Русские писатели и переоценка всех ценностей
Культ личности, поиски мистического смысла любви, жизнестроительство и увлечение оккультизмом: в конце XIX — начале XX века русская литература пережила ценностный слом невиданных масштабов. В рамках нашей постоянной рубрики «Всевидящее око русской литературы» мы поговорим об изменениях, определивших умонастроения человека нового столетия и его литературные вкусы.
Вернувшись в начале 1890-х годов из Парижа, Дмитрий Сергеевич Мережковский написал поэму с символичным названием «Конец века». Это был один из первых текстов на русском языке, в котором нашли отражение смутное предчувствие грядущей общей гибели и благоговение перед будущим:
Но скорбь великая растет в душе у всех…
Надолго ль этот пир, надолго ль этот смех?
Каким путем, куда идешь ты, век железный?
Иль больше цели нет, и ты висишь над бездной?
Масштаб изменений, произошедших в русской литературе на рубеже веков, очевиден уже на уровне лексики. Лев Николаевич Толстой описывал этот исторический период как «начало, великий переворот». Андрей Белый вслед за Ницше утверждал, что человеком нового века движет «воля к переоценке». Максим Горький грезил о «духовном обновлении», а Александр Блок трепетал пред «лицом мирового переворота». Конечно, мы не смеем претендовать на полноту описания интеллектуальной атмосферы этой переломной эпохи — слишком много разнообразных сил и идей пересеклись в одной исторической точке: кризис эпических жанров и возвышение лирики, повальное увлечение позитивизмом и такое же массовое разочарование в нем, расцвет новой религиозности, наивная вера в оккультизм и ощущение фатального одиночества личности перед лицом истории.
Привычные связи рушились, политическая система пребывала в состоянии застоя, а церковь переживала кризис, который породил всплеск интереса к разнообразным оккультным и религиозно-философским учениям, призванным ее заменить. Привезенная из Европы идея fin de siècle придавала всем происходящим событиям, вне зависимости от их масштаба, апокалиптический характер. Литература едва поспевала за стремительно трансформирующейся системой мышления человека рубежа веков, который жил предчувствием грядущих изменений: «Если можешь, иди впереди века; если не можешь, иди с веком. Но никогда не будь позади века, хотя бы даже он шел назад», — писал Брюсов.
Литераторам рубежа веков, как известно, были свойственны упаднические настроения — смакование тягот и уродства реальности, желание выразить их особыми, намеренно «декадентскими» словами («…я лепетал какое-то бессвязное декадентское объяснение, говорил о луне, выплывающей из мрака, о пагоде, улыбающейся в струях, об алмазе фантазии, которая сгорела в образе юной мечты», — писал Брюсов в дневниках). В лирике Мережковского раскрывается тема «возмущения неполнотой всего, что может дать земля», «жгучей тоски» и принципиальной невозможности единства, близости:
Я никогда так не был одинок,
Как на груди твоей благоуханной,
Где я постиг невольно и нежданно,
Как наш удел насмешливо-жесток:
Уста к устам, в блаженстве поцелуя,
Ко груди грудь мы негою полны,
А между тем, по-прежнему тоскуя,
Как у врагов, сердца разлучены.
Иначе трагедия человека, обреченного до скончания лет «решать на выцветших страницах постылый ребус бытия», раскрывается в творчестве еще одного «нерадостного», по словам Максимилиана Волошина, поэта — Иннокентия Анненского. Правда, ощущение упадка в его лирике нередко сливается с переживанием почти пастернаковского «удивления перед чудом существования». Наиболее ярким примером подобной амбивалентности восприятия жизни кажется заключительная строфа стихотворения «Старая шарманка», посвященного «обиде старости»:
Но когда б и понял старый вал,
Что такая им с шарманкой участь,
Разве б петь, кружась, он перестал
Оттого, что петь нельзя, не мучась?..
Всё для человека
И все же новая эпоха началась с утверждения ценности личности. Во главе угла оказался интерес к внутренней жизни человека, существующего с «исступленным чувством личности и личной судьбы» (Бердяев). Экзистенциальное измерение человеческой жизни внимательно рассматривалось в контексте русской философии — в трудах Льва Шестова и Николая Бердяева. В литературе появился активный герой, который, следуя ницшеанскому призыву, изобретает себя сам, чтобы стать выше всего человеческого. Идея, что «человек есть нечто, что должно превозмочь», пленяет авторов разных направлений и складов ума.
К торжеству индивидуальной воли, противостоящей «косному образу жизни» и способной превратить жизнь в произведение искусства, подводил концепцию «жизнетворчества» Андрей Белый: «Смысл жизни не в объекте ее, а в объективируемой личности… Творчество жизни есть тайна личности: объективные цели жизни (создание науки, искусства, общества) — внешние эмблемы творческих тайн, переживаемых лично. Умение жить есть индивидуальное творчество, а общеобязательные правила жизни — маски, за которыми прячется личность». Отчасти об этом же говорил в известном монологе Сатин, герой пьесы Горького «На дне»: «Человек — вот правда! Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они… нет! — это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном! (Очерчивает пальцем в воздухе фигуру человека.) Понимаешь? Это — огромно! В этом — все начала и концы… Всё — в человеке, всё для человека!».
Нередко драма свободной личности была окрашена в мрачные тона, как, например, во многих рассказах Леонида Андреева рубежа веков. Вспомним «Рассказ о Сергее Петровиче», в котором студент-естественник, «бестолочь смоленская», начитавшись Ницше, решает преодолеть свою обыкновенность, но не находит решения лучше, чем покончить с собой (потому что «смерть его будет победою»). Это человек, созданный в соответствении с ницшеанским букварем, — он восстает против своей ограниченной природы и решает сотворить себя через единственный «сверхчеловеческий» жест, который ему доступен.
Похожим образом рассуждает герой повести Александра Куприна «Поединок», молодой подпоручик, столкнувшийся с глухой провинциальностью и пошлостью военной жизни:
Я умру, и не будет больше ни родины, ни врагов, ни чести. Они живут, пока живет мое сознание. Но исчезни и родина, и честь, и мундир, и все великие слова, — мое Я останется неприкосновенным. Стало быть, все-таки мое Я важнее всех этих понятий о долге, о чести, о любви? Вот я служу… А вдруг мое Я скажет: не хочу!.. Что же такое все это хитро сложенное здание военного ремесла? Ничто. Пуф, здание, висящее на воздухе.
Даже в бытовом измерении творчество активно сливалось с жизнью, требуя принципиально иных основ конструирования личности. Быть только лишь писателем или поэтом оказалось недостаточно: «Определите-ка его, кто он: критик, поэт, мистик, историк? — писал Андрей Белый о Мережковском. — То, другое и третье или ни то, ни другое, ни третье? Но тогда кто же он? Кто Мережковский? Но он ни то, ни другое, ни третье. Скажут, пожалуй, что он эклектик. Неправда. Просто он специалист без специальности. Вернее, специальность его где-то ему и ясна, но еще не родилась практика в пределах этой специальности. И оттого-то странным светом окрашено творчество Мережковского». В том же ключе о творчестве Иннокентия Анненского говорит Максимилиан Волошин: «В моем сознании соединилось много „Анненских”, которых я раньше не соединял в одном лице. Тут был и участник странного журнала „Белый Камень” (редактировавшегося Анатолием Бурнакиным) и других журналов того времени. А мы ехали к нему только как к переводчику Еврипида! Все соединялось в этом чопорном человеке, в котором чувствовался чиновник Министерства народного просвещения. До чего было в нем все раздергано на разные лоскуты».
Люди из подполья
Нет ничего удивительно в том, что именно в этот период люди вновь обратились к некоторым произведениям русской классики XIX века. Владимир Соловьев отмечает корни современного увлечения ницшеанством в творчестве Лермонтова («Я вижу в Лермонтове прямого родоначальника того духовного настроения и того направления чувств и мыслей, а отчасти и действий, которые для краткости можно назвать „ницшеанством”.) Сразу несколько писателей и мыслителей обратились к Достоевскому — в нем видели первого русского писателя, всерьез озаботившегося психологией личности. В частности, Вячеслав Иванов писал, что Достоевский открыл множество путей познания «отъединенной, самодовлеющей личности»:
Благодаря его художественной интуиции перед ним открылись самые тайные импульсы, самые скрытые извилины и бездны человеческой личности. До него мы не знали ни человека из подполья, ни сверхчеловеков, вроде Раскольникова (в «Преступлении и Наказании») и Кириллова (в «Бесах»), этих идеалистических центральных солнц вселенной на чердаках и задних дворах Петербурга, не знали бегущих из мира и от Бога личностей-полюсов, вокруг которых движется не только весь отрицающий их строй жизни, но и весь отрицаемый ими мир — и в беседах с которыми по их уединенным логовищам столь многому научился новоявленный Заратустра.
Дополнительным стимулом, подогревающим интерес к творчеству Достоевского, стали две мхатовские постановки — по «Братьям Карамазовым» в 1910 году и по «Бесам» в 1913-м. За ними последовала разгромная статья Горького, который призывал не допускать постановки произведений Достоевского на подмостках театров. Писатель представлялся ему злым гением: «Он изумительно глубоко почувствовал, понял и с наслаждением изобразил две болезни, воспитанные в русском человеке его уродливой историей, тяжкой и обидной жизнью: садическую жестокость во всем разочарованного нигилиста и — противоположность ее — мазохизм существа забитого, запуганного, способного наслаждаться своим страданием, не без злорадства однако рисуясь им пред всеми и пред самим собою».
На этом фоне вновь возрастает интерес к героям романтического склада — непокорным, непонятным и одиноким, обрекающим себя на извечный конфликт со средой. Таков был Ларра из рассказа Горького «Старуха Изергиль», в имени которого заключено значение «отверженный, выкинутый вон». Он воплощает идею индивидуалистической свободы, ведущей к отчуждению от людей. Это личность, выпавшая из среды, онтологически конфликтующая с ней («Всем даже страшно стало, когда поняли, на какое одиночество он обрекал себя. У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел ничего этого»). Отчасти таков и лирический герой Федора Сологуба, утверждающий свое «Я» как первоначало:
В первоначальном мерцаньи,
Раньше светил и огня,
Думать, гадать о созданьи
Боги воззвали меня.
Такая личность неизбежно осознает трагизм своего положения и необходимость вознести «жизнь к сознанию», то есть преодолеть хаос. Но там, «где горят огни сознанья», как известно, есть место только «злой жажде», «бескрылым желаньям» и «невозможной мечте».
Смысл любви
Проблема любви была актуальна для многих крупных философов и литераторов эпохи. В этой связи показательна работа Павла Флоренского «Столп и утверждения истины». В двенадцатом письме философ анализирует четыре древнегреческих глагола «любить» и разбирает оттенки их смыслов. Он рассматривает любовь-страсть, находящую высшее наслаждение в воплощении чувственных желаний, любовь как родовую связь и любовь рассудочную — строго оценивающую объект, на который она направлена. Лишь одно слово обозначает «любовь вообще, без отношения к чувственности или сердечности».
Такого рода любви посвящена пьеса Леонида Андреева «Анатэма». Ее герой — старый еврей, которому в наследство достается несметное богатство. Однако он оказывается всего лишь разменной монетой в извечном споре бога и дьявола: чтобы испытать героя, Анатэма внушает ему мысль раздать деньги бедным. В момент отчаяния, не сумев осчастливить ни ближних, ни дальних, тот ропщет на судьбу и вопрошает: «Зачем человеку любовь, когда она бессильна?» Не сумев спасти всех, он погибает от рук облагодетельствованный им толпы, а дьявол задается вопросом:
Не обманула ли Лейзера любовь? Она сказала: я сделаю все — и только пыль подняла на дороге, как слепой ветер из-за угла, который вырывается с шумом и ложится тихо… который слепит глаза и тревожит сор. Так пойдите же к тому, кто дал Давиду любовь, и спросите его: зачем ты обманул брата нашего Давида?
Новое понимание любви предложил и философ Владимир Соловьев, который видел в ней мистическое служение, «начало видимого восстановления образа Божия в материальном мире». В любви, по мнению Соловьева, осуществляется идея всеединства через слияние души человека с мировой душой. В созданной философом парадигме всеединству противостоит «бытие в состоянии распадения, бытие, раздробленное на исключающие друг друга части и моменты», а значит любовь — еще и способ преодолеть эгоизм и стремление к обособлению. При этом концепция Соловьева крайне эротитизирована: соединение естественной, свободной от эгоизма любви и мистического опыта он находит в сфере телесности. В этой связи писательница Анна Шмидт метко отметила, что главный мотив жизни и творчества Соловьева — ожидание «неизвестного лица, своего женского alter ego, с двойным естеством, двойным духом, земным и небесным». Этой теме посвящены многие его программные стихотворения:
Зачем слова? В безбрежности лазурной
Эфирных волн созвучные струи
Несут к тебе желаний пламень бурный
И тайный вздох немеющей любви.
Иначе подходит к проблеме любви Иван Бунин, остро переживающий распад традиционной семьи («Танька», «На чужой стороне», «На край света») и утрату любовью своей преобразующей силы. Писатель часто жаловался на «дряблость чувств» современников. Возможно, поэтому любовь изображается им как роковая сила, нечто сродни первородной стихии, которая вызывает одновременно ужас и трепет («Легкое дыхание», «Грамматика любви», «Дело корнета Елагина»). Такой же природой обладают многие героини Бунина, в особенности Оля Мещерская, которая умирает, следуя стихийным порывам, влекущим ее к неминуемому концу. Нечто гибельное, неуместное считывается в самом первом ее описании: «А она ничего не боялась — ни чернильных пятен на пальцах, ни раскрасневшегося лица, ни растрепанных волос, ни заголившегося при падении на бегу колена…»
Непредсказуемостью романтических метаморфоз был увлечен и Федор Сологуб. Особенно показателен в этой связи его небольшой рассказ «Милый паж» — инверсивная версия сюжета про «запретный плод». Молодая королева, устав от ласк старого мужа, влюбляется в прекрасного пажа, однако страсть их не находит выхода — слуга остается верен своему королю. Но неожиданно они оба получают желаемое: король не только одобряет их союз и дарует возможность свободно любить друг друга, но по сути приказывает им это. Правда, вскоре от былых чувств не остается и следа:
Сначала оба они были счастливы. Но скоро и Эдвигу, и Адельстана утомили ласки по чужой воле, ибо любви ненавистно всякое принуждение, — и утомили даже до взаимной ненависти. И оба они стали помышлять о том, как бы избавиться им от сладких, но тягостных оков любви, повелеваемой господином.
«Убью графиню!» — думал Адельстан.
«Убью пажа!» — думала Эдвига.
И однажды, когда она одевалась, а он по ее зову подошел к ней и склонился к ее ногам, чтобы обуть ее, она вонзила ему в сердце узкий и острый кинжал. Адельстан упал, захрипел и тут же умер.
Пожалуй, больше всех распад традиционных связей между людьми волновал Льва Николаевича Толстого. Этой теме посвящены многие его поздние произведения, начиная с «Крейцеровой сонаты», увидевшей свет в 1891 году. Толстой определил ее тему и жанр как «рассказ о любви плотской, о половых отношениях в семье», а такая тема, разумеется, не могла не спровоцировать ожесточенные споры. Все, что связано с телесностью, пожалуй впервые начало тогда так широко обсуждаться в публичной сфере. Вспомним известные откровения Брюсова: «С раннего детства соблазняли меня сладострастные мечтания. <…> Я стал мечтать об одном — о близости с женщиной. Это стало моей idée fixe. Это стало моим единственным желанием». Поэтому историю толстовского героя, убившего жену, «читали везде с неимоверной страстностью».
В особенности нерв эпохи задели мысли Толстого об истинном разврате и «освобождении себя от нравственных отношений к женщине, с которой входишь в физическое общение». («Помню, как я мучался раз, не успев заплатить женщине, которая, вероятно полюбив меня, отдалась мне. Я успокоился только тогда, когда послал ей деньги, показав этим, что я нравственно ничем не считаю себя связанным с нею», — говорит его герой.) Любопытно, что следствием разлада Толстой считает точку зрения эмансипированной дамы, которая утверждает, «что брак без любви не есть брак, что только любовь освящает брак и что брак истинный только тот, который освящает любовь». В послесловии к повести писатель высказался еще резче:
Надо, чтобы изменился взгляд на плотскую любовь, чтобы мужчины и женщины воспитывались бы в семьях и общественным мнением так, чтобы они и до и после женитьбы не смотрели на влюбление и связанную с ним плотскую любовь как на поэтическое и возвышенное состояние, как на это смотрят теперь, а как на унизительное для человека животное состояние, и чтобы нарушение обещания верности, даваемого в браке, казнилось бы общественным мнением по крайней мере так же, как казнятся им нарушения денежных обязательств и торговые обманы, а не воспевалось бы, как это делается теперь, в романах, стихах, песнях, операх и т. д.
Конец века
Суммируя сказанное, поговорим о тенденции, занимавшей умы каждого литератора, жившего на рубеже веков: это мучительный поиск окончательного смысла бытия. Многими остро переживалось ощущение «особости» выпавшей им эпохи, часто рефлексировалось само состояние «присутствия при смене двух эпох», как его описал Владислав Ходасевич, — и далеко не всегда в положительном ключе. В этом смысле очень характерна статья Толстого «Конец века», в которой писатель говорит о конце одного мировоззрения (одной веры, одного способа общения людей) и начале другого:
Внешние признаки этого я вижу в напряженной борьбе сословий во всех народах, в холодной жестокости богачей, в озлоблении и отчаянии бедных; бессмысленном, всё растущем вооружении всех государств друг против друга; в распространении неосуществимого, ужасающего по своему деспотизму и удивительного по своему легкомыслию учения социализма; в ненужности и глупости возводимых в наиважнейшую духовную деятельность праздных рассуждений и исследований, называемых наукой; в болезненной развращенности и бессодержательности искусства во всех его проявлениях.
Бытийный характер носила и эстетическая теория Андрея Белого, который утверждал, что «последняя цель культуры — пересоздание человечества»:
В этой последней цели встречается культура с последними целями искусства и морали; культура превращает теоретические проблемы в проблемы практические; она заставляет рассматривать продукты человеческого прогресса как ценности; самую жизнь превращает она в материал, из которого творчество кует ценность.
Постепенно осмысленный символистами жизнестроительный пафос перекочует в программные тексты футуристического направления. Гилейцы, плевавшие в лицо общественному вкусу, куда более утонченные эгофутуристы — все так или иначе разделяли идею творения-разрушения, пересоздания мира на новых началах. Ирина Одоевцева вспоминала, как «они „сбрасывали Пушкина с корабля современности”, расклеивали по Москве афиши, извещавшие о смерти Ахматовой, кричали Блоку на его выступлениях в Доме литераторов: Мертвец! Мертвец! В могилу пора!». Однако если символисты пытались сконструировать жизнь подобно произведению искусства, то футуристы поступали ровно наоборот. Следуя завету Алексея Кручёных, они стремились «увидеть мир по-новому» и, подобно Адаму, раздать всему сущему новые имена.
Забытые писатели прошлых лет
Некоторые русские писатели, например Александр Пушкин или Михаил Лермонтов, стали известны уже в первые годы литературной деятельности. И после смерти авторов их книги оставались популярными среди критиков, и среди читателей. Однако многие талантливые литераторы, известные в свое время, со временем оказались забыты. Их произведения нередко либо попадали под цензуру, либо считались устаревшими.Некоторые писатели стали известны только как авторы одного-двух произведений. Среди них, например, Всеволод Крестовский, который в 1866 году опубликовал авантюрный роман «Петербургские трущобы» о жизни небогатых жителей столицы. Книга стала одной из самых популярных в 1860-х годах и переиздавалась пять раз.
Поэт Федор Берг вспоминал: «Читатели романа составляли группы и посещали описанные Всеволодом Владимировичем места». Кроме «Петербургских трущоб», Крестовский издал несколько сборников стихов, повестей, очерков и романов, написал либретто к опере Николая Римского-Корсакова «Псковитянка».
Одним из самых популярных писателей конца XIX века был Семен Надсон. Поклонники называли его «новым Пушкиным», а сборник поэта «Стихотворения» до 1917 года неоднократно переиздавался. Общий тираж книг Надсона к тому моменту превысил 200 тысяч экземпляров. Он также получил Пушкинскую премию, которая считалась самой престижной наградой для писателей в дореволюционной России. А когда поэт умер в 1887 году, его гроб до Волкова кладбища в Санкт-Петербурге на руках несли поклонники.
В 1890-х годах творчество Надсона оставалось популярным. Его называли своим любимым поэтом Валерий Брюсов и Дмитрий Мережковский. Однако уже в начале XX века отношение критиков к Надсону изменилось. В 1908 году Брюсов писал, что его лирику можно считать «безнадежно отжившей». Надсона критиковали за повторяющиеся эпитеты, неудачные метафоры, а также пессимистическое настроение. А после революции его и вовсе называли «третьесортным поэтом». До конца 1980-х произведения писателя не публиковали и не изучали.
Другим известным автором в 1890-х годах был прозаик и драматург Игнатий Потапенко. Критики сравнивали его произведения с рассказами Антона Чехова, а драмы писателя часто ставили в Малом театре. Среди интеллигенции из небольших российских городов Потапенко стал даже популярнее Льва Толстого. Причиной тому было большое количество его произведений. Новые тома собрания сочинений писателя выходили практически каждый год, а его рассказы ежемесячно появлялись в литературных журналах. В «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» о Потапенко писали: «Один из плодовитейших современных беллетристов».
Из-за того, что Потапенко писал так много, его произведения часто казались критикам недоработанными или незаконченными. Они ругали писателя за шаблонность композиции, нелогичность концовок. Поэтому уже в начале XX века книги Потапенко перестали быть такими популярными. К тому времени известность приобрели рассказы и повести Александра Куприна и Ивана Бунина. Потапенко продолжал публиковать произведения вплоть до своей смерти в 1929 году. Однако прежнего успеха они уже не имели.
До революции был также известен Александр Амфитеатров. Критики называли его «русским Бальзаком» за реалистичные описания быта и психологизм произведений. Прозаик Степан Петров-Скиталец писал о творческой манере Амфитеатрова:
Великие российские писатели. Список
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
- Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
- Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
Русские писатели в портретах русских фотографов
В рамках празднования Года русской литературы мы подготовили виртуальную экспозицию «Русские писатели в портретах русских фотографов». Представленные фотографии охватывают период с конца XIX – до конца XX века и выполнены известными русскими фотографами.
Фотопортреты классиков русской литературы конца XIX века выполнены их современниками, ставшими классики русской фотографии. Почти все знакомые нам с детства портреты русских писателей второй половины XIX века сделал фотограф с мировым именем Сергей Львович Левицкий. В его мастерской считали за честь фотографироваться выдающиеся деятели науки, искусства и литературы, среди которых поэты Федор Тютчев и Николай Некрасов, композитор Михаил Глинка и учёный Дмитрий Менделеев.
За полвека работы Сергеем Левицким была создана богатейшая галерея портретов. И хотя его фотографическое наследие полностью не собрано, мы повседневно встречаем выполненные им портреты в книгах по истории русской культуры, науки, искусства, в залах исторических и литературных музеев.
Знаменитый портрет классика русской литературы Антона Павловича Чехова выполнен блестящим харьковским фотографом Алексеем Иваницким. Алексей Иваницкий провел фотосессию в Крыму в ялтинском доме писателя. На съёмку ушел целый день. Полученные фотографии привели великого писателя в восторг.
Портреты признанных писателей второй половины ХХ века принадлежат лучшему фотохудожнику современной России Павлу Павловичу Кривцову. Он обладатель престижных международных фотографических призов – «Золотой глаз» конкурса «World Press Foto», лауреат премии Союза журналистов СССР, имеет звание «Мастер международной фотографии».
Русский фотографический портрет сродни лучшим образцам русской литературы. Сострадание герою, сочувствие его жизни, опора на духовную силу, поиск надежды – вот главные черты русского фотопортрета. И эти черты присущи и творчеству Павла Кривцова и творчеству советских писателей – Евгению Носову, Олегу Волкову, Виктору Астафьеву, Юрию Бондареву, Леониду Бородину. Очень символично, что в авторскую фотокнигу Павла Кривцова «Святая Русь» вошли замечательные портреты этих писателей.
В нашей экспозиции представлены портреты известных белгородских литераторов – Владимира Михалева, Бориса Осыкова и Владимира Молчано-ва. Фотографии выполнены белгородским мастером светописи Виталием Собровиным. «Маэстро», так называли фотографа белгородцы, очень ценил талантливых людей, легко находил с ними общий язык. Неудивительно, что герои его фотоснимков всегда красивые, открытые, настоящие.
Всемирно известные русские писатели
Изображение с сайта
wikipedia.org |
Федор Михайлович ДостоевскийВеликий писатель Федор Михайлович Достоевский по праву является одним из самых читаемых классиков русской литературы за рубежом. Его одновременно психологический и философский роман «Преступление и наказание», повествующий об антигерое Раскольникове, совершившем убийство, полюбился иностранному читателю глубокими рассуждениями о свободе воли, страдании и безумии, искуплении и признании. Другим популярным за рубежом произведением Достоевского, за свои описания сложных духовных проблем 19 века, являются «Братья Карамазовы». |
Учимся писать сочинение. Литература. 10 класс. Рабочая тетрадь
Рабочая тетрадь адресована учащимся образовательных организаций, реализующих образовательные программы среднего общего образования. Пособие содержит задания, нацеливающие десятиклассников на создание как традиционного сочинения на литературную тему, так и литературоцентричного итогового сочинения-рассуждения. Тетрадь может быть использована учащимися как на уроках, так и для самостоятельной работы дома.
Купить
Изображение с сайта
wikipedia.org |
Лев Николаевич ТолстойДругой классик русской литературы, до сих пор крайне востребованный за рубежом, — писатель-философ Лев Николаевич Толстой. Его роман «Анна Каренина», в котором разрушительная страсть Анны и графа Вронского противопоставляется глубокому нравственному чувству Левина к Кити Щербацкой, относится к величайшим любовным произведениям всех времен. Не пропускают зарубежные читатели и эпическую сагу «Война и мир», в которой происходят столкновения государств и армий, судеб и человеческой воли, сагу о любви и ненависти, патриотизме и самоотверженном служении родине. Л.Н. Толстой является одним из лидеров по количеству экранизаций его произведений за рубежом. |
Читайте также:
Изображение с сайта
wikipedia.org |
Иван Сергеевич ТургеневЗарубежные читатели начали знакомиться с русской литературой ещё в середине XIX века. Это можно отнести к одной из заслуг русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева, который, поселившись в Германии, стал активно заниматься популяризацией творчества российских писателей в Европе. С его же собственных произведений и началось знакомство иностранных книголюбов с глубиной и богатством русского языка. Ещё при жизни Тургенев стал крайне популярным писателем в Европе, о его таланте заговорили самые влиятельные люди зарубежья. Например, канцлер Германской империи Хлодвиг Гогенлоэ писал об Иване Сергеевиче: «Сегодня я говорил с самым умным человеком России». |
Литературное чтение. 4 кл. Хрестоматия Ч.1. Изд.3
Хрестоматия включает художественные произведения разных жанров, позволяющие учителю организовать дифференцированное обучение четвероклассников с учетом уровня подготовки каждого ученика.
Купить
Изображение с сайта
wikipedia.org |
Антон Павлович ЧеховАвтор многочисленных юмористических рассказов и пьес, в которых он рассуждал о неотъемлемой важности рядовых жизненных проблем, Антон Павлович Чехов по праву является одним из самых переводимых на иностранные языки классиков русской литературы. Отдельно стоит сказать о Чехове, как о великом драматурге — его пьесы, десятки раз экранизированные, уже второе столетие не сходят с подмостков лучших театров мира. «В плеяде великих европейских драматургов… имя Чехова сияет как звезда первой величины», — писал в начале XX века Джордж Бернард Шоу. |
Читайте также:
Изображение с сайта
wikipedia.org |
Александр Сергеевич ПушкинИмя великого русского поэта и писателя Александра Сергеевича Пушкина хорошо известно и за границей, причем его европейская известность началась ещё при его жизни. Переводами его произведений занимались такие признанные мастера словесности, как Проспер Мериме и Владимир Набоков. «Гармонические точные» стихи Пушкина гораздо больше теряют в переводе, чем насыщенные романы или фабульные новеллы. Многочисленные попытки создать читательски удачный перевод «Евгения Онегина» не увенчались успехом. Тем не менее, поэма «Евгений Онегин» очень популярна за рубежом, как и одноименная опера П.И. Чайковского, которая не сходит с подмостков всех крупнейших оперных театров мира. Вообще, иностранным читателям известен особый статус Александра Сергеевича в русской культуре, которому, как и «загадочной русской душе», иностранцы больше удивляются, чем понимают его. |
Итоговая аттестация. Выпускное сочинение. Учебно-методическое пособие
В пособии показаны основные этапы долговременной и экспресс-подготовки к аттестационному сочинению и мини-сочинению-рассуждению, которым является третья часть ЕГЭ по литературе, разъясняется специфика работы с основными типами тем сочинений, дана последовательность работы непосредственно в ходе экзамена. Особое внимание обращается на последние изменения в правилах сдачи экзамена. Для выпускников, абитуриентов, учителей и родителей.
КупитьРусская Литература XIX и XX века
Часто говорят классика не стареет и ознакомившись хотя бы с частью представленного материала, Вы вероятно полностью с этим согласитесь или лишний раз подтвердите это для себя.
Даже просто пробежавшись по анонсам материалов, вы получите представление актуальности творчества классиков для современного человека.
Во всех главнейших сферах нашего общества очень мало что поменялось. Те же острейшие социальные проблемы, круговая несправедливость и подчас полная бесперспективность текущих моделей социального развития, что и в настоящей российской действительности.
Кроме социальных вопросов, которые как и прежде стоят на первом месте в нашем современном обществе, так же конечно рассмотрены многие другие моменты.
Вопросы разрыва в мироощущении и мироустройстве между поколениями людей знающих и помнящих советское прошлое и советскую школу с настоящим поколение, в котором преобладают эгоистические взгляды и узко направленность. Вопросы выбора пути развития личности так же актуальны, как и раньше.
Что же говорить о любви и чувствах.. Это такие вещи, которые всегда и во всех формах обществ будут сильнейшим образом волновать людей.
Конечно же, мы можем продолжать и продолжать. Практически нет тем, которые волновали бы современного человека, и не были раскрыты в работах представленных на сайте гениев пера и мысли нашей страны.
На ресурсе представлена оригинальная автобиография поэтов и писателей 19 века, более негде не представленная на данный момент в Рунете.
Различные критики, рецензии и анализ основных произведений школьного курса. Художественные произведения и литературно-критические статьи, изучение которых предусмотрено школьной программой. И конечно же, ключевые произведения — стихотворения, драматургические произведения и критические статьи как в полном так и сокращенном варианте.
Вместить огромное и многогранное творчество классиков XIX века на одном ресурсе практически не возможно, как с технической точки зрения так и затрат по времени. В этом плане соперничать с электронной библиотекой Максима Мошкова в принципе не возможно, да и не нужно.
Приятного ознакомления, светлых мыслей и отличных оценок друзья!
PushkinOnline — Article
Ф.Ч.Рзаев,
доктор филологических наук,
профессор кафедры азербайджанской и
мировой литературы Азербайджанского
государственного педагогического университета
Наследие русского зарубежья в последние годы привлекает пристальное внимание в современном литературоведении, однако интерес исследователей более всего сосредоточен на изучении художественного творчества писателей-эмигрантов. Жанр литературной критики в этом плане до сих пор остается неизученным. И это несмотря на то, что многие исследователи именно критику считали наиболее сильной в литературе эмиграции. По мнению одного из исследователей, «самое интересное, что дала эмигрантская литература – это ее творческие комментарии к старой русской литературе» (1, с.8). Такого же мнения придерживался и Г.П.Струве: «Едва ли не самым ценным вкладом зарубежных писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут быть признаны разные формы не-художественной формы – критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная литература» (2, с.371). С этим мнением соглашались многие исследователи (3, с.43).
Среди многообразного литературно-критического наследия русского зарубежья особый интерес представляют публикации известных писателей-эмигрантов. Русские писатели-эмигранты, помимо собственно художественного творчества, уделяли достаточно серьезное внимание вопросам, связанным с различными аспектами литературного творчества, литературного процесса. При этом в статьях литературоведческого характера, литературных эссе и очерках, многочисленных интервью они обращались не только к современной литературе, но и к творчеству классиков русской и мировой литературы. Среди писателей-эмигрантов, безусловно, к творчеству русских классиков чаще всего обращались те, кто выступал с лекциями в известных американских и европейских университетах, выступал с докладами на различных научных конференциях. В частности, в американских университетах в качестве лекторов выступали такие яркие представители эмигрантской литературы, как В.Набоков, И.Бродский и др.
По нашему мнению, в литературно-критическом наследии писателей-эмигрантов можно выделить три важнейших аспекта: популяризация русской литературы, научно-критическая интерпретация художественных произведений и «писательское» восприятие творчества другого литератора. Каждый из указанных аспектов находит отражение в публикациях писателей-эмигрантов, при этом порой они настолько переплетаются друг с другом, что трудно в некоторых случаях выделить приоритетность одного из них. Особый интерес представляет тот факт, что литературная критика русского зарубежья, в том числе творчество писателей-эмигрантов, не только были свободны от идеологических запретов советской критики и литературоведения, но и в определенной степени противостояли чрезмерно идеологизированным концепциям и оценкам, популярным в СССР, часто противопоставляя совершенно иные подходы и характеристики. Именно поэтому взгляды писателей-эмигрантов на русскую классику представляют большой научный интерес.
Учитывая ограниченные рамки настоящей работы, мы обратимся к публикациям лишь некоторых писателей-эмигрантов, в которых можно обнаружить наиболее типичные особенности «писательского» подхода к оценке творчества классиков русской литературы. Среди них, безусловно, выделяются работы В.Набокова и И.Бродского.
В.Набоков является автором ряда известных публикаций, в которых содержится оригинальный подход к изучению и оценке творчества русских классиков. Среди них следует отметить в первую очередь «Лекции по русской литературе», «Лекции по зарубежной литературе» и «Комментарии к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Лекции В.Набокова были изданы в России в двух сборниках – «Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Тургенев» и «Лекции по зарубежной литературе». Подход В.Набокова к анализу творчества классиков русской и мировой литературы представляет большой интерес с литературоведческой точки зрения, так как наглядно демонстрирует совершенно иную позицию, свободную от стереотипов и штампов литературоведения советского периода. Литературоведческие исследования писателя, написанные им в качестве лекций для студентов американских университетов, столь же самоценные творения, как и его выдающиеся прозаические произведения.
Своеобразие подхода В.Набокова к творчеству классиков русской литературы Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Л.Толстого, Чехова, М.Горького наиболее полно проявилось в «Лекциях по русской литературе». В небольшом по объему предисловии к этой книге Ив.Толстой сформулировал мысль, очень важную для понимания литературных взглядов В.Набокова, его подхода к оценке творчества русских классиков: «Набоков ценит в чужом литературном наследии лишь то, что пестует в своем собственном – силу и непосредственность чувства, повествовательную опытность, когда «лучшие слова в лучшем порядке» передают заданную мысль кратчайшим образом, авторскую освобожденность от обязательств даже перед «звездным небом над нами и нравственным законом внутри нас» (4, с.9). Действительно, слова Ив.Толстого дают возможность понять принципы отбора не только писательских имен, но и произведений того или иного писателя. Так, например, Ив.Толстой объясняет отношение Набокова к творчеству Л.Толстого: «У Льва Толстого лектор Набоков отвергает морализаторскую «Войну и мир» как «литературу Больших Идей» и предпочитает более домашнюю «Анну Каренину» с «Иваном Ильичом» (4, с.10). Отмеченные Ив.Толстым особенности творчества Набокова позволяют сделать вывод о том, что в целом писательский подход отличается от профессионального научного похода тем, что критики-литературоведы, как правило, рассматривают факты и явления как часть литературного процесса эпохи или творчества отдельного писателя с точки зрения выявления тех или иных закономерностей, общих и индивидуальных особенностей и пр. Писательский же подход к оценке творчества литераторов в этом плане более свободный и базируется чаще всего на литературных вкусах самого писателя.
«Лекции по русской литературе» В.Набокова начинаются с раздела «Писатели, цензура и читатели в России». Предварение разделов, посвященных творчеству классиков русской литературы, подобной статьей имеет принципиальное значение. Сравнивая развитие русской и западноевропейских литератур, Набоков отметил: «Одного 19 в. оказалось достаточно, чтобы страна почти без всякой литературной традиции создала литературу, которая по своим художественным достоинствам, по своему мировому влиянию, по всему, кроме объема, сравнялась с английской и французской, хотя эти страны начали производить свои шедевры значительно раньше» (4, с.14). Причину поразительного всплеска эстетических ценностей в России писатель связывает с невероятной скоростью духовного роста России в XIX веке, которая достигла в это время уровня старой европейской культуры. Традиционное советское литературоведение никогда не могло бы согласиться с утверждением В.Набокова об отсутствии литературной традиции («…почти без всякой литературной традиции…») в истории русской литературы XIX века. Возможно, слова Набокова в этом смысле слишком категоричны, однако требования, которые предъявляет писатель к художественной литературе, к ее эстетическому уровню, оправдывают его позицию по отношению ко всей русской литературе предшествующего периода.
Оригинальные взгляды В.Набокова содержатся в разделах, посвященных анализу творчества классиков русской литературы. В первую очередь, необходимо отметить, что в отличие от представителей научного литературоведения писатель уделяет большое внимание описанию событий из жизни русских литераторов. На наш взгляд, Набоков стремится найти в биографиях писателей объяснение многих фактов, событий, описанных в анализируемых художественных произведениях классиков, а также раскрыть природу новаторских творческих находок, мастерство художественных приемов. В этом смысле характерно даже название первой статьи в «Лекциях по русской литературе», посвященной творчеству Н.В.Гоголя: «Его смерть и его молодость». Кстати, можно ли было встретить в трудах советских литературоведов публикации с подобным названием? Вряд ли.
В статье о Гоголе В.Набоков обращается к анализу произведений «Ревизор» (раздел под названием «Государственный призрак»), «Мертвые души» («Наш господин Чичиков»), «Шинель» («Апофеоз личины»). В начале анализа пьесы «Ревизор» Набоков высказывает мысль, которая полностью противопоставлена основной характеристике этого произведения в работах советских литературоведов. Он отмечает, что после первой постановки комедии на театральной сцене «… пьесу Гоголя общественные умы неправильно поняли как социальный протест, и в 50-х и 60-х гг. она породила не только кипящий поток литературы, обличавшей коррупцию и прочие социальные пороки, но и разгул литературной критики, отказывавшей в звании писателя всякому, кто не посвятил своего романа или рассказа бичеванию околоточного или помещика, который сечет своих мужиков» (4, с.56). И в дальнейшем при анализе «Ревизора» Набоков, в отличие от советских литературоведов, уделяет внимание вопросам, которые практически не затрагивались в советском гоголеведении. Так, например, писатель подробно останавливается на внесценических персонажах пьесы, отмечая, что использование этого «банального» приема в драматургии Гоголя существенно отличается от традиций русской и мировой литературы. Широко известные слова о том, что если в первом действии на стене висит охотничье ружье, в последнем оно непременно должно выстрелить, не соответствуют художественным принципам Гоголя. «Ружья Гоголя, пишет Набоков, — висят в воздухе и не стреляют; надо сказать, что обаяние его намеков и состоит в том, что они никак не материализуются» (4, с.61). Набоков приводит ряд примеров из текста «Ревизора». Так, например, обращаясь к образу судебного заседателя, о котором упоминает в разговоре городничий, Набоков пишет: «Мы никогда больше не услышим об этом злосчастном заседателе, но вот он перед нами как живой, причудливое вонючее существо из тех «Богом обиженных», до которых так жаден Гоголь» (4, с.61). Набоков-писатель обращает внимание, в первую очередь, на такие детали, такие «мелочи», которые не интересовали представителей традиционного литературоведения, ищущих в творчестве Гоголя лишь то, что работает на социальную критику. Поэтому вряд ли можно встретить в исследованиях прошлого века фамилии таких внесценических персонажей из пьесы «Ревизор», как помещики Чептович, Верховинский, полицейский Прохоров и др., лишь промелькнувших в устах действующих лиц, но привлекших внимание писателя Набокова. Мало того, Набоков отмечает особое мастерство Гоголя в том, что у него и новорожденный безымянный персонаж может вырасти и в секунду прожить целую жизнь: у трактирщика Власа «жена три недели назад тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так же, как и отец, содержать трактир». Говоря о многочисленных внесценических второстепенных персонажах комедии, Набоков пишет: «Потусторонний мир, который словно прорывается сквозь фон пьесы, и есть подлинное царство Гоголя. И поразительно, что все эти сестры, мужья и дети, чудаковатые учителя, отупевшие с перепоя конторщики и полицейские, помещики, … романтические офицеры, … все эти создания, чья мельтешня создает самую плоть пьесы, не только не мешают тому, что театральные постановщики зовут действием, но явно придают пьесе чрезвычайную сценичность» (4, с.66).
В статье о Гоголе писатель Набоков обращается также к миру вещей в произведениях русского классика. Он отмечает, что вещи в гоголевских произведениях призваны играть ничуть не меньшую роль, чем одушевленные лица. В качестве типичного примера использования вещи Набоков приводит описание городничего, который, облачившись в роскошный мундир, в рассеянности надевает на голову шляпную коробку. Набоков называет это чисто гоголевским символом обманного мира, где шляпы – это головы, шляпные коробки – шляпы, а расшитый золотом воротник – хребет человека.
Весь анализ пьесы «Ревизор» пронизан мыслью Набокова о том, что эта сновидческая пьеса была воспринята как сатира на подлинную жизнь в России. Писатель считает, что «Пьесы Гоголя это поэзия в действии, а под поэзией я понимаю тайны иррационального, познаваемые при помощи рациональной речи. Истинная поэзия такого рода вызывает не смех и не слезы, а сияющую улыбку беспредельного удовлетворения, блаженное мурлыканье, и писатель может гордиться собой, если он способен вызвать у читателей, или, точнее говоря, у кого-то из своих читателей, такую улыбку и такое мурлыканье» (4, с.68). Как видно из приведенных слов, Набоков обращает внимание на те стороны творчества Гоголя, которые не замечали советские исследователи-литературоведы. Таким же «писательским» подходом отличаются и материалы, отражающие взгляды Набокова на поэму «Мертвые души» и повесть «Шинель».
В «Лекциях по русской литературе» привлекают внимание и оригинальные оценки творчества других классиков русской литературы XIX века. Так, например, интересные суждения писателя содержатся в разделах, посвященных анализу произведений Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, И.С.Тургенева, М.Горького.
В.Набоков в начале статьи о романе Л.Толстого «Анна Каренина» отметил: «Толстой – непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый – Толстой, второй – Гоголь, третий – Чехов, четвертый – Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов» (4, с.221). На этой же странице книги в сносках Набоков высказал следующее: «Читая Тургенева, вы знаете, что это – Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться». Набоков, вступая в спор с теми, кто считает главным в творчестве Л.Толстого его идеологические взгляды, отмечает, что только поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. «На самом же деле его проповедь, – пишет Набоков, – вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение. В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник» (4, с.221).
В этой статье Набокова есть множество фрагментов, которые хотелось бы процитировать, однако мы не можем пройти мимо отрывка, в котором автор указал имена нескольких классиков русской литературы XIX века: «Истина – одно из немногих русских слов, которое ни с чем не рифмуется. У него нет пары, в русском языке оно стоит одиноко, особняком от других слов, незыблемое, как скала… Большинство русских писателей страшно занимали ее точный адрес и опознавательные знаки. Пушкин мыслил ее как благородный мрамор в лучах величавого солнца. Достоевский, сильно уступавший ему как художник, видел в ней нечто ужасное, состоящее из крови и слез, истерики и пота. Чехов не сводил с нее мнимо-загадочного взгляда, хотя чудилось, что он очарован блеклыми декорациями жизни. Толстой шел к истине напролом, склонив голову и сжав кулаки, и приходил то к подножию креста, то к собственному своему подножию» (4, с.224). Приведенная выше цитата весьма характерна для манеры В.Набокова, который в образной форме выражает свое отношение, с одной стороны, к одной из высших целей литературного творчества, с другой – дает дифференцированную оценку творчества русских классиков в связи с их подходом к достижению этой цели.
Часто В.Набоков обращается к этому приему – анализируя творчество писателя, выступать с обобщениями и давать сравнительную характеристику с творчеством других литераторов. Так, например, в разделе, посвященном творчеству И.С.Тургенева, писатель-эмигрант отмечает особенную известность Тургенева, Горького и Чехова за границей. Однако он тут же подчеркивает отсутствие естественной связи между ними. При этом Набоков пишет: «Однако можно заметить, что худшее в тургеневской прозе нашло наиболее полное выражение в книгах Горького, а лучшее (русский пейзаж) изумительное развитие в прозе Чехова» (4, с.143).
Не менее интересными являются литературно-критические и эстетические взгляды одного из самых известных литераторов-эмигрантов ХХ века И.Бродского, высказанные в литературных эссе и многочисленных интервью. И.Бродский не оставил какого-либо систематизированного сборника или труда, отражающего его литературно-критические взгляды, однако имена классиков русской литературы постоянно появляются в его размышлениях по различным проблемам литературного творчества. Следует отметить, что Бродский, касаясь творчества русских литераторов, во-первых, чаще всего называет имена поэтов, во-вторых, обращается к своим старшим современникам и непосредственным предшественникам. Поэтому мы сталкиваемся в публикациях Бродского с именами А.Ахматовой, М.Цветаевой, О.Мандельштама, Б.Пастернака и А.Солженицына. Тем не менее, мысли поэта о русской литературе XIX века часто звучат в самых разных выступлениях и интервью. Эти мысли выдающегося поэта и сегодня в значительной степени отличаются от устоявшихся мнений и оценок. Обращение к имени русских литераторов XIX века происходит у Бродского в различных ситуациях, связанных порой с его размышлениями о задачах и функциях художественного литературы и художественного творчества, о взаимоотношениях общества и литераторов. Так, например, в своей знаменитой «Нобелевской лекции» Бродский сослался на одного из русских поэтов: «Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую «лица необщим выраженьем» ( 5, с.669).
Большой интерес вызывает обращение И.Бродского к именам русских классиков в его беседах о литературе, нашедших отражение в книге С.Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским» (6). Так, в различном контексте в диалогах с С.Волковым поэт называет таких представителей русской литературы XIX века, как Державин, Пушкин, Пущин, Гоголь, Л.Толстой, Достоевский, Некрасов, Ф.Тютчев и др. Бродский не скрывает своих литературных пристрастий и каждый раз, сравнивая тех или иных русских классиков, раскрывает причины, по которым высоко ценит одних, критически судит других. В качестве примера можно привести отношение Бродского к творчеству Е.Баратынского. Рассуждая о наличии в поэзии Пушкина некоторых клише, Бродский отметил: «Заметьте, кстати, как сильна в Мандельштаме «баратынская» струя. Он, как и Баратынский, поэт чрезвычайно функциональный. Скажем, у Пушкина были свои собственные «пушкинские» клише. Например, «на диком бреге»… Или, скажем, проходная рифма Пушкина «радость – младость». Она встречается и у Баратынского. Но у Баратынского, когда речь идет о радости, то это вполне конкретное эмоциональное переживание, младость у него – вполне определенный возрастной период. В то время как у Пушкина эта рифма просто играет роль мазка в картине» (6, с.303-304). Далее следует обобщение, ради которого и сравнивал Бродский Пушкина и Баратынского: «Баратынский – поэт более экономный; он и писал меньше – больше внимания уделял тому, что на бумаге. Как и Мандельштам» (Волков 2002:304). Как видим, рассуждая о самых тонких вопросах стихотворной поэтики, Бродский демонстрирует здесь, как и во множестве других выступлений, великолепное знание классической русской поэзии, цитируя наизусть стихотворения классиков. С другой стороны, становится понятным, почему Бродский отдает предпочтение тому или другому поэту – потому, что именно такие стихи отвечают его литературным вкусам и высоким требованиям, предъявляемым к высокой поэзии.
В книге С.Волкова Бродский неоднократно обращается и прозаикам XIX века. Так, в ответ на вопрос С.Волкова, почему на Западе хорошо знают русскую поэзию ХХ века, в то время как русскую прозу знают преимущественно по авторам XIX века, Бродский заметил: «У меня на это есть чрезвычайно простой ответ. Возьмите, к примеру, Достоевского. Проблематика Достоевского – это проблематика, говоря социологически, общества, которое в России после 1917 года существовать перестало. В то время как здесь, на Западе, общество то же самое, то есть капиталистическое. Поэтому Достоевский здесь так существенен. С другой стороны, возьмите современного русского человека: конечно, Достоевский для него может быть интересен; в развитии индивидуума, в пробуждении его самосознания этот писатель может сыграть колоссальную роль. Но когда русский читатель выходит на улицу, то сталкивается с реальностью, которая Достоевским не описана» (6, с.70). Как видим, обсуждая проблемы восприятия русской литературы читателями западных стран, Бродский не только дает характеристику особенностей проблематики творчества Достоевского, но и опосредованно говорит о причинах популярности произведений литературысреди современных читателей.
Имена русских классиков часто используются И.Бродским для подтверждения мыслей, связанных с писательским ремеслом, отношением литераторов к проблемам литературного творчества. Так, например, А.С.Пушкин, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский, Ф.Тютчев, И.С.Тургенев и многие другие имена звучат в устах Бродского тогда, когда необходимо провести определенные параллели с современными русскими и западными литераторами. Однако и в этих случаях мы видим, сколь разительно отличается мнение поэта от общепринятых в традиционном литературоведении оценок и характеристик. В настоящей работе нет возможности подробно излагать такие расхождения между взглядами Бродского и точками зрения известных советских литературоведов. Достаточно отметить, что даже термин «карнавализация», введенный Бахтиным, которого трудно отнести к представителям традиционного советского литературоведения, вызывает возражение Бродского, предлагающего заменить этот термин словом «скандализация».
Литературно-критическое наследие И.Бродского ждет еще своих исследователей, так как поэт, раскрывая свои эстетические воззрения, постоянно обращается к именам русских классиков XIX-XX веков, отдавая, безусловно, предпочтение великим русским поэтам своей эпохи – Мандельштаму, Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой.
Оригинальными взглядами на творчество классиков русской литературы отличаются работы известных писателей-эмигрантов П.Вайля и А.Гениса«Советское барокко», «Родная речь (уроки изящной словесности)».(7, 8) В «Родной речи» представлены литературные очерки практически обо всех классиках русской литературы XIX века – от Карамзина до Чехова. В предисловии к книге авторы отметили, что все главы «Родной речи» строго соответствуют программе средней школы, а задача заключалась в том, чтобы «перечитать классику без предубеждения» (7, с.8). В этих очерках высказываются порой спорные с научной точки зрения оценки творчества русских классиков, однако сам подход авторов в корне отличается от традиционных взглядов и общепринятых оценок советского литературоведения.
П.Вайль и А.Генис в авторском предисловии также отметили, что знакомые с детства книги с годами становятся лишь знаками книг, эталонами для других книг, но «тот, кто решается на такой поступок – перечитать классику без предубеждения, – сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой» (7, с.8).
Следуя программе средней школы, авторы анализируют «Бедную Лизу» Карамзина, «Недоросль» Фонвизина, «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «Горе от ума» Грибоедова, «Евгения Онегина» Пушкина и т.д. Безусловно, Вайль и Генис свободны от идеологических пут советского литературоведения, что дает им возможность при анализе творчества классиков приводить такие цитаты, которые вряд ли могут быть знакомы поколениям советских школьников. Например, главу о Радищеве они начинают известными словами Екатерины Второй: «Бунтовщик хуже Пушкина». Однако вслед за этим тут же приводят высказывание Пушкина, которое называют самой трезвой оценкой Радищева: «Путешествие в Москву», причина его несчастья и славы, есть очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге» (7, с.32). В школьных и вузовских курсах истории русской литературы имя Радищева традиционно звучало как имя революционера, борца с режимом и т.д. Как правило, художественные особенности творчества Радищева в литературоведческих исследованиях не затрагивались. Поэтому и пушкинские слова о его творчестве, и характеристики П.Вайля и А.Гениса представляют совершенно иной взгляд, отличный от традиционных оценок советского литературоведения.
В «Родной речи» можно встретить немало цитат, подобных пушкинским словам о Радищеве, опровергающих основные характеристики произведений русской классики, общепринятые в советском литературоведении. Поэтому вполне уместно авторы приводят слова Андрея Битова: «Больше половины своего творчества я потратил на борьбу со школьным курсом литературы» (7, с.9).
П.Вайль и А.Генис развенчивают множество мифов, укоренившихся в сознании многих поколений советских людей, связанных не только с жизнью и деятельностью классиков, но более всего с мифологизацией имен классиков русской литературы XIX века и некоторых персонажей их произведений. Характерно в этом смысле следующее высказывание: «Образ Пушкина давно уже затмил самого Пушкина» (7, с.67). Взгляды Вайля и Гениса – это попытка оценить творческие успехи и недостатки русских классиков в контексте развития мирового литературного процесса, по-новому рассмотреть произведения, которые на протяжении многих десятилетий считаются выдающимися литературными памятниками, а оценки их остаются неизменными. Тем и интересны очерки авторов о русских классиках.
Русская классика в оценке писателей-эмигрантов предстает в ином ракурсе, что лишь обогащает наши представления и об особенностях литературного процесса, и о литературно-критической деятельности писателей-эмигрантов. Приведенные нами материалы показывают, что проблемы освещения творчества классиков русской литературы писателями-эмигрантами нуждаются в серьезном изучении.
Литература:
Иваск Ю. Письма о литературе // Новое русское слово. 1954. 21 марта. №15303. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. – Paris: UMKA-Press, 1984.
Фостер Л. Статистический обзор русской зарубежной литературы. – В кн.: Русская литература в эмиграции. Сборник статей под ред. Н.П.Полторацкого. – Питтсбург: 1972.
Набоков В. Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. Москва: Независимая газета, 1999. – 440 с.
Бродский Иосиф. Стихотворения. Эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 2001. – 752 с.
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. Москва: ЭКСМО, 2002. – 448 с.
Вайль П., Генис. Родная речь. Советское барокко. 60-е. Мир советского человека. Собр.соч. в двух томах, т.1. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. – 960 с.
«Разве мы не знаем свой разум?»: Заново открытая русская писательница XIX века
24 ОКТЯБРЯ 2017
В ИНФОРМАЦИОННОМ предисловии к книге Софии Хвощинской « Городской народ и деревенский народ » Хильде Хугенбум пишет: «В 1860-х […] в России было свое трио писательниц. Как и Бронте, сестры Хвощинские писали под мужскими псевдонимами, переносили лишения и жили в провинции ». Аналогия уместна, но, как отмечает Хугенбум, лишь до определенного момента: «Сестры Бронте стали хорошо известны вскоре после их смерти, [но] история сестер Хвощинских еще не рассказана.Хотя возможная безвестность сестер — это «знакомая ситуация для женщин-писателей», они сами внесли свой вклад в это стирание из литературы, публикуясь под псевдонимами и, как правило, стараясь держаться подальше от всеобщего внимания. Писательство не считалось подходящей профессией для женщин, особенно для представителей высших слоев общества.
И все же, несмотря ни на что, они достигли определенной степени признания при жизни. Из этих трех старшая сестра Надежда Хвощинская остается самой известной на сегодняшний день, хотя «известная» в данном случае — очень относительный термин.Софья Хвощинская (1824–1865), средняя сестра, умерла относительно молодой, но ее литературное творчество, включающее романы, повести и очерки, было значительным (у младшей сестры Прасковьи было меньше). Городской народ и деревенский народ ( Городские и деревенские ) был опубликован в мартовском и апрельском 1863 году выпусках Отечественных записок ( Отечественные записки ), одного из ведущих «толстых» журналов XIX века, в которых Русские писатели дебютировали в своих произведениях; К сожалению, в отличие от романов ее современников-мужчин, роман Хвощинской не был впоследствии издан в виде книги (переводчик любезно прислал по электронной почте свою сканированную копию русского оригинала для целей настоящего обзора).Как и другие русские писательницы своего поколения, сестры Хвощинские знакомы в основном небольшому числу славистов. Превосходный перевод Норы Селигман Фаворовой « Городской народ» и «Деревенский народ » теперь знакомит с романом гораздо более широкую англоязычную аудиторию. Это важный шаг на пути к рассказу нерассказанной истории об этих замечательных русских сестрах.
Городской и деревенский народ проходит через год после Освобождения крепостных в 1861 году, самой значительной из реформ Александра II, в период серьезных изменений в российском обществе.Сельские жители — главные герои, Настасья Ивановна Чулкова и ее 17-летняя дочь Оленька, представители низшего дворянства и владельцы губернского имения. Городские жители — это некоторые из их знакомых, которые, считая себя морально превосходящими из-за своего более высокого социального статуса, пытаются использовать в своих интересах мать и дочь или иным образом усложняют свою жизнь. Беда начинается, когда хозяин соседнего имения Эраст Сергеевич Овчаров поселяется в недостроенной бане Настасьи Ивановны, потому что он растратил семейное богатство, сделав собственное имение непригодным для жилья; его опыт отражает обнищание русских высших классов к середине 19 века.
Настасья Ивановна относится к Овчарову с любовью, потому что знает его с детства, но Овчаров отвергает ее щедрость духа, настаивая на формальности составления прейскуранта на его пребывание, вплоть до той сыворотки, которую он пьет, чтобы поправить ослабевшее здоровье. . Он снисходительно педантичен в отношении низшего сословия Настасьи Ивановны, в то время как его изначально дружеский флирт с Оленькой превращается в нежелательные ухаживания, а когда она решительно отвергает его, пытается отомстить. Проблемы Настасьи Ивановны усугубляет ее родственница, «святая» Анна Ильинишна, религиозный фанатик, чья слишком человечная «ссора из-за денег» заставляет ее выгнать из дома благодетельницы в Москве; она бесцеремонно переезжает к Чулковым в деревню.Совершенно неприятный человек, Анна Ильинишна отплачивает Настасье Ивановне за доброту, запираясь в своей комнате, временно настраивая слуг против хозяйки и устраивая публичную сцену, в которой она выставляет себя жертвой тирании хозяйки. Последнее осложнение исходит от самоуверенной свахи Катерины Петровны, которая представляет свои попытки найти пару для Оленьки как щедрое предложение от высших классов к низшим, в то время как на самом деле это махинация для ее собственных гнусных целей.Тот факт, что Оленка и с ее помощью Настасья Ивановна в конце концов преодолевают все эти препятствия, показывает, что роман Хвощинской прямо на стороне деревенского народа.
Этот контраст между простым, но порядочным провинциальным дворянином и интеллектуально развитыми, но морально истощенными горожанами, который является частью некоторых устаревших символических ассоциаций, встречающихся в русской литературе, является центральным мотивом Городской народ и деревенский народ . Переполненный самомнением Овчаров считает себя одним из «выдающихся представителей нашего поколения», и это заявление становится еще более ироничным из-за того, что он проводил большую часть своего времени за пределами России, в Западной Европе (позитивная русскость, воплощенная Настасьей Ивановной. и менее позитивный западноевропейство, связанный с Овчаровым, — еще одно русское культурное клише, на которое Хвощинская опирается в своем романе).В своей оценке Овчаров воплощает дух просвещения и прогресса того периода, провозглашая своим долгом как образованного члена высших слоев улучшение социальных условий: как он говорит: «Польза для общества — это наш лозунг». Хвощинская направляет изрядную дозу сатиры на такие пустые лозунги высших слоев общества. Несмотря на его собственные заявления о полезности, «[н] нигде он не оставил сильного впечатления; его легко любили и легко забыли ». Его труд в бане Настасьи Ивановны состоит из педантичных и часто незаконченных статей о том, как воспитывать крестьян и женщин, постоянных ссор с крестьянами в своем имении из-за того, что он не знает, как вести домашние дела, и пышных лекций Настасье Ивановне о том, как она должна прожить ее жизнь.Обращение Овчарова со своей временной квартирной хозяйкой подчеркивает его лицемерие. Настаивая на том, что он просвещенный прогрессив, он, тем не менее, придерживается традиционной точки зрения, согласно которой только высшие классы могут научить низших, как жить, и что последние, по мнению свахи Катерины Петровны, «должны знать свое место», потому что изменение старого порядка будет «крахом общества». Катерина Петровна также относится к Настасье Ивановне и Оленьке как к грубым провинциалам, нуждающимся в ее руководстве.Между тем ее лицемерие более коварное, чем у Овчарова: хотя она заявляет, что «нет ничего, что я ненавижу больше, чем разврат», брак, который она пытается организовать для Оленьки, является фикцией, чтобы разрешить ее собственные незаконные отношения за счет Оленьки.
Несмотря на то, что Настасья Ивановна и Оленка не обладают социальным статусом и образованием горожан, они намного лучше справляются с простой задачей быть людьми. Мать и дочь связывают крепкие узы, и безусловная привязанность Настасьи Ивановны распространяется на окружающих, включая Овчарова и невыносимую Анну Ильинишну; она бы с радостью позаботилась об обоих, если бы они ей позволили.В отличие от спорных отношений Овчарова с крестьянами, отношения Настасьи Ивановны с ее слугами гораздо более семейные. Более того, если Овчаров заявляет о своем прогрессивизме, но относится к крестьянам как к низшему виду, Настасья Ивановна прогрессивна не на словах, а на деле. После того, как Анна Ильинишна настраивает своих слуг против нее, Настасья Ивановна спускается на кухню, в крестьянские владения, чтобы обсудить этот вопрос, жест, который указывает на новый подход к временам перемен: как говорит рассказчик, «она почувствовала, что нет. один до нее […] когда-либо делал то, что делает сейчас », — сцену, которую Хугенбум называет« одной из самых необычных […] в русской литературе.”
Оленька, в свою очередь, энергичная, волевая молодая женщина. Она заступается за себя и за свою мать, которая часто бывает слишком кроткой для этого. Оленька успешно сражается с могущественной Катериной Петровной, спасаясь от катастрофического потенциального матча, и она помогает своей матери восстановить репутацию после выходки Анны Ильинишны. Это она, больше, чем ее мать, желает избавиться от горожан, разрушивших их жизни. Если Настасья Ивановна старается видеть в людях только хорошее, часто в ущерб себе, то Оленка видит лицемерие горожан, особенно восставших против попыток Овчарова научить низшие слои общества жить; Уловив дух романа Хвощинской, Оленька говорит матери: «Пожалуйста, не позволяйте никому […] одерживать верх.Разве мы не знаем свой разум? Разве мы не можем жить так, как нам нравится? » И все же, несмотря на четкое указание Хвощинской, что это положительные персонажи романа, некоторые их черты трудно не оттолкнуть. Доброта и щедрость Настасьи Ивановны как раз по эту сторону чрезмерности, а ее готовность принять условности и свое положение в обществе довольно приторно. Оленька категорически не интеллектуальна, ее совершенно не беспокоит ее незнание; она ненавидит читать, и когда Овчаров спрашивает ее об учебе, она отвечает: «Я терпеть не могу!» Настасья Ивановна и Оленька — персонажи, которые читатели знают, что они должны понравиться, но им может быть трудно идентифицировать себя.
Городской народ и деревенский народ — это роман, написанный женщиной, в котором главные герои женского пола побеждают невзгоды — но можем ли мы рассматривать его как феминистское произведение? Хвощинская написала Городской народ и деревенский народ в то время, когда «женский вопрос» горячо обсуждался в России, и ее роман действительно свидетельствует о некоторых феминистских наклонностях. Размышления Овчарова о женщинах, нуждающихся в мужчинах, чтобы обучать их жизни, и о том, что мужчины несут единоличную ответственность за наделение женщин их вновь обретенными свободами, разоблачаются как покровительственный вздор, как и его рассуждения о назидании крестьян высшими классами.Когда он упрекает Оленьку, говоря: «То, что мне разрешено […], не подходит для женщины. Разум и суждения — наша сфера, а у вас скромная вера, — отвечает она, — о чем вы говорите, вы можете, а мы не можем?
Однако, как отмечает Хугенбум, в то время как сестры Хвощинская «не соглашались с антифеминистками, они также спорили с феминистками», настаивая на том, что первейший долг женщины — это семья. Хорошим примером этой двусмысленности являются сестры Малинниковы, которые никогда не появляются как персонажи, но упоминаются кратко.Настасья Ивановна «заговорщицким шепотом» рассказывает Овчарову, что сестры стали писателями и переехали в Санкт-Петербург, а Оленька говорит «с ноткой насмешки», что они «снова взялись за учебу […] Их брат привел их с ним на занятия ». По словам Настасьи Ивановны, такие интеллектуальные усилия, принципиально не соответствующие традиционным домашним ролям женщин, обрекают сестер на самую незавидную участь: «[T] они обязаны быть девицами».
Тот факт, что эта отрицательная оценка исходит от положительного героя романа, предполагает, что Хвощинская ожидала, что ее читатели согласятся.Как ни опасно рассуждать о личной психологии писателя, соблазнительно читать портрет сестер Малинниковых как автобиографический, закодированное выражение конфликта, который переживают писательницы в жестко патриархальном обществе. Несоответствие гендерным нормам могло принести сестрам Хвощинские профессиональный успех, но это повлекло за собой риски и жертвы. В то время как Городской народ и деревенский народ можно не совсем читать как феминистский роман, воскрешение забытой писательницы путем перевода ее произведений представляет собой феминистский проект — проект, который должен доставить огромное удовольствие любителям русской и женской литературы.
¤
Елена Фурман преподает русский язык и литературу в UCLA. Сфера ее научных интересов: современная российская женская литература, русско-американская литература и литература Чехова.
Руководство по содержанию и результатам курса (CCOG) в PCC
ТЕМЫ, ПОНЯТИЯ, ВОПРОСЫ
1. Литературные жанры
2. Литературные темы
3. Литературные условности и аллюзии
4.Литературная лексика
5. Повествовательные приемы
6. Анализ и синтез
7. Контекстуализация
8. Критическое чтение и мышление
9. Написание эссе и ответов
10. Внимательное чтение и объяснение
11. Культурное и исторические влияния
12. Развитие литературы начала XIX века
13. Романтизм в русской литературе и живописи
14.Петр Великий и основание Санкт-Петербурга
15. Миф о Санкт-Петербурге и его изображения в русской литературе
16. Табель Петра Великого и роль социального ранга в царском обществе
17. Роль писатель в русской культуре
18. Азартные игры в русской литературе
19. Русские суеверия
20. Русские культурные представления о судьбе и страданиях
21. Угнетение евреев и других национальных меньшинств в царской России
22.Угнетение русских крепостных как социального класса
23. Влияние эмансипации крепостных в 1861 г. на российское общество
24. Русская культура и общество в середине конца XIX века
25. Рост городов и бедность в середине XIX века
26 Развитие литературы середины и конца XIX века
27. Реализм в русской литературе и живописи
28. Русские традиции похорон и смерти
29. Русская культура и общество в середине-конце XIX века
30.Гражданские беспорядки в конце XIX века
31. Русские культурные представления о царе, судьбе, страданиях, душевном заболевании, дьяволе и смерти.
КОМПЕТЕНЦИИ И НАВЫКИ
1. Анализ
2. Синтез
3. Понимание литературных текстов в таких контекстах, как общество, политика, художественные условности, множественные интерпретации автора и т. Д.
4. Написание о литературе используя подтверждающие доказательства из текстов
5.Внимательное чтение
6. Размышление и слушание
7. Сотрудничество в малых группах
Россия Содержание На протяжении тысячелетней истории России русская литература занял уникальное место в культуре, политике и языковая эволюция русского народа. В современную эпоху литература была ареной для горячих дискуссий практически всех аспекты русской жизни, в том числе место, где сама литература должен занимать в этой жизни.В процессе это произвело богатый и разнообразный фонд художественных достижений. НачалоЛитература впервые появилась у восточных славян после Христианизация Киевской Руси в X веке (см. Золотой век Киева, гл. 1). Основными событиями в этом процессе стали развитие кириллица (см. Глоссарий) алфавит около 863 г. н.э. и развитие старославянского как литургического языка для славян.Наличие литургических произведений на родном языке — преимущество, которого не было в Западной Европе — заставило русскую литературу быстро развиваться. На протяжении XVI века большинство литературных произведений религиозные темы или были созданы религиозными деятелями. Среди примечательными произведениями одиннадцатого-четырнадцатого веков являются Первичное общество г. Хроника , сборник исторических и легендарных событий, Lay «Поход Игоря «, светская эпическая поэма о битвах против Тюркские печенеги, Задонщина , эпическая поэма о поражение монголов в 1380 г.Работает в светских жанрах, таких как сатирическая сказка начала появляться в шестнадцатом веке, а византийские литературные традиции начали исчезать по мере того, как русский язык вошел в чувствовалось большее использование и западное влияние. Написано в 1670 году, Житие протоиерея Аввакума — это новаторская реалистичная автобиография, избегающая цветочного церковного стиля в пользу разговорного русского. Несколько повестей и сатирических произведений семнадцатый век также свободно использовал местный русский язык.Первый Русские поэтические стихи написаны в начале XVII века. Петр и ЕкатеринаXVIII век, особенно время правления Петра Великого. и Екатерина Великая (годы правления 1762-96) была периодом сильного западного культурное влияние. В русской литературе на короткое время доминировали европейские классицизм, прежде чем перейти к столь же подражательному сентиментализму 1780. Светские прозаические сказки — много пикантных или сатирических — выросли в популярность среди среднего и низшего классов, как читала знать в основном литература из Западной Европы.Петровская секуляризация Русская Православная Церковь решительно сломила влияние религиозных темы по литературе. Средний период восемнадцатого века (1725-62) преобладали стилистические и жанровые новации четырех писатели: Антиох Кантемир, Василий Тредиаковский, Михаил Ломоносов и Александр Сумароков. Их работа стала еще одним шагом в привлечении западных литературные концепции в Россию. При Екатерине сатирический журнал был заимствован из Британии, и Гавриил Державин продвинул развитие русской поэзии.Денис Фонвизин, Яков Княжнин, Александр Радищев, Николай Карамзин написал противоречивые и новаторские драматические и прозаические произведения, принесшие Русская литература приближается к роли искусства XIX века. обильно снабжены социальными и политическими комментариями (см. Расширение и взросление: Екатерина II, гл. 1). Пышный, сентиментальный язык сказки Карамзина Бедная Лиза положила начало сорокалетнему полемика, натравливающая сторонников инноваций на сторонников «чистота» в литературном языке. Девятнадцатый векК 1800 году в русской литературе существовала устоявшаяся традиция представляющих реальные проблемы, и его восемнадцатого века практикующие обогатили его язык новыми элементами. На этом за основу последовал блестящий век литературных усилий. Русская литература XIX века представляла собой близкий по духу среда для обсуждения политических и социальных вопросов, прямая презентация была подвергнута цензуре.Прозаики этого периода делились важные качества: внимание к реалистичным подробным описаниям повседневная русская жизнь; снятие табу на описание пошлая, неприглядная сторона жизни; и сатирическое отношение к посредственность и рутина. Все эти элементы были сформулированы в первую очередь в формах романа и рассказа, заимствованных из Западной Европы, но поэты девятнадцатого века также создавали произведения непреходящей ценности. Эпоха реализма, обычно считающаяся кульминацией литературный синтез предшествующих поколений начался примерно в 1850 году. писатели того периода были в большом долгу перед четырьмя людьми предыдущего поколение: писатели Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Николай Гоголь и критик Виссарион Белинский, каждый из которых внесла свой вклад в новые стандарты языка, предмета, формы и повествовательные техники. Пушкин признан величайшим русским поэт, а критик Белинский был «покровителем» влиятельные писатели «социальных сообщений» и критики, которые следовали за ним.Лермонтов внес новаторский вклад как в поэтический, так и в прозаический жанры. Гоголь признан родоначальником современной реалистической русской прозы, хотя большая часть его работ содержит сильные элементы фэнтези. Богатые язык Гоголя сильно отличался от прямой, разреженной лексики Пушкин; каждый из двух подходов к языку художественной прозы был принят значительными писателями более поздних поколений. К середине века шли жаркие споры о целесообразности социальных вопросов в литературе.Дебаты заполнили страницы «толстые журналы» того времени, остававшиеся наиболее плодородными сайт для литературных дискуссий и нововведений 1990-х годов; следы от дебаты появлялись на страницах большей части лучшей российской литературы как Что ж. Выдающимся сторонником социальных комментариев был Николай Чернышевский и Николай Добролюбов, критики, писавшие для толстых журнал Современник (Современник) в конце 1850-х гг. начало 1860-х гг. Лучшими прозаиками эпохи реализма были Иван Тургенев, Федор Достоевский и Лев Толстой. Из-за неизменно высокого качества их сочетание чистой литературы с вечными философскими вопросы, последние два признаны лучшими русскими прозой; Романы Достоевского Преступление и наказание и Братья Карамазова , как и романы Толстого Война и мир и Анна Каренина , являются классиками мировой литературы. Другими выдающимися писателями эпохи реализма были драматург. Александр Островский, писатель Иван Гончаров и проза новатор Николай Лесков, каждый из которых так или иначе принимал активное участие с дебатами по поводу социальных комментариев. Самые известные поэты середины века были Афанасий Фет и Федор Тютчев. Важный инструмент для авторов социальных комментариев в строгих царская цензура была приемом под названием эзопический язык — разновидность лингвистические уловки, аллюзии и искажения, понятные настроенный читатель, но сбивающий с толку цензоров.Лучший практик этого стилем был прозаик-сатирик Михаил Салтыков-Щедрин, который вместе с поэт Николай Некрасов считался лидером литературных левых крыло во второй половине века. Крупнейший литературный деятель последнего десятилетия девятнадцатого века. века был Антон Чехов, писавший в двух жанрах: рассказ и драма. Чехов был реалистом, исследовавшим слабости отдельных лиц. а не общество в целом.Его пьесы Вишневый сад , Чайка и Три сестры продолжают исполняться Мировой. В 1890-х годах русская поэзия была возрождена и основательно видоизменена. новая группа, символисты, самым ярким представителем которых был Александр Блок. Еще две группы, футуристы и акмеисты, добавили новые поэтические принципы начала ХХ века. Ведущий фигурой первого был Владимир Маяковский, а второго — Анна. Ахматовой.Ведущие прозаики того периода были реалистами. писатели Леонид Андреев, Иван Бунин, Максим Горький, Владимир Короленко, и Александр Куприн. Горький стал литературным представителем Большевики и советские режимы 1920-х и 1930-х годов; в ближайшее время после большевистской революции Бунин и Куприн эмигрировали в Париж. В 1933 г. Бунин стал первым россиянином, получившим Нобелевскую премию за Литература. Советский период и послеПериод сразу после большевистской революции был одним из литературные эксперименты и появление многочисленных литературных коллективов.Большая часть художественной литературы 1920-х годов описывала Гражданскую войну или борьбу между старой и новой Россией. Лучшие прозаики 20-х гг. Были Исаак Бабель, Михаил Булгаков, Вениамин Каверин, Леонид Леонов, Юрий Олеша, Борис Пильняк, Евгений Замятин, Михаил Зощенко. В доминирующими поэтами были Ахматова, Осип Мандельштам, Маяковский, Пастернак, Марина Цветаева и Сергей Есенин. Но при Сталине литература ощущала те же ограничения, что и все остальное российское общество.После того, как группа «пролетарских писателей» завоевала господство в начале 1930-х годов ЦК коммунистической партии заставил все писателей-фантаст в Союз советских писателей в 1934 году. установил эталон «социалистического реализма» для советских литературы, и многие писатели в России замолчали или эмигрировали (см. «Мобилизация общества», гл. 2). Несколько прозаиков в адаптации описывая моральные проблемы в новом советском государстве, но сцена была преобладают шаблонные произведения минимальной литературной ценности, такие как Николай Островского «Как закалялась сталь» и Танкер Юрия Крымова Дербент .Уникальным произведением 1930-х годов стал роман о Гражданской войне . Тихий Дон , автор которого Михаил Шолохов получил Нобелевскую премию. Премия по литературе 1965 г., хотя авторство Шолохова остается оспаривается некоторыми экспертами. Жесткий контроль 1930-х годов продолжался. вплоть до «оттепели» после смерти Сталина в 1953 году, хотя в прозе времен Второй мировой войны допущены некоторые новшества. В период с 1953 по 1991 год в русской литературе появилось несколько первоклассные художники, все еще работающие под давлением государства цензура и часто распространение своей работы через изощренную Подпольная система называлась самиздат (дословно — самоиздание).В Роман поэта Пастернака о Гражданской войне « Доктор Живаго » создал сенсация, когда она была опубликована на Западе в 1957 году. Книга получила Нобелевскую премию. Премия по литературе 1958 года, но советское правительство вынудило Пастернака отклонить награду. Александр Солженицын, чей One Day in the Жизнь Ивана Денисовича (1962) тоже была переломным делом, была величайший русский философ-романист эпохи; он был изгнан из Советский Союз в 1974 году и в конечном итоге обосновался в Соединенных Штатах.В 1960-1970-е годы — новое поколение писателей-сатирических и прозаиков, такие как Фазиль Искандер, Владимир Войнович, Юрий Казаков и Владимир Аксёнов, боролся с государственными ограничениями на художественное самовыражение, поскольку выдающиеся поэты Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Иосиф Бродский. Аксёнов и Бродский эмигрировали в США, где они оставались продуктивными. Бродский получил Нобелевскую премию за Литература в 1987 году. Самый громкий случай литературных репрессий в 1960-е годы были Андреем Синявским и Юлием Даниилом, иконоборцами. писатели советского «андеграунда», приговор которых в 1966 г. каторжные работы за написание антисоветской пропаганды принесли международный протест. Еще одно поколение писателей откликнулось на либеральную атмосферу горбачевской гласности во второй половине 1980-х, открыто обсуждение ранее табуированных тем: эксцессы сталинской эпохи, широкий спектр ранее непризнанных социальных болезней, таких как коррупция, случайное насилие, антисемитизм и проституция, и даже безоговорочно положительный имидж самого Владимира Ивановича Ленина. Среди лучших этого поколения были Андрей Быков, Михаил Кураев, Валерий Попов, Татьяна Толстая и Виктор Ерофеев — писатели не обязательно как талантливы, как их предшественники, но выражают новый вид «Альтернативная фантастика.«Гласность года. публикация ранее запрещенных произведений писателей, таких как Булгаков, Солженицын и Замятин. Начиная с 1992 г., русские писатели пережили полное творчество. свобода впервые за многие десятилетия. Изменение было не совсем к лучшему, однако. Срочная миссия русских писателей к предоставить общественности такую правду, которую они не могли найти в другом месте общество, подвергшееся цензуре, начало исчезать уже в 1980-х годах, когда гласность открыли Россию для потока информации и развлечений, идущих из на Западе и в других местах.Самиздат был негласно принят Горбачевым режима, затем он полностью исчез, поскольку в начало 1990-х гг. Традиционное особое место писателей в обществе больше не признается большинством россиян, которые теперь гораздо менее жадно читают литературу чем в советское время. Впервые с момента их появления в начале 1800-х годов «толстые журналы» игнорировались большая часть интеллигенции, а в середине 1990-х годов несколько крупных журналы обанкротились.В этих условиях многие русские писатели выразили чувство глубокой утраты и разочарования. Пользовательский поиск Источник: Библиотека Конгресса США |
Русские романы девятнадцатого века — инструкции
Рекомендуемое чтение из классиков
Россия имеет богатые литературные традиции, которые простираются с начала XIX века до наших дней. Его великие писатели особенно преуспели в романе, позволив себе поддаться влиянию других сильных традиций, таких как британская и французская.
Евгений Онегин (1831) Александра Пушкина принято считать отцом современной русской литературы — остроумным, утонченным писателем. В основном он был поэтом, но на самом деле его шедевр — это роман, написанный в стихах. Это история умного, но скучающего аристократа, который так очаровал девушку Татьяну, что она написала письмо, в котором призналась ему в любви. Он отвергает ее и продолжает холостяцкое существование. Но спустя годы, встретившись с ней снова, он понимает, чего он упустил.Он просит второй шанс, но его время, несмотря на то, что она все еще любит его, это она его отвергает. Роман существует во многих переводах, в том числе в монументальной научной постановке Владимира Набокова. Это удивительно легкая и занимательная история, но с множеством скрытых глубин. Многие критики утверждают, что Татьяна олицетворяет душу России, простую и правдивую, а Онегин — более утонченный, но совершенно неуместный дух Европы.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Герой нашего времени (1839) Михаил Лермонтов — еще один писатель-один роман, сосредоточивший свое внимание, как и Пушкин, на теме «Лишнего человека».Это талантливый и образованный молодой россиянин, у которого нет выхода для своих навыков и нет места для использования своего интеллекта из-за закрытого, феодального и автократического характера российского общества. Лермонтов был современником Пушкина, и, как и он, он создал как раз одно существенное произведение, которое, казалось, суммировало эпоху, в которой они жили. Герой нашего времени поворачивается к событиям дуэли (на которой Пушкин погиб всего десятью годами ранее). Молодой и разочарованный солдат размышляет над экзистенциальными вопросами воли и идентичности, а также над извечным вопросом «как жить».В конце концов он похищает женщину и стреляет в мужчину на дуэли, чтобы проверить пределы своей свободы.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Мертвые души (1842) Николай Гоголь, вероятно, лучше всего проявляет себя в более коротких художественных произведениях, таких как Нос и Шинель . Оба эти произведения являются основополагающими в истории русской литературы. Он пишет в изобретательном и своеобразном стиле, богатом игривыми, а иногда и абсурдными образами.У него также есть привычка вмешиваться в свои собственные рассказы, чтобы передать комментарии, которые иногда не имеют ничего общего с историей. Мертвые души — его большой роман. Это безумная сатира на развращенность и инерцию провинциальной русской жизни XIX века. Сюжет сосредоточен на ком-то, кто торгует именами умерших крестьян, которые остаются в записях переписи. Комичный, абсурдный и язвительно-сатирический, Гоголь завершил продолжение, но разрушил его в порыве религиозного фанатизма, когда умер от голода.Этот конкретный перевод настоятельно рекомендуется. Всех остальных Владимир Набоков отправил на помойку.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Записки из подполья (1864) Федор Достоевский представляет темную, мучительную и часто жестокую сторону русской жизни. В своих романах он исследует всевозможные экзистенциальные вопросы, такие как разум и свобода воли, личность, вина, религиозные убеждения и сила бессознательной мотивации.Его подход к этим вопросам, неопределенность в его сюжетах и его исследования мучительного невротического поведения заставляют его казаться вполне современным, и его часто включают в исследования экзистенциализма двадцатого века. Будьте готовы к сложным сюжетам, долгим размышлениям на философские темы, мелодрамы и противоречия. Награды — захватывающая интрига и глубокие психологические исследования персонажей, которые борются с личными демонами в конце своей поведенческой привязи. Записки из подполья — одна из классических экзистенциальных медитаций Достоевского.Рассказчик от первого лица сообщает нам: «Я больной… Я злой человек. Я непривлекательный мужчина. Я думаю, что с моей печенью что-то не так ». Нет никакого сюжета: персонаж просто борется со своим существованием и обсуждает, жить ли по разуму или по иррациональности. У вас есть ощущение того, что написано в середине двадцатого века, а не девятнадцатого — и многие современные писатели называют это плодотворным произведением.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Игрок (1867) Этот знаменитый роман был написан в крайне тяжелых условиях.Если Достоевский не доставит рукопись в течение шести недель, все будущие гонорары за все, что он написал, пойдут его недобросовестному издателю. Поэтому Достоевский нанял стенографистку — звездного ученика первой в России школы стенографического диктанта. Роман продиктовал за четыре недели — потом женился на ней. Это сплоченная и сложная история о навязчивых азартных играх, действие которой происходит в немецком курортном городке. Молодой человек Алексей клянется, что бросит азартные игры, как только обойдется без рулетки. Он также влюбился в красивую молодую женщину, которая только и унижает его.В романе наблюдается распад и парадоксально усилившаяся эйфория персонажа Алексея, пока в конце он не становится настолько развращенным, что возникает вопрос, что удерживает его от сумасшествия.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Из дома мертвых (1862) Это не роман, а документальный репортаж. В нем рассказывается о десяти годах, которые Достоевский провел в сибирских трудовых лагерях — в наказание за то, что планировал издать революционные брошюры.Ужасы интернирования, включая то, что заключенных забивали до смерти, рассказываются с ужасающими подробностями. Но то, что видно из книги в целом, — это удивительная стойкость человеческой воли и ее желание выжить, какими бы безжалостными ни были обстоятельства. Если у вас есть вкус к этой теме, книгу можно с пользой читать вместе с аналогичными классическими произведениями, такими как Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ ».
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Преступление и наказание (1866) Это один из величайших шедевров Достоевского.Раскольников, студент без гроша в кармане, принципиально решает убить жадного ростовщика, чтобы поставить себя вне и (как он это видит) выше общества. После этого его мучают чувство вины и раскаяние. Его также преследует детектив, который, кажется, может читать его мысли и которому Раскольников неоднократно приближается к признанию. Чтобы развеять сомнения в собственной мотивации и рациональности, Раскольников в типичной для Достоевского манере решает совершить второе убийство.Это по понятным причинам только усугубляет ситуацию. Есть много условного ожидания — его узнают или нет? — исход, раскрывать который было бы несправедливо, но, тем не менее, удивительный.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Братья Карамазовы (1880) Это еще одно экзистенциальное исследование, затрагивающее проблему жестокого убийства. Старый отец Карамазов убит одним из трех своих сыновей, но мы не знаем, кто именно.Старший, Дмитрий, страстен, жесток и отчаянно нуждается в деньгах; Иван интеллектуал и атеист; а Алеша, самый младший, ко всем питает любовь, веру и сострадание. (Вам не нужна медная табличка на двери, чтобы увидеть, что это аспекты личности Достоевского.) Обратите внимание на мельчайшие детали прямо с первой страницы. Это сочетание тайны убийства, исследования разума в условиях крайнего давления, исследования разрушительной природы романтической любви и аргументов за и против существования Бога.Многие считают это шедевром Достоевского.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Анна Кареннина (1875) Граф Лев Толстой был великим писателем, но как человек он был полон противоречий. Он был набожным христианином, много грешившим; богатый землевладелец, аристократ, страстно веривший в простую жизнь; азартный игрок, который верил в самодисциплину; и аскет-пуританин, который верил в половое воздержание, но был заядлым бабником.Как социальный реформатор он мог быть тем человеком, для которого было придумано выражение «Делай, как я говорю, а не так, как я». Анна Каренина — самый доступный из его больших романов. Это история красивой женщины, разрывающейся между любимым мужчиной и своим долгом перед мужем и сыном. Эта история противоречит истории Левина, богатого помещика, ищущего правильный образ жизни. Он пробует сельское хозяйство и политику, но в конечном итоге обращается к Богу (не очень убедительно). Как сказал о Толстом культурный философ Исайя Берлин, его решения обычно ошибочны; но важно то, что он задает правильные вопросы.Однако история любви Анны к Вронскому доминирует в романе и делает его непреходящим шедевром. Это русский эквивалент «Мадам Бовари » Флобера и изюминка романа XIX века.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Война и мир (1863-9) Как всем известно, это архетипический блокбастер девятнадцатого века. Это эпическое исследование о рождении, браке, жизни и смерти на фоне вторжения Наполеона в Россию, разграбления Москвы и его трагического отступления в 1812 году.Толстой очень хорошо изображает войну как беспорядочный беспорядок, и ему удается подорвать идею о том, что исторические события формируются Великими людьми. Это длинный роман. Будьте готовы к расширенным сериям с лекциями по философии истории. Но письмо кристально чистое, а персонажи незабываемые.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
Отцы и дети (1862) Иван Тургенев был первым русским писателем, добившимся успеха в Европе, и провел там большую часть своей взрослой жизни.Он был сторонником западного решения проблем России. Его работы могут показаться довольно легкими по сравнению с Толстым и Достоевским, но он затрагивает важные русские темы, а его романы хорошо составлены и легко читаются. Отцы и дети рассматривает конфликт между поколениями. Старшие землевладельцы хотят сохранить традиционные системы, в то время как молодое поколение жаждет какой-нибудь революции, чтобы освободить их от мертвой руки консерватизма. В конце концов ни одна из сторон не побеждает, но следует отдать должное Тургеневу, что роман дальновидно освещает политические проблемы, которые вспыхнули сорок лет спустя в российской истории.Этот новый перевод, специально заказанный для журнала World’s Classics, является первым, в котором использована рабочая рукопись Тургенева, которая была опубликована только в 1988 году.
Купите книгу на Amazon UK
Купите книгу на Amazon US
© Рой Джонсон, 2009 г.
Русские романы ХХ века
Подробнее о литературоведении
Подробнее о навыках письма
Подробнее о творческом письме
Подробнее о грамматике
Десять русских романов, которые нужно прочитать, чтобы стать лучше
Пока президент Трамп и Владимир Путь общаются на фоне политических потрясений внутри страны, серьезных обвинений во вмешательстве России в выборы 2016 года и общего ощущения социального недомогания в обеих странах, американцам и россиянам есть о чем подумать в наши дни.
Обе страны поступят правильно, если выйдут за рамки своих идеологических разногласий и последуют примеру поколений читателей, которые в смутные времена обращались к шедеврам русской литературы за утешением, пониманием и вдохновением. Фактически, учитывая нынешнее состояние мира, всем нам было бы полезно последовать этому примеру.
Русская классика
Все эти десять художественных произведений, представленных ниже, являются признанными классиками русской литературы. За исключением, возможно, недавно вышедшей книги Улицкой «Похороны », все эти книги выдержали испытание временем.Их объединяет великолепные истории, художественное мастерство и оригинальность, а также способность вовлекать читателей в глубокие личные размышления о наиболее важных жизненных вопросах. Эти книги заставят вас думать, чувствовать и расти как человеческое существо.
«Сначала прочтите лучшие книги, — однажды предупредил Генри Дэвид Торо, — иначе у вас вообще не будет возможности их прочитать».
Итак, вот они, некоторые из лучших русских книг, которые я предлагаю вам сначала прочитать:
Евгений Онегин (1833) Александра Пушкина
В этом малоизвестном шедевре русской фантастики Александр Пушкин сочетает в себе увлекательную историю любви, энциклопедию русской жизни начала XIX века и одну из самых остроумных социальных сатир. написано.И делает он это исключительно в стихах! В то же время игривый и серьезный, ироничный и страстный, этот роман в стихах является отправной точкой для большинства учебных курсов по современной русской литературе, потому что в нем Пушкин создает шаблон почти для всех тем, типов персонажей и литературных приемов, которые появятся в будущем. Русские писатели будут опираться на это. Не случайно Пушкина часто называют отцом современной русской литературы, а «Евгений Онегин» считается его наиболее представительным произведением.
Герой нашего времени (1840) Михаил Лермонтов
Часто называемый «первым психологическим романом России» Герой нашего времени рассказывает историю Печорина, молодого, харизматичного, распутного бунтаря без дело, которое восхищает и тревожит читателей более полутора веков. Роман состоит из пяти взаимосвязанных историй, которые проникают в сложную душу Печорина с разных точек зрения. В результате получился незабываемый портрет первого антигероя русской литературы, который оставляет на своем пути след разрушения, даже если он очаровывает и очаровывает как персонажей, так и читателей.
Отцы и дети (1862) Ивана Тургенева
Этот глубоко проникновенный поэтический роман тонко отражает социальные и семейные конфликты, которые возникли в начале 1860-х годов, во время великих социальных потрясений в России. Книга вызвала журналистскую бурю своим ярким изображением Базарова, стального и страстного молодого нигилиста, который сегодня так же узнаваем, как и во времена Тургенева.
Война и мир (1869) Льва Толстого
Эта эпическая сказка, которую критики часто называют величайшим романом из когда-либо написанных, прослеживает судьбы пяти аристократических семей, переживших войну России с Наполеоном в начале XIX века. Война и мир — это множество вещей: история любви, семейная сага и военный роман, но по своей сути это книга о людях, пытающихся найти свою опору в разрушенном мире, и о людях, пытающихся создать осмысленный жизнь для себя в стране, раздираемой войной, социальными переменами и духовной неразберихой. Эпос Толстого одновременно и настойчивый моральный компас и воспевание глубокой радости жизни — это и русская классика нашего времени.
Братья Карамазовы (1880) Федора Достоевского
В этой эмоционально и философски напряженной истории об отцеубийстве и семейном соперничестве Достоевский так же глубоко, как и любой русский писатель, имеет темы веры, зла и смысла.Роман описывает разные мировоззрения трех братьев Карамазовых — монаха Алеши, чувственного Дмитрия и интеллигентного Ивана, а также их распутного отца, чье загадочное убийство и его расследование становятся центром захватывающей последней трети романа. Роман.
Доктор Живаго (1959) Бориса Пастернака
Этот исторический роман, вдохновленный Войной и миром , рассказывает историю поэта-врача Юрия Живаго, который изо всех сил пытается найти свое место, свою профессию и свой художественный голос. в суматохе русской революции.« Доктор Живаго » — шедевр запоминающейся прозы, столь же красивой, как и российская сельская местность, которую он изображает, отправляет читателя в путешествие любви, боли и искупления через одни из самых суровых лет 20-го века.
Тихий Дон (1959) Михаил Шолохов
Этот эпический исторический роман, который часто сравнивают с Война и мир , прослеживает судьбу типичной казачьей семьи в течение бурного десятилетнего периода, начиная с от начала Первой мировой войны до кровавой гражданской войны, последовавшей за русской революцией 1917 года.Российская история начала 20 века оживает в хорошо развитых и общительных персонажах Шолохова, которым приходится бороться не только с осажденным обществом, но и с злополучными романами, семейными распрями и тайным прошлым, которое все еще преследует настоящее.
Жизнь и судьба (1960) Василия Гроссмана
Этот обширный эпос делает для советского общества середины 20 века то же, что Война и мир сделали для России 19 века: он переплетается с историей об эпохальном событии, ужасающей осаде Сталинграда. во время Второй мировой войны, с частными историями персонажей из всех слоев общества, жизнь которых жестоко вырвана силами войны, террора и советского тоталитаризма.
Один день из жизни Ивана Денисовича (1962) Александра Солженицына
Этот короткий, душераздирающий, но странно обнадеживающий шедевр рассказывает историю одного дня из жизни обычного заключенного советского трудового лагеря. были десятки миллионов в Советском Союзе. Основанная на личном опыте Солженицына как одного из этих заключенных, эта книга подлинна, полна богатых деталей и лишена сентиментальности, что усиливает ее мощное эмоциональное воздействие.
Похороны (2002) Людмилы Улицкой
Этот англоязычный дебют одного из самых известных романистов современной России описывает причудливые и трогательные взаимодействия между яркой группой русских эмигрантов, живущих в Нью-Йорке, которые присутствуют на смертном одре Алик, неудачливый, но любимый художником. Причудливая и острая, «Похоронная вечеринка» исследует два самых больших «проклятых вопроса» русской литературы: как жить? Как умереть? — как они разыгрываются в крошечной душной квартире на Манхэттене в начале 90-х.
Вы уже читали что-нибудь из этого, и если нет, что бы вы хотели добавить к в свой список ? Я с нетерпением жду ваших мыслей ниже.
Свяжитесь с
Dr. Kaufman на Amazon, Twitter, Facebook, Google+, LinkedIn и YouTube и подпишитесь на его информационный бюллетень здесь.Подписывайтесь на
Книги за решеткой в Twitter и Facebook.Покупка
Дай шанс войне и миру: толстовская мудрость на смутные временаРенессанс русской литературы
Возрождение русской литературы
Аньес Дезарт, французская писательница и член постоянного жюри премии Rusophonia Awards, рассказывает о возрождении интереса к русской литературе во Франции и о том, почему французские читатели любят Достоевского и знают творчество Марины Цветаевой.
— Мы много раз слышали о влиянии французской литературы на русскую художественную литературу, но было ли влияние русской литературы на французских писателей? Об этом был посвящен один из круглых столов, проведенных в рамках последних Дней русской книги, прошедших в январе-феврале в Париже.
— Переходя от 18 века к 19 веку, мы замечаем, что великие русские романы создавались параллельно с великими французскими романами, то есть уже происходило взаимное обогащение.И тут сразу вспоминаются имена Толстого и Достоевского. Замечу, что когда французские авторы упоминают тех, кто оказал на них наибольшее влияние, они имеют в виду Достоевского. Его называют не только тогда, когда обсуждают русскую художественную литературу, но и среди тех авторов, которые произвели на них самое сильное впечатление.
Достоевский и сегодня очень популярен во Франции, в том числе и среди нашей молодежи. Молодые люди находят в его произведениях те духовно-нравственные вопросы, которые задают себе.Кроме того, их привлекают присущие Достоевскому глубина, раскованность и свобода выражения эмоций.
— Удивительно, что люди во Франции предпочитают Достоевского Льву Толстому, несмотря на то, что Толстой изображает верхушку, которая подражала французским манерам, в то время как Достоевский изображает довольно обременительную жизнь низших классов, полную проблем. Вы сами поклонник Достоевского?
— Да, потому что Достоевский — писатель крайнего эмоционального напряжения.Он виртуозно изображает такие эмоциональные состояния, как гнев, вина и сопротивление. Он тщательно изображает русских людей той эпохи и не стремится произвести впечатление на международного читателя. Он очень точно раскрывает человеческую душу, что делает его книги очень близкими ко всем и абсолютно универсальными.
Мне кажется, что сила творчества Достоевского выходит за рамки национальных границ, потому что он создал определенные архетипы, которые можно найти в любом обществе. Например, когда Флобер писал «Мадам Бовари», вместе с этой книгой на французском языке появилась новая концепция «боваризма».Этот архетип героини позже был принят американской, японской и даже русской литературой. Подобным образом Достоевский может выделить в аутентичных русских персонажах некое внутреннее существо, которое находит отклик даже в совершенно разных культурах. Герои Достоевского полны нравственной встряски и порывов, их раздирают чувства собственного величия и ничтожества. Он изображает в своих книгах такой широкий круг героев и их эмоций, что для любого писателя любого народа книги Достоевского представляют собой неиссякаемый источник вдохновения.Кроме того, сила произведений Достоевского не теряется при переводе, как в случае с некоторыми другими авторами, и это тоже удивительно.
Что касается Льва Толстого, то мне кажется, что он для французов более «экзотический» писатель, несмотря на то, что многие его персонажи говорят по-французски. Дело в том, что Толстой описывает тот тип общества XIX века, которого уже не существовало во Франции того времени. Так называемая вассальная система была разрушена здесь в XVIII веке, и с этой точки зрения существует большой разрыв между российским обществом, изображаемым Толстым, и французским обществом той эпохи.Конечно, Толстой также очень хорошо умел показывать сердцеед, предательство и страдания. Но сцена почти всегда разыгрывается в аристократическом кругу, который к тому времени во Франции в значительной степени изменился. Даже необъятные бескрайние просторы России, столь выдающиеся в творчестве Толстого, вряд ли могут быть поняты французами.
Достоевский действительно изобразил жизнь людей среднего класса из больших городов, и это нашло отклик в душах гораздо более широкого круга читателей во всем мире.Персонажи Достоевского были узнаваемы, они вполне могли жить в одном доме с читателями. И, как я уже говорил, мастерство Достоевского в изображении широкой гаммы чувств и человеческой натуры сыграло очень значительную роль. Именно поэтому, по моим наблюдениям, французы чаще всего упоминают имя Достоевского как человека, оказавшего большее влияние на их творчество, чем любой другой русский писатель.
— А русские писатели ХХ века? Они довольно давно не переводились на французский.
— Похоже, что почти все русские писатели и поэты начала 20 века оказали влияние на французскую литературу и продолжают влиять на нее. Среди прочих выделяются Владимир Маяковский и Марина Цветаева. При всей непохожести авторов той эпохи французы восхищаются этим периодом в русской литературе. В последние годы многие стихотворения Марины Цветаевой переведены на французский язык, а это значит, что новое поколение авторов и читателей начинает ощущать ее влияние.Я часто сталкиваюсь с сценическими обработками текстов Марины Цветаевой во французских театрах. Ее постоянно цитируют, поэтому совершенно очевидно, что стихи Цветаевой служат источником вдохновения и сегодня ».
— Известна ли Анна Ахматова во Франции?
— Гораздо меньше, поскольку, на мой взгляд, ее стихи переводить гораздо сложнее.Ахматова — поэтесса, почти немыслимая вне ритма и мелодии русского языка, ее стихи подобны песням, которые не поддаются переводу на другой язык.Марина Цветаева тоже много писала прозой, к тому же умела писать по-французски, потому что жила во Франции и переводила с французского на русский. Возможно, именно по этой причине она более широко публикуется во Франции.
— Можно ли определить, какие современные писатели особенно популярны среди читателей и кто оказывает определенное влияние на французских интеллектуалов?
— Могу сказать, что Людмила Улицкая входит в число самых популярных русских авторов во Франции.Что касается французской интеллигенции, то ее особенно интересует Владимир Сорокин, но не безразличны и другие русские авторы. Потому что каждая новая книга Сорокина — это новый эксперимент, который, с одной стороны, продолжает традиции великой русской фантастики, а с другой — опровергает все догмы. Поэтому тем, кто знаком с русской классической художественной литературой, интересно анализировать творчество этого писателя. А французские авторы открывают для себя много новых уловок в творчестве Сорокина.
— Как вы думаете, современная русская фантастика так же заметна на французском рынке, как во времена Советского Союза?
— В 1960-1980-х годах русская художественная литература действительно была очень широко представлена французскому читателю.Позже не только русским, но и французам понадобилось время, чтобы понять, что случилось с нацией. В какой форме он сейчас? Так что мощная «русская волна» во Франции в 1990-е иссякла не только в художественной литературе, но и в кинематографе, который ранее также пользовался большим спросом на французском рынке.
Сейчас мы постепенно преодолеваем последствия той эпохи, когда во Франции появилось очень мало произведений русских авторов. Осмелюсь даже утверждать, что мы наблюдаем некоторое возрождение интереса к русской фантастике и русскому искусству в целом.Конечно, мы еще не вышли на тот уровень, который был до распада Советского Союза, но тем не менее мы можем отметить некоторую положительную динамику. Интерес к русской литературе не утерян в 1990-е, просто отодвинулся на второй план и теперь снова набирает обороты. Пока рано говорить о чем-то «пышно цветущем», но слово «возрождение» можно использовать в отношении русской литературы во Франции.
Автор: Вера Медведева
Предвидение «Двойной жизни» Каролины Павловой
В то время как Двойная жизнь был уникальным экспериментом в изображении внутреннего конфликта главного героя, он вписался в растущую традицию романов, заинтересованных в идее, что женщины могут страдать внутренне из-за своего социальные ограничения.Литература девятнадцатого века — от романа сэра Вальтера Скотта 1819 года « Ламмермурская невеста » до рассказа Эдгара Аллана По «Падение дома Ашеров» 1839 года — полна изображений женщин, сведенных с ума контролирующими мужчинами. В 1830-е годы ряд русских писателей, включая Владимира Одоевского и Михаила Лермонтова, начали сосредотачивать свои работы на индивидуалистичных женщинах, которые отказались от своих ограничений. Эта тема достигла своего апогея в 1877 году с произведением Льва Толстого «Анна Каренина ».
Двойная жизнь ознаменовал середину развития этой литературной дуги как в России, так и в Европе в целом. Написанная одновременно с Джейн Эйр , первым великим западным романом о женской психике, книга написана менее искусно, чем ее британский кузен: в знакомом сюжете о браке мало поворотов повествования, и, хотя бедственное положение Сесили убедительно, ее персонаж слишком легкомыслен. набросаны, чтобы вызвать настоящее сочувствие. Проза и поэзия Павловой настолько радикально отличаются друг от друга по стилю, что иногда трудно увидеть роман как единое целое. Двойная жизнь неотразимо, но громоздко — слишком современно для своего времени, но при этом слишком привязано к собственному литературному периоду, чтобы легко перейти в наши дни.
Несмотря на это, книга примечательна своим пониманием того, как действует внутреннее угнетение. Социальная система в A Double Life определяется мужским превосходством; один из женихов Сесили встревожился, когда женщина заговорила, «не ожидая неприличного ответа от этого живого предмета мебели». Тем не менее, его навязывают в первую очередь женщины, которые учат друг друга — как напрямую, так и с помощью постоянных социальных санкций — подчиняться.В одной из самых ярких сцен романа группа женщин заявляет, что оплакивает умершего сверстника, критикуя ее как «пустую» и «неблагоразумную» женщину, которая «не знала, как сохранить любовь своего мужа». Матери готовят дочерей к браку, удаляя любые следы индивидуальности. После всех этих тренировок, как пишет Павлова в главе 3, Сесилия «настолько привыкла носить свой разум в корсете, что чувствовала это не больше, чем шелковое нижнее белье, которое она снимала только ночью». Описание является ранним признаком того, что Сесили будет подавлять бунтарские представления, представленные в ее снах, какими бы заманчивыми они ни были.Она не замечает ограничений в своем уме, так как же она может быть открыта для возможностей, возникающих, когда они исчезают?
На самом деле, даже во сне Сесили не может полностью отказаться от согласия, которое ее учили принимать как естественное. И ее прозаическая жизнь наяву, и ее поэтические сны почти полностью написаны от третьего лица, что делает ее — верной своему обучению — в основном пассивным участником ее собственного рассказа. Как будто чтобы подчеркнуть, до какой степени ее опыт угнетения попадает в руки женщин, видение свободы в ее снах принимает форму анонимного мужчины.Он откровенно говорит как о ее недостатках, так и о ее потенциале, заявляя: «Этот пленник мира общества, / Эта жертва тщеславия, / Слепой раб обычаев, / Это малодушное существо — не ты».