?
Какого черта я теряюсь рядом с ним, становлюсь такой беспомощной, выговаривала себе Линн, пока они усаживались в элегантный бордовый «ягуар» последней модели. Через несколько минут мощная машина оставила аэропорт далеко позади. Они летели по автостраде, и Линн неотрывно смотрела в окно. Ей не хотелось вести пустой разговор. Кондиционер в салоне обеспечивал прохладу, какой на улице не было и в помине, слепящий солнечный свет не проникал сквозь тонированные стекла. Небо казалось гладким и спокойным, лишь клочки облаков на горизонте напоминали о его живом и непостоянном характере.
Ничего не изменилось, подумала Линн, те же тертые-перетертые дождями и ветрами домишки, однообразно-скучные пригородные улочки, не очень-то меняющиеся даже с приближением к центру, те же стальные ленты железнодорожных путей, те же громыхающие поезда…
Линн судорожно вздохнула, затем медленно выдохнула воздух, пытаясь сбросить напряжение. Что она придирается? Нормальная картина большого города: Мельбурн – крупный промышленный центр, и тускло-серый не единственный его цвет. Здесь достаточно красок, много движения, жизни. В конце концов, здесь она родилась и выросла. При этой мысли ей вдруг захотелось, чтобы вернулось прошлое. Увы! Нельзя прожить его дважды, время не слушается человека.
Итак, ей предстоит пробыть с Пейж столько, сколько того потребует… что, страшно подумать. А потом она вернется на побережье, где в курортном городке Голдкост ее ждет косметическая клиника, любимая квартирка, автомобиль – щедрые подарки Яниса к ее совершеннолетию. Собственный небольшой бизнес не только давал Линн финансовую независимость, но и позволял внутренне отделиться от «императора Димитра».
– Ты даже из вежливости ничего не хочешь спросить, Линн? – с задумчивой улыбкой поинтересовался Костакидас. Девушка прохладно взглянула на него.
– Твои успехи в бизнесе подробно освещают деловые и финансовые издания. – На губах у нее мелькнула тень улыбки. – А твои успехи в личной жизни всегда в центре внимания дешевых газеток. – Она помолчала, быстро оглядев своего спутника с головы до ног. – Я вижу, ты в прекрасной форме… – Глаза ее скользнули в сторону, плечи чуть приподнялись. – Уверена, мы могли бы часами развлекать друг друга, рассказывая о своих романтических похождениях.
На какую-то долю секунды темно-серые глаза его еще потемнели, но он тут же негромко засмеялся. Во взгляде, которым он обжег ее, прочитывалась фамильная гордость – это Линн прочла без ошибки.
– А ты, однако, выросла, – протянул Димитр, отворяя в душе Линн калитку воспоминаний.
– Двадцать пять, слава Богу, – отозвалась она, стараясь не утерять беспечные нотки.
– Я обещал Пейж, что сразу привезу тебя в клинику, – сказал Димитр, сворачивая с автострады.
Словно ледяная рука сжала сердце девушки. Она впилась глазами в его лицо, отыскивая там поддержку, но оно оставалось непроницаемым. Линн и сама понимала, что надежды, очевидно, мало. В последний раз она видела мать всего два месяца назад и теперь укоряла себя, что не заметила тогда ничего настораживающего в поведении Пейж. Ни внешний вид, ни настроение, ни голос – ничто не говорило о страшном недуге.
«Превратности любви» Андре Моруа: рецензии на книгу
Поселилась и пригрелась
В моем сердце крыса-ревность.
Гложет сердце крыса-ревность.
Г.Лепс
Как много мудрости в этой книге. Андре Моруа — признанный морализатор, и читать «Превратности любви» — эстетическое удовольствие для ума. Что бывает, когда двое не желают меняться и не считаются с желаниями и волнениями другого? А разве лучше меняться так, что собственная личность стирается без следа? Филипп Марсена в первой части книги исренне описывает свою юность и детство, о своем циничном отношении к посредственным женщинам (девушки, прочтите о чем думают мужчины, если им все легко достается и не сулит никакого интереса). Он ждал свою «королеву», идеальную женщину. Но разве такие бывают? «Все мы родом из детства…» (с) Вот и Филипп и Одилия не сумели вовремя понять, что быть счастливыми просто, надо лишь приложить некоторые усилия, понять своего спутника и ценить то, что имеешь сейчас. Но как часто бывает «что имеем не храним, потерявши плачем» (с).
Они яркий пример неудачного курортного романа, да и поспешили они. Филипп стал мужем, но поглядите-ка на его отношение к браку, он и подумать не мог, что жена может иметь отличные от его мысли, и что ей захочется веселиться не только с ним и не только его путями. Да и она сама, разве пыталась понять его, успокоить, объяснить. Ведь можно же было остановить лавину, когда еще не нарос пугающих размеров снежный ком. Типичные ошибки юношеских порывов… Проследите, как ревность убивает благоразумие и счастье, а подозрение утомляет обоих и становится просто невыносимо существовать бок о бок. Они были обречены с самого начала, наделяя друг друга вымышленными добродетелями и мечтая, что супруг/а изменится в угоду другому.
Великой любви недостаточно, чтобы привязать к себе любимое существо, если не умеешь в то же время наполнить его жизнь все новыми и новыми радостями.
…и бедная птичка Одилия попадает в другую клетку, роковую клетку, к коварному тирану, прикрытому личиной непринужденности…
Изабелле не повезло с родителями — прибабахнутая на всю голову мать, равнодушный отец (чем-то напомнили мне «заботливых» родителей из «Муви43»).
Искренне считая, что они хорошо меня воспитывают, родители убивали во мне вкус к счастью…
И казалось бы правильные ее рассуждения
женщинам живется тяжело по собственной вине. Они воображают, что, если не создадут вокруг себя атмосферы таинственности, им станет скучно. Это неверно: прелесть жизни не в мелких пустых интригах.
играют с ней злую шутку, ведь с детства ей внушили, что она никчемное существо, и она пронесла эту неуверенность в себе и жалость к себе через всю жизнь.
«Превратности любви» надо читать, чтобы учиться на чужих ошибках. Чтобы все эти филиппы, изабеллы, одилии, мари-терезы и многие другие нашли себя и/или других в этой книге в той или иной степени и извлекли для себя урок, дабы не допустить печального исхода.
Есть ли рецепт идеального счастья? Пожалуй, он слишком прост, чтобы быть интересным для тех, кто уверен, что надо преодолеть нестерпимые трудности, чтобы насладиться хоть крупицей того счастья, о котором столько пишут, говорят, мечтают. Если кратко — быть собой, искренне любить, не собственничать, уважать друг друга, понимать или всегда стараться, принимать другого таким, какой он есть и развивать в себе лучшие качества. Надо ли меняться для другого человека? Нет. Надо меняться для себя, когда понимаешь, что собственные пороки мешают жить и себе и близким, надо взращивать свои таланты и не поддаваться соблазну доминировать над более слабым.
-Думаю, что измениться можно всегда, стоит только сильно захотеть.
— Но как захотеть…? Для этого уже надо измениться?
Читать Превратности любви онлайн (полностью и бесплатно)
Этот роман – драматическая история соперничества двух братьев-близнецов Брадиганов, Эммета и Йейла, насыщенная откровенными любовными сценами, неистовыми чувствами и динамичными поворотами сюжета. Эммет, возлюбленный Лекси Синклер, погибает перед самым рождением их ребенка, и тогда на горизонте появляется его двойник – Иейл…
Содержание:
Фабио
Превратности любви
Моим родителям, научившим меня отличать добро от зла, и всем женщинам -благодаря вам этот мир становится лучше.
Благодарность
Выражаю признательность Венди Корси Стауб, без которой эта книга не появилась бы на свет.
Выражаю особую благодарность моему суперагенту Мелу Бергеру из «Уильям Моррис Эдженси», который помог мне обрести мой новый литературный дом.
Также большое спасибо Уолтеру Закариесу, Полу Динасу и Линн Браун из «Зебры» за то, что они облегчили мне этот «переезд».
Как всегда, спасибо моему другу и деловому партнеру Эрику Эшенбергу из «Глобал Энтертейнмент Менеджмент» за его дружбу и деловые советы. Никакие слова не способны выразить степень моей признательности.
Спасибо Джанин Трэнсон и Барри Ситнеру из «Си-эм-ай» за их помощь в разрешении моих профессиональных проблем.
Выражаю благодарность Бонни Кулман, замечательному человеку и лучшему президенту «Клуба поклонников». Не жалея сил, она великолепно руководит Международным клубом поклонников Фабио – P.O. Box 827, Dubois, Wyoming, 82513, USA.
Выражаю особую признательность моим поклонникам за поддержку и доброту.
Да блпгословит всех вас Господь.
Пролог
– О Боже, помоги мне… пожалуйста… я умираю…
– Вы не умираете, – возразила акушерка, симпатичная, но строгая темнокожая женщина с неизменно поджатыми губами. – Вы рожаете. Сосредоточьтесь на дыхании, и вам станет гораздо легче.
Лекси Синклер, корчась в муках на кровати, выкрикнула крепкое широко известное ругательство.
Она проклинала деловитую акушерку, которая сновала по палате, словно не замечая Лекси; анестезиолога, занимавшегося в приемном отделении жертвами дорожных аварий и не спешившего дать роженице обезболивающее; доктора, забывшего о ней и принимавшего роды в соседней палате; женщину, которая рожала там, крича во весь голос и вселяя в Лекси страх перед грядущим. Но сильнее всего она проклинала Эммета. Эммета Брадигана.
Отца того самого ребенка, который сейчас выбирался из раздувшегося неподатливого тридцатилетнего тела Лекси.
– О нет… неужели снова…
Она всхлипнула, когда нестерпимая боль снова захлестнула тело и ее чрево сжал мучительный спазм.
– Дышите! – рявкнула акушерка.
– Я… не могу, – выдохнула Лекси. – Мне нужен… Эммет…
– Послушайте! – Акушерка села на кровать и посмотрела Лекси в глаза. – Его здесь нет. А я есть. Я помогу вам… если вы больше не будете пинать меня ногой.
«Неужели я действительно ударила ее?»
Лекси схватила акушерку за рукав и вспомнила, что так оно и было, когда та перед началом ужасных схваток отказалась дать ей обезболивающее. И все же…
– Извините, – пробормотала Лекси. – Я больше не ударю вас. Обещаю.
– Хорошо. Делайте то же, что и я.
Медсестра начала ритмично дышать – так, как Лекси и Эммета учили на курсах Ламаза.
Пытаясь ей подражать, Лекси вспомнила, как изумилась несколько месяцев назад, когда Эммет согласился ходить с ней на курсы. По вторникам они встречались вечером возле офиса врача с другими беременными женщинами и их встревоженными спутниками.
В первый день, когда собравшиеся познакомились, оказалось, что все остальные женаты. Представившись, Лекси проговорила:
– Это мой первый ребенок, я должна родить в День святого Патрика, а это… Эммет.
В отличие от прочих женщин, она не добавила: «Мой муж!» – и сразу подумала, не смутило ли это Эммета.
Но он, как всегда, сохранял полную невозмутимость и, поднявшись, сказал:
– Здравствуйте, я – Эммет, отец ребенка.
Не считая этой неловкости, все шло гладко. Лекси даже ждала этих вечерних занятий, и ей казалось, что Эммету они тоже нравятся.
– О!.. О!.. – застонала она. Схватки следовали одна за другой почти беспрерывно.
– Дышите, Лекси! – распорядилась акушерка. – Сосредоточьтесь!
Лекси сосредоточилась на Эммете, вспомнив, как на занятиях он учился массировать ей поясницу в нужном месте и считал до десяти с постоянной скоростью, чтобы подсказать Лекси, когда придет время выталкивать ребенка. Скрестив ноги, Эммет сидел на полу с другими будущими отцами, держа голову и плечи Лекси у себя на коленях, и даже смеялся над пошлыми шутками инструктора.
И когда они смотрели видеозапись родов, сделанную в семидесятых годах, Эммет, в отличие от других мужчин, не отпускал саркастических замечаний по поводу давно вышедшей из моды одежды и дряблых тел.
Напротив, он просмотрел фильм молча, а потом с изумленным лицом повернулся к Лекси:
– Это действительно чудо, а, Лекс?
Заметив в его глазах слезы, она впервые подумала, что все может сложиться хорошо и он, возможно, изменится, поскольку уже готов стать отцом семейства. Похоже, она ошиблась.
– Где он, черт возьми? – сквозь зубы спросила Лекси, почувствовав новые схватки.
– Не думайте сейчас о нем. Вы почти готовы вытолкнуть ребенка, а для этого нужна предельная концентрация сил.
– Но он обещал быть здесь! – жалобно пробормотала Лекси. – Обещал.
Акушерка, пожав плечами, надела резиновые перчатки, подошла к кровати и наклонилась над роженицей.
Пальцы темнокожей женщины мягко, но решительно проникли в Лекси. Та вскрикнула, затем повторила, словно обращаясь к самой себе:
– Он обещал. Эммет не из тех, кто дает обещания.
– Я не даю обещаний и никогда не лгу, – честно сказал он ей в начале их отношений. – Таковы мои правила.
Но недавно он нарушил свое правило, когда они после занятий любовью лежали ночью в ее постели. Эммет положил руку на огромный живот Лекси и ощутил, как их ребенок повернулся в чреве.
– Смотри, Лекс! Смотри! – воскликнул он, словно Лекси не испытывала этого уже много раз. Словно сам Эммет впервые заметил это. – Он повернулся! Он такой сильный! Это будет один из малышей, которые уже ходят в то время, когда их ровесники еще только учатся сидеть! – с гордостью воскликнул Эммет.
– Неизвестно, кто родится – мальчик или девочка. – Лекси неоднократно повторяла это, не желая, чтобы Эммет был потом разочарован.
– Если родится мальчик, назовем его в честь отца. Э. М. Эммет-младший. Верно, малыш? – Он похлопал Лекси по животу.
– А если девочка?
– Тогда в честь тебя – Александрой.
Лекси скорчила гримасу.
– Нет.
– Александра-младшая. А. М. Как тебе это нравится?
– Нет, – повторила она и, увидев выражение его лица, улыбнулась.
– Тогда как?
Она пожала плечами.
Обсуждая это несчетное количество раз, они так и не могли выбрать имя для девочки. Эммет предлагал назвать дочь Дебби, Сьюзи или Линда, но эти имена больше ассоциировались у Лекси с пышногрудыми болельщицами пятидесятых годов. Она предпочла бы Эмили, Викторию или Карлотту. Но, по мнению Эммета, они больше подходили восьмидесятилетней старой деве с белым кружевным воротничком.
Что ж… если родится мальчик, они назовут его Э. М., а если девочка… О нет, только не это, ведь они так и не выбрали женского имени.
– Если девочка родится в твое отсутствие, я назову ее сама, – предупредила Лекси.
– Исключено. Я буду рядом с тобой. Отец не может пропустить такой момент.
– Ты уже давал обещания, – печально заметила Лекси.
– Сейчас все иначе, – возразил Эммет. – В этот раз я буду с тобой.
Почему-то Лекси поверила ему. Эммет никогда не расставался с пейджером, и она неоднократно посылала ему сообщения – когда стали отходить воды, когда ехала в машине по Вест-сайдскому шоссе и даже когда заполняла бумаги в больнице. Лекси набирала на своем сотовом телефоне номер его пейджера до тех пор, пока не усилились схватки. Но Эммет не отвечал. И его не было здесь.
Сейчас, ощутив нестерпимо острую потребность разрешиться от бремени, Лекси жалобно, умоляюще позвала Эммета, надеясь, что он появится.
Акушерка снова и снова считала до десяти, потом бросилась за врачом. А Лекси растерянно обводила глазами комнату, высматривая Эммета и мечтая увидеть, как он сидит в «отцовском» кресле у кровати или стоит над ней, держа ее руку, глядя ей в глаза и считая до десяти.
Однако она увидела лишь строгую темнокожую акушерку и незнакомую светловолосую девушку в голубом халате. Прижимая к своему плечу ногу Лекси, она то и дело нетерпеливо поглядывала на часы.
Андре Моруа — Превратности любви » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации
Одилия и Изабелла – две женщины, два больших и сложных чувства в жизни героя романа Андре Моруа… Как непохожи они друг на друга, как по-разному складываются их отношения с возлюбленным! Видимо, и в самом деле, как гласит эпиграф к этому тонкому, «камерному» произведению, «в каждое мгновенье нам даруется новая жизнь»…
Андре Моруа
Превратности любви
ПОСВЯЩАЕТСЯ СИМОНЕ
Мы упорно ищем вечное где-то вдали; мы упорно обращаем внутренний взор не на то, что перед нами сейчас и что сейчас явно; или же ждем смерти, словно мы не умираем и не возрождаемся всякий миг. В каждое мгновенье нам даруется новая жизнь. Сегодня, сейчас, сию минуту – вот единственное, чем мы располагаем.
Ален[1]Часть первая
ОДИЛИЯ
Мой внезапный отъезд, вероятно, удивил Вас. Я прошу за него прощения, но не раскаиваюсь в нем. Не знаю, слышите ли Вы, подобно мне, ту внутреннюю музыку, которая поднимается, словно ураган, и бушует в моей душе, как буйное пламя Тристана. Ах, как хотелось бы мне отдаться тому волнению, что еще третьего дня, в лесу, бросило меня к Вашим ногам, к Вашему белому платью. Но я боюсь любви, Изабелла, и боюсь самого себя. Не знаю, что именно Ренэ, что другие рассказали Вам о моей жизни. Мы с Вами иногда говорили о ней; но я не сказал Вам правду. Прелесть новых встреч в том и состоит, что мы надеемся преобразить в глазах незнакомых людей наше прошлое, которое должно было быть совсем иным, – преобразить, опровергнув его. Наша с Вами дружба уже переросла пору одних только лестных признаний. Мужчины обнажают свою душу, как женщины – тело, постепенно и лишь после упорной борьбы. Я бросил в сражение один за другим все свои последние тайные резервы. Истинные мои воспоминания, укрывшиеся в крепости, осаждены и готовы сдаться и выйти на свет Божий.
Теперь я вдали от Вас, я в той самой комнате, где прошло мое детство. На стене – этажерка с книгами, которые моя мать уже больше двадцати лет бережет, как она говорит, «для своего старшего внука». Будут ли у меня сыновья? Вот эта книга с широким красным корешком, закапанным чернилами, – мой старый греческий словарь, а эти, в золоченых переплетах, – мои школьные награды. Мне хотелось бы рассказать Вам, Изабелла, всю мою жизнь, начиная с той поры, когда я был ласковым мальчуганом, до того времени, когда я стал циничным юношей, потом мужчиной – оскорбленным, несчастным. Я хотел бы все рассказать Вам – простодушно, правдиво, смиренно. Но если я и доведу этот рассказ до конца, у меня, быть может, не хватит мужества показать его Вам. Что ж! Подвести итог жизни небесполезно, хотя бы и для самого себя.
Помните, однажды вечером, возвращаясь из Сен-Жермена, я описал Вам Гандюмас? Это край прекрасный и печальный. В дикой лощине мчится бурный поток, огибая ряд строений; это наши фабрики. Наш дом – небольшой замок XVI века, каких немало в Лимузене, – высится над песчаной равниной, поросшей вереском. Еще совсем ребенком я испытал чувство гордости, осознав, что я – Марсена и что наше семейство занимает в округе господствующее положение. Крошечный бумажный заводик, который моему деду с материнской стороны служил всего лишь лабораторией, благодаря энергии моего отца превратился в большую фабрику. Отец выкупил хутора, находившиеся в аренде, и Гандюмас, земли которого до той поры почти не обрабатывались, стал образцовым поместьем. В детстве я был свидетелем того, как у нас беспрерывно возводились все новые и новые здания и расширялся амбар для древесины, построенный вдоль потока.
Семья моей матери – родом из Лимузена. Мой прадед, нотариус, купил замок Гандюмас, когда его пустили в продажу как национальное имущество. Отец, инженер из Лотарингии, поселился здесь только после женитьбы. Он вызвал к себе одного из своих братьев, дядю Пьера, и тот обосновался в соседнем селе Шардейле. По воскресеньям, в хорошую погоду, наши семьи встречались у Сент-Ирьекских прудов. Мы отправлялись туда в экипаже. Я сидел на узенькой жесткой откидной скамеечке напротив родителей. Монотонный бег лошади наводил на меня сон; от скуки я наблюдал за ее тенью, которая то сжималась, то уходила вперед, обгоняя нас, то оказывалась позади на поворотах – в зависимости от того, пробегала ли она по стенам деревенских домиков или по откосам, тянувшимся вдоль дороги. Временами нас обволакивал, словно облако, запах навоза, и я замечал вокруг себя больших навозных мух; этот запах до сих пор хранится в моей памяти; как и звуки церковного колокола, он связан у меня с представлением о воскресном дне. Я терпеть не мог косогоров, – тут лошади переходили на шаг, и сколько ни щелкал старик кучер и языком и бичом, коляска двигалась невыносимо медленно.
На постоялом дворе нас ждали дядя Пьер с женой и кузина Ренэ, их единственная дочь. Мама давала нам бутерброды, а отец говорил: «Идите играйте». Мы с Ренэ гуляли под деревьями или по берегам прудов и собирали каштаны и сосновые шишки. Отправляясь в обратный путь, мы брали Ренэ с собой; чтобы ей было где сесть, кучер опускал борта откидной скамеечки. В дороге мои родители всегда молчали.
Разговаривать они не могли из-за крайней застенчивости отца; он не выносил проявления на людях каких-либо чувств. Стоило только маме сказать за столом что-нибудь, касающееся, например, нашего воспитания, или фабрики, или дядей, или тети Кора, которая жила в Париже, как папа пугливым жестом указывал ей на прислуживающего лакея. Мама умолкала. Я еще в детстве заметил, что если папа или дядя хотят упрекнуть в чем-нибудь один другого, то они с великими предосторожностями поручают передать это своим женам. Тогда же я узнал, что отец не терпит откровенностей. У нас считалось, что общепринятые чувства всегда искренни, что родители всегда любят своих детей, дети – родителей, мужья – жен. Марсена принимали мир за благопристойный земной рай, и это было у них, мне кажется, скорее следствием душевной чистоты, чем лицемерия.
Залитая солнцем лужайка в Гандюмасе. Ниже, в долине, – село Шардейль, подернутое колеблющимся раскаленным маревом. Мальчуган стоит по пояс в яме, которую он вырыл в куче песка, и, зорко всматриваясь в окружающий широкий пейзаж, выжидает появления воображаемого неприятеля. Эту игру подсказала мне моя любимая книжка: «Осада крепости» Данри. Притаившись в яме, я изображал канонира Митура; я защищал форт Луивиль, находившийся под командованием старого полковника, ради которого я с радостью пожертвовал бы жизнью.
Простите, что я останавливаюсь на этих ребяческих чувствах, но именно здесь я нахожу первое проявление той жажды беззаветной преданности, которая была одним из главенствующих факторов моего характера, хотя впоследствии она и обращалась на объекты совсем иного рода. Анализируя еле уловимую частицу моей детской души, еще сохранившуюся у меня в памяти, я обнаруживаю в этой жажде самопожертвования некоторый оттенок чувственности. Впрочем, вскоре эта игра видоизменилась. В другой книжке – мне ее подарили к Новому году и она называлась «Русские солдатики» – я прочел о приключениях нескольких школьников, которые решили создать армию и избрали своей королевой некую курсистку. Королеву звали Аня Соколова. «То была девушка на редкость красивая, стройная, изящная и ловкая». Мне очень нравилась клятва, которую солдаты приносили королеве, подвиги, которые они совершали ей в угоду, и улыбка, служившая им наградой. Не знаю, почему меня так пленял этот рассказ, но он меня пленял, он был мне дорог, и, несомненно, именно благодаря ему в моем воображении сложился тот идеал женщины, который я Вам не раз описывал. Я вижу себя идущим рядом с нею по гандюмасским лужайкам; она проникновенным, грустным голосом говорит мне какие-то прекрасные слова. Не знаю, в какой именно момент, но я стал называть ее Амазонкой. Зато хорошо знаю, что к радости, которую она даровала мне, всегда примешивалось представление об отваге, о риске. Я очень любил также читать с мамой рассказы о Ланселоте Озерном и о Дон-Кихоте. Я не мог поверить тому, что Дульсинея дурна собою, и даже вырвал из книги картинку с ее изображением, чтобы ничто не мешало мне представлять ее себе такой, какой мне хочется.
Читать онлайн «Превратности любви» автора Фогг Энджел — RuLit
Энджел Фогг
Превратности любви
Мягкий толчок – и шасси «Боинга» зашуршали по бетонному покрытию посадочной полосы, потом заскрипели тормоза, и аэробус замер.
Полет прошел гладко и ничем не отличался от предыдущих путешествий в Мельбурн – за последние пять лет их у прилетевшей девушки было немало. Ничем, кроме одного. Среди встречающих сегодня не будет ее мамы. Мать и дочь не обнимутся, не засмеются, радуясь друг другу, не будет веселых восклицаний, торопливого – давно не виделись! – разговора…
Глаза у нее защипало. Девушка зажмурилась, чтобы не расплакаться, стиснула зубы и безучастно уставилась в иллюминатор.
Какая это страшная несправедливость, что ее маму, очаровательную, добрую, энергичную женщину, настигла беспощадная болезнь! Редкая и, увы, как правило, скоротечная форма рака. Врачи давали самые печальные прогнозы. Получив ужасное известие, дочь бросила свою косметическую клинику и помчалась сюда.
Двигатели затихли, был подан трап, и пассажиры один за другим стали покидать авиалайнер. Двигаясь в этой веренице, прибывшая девушка не чувствовала, что многие останавливают на ней взгляд. Ярко-голубые легкие брюки и такого же тона блузка ладно облегали ее изящную фигурку, светло-пепельные волосы трепетали на ветру шелковыми прядями. Через несколько минут терминал был позади. Она направилась к ленте багажного конвейера, отыскивая среди чемоданов, саквояжей и ящиков свою сумку. Вдруг она явственно услышала свое имя.
Звучный голос с едва уловимым акцентом застал ее врасплох. Она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть! Сердце замерло и тут же неистово заколотилось. И все же ей хватило нескольких секунд, чтобы принять независимый вид. Она спокойно повернулась на этот знакомый низкий голос и подняла глаза. Обладатель его стоял на расстоянии вытянутой руки.
Он был высок, строен, широк в плечах, что не скрывал, а эффектно подчеркивал безукоризненного покроя костюм. Точеное волевое лицо, пронзительные темно-серые глаза, густые черные волосы довершали портрет, который редкую женщину оставлял равнодушной. Миллионер, король известной финансово-промышленной корпорации, олицетворял собой богатство и власть, обладал прямо-таки гипнотическим влиянием на людей. Его боялись, ему завидовали, на него равнялись, за ним шли. Как всегда, непревзойденный, неотразимый, безжалостный и опасный, про себя подумала девушка и, здороваясь, выдавила улыбку.
Пять лет назад при встречах она бросалась к нему, принимала ласково-шутливый братский поцелуй и вступала в безобидный флирт, испытанное средство их общения, развлекавшее обоих. Но то было давно. Сейчас она стояла спокойно, глядела на него открыто и прямо, пряча настороженность и боль.
– Я думала, ты все еще в Перте.
Она увидела, как скользнула вверх его черная бровь, в глазах мелькнул упрек.
– Как и ты, я тут же передал дела заместителям и взял билет на ближайший рейс, – не без иронии сказал он. Лицо его, эта безразлично-вежливая маска, умело скрывало бурю эмоций.
– Не стоило встречать меня.
Он не ответил. К чему? Она – дочка любимой женщины его отца, она – златоглавый ангелочек, последняя радость старика, и в качестве таковой всегда будет пользоваться покровительством их семьи. Все ее попытки отстаивать независимость ни к чему не приведут.
Девушка ощутила, как болезненной судорогой свело все тело: она готовилась спросить самое главное:
– Ты был у моей мамы? Как она?
Он посмотрел прямо в лицо девушки и ответил не сразу.
– Час назад видел ее. Она в порядке, насколько это возможно в ее положении.
Низкий голос звучал мягко и тепло. Этот человек привязался к Пейж, ее маме, сразу после того, как та стала второй женой его давно овдовевшего отца, Яниса Костакидаса. Щедрая душа Пейж, ее такт и любовь превратили его жилье в настоящий Дом. Пейж удалось не только подружиться с сыном, но и сгладить жесткие грани отцовского характера, зачерствевшего в суровой битве за бизнес и богатство. Судьба наградила старого Яниса: она подарила ему пять лет любви, гармонии и безмятежного счастья. Точку поставил несчастный случай. Пять лет назад Димитр, его сын – наследник фамилии, наследник империи – встал во главе мощной финансово-промышленной корпорации Костакидаса.
– Где твои вещи, Линн? – обратился он к девушке.
Димитр учился в лучших европейских университетах, работал во многих странах, его легкий акцент не отражался на безукоризненной правильности речи Он свободно владел разными языками. Слыша его сейчас, Линн попыталась остановить поток воспоминаний.
– Бежевая сумка, – кивнула она на ленту конвейера. Димитр без малейших усилий подхватил багаж.
– Пошли?
Какого черта я теряюсь рядом с ним, становлюсь такой беспомощной, выговаривала себе Линн, пока они усаживались в элегантный бордовый «ягуар» последней модели. Через несколько минут мощная машина оставила аэропорт далеко позади. Они летели по автостраде, и Линн неотрывно смотрела в окно. Ей не хотелось вести пустой разговор. Кондиционер в салоне обеспечивал прохладу, какой на улице не было и в помине, слепящий солнечный свет не проникал сквозь тонированные стекла. Небо казалось гладким и спокойным, лишь клочки облаков на горизонте напоминали о его живом и непостоянном характере.
Ничего не изменилось, подумала Линн, те же тертые-перетертые дождями и ветрами домишки, однообразно-скучные пригородные улочки, не очень-то меняющиеся даже с приближением к центру, те же стальные ленты железнодорожных путей, те же громыхающие поезда…
Линн судорожно вздохнула, затем медленно выдохнула воздух, пытаясь сбросить напряжение. Что она придирается? Нормальная картина большого города: Мельбурн – крупный промышленный центр, и тускло-серый не единственный его цвет. Здесь достаточно красок, много движения, жизни. В конце концов, здесь она родилась и выросла. При этой мысли ей вдруг захотелось, чтобы вернулось прошлое. Увы! Нельзя прожить его дважды, время не слушается человека.
Итак, ей предстоит пробыть с Пейж столько, сколько того потребует… что, страшно подумать. А потом она вернется на побережье, где в курортном городке Голдкост ее ждет косметическая клиника, любимая квартирка, автомобиль – щедрые подарки Яниса к ее совершеннолетию. Собственный небольшой бизнес не только давал Линн финансовую независимость, но и позволял внутренне отделиться от «императора Димитра».
– Ты даже из вежливости ничего не хочешь спросить, Линн? – с задумчивой улыбкой поинтересовался Костакидас. Девушка прохладно взглянула на него.
– Твои успехи в бизнесе подробно освещают деловые и финансовые издания. – На губах у нее мелькнула тень улыбки. – А твои успехи в личной жизни всегда в центре внимания дешевых газеток. – Она помолчала, быстро оглядев своего спутника с головы до ног. – Я вижу, ты в прекрасной форме… – Глаза ее скользнули в сторону, плечи чуть приподнялись. – Уверена, мы могли бы часами развлекать друг друга, рассказывая о своих романтических похождениях.
На какую-то долю секунды темно-серые глаза его еще потемнели, но он тут же негромко засмеялся. Во взгляде, которым он обжег ее, прочитывалась фамильная гордость – это Линн прочла без ошибки.
– А ты, однако, выросла, – протянул Димитр, отворяя в душе Линн калитку воспоминаний.
– Двадцать пять, слава Богу, – отозвалась она, стараясь не утерять беспечные нотки.
– Я обещал Пейж, что сразу привезу тебя в клинику, – сказал Димитр, сворачивая с автострады.
Словно ледяная рука сжала сердце девушки. Она впилась глазами в его лицо, отыскивая там поддержку, но оно оставалось непроницаемым. Линн и сама понимала, что надежды, очевидно, мало. В последний раз она видела мать всего два месяца назад и теперь укоряла себя, что не заметила тогда ничего настораживающего в поведении Пейж. Ни внешний вид, ни настроение, ни голос – ничто не говорило о страшном недуге.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| 2011 — 2021 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Формат | URL | Размер | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Прочитать книгу онлайн: HTML | https://www.gutenberg.org/files/51644/51644-h/51644-h.htm | 330 Кбайт | ||||
| EPUB (с изображениями) | https: // www.gutenberg.org/ebooks/51644.epub.images | 222 Кбайт | ||||
| EPUB (нет изображений) | https://www.gutenberg.org/ebooks/51644.epub.noimages | 144 Кбайт | ||||
| Kindle (с изображениями) | https://www.gutenberg.org/ebooks/51644.kindle.images | 726 Кбайт | ||||
| Kindle (нет изображений) | https: // www.gutenberg.org/ebooks/51644.kindle.noimages | 579 Кбайт | ||||
| Обычный текст UTF-8 | https://www.gutenberg.org/files/51644/51644-0.txt | 286 Кбайт | ||||
| Другие файлы… | https://www.gutenberg.org/files/51644/ |
Превратности Бесси Фэйрфакс электронная книга
XXXVII. Воскресенье утро at Beechhurst 285XXXVIII. воскресенье вечер у ручей 294
XXXIX. по адресу Fairfield 305
XL. Другой Поездка с врач 311
XLI. Друзья и знакомых 318
XLII. Как друзья май падать из 323
XLIII. Между сами 328
XLIV. длинный тупой день 336
XLV. сквайр будет 343
XLVI. Tender и true 349
XLVII. Доброта преобладает 360
XLVIII. Отдельные мнений 365
XLIX. Bessie’s последняя поездка с врач 372
L. для лучше , для хуже 381
ПОБЕДИТЕЛИ БЕССИ ЯРМАРКИ.
ГЛАВА I.
ЕЕ РОЖДЕНИЕ И РОДСТВО.
Годы прошли в Бичхерсте, как и везде, но результаты времени и перемен, кажется, почти прошел мимо. Каждый выход из разрозненного Лесной городок по-прежнему проходит по красивым лесным дорогам — дорогам что рассекают великие проспекты, пересекают черные бесплодные пустоши, переходить вброд по мелководным рекам и подниматься по папоротниковым холмам, откуда видно море. Церковь не реставрирована, дом неулучшенный, длинный низкий дом напротив до сих пор является резиденцией местного врача мистера Карнеги, и выглядит это прекрасное летнее утро именно так это выглядело давно прекрасным летним утром, когда Бесси Фэйрфакс была маленькой девочкой и жила там, и был очень счастлив.
Бесси не была похожа на доктора. Ее рождение и отцовство было именно так. Ее отец был Джеффри, третий и младший сын мистера Фэйрфакса Абботсмида в Волдшире. Ее матерью была Елизавета, единственный ребенок преподобного Томаса Балмера, викария Киркхэм. Их брак был любовным браком, заключенный когда у них было что-то меньшее, чем опыт между ними сорок лет. У джентльмена было свое университетские долги, кроме того, чтобы начать жизнь, дама ничего не было. Как кратчайший путь к жизни он вошел в церковь, и рождение дочери был современником рукоположения Джеффри. Свекор дал ему титул ордена, и ночлег под его крышей, и мистер Фэйрфакс неохотно давал сыну двести в год на содержание.
Любовь и ее превратности Андре Грин
Обзоры и подтверждения
В Части I «Любить или не любить — Эрос и Эрида» Андре Грин отвечает на несколько важных вопросов: Что необходимо для любви в жизни? Что в психоаналитическом методе с этим связано? Должны ли мы понимать любовь, обращаясь к ее самым ранним и примитивным корням? Или нам следует взять за отправную точку опыт взрослого? Он утверждает, что, хотя наука не внесла никакого вклада в наше понимание любви, искусство, литература и особенно поэзия — лучшее введение в нее.Во второй части «Любовь во время безумия» Грегорио Кохон представляет подробное клиническое исследование человека, страдающего психотическим срывом. Он описывает, как исключительная, а также интенсивная и продолжительная зависимость основного опекуна создают условия для развития «нормального безумия». Это не только источник более поздних психотических состояний и перверсий, но и источник всех форм любви, что продемонстрировано в ее повторном появлении в ситуации переноса. «Любовь и ее превратности» выходит за рамки обычного психоаналитического дискурса к обеспечивают стимулирующее и открывающее размышление о месте любви в психоаналитической теории и практике.
Содержание: Уодделл, Предисловие. Об авторах. Благодарности. Часть I: -Любить или не любить — Эрос и Эрида, Андре Грин — Приложение. Часть II: — Любовь во время безумия, Грегорио Кохон. Из анализа психотического молодого человека. Героическое достижение рассудка. — Между страхом безумия и потребностью сойти с ума ».
Об авторе (-ах)
Андре Грин (1927-2012) был психоаналитиком, который жил и работал в Париже.Он был президентом Парижского психоаналитического общества и вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации. Он был соредактором Nouvelle Revue de Psychanalyse. Он также написал множество книг, в том числе О личном безумии , Работа негативного , Ткань аффекта в психоаналитическом дискурсе , Цепи Эроса , Жизненный нарциссизм. Смертельный нарциссизм и Ключевые идеи для современного психоанализа .
Другие названия от Андре Грина
Грегорио Кохон — научный сотрудник и аналитик Британского психоаналитического общества, работает в Лондоне в частной практике. Он редактировал Британская школа психоанализа: независимая традиция и Мертвая мать: работа Андре Грина . Он также опубликовал «Нет утерянных гарантий, подлежащих возврату» ; Любовь и ее превратности (в соавторстве с Андре Грином) и Размышления об эстетическом опыте: психоанализ и сверхъестественное (2015).Он также поэт и писатель. Его новая книга Британский психоанализ — Независимая традиция должна быть опубликована в 2018 году.
Другие названия Грегорио Кохона
превратности — определение и значение
Дело, конечно, в том, что именно разнообразие опыта делает жизнь интересной — тяжелый труд и отдых, боль и облегчение, надежда и удовлетворение, опасность и безопасность, — и если мы однажды удалим идею превратности жизни, все становится праздным и скучным делом.
Побег и другие очерки
И здесь мы видим, своего рода превратности и возвращение, оно зажигает ад для клеветника.
Проповеди, прочитанные в нескольких случаях. Vol. V.
«Удивлен радостью», сочиненный спустя некоторое время после ее смерти, — это самая трогательная из элегий, движение стиха, отражающее движения тела, сердца и разума, простота дикции, шокирующе обогащенная латинским словом « превратность ».
The Guardian World News
Никогда, в дни превратностей , которые наступили позже, Тайвун не сомневался в моем заявлении о корейском происхождении.
Глава 15
Все мы в той или иной степени страдаем психопатией, которая делает каждое превратное событие человеческого опыта, включая наш собственный, потенциальным писательским кормом.
От глазного яблока к глазному яблоку (при сосании зубов….) «Напиши что-нибудь
Считается, что мучения и превратности отмечают время, когда человек идет по стопам, пока он идет к могиле; и это хорошо.
Достоинство долларов
Все мы в той или иной степени страдаем психопатией, которая делает каждое превратное событие человеческого опыта, включая наш собственный, потенциальным писательским кормом….
От глазного яблока к глазному яблоку (с сосанием зубов….)
В письме к своему сыну, написанному в 1537 году, он вспоминал жизнь, полную превратностей ; «тысяча опасностей и опасностей, вражды, ненависти, тюрем, ненависти и возмущения».
Никола Шульман «Многих жизней Томаса Уайта» — рецензия
Я последовал за ней, как утенок, учился плавно скользить по водам писательских превратностей .
Лиза Джонс: Путешествие по книге остановок грузовиков
Я последовал за ней, как утенок, учился плавно скользить по водам писательских превратностей .
Лиза Джонс: Путешествие по книге остановок грузовиков
Призрак оперы
Глава XXI: Интересные перипетии перса
Рассказ персов
Я впервые вошел в дом на берегу озера.Я часто умолял «любовника люка», как мы привыкли называть Эрика в моей стране, открыть мне свои таинственные двери. Он всегда отказывался. Я делал очень много попыток, но безуспешно, чтобы попасть туда. Как я мог наблюдать за ним, после того, как я впервые узнал, что он поселился в Опере, темнота всегда была слишком густой, чтобы я мог видеть, как он открывал дверь в стене на берегу озера. Однажды, когда я думал, что я один, я вошел в лодку и греб к той части стены, через которую я видел, как исчез Эрик.Именно тогда я столкнулся с сиреной, охранявшей приближение, чье очарование было почти фатальным для меня.
Не успел я спуститься с берега, как тишина, в которой я плыл по воде, была нарушена чем-то вроде шепчущего пения, разносящегося вокруг меня. Это было наполовину дыхание, наполовину музыка; он мягко поднялся из вод озера; и я был окружен им, я не знал, что это за уловка. Он следовал за мной, двигался вместе со мной и был настолько мягким, что меня это не пугало.Напротив, в моем стремлении приблизиться к источнику этой сладкой и соблазнительной гармонии я высунулся из своей маленькой лодки над водой, поскольку не сомневался в том, что пение исходило от самой воды. К этому времени я был один в лодке посреди озера; голос — теперь отчетливо это был голос — был рядом со мной на воде. Я наклонился, наклонился еще дальше. Озеро было совершенно спокойным, и лунный луч, прошедший через воздушное отверстие на улице Скриб, не показал мне абсолютно ничего на его поверхности, гладкой и черной, как чернила.Я встряхнул ушами, чтобы избавиться от возможного жужжания; но вскоре мне пришлось смириться с тем фактом, что в ушах не было такого гармоничного гудения, как последовавший за этим поющий шепот, который сейчас привлек меня.
Если бы я был склонен к суевериям, я бы непременно подумал, что имею дело с какой-нибудь сиреной, задачей которой было сбить с толку путешественника, который рискнул бы отправиться в воды дома на озере. К счастью, я приехал из страны, где мы слишком любим фантастические вещи, чтобы не знать их насквозь; и я не сомневался, что я оказался лицом к лицу с каким-то новым изобретением Эрика.Но это изобретение было настолько совершенным, что, когда я высунулся из лодки, меня побуждало не столько желание раскрыть его трюк, сколько насладиться его очарованием; и я наклонился, наклонился, пока я почти не перевернул лодку.
Внезапно две чудовищные руки вылетели из пазухи воды и схватили меня за шею, затащив на глубину с непреодолимой силой. Я бы точно заблудился, если бы не успел вскрикнуть, по которому Эрик узнал меня. Потому что это был он; и вместо того, чтобы утопить меня, что, безусловно, было его первым намерением, он поплыл со мной и осторожно положил на берег:
«Какая вы неблагоразумная!» — сказал он, стоя передо мной, с которого капала вода.«Зачем пытаться войти в мой дом? Я никогда не приглашал вас! Я не хочу ни вас, ни кого-либо еще! Вы спасли мою жизнь только для того, чтобы сделать ее невыносимой для меня? Какую бы великую услугу вы ему ни оказали, Эрик может закончить тем, что забудет это; и ты знаешь, что ничто не может сдержать Эрика, даже сам Эрик «.
Он заговорил, но теперь у меня не было другого желания, кроме как узнать то, что я уже назвал уловкой сирены. Он удовлетворил мое любопытство, потому что Эрик, настоящий монстр — увы, я видел его на работе в Персии, — также в некоторых отношениях обычный ребенок, тщеславный и самонадеянный, и он ничего не любит. настолько, чтобы поразить людей, чтобы доказать всю поистине чудесную изобретательность его ума.
Он засмеялся и показал мне длинную трость.
«Это самый глупый трюк, который вы когда-либо видели, — сказал он, — но он очень полезен для дыхания и пения в воде. Я узнал его от тонкинских пиратов, которые могут часами прятаться в руслах рек. . »[8]
[8] В официальном сообщении из Тонкина, полученном в Париже в конце июля 1909 года, рассказывается, как наши солдаты выследили знаменитого вождя пиратов Де Тама вместе со своими людьми; и как им всем удалось спастись благодаря этой уловке тростника.
Я говорил с ним строго.
«Это трюк, который чуть не убил меня!» Я сказал. «И это могло быть фатальным для других! Знаешь, что обещал мне, Эрик? Больше никаких убийств!»
«Я действительно совершал убийства?» — спросил он с самым любезным видом.
«Бедный человек!» Я плакал. «Вы забыли розовые часы Мазендерана?»
«Да», — ответил он более грустным тоном, — «Я предпочитаю забыть о них. Хотя я обычно смешил маленькую султану!»
«Все, что принадлежит прошлому», — заявил я; «но есть настоящее…. и ты отвечаешь передо мной за настоящее, потому что, если бы я хотел, тебя бы вообще не было. Помни это, Эрик: я спас тебе жизнь! »
И я воспользовался поворотом разговора, чтобы поговорить с ним о том, что давно было у меня в голове:
« Эрик », — спросил я,« Эрик, клянусь, что … «
» Что? «- парировал он.» Вы знаете, я никогда не сдерживаю своих клятв. Клятвы дают поймать чаек ».
« Скажи мне … ты можешь сказать мне, во всяком случае. … «
» Ну? «
» Ну, люстра…. люстра, Эрик? … «
» А что насчет люстры? «
» Ты понимаешь, о чем я. «
» О, — хихикнул он, — я не против рассказать тебе о люстре? » ! … Это был не я!… Люстра была очень старой и изношенной. »
Когда Эрик засмеялся, он был ужаснее, чем когда-либо. Он прыгнул в лодку, хихикая так ужасно, что я не могла сдержать дрожь.
«Очень старая и изношенная, моя дорогая дарога! [9] Очень старая и изношенная люстра! … Она упала сама! … Она с треском разбилась !…. А теперь, дарога, послушайся моего совета и иди и вытирайся, а то у тебя голова простудится! … И никогда больше не садись в мою лодку …. И что бы ты ни делал, не надо попробуй войти в мой дом: я не всегда там … дарога! И мне было бы жаль, что пришлось посвятить мою Реквиемную мессу тебе! »
[9] Дарога по-персидски означает шефа полиции.
Сказав так, раскачиваясь взад и вперед, как обезьяна, и все еще посмеиваясь, он толкнул и вскоре исчез во тьме озера
С того дня я отказался от всякой мысли о том, чтобы проникнуть в его дом на берегу озера.Этот вход явно слишком хорошо охранялся, тем более что он узнал, что я знал об этом. Но я чувствовал, что должен быть другой вход, потому что я часто видел, как Эрик исчезает в третьем подвале, когда я наблюдал за ним, хотя я не мог представить, как.
С тех пор, как я обнаружил, что Эрик установлен в Опере, я жил в непрекращающемся ужасе перед его ужасными фантазиями, не так, как я был обеспокоен, но я боялся всего для других.
[10] Перс мог бы легко признать, что судьба Эрика интересовала и его самого, так как он прекрасно понимал, что, если бы правительство Тегерана узнало, что Эрик все еще жив, ему была бы выплачена скромная пенсия в размере бывшая дарога.Однако будет справедливо добавить, что у перса было благородное и великодушное сердце; и я ни на минуту не сомневаюсь, что катастрофы, которых он боялся для других, сильно занимали его ум. Его поведение в этом бизнесе доказывает это и выше всяких похвал.
И всякий раз, когда случался какой-нибудь несчастный случай, какое-нибудь фатальное событие, я всегда думал про себя: «Я не удивлюсь, если бы это был Эрик», даже как другие говорили: «Это призрак!» Как часто я не слышал, чтобы люди произносили эту фразу с улыбкой! Бедные черти! Если бы они знали, что призрак существует во плоти, клянусь, они бы не смеялись!
Хотя Эрик очень торжественно объявил мне, что он изменился и что он стал самым добродетельным из людей с тех пор, как его любят за себя — предложение, которое поначалу очень меня озадачило, — я не мог удержаться от содрогания, когда Я подумал о чудовище.Его ужасное, беспрецедентное и отвратительное уродство сделало его вне тени человечности; и мне часто казалось, что по этой причине он больше не верил, что у него есть какой-либо долг перед человечеством. То, как он рассказывал о своих любовных приключениях, только усилило мою тревогу, поскольку я предвидел причину новых и еще более ужасных трагедий в этом событии, о котором он так хвастливо упоминал.
С другой стороны, я вскоре обнаружил любопытный моральный обмен, установленный между монстром и Кристин Дааэ.Прячась в кладовой рядом с гримерной юной примадонны, я слушал чудесные музыкальные представления, которые, очевидно, приводили Кристину в изумительный экстаз; но, тем не менее, я бы никогда не подумал, что голос Эрика — который был громким, как гром, или мягким, как голоса ангелов, по желанию — мог заставить ее забыть его уродство. Я все понял, когда узнал, что Кристина его еще не видела! Мне довелось пойти в уборную, и, вспомнив уроки, которые он когда-то мне дал, я без труда обнаружил уловку, заставляющую стену с зеркалом вращаться, и выяснил, что такое пустотелые кирпичи и т. Д. — из-за чего он довел свой голос до Кристины, как будто она слышала его рядом с собой.Таким же образом я обнаружил дорогу, которая вела к колодцу и подземелью — подземелью коммунистов, — а также люк, через который Эрик мог пройти прямо в подвалы под сценой.
Несколько дней спустя меня не удивило то, что я собственными глазами и ушами узнал, что Эрик и Кристин Даэ видели друг друга, и поймал чудовище, склонившееся над небольшим колодцем на дороге коммунистов и окропляющее лоб Кристины. Дааэ, потерявший сознание. Белая лошадь, лошадь из Профеты, которая исчезла из конюшен под Оперой, тихо стояла рядом с ними.Я показал себя. Это было ужасно. Я видел, как из этих желтых глаз летели искры, и, прежде чем я успел сказать хоть слово, я получил удар по голове, который меня ошеломил.
Когда я пришел в себя, Эрик, Кристина и белая лошадь исчезли. Я был уверен, что бедная девочка была пленницей в доме на озере. Без колебаний я решил вернуться в банк, несмотря на сопутствующую опасность. Двадцать четыре часа я ждал появления монстра; ибо я чувствовал, что он должен уйти, движимый необходимостью добыть провизию.И в этой связи могу сказать, что, когда он выходил на улицу или решался показаться на публике, у него был картонный нос с прикрепленными к нему усами вместо собственной ужасной дыры в носу. Это не совсем испортило его трупный вид, но сделало его почти, я говорю, почти невыносимым для взгляда.
Поэтому я смотрел на берег озера и, устав от долгого ожидания, начал думать, что он прошел через другую дверь, дверь в третий подвал, когда я услышал легкий плеск в темноте, я увидел два желтых глаза сияли, как свечи, и вскоре лодка коснулась берега.Эрик выскочил и подошел ко мне:
«Ты был здесь двадцать четыре часа, — сказал он, — и ты меня раздражаешь. Говорю тебе, все это закончится очень плохо. И тебе придется навлек его на себя; потому что я был необычайно терпелив с вами. Вы думаете, что преследуете меня, великий олух, тогда как это я преследую вас; и я знаю все, что вы знаете обо мне здесь. Я пощадил вас вчера, на Моей Коммунистической дороге; но я серьезно предупреждаю вас, не дайте мне снова поймать вас там! Честное слово, вы, кажется, не понимаете намек! »
Он был так разъярен, что я не подумал сейчас прерывать его.Пыхтя и дуя, как морж, он выразил свою ужасную мысль словами:
«Да, вы должны научиться раз и навсегда — раз и навсегда, я говорю — понимать намек! Я говорю вам, что, с вашим безрассудством — ведь вас уже дважды арестовывал оттенок в фетровой шляпе, который не знал, что вы делаете в подвалах, и отвел вас к менеджерам, которые смотрели на вас как на эксцентричного перса, интересующегося сценическим механизмом и жизнь за кулисами: я все об этом знаю, я был там, в офисе; вы знаете, что я везде — ну, я говорю вам, что с вашим безрассудством они закончатся тем, что зададутся вопросом, что вам здесь нужно…. и в конце они узнают, что вы охотитесь за Эриком … а затем они сами будут за Эриком и обнаружат дом на озере …. Если они это сделают, это будет плохим наблюдением для вас, старик, плохой дозор! … Я ни за что не отвечу. »
Он снова пыхтел и дул, как морж.
« Я ни за что не отвечу! … Если секреты Эрика перестанут существовать. Секреты Эрика, это будет плохой поиск для многих людей! Это все, что я должен вам сказать, и, если вы не большой олух, этого должно быть достаточно для вас…. за исключением того, что ты не знаешь, как понять намек.
Он сел на корму своей лодки и бился пятками о доски, ожидая услышать то, что я должен был ответить. Я просто сказал:
«Я здесь не за Эриком!»
«За кем тогда?»
«Ты знаешь не хуже меня: это Кристин Дааэ», — ответил я.
Он возразил: «Я имею полное право. видеть ее в моем собственном доме. Меня любят ради меня самого.
«Это неправда, — сказал я. — Вы унесли ее и держите взаперти.«
« Послушай », — сказал он.« Обещаешь ли ты никогда больше не вмешиваться в мои дела, если я докажу тебе, что меня любят ради меня самого? »
« Да, обещаю тебе », — ответил я. без колебаний, поскольку я был убежден, что для такого монстра доказательство невозможно.
«Ну, тогда это довольно просто … Кристин Дааэ оставит это, как ей заблагорассудится, и вернется снова! … Да, давай снова, потому что она хочет … вернуться из себя, потому что она любит меня за себя! … «
» О, я сомневаюсь, что она вернется !…. но твой долг — отпустить ее. «» Мой долг, ты великий олух! … Это мое желание … мое желание отпустить ее; и она вернется снова … потому что она любит меня! … Все это закончится свадьбой … свадьбой на Мадлен, ты великий олух! Ты мне веришь сейчас? Когда я скажу вам, что моя брачная месса написана … подождите, пока вы не услышите Kyrie. … »
Он бил время каблуками по доскам лодки и пел:
« Кайри! … Кайри! … Кайри Элисон! … Подожди, пока не услышишь, подожди, пока не услышишь это. масса.«
« Послушайте, — сказал я. — Я поверю вам, если увижу, что Кристин Дааэ выйдет из дома на озере и вернется к нему по собственному желанию ».
« И вы не будете вмешиваться ни в одно. больше в моих делах? «
» Нет. «
» Хорошо, вы увидите это сегодня вечером. Приходите на бал-маскарад. Мы с Кристиной пойдем осматриваться. Затем вы можете спрятаться в кладовой и увидеть Кристину, которая отправится в свою гримерку, радуясь возвращению по дороге коммунистов…. А теперь уходи, потому что мне нужно пойти по магазинам! »
К моему сильному удивлению, все произошло так, как он объявил. Кристин Дааэ выходила из дома на озере и возвращалась в него несколько раз, без видимо, меня заставили это сделать. Мне было очень трудно очистить свой разум от Эрика. Однако я решил быть чрезвычайно осторожным и не совершил ошибку, вернувшись на берег озера или пройдя мимо Дорога коммунистов. Но идея секретного входа в третий подвал не давала мне покоя, и я неоднократно ходил и часами ждал за сценой от Рой-де-Лахор, которая по тем или иным причинам там оставалась.Наконец мое терпение было вознаграждено. Однажды я увидел монстра, который подошел ко мне на коленях. Я был уверен, что он меня не видит. Он прошел между сценой, за которой я стоял, и декорациями, подошел к стене и нажал на пружину, которая сдвинула камень и открыла ему проход. Он прошел через это, и камень закрылся за ним.
Я подождал не менее тридцати минут и в свою очередь нажал на пружину. Все произошло как с Эриком. Но я был осторожен, чтобы сам не пройти через дыру, потому что знал, что Эрик был внутри.С другой стороны, мысль о том, что меня может поймать Эрик, внезапно натолкнула меня на мысль о смерти Жозефа Буке. Я не хотел подвергать опасности преимущества столь великого открытия, которое могло бы быть полезно для многих людей, «значительному числу людей», по словам Эрика; и я покинул подвалы Оперы, тщательно заменив камень.
Я продолжал очень интересоваться отношениями между Эриком и Кристиной Даэ, не из-за болезненного любопытства, а из-за ужасной мысли, которая одолевала мой разум, что Эрик способен на все, если однажды обнаружит, что его не любят за ради него самого, как он себе представлял.Я продолжал очень осторожно бродить по Опере и вскоре узнал правду о мрачной любовной связи чудовища.
Он наполнил разум Кристины, несмотря на ужас, который внушал ей, но сердце милого ребенка целиком принадлежало виконту Раулю де Шаньи. Пока они играли, как невинная помолвленная пара, на верхних этажах Оперы, чтобы избежать монстра, они мало подозревали, что кто-то наблюдает за ними. Я был готов на все: убить монстра, если понадобится, а потом все объяснить полиции.Но Эрик не показался; и я чувствовал себя от этого не более комфортным.
Я должен объяснить весь свой план. Я думал, что чудовище, изгнанное из своего дома из-за ревности, таким образом позволит мне войти в него без опасности через проход в третьем подвале. Для всех было важно, чтобы я точно знал, что внутри. Однажды, устав ждать удобного случая, я сдвинул камень и сразу же услышал поразительную музыку: чудовище работало над своим «Триумфальным Дон Жуаном», и все двери в его доме были настежь открыты.Я знал, что это дело его жизни. Я старался не шевелиться и осторожно оставался в своей темной норе.
Он на мгновение перестал играть и стал ходить по дому, как сумасшедший. И он сказал вслух, во весь голос:
«Сначала нужно закончить!
Эта речь не была рассчитана на то, чтобы меня успокоить, и когда музыка возобновилась, я очень мягко закрыл камень.
В день похищения Кристины Даэ я пришел в театр только поздно вечером, трепеща, опасаясь услышать плохие новости.Я провел ужасный день, потому что, прочитав в утренней газете объявление о предстоящем браке между Кристиной и Виконтом де Шаньи, я задумался, не лучше ли мне, в конце концов, осудить чудовище. Но разум вернулся ко мне, и я был убежден, что это действие может только ускорить возможную катастрофу.
Когда мое такси посадило меня перед Оперой, я был действительно почти удивлен, увидев, что оно все еще стоит! Но я в некотором роде фаталист, как и все хорошие восточные люди, и вошел готов ко всему.
Похищение Кристин Дааэ в соответствии с Законом о тюрьмах, которое, естественно, всех удивило, застало меня подготовленной. Я был совершенно уверен, что ее утащил Эрик, князь фокусников. И я положительно подумал, что это был конец Кристины и, возможно, всех, настолько, что я подумал о том, чтобы посоветовать всем этим людям, которые остались в театре, как следует сбежать. Однако я чувствовал, что они обязательно посчитают меня сумасшедшим, и воздержался.
С другой стороны, я решил действовать без дальнейших промедлений, насколько мне было интересно.Скорее всего, в мою пользу было то, что Эрик в тот момент думал только о своем пленнике. Это был момент, чтобы войти в его дом через третий подвал; и я решил взять с собой этого бедного маленького отчаявшегося виконта, который, при первом же предложении, согласился с такой уверенностью в себе, которая глубоко тронула меня. Я послал своего слугу за моими пистолетами. Я дал один виконту и посоветовал ему держаться наготове, потому что, в конце концов, Эрик мог поджидать нас за стеной.Нам предстояло пройти коммунистической дорогой и через люк.
Увидев мои пистолеты, маленький виконт спросил меня, собираемся ли мы драться на дуэли. Я сказал:
«Да, и что за дуэль!» Но, конечно, мне было некогда ему ничего объяснять. Маленький виконт — храбрый парень, но почти ничего не знал о своем противнике; и это было намного лучше. Я очень боялся, что он уже где-то рядом с нами готовит пенджабский лассо. Никто лучше него не знает, как метать пенджабское лассо, потому что он король душителей, равно как и князь фокусников.Когда он закончил рассмешить маленькую султану во время «розовых часов Мазендерана», она сама просила его развлечь ее, подарив ей острые ощущения. Именно тогда он представил спорт Пенджабского лассо.
Он жил в Индии и приобрел невероятные навыки в искусстве удушения. Он заставлял их запереть его во дворе, куда они приводили воина — обычно приговоренного к смерти — вооруженного длинной пикой и палашом. У Эрика было только аркан; И всегда было именно тогда, когда воин думал, что собирается свалить Эрика мощным ударом, как мы слышали, как в воздухе свистел лассо.Повернув запястье, Эрик затянул петлю на шее своего противника и, таким образом, потащил его перед маленькой султаншей и ее женщинами, которые сидели, глядя из окна и аплодируя. Маленькая султана сама научилась владеть пенджабским лассо и убила несколько своих женщин и даже друзей, которые навещали ее. Но я предпочитаю отказаться от этой ужасной темы о радужных часах Мазендерана. Я упомянул об этом только для того, чтобы объяснить, почему по прибытии с Виконтом де Шаньи в подвалы Оперы я был обязан защищать моего товарища от постоянно угрожающей смерти от удушения.Мои пистолеты бесполезны, потому что Эрик вряд ли покажется; но Эрик всегда мог нас задушить. У меня не было времени все это объяснять виконту; кроме того, усложнять положение было нечего. Я просто сказал де Шаньи, чтобы он держал руку на уровне глаз, согнув руку, как будто ожидая команды на выстрел. Когда его жертва находится в таком положении, даже самый опытный душитель не может бросить лассо с преимуществом. Он ловит вас не только на шее, но и на руке.Это позволяет легко развязать лассо, которое становится безвредным.
После того, как мы избежали комиссара полиции, нескольких дверных ставен и пожарных, встретив крысолова и незаметно пройдя мимо человека в фетровой шляпе, мы с виконтом беспрепятственно прибыли в третий подвал, между съемочной площадкой. произведение и сцена из Рой-де-Лахор. Я обработал камень, и мы прыгнули в дом, который Эрик построил сам в двойном корпусе фундаментных стен Оперы.И это было для него самым легким делом в мире, потому что Эрик был одним из главных подрядчиков Филиппа Гарнье, архитектора Оперы, и продолжал работать сам, когда работы были официально приостановлены, во время войны, осада Парижа и Коммуна.
Я слишком хорошо знал своего Эрика, чтобы чувствовать себя комфортно, прыгая в его дом. Я знал, что он сделал с одним дворцом в Мазендеране. Из самого честного здания, какое только можно представить, он вскоре превратил его в дом самого дьявола, где нельзя было произнести ни слова, но оно было подслушано или повторено эхом.Благодаря своим люкам чудовище стало причиной бесконечных трагедий всех видов. Он натолкнулся на удивительные изобретения. Из них самой любопытной, ужасной и опасной была так называемая камера пыток. За исключением особых случаев, когда маленькая султанша забавлялась, причиняя страдания невиновному гражданину, туда не пускали никого, кроме обреченных на смерть несчастных. И даже тогда, когда им было «достаточно», они всегда могли покончить с собой с помощью пенджабского лассо или тетивы, оставленной для их использования у подножия железного дерева.
Я был очень встревожен, когда увидел, что комната, в которую мы с г-ном ле Виконт де Шаньи заглянули, является точной копией камеры пыток розовых часов Мазендерана. У наших ног я обнаружил пенджабское лассо, которого боялся весь вечер. Я был уверен, что эта веревка уже послужила Джозефу Бьюке, который, как и я, должен был однажды вечером поймать Эрика, обрабатывающего камень в третьем подвале. Вероятно, он попробовал это в свою очередь, упал в камеру пыток и только оставил ее висеть.Я могу хорошо представить, как Эрик тащил тело, чтобы избавиться от него, на сцену с Рой-де-Лахор и вешал его там в качестве примера, или чтобы усилить суеверный ужас, который должен был помочь ему в охране подходов к его логово! Затем, поразмыслив, Эрик вернулся за пенджабским лассо, которое очень любопытно сделано из кетгута и которое могло заставить задуматься следователя. Это объясняет исчезновение веревки.
И вот я обнаружил лассо у наших ног в камере пыток! … Я не трус, но холодный пот покрыл мой лоб, когда я водил маленьким красным диском фонаря по стенам.
М. де Шаньи заметил это и спросил:
«Что случилось, сэр?»
Я сделал ему жестокий знак молчать.
Превратности судьбы — Британская библиотека
Судипо Митра пишет о бенгальском переводе английского текста начала девятнадцатого века «Визуализация Востока через человеческие добродетели».
Начиная с 1704 года, серийные публикации сказок из Тысячи и одной ночи в первые десятилетия восемнадцатого века вызвали сенсацию в британских литературных кругах и стимулировали новый интерес к обществам и культурам «Востока».В этих изданиях, переведенных в основном с « Les mille et une nuits » Антуана Галланда, вместо оригинальной арабской рукописи, больше внимания уделялось экзотическим аспектам сказок, и поэтому они приобрели популярность, особенно среди британских детей и молодежи. Поколения молодых британцев, мужчин и женщин, еще до того, как ступить на восточные берега, почерпнули из этих сказок свое представление о мусульманском Востоке. Примером этого является юная Элиза Фэй в своем первом письме по прибытии в порт Мадрас в апреле 1780 г .:
‘… их места поклонения … в целом хорошо построены … поскольку красивые группы деревьев сочетают свои высокие формы и величественную листву, с белым чунам и возвышающимися шпилями, сообщая сцене такую гармонию, мягкость и элегантность, как быть совершенно восхитительным; и скорее напоминающие образы, которые плывут в воображении после чтения сказок, или арабские ночи [1]
Мария Эджворт, автор оригинального рассказа Муруд Невезучий , из которого был переведен этот текст, была на двенадцать лет моложе Фэй.Она принадлежала к тому же литературному поколению, которое, во многом вдохновленное «Арабскими ночами » , создало такие тексты, как «» Элизабет Инчбальд «Сказание о моголах» или «Сошествие воздушного шара » (1788 г.), «Меч мира » Марианы Старке () (1788 г.), Hartley House Фиби Гиббс, Калькутта (1789), Элизабет Гамильтон Письма индуистского раджа (1796) и Джейн Портер Два принца Персии (1800). [2]
Однако, в отличие от Фэй или нескольких других авторов, Эджворт не ездил в Азию до или во время написания этой сказки.Также маловероятно, что она когда-либо делала это впоследствии. [3] Тем не менее, в своем подходе, особенно в этом конкретном тексте, она удивительно прагматична по сравнению с некоторыми из ее коллег. Даже при признании влияния сказок из Arabian Nights на ее работы, выделяется ее отход от экзотических и мечтательных изображений Востока и сосредоточение на враждебных действиях повседневной жизни. Муруд, главный герой, сконструирован как человек, чрезвычайно восприимчивый к этим враждебным действиям, который почти всегда остро нуждается в чудесах, которые в конечном итоге ускользают от него.Реальность для него безошибочно сурова, и тем более, что он всегда предпочитает принимать это как свою предопределенную судьбу, а не вести переговоры с осторожностью.Даже когда она вместе с Мурудом путешествует по разным странам Азии, точка зрения Эджворта остается явно прагматичной. Похоже, что ее больше всего интересуют персонажи, которых встречает Муруд, и меньше всего — какой-либо преобладающий стереотип сверхъестественного. Однако при построении этих персонажей Эджворт не избегает стереотипов.Непослушные турецкие солдаты, стреляющие по палаткам, чтобы развлечься, или хитрые еврейские ростовщики, ссужающие деньги под высокие проценты, — некоторые персонажи Эджворта глубоко стереотипны и порой даже демонстрируют некоторую степень предубеждений.
Текст также демонстрирует дидактический и морально осуждающий тон, который, в частности, поддерживал Ядугопаул Чаттерджа в своем переводе. Это характерно для нескольких работ Эджворта в этот период, включая ее очерка практического образования (1798), написанную в соавторстве с ее отцом, и ее четырехтомный роман Покровительство (1814).В этом случае тон еще более заметен, поскольку текст, во-первых, предполагает качественное сравнение двух его главных героев — Муруд и Саладин, а во-вторых, он также нацелен на относительно молодую аудиторию.
В бенгальском переводе Джаду Гопаула Чаттерджи этот аспект наиболее заметно подчеркивается в самом начале.
«В настоящее время бенгальская литература насчитывает очень мало книг, которые можно спокойно отдать в руки юношей и девушек этой страны.Исходя из этих соображений, Переводчик льстит себе, что книги вовсе не будут недостойным подарком молодому и подрастающему поколению его страны, а также ее женской части ».
Фактически, личное участие Чаттерджи в движении за женское образование в Бенгалии конца девятнадцатого века заставляет задуматься о том, послужил ли ему морально осуждающий аспект текста основным стимулом для его перевода. Другая его книга, Bharatbarsher Sankhipta Itihas (Краткая история Индии), по сути, была частью серии Narisikkha (женское образование), пятилетнего курса домашнего обучения для женщин. изобретен Bamabodhini Patrika в 1869 году. [4]
Муруд Эджворта также, что интересно, совпадает с колониализмом и перестройкой рынков как в Великобритании, так и в Индии. То, что этот текст в конечном итоге трактует благоразумие почти как синоним коммерческого знания или делового чутья, возможно, служит указанием, как утверждают некоторые, о влиянии современных мыслителей, таких как Адам Смит, на автора. [5] Отсутствие у Муруда ни того, ни другого делает его популярной метафорой несчастья как в Соединенном Королевстве, так и в колониях. [6]
[1] Элиза Фэй, Оригинальные письма из Индии: содержащие рассказ о путешествии по Египту и заключении автора в Каликуте Хайдер Элли (Калькутта: миссис Элиза Фэй, 1817), 220.
[2] Фелисити А Нуссбаум, «Британские женщины пишут Восток после 1750 года: новый взгляд на женский Восток», в издании Дженни Бэтчелор и Коры Каплан, «Письмо британских женщин в длинном восемнадцатом веке» (Бейзингсток: Palgrave Macmillan UK, 2005 ), 121 — 122.
[3] WJ McCormack, 2008 «Мария Эджворт (1768–1849), писательница и педагог». Оксфордский национальный биографический словарь . 15 августа 2018 г. http://www.oxforddnb.com/view/10.1093/ref : odnb / 9780198614128.001.0001 / odnb-9780198614128-e-8476.
[4] Таника Саркар, «Стрисикша, или образование для женщин», в словах к победе: создание Амар Джибана: современная автобиография (Нью-Дели: Zubaan Books, 2013).
[6] Том 31 st «Калькуттского обозрения», например, изображая несчастного бенгальского риота, потерявшего большую часть своего имущества, в качестве метафоры использует случай Муруда.См .: «Bengal Village Biographies», The Calcutta Review XXXI (июль-декабрь 1858 г.): 200.
.