АРТУР ШОПЕНГАУЭР   «НЕСКОЛЬКО СТИХОТВОРЕНИЙ»

Я сознаю, что совершаю некий акт самоотрицания, предлагая публике такие стихи, которые не имеют притязаний на поэтическое достоинство — уже потому одному, что нельзя одновременно быть и философом, и поэтом. Делаю я это исключительно и единственно ради тех, кто впоследствии, с течением времени, проявит столь живое участие к моей философии, что, пожалуй, захочет свести и некоторое личное знакомство с ее зачинателем, а этого знакомства тогда уже нельзя будет больше осуществить. И вот, т. к. в стихотворениях, под защитой размера и рифмы, человек скорее отваживается показать свое субъективное внутреннее существо, чем в прозе, и вообще беседует с другим человеком более лично, более человечески, во всяком случае иначе, чем в философских…, то этим грядущим благожелателям я и приношу ту жертву, что помещаю здесь некоторые, большей частью в юных летах написанные, поэтические опыты, ожидая, что они будут мне благодарны; остальных же прошу считать это частным делом между мною и ними, которое случайно только получило здесь огласку.

СОНЕТ

Конца не видно долгой зимней ночи;
Сова и буря воют без помехи;
На ветхих стенах зыблются доспехи.
Навек свои ль закрыло солнце очи?

Могил отверстых страшные виденья
Ведут кругом свои немые хоры;
Но их бегут мои живые взоры:
Испуган дух, но жаждет исцеленья.

О день, о день — его зову я страстно!
Рассеет он виденья и кошмары.
Лучи зари его нам обещали.

Вот сноп огня на бездны брызжет властно,
И вспыхнут в небе дивные кошмары;
Лазурь так глубока, и беспредельны дали.

 Веймар, 1808

СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ СКВОЗЬ
ОБЛАКА В БУРЮ

О как покоен ты в бурю, которая гнет все и рушит,
Неколебимый и тихий, о луч благодатного солнца!
Ясный как ты и как ты с безмятежной улыбкой, —
В жизненной буре и скорби мудрец неизменно покоен.

Веймар, 1808

ВАЗА С ЦВЕТАМИ

«Несколько дней лишь, немного часов мы живем, расцветаем» —
Так говорили мне в пышном и ярком уборе цветы, —
«Но не пугает нас близость печального Орка:
Мы пребываем бессменно, и вечно живем мы как ты».

1831 

СИКСТИНСКАЯ МАДОННА

Она его приносит в мир, и Сын
Взирает в ужасе на торжище мирское,
На дикий хаос злобы и страстей,
На вечное безумье и волненье,
На зрелище неисцелимых мук.
Он в ужасе. Но луч покоя и доверья,
Победы гордый луч на нем почил, —
Завет незыблемый грядущего спасенья.

Дрезден, 1815

БЕССТЫДНЫЕ СТИХИ

(Мое главное произведение появилось в мир в ноябре 1818 года)

Я выносил его во глубине сердечной,
С тяжелой мукой, с любовью бесконечной.
Я долго не хотел являть его рожденья,
Но знаю: предо мной прекрасное творенье.
Ропщите вкруг него сколь вам угодно страстно:
Ему для жизни это вовсе не опасно.
Убить его нельзя — скрыть может вероломство:
Наверно памятник воздвигнет мне потомство.

 1819

ГРУДНОЙ ГОЛОС

Сервантес нам изобразил,
Как город сам себя убил.
Когда все гибнет, нет исхода
Иного, чем сама природа.

1819

АНТИСТРОФА К 73-ЕЙ ВЕНЕЦИАНСКОЙ ЭПИГРАММЕ

Не удивляйтесь тому, что клевещут порой на собак:
Слишком ведь часто — увы! пристыжает собака людей.

 1845

СИЛА ПРИТЯЖЕНИЯ

Ты мысли и шутки намерен везде расточать,
И к дружбе с тобою людей призывать?!
Дай лучше им что-нибудь лакать и жрать:
Толпой они будут к тебе прибегать.

1845

ФИНАЛ

Я утомлен пришел к своей мете.
Под лаврами чело мое устало;
Но я свершил, покорствуя мечте,
Все то, что мне душа предуказала.

1856

ЛИДИЙСКИЙ КАМЕНЬ

Басня

На черном камне золото пытали,
Но желтого следа не увидали.
«Не настоящее оно» — решили,
К металлам низменным его сложили,
Но камень тот, хотя и цветом черен,
Все ж не был оселок, что уж бесспорен.
Да, золото металл ли настоящий,
Проявит только камень настоящий.

 1830

КАНТУ

       «День, когда опочил Кант, был так ясен и безоблачен, как это редко бывает у нас: только маленькое, легкое облачко в зените парило в небесной лазури. Рассказывают, что какой-то солдат на мосту обратил на него внимание присутствующих и сказал: смотрите, вот душа Канта; она летит к небу».

C. F. Reusch

Тебе во след смотрел я в даль лазури;
В дали лазурной реял твой полет.
Теперь один я средь житейской бури, —
Отрады дух твоя мне книга шлет.
О, слов твоих нетленная святыня
Да льет кругом свой животворный звук!
Мне чужды все; вокруг меня пустыня,
И жизнь долга, и мир исполнен мук.
 (неокончено)
1820

Чёрное солнце философии: Шопенгауэр Измучен жизнью, коварством надежды Когда им в битве душой уступаю, И днём, и ночью смежаю я вежды И как-то странно порой прозреваю. И так прозрачна огней бесконечность, И так доступна вся бездна эфира, Что прямо смотрю я из времени в вечность И пламя твоё узнаю, солнце мира. Я получил в подарок ко дню рождения два изящных томика – трактат Артура Шопенгауэра «Die Welt als Wille und Vorstellung»; мне было 17 лет. Странным образом эти книжки уцелели во всех передрягах моей жизни. Стихи Фета «Измучен жизнью, коварством надежды…» можно посоветовать перечитать каждому, кто хотел бы познакомиться с философией Шопенгауэра, вернее, со стилем его мышления. Фет, как все знают, переводил Шопенгауэра. Стихи в свою очередь снабжены эпиграфом из «Parerga und Paralipomena», сборника небольших про­изведений с трудно переводимым греческо-немецким названием, что-то вроде «Написанное между делом и то, что осталось», – философ издал его незадолго до смерти. По-русски эпиграф к стихотворению Фета звучит так: « Равномерность течения времени во всех головах убедительней, чем что-либо другое, доказывает, что мы все погружены в один и тот же сон, и более того, что этот сон видит Одно существо». Я не приглашаю читателя логически продумать эту мысль, хотя она сформулирована по правилам логики. Достаточно, если он заглянет в неё, как заглядывают с обрыва в воду, и почувствует головокружение. Можно ли представить себе более ошеломляющую идею, чем онтологизация сна, предложение взглянуть на действительность из сна, из опрокинутого мира представлений, чтобы убедить себя, что именно он реален, а реальность – сон? А вот другая цитата: «Понять, что такое вещь в себе, можно только одним способом, а именно, переместив угол зрения. Вместо того, чтобы рассуждать, как это делали до сих пор, с точки зрения того, кто представляет, – взглянуть на мир с точки зрения того, что представляется». Вещь в себе, понятие, обычно связываемое с именем Канта, означает реальность, о которой мы можем судить, но которую мы не в силах постигнуть, запертые в клетке нашей субъективности. Все попытки прорваться к действительности наталкиваются на эту преграду. Шопенгауэр предлагает не заниматься бесплодным сотрясанием клетки, но посмотреть на неё оттуда, глазами мира, о котором мы лишь грезили здесь. И ещё один образец такого же образа мыслей: метафизика любви. Так называется знаменитая 44 глава второго тома «Мира как воли и представления». «Воля к жизни, – говорится там, – требует своего воплощения в определённом индивидууме, и это существо должно быть зачато именно этой матерью и только этим отцом… Итак, стремление существа ещё не живущего, но уже возможного и пробудившегося из первоисточника всех существований – жажда вступить в бытиё – вот то, чем в мире явлений представляется страстное чувство друг к другу будущих родителей, тех, кому предстоит дать ему жизнь и для которых ничто другое уже не имеет значения». Томящееся небытиё стучится в мир, точно в запертую дверь. Но это жаждущее быть небытиё – есть не что иное как сверхреальность. Никогда больше перемена точек отсчёта не станет таким от­кровением. Ни в каком другом возрасте всё это мирочувствие, вся эта мифология, в сущности, очень древняя, не способны так одурманить и заворожить, как в юности. Томас Манн был прав, говоря, что Шопенгауэр – писатель для очень молодых людей. Ведь он сам был молод, когда пригубил от волшебного напитка его философии, – как молод был и тот, кто изготовил это питьё. Шопенгауэр родился в Данциге двести с небольшим лет назад, он был сыном богатого и просвещённого купца, который ненавидел Пруссию и переселился в Гамбург, когда Старый Фриц получил во владение Данциг в результате второго раздела Польши. В Гамбурге Шопенгауэр-старший погиб от несчастного случая (возможно, покончил с собой), оставив сыну приличный капитал. Хотя впоследствии часть состояния пропала из-за того, что прогорел банк, это было всё же завидное время, когда можно было спокойно прожить целую жизнь на отцовские деньги в достатке и независимости, презирать политику и не пускать к себе на порог хищное государство, как не пускают сом­нительного визитёра. Шопенгауэру исполнилось тридцать лет, когда он предложил издателю Брокгаузу в Лейпциге рукопись трактата, сочи­нённого в два или три года в порыве необычайного воодушевления. Это было в марте 1818 года. Он обещал издателю верную прибыль. «Мой труд – это новая философская система, то есть новая в полном смысле слова… ничего подобного ещё никогда не приходило в голову ни одному человеку». Гонорар, который он требует, – сущие пустяки: 40 дукатов. Книга была отпечатана под новый 1819 год, и за полтора года удалось продать сто экземпляров. После чего, как было сообщено автору, спрос прекратился. Тираж пролежал без движения пятнадцать лет и, наконец, пошёл в макулатуру. Шопенгауэр пытался состязаться с Гегелем в Берлинском университете и вновь потерпел фиаско: на лекции Гегеля студенты валили толпами, а на курс, объявленный Шопенгауэром, записалось два или три человека. Пережив несколько более или менее неудачных романов (некая горничная даже родила ему ребёнка, который вскоре умер), съездив дважды в Италию, рассорившись с матерью, раззнакомившись с Гёте, философ в конце концов обосновался во Франкфурте и жил там до самой смерти, одинокий и обозлённый на весь мир; гулял с пуделем и восхищался его интеллигентностью, играл на флейте, обедал в лучшем ресторане и совершенствовал свою систему. Он хотел быть похожим на Канта, которого ставил очень высоко – на второе место после Платона, – но Кант не был мизантропом, не был пес­си­мистом, сладострастно расписывающим мизерию человеческой участи, и не был сибаритом, как Шопенгауэр; Кант вставал до рассвета и умел обходиться очень немногим; что же касается собственно философии, то, выйдя в общем и целом из Канта, Шопенгауэр ушёл от него достаточно далеко,и притом не «вперёд» и не «назад», а в сторону, точнее, на Восток: к индийской Веданте. Всё же он дожил до дней своей славы и сравнивал себя с рабочим сцены, который замешкался и не успел во-время уйти, когда поднялся занавес. Бывают люди, оставшиеся в памяти молодыми, несмотря на то, что они дожили до седин, а других помнят стариками, словно у них никогда не было юности. Шопенгауэр, чьё имя ставят обычно рядом с именами Ницше и Вагнера, воспринимается как их современник, между тем как его система – ровесница совсем другой эпохи. На немногих дагерротипах он выглядит старцем с недобрым прокурорским взглядом, с двуми кустами волос вокруг лысины и белыми бакенбардами, и этот образ привычно связывается с его сумрачной философией, которая на самом деле была продуктом весьма небольшого опыта жизни и отнюдь не стариковского ума. Кое-что помогло этому позднему театру славы: разгром революции 1848 г., крушение надежд (русский читатель вспомнит Герцена), конец революционной, юношеской эпохи в широком смысле слова, закат гегельянства, утрата интереса к политике, упадок веры в историю. Но главным образом сработали качества его прозы, необычный для академической немецкой традиции литературный дар «рациональ­ней­шего философа иррационализма», как назвал его Томас Манн, блеск стиля, похожий на блеск чёрных поверхностей, контраст между тёмно-влекущей мыслью и классически ясным языком. Да и просто то обстоятельство, что второй том «Мира как воли…», выпущенный спустя четверть века после первого тома, оказался более доступным для публики, вроде бокового входа, через который впускают экскурсантов во дворец. Метафизика гениальности, метафизика пола, смысл искусства, учение о музыке – сюжеты, которые вновь обрели притягательность в эпоху позднего романтизма. Всё это сделало Шопенгауэра властителем дум на многие десятилетия; и ледяное дыхание этого демона доносится до нашего времени. Успех «Parerga» и особенно «Афоризмов житейской мудрости», книги, которую теперь уже мало кто читает, превратил одинокого мудреца в салонного оракула. Не остался незамеченным особый не­уловимый эротизм этой философии, к которому общество становилось восприимчивей по мере того, как близился закат столетия, fin de siècle. Атака на женщин и ненависть к университетским профессорам принесли философу почти скандальную популярность. «Только мужской интел­лект, опьянённый чувственностью, мог назвать прекрасным этот низ­корослый, широкобёдрый, коротконогий пол…» и т.д. «То, что скоро моё тело будут грызть черви, с этим я ещё могу смириться; но вот то, что мою философию начнут глодать профессора, – от этой мысли меня бросает в дрожь». Чуть ли не все комментаторы считали своим долгом указать на несоответствие возвышенного духа этой философии человеческому об­лику её создателя; однако я подозреваю, что противоречие не так уж велико. В том, что он производил впечатление малоприятной личности, сомневаться не приходится. Кое-какие истории приводятся в качестве улик. В Берлине, в начале 20-х годов, философ повздорил с соседкой, сорокасемилетней швеёй, дело дошло до рукоприкладства, кажется, он спустил её с лестницы. Суд оштрафовал его на 20 талеров. Швея, однако, утверждала, что получила увечье. Адвокат раздул дело до каких-то невероятных масштабов, на банковский счёт Шопенгауэра был наложен арест, кончилось тем, что он должен был выплачивать этой даме пожизненную пенсию. Когда через двадцать лет она скончалась, он записал в приходно-расходную книгу двойной латинский каламбур: obit anus, abit onus (старуха померла, свалилось бремя), прелестно венчающий всю историю. Можно вспомнить ещё несколько подобных анекдотов, не свидетельствующих о примерном поведении. Но что они доказывают? Люди всегда судили об этом человеке со стороны. Одинокий в жизни, он был одинок и в историческом смысле, как подобает мыслителю, обогнавшему своё время. Одиночество приводит в согласие, что бы там ни говорили, его жизнь и его мысль. Устарела ли философия Шопенгауэра? Не более, чем устарел весь XIX век. Не больше, чем устарели Гёте и Толстой. Две черты обличают в Шопенгауэре «классика» – другими словами, делают его философию принадлежностью прошлого: системность и тотальность. Притязание на всеобъемлющую и окончательную истину, уверенность мыслителя в том, что в его руках – универсальный ключ к миру. Система Шопенгауэра – воспользуемся современным термином – это метанаррация, грандиозное метаповествование. К такой серьёзности мы больше не способны. Философия эта изложена в первом томе «Мира как воли и представления», отчасти в книге «О воле в природе». Второй том и всё остальное – лишь дополнения, так или иначе развивающие интел­лектуальный миф; автокомментарий, мысли по разному поводу, громы и молнии, стариковское брюзжание, облачённое в изящный лите­ратурный наряд. Что такое мир, что мы можем о нём знать? Всё сущее вокруг нас есть, собственно, не сам мир, не вещи сами по себе, а наши представления о них. Восприятие неотделимо от того, что воспринимают, субъект и объект не существуют друг без друга. Никуда из этого круга не вырвешься. Утверждение, будто единственная реальность – это моё «я», достойно умалишённых, что же касается его противоположности, материализма, то и он попадает в ловушку. Философ-материалист берёт как некую изначальную данность материю, прослеживает её развитие от низших форм к высшей – человеческому разуму, и тут до его ушей доносится хохот олимпийцев, заставляющий его очнуться, как от наваждения, от своей на вид такой трезвой и реалистической философии: ведь то, к чему он пришёл, чем он кончил, – познающий интеллект, – было на самом деле исходным пунктом его рассуждений! Ум, интеллект – вот кто придумал материю и всё прочее. Итак, представление есть первый и последний философский факт, и пока мы остаёмся на позициях представления, мы не прорвёмся к первичной, подлинной дейст­ви­тельности. Но есть выход. Существует воможность постигнуть мир, вырвав­шись из замкнутого круга представлений, и эту возможность пре­доставляет нам элементарный опыт, на который вся мудрость мира не обратила внимания. Философия приковалась к интеллекту, как Нарцисс – к зеркалу вод; для Декарта мысль – венец бытия, Спиноза, вслед за Ветхим Заветом, даже акт любви величает познанием. У Канта ограниченность разума – клетка, из которой он жадно взирает на мир: неудачный роман с действительностью, неутолённое вожделение ин­теллекта. Между тем есть одна вещь, о существовании которой мы можем судить непосредственно, вне связи с интеллектом: это наше тело. Моё собственное тело. Оно не только объект, доступный для меня, как все объекты, в акте представления. Но оно в то же время – и я сам. Тело есть ens realissimum, наиочевиднейшая реальность. Как всякий объект, его можно описывать, анализировать, объяснять; в мире представлений это физическое тело. Но, как уже сказано, эта реальность – не только объект. Она не только «представляет собой» что-то, не просто что-то «означает», – она есть. Постигаемое в этом качестве, изнутри, по ту сторону всех представлений, моё тело, средоточие желаний, влечений, вожделений, оказывается не чем иным, как волей. Воля – вот волшебное слово. Далее следует мыслительная операция, известная под названием «умозаключение по аналогии». Здесь уместно вспомнить восходящее к поздней античности сопоставление микро- и макрокосма. Микрокосм, или малый мир, – человек – есть отражение макрокосма, то есть Все­ленной. Постижение сущности собственного тела – ключ к познанию мира в целом. Как и тело, мир дан нам в представлении. Как и тело, мир должен быть чем-то ещё кроме нашего представления о нём. Чем же? Бесконечное разнообразие объектов, множественность живых существ, небо созвездий – таков этот мир, но лишь как объективация некоторой сущности, ни к чему не сводимой, вечной, не имеющей начала и конца. По ту сторону представления, за порогом иллюзии, под переливчатым покрывалом Майи – мир всегда и везде один и тот же, мир – «то же, что ты»: воля. Всякий объект подчинён «четвероякому закону достаточного основания»: чтобы существовать, объект должен быть (находиться в пространстве и времени), подлежать закону причинности (быть след­ствием или причиной чего-либо), должен быть познаваемым, наконец, если это живое существо, должен подчиняться закону мотивации. Но всё это относится лишь к миру объектов. Вещь в себе – воля – не нуждается нни в каких raisons ďêtre, ничем не обусловлена и не обоснована. Она сама – условие и основа бытия, вернее, она и есть бытиё. Мировая воля не знает ни времени, ни пространства, беспричинна, неуправляема и всегда равна самой себе. В таком понимании воля не совсем то или даже совсем не то, что обычно подразумевают под этим словом: не устремлённость к какой-то цели, не свойство кого-то или чего-то, человека, зверя или божества. Воля есть тёмный безначальный порыв – воля к суще­ствованию. С этого момента вдруг становится ясно, что все предыдущие рассуждения – искусно построенные леса, скрывающие сооружение, ради которого они были сколочены. Логическое предварение философско-музыкального мифа. Во всяком случае, для многих, кого увлекла и очаровала метафизика Шопенгауэра – а список этот велик, от Вагнера и Ницше до Пруста, Томаса Манна, Беккета, Борхеса, в России к нему надо прибавить Фета, Льва Толстого, Андрея Белого, Юлия Айхенвальда и мало ли ещё кого, – она была не столько рассудочным построением, сколько авантюрой художественного ума, переживанием, близким к тому, которое производит искусство. Вместе с философом вы стоите на берегу чёрного океана, вы вперяетесь в бездонную первооснову мира. Вас окружает «пылающая бездна», как сказано в одном стихотворении Тютчева, написанном в 1830 году, когда никому не приходило в голову ничего подобного, разве что философу-мизантропу, о котором наш поэт в те годы, конечно, не знал, хотя оба какое-то время жили в одном городе (Мюнхене). Вы живёте сверхжизнью вашего подсосзнания; вы находитесь в пространстве сна и постигаете то, о чём не ведают в дневном мире: что этот сон и есть последняя, безусловная действительность. Ночь мира, бущующее чёрное пламя, безначальная воля своевольна, неразумна и зла. И если в уме человека эта воля достигла самосознания, то лишь для того, чтобы втолковать ему, что он бездёлка в её руках, что его существование бессмысленно, безрадостно, безнадёжно. И вообще лучше было не родиться, это знали ещё древние – Феогнид и Софокл. Жизнь – это смена страдания и скуки, скуки и страдания. Our life is a false nature, говорит почитаемый Шопенгауэром лорд Байрон, наша жизнь – недоразумение. И даже самоубийство не обещает никакого выхода. И всё же есть возможность уйти. Есть даже две возможности. Одно из решений – погасить в себе волю, отказаться от всех желаний, иллюзий, надежд. Погрузиться в нирвану, как учил Сиддхарта, прозванный Буддой. Об этом поёт Брюнгильда в финале тетралогии «Кольцо Нибелунга», когда горит дом богов Валгалла и надвигаются сумерки мира. Известно, что Вагнер переписал конец. Первоначально в тексте оперного либрет­то стояло: «Племя богов ушло, как дыхание; я оставляю мир без властителя… Ничто не дарует счастья. И в скорби, и в радости бла­женство – только любовь». Эти стихи были заменены другими. В окончательном варианте Брюнгильда, перед тем верхом на коне броситься в огонь, восклицает: «Я не веду больше на пир Валгаллы! Знаете ли вы, куда я иду? Я покидаю дом желаний, я навсегда ухожу из мира наваждений, врата вечного возрождения я закрываю за собой. В заветный край, где нет обольщений, к цели всех странствий, покончив с круговращением жизни, ныне устремляется Видящая. Блаженный итог всегдашнего, вечного, знает, как я его достигла? Горчайшая мука любви отверзла мне очи. И я увидела, как гибнет мир». Но и это ещё не венец всех рассуждений; главное, по закону художественной композиции, припасено под конец. Другая, кроме аскезы, возможность вырваться из-под ига мировой воли – та, которую выбрал сам Рихард Вагнер, к которой приблизился и Шопенгауэр: художественное созерцание, искусство. Несколько неожиданно философ, который развенчал человеческий разум, низведя его до лакейской роли прислужника воли (мы бы сказали – исполнителя велений подсознания), возвращает человеку его достоинство. Философия, которая хочет не объяснить мир (и уж тем более – не переделать его, как требовал Маркс, – мир не переделаешь), но постигнуть его, не могла не увидеть в искусстве своего рода герменевтику бытия, однако дело не только в том, что что взгляду художника открывается то, что недоступно науке, – «чистая объективация воли», платоновская идея. Дело в том, что художественное созерцание превращает человека в незаинтересованного зрителя. Художник обретает свободу. Не от государства, не от общества – всё это пустяки, – свободу от злосчастной воли. «Он их высоких зрелищ зритель». Теперь – и в заключение – нужно сказать о музыке. Насколько Вагнер превозносил философию Шопенгауэра, настолько её творец пренебрёг музыкой Вагнера. Отверг преданнейшую любовь. Это бывает. «Поблагодарите вашего друга за то, что он прислал мне своих Нибелунгов, но право же, ему не стоит заниматься музыкой. Как поэт он талантливей… Я остаюсь верен Россини и Моцарту!» Эта отповедь была передана через третье лицо. На склоне лет франкфуртский философ играет почти исключительно вещи своего любимого композитора: у него имеется полное собрание сочинений Джоакино России в переложении для флейты. Кажется странным, что источником высоких вдохновений и материалом, из которого возникла составившая 52 параграф I тома и дополнение к нему – главу 39 второго тома – метафизика музыки, был всего лишь «упоительный Россини». Почему не Бетховен? Но Шопенгауэр разделял вкусы своего поколения; он был не намного моложе Стендаля, который хотел, чтобы на его могиле было написано: «Эта душа обожала Моцарта, Россини и Чимарозу». В самой природе музыки есть нечто напоминающее философию Шопенгауэра, рациональнейшего из иррационалистов. Вечно живой миф музыки облечён в строгую и экономную форму – пример высоко­упорядоченной знаковой системы, где по строгим правилам закодировано нечто зыбкое, многозначное, не поддающееся логическому анализу, не сводимое ни к какой дискурсии. О чём он, этот миф? Ему посвящены вдохновенные страницы. Музыка стоит особняком среди всех искусств. Музыка ничему не подражает, ничего не изображает. Если другие искусства, поэзия, живопись, ваяние, зодчество созерцают личины мировой воли, её маскарадный наряд, если, прозревая за эфе­мерными масками воли вечные объекты, очищая их от всего суетного, художник – поэт или живописец – лишь воспроизводит их, если сло­весное или изобразительное искусство возвышается над жизнью, но остаётся в мире представления, если ему удаётся лишь слегка приподнять покрывало Майи, – то музыка сбрасывает покрывало. Музыка – это образ глубочайшей сущности мира. «Не идеи, или ступени объективации воли, но сама воля». (Не правда ли, можно усмотреть некоторое противоречие в том, что философ, рисующий самыми мрачными красками стихию мира – злую, неразумную, неуправляемую, вечно неутолённую, – находит её адекватный образ в жизнерадостной, стройно-гармоничной и лас­кающей слух музыке Россини). Если музыка в самом деле говорит нам о сущности мира и нашего существа, то она оправдывает эту сущность. Недоступное глазу зрелище, о котором невозможно поведать никакими словами. То, о чём не можешь сказать, о том надлежит молчать, изрёк один мудрец, мало похожий на Шопенгауэра, но и не такой уж далёкий от него: Витгенштейн. А музыка может.

Артур Шопенгауэр о женщинах: conjure — LiveJournal

В статье «Женское искусство хуже мужского? (Часть 2)» я упоминала имя известного немецкого писателя, философа и мыслителя 19 века – Артура Шопенгауэра (нем. Arthur Schopenhauer, 1788- 1860) и его эссе «О женщинах», в котором он предпринимает попытку объяснить лживую и бездуховную женскую природу. Для того, чтобы вы представляли, насколько оскорбительными и возмутительными были высказывания этого человека о женщинах и их способностях, и насколько лихо чесал гребень обобщения, я перевела часть его эссе «О женщинах» с немецкого на русский. Однако не удержалась от небольшого вступления и краткого экскурса в историю.

Несколько фактов о Шопенгауэре
Шопенгауэр слыл женоненавистником, но при этом имел весьма большой вес в культурных кругах во всём мире. Им восхищались Фридрих Ницше, Рихард Вагнер, Альберт Эйнштейн, Томас Манн, Курт Тухольский и Вильгельм Буш.[1] Сегодня Шопенгауэр был-бы кем-то вроде блогера, который писал бы к тому же очерки, эссе и книги по философии. Инфлуэнсером, так сказать. Народ обсуждал его тексты в различных литературных салонах того времени и волновался или одобрительно кивал головой. Только с поправкой на то, что, например, у женщин, на которых он так активно нападал своим слогом, не было возможности «оставить комментарий» или пожаловаться редакции, впрочем как и лобби, способного отстоять их интересы.

Деталь портрета Шопенгауэра 1859 года

У Шопенгауэра был крайне негативный образ женщины. Он утверждал, что мы существа второго сорта, слабые, бездуховные и неспособные к восприятию прекрасного: «По праву женский пол можно назвать неэстетичным. Женщины не восприимчивы ни к музыке, ни к поэзии, ни к изобразительному искусству», — писал он в своем эссе. Там же он утверждал, что по природе своей женщины лицемерны, их даже нельзя допускать к присяге. Более того — многие женщины просто воровки. Любовь между мужчиной и женщиной объяснялась по мнению Шопенгауэра исключительно животным влечением.

Несчастная любовь
Сохранилось только одно любовное стихотворение Шопенгауэра. Оно посвящено актрисе и оперной певице Каролин Ягеманн (нем. Henriette Karoline Friedericke Jagemann, 1777-1848), которая была на одиннадцать лет старше Шопенгауэра, и в которую он был безответно и несчастно влюблён в возрасте 21 года.

Деталь портрета Каролин Ягеманн

Каролин слыла своей красотой, талантом и воспитанием. Но в те времена актрисы были своего рода элитарными проститутками — куртизанками или содержанками. Не удивительно, что она отвергла тогда ещё зелёного и никому неизвестного Шопенгауэра. «Шлюхи должны умирать на соломе»- гласил лист бумаги, прибитый к входной двери успешной актрисы. Госпожа Ягеманн не пользовалась особой симпатией у добропорядочных граждан Веймара. То, что она, дочь библиотекаря, получала сказочную зарплату в качестве певицы и актрисы при дворе театра маленького городка и даже вращалась в кругах княжеской семьи, наблюдали с завистью, но терпимостью. Но когда она стала любовницей герцога Карла Августа из Саксонии-Веймара и со временем родила от него троих детей, терпение лопнуло. Уверенная в себе Каролин спокойно отнеслась к враждебности, ведь её талантом восхищался сам Гёте. Под его руководством она блистала во всех главных ролях на сцене Веймара.[2]

Разрыв с матерью
Ко всему прочему Шопенгауэр разругался со своей матерью — писательницей Иоганной Шопенгауэр (нем. Johanna Henriette Schopenhauer, 1766-1838). После смерти мужа, отца Шопенгауэра, женщина продала его фирму и дом в Гамбурге, после чего перебралась в Веймар, где кипела бурная культурная жизнь, и мадам Шопенгауэр по-настоящему расцвела. В Веймаре она вела литературный салон, постоянным гостем и гвоздём программы которого был Гёте. Иоганна была к тому же одной из первых, кто признал любовницу и позже жену Гёте — Кристиану Вульпиус, открыла для неё двери своего салона и позаботилась о её приятии в обществе. Гёте и его жена относились к Иоганне с благосклонностью на протяжении всей жизни. Один из самых известных и знаковых романов писательницы Иоганны Шопенгауэр — роман «Габриэла».

Мать Иоганна и сестра Шопенгауэра — Адель были на протяжении всей жизни прикованы друг к другу. С одной стороны потому, что они неопрометчиво вложили свои деньги в банк, который обанкротился, и потеряли львиную долю своего состояния. В итоге жили на остатки от наследства Адели. Во-вторых, потому что Иоганна была весьма расточительным человеком и пыталась из последних сил производить впечатление богатой, знатной женщины, загоняя семью всё дальше в долги. Сейчас бы её траты назвали вложением в маркетинг для поддержания имиджа. Ведь приёмы и вечеринки в литературном салоне стоили огромных денег, и нужно было держать лицо, чтобы не потерять положение и признание в обществе.

Слева Йоханна Шопенгауэр в возрасте 39 лет с дочерью Аделью в 1806 году кисти свободной художницы Каролин Бардуа (нем. Caroline Bardua, 1781-1864), справа портрет Йоханны до смерти мужа в 1800 году. На одном портрете она молодая, полная сил женщина, на другом, хотя шестью годами ранее, старушка.

Разрыв с сестрой
Под гнётом подозрений у Шопенгауэра разладились отношения с сестрой Аделью (нем. Adele Schopenhauer, 1797-1849). Он утверждал, что она заодно с Иоганной и покрывает её, при этом положила глаз и на его доходы, полученные от отца. При жизни он постоянно обвинял мать в том, что она растратила состояние отца, хотя та честно разделила его между детьми, и Шопенгауэр не остался в накладе. При этом Адель, разносторонняя и талантливая, ещё при жизни, в отличие от брата, стала признанной в широких кругах писательницей, отрабатывала долги матери текстами и переводами, со временем переняла на себя домашние хлопоты и надзор за финансами. «Благодаря» расточительности матери и банкротству банка, она была полностью лишена приданного и не могла по тем временам выйти замуж, была вынуждена работать за двоих, а позже не только содержать, но и ухаживать за послеинсультной матерью. Напомню, что мы говорим о 19 веке и полнейшем женском бесправии.

При этом сам Шопенгауэр жил в своё удовольствие без бед и хлопот, терзаемый внутренними демонами и отсутствием признания. В молодые годы мало кто интересовался Шопенгауэром-философом. Когда Гёте сказал Иоганне, что её сын получит в будущем широкое признание, потому что работал к тому времени с молодым Артуром над совместными очерками, эссе и позже над известным трактатом о цвете, она воскликнула, что в одной семье не бывает двух гениев. Ведь её дочь куда более талантлива. Увы, но Адель так и не смогла в полной мере реализовать себя, потому что только после смерти матери ей удалось отработать и вернуть долги Иоганны, привести в порядок собственное финансовое положение и отправиться в столь желанное путешествие по Италии. В нашем наследии осталось несколько литературных произведений Адель Шопенгауэр, которые переиздаются и продаются по сей день.[4]

Видимо, в своём эссе Шопенгауэр говорит именно о матери, сестре и двух подругах Адели, с которыми они жили одной семьёй — что женщины по природе своей живут стаями. При этом как удобно было удрать подальше от проблем и обязанностей и подозревать всех в алчности на расстоянии, в то время, как сестра и мать боролись за своё существование.

Печально, что в итоге этого озлобленного человека цитировали и приводили строки из его эссе в качестве серьёзного, обоснованного аргумента.

Итак, ниже перевод текста эссе Артура Шопенгауэра «О женщинах». Сразу оговорюсь, что разбираться с текстом 19 века и модными тогда оборотами и выражениями — то ещё удовольствие, но я постаралась сохранить оригинальный слог автора. На немецком название звучит как «Über die Weiber». В современном немецком слово das Weib практически не используется, потому что имея средний род — как какое-то неодушевлённое существо — уже звучит негативно и весьма близко к оскорбительному ‘баба’. В немецком языке 19 века в обиходе были оба слова — Frau и Weib, но имели практически равное значение — женщина, супруга — и негативной коннотации не имели. Иллюстрации к тексту выбраны мною и носят скорее ёрнический характер, как можно понять под некоторыми комментариями к изображениям. Постарайтесь не закипать при прочтении на каждой строке, но вовремя подмечать интересные повороты и ход мыслей, и каким образом всё это лихо подкреплялось не самыми лицеприятными примерами из дикой природы и сопоставлением с чистой мужской «расой».

********

О женщинах
Артур Шопенгауэр, 1851 год. Оригинал на немецком «Über die Weiber». Внимание, там тоже только часть. Полная версия здесь: Über die Weiber

«Создавая женщин, природа стремится к тому, что в драматургическом смысле можно назвать эффектом взрыва. В молодости она вооружает их на несколько лет чрезмерной красотой, обаянием и пышностью, в ущерб всей оставшейся жизни. А всё для того, чтобы в эти годы они могли захватить воображение мужчины до такой степени, чтобы он был готов честно заботиться о женщине в любой форме и на протяжении всей жизни. И никакие разумные доводы не могут удержать его от этого решения.

«Рынок рабов», Отто Пилни, 1918г.

Таким образом природа снабдила женщину, как и всех других своих созданий, оружием и инструментами, необходимыми для выживания, и на время, когда она в них нуждается, но со свойственным природе бережливым отношением. Так же, как самка муравья после спаривания теряет крылья, которые отныне лишние, даже опасные для потомства, так и женщина после одних или двух родов теряет красоту, возможно по той же причине.

После «брачного полёта» и оплодотворения матки муравьёв обламывают себе крылья, чтобы основать новую семью или остаться в материнской колонии. Муравьиная царица Iridomyrmex purpureus роет нору, основывая новую семью. Via.

В соотвествии с этим молодые девушки совершенно не держат в голове ни проблемы быта, ни проблемы бизнеса и глубоко в душе считают эти заботы второстепенными, даже смешными. Единственно серьёзной профессией для них является любовь, завоевания и то, что с этим связано, например, вечерние туалеты, танцы и т.д.

Фрагмент работы Джона Эверетта Милле «Офелия», 1851—1852. Холст, масло. Галерея Тейт, Лондон

Чем благороднее и совершеннее создание, тем позже и медленнее оно созревает. Мужчина едва достигает зрелости разума и духовной силы к 28 годам, в то время как женщина уже в 18. Но в этом кроется и причина недоразвитости: женщины остаются детьми всю свою жизнь. Они всегда видят только то, что перед их носом, придерживаются только настоящего, принимают желаемое за действительно и предпочитают копаться в мелочах вместо занятий важными делами. Разум гласит, что человеку негоже жить как животному только в настоящем. Он должен пересматривать прошлое и мыслить о будущем, из которого вытекает его осторожность, забота и обеспокоенность.

Федотов Павел Андреевич, «Свежий кавалер. Утро чиновника, получившего первый крестик», Третьяковская галерея

Женщине трудно понять, в силу её скудного ума, преимущества и недостатки подобного. Они словно больны духовным близорукием, когда их ум интуитивно резко видит что-то вблизи, но имеет узкий круг обозрения, в который не попадают предметы удалённые. Поэтому все, что отсутствует, прошлое, будущее, имеет гораздо более слабое воздействие на женщин, чем на нас. От этого у них порою возникает склонность к безмерным и бездумным тратам, граничащая с безумием.

В глубине души женщины уверены, что участь мужчин — зарабатывать деньги, а их — тратить; по возможности уже при жизни мужчины или по крайней мере после его смерти. Одно то, что мужчина отдаёт им всё заработанное для поддержания домашнего очага, укрепляет их в мысли о своей правоте. Вопреки всем недостаткам, есть и положительные стороны. Пока женщина растворяется в настоящем больше, чем мы, она делает его более выносимым. Из чего вытекает присущая женщине безмятежность и радость, которыми она способна принести мужчине отдых и в случае необходимости утешение, необходимые для комфорта мужчины, обремененного заботами.

Маковский Владимир Егорович, «Варят варенье», 1876г, Третьяковская галерея

В сложных вопросах, по обычаю древних германцев, можно обращаться за советом и к женщинам: их понимание вещей сильно отличается от нашего, особенно в том, что им нравится идти кратчайшим путем к цели, и близлежащая точка находится по определению в их поле зрения. То, что мы в основном упускаем, именно потому, что решение лежит перед нашим носом, а мы зрим куда дальше. Нас потом трудно вернуть к более простому взгляду на вещи. Кроме того, женщины явно более трезвы по своей природе, чем мы, потому что они не видят в вещах большего, чем есть на самом деле. В то время как мы, если воспламенить нашу страсть, легко преувеличиваем то, что есть, или добавляем что-то воображаемое.

Jean-Pierre Saint-Ours, «Свадьба германцев», 1787г

По этой же причине можно сделать вывод, что женщины проявляют больше сострадания и, следовательно, больше человеколюбия и участия по отношению к несчастным, чем мужчины: но в вопросах справедливости, честности и совести они уступают им. Вследствие слабого ума настоящее, осязаемое, реальное оказывает на них столь сильное воздействие, против которых асбстрактные мысли, афоризмы, принятые решения, и вообще осмысление прошлого и будущего, призрачного и далекого полностью проигрывают.

Вот почему, оказывается, Гераська утопил крошку Муму

Соответственно, несправедливость можно считать фундаментальным недостатком женского характера. Это связано прежде всего с вышеупомянутой скудностью разума и отсутствием рефлексии. К тому же как существа более слабые, они по природе своей должны расчитывать не на силу, а хитрость: отсюда и их инстинктивное коварство и неуничтожимая склонность ко лжи.

Ибо так же, как природа снабдила льва когтями и зубами, слона и кабана бивнями, быка рогами и каракатицу чернилами, она наделила женщину лицемерием и притворством, для защиты и обороны в такой же мере, в какой наградила мужчину физической силой и разумом. Вследствие этого, притворство – врождённое женское качество, присущее как глупым, так и мудрым женщинам. Использовать его при первой возможности как оружие для женщин так же естественно, как для упомянутых животных пускать в ход клыки и бивни при нападении. При этом они ещё чувствуют себя правыми. По этой причине правдивая, безупречная женщина – вещь скорее невозможная.

Понятно теперь, кто придумал Троянского коня — женская бригада в донайской армии. Забудьте Одиссея и Эпея. Кадр из кинофильма «Троя» 2004г.

Именно поэтому они так легко распознают чужую ложь настолько, что даже не стоит пытаться их обманывать. Описанный выше основополагающий недостаток характера и все вытекающие последствия порождают ложь, нелояльность, предательство, неблагодарность и т.д. Женщины гораздо чаще, чем мужчины, виновны в лжесвидетельстве. Можно было бы вообще усомниться в том, можно ли их допускать к присяге. Время от времени случается и так, что дамы, которым нечего терять, украдкой берут вещи и крадут из торгового магазина. (Простите, но слов нет. Ищу упавшую челюсть под столом.)

По сути единственная причина существования женщин – пропаганда собственного пола. Роль, в которой они полностью растворяются. Поэтому они скорее живут группами, чем отдельными индивидуумами. И в сердце своём они больше озабочены проблемами своего рода, чем индивидуальными. Всё это придаёт их натуре и их действиям своего рода легкомыслие и полностью противоположное мужчине направление. Из чего собственно и проистекают разногласия в браке.

Это низкорослое, узкоплечее, коротконогое существо с широким тазом мог назвать прекрасным только мужчина, одурманенный половым влечением. По праву женский пол можно назвать ни прекрасным, а неэстетичным. Женщины не восприимчивы ни к музыке, ни к поэзии, ни к изобразительному искусству и совершенно ничего не понимают в этом. Они лишь мимикрируют и притворяются. Они совершенно не способны к иксреннему участию в чём-либо. И причина этому в следующем. Мужчина стремится во всем к прямому господству над вещами, либо понимая их, либо завоевывая. В то время как женщина всегда и везде претендует косвенно на власть, а именно с помощью мужчины, которым она хочет управлять. Поэтому по природе своей женщины воспринимают мужчин лишь как средство, а их участие является лишь симулируемым. Обходной путь к власти посредством кокетства и обезьянничества.

Женщин называют sexus sequior – слабым полом, из чего исходит, что речь о людях второго сорта, которые отстают во всех отношениях и поэтому требуют к себе более трепетного отношения, которое порой граничит с нелепостью, к тому же унижает нас в их собственных глазах.

Когда природа разделила человеческую расу на две половины, разрез не прошёлся прямо посередине. Несмотря на полярность, разница между положительным и отрицательным полюсами не только качественная, но и количественная. Так что древние европейские и восточные народы смотрели на женщин и отводили им куда более правильное место, чем мы с нашим старо-французским галантством и безвкусным поколением женщин. Этим высокоразвитым цветком христианско-германской глупости, который распустился во всю красу и сделал девиц настолько высокомерными и жестокими, что порою они уже напоминают святых обезьян в Бенаре, которые, осознавая свою святость и неприкосновенность, позволяют себе всё, что им угодно.»

Авраам Тенирс, «Парикмахерская с обезьянами и котами»

********

Можете себе представить, какими кругами по воде пошли слова из этого эссе на заре зарождения эмансипации, когда женщины стали поднимать голову и требовать права на обучение, право политического голоса, право на самоопределение? Насколько многим пришлось ко двору объяснение, почему женщин нельзя допускать к образованию и в политику — они же, дескать, все равно глупые, лживые и вороватые. Увы, но это наша история, и её нужно знать, чтобы не попадать снова и снова в одни и те же ловушки сознания, останавливающие наше общество в развитии.

—————
Источники
[1] Verkannter Philosoph und Frauenverachter
[2] Todestag von Karoline Jagemann
[3] Arthur Schopenhauer: Über die Weiber
[4] Daniel Schubbe, Matthias Kossler «Schopenhauer Handbuch: Leben, Werk, Wirkung»

Кто весел, тот счастлив

Новая книга французского писателя Мишеля Уэльбека – всегда событие. На сей раз речь идет не о романе, не о сборнике стихов или рассказов, а о философском эссе, но эссе Уэльбека «Присутствие Шопенгауэра» – это труд особого свойства, который не обойдут стороной читатели во всем мире, ибо в этом небольшом по объему тексте Уэльбек как бы вручает читателю ключ, открывающий одну из дверей в мир романов «Элементарные частицы», «Платформа» и лучшей, на мой взгляд, его книги – «Покорность».

В первой главе эссе, озаглавленной «Прощайся с детством, мой друг, пора просыпаться!», шестидесятилетний Уэльбек вспоминает свою первую встречу с Шопенгауэром. Дело было в Париже 35 лет назад, когда молодой Уэльбек по чьему-то совету начал ходить по книжным магазинам в поисках двух основных трудов Шопенгауэра: «Мир как воля и представление» и «Афоризмы житейской мудрости». Поиски оказались затяжными и трудными, ибо книги Шопенгауэра в те годы во Франции не переиздавались и их можно было купить только у букинистов.

«А ведь дело было в Париже – вспоминает сегодня Уэльбек, – в Париже, одной из больших европейских столиц, а самая великая в мире книга, то есть «Мир как воля и представление», не была переиздана на французском!». Уэльбеку в конечном итоге повезло – он нашел две книги Шопенгауэра в букинистическом магазине на бульваре Сан-Мишель. Нашел, вернулся домой, начал читать, прочитал, и «мир перевернулся в один миг!»

Шок, точнее озарение, вызванное встречей тогда еще начинающего французского писателя с суровым миром немецкого философа, за которым утвердилась репутация мизантропа и пессимиста, отнюдь не было концом пути интеллектуального развития Уэльбека. В эссе «Присутствие Шопенгауэра» Мишель Уэльбек подчеркивает, что восторг, с которым он воспринял «Мир как воля и представление», не означал его превращения в последователя Шопенгауэра, в котором, кстати, Ницше – в определенный период – видел предтечу и даже Учителя. Уэльбеку, живущему по принципу «слушай всех и никого не слушайся», вообще не свойственно поступать в ученики к кому бы то ни было. В своем эссе он отводит видное место влиянию, которое оказал на него французский мыслитель, современник Шопенгауэра Огюст Конт, основатель позитивизма, а также социологии в качестве самостоятельной науки.

Прочитав то, что пишет об Огюсте Конте Мишель Уэльбек, я вспомнил труд Владимира Соловьева «Идея человечества у Августа Конта», в котором Соловьев говорит об «отсутствии в нем всякого лукавства, его редком прямодушии, простоте и чистосердечии», называет Конта «полусознательным, провозвестником высоких истин».

Признавая величие Конта, Уэльбек, тем не менее, признаётся, что читать и перечитывать он все-таки любит не Конта, а Ницше и Шопенгауэра. Кстати, все цитаты из книг Шопенгауэра, которые Уэльбек приводит в своем эссе, переведены с немецкого им самим.

Презрение Шопенгауэра к «простому человеку» безгранично

Как я уже сказал, Уэльбек как бы вручает читателю ключ к своему собственному творчеству. Ключ этот открывает далеко не все двери (для этого Уэльбек слишком сложен и противоречив), но одну дверь открывает несомненно. Речь идет о том, как выглядят в книгах французского писателя человеческие страсти, в первую очередь чувственность, если угодно, похоть. Перефразируя известный афоризм Людвига Виттгенштейна – «То, что вообще может быть сказано, должно быть сказано ясно; о том же, что сказать невозможно, следует молчать», Уэльбек восстает против любимого им Виттгенштейна, гений которого во многом близок гению Шопенгауэра. Вот что пишет в своем эссе Уэльбек:

Шопенгауэр, в отличие от Виттгенштейна, говорит о вещах, о которых говорить, казалось бы, невозможно. Шопенгауэр говорит о любви, о смерти, о сочувствии, о боли и трагедии. Он пытается охватить словом обитель муз. Единственный из всех философов, Артур Шопенгауэр вторгается в мир писателей, музыкантов и скульпторов, делая это как бы против своей воли, ибо для него мир страстей омерзителен, зачастую страшен, там человека на каждом шагу поджидают болезнь, суицид и убийство. И, тем не менее, Шопенгауэр проник на эту территорию, неисследованную до него и столь мало исследованную после. Он будет «философом Воли», и методом его анализа станет метод эстетического созерцания.

Во избежание возможных недоразумений, Уэльбек предупреждает, что в мире Шопенгауэра, этого современника Карла Маркса, нет ни малейшего преклонения перед так называемым «простым человеком», которого он презрительно называет «индустриальным продуктом природы».

​

Артур Шопенгауэр

«Простой человек», он же «человек с улицы», относится к вещам и явлениям исключительно с точки зрения утилитарной – «подобно лентяю, ищущему стул, на который он может усесться, естественным образом забывая о стуле в том самый момент, когда он на него сел…»

Воистину, презрение Шопенгауэра к «простому человеку» безгранично. Известен инцидент между Шопенгауэром и его издателем, получившим рукопись философа со множеством цитат на древнегреческом. В ответ на просьбу издателя снабдить греческие цитаты немецким переводом, Шопенгауэр ответил: «Ни в коем случае. Людям, не знающим греческого, нет нужды читать мои книги!»

Будучи поставлен перед выбором «правда или оригинальность?», Шопенгауэр неизменно выбирал правду

Моральный и эстетический максимализм Шопенгауэра, помноженный на его мизантропию, столь импонирующую Уэльбеку, не равнозначны преклонению перед категорией «людей искусства». Для обоих, избегающих такой категории, как «богоизбранность», художник – это, тем не менее, художник от рождения, и Уэльбек цитирует без комментария ответ Шопенгауэра на вопрос, заданный ему в 1849 году тогдашним министром народного просвещения Пруссии о наиболее рациональном пути проведения реформы Академии изящных искусств. «Академию надо не реформировать, а просто закрыть», – ответил Шопенгауэр, убежденный, что искусству обучить невозможно, и уж тем более невозможно, коль скоро речь идет о государственных учреждениях. Другое дело, если человек, следующий зову судьбы, то есть зову судьбы художника, поступает подмастерьем к мастеру, а не в Академию изящных искусств.

Не знаю, есть ли нужда лишний раз подчеркивать, что Шопенгауэр в прочтении Мишеля Уэльбека это Шопенгауэр сугубо уэльбековский, отвечающий вкусам и пристрастиям французского писателя. Но не является ли любое прочтение любого классика прочтением субъективным, отвечающим к тому же вкусам и пристрастиям эпохи? Вот, например, как Уэльбек комментирует отношение Шопенгауэра к человеческой жизни и сопровождающему всякую жизнь кортежу страстей и желаний:

Будучи убежден, что идеальным состоянием человека было бы его полное освобождение от страстей, открывающее путь к безмятежной жизни и спокойному ожиданию смерти, Шопенгауэр в то же время сознаёт, что эта задача не каждому по плечу, и несколько облегчает непосильную задачу, разумно релятивизируя ее, не отказываясь в то же время от радикального постулата буддизма. Речь идет, однако, о буддизме умеренном, очеловеченном, приспособленном к нашей культуре, нашему темпераменту, для которого столь типичны нетерпение и алчность… Мы чувствуем, что Шопенгауэр предпочитает временно спуститься со своих метафизических вершин, чтобы вволю потешиться над этой довольно простенькой и не слишком серьезной вещью, коей является наша человеческая жизнь…

В процитированном абзаце из книги Уэльбека «Присутствие Шопенгауэра» самый интересный, на мой взгляд, французский писатель наших дней, по-своему интерпретирующий мизантропию немецкого философа, указывает на самое главное, по его мнению, качество этой философии, а именно: будучи поставлен перед выбором «правда или оригинальность?», Шопенгауэр неизменно выбирал правду, что объясняет следующий трюизм, то есть самоочевидную истину: «Веселый нищий более счастлив, чем грустный король».

Артур Шопенгауэр

Итак, философия Шопенгауэра и тот самый «веселый нищий» как возможный ключ к романам Уэльбека. Великий пессимист, видевший в человеческой жизни прежде всего страдание и муку, от которой освобождает только смерть, считал, что если каждому из нас, которого никто не спрашивал, хочет ли он родиться на свет или же нет, суждено волей-неволей жить в этом мире, то отмеренный нам земной путь следует пройти как можно более беззаботно и весело. Вот выдержка из главного труда Шопенгауэра «Мир как воля и представление», венчающая эссе Мишеля Уэльбека:

Единственным качеством, способным дать каждому из нас ощущение счастья, является душевная радость, ибо она единственная, содержащая вознаграждение в себе самой, в своей имманентности, ибо тот, кто весел, имеет причину быть веселым – в силу самого факта своего веселья. Нет ни одного качества человеческой натуры, способного заменить собой то качество, на которое я указал. Человек может быть молодым, красивым, богатым и пользующимся всеобщим уважением. Единственным критерием оценки меры его счастья будет вопрос: весел ли он? Но представим себе человека немолодого, горбатого и к тому же бедного: и здесь я скажу то же самое: если этот человек весел, то этот человек счастлив.

Люди, читавшие книги Мишеля Уэльбека, без труда узнают в процитированном отрывке из книги Шопенгауэра основную тональность романов французского писателя, которую я назвал бы весельем на развалинах уходящей цивилизации. Как тут не вспомнить то место из последнего романа Уэльбека «Покорность», где преподаватель французской литературы по имени Франсуа, сохранивший свой пост и после превращения Франции в часть исламского халифата, бредет на лекцию о творчестве писателя-декадента Гюисманса и замечает на фасаде университета вывеску «Исламский университет Париж-Сорбонна».

Ничего не скажешь: «Так человечество, смеясь, прощается со своим прошлым».

20 цитат «философа пессимизма» Артура Шопенгауэра

Известный немецкий философ XIX века Артур Шопенгауэр был известным мизантропом, закоренелым холостяком и любителем свободы. Он тяготел к немецкому романтизму, увлекался мистикой, высоко оценивал работы Иммануила Канта, называя их «самым важным явлением, какое только знает философия в течение двух тысячелетий», ценил философские идеи буддизма.

Артур Шопенгауэр называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма». Но это не помешало ему глубоко исследовать человеческую природу во всех ее проявлениях, её мотивацию и желания. Его стиль письма прозвали афористичным – многие его цитаты стоят того, чтобы их выучить наизусть:

• В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.
• Мы редко думаем о том, что имеем, но всегда беспокоимся о том, чего у нас нет.
• Каждый усматривает в другом лишь то, что содержится в нем самом.
• Самостоятельность суждений — привилегия немногих: остальными руководят авторитет и пример.
• Истинный характер человека сказывается именно в мелочах, когда он перестает следить за собой.
• Между гением и безумным то сходство, что оба живут совершенно в другом мире, чем все остальные люди.
• Для каждого человека ближний — зеркало, из которого смотрят на него его собственные пороки; но человек поступает при этом как собака, которая лает на зеркало в том предположении, что видит там не себя, а другую собаку.
• Здоровье до того перевешивает все остальные блага жизни, что поистине здоровый нищий счастливее больного короля.
• С точки зрения молодости жизнь есть бесконечное будущее, с точки зрения старости — очень короткое прошлое.
• Кто жесток к животным, тот не может быть добрым человеком.
• Есть одна только врожденная ошибка — это убеждение, будто мы рождены для счастья.
• Лицо человека высказывает больше и более интересные вещи, нежели его уста: уста высказывают только мысль человека, лицо — его природу.
• Разумно было бы почаще говорить себе: «Изменить я этого не могу, остается извлекать из этого пользу».
• Ты не можешь ничего поделать с окружающей тебя тупостью! Но не волнуйся напрасно, ведь камень, брошенный в болото, не производит кругов.
• Богатство подобно соленой воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда.
• Люди в тысячу раз больше хлопочут о наживании себе богатства, нежели об образовании своего ума и сердца, хотя для нашего счастья то, что есть в человеке, несомненно, важнее того, что есть у человека.
• Посредственность озабочена тем, как бы убить время, а талант — как бы время использовать.
• Кто не любит одиночества — тот не любит свободы.
• Иногда нам кажется, что мы тоскуем по какому-нибудь отдаленному месту, тогда как на самом деле мы тоскуем о том времени, которое мы там провели, будучи моложе и бодрее, чем теперь. Так обманывает нас время под маской пространства…
• Каждый ребенок в какой-то мере гений, и каждый гений в какой-то мере ребенок.
• Не говори своему другу того, что не должен знать твой враг.
• Одним из существенных препятствий для развития рода человеческого следует считать то, что люди слушаются не того, кто умнее других, а того, кто громче всех говорит.
• Каждого человека можно выслушать, но не с каждым стоит разговаривать.

Философ Дэвид Бенатар: рожать детей — большая ошибка

• Ирена Эрнандес Веласко
• BBC Mundo

29 декабря 2017

Подпись к фото,

Жизнь полна страданий, утверждает Дэвид Бенатар

Дэвида Бенатара называют самым пессимистичным философом в мире, поскольку он считает: жизнь настолько ужасна, что не стоит начинать.

В своей книге «Лучше никогда не существовать» («Better Never to Have Been») Бенатар развивает мысль о том, что появиться на свет — ужасное невезение.

51-летний философ, возглавляющий философский факультет Университета Кейптауна в ЮАР, считает, что лучший вариант для человечества — перестать размножаться и исчезнуть с лица земли.

Испаноязычная служба Би-би-си (BBC Mundo) поговорила с Бенатаром, пытаясь разобраться в его философии антинатализма и узнать, применяет ли он эти идеи в собственной жизни.

Би-би-си: Что предлагает философская концепция, известная как антинатализм?

Дэвид Бенатар: Антинатализм предполагает, что людей рожать не следует.

Би-би-си: Почему?

Д.Б.: Мне кажется, есть множество веских причин. Одна из них заключается в том, что новые люди не должны появляться на свет из-за страданий, которые эти индивидуумиы должны будут перенести.

В защиту этого есть много аргументов, один из них — это то, что в жизни человека много боли и страданий, поэтому нехорошо рожать новых людей.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Немецкий философ Артур Шопенгауэр был одним из крупнейших мыслителей, ставивших под вопрос смысл существования

Би-би-си: Но ведь в жизни есть и хорошее…

Д.Б.: Да, это правда, есть и хорошее. Но вопрос в том, стоит ли это хорошее всей этой боли. Мне кажется, что люди часто забывают, насколько плохим может быть плохое в жизни.

Существует множество философских свидетельств того, что люди переоценивают качество жизни и думают, что она лучше, чем есть на самом деле.

Еще одна распространенная ошибка — думать о будущем и не осознавать масштаб страданий, которые люди скорее всего переживут к концу жизни.

Подумайте о том, как люди умирают, о раке, об инфекционных заболеваниях, о немощи… В конце жизни нас ждет множество страданий, и люди часто об этом забывают.

Автор фото, Reuters

Подпись к фото,

Бенатар считает, что на протяжении своей жизни люди переживают слишком много страданий

Би-би-си: Но если вы правы, и жизнь действительно настолько ужасна, человек всегда может покончить с ней, так ведь?

Д.Б.: Да, но самоубийство имеет цену, которую вы не заплатите, если не будете рождены. Если вы не были рождены, вы никогда не существовали. Вы сможете избежать плохого в жизни, не заплатив за это какую-либо цену.

Самоубийство может быть меньшим из всех зол, но это все равно зло, это нечто плохое.

На самом деле люди не хотят умирать. По этой причине большинство продолжают жить, несмотря на то, что жизнь их не радует и не является для них позитивным опытом.

Еще одна цена самоубийства — это те боль и страдание, которые вы причините другим.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

«Лучше бы я не родился», — восклицает Эдип в классической трагедии Софокла, обращающейся к теме антинатализма

Би-би-си: Но размножаться — это естественно. Не идет ли антинатализм против природы человека?

Д.Б.: Не все то, что естественно, хорошо. Страдания от болезней, например, совершенно естественны. Но людям ведь не предлагают отказаться по этой причине от лекарств или операций.

Агрессия — тоже одна из естественных форм поведения среди людей и других животных, но нам ведь не кажется правильным поддаться, уступить в ответ на агрессию или какие-нибудь другие «естественные» импульсы.

Естественное и морально или этически желаемое и предпочтительное — это разные вещи.

Би-би-си:Так что для вас аборт является этически и морально оправданным?

Д.Б.: Да, конечно. Антинатализм утверждает, что нехорошо воспроизводить новых людей, и аборт — один из способов этого добиться.

Би-би-си: Страдают не только люди, многие животные влачат жалкое существование. Что следует сделать с ними? Убить, чтобы спасти от страданий и боли?

Д.Б.: Существует огромная разница между истреблением и естественной смертью.

Истребление — это убийство, и я не поддерживаю убийство людей или животных. Могут быть редкие исключения, некоторые сценарии, когда я мог бы задуматься об этом.

Но в целом я не поддерживаю убийство людей или животных. Но я поддерживаю вымирание, и один из путей к вымиранию — не рожать новые существа.

Многие животные живут на свободе, их не разводят люди. Но множество животных разводятся человеком, например, — на фермах, где их выращивают исключительно для того, чтобы убить и съесть.

Мы приносим невыразимые страдания этим животным, и я за то, чтобы прекратить их разведение.

Мы прекрасно можем прокормить себя и без этого.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Бенатар считает, что мы должны прекратить разведение животных, предназначенных для убоя

Би-би-си: Но разве мы не можем просто сделать этот мир лучше, чтобы избавить его от страданий?

Д.Б.: Я считаю, что мы постоянно улучшаем этот мир, и что все живущие в нем обязаны делать для этого все возможное.

Но думать, что мы можем улучшить этот мир до такой степени, что в нем исчезнут все страдания, что мы сможем иметь детей, которые никогда не почувствуют боль, сопровождающую эту жизнь, — все это чересчур оптимистичная точка зрения.

Но даже если бы мы это могли, это очень отдаленное будущее, которое наступит через множество поколений. Речь идет о поколениях людей, обреченных на огромную боль только за то, что они появились на свет.

Жертвовать несколькими поколениями ради тех, кто будет жить в будущем — это мне кажется ужасным.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Люди лучше помнят хорошее и переоценивают качество своей жизни, утверждает философ

Би-би-си: Если жизнь настолько ужасна, почему, по-вашему, люди решают завести детей?

Д.Б.: Я не знаю. Многие не думают о том, что это значит — иметь детей. Они их просто рожают.

Примерно половина детей на планете не были желанными.

Конечно, есть люди, которые об этом думают. В большинстве таких случаев аргументы основаны на собственной выгоде: они хотят, чтобы их гены нашли свое продолжение, они хотят ощутить, что это такое — родить и растить ребенка…

Некоторые даже представляют это как некий альтруизм — те, кто рожают детей для общины или чтобы порадовать своих родителей, мечтающих стать бабушками и дедушками.

Но в большинстве случаев люди просто не задаются вопросом о том, что это на самом деле значит — иметь ребенка.

Эти вопросы не задаются, потому что это такая распространенная, такая общепринятая вещь, это принимается как должное — то, что нужно иметь детей. Очень мало кто размышляет об этических проблемах, связанных с появлением на этом свете еще одного человека.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Человек может начать жизнь в атмосфере любви и счастья, но на поздных стадиях жизни он может быть обречен на жестокие страдания, говорит Бенатар

Би-би-си: Но представим ребенка, который только что родился, и его ждет хорошая жизнь, полная и счастливая. Разве не будет аморально лишить его этой жизни?

Д.Б.: Ну, ребенок может временами быть счастлив, я с этим не спорю. Но когда ребенок вступает в этот мир, его ждут не только счастливые моменты.

Этот ребенок тоже состарится и будет страдать, заболеет, умрет. Мы должны думать о его жизни в целом, а не только о приятных моментах.

А теперь подумайте: дети часто несчастливы. Только представьте все то время, когда младенцы плачут, разочаровываясь и расстраиваясь.

Но даже если говорить об абсолютно счастливом ребенке, это может быть случаем так называемых «адаптивных преференций» (преференции, генерируемые в условиях ограниченных обстоятельств).

Подумайте, например, о группе людей, с детства выращенных рабами. Рабы могут быть довольны своей жизнью и могут не возражать против своего рабства, потому что их такими вырастили.

Я был бы против этого, даже если бы эти люди были счастливы.

Подпись к фото,

Рабы могут быть довольны своей жизнью, если их так воспитали с детства, замечает философ (Кадр из фильма Би-би-си о рабстве)

Би-би-си: Согласно вашей теории, родители ответственны за страдания своих детей, поскольку они их и родили. Значит ли это, что они ответственны и за страдания детей своих детей, детей своих внуков и так далее?

Д.Б.: В каком-то смысле да, косвенно. Они не несут прямую ответственность, она может быть применима к ним только за рождение их собственных детей.

Но когда кто-то решает размножаться, они должны понимать, что родят новых потенциальных воспроизводителей потомства.

И если кто-то не задумывается обо всех этих поколениях, которые последуют за конкретным решением произвести на свет потомство, вы понимаете, с какой большой ответственностью это связано.

Би-би-си: Может ли когда-нибудь реализоваться эта идея — перестать размножаться и позволить человечеству вымереть?

Д.Б.: Нет, я так не думаю. По крайней мере — не в больших масштабах. Я думаю, будут индивидуумы, которые решат не размножаться, на самом деле я уже сейчас знаю некоторых таких людей.

Но я считаю, что антинатализм может быть успешен в небольших масштабах. Даже в небольших масштабах это важно, потому что многие будут избавлены от страданий, так как не появятся на свет.

Я не наивен и не рассчитываю убедить кого-либо в верности моих идей. Но я твердо верю, что это правда, и хочу, чтобы люди задумались и спросили себя, что это на самом деле значит — иметь детей.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Бенатар проповедует отказ от размножения, но не считает, что его идеи будут когда-либо реализованы человечеством

Би-би-си: Когда вы решили принять философию антинатализма?

Д.Б.: Я всегда думал об этом. С годами я развил идеи, которые у меня были всегда. Основная, базисная идея для меня совершенно очевидна, хотя я не знаю, очевидно ли это для других.

Би-би-си: Вы вините своих родителей за то, что они воспроизвели вас на свет?

Д.Б.: Я не люблю отвечать на личные вопросы. Я предпочитаю говорить о концепциях и идеях. Возможно, вам будет интересно взглянуть на посвящение в начале моей книги «Лучше никогда не существовать».

Би-би-си: Да, я прочла его. Оно гласит: «Моим родителям, несмотря на то, что они подарили мне жизнь».

Д.Б.: Ну вот, тогда вы все знаете. Мне больше нечего добавить.

Би-би-си: Последний вопрос: у вас есть дети?

Д.Б.: Это еще один личный вопрос.

Артур Шопенгауэр, все книги автора: 19 книг

Артур Шопенгауэр

Статистика по творчеству автора Артур Шопенгауэр

Артур Шопенгауэр пишет в жанрах

Жанр	Книг	Популярность
Философия	14	%

Творческая активность по годам

Год	Книг	Активность
1900	1	%
1990	1	%
2004	1	%
2009	1	%
2016	1	%
Год неизвестен	9	%

Сохранить страничку в социалках/поделиться ссылкой:

Переключить стиль отображения :

Мир как воля и представление

Артур Шопенгауэр

Литература 19 века

Эксклюзивная классика (АСТ)

«Мир как воля и представление» – главный труд А. Шопенгауэра. В нем автор стремился создать принципиально новое и всеобъемлющее учение, противоположное рационализму Нового времени. В философии Шопенгауэра движущая сила всех явлений во Вселенной – бессознательная мировая воля, которая проявляет себя …

Мир как воля и представление

Артур Шопенгауэр

Литература 19 века

PHILO-SOPHIA

«Мир как воля и представление» Артура Шопенгауэра (1788–1860) – самый яркий и доступный философский трактат XIX века, повлиявший на развитие искусства и становление множества новых дисциплин, от психоанализа до изучения виртуальной реальности. Шопенгауэр доказывает, что если в нашем мире господствуе…

Мир как воля и представление. Афоризмы житейской мудрости. Эристика, или Искусство побеждать в спора

Артур Шопенгауэр

Зарубежная образовательная литература

Библиотека избранных сочинений

Артур Шопенгауэр – немецкий философ-иррационалист, яркий представитель постклассической философии XIX века. Учение Шопенгауэра часто называют «пессимистической философией». Считал человеческую жизнь бессмысленной, а существующий мир – «наихудшим из возможных миров». Мир по Шопенгауэру – это «арена, …

Голод, страх смерти и половой инстинкт. «Мир есть госпиталь для умалишенных»

Артур Шопенгауэр

Зарубежная образовательная литература

Классика философской мысли

Артур Шопенгауэр (1788–1860) – самый известный мыслитель в духе иррационализма и мизантропии. Он называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма». Взгляды Шопенгауэра на человеческую мотивацию и желания, на природу человека оказали влияние на мно…

Аудиокнига

Мир как воля и представление. Избранное

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

Артур Шопенгауэр (1788 -1860) – немецкий философ. Главная работа Шопенгауэра – Мир как воля и представление(Die Welt als Wille und Vorstellung, 1819). Цель сочинения – писал автор в предисловии – состоит в том, чтобы найти «одну-единственную мысль», которая бы выразила истину. В настоящем издани…

Афоризмы житейской мудрости

Артур Шопенгауэр

Философия

Вся мудрость мира

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий…

Феномен воли. С комментариями и объяснениями (сборник)

Артур Шопенгауэр

Философия

Философия на пальцах

Серия «Философия на пальцах» впервые предлагает читателю совершить путешествие по произведениям известных философов в сопровождении «гидов» – ученых, в доступной форме поясняющих те или иные «темные места», раскрывающих сложные философские смыслы. И читатель все больше и больше вовлекается в индиви…

О ничтожестве и горестях жизни

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

«О ничтожестве и горестях жизни» – труд известного немецкого философа Артура Шопенгауэра (нем. Arthur Schopenhauer, 1788-1860). *** Человек находится во власти безграничных желаний – ничто не в силах утолить его страсти, его потребности в обладании, так как каждый удовлетворенный порыв рождает новы…

Афоризмы житейской мудрости

Артур Шопенгауэр

Философия

PRO власть (Рипол)

В настоящее издание включены знаменитые «Афоризмы житейской мудрости», написанные выдающимся исследователем проблем оптимизма и пессимизма, «воздухоплавателем духа» Артуром Шопенгауэром во второй половине сороковых годов XIX века. …

Аудиокнига

Афоризмы житейской мудрости

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

Знаменитый трактат немецкого философа-иррационалиста Артура Шопенгауэра «Афоризмы житейской мудрости» даёт яркую и целостную картину философского восприятия жизни, с его отношением к воспитанию, долгу, судьбе, одиночеству. Это необычное произведение предоставляет возможность самому широкому кругу …

Искусство побеждать в спорах (сборник)

Артур Шопенгауэр

Философия

Великие идеи

Артур Шопенгауэр – немецкий философ-иррационалист. Учение Шопенгауэра, основные положения которого изложены в труде «Мир как воля и представление» и других работах, часто называют «пессимистической философией». «Искусство побеждать в спорах» – это руководство по ведению диспутов, написанное в ХГХ …

Афоризмы житейской мудрости (сборник)

Артур Шопенгауэр

Философия

Золотая библиотека мудрости

Артур Шопенгауэр – один из самых известных мыслителей иррационализма, мизантроп. Произведенный Шопенгауэром метафизический анализ воли, его взгляды на человеческую мотивацию и желания, афористичный стиль письма оказали влияние на многих известных мыслителей, включая Ницше, Вагнера, Эйнштейна, Фрейд…

Эристика, или Искусство побеждать в спорах

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

«Эристика, или Искусство побеждать в спорах» – труд великого немецкого философа Артура Шопенгауэра (нем. Arthur Schopenhauer, 1788-1860). *** Эристика – наука о правильном ведении спора, когда один из собеседников всегда останется при своем мнении, то есть останется правым. Другими выдающимися прои…

Мир как воля и представление

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

«Мир как воля и представление» – сочинение выдающегося немецкого философа Артура Шопенгауэра (нем. Arthur Schopenhauer, 1788-1860). *** Человеческая природа – источник страданий, так как в основе любого действия лежит неутолимая жажда жизни. Великие страсти порождают великое томление. Другими произ…

Мысли

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

«Если ближайшая и непосредственная цель нашей жизни не есть страдание, то наше существование представляет самое бестолковое и нецелесообразное явление». Перед вами ― «Мысли» Шопенгауэра. Работа, уступающая по известности его крупномасштабным произведениям, однако способная, именно по своей о…

Мир как воля и представление

Артур Шопенгауэр

Философия

Великие идеи

Артур Шопенгауэр – немецкий философ-иррационалист. Учение Шопенгауэра, основные положения которого изложены в труде «Мир как воля и представление» и других работах, часто называют «пессимистической философией». Считал человеческую жизнь бессмысленной, а существующий мир – «наихудшим из возможных ми…

Аудиокнига

Эристика, или Искусство побеждать в спорах

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

Аудиостудия АРДИС представляет труд великого немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788-1860) «Эристика, или Искусство побеждать в спорах». Эристика (от греческих слов «искусство спорить») – наука о ведении спора, диспута, полемики, при котором человек остаётся при своем мнении и убеждает других в…

Аудиокнига

Максимы. Идеи этики

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

В настоящем издание включены Максимы и избранные главы главного труда Шопенгауэра «Мир как воля и представление», содержание которых дает представление об этических воззрениях философа. Максимы: – О физиономике. – О женщинах. – К учению о страданиях мира. – В дополнение к …

Parerga und Paralipomena

Артур Шопенгауэр

Философия

Отсутствует

«Parerga und Paralipomena» – сочинение известного немецкого философа Артура Шопенгауэра (нем. Arthur Schopenhauer, 1788-1860). *** Это систематические сведения о разного рода предметах, в частности о свободе как о сверхчувственном выражении. Другими произведениями А. Шопенгауэра являются «О воле в …

стихотворений Шопенгауэра — Hello Poetry

это то, что я называю импровизированным танцем,
два на два — древняя стойка,
в суетных городах Шопенгауэра
, когда дьяволы, одетые в грех и муку

величественно кружились и вдыхали огонь
в легкие хора ангелов,
покорять, подчинять крестьянин кричал
они похитили распутную невесту,

но все еще стоят и отступают глазами
и из-за недостатка мужества не приветствуют
незнакомцев в их рваных платьях
ничем, кроме пустоты,

яд трансформирует гнев Бог
ест плоть и превращает дерн
в поля вспаханного идолопоклонства
, потому что Адам ел яблоко с дерева,

, чтобы быть уверенным в судьбе,
Пожать руки, вежливо кивать головами,
приветствовать тебя с натянутой улыбкой,
горький вкус измельченной желчи,

с обветренным взглядом Я смотрю на
закат и перья черных лебедей,
не более Я хожу в оттенках серого
по меню с жиром привязанная добыча,

, пока он или она не уступит доверию
и не омоет мертвые губы того, о чем идет речь,
истекает кровью из раны
, полученной пустой луной Гегеля,

отважно она призвала свои мольбы
и любовников в пышной зелени
снова повернулся к ветру, чтобы услышать
траур побежденного кукольника,

увы, увы, это бремя нести
графиню и графу не нужно,
из тафты и хлопка, союз благословен
корабля, отправляющихся в еретическое путешествие квест,

она стоит на берегу и проливает слезы,
обнимает свое тело и чувствует его страхи,
образ одновременно утонченный и нечистый?
теперь одни, напуганные и неуверенные,

заключенный сбегает из ржавых кандалов
бежит на лодке, как треск свечи,
просвещенные дамы неясно определили
часто, поскольку они абсолютно склонны

баловать толстых мужчин париками из пшеницы
** **** ума и немногих зубов
и, поскольку лампа жизни была потеряна
, они провели ночь, читая Роберта Фроста,

поискать в лесу там, где ждать фигуры надменный аккорд,
свирепые быки свирепая кожа бородавка,

золотые волосы в солнечных лучах скромное увядание,
корона завоевания скверны
вдохновляет всех, кто осмелится столкнуться с
потерянными жертвами воздуха и грации?

Бог хочет это для меня он сказал?
это вино говорит, моя голова
сидит и корчится в мыслях, отрицаемых
из-за отсутствия убежища,

ловушка, которую мой господин забросил вдаль,
антиквариат и упавшая звезда,
бородатых гостя и бритый враг ,
кому вы доверяете знать

ваших вечерних свиданий с ней?
как Абрамс предлагает эту просьбу
потускневший свет печали рассказ
тост со сладким озлобленным элем,

пощадит его жизнь отчужденным голосом,
нежной мелодией рвет и разрушает
романтические идеалы плоти и костей
пока она лежит там голый, совсем один,

грабить золото и **** раба
и иметь на его надгробии выгравировано
, когда бессилие создает абстрактную пропасть
спросите, почему вы лежите здесь, а не рядом,

холодное оружие под вашим гербом ,
морозное утро ошеломляет открытые ладони,
если нет, то кто может утверждать, что знает
, в какую сторону может дуть ветер,

солнце завидует теплу,
вечера неустойчивое поведение преследует
оттенка заката на сером небе,
шагов шагая, как блуждающие тени,

в лесу они натыкаются на
******* и его бывшего Джона,
пантомимы и клоуны исполняют
толпам первенцев Тиффани,

ткань мистического проклятия
отрывается от бордюра на белом катафалке,
свирели прижимают предвзятое ухо
воспоминаниями о щедрой слезе,

Философия Артура Шопенгауэра — Литературная теория и критика

Артур Шопенгауэр (1788–1860) — который самый читаемый философ в современной Германии — выступил с острой критикой буржуазного мира: его видение настоящего как единственно реального, его превознесение рациональности, отвечающей лишь прагматическим потребностям, и, в основе этого, его самоуничижение перед « грубый материализм »науки.1 Шопенгауэр с особым презрением относился к попыткам историзации и рационализации зла буржуазного мира как части упорядоченного телеологического плана; он отклонил «философию абсолютной бессмыслицы» Гегеля как состоящую из «трех четвертей наличных и одной четверти сумасшедших понятий» ( PW , 79, 81). Сам он полностью отвергал представление о том, что история демонстрирует какое-либо единство за пределами вечного повторения одних и тех же жалких паттернов событий (PW, 108, 290). Шопенгауэр утверждал, что интеллект или разум, столь гипостатизированный многими идеями Просвещения, на самом деле был в рабстве у практических мотивов воли к жизни, воли, сосредоточенной в половом акте, в бессознательном и иррациональном желании увековечить жизнь.Шопенгауэр рассматривал волю как уникальную ноуменальную реальность в кантовском смысле, силу, которая действует (1) в значительной степени бессознательно, (2) часто репрессивно и (3) в тесной связи с памятью и сексуальностью.

Шопенгауэр выразил глубокое разочарование в вопросах и методах философии. Ему не терпелось то, что он считал интеллектуальными и словесными играми, логическими манипуляциями и беспочвенными рассуждениями философов. Более того, он настаивал на том, чтобы предположения ограничивались опытом, наблюдениями и испытаниями.Прежде всего, человеческий субъект, описанный Шопенгауэром, был далек от идеального гегелевского субъекта, интеллектуальное и этическое поведение которого рационально соответствовало требованиям рационального государства. Тема Шопенгауэра была движима труднодоступными мотивами и таила в себе постоянное напряжение и борьбу между составляющими ее элементами.

Предвидя Фрейда, Шопенгауэр рассматривал сознание как простую поверхность разума. Человеческий разум — это всего лишь одна способность, и она вряд ли является доминирующей: его знание ограничено неполным сознательным умом, и его действие происходит как непрерывная борьба за опосредование требований социального мира и самых глубоких инстинктивных побуждений и желаний.Фактически, концепция воли к жизни Шопенгауэра во многом пересекается с фрейдовским представлением о бессознательном как арене, которая может таить противоречия, где события не организованы во времени и где требования внешней реальности заменяются претензиями психической реальности. Шопенгауэр взял кантовское различие феноменов и нуменов как отправную точку. На основе этого различия он рассматривал мир, который кажется нам феноменальным, представлением, форма которого определяется субъективным аппаратом времени, пространства и причинности.В этой схеме самосознательный человеческий субъект занимает двойную позицию. С одной стороны, он занимает свое место в схеме объектов мира: как субъект я осознаю себя как объект. С другой стороны, я воспринимаю себя как субъект, как готового, активного, движущегося агента, тело и действия которого объективируют мою волю. Это внутреннее сознание открывается мне немедленно и несводимо как моя воля, «в себе» моего феноменального существа. Шопенгауэр постоянно подчеркивает, что воля не является инструментом интеллекта.И интеллект не является какой-то привилегированной способностью, которая бескорыстно участвует в познании мира. Скорее, сам интеллект является рабом воли; в самой своей основе он уже заражен практическими мотивами и интересами. Шопенгауэр характеризует интеллект как работающий во временной среде прошлого, настоящего и будущего; тогда как воля движется в бесконечное настоящее. Таким образом, воля — это наш глубочайший источник мотивации и изначальное средство взаимодействия с миром.Шопенгауэр видит эту волю к жизни как слепую, иррациональную и бесцельную силу, которая непрерывно движет субъектом, как внутренний часовой механизм. Эта модель ума детерминирована, и определяющие факторы лежат далеко за пределами досягаемости разума.

Общими для моделей психики Фрейда и Шопенгауэра являются феномен вытеснения и локализация мотивов в бессознательном. Шопенгауэр утверждает, что мы часто навязываем иллюзорные объяснения поведению, которое возникает из скрытых побуждений.Сама воля предотвращает появление в сознании потенциально смущающих мыслей и желаний. Воля может вызвать отказ памяти и полное подавление событий и переживаний вместе с заменой их заблуждениями и фантазиями. По словам Шопенгауэра, воля не допускает, чтобы «то, что ей противоречит, подвергалось исследованию интеллекта» 2. Воля, говорит Шопенгауэр, периодически отдаляется от руководства интеллекта и мотивов. «Таким образом, он появляется как слепая, стремительная, разрушительная сила природы и, соответственно, проявляется как мания уничтожать все, что встречается на его пути» (Вторая мировая война, 402).

Также предвосхищая Фрейда, Шопенгауэр отводит сексуальности центральное место в экономике человеческих мотивов. Он описал сексуальность как фокус воли. В своей главе «Метафизика сексуальной любви» он описал сексуальный импульс как самый сильный и самый активный из всех побуждений. . . Это конечная цель почти всех человеческих усилий »(Вторая мировая война, 533). Он даже заходит так далеко, что определяет сексуальный импульс как волю к жизни (Вторая мировая война, 535). Он искоса посмотрел на такое положение вещей, утверждая, что сексуальность «в целом проявляется как злобный демон, стремящийся все извратить, запутать и ниспровергнуть» (Вторая мировая война, 534).Важная роль сексуальности объясняется тем, что какой бы ни была ее ближайшая цель, ее конечная цель — воспроизводство, чтобы обеспечить единственный доступный вид бессмертия — бессмертие вида. Шопенгауэр утверждает, что растущая привязанность двух влюбленных на самом деле является волей к жизни нового, нерожденного человека (Вторая мировая война, 536). Неуничтожимость истинного существа человека сама по себе заключается в виде, а не в индивидууме. Сам Шопенгауэр сардонически размышлял над тем фактом, что все поддержание вида зависит от иррационального, эмоционального, инстинктивного акта.

Дальнейшее предвосхищение описания Фрейдом инстинктов жизни и смерти, Шопенгауэр считал смерть «истинным результатом и до такой степени целью жизни», в то время как сексуальный инстинкт — «воплощение воли к жизни» (WWII, 618). . Шопенгауэр рассматривает смерть как возвращение в блаженное состояние. В своем эссе «О смерти и ее связи с неразрушимостью нашей внутренней природы» он утверждает, что «полное прекращение жизненного процесса должно быть чудесным облегчением для его движущей силы.«Те, кто участвовал в ужасной борьбе за существование, — говорит он, — имеют« возвращение в утробу природы как последний ресурс ». . . Как и все остальное, они на короткое время вышли из этого чрева, соблазненные надеждой на более благоприятные условия существования, чем те, которые выпали на их долю »(Вторая мировая война, 469). Более того, для Шопенгауэра истинное бытие чего-либо переживает собственную индивидуальную смерть; используя платоновские идеи, он предполагает, что вечность идеи данного вида отчетливо отмечена в конечности индивида (WWII, 482).Фактически, «Смерть и рождение — это постоянное обновление и возрождение волевого сознания. Сама по себе эта воля бесконечна и безначальна »(Вторая мировая война, 500 г.). В конце этой главы Шопенгауэр демонстрирует нам резкость своего пессимизма:

Смерть — величайшее порицание, которое воля к жизни, и в особенности связанный с ней эгоизм, получает в результате естественного движения природы. . . это жестокое разрушение. . . фундаментальной ошибки нашей истинной природы, великого разочарования.По сути, мы то, чего не должно быть; поэтому мы перестаем быть. На самом деле эгоизм состоит в том, что человек ограничивает всю реальность своей собственной личностью, поскольку он воображает, что живет только в этом, а не в других. Смерть учит его чему-то лучшему, поскольку уничтожает этого человека, так что истинная природа человека, то есть его воля, отныне будет жить только в других людях. (ВОВ, 507)

По сути, философия Шопенгауэра — это пессимистическая философия, отворачивающаяся от мира. Еще до того, как французские символисты сформулировали необходимость стремления поэзии к платоническому идеальному царству, Шопенгауэр утверждал, что подлинное знание, данное исключительно поэзией, искусствами и философией, должно иметь целью не детали материального мира, а лежащее в основе единство платонической универсальности (PW, 21, 83).Шопенгауэр утверждал, что единственный путь избавления от рабства утилитарной и рациональной воли лежит в совместных усилиях философии и поэзии. «Высокое призвание» поэта и философа, утверждает Шопенгауэр, коренится в их общей способности освобождать интеллект от утилитарных и рациональных ограничений субъективной воли (PW, 90). Эти дисциплины имеют своим объектом не мир становления, а мир бытия, постоянное единство, лежащее в основе постоянно меняющегося потока явлений, Единого, стоящего за Многим.Такое освобождение интеллекта было для Шопенгауэра этапом на буддийском и индуистском пути к полному отречению от мира и воли, путем, кратко охарактеризованным в его фразе «поворот воли» (PW, 106–109).

Следуя Платону, Шопенгауэр видит реальность или истинное содержание явлений в мире как воплощенные в идеях; только они безвременны, существуют «вне и независимо от всех отношений». А вид знания, которое воспринимает идеи, — это «искусство, произведение гения», чей взгляд на идеи основан на «чистом созерцании» и непривязанности.Шопенгауэр приравнивает этот «дар гения» к достижению безличной и полностью объективной перспективы: «Соответственно, гений — это способность оставаться в состоянии чистого восприятия, убирать из служения воле знание, которое первоначально существовало только для эту услугу ». Гений — это способность смотреть на объект независимо от собственных целей и интересов и собственной воли (Первая мировая война, 184–186). Впоследствии Шопенгауэр уточняет, что гений — это способность знать не отдельные вещи, а их идеи, существенную форму всего их вида.В искусстве, философии и аскетическом мистицизме зависимость интеллекта от воли приостанавливается, и интеллект свободен смотреть на мир более объективно, без практических субъективных ограничений воли. Только эти действия могут постичь платоническое универсальное, лежащее в основе множественности явлений. Шопенгауэр определяет эстетическую перспективу как включающую, во-первых, знание объекта не как индивидуальной вещи, а как идеи; и, во-вторых, состояние, при котором самосознание знающего субъекта действует не как индивидуум, «а как чистый, безвольный субъект» (Первая мировая война, 194–195).Универсальный субъект противостоит объекту в его универсальном аспекте.

Таким образом, эстетическое удовольствие является результатом отстраненного созерцания красоты, которое Шопенгауэр определяет как склонность природы приспосабливаться к такой бескорыстной перспективе (WWI, 210). Подобно Аристотелю и Сиднею до него, Шопенгауэр ставит поэзию выше истории, поскольку история воспроизводит индивидуальные и случайные истины, в то время как поэт «постигает Идею, внутреннее существо человечества вне всяких отношений и всех времен, адекватную объективность вещи-в-. себя на высшем уровне »(Первая мировая война, 244–245).Шопенгауэр, однако, признает, что, хотя поэт передает абстрактные и общие концепции, он должен использовать конкретные термины, которые их представляют, и он достигает этого посредством воображения (Первая мировая война, 243). Другие приемы поэзии, такие как ритм и рифма, придают поэзии «определенную выразительную силу убеждения, независимую от всех причин или аргументов» (Первая мировая война, 243–244). Чувство возвышенности возбуждается у наблюдателя, когда кажется, что объекты природы имеют враждебное или угрожающее отношение к человеческой воле, как в зрелищах неизмеримого величия или могущества.Разница между красотой и возвышенностью состоит в том, что в первом случае природа способствует беспристрастному созерцанию самой себя, свободному от всякого отношения к человеческой воле; в последнем случае эта непривязанность достигается посредством процесса борьбы, насильственного отрыва объекта от отношения к воле, посредством преодоления и преодоления таких чувств, как ужас и опасность. В возвышенном мы ощущаем двойственную природу нашего сознания, как индивидуального, порабощенного воле и милосердию огромных сил природы, так и как «вечного безмятежного субъекта познания, который, как состояние каждого объекта, поддерживает всего этого мира.. . свободный от всех желающих и всех потребностей и чуждый им, в тихом понимании идей »(Первая мировая война, 200–205).

Таким образом, в основе философии и эстетики Шопенгауэра лежит установка, продолжающаяся через Ницше, Арнольда, Бергсона и других: что рациональное знание никогда не может быть адекватным идеям восприятия; и эта поэзия — парадигма бескорыстного и объективного знания. Как и во многих теориях девятнадцатого века, эпистемология — наука о познании — здесь эстетизируется, а эстетика становится привилегированной категорией человеческого восприятия, поднявшись из еще одной дисциплины до последнего ресурса для поиска гармонии, единства и порядка. в мире.Гармония, которая была объективно раздроблена в позднеиндустриальном мире, теперь интернализируется как субъективная способность: эстетике остается попытаться сделать то, чего религия, философия и наука больше не могут достичь. Эстетика определяется как форма восприятия реальности: поэзия больше не могла принимать как должное реальность, которую она должна была выражать. Понимание Шопенгауэра повлияло на использование юмора и иронии французскими символистами и англо-американскими модернистами.

Примечания
1.Артур Шопенгауэр, Философские сочинения, изд. Вольфганг Ширмахер (Нью-Йорк: Continuum, 1994), стр. 20–22, 69, 86. В дальнейшем цитируется как PW.
2. Артур Шопенгауэр, Мир как воля и представление, 2 тома, пер. Э. Ф. Дж. Пейн (Нью-Йорк: Довер, 1958), Vol. II, стр. 400. Здесь и далее упоминаются как «Первая мировая война» и «Вторая мировая война».

Нравится:

Нравится Загрузка …

‹Литературная критика Фридриха Шлейермахера Философия Анри Бергсона›

Категории: Литературная критика, Литературная теория, Философия

Теги: Артур Шопенгауэр, Очерки Артура Шопенгауэра: мудрость жизни, Очерки Артура Шопенгауэра; Советы и максимы, Очерки Артура Шопенгауэра; Искусство литературы, О четырехчастном корне принципа достаточного разума и о воле в природе: два очерка, феномены и ноумена, Зигмунд Фрейд, Очерки Артура Шопенгауэра; О человеческой природе, Очерки Артура Шопенгауэра; Искусство противоречия, Мир как воля и представление

Статьи по теме

похожих миров (похожие идеи) в Уоллес Стивенс и Артур Шопенгауэр на JSTOR

Journal Information

Посвященный всем аспектам поэзии и жизни американского поэта-модерниста Уоллеса Стивенса, The Wallace Stevens Journal публикует научные статьи, стихи, книжные обзоры, новости и библиографии с 1977 года.Журнал регулярно публикует ранее не публиковавшиеся первичные или архивные материалы и фотографии, а также интерпретирующую критику стихов и эссе писателя, теоретические размышления, биографические и контекстуальные исследования, сравнения с другими писателями и оригинальные произведения искусства. Этот журнал, рецензируемый двойным слепым методом, становится все более интернациональным и приветствует разнообразие подходов и точек зрения. Журнал Уоллеса Стивенса спонсируется Обществом Уоллеса Стивенса.

Информация об издателе

Одно из крупнейших издательств в Соединенных Штатах, Johns Hopkins University Press объединяет традиционные издательские подразделения книг и журналов с передовыми сервисными подразделениями, которые поддерживают разнообразие и независимость некоммерческих, научных издателей, обществ и ассоциаций.Журналы The Press — это крупнейшая программа публикации журналов среди всех университетских изданий США. Отдел журналов издает 85 журналов по искусству и гуманитарным наукам, технологиям и медицине, высшему образованию, истории, политологии и библиотечному делу. Подразделение также управляет услугами членства более чем 50 научных и профессиональных ассоциаций и обществ. Книги Имея признанные критиками книги по истории, науке, высшему образованию, здоровью потребителей, гуманитарным наукам, классическим произведениям и общественному здравоохранению, Книжный отдел ежегодно публикует 150 новых книг и поддерживает более 3000 наименований.Имея склады на трех континентах, торговые представительства по всему миру и надежную программу цифровых публикаций, Книжный отдел связывает авторов Хопкинса с учеными, экспертами, образовательными и исследовательскими учреждениями по всему миру. Проект MUSE® Project MUSE — ведущий поставщик цифрового контента по гуманитарным и социальным наукам, предоставляющий доступ к журналам и книгам почти 300 издателей. MUSE обеспечивает выдающиеся результаты для научного сообщества, максимизируя доходы издателей, обеспечивая ценность для библиотек и предоставляя доступ ученым по всему миру.Услуги Hopkins Fulfillment Services (HFS) HFS обеспечивает печатную и цифровую рассылку для выдающегося списка университетских издательств и некоммерческих организаций. Клиенты HFS пользуются современными хранилищами, доступом в реальном времени к критически важным бизнес-данным, управлением и сбором дебиторской задолженности, а также беспрецедентным обслуживанием клиентов.

Польша | История, география, факты и достопримечательности

Польша , страна в центральной Европе. Польша расположена на географическом перекрестке дорог, который связывает покрытые лесом земли северо-западной Европы с морскими путями Атлантического океана и плодородными равнинами евразийской границы.Сейчас Польша ограничена семью странами, но на протяжении веков она росла и угасала под воздействием сил региональной истории. В раннем средневековье небольшие княжества и городки Польши были захвачены последовательными волнами захватчиков, от немцев и прибалтов до монголов. В середине 1500-х годов объединенная Польша была крупнейшим государством в Европе и, возможно, самой могущественной державой на континенте. Однако два с половиной столетия спустя, во время раздела Польши (1772–1918), он исчез, разделившись между соперничающими империями России, Пруссии и Австрии.

Но даже во время национального кризиса польская культура оставалась сильной; действительно, он даже процветал, хотя иногда и вдали от дома. Польские революционные идеалы, которых придерживались такие выдающиеся патриоты, как Казимеж Пуласки и Тадеуш Костюшко, лежали в основе идеалов американской революции. Польская конституция 1791 года, старейшая в Европе, в свою очередь, воплотила в себе идеалы американской и французской революций. Позже поляки в большом количестве поселились в Соединенных Штатах, Канаде, Аргентине и Австралии и унесли свою культуру с собой.В то же время польские художники эпохи романтизма, такие как пианист Фредерик Шопен и поэт Адам Мицкевич, были ведущими светилами на европейском континенте в 19 веке. Следуя их примеру, польские интеллектуалы, музыканты, режиссеры и писатели продолжают обогащать мир искусства и литературы.

Польша Encyclopædia Britannica, Inc.

Восстановленная как государство в 1918 году, но опустошенная двумя мировыми войнами, Польша сильно пострадала в течение 20-го века.Вторая мировая война была особенно разрушительной, поскольку исторически сильное еврейское население Польши было почти полностью уничтожено во время Холокоста. Миллионы поляков-неевреев также погибли, став жертвами нового раздела и завоеваний. С падением Третьего рейха Польша снова фактически потеряла свою независимость, став коммунистическим государством-сателлитом Советского Союза. За этим последовало почти полвека тоталитарного правления, хотя и не без серьезных проблем со стороны польских рабочих, которые при поддержке диссидентской католической церкви поставили под сомнение экономические неудачи советской системы.

В конце 1970-х, начиная с верфей Гданьска, эти рабочие сформировали общенациональное движение под названием «Солидарность» (Solidarność). Несмотря на арест руководства «Солидарности», ее газеты продолжали публиковаться, распространяя ее ценности и повестку дня по всей стране. В мае 1989 года пало польское правительство вместе с коммунистическими режимами во всей Восточной Европе, начав быстрое преобразование Польши в демократию.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишитесь сейчас

Эта трансформация не обошлась без трудностей, как десять лет спустя писала лауреат Нобелевской премии поэт Вислава Шимборска:

Я пришел к парадоксальному выводу, что некоторым рабочим в Польской Народной Республике было намного легче. Им не нужно было притворяться. Им не нужно было быть вежливым, если они не хотели этого. Им не нужно было подавлять усталость, скуку, раздражение. Им не нужно было скрывать свою незаинтересованность в чужих проблемах.Им не нужно было делать вид, что их не убивает спина, тогда как спина на самом деле убивала их. Если они работали в магазине, им не нужно было уговаривать покупателей покупать вещи, поскольку товары всегда исчезали раньше, чем очереди.

К началу 21-го века Польша была рыночной демократией, изобилующей всевозможными товарами и членом как НАТО (Организация Североатлантического договора), так и Европейского Союза (ЕС), а также более прочными союзниками с западными странами. Европа, чем с Восточной Европой, но, как всегда, прямо между ними.

Страна поразительной красоты, Польша перемежается большими лесами и реками, широкими равнинами и высокими горами. Варшава (Варшава), столица страны, сочетает в себе современные здания с исторической архитектурой, большая часть которой была сильно повреждена во время Второй мировой войны, но с тех пор была тщательно отреставрирована в рамках одной из самых тщательных реконструкций в истории Европы. Другие города, представляющие исторический и культурный интерес, включают Познань, резиденцию первого епископства Польши; Гданьск, один из самых активных портов на оживленном Балтийском море; и Краков, исторический центр искусства и образования и дом Папы Иоанна Павла II, который олицетворял для поляков борьбу своей страны за независимость и мир в наше время.

Шопенгауэр о силе музыки — Brain Pickings

«Музыка — это одновременно и самое чудесное, самое живое из всех искусств», — писала Сьюзан Зонтаг, , «и самое чувственное». Столетием ранее Фридрих Ницше выразился еще более прямо: «Без музыки жизнь была бы ошибкой». Вопрос о том, почему музыка обладает такой беспрецедентной властью над человеческим духом, является непреходящим и, как все постоянные экзистенциальные исследования, особенно привлекает философов.

Еще столетием раньше, Артур Шопенгауэр (22 февраля 1788 г. — 21 сентября 1860 г.), соотечественник Ницше и оказавший на него большое влияние, размышлял именно над этим вопросом в первом томе своего шедевра Мир как воля и Репрезентация ( публичная библиотека, ) — одна из любимых книг Оливера Сакса, цитируемая в его великолепном Musicophilia .

Шопенгауэр пишет:

Музыка… стоит особняком от всех [других искусств].В нем мы не распознаем копию, повторение какой-либо Идеи внутренней природы мира. И все же это такое великое и необычайно прекрасное искусство, его влияние на внутреннюю природу человека так мощно, и оно так полно и глубоко понимается им в его сокровенном существе как полностью универсальный язык, чья отчетливость превосходит даже язык мира живых существ. само осознание того, что в нем мы определенно должны искать нечто большее, чем то ercitium arithmeticae occultum nescientis se numerare animi [«бессознательное упражнение в арифметике, в котором разум не знает, что он считает»], что Лейбниц принял за … Мы должны приписывать музыке гораздо более серьезное и глубокое значение, которое относится к самой сокровенной сущности мира и к нашему собственному «я».

На этом пересечении мира и себя находится воля, и, как утверждает Шопенгауэр, уникальная сила музыки заключается в ее способности уловить именно это:

Музыка — это как непосредственное, объективация и копия всей воли , поскольку сам мир, как и Идеи, является умноженным феноменом, составляющим мир отдельных вещей. Поэтому музыка ни в коем случае не похожа на другие искусства, а именно на копию Идей, но на копию самой воли , объективностью которой являются Идеи.По этой причине влияние музыки намного сильнее и проницательнее, чем действие других искусств, ибо эти другие говорят только о тени, но о музыке сущности.

[…]

Невыразимая глубина всей музыки, благодаря которой она проплывает мимо нас как довольно знакомый, но в то же время вечно далекий рай, так легко понять и в то же время так необъяснимо, объясняется тем фактом, что она воспроизводит все эмоции нашего самое сокровенное существо, но совершенно лишенное реальности и удаленное от своей боли.Точно так же существенная для него серьезность и полное исключение смехотворного из его непосредственной и специфической области следует объяснять тем фактом, что его объектом является не изображение, в отношении которого возможны только обман и смехотворность, а то, что это объект — это непосредственно воля; и это, по сути, самое серьезное из всех вещей, поскольку от этого все зависит.

Иллюстрация Изабель Арсено из книги Cloth Lullaby: The Woven Life of Louise Bourgeois by Amy Novesky

Шопенгауэр добавляет, что задолго до того, как современные психологи начали изучать психологию повторения и то, как оно очаровывает мозг:

Насколько полон смысла и значимости язык музыки, мы видим из знаков повторения, а также из Da capo , что было бы недопустимо в случае произведений, написанных на языке слов.Однако в музыке они очень уместны и полезны; ибо чтобы понять это полностью, мы должны услышать это дважды.

Шопенгауэр обобщает исключительную силу музыки:

Музыка выражает на чрезвычайно универсальном языке, в однородном материале, то есть в простых тонах, с величайшей отчетливостью и правдой внутреннее существо, само по себе, мира, которое мы понимаем под этим понятием. воли в соответствии с ее наиболее отчетливым проявлением.

Дополните эту конкретную часть полностью воодушевляющей книги Мир как воля и представление другими великими мыслителями о силе музыки, Венди Лессер о том, как музыка помогает нам горевать, и Олдос Хаксли о том, почему музыка поет для наших душ, а затем Вернемся к Шопенгауэру о стиле и значении скуки.

Вагнер, Шопенгауэр и Воля к жизни

Хотя эти двое никогда не встречались, Вагнер находился под сильным влиянием немецкого философа Шопенгауэра. «Кевин Живопись» описывает страстное чтение Вагнера Шопенгауэра и то, как оно повлияло на многие его работы, особенно на «Тристан и Изольда» , «Мейстерзингер фон Нюрнберг» и «Парсифаль».

Рихард Вагнер впервые натолкнулся на работы философа Артура Шопенгауэра, когда он лежал на дне в Швейцарии после своего участия в восстании в Дрездене 1848 года, когда он возглавил баррикады и, по слухам, даже поджег оперный театр, где он был Капельмейстером .Как и его друзья-революционеры, дирижер Август Рёкель и анархист Михаил Бакунин, эта передышка дала достаточно времени, чтобы подвести итоги — он в Цюрихе, его друзья лежат в тюрьме в ожидании казни (позже замененной на тюремные сроки).

Его собственное революционное рвение преуменьшается в его автобиографии Mein Leben , где он пишет о Бакунине: «Я с моими надеждами на будущее художественное преобразование человеческого общества казался ему парящим в бесплодном воздухе; однако вскоре мне стало очевидно, что его предположения о неизбежном разрушении всех институтов культуры были, по крайней мере, столь же дальновидными.

Тем не менее, находясь в ссылке в Цюрихе, он продолжал развивать свои революционные и новаторские идеи (по крайней мере, в области искусства) в двух томах сочинений: Искусство будущего и Опера и драма . Вагнер был многим: композитором, дирижером, интеллектуалом и полемистом. Он с жадностью читал, погружаясь в интеллектуальный климат того времени, в котором доминировали немецкие философы-идеалисты.

«У меня всегда была склонность постигать глубины философии, — пишет он в Mein Leben , — так же, как мистическое влияние Девятой симфонии Бетховена привело меня к поиску самых глубоких укромных уголков музыки.Но именно его открытие Шопенгауэра оказало самое продолжительное влияние на его жизнь и музыку, наиболее заметно в операх Тристан и Изольда , Мейстерзингер фон Нюрнберг и Парсифаль .

Он признал это в письме своей возлюбленной Матильде Везендонк. «Уникальное чувство самообновления охватывает меня каждый раз, когда я открываю эту его книгу, — пишет Вагнер, — потому что здесь я снова нахожусь в целостности и вижу себя полностью понятым и ясно выраженным, но на совершенно другом языке. , который вскоре превращает мои страдания в объект понимания,… в то же время [он] открывает мне весь мир! ….И как хорошо, что старик вообще ничего не знает ни о том, что он для меня, ни о том, что я из-за него ».

Берег забвения (1889) Евгения Брахта.

Шопенгауэр оказал значительное влияние на художников-символистов

Философия Шопенгауэра развивает идеи выдающегося немецкого философа и физика Иммануила Канта (1724–1804), чей проницательный, бронированный интеллект принес ему прозвище Аллес Цермаль. («все сокрушитель») от Моисея Мендельсона, деда композитора Феликса Мендельсона.

В своей основополагающей работе Критика чистого разума (опубликована в 1781 году) заявленная цель Канта состоит в том, чтобы изгнать догматические спекуляции из области метафизики (той области философии, которая имеет дело с конечной природой реальности) путем исследования пределы человеческого знания.

Идея о том, что наше восприятие мира зависит от оборудования, которое мы используем, сама по себе бесспорна, как это знает любой аудиофил, слушая музыку. Но Кант идет намного дальше.Он утверждает, что совершенно независимо от какого-либо сенсорного аппарата разум производит порядок, который мы видим в мире; это в первую очередь делает мир понятным. Сюда входят концепции времени, пространства и причины и следствия. Следствием этого взгляда является то, что вещи, какими они кажутся нам в мире («феноменальный мир»), не то же самое, что вещи действительно «в себе» («ноуменальный мир»). Проще говоря, мы никогда не сможем увидеть внутреннюю природу реальности.

Как и все идеи с далеко идущими последствиями, было много споров о том, что на самом деле имел в виду Кант (современный пример: что означает «Брексит»?).Дискуссиям не способствовал общеизвестно сложный стиль Канта; иногда даже говорят, что немцы изучают английский только для того, чтобы читать Канта в переводе. Но одна группа философов думала, что понимает его — немецкие идеалисты. В эту группу входили Фихте, Шеллинг, Гегель и, конечно же, Шопенгауэр.

Карикатура на Артура Шопенгауэра Вильгельма Буша (1832-1908)

Иоганнес Готлиб Фихте отверг идею Канта о ноуменальной реальности, не просто отбросив ее, но и усомнившись в существовании чего-либо вообще: мир природы есть создание нематериального сознания («я»), которое находится вне пространства и времени.Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг в более мистических терминах описал мир (Природу) как материализованный Дух, постоянно развивающийся и стремящийся к самосознанию, которое в своих высших формах достигается в Человеке, особенно в творчестве. Для Георга Вильгельма Фридриха Гегеля конечной реальностью было универсальное «я» или дух, то, что он называл «Geist», постоянно развивающееся в направлении самопознания в соответствии с определенным «диалектическим» образцом.

Шопенгауэр не хотел этого и напал на них за то, что он считал их претенциозным пустозвоном.Он принял различие Канта между миром, каким мы его воспринимаем, и скрытым, ноуменальным миром, каким он есть на самом деле, но он не согласился с тем, что мы не можем знать абсолютно ничего об этом ноуменальном мире, поскольку мы сами являемся его частью. Мы двигаем наши тела, мы осознаем, что мы будем наши тела двигаться. Он утверждает, что эта воля (или «воля к жизни») сама по себе нуменальна и фундаментальна для всего. Воля — безграничная энергия: слепая, безличная и бесцельная, бушующая, но бесцельная. С мрачной точки зрения Шопенгауэра, он обрекает все существа на жизнь, полную неудовлетворенных стремлений и унизительных страданий, которые прекращаются только после смерти и уничтожения личности.

Он расширил свои идеи в своем шедевре Мир как воля и представление , убедительно написанном и ясном произведении, которое в конечном итоге стало таким же обсуждаемым и влиятельным в свое время, как и работа Ричарда Докинза Эгоистичный ген в нашей книге. его путь к столам для разговоров по всей Европе и, в хорошо перелистанном экземпляре, на прикроватный столик Вагнера.

Открытие Вагнером философии Шопенгауэра в 1854 году стало событием, изменившим жизнь. Его послание о том, что страдания вызваны ненасытным желанием и тоской, чрезмерным эгоизмом и жестокостью других, перекликалось с Вагнером, чья беспорядочная жизнь была разорвана нищетой, неудачами, разочарованными амбициями и несчастливым браком.

Для Шопенгауэра искусство и эстетическое созерцание дают передышку от «безудержного и темного импульса воли», в котором мы можем «потеряться в созерцании бесконечного величия вселенной… [и] забыть индивидуальность». В этой схеме почетное место занимает музыка. «Его влияние на самую сокровенную природу человека так мощно, — пишет он, — и он настолько полно и глубоко понимается им в его сокровенной сущности как полностью универсальный язык, чья отчетливость превосходит даже сам мир восприятия.Композитор — гений, который «раскрывает сокровенную природу мира и выражает мудрость самым глубоким языком, который его рассуждения не понимают».

Никогда прежде Вагнер не находил так ясно выраженных стольких своих убеждений и зарождающихся идей для своих опер. «Эффект, который таким образом постепенно произвел на меня, был необычайным, — писал он, — и, безусловно, оказал решающее влияние на весь ход моей жизни».

Эффект на музыку и произведения Вагнера был немедленным и прямым.Но Вагнер, всегда упрямый гений, продемонстрировал свою независимость, однажды написав в письме: «Я медленно перечитывал основной труд Шопенгауэра, и на этот раз он вдохновил меня … расширить и — в некоторых деталях — даже исправить его систему». Он избегал втягивать свою работу в шопенгауэровский состав, если это не соответствовало его собственному видению, или, как сказал один писатель, «Вагнер был шопенгауэровцем, за исключением тех случаев, когда он им не был».

Хорошим примером является его восхитительный чувственный шедевр Tristan und Isolde , его знаменитый «аккорд Тристана» разрешен только в конце заключительного акта со смертью злополучных любовников (очень шопенгауэровский штрих).В сцене, где пара пьет любовное зелье, Вагнер пишет в программных заметках: «Отныне нет конца тоске, тоске, блаженству и страданиям любви: мир, сила, слава, великолепие, честь, рыцарство, верность и дружба, все рассыпались, как беспочвенный сон; одно лишь оставалось живым: желание, желание, неутолимое желание, вечное возрождение, — лихорадочное стремление: одно единственное искупление — смерть, прекращение существования, сон, который не знает пробуждения! » Но для Вагнера эта пара искуплена смертью и остается единой в смерти, а не растворяется в небытии, как это сделал бы Шопенгауэр.

Людвиг и Мальвин Шнорр фон Каролсфельд в роли Тристана и Изольды в первом исполнении оперы под управлением Ханса фон Бюлова

Другой пример — в заключительной сцене Götterdämmerung , четвертой оперы из его великой тетралогии «Кольцо ». Нибелунги. Вагнер боролся с трудностями при написании текста для мощной сцены сожжения Брунгильды и несколько изменил свое мнение. В конце концов он остановился на своей четвертой версии ( Final Published Ending , 1852), но не раньше, чем переосмыслил после открытия работы Шопенгауэра.Пятая версия, так называемая «Концовка Шопенгауэра » (1856 г.), лишена центральной идеи в другом месте «Кольца любви» как искупительной силы, вместо этого она становится источником страданий, которые необходимо погасить. После долгих размышлений Вагнер благоразумно бросил это.

Почувствуйте, как пламя горит в моей груди, сияющее пламя охватывает мое сердце:

, чтобы прижать его ко мне, пока я держу его в объятиях и в величайшей любви, чтобы быть преданным ему! — Хейайохо! Грань! Приветствуй своего хозяина! Зигфрид! Зигфрид! Видеть! В вашем блаженстве ваша жена приветствует вас!

— Окончательная публикация Конец , 1852 (отрывок) Теперь я приближаюсь к самой святой избранной земле, свободной от желаний и заблуждений, цели переселения мира, искупленной от реинкарнации, теперь просвещенная женщина идет.Благословенный конец всего вечного, знаете ли вы, как я его достиг? Глубочайшее горе любви открыло мне глаза: я увидел конец света.

— «Концовка Шопенгауэра», 1856 г. (отрывок)

Вагнер никогда не встречал Шопенгауэра, даже когда у него была возможность из-за нехарактерной застенчивости с его стороны. Однако он послал ему копию своего стихотворения Nibelungen . «Позже я узнал … что он впечатляюще и положительно отзывался о моих стихах», — отмечает он в Mein Leben .

Но Шопенгауэр не был большим поклонником музыки Вагнера. В конце первого акта Die Walküre , где постановщик говорит: «Занавес быстро падает», Шопенгауэр нацарапал на полях своей копии «И пора тоже!»

Кевин Живопись @berggasse

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ МНЕ В ПРИМЕФОНИЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО

Михай Эминеску: разделенный национальный поэт

Михай Эминеску считается одним из самых важных поэтов румынского языка и считается национальным поэтом в как Румыния, так и Молдова.Его произведения были обязаны романтизму западноевропейской поэзии, но делали упор на его собственные национальные пристрастия. Линдси Парнелл исследует свою жизнь и работу.

Ян Томас / WikiCommons

На него большое влияние оказали литература западноевропейских авторов и философские доктрины немецких ученых, таких как Артур Шопенгауэр, Михай Эминеску (урожденный Михай Эминович) считается национальным поэтом как Румынии, так и соседней Молдовы. Его романтическое вдохновение привело к поэзии, которая переосмыслила традиционные мифологические, легендарные и метафизические повествования.Поэтический дебют Эминеску, которому часто приписывают начало полной революции румынского стиха, пришелся на 1866 год, когда ему было всего 16 лет.

В 19 лет Эминеску переехал в Вену и начал учебу в университете, изучая как право, так и философию. Во время учебы в университете Эминеску стал активным членом литературной сцены и частым автором статей в различных газетах и ​​студенческих изданиях, но никакая принадлежность не была так важна, как его участие в Junimea. Это было уважаемое литературное общество Румынии, возглавляемое влиятельным академическим критиком и политиком Титу Майореску, который впоследствии стал наставником Эминеску.Роль Эминскеску в Junimea заключалась в том, чтобы подробно писать о социально-политическом климате меньшинств, живущих и работающих в Австро-Венгерской империи, особенно румын. Джунимея окажет глубокое влияние не только на его личную жизнь, но и на его профессиональные устремления как писателя. Эта группа поощряла и взращивала природные дары Эминеску как художника, но также предоставляла ему профессиональную поддержку и средства для продолжения учебы в Берлине.

Неизвестно / WikiCommons

После получения образования за границей Эминеску работал университетским библиотекарем, редактором газеты и журналистом, хотя продолжал писать и публиковать стихи.Шедевр Эминеску «Лучафэрул» («Вечерняя звезда») был опубликован в 1883 году. Это эпическое любовное стихотворение, в котором рассказывается о красоте мира природы и исследуется психика человека. В год публикации Эминеску поместили в психиатрический санаторий в Бухаресте после того, как якобы у него появились симптомы психического заболевания. Позже у него был диагностирован маниакально-депрессивный психоз, и он умер в 1889 году. Хотя после смерти он оставил различные тексты, рукописи, тома стихов и бесчисленное количество писем, Эминеску за всю свою жизнь увидел публикацию только одного полного сборника стихов — стихов 1884 года. (написано и опубликовано с помощью своего наставника Майореску).Эминеску известен как своими техническими достижениями, его умелым владением кратким декларативным языком, который он использует, так и философским весом тем его стихов. Несмотря на то, что Эминеску известен своей успешной поэтической карьерой, он также был автором художественных произведений, его самые восхваляемые прозаические занятия — дуэт Сэрманул Дионис и Цезара. Эминеску продолжал работать журналистом-фрилансером (создавая одни из самых впечатляющих письменных отчетов о русско-турецкой войне, когда-либо записанных), путешествовал и читал лекции по всему миру до своей смерти.