«Повесть о настоящем человеке» за 14 минут. Краткое содержание повести Полевого

: 1942 год. Во время воздушной битвы самолёт советского лётчика-истребителя падает посреди заповедного леса. Потеряв обе ноги, лётчик не сдаётся, и через год уже сражается на современном истребителе.

Часть первая

Сопровождая Илы, отправлявшиеся на штурмовку вражеского аэродрома, лётчик-истребитель Алексей Мересьев попал в «двойные клещи». Понимая, что ему грозит позорный плен, Алексей попытался вывернуться, но немец успел выстрелить. Самолёт начал падать. Мересьева вырвало из кабины и швырнуло на разлапистую ель, ветви которой смягчили удар.

Очнувшись, Алексей увидел рядом с собой тощего, голодного медведя. К счастью, в кармане лётного комбинезона был пистолет. Избавившись от медведя, Мересьев попытался встать и ощутил жгучую боль в ступнях и головокружение от контузии. Оглядевшись, он увидел поле, на котором когда-то шёл бой. Чуть поодаль виднелась, дорога, ведущая в лес.

Продолжение после рекламы:

Алексей оказался километрах в 35 от линии фронта, посреди огромного Чёрного леса. Ему предстоял нелёгкий путь по заповедным дебрям. С трудом стянув с себя унты, Мересьев увидел, что его ступни чем-то прищемило и раздробило. Помочь ему никто не мог. Сжав зубы, он встал и пошёл.

Там, где раньше была санитарная рота, он нашёл крепкий немецкий нож. Выросший в городе Камышине среди приволжских степей, Алексей ничего не знал о лесе и не смог подготовить место для ночлега. Проведя ночь в поросли молодого сосняка, он ещё раз осмотрелся и нашёл килограммовую банку тушёнки. Алексей решил делать двадцать тысяч шагов в день, отдыхая через каждую тысячу шагов, и есть только в полдень.

Идти с каждым часом становилось труднее, не помогали даже вырезанные из можжевельника палки. На третий день он нашёл в кармане самодельную зажигалку и смог погреться у костра. Полюбовавшись на «фотографию тоненькой девушки в пёстром, цветастом платье», которую всегда носил в кармане гимнастёрки, Мересьев упрямо пошёл дальше и вдруг услышал впереди на лесной дороге шум моторов. Он еле успел спрятаться в лесу, как мимо него проехала колонна немецких броневиков. Ночью он услышал шум боя.

Ночной буран занёс дорогу. Двигаться стало ещё тяжелее. В этот день Мересьев изобрёл новый способ передвижения: он выбрасывал вперёд длинную палку с развилкой на конце и подтаскивал к ней своё искалеченное тело. Так он брёл ещё два дня, питаясь молодой сосновой корой и зелёным мхом. В банке из-под тушёнки он кипятил воду с брусничными листьями.

Брифли существует благодаря рекламе:

На седьмые сутки он наткнулся на сделанную партизанами баррикаду, у которой стояли немецкие броневики, обогнавшие его ранее. Шум этого боя он и слышал ночью. Мересьев стал кричать, надеясь, что партизаны его услышат, но те, видимо, ушли далеко. Линия фронта, однако, была уже близко — ветер доносил до Алексея звуки канонады.

Вечером Мересьев обнаружил, что в зажигалке кончилось горючее, он остался без тепла и чая, который хоть немного притуплял голод. Утром он не смог идти от слабости и «какой-то страшной, новой, зудящей боли в ступнях». Тогда «он поднялся на четвереньки и по-звериному пополз на восток». Ему удалось найти немного клюквы и старого ежа, которого он съел сырым.

Вскоре руки перестали его держать, и Алексей начал передвигаться, перекатываясь с боку на бок. Двигаясь в полузабытьи, он очнулся посреди вырубки. Здесь живой труп, в который превратился Мересьев, подобрали крестьяне сожжённого немцами села, которые жили в землянках неподалёку. Мужчины этой «подземной» деревеньки ушли в партизаны, оставшимися женщинами командовал дед Михайла. У него и поселили Алексея.

Через несколько дней, проведённых Мересьевым в полузабытьи, дед устроил ему баньку, после которой Алексею стало совсем худо. Тогда дед ушёл, и сутки спустя привёл командира эскадрильи, в которой служил Мересьев. Тот отвёз друга на родной аэродром, где уже дожидался санитарный самолёт, который переправил Алексея в лучший московский госпиталь.

Продолжение после рекламы:

Часть вторая

Мересьев попал в госпиталь, которым управлял знаменитый профессор медицины. Койку Алексея поставили в коридоре. Однажды, проходя мимо, профессор наткнулся на неё и узнал, что здесь лежит человек, 18 дней ползком выбиравшийся из немецкого тыла. Рассердившись, профессор велел перевести больного в пустующую «полковничью» палату.

Кроме Алексея, в палате оказалось ещё трое раненных. Среди них — сильно обгоревший танкист, герой Советского Союза, Григорий Гвоздёв, который мстил немцам за погибшую мать и невесту. В своём батальоне он прослыл «человеком без меры». Уже второй месяц Гвоздёв пребывал а апатии, ничем не интересовался и ожидал смерти. За больными ухаживала Клавдия Михайловна, симпатичная палатная сестра среднего возраста.

Ступни Мересьева почернели, а пальцы потеряли чувствительность. Профессор пробовал одно лечение за другим, но победить гангрену не смог. Чтобы спасти Алексею жизнь, ноги пришлось ампутировать до середины икры. Всё это время Алексей перечитывал письма от матери и своей невесты Ольги, которым не смог признаться, что ему отняли обе ноги.

Вскоре в палату Мересьева подселили пятого пациента, тяжело контуженного комиссара Семёна Воробьёва. Этот неунывающий человек сумел расшевелить и утешить своих соседей, хотя сам постоянно испытывал сильную боль.

Брифли существует благодаря рекламе:

После ампутации Мересьев ушёл в себя. Он считал, что теперь Ольга выйдет за него только из жалости, или из-за чувства долга. Алексей не хотел принимать от неё такую жертву, и поэтому не отвечал на её письма

Пришла весна. Танкист ожил и оказался «весёлым, разговорчивым и лёгким человеком». Добился этого Комиссар, организовав Грише переписку со студенткой медицинского университета Анютой — Анной Грибовой. Самому Комиссару тем временем становилось всё хуже. Его контуженное тело опухало, и каждое движение причиняло сильную боль, но он яростно сопротивлялся болезни.

Только к Алексею Комиссар не мог подобрать ключик. С раннего детства Мересьев мечтал стать лётчиком. Поехав на стройку Комсомольска-на-Амуре, Алесей с компанией таких же, как он мечтателей организовал аэроклуб. Вместе они «отвоевали у тайги пространство для аэродрома», с которого Мересьев впервые поднялся в небо на учебном самолёте. «Потом он учился в военном авиаучилище, сам учил в нём молодых», а когда началась война — ушёл в действующую армию. В авиации заключался смысл его жизни.

Однажды Комиссар показал Алексею статью о лётчике времён Первой Мировой войны, поручике Валериане Аркадьевиче Карпове, который, лишившись ступни, научился управлять самолётом. На возражения Мересьева, что у него нет обеих ног, а современные самолёты гораздо сложнее в управлении, Комиссар отвечал: «Но ты же советский человек!».

Мересьев поверил, что сможет летать без ног, и «им овладела жажда жизни и деятельности». Ежедневно Алексей проделывал разработанный им же комплекс упражнений для ног. Несмотря на сильнейшую боль, он каждый день увеличивал время зарядки на одну минуту. Между тем Гриша Гвоздёв всё больше влюблялся в Анюту и теперь часто рассматривал в зеркале своё обезображенное ожогами лицо. А Комиссару становилось всё хуже. Теперь по ночам около него дежурила медсестра Клавдия Михайловна, которая была в него влюблена.

Невесте Алексей так и не написал правду. С Ольгой они были знакомы со школы. Расставшись на время, они встретились вновь, и Алексей увидел в старом друге красивую девушку. Решающих слов он, однако, сказать ей не успел — началась война. Ольга первая написала о своей любви, Алесей же считал, что он, безногий, такой любви недостоин. Наконец он решил написать невесте сразу после возвращения в лётную эскадрилью.

Первого мая умер Комиссар. Вечером того же дня в палате поселился новичок, лётчик-истребитель майор Павел Иванович Стручков с повреждёнными коленными чашечками. Это был весёлый, общительный человек, большой любитель женщин, к которым относился довольно цинично. На следующий день хоронили Комиссара. Клавдия Михайловна была безутешна, а Алексею очень захотелось стать «настоящим человеком, таким же, как тот, кого сейчас увезли в последний путь».

Вскоре Алексею надоели циничные высказывания Стручкова о женщинах. Мересьев был уверен, что не все женщины одинаковые. В конце концов, Стручков решил очаровать Клавдию Михайловну. Палата уже хотела защищать любимую медсестру, но та сама сумела дать майору решительный отпор.

Летом Мересьев получил протезы и стал осваивать их со своим обычным упорством. Он часами ходил по больничному коридору, сперва опираясь на костыли, а затем — на массивную старинную трость, подарок профессора. Гвоздёв уже успел заочно объясниться Анюте в любви, но потом начал сомневаться. Девушка ещё не видела, насколько он обезображен. Перед выпиской он поделился своими сомнениями с Мересьевым, и Алексей загадал: если у Гриши всё образуется, то и он напишет Ольге правду. Встреча влюблённых, за которой наблюдала вся палата, получилась холодной — девушку смутили шрамы танкиста. Майору Стручкову тоже не везло — он влюбился в Клавдию Михайловну, которая его почти не замечала. Вскоре Гвоздёв написал, что отправляется на фронт, ничего не сообщив Анюте. Тогда Мересьев попросил Ольгу не дожидаться его, а выходить замуж, в тайне надеясь, что настоящую любовь такое письмо не спугнёт.

Через некоторое время Анюта сама позвонила Алексею, чтобы узнать, куда исчез Гвоздёв. После этого звонка Мересьев ободрился и решил написать Ольге после первого сбитого им самолёта.

Часть третья

Мересьева выписали летом 1942 года и направили долечиваться в подмосковный санаторий Военно-Воздушных Сил. За ним и Стручковым выслали машину, но Алексей захотел прогуляться по Москве и попробовать на прочность свои новые ноги. Он встретился с Анютой и попытался объяснить девушке, почему Гриша так внезапно исчез. Девушка призналась, что сначала её смутили шрамы Гвоздёва, но теперь она о них не думает.

В санатории Алексея поселили в одной комнате со Стручковым, который всё никак не мог забыть Клавдию Михайловну. На следующий день Алексей уговорил рыжую медсестричку Зиночку, которая танцевала лучше всех в санатории, научить танцевать и его. Теперь к его ежедневным упражнениям добавились уроки танца. Вскоре весь госпиталь знал, что у этого парня с чёрными, цыганскими глазами и неуклюжей походкой нет ног, но он собирается служить в авиации и увлекается танцами. Через некоторое время Алексей уже участвовал во всех танцевальных вечерах, и никто не замечал, какая сильная боль скрывается за его улыбкой. Мересьев всё меньше «ощущал сковывающее действие протезов».

Вскоре Алексей получил письмо от Ольги. Девушка сообщала, что уже месяц вместе с тысячами добровольцев роет противотанковые рвы под Сталинградом. Она была оскорблена последним письмом Мересьева, и ни за что бы его не простила, если бы не война. В конце Ольга писала, что ждёт его всякого. Теперь Алексей писал любимой каждый день. Санаторий волновался, как разорённый муравейник, у всех на устах было слово «Сталинград». В конце концов, отдыхающие потребовали срочной отправки на фронт. В санаторий прибыла комиссия отдела комплектования ВВС.

Узнав, что лишившись ног Мересьев хочет обратно а авиацию, военврач первого ранга Мировольский собрался ему отказать, но Алексей уговорил его придти на танцы. Вечером военврач с изумлением наблюдал, как танцует безногий лётчик. На следующий день он дал Мересьеву положительное заключение для управления кадров и обещал помочь. С этим документом Алексей отправился в Москву, однако Мировольского в столице не было, и Мересьеву пришлось подавать рапорт общим порядком.

Мересьев остался «без вещевого, продовольственного и денежного аттестатов», и ему пришлось остановиться у Анюты. Рапорт Алексея отклонил, и отправили лётчика на общую комиссию в отдел формирования. Несколько месяцев Мересьев ходил по кабинетам военной администрации. Ему везде сочувствовали, но помочь не могли — слишком строги были условия, по которым принимали в лётные войска. К радости Алексея, общую комиссию возглавлял Мировольский. С его положительной резолюцией Мересьев прорвался к самому высокому командованию, и его отправили в лётную школу.

Для Сталинградской битвы требовалось много лётчиков, школа работала с предельной нагрузкой, поэтому начальник штаба не стал проверять документы Мересьева, а только велел написать рапорт на получение вещевого и продовольственного аттестатов и убрать подальше щёгольскую трость. Алексей отыскал сапожника, который смастерил лямки — ими Алексей пристёгивал протезы к ножным педалям самолёта. Пять месяцев спустя Мересьев успешно сдал экзамен начальнику школы. После полёта тот заметил трость Алексея, разозлился, и хотел сломать, но инструктор вовремя остановил его, сказав, что у Мересьева нет ног. В результате Алексея рекомендовали, как искусного, опытного и волевого лётчика.

В школе переподготовки Алексей пробыл до ранней весны. Вместе со Стручковым он учился летать на ЛА-5, самых современных на тот момент истребителях. Поначалу Мересьев не ощущал «того великолепного, полного контакта с машиной, который и даёт радость полёта». Алексею показалось, что мечта его не осуществится, но ему помог замполит школы полковник Капустин. Мересьев был единственным в мире лётчиком-истребителем без ног, и замполит предоставил ему дополнительные лётные часы. Вскоре Алексей овладел управлением ЛА-5 в совершенстве.

Часть четвёртая

Весна была в разгаре, когда Мересьев прибыл в штаб полка, расположенный в небольшой деревушке. Там его оформили в эскадрилью капитана Чеслова. В эту же ночь началось роковое для немецкой армии сражение на Курской дуге.

Капитан Чеслов доверил Мересьеву новенький ЛА-5. Впервые после ампутации Мересьев сразился с реальным противником — одномоторными пикировщиками Ю-87. Он делал по нескольку боевых вылетов в день. Письма от Ольги он мог читать только поздно вечером. Алексей узнал, что его невеста командует сапёрным взводом и уже успела получить орден Красной Звезды. Теперь Мересьев мог «говорить с ней на равных», однако открывать девушке правду не спешил — он не считал устаревший Ю-87 настоящим противником.

Достойным врагом стали истребители воздушной дивизии «Рихтгофен», в которую входили лучшие немецкие асы, летающие на современных «фоке-вульф-190». В сложном воздушном бою Алексей сбил три «фоке-вульфа», спас своего ведомого и с трудом дотянул до аэродрома на остатках горючего. После боя его назначили командиром эскадрильи. В полку уже все знали об уникальности этого лётчика и гордились им. В тот же вечер Алексей, наконец, написал правду Ольге.

Послесловие

На фронт Полевой попал в качестве корреспондента газеты «Правда». Он встретился с Алексеем Мересьевым, готовя статью о подвигах лётчиков-гвардейцев. Рассказ лётчика Полевой записал в тетрадь, а повесть написал четыре года спустя. Её печатали в журналах и читали по радио. Одну из таких радиопередач услышал гвардии майор Мересьев и нашёл Полевого. За 1943-45 годы он сбил пять немецких самолётов и получил звание Героя Советского Союза. После войны Алексей женился на Ольге, и у них родился сын. Так сама жизнь продолжила повесть об Алексее Мересьеве — настоящем советском человеке.

«Повесть о настоящем человеке»

«Повесть о настоящем человеке»

(По архивным материалам Музея истории медицины)

В 1972 г. уроженец тверской земли, известный писатель,военный журналист Борис Николаевич Полевой (Кампов) подарил Калининскому медицинскому музею книгу «Повесть о настоящем человеке».

В основе повести лежит подвиг летчика, героя Советского Союза А. П. Маресьева, который продолжал воевать даже после того, как лишился обеих ног.

Книга написана Б.Н.Полевым во время его присутствия на Нюрнбергском процессе в качестве военного корреспондента. За 19 дней он написал состоящую из четырех глав «Повесть о настоящем человеке», за которую был награжден Сталинской премией в 1947 году (только до 1954 года общий тираж её изданий составил 2,34 млн. экземпляров).

Прототипом образа профессора-хирурга Василия Васильевича, оперировавшего летчика М

ересьева в «Повести», выбрал известного тверского хирурга В.В.Успенского, популярность и авторитет которого в стране была необычайно высока.

Интерес к медицинской теме у Бориса Николаевича был неслучаен: его мама Лидия Васильевна Кампова была врачом и работала в Морозовской фабричной больнице (совместно с фельдшером Иваном Сергеевичем Клушиным она занималась лечением больных раком – вливанием в вену медного купороса).

Л.В.Кампова

Народный художник СССР Н.Н.Жуков, детство которого связано со старой Вяткой- родиной В.В.Успенского, иллюстрировал «Повесть».

Долго не давался художнику портрет профессора с книжных строк Б.Полевого: «…огромный краснолицый старик с седеющей гривой над высоким лбом, усатый, с черной, густо посеребренной эспаньолкой, неистовый ругатель, дважды в день, как и до войны, в сопровождении стаи накрахмаленных ординаторов и ассистентов обходил в положенные часы палаты, смотрел диагнозы новичков, консультировал тяжелые случаи».

Художник сделал несколько эскизов, но Б.Полевой все отвергал: не то, не то.

Тогда последовал вопрос к писателю: «Ты –то с кого писал? Есть такой на белом свете?». На что писатель с гордостью отвечал: «Есть. Мой земляк профессор Успенский. Едем в Калинин».

И только после встречи с В.В.Успенским, художник придал литературному профессору полное сходство с ним.

В.В.Успенский(сидит). Слева направо: фотограф Томашевич, Б.Б.Полевой, Н.Н.Жуков.

«Пошёл, пошёл!»

«Повесть о настоящем человеке» вышла в печать лишь в 1946г. по политическим соображениям и принесла писателю всеобщую славу и мировую известность. В 1948 г. состоялась экранизация«Повести». Главную роль исполнил П. Кадочников.

Более того, наш великий композитор С.С.Прокофьев написал оперу «Повесть о настоящем человеке», закрытый просмотр которой состоялся 3 декабря 1948 г. в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова, в 1960 г. премьера в Большом театре в Москве.

Опера прошла с большим успехом в Национальном театре Чехословакии в Праге. 14 октября 2002 г. центральное радио сообщило, что опера была поставлена в Лондоне.

Какой еще выдающийся хирург стал оперным персонажем в мировом оперном искусстве?

Научный сотрудник Музея истории медицины Л.А.Приклонская

Октябрь 2019 г.

«Повесть о настоящем человеке» Полевой Борис Николаевич — описание книги | Школьное чтение

Алтайский край

Альметьевск

Амурская область

Ангарск

Астрахань

Белгород

Братск

Брянск

Владивосток

Владимирская область

Волгоград

Волгоградская область

Воронеж

Воронежская область

Грозный

Екатеринбург

Забайкальский край

Ивановская область

Иркутск

Кабардино-Балкарская Республика

Калужская

Кемерово

Кемеровская область

Киров

Кострома

Краснодарский край

Красноярск

Красноярский край

Курганская

Курск

Липецк

Лиски

Москва

Московская область

Нижегородская область

Нижнеудинск

Нижний Новгород

Нижний Тагил

Новосибирск

Омск

Оренбург

Оренбургская область

Орловская область

Пенза

Пермский край

Пермь

Приморский край

Республика Адыгея

Республика Башкортостан

Республика Бурятия

Республика Крым

Республика Мордовия

Республика Северная Осетия — Алания

Республика Татарстан

Республика Тыва

Ростов-на-Дону

Ростовская область

Рязань

Самара

Самарская область

Саратов

Саратовская область

Саянск

Свердловская область

Севастополь

Смоленск

Ставрополь

Ставропольский край

Старый Оскол

Тамбов

Тамбовская область

Тверь

Томск

Тула

Тулун

Тульская область

Тюмень

Удмуртская Республика

Улан‑Удэ

Ульяновск

Ульяновская область

Усолье‑Сибирское

Усть‑Илимск

Хабаровск

Ханты-Мансийский автономный округ

Челябинск

Челябинская область

Чита

Чувашская Республика

Шелехов

Энгельс

Ямало-Ненецкий автономный округ

Ярославль

Ярославская область

Повесть о настоящем человеке (Полевой, Б.

Н.) Полевой, Б. Н.

«Повесть о настоящем человеке», самое знаменитое произведение Бориса Полевого. «В жизни всегда найдется место подвигу» — эти горьковские строчки могли бы стать эпиграфом к легендарной книге Полевого, рассказывающей об удивительной судьбе советского летчика-аса Алексея Мересьева, жизнь которого является примером мужества, несгибаемой воли и стойкости.

Полная информация о книге

• Вид товара:Книги
• Рубрика:Современная отечественная проза
• Целевое назначение:Художественная литература (издания для взрослых)
• ISBN:978-5-389-07711-9
• Серия:Азбука-классика
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Год издания:2016
• Количество страниц:349
• Тираж:3000
• Формат:75х100/32
• УДК:821. 161.1
• Штрихкод:9785389077119
• Переплет:обл.
• Сведения об ответственности:Борис Полевой
• Вес, г.:176
• Код товара:7211425

Повесть о настоящем человеке (слушать аудиокнигу бесплатно)

10:42

01.Часть 1_Глава_ (01)

14:50

01. Часть 1_Глава_ (02)

22:11

01.Часть 1_Глава_ (03)

08:44

01.Часть 1_Глава_ (04)

04:45

01.Часть 1_Глава_ (05)

10:19

01.Часть 1_Глава_ (06)

07:21

01.Часть 1_Глава_ (07)

06:30

01.Часть 1_Глава_ (08)

10:34

01.Часть 1_Глава_ (09)

15:06

01.Часть 1_Глава_ (10)

12:05

01.Часть 1_Глава_ (11)

11:25

01.Часть 1_Глава_ (12)

07:53

01.Часть 1_Глава_ (13)

19:12

01.Часть 1_Глава_ (14)

17:00

01. Часть 1_Глава_ (15)

21:56

01.Часть 1_Глава_ (16)

31:06

01.Часть 1_Глава_ (17)

08:34

01.Часть 1_Глава_ (18)

28:49

01.Часть 1_Глава_ (19)

11:23

02.Часть 2_Глава_ (01)

25:24

02.Часть 2_Глава_ (02)

05:16

02.Часть 2_Глава_ (03)

10:04

02.Часть 2_Глава_ (04)

12:18

02.Часть 2_Глава_ (05)

11:44

02.Часть 2_Глава_ (06)

26:26

02.Часть 2_Глава_ (07)

29:07

02.Часть 2_Глава_ (08)

24:49

02. Часть 2_Глава_ (09)

35:29

02.Часть 2_Глава_ (10)

15:18

02.Часть 2_Глава_ (11)

15:47

02.Часть 2_Глава_ (12)

30:03

02.Часть 2_Глава_ (13)

30:59

02.Часть 2_Глава_ (14)

15:02

02.Часть 2_Глава_ (15)

29:32

03.Часть 3_Глава_ (01)

24:13

03.Часть 3_Глава_ (02)

14:02

03.Часть 3_Глава_ (03)

14:17

03.Часть 3_Глава_ (04)

24:20

03.Часть 3_Глава_ (05)

30:55

03.Часть 3_Глава_ (06)

11:33

03. Часть 3_Глава_ (07)

24:20

03.Часть 3_Глава_ (08)

12:53

03.Часть 3_Глава_ (09)

21:53

03.Часть 3_Глава_ (10)

17:03

03.Часть 3_Глава_ (11)

24:44

04.Часть 4_Глава_ (01)

18:03

04.Часть 4_Глава_ (02)

13:36

04.Часть 4_Глава_ (03)

41:01

04.Часть 4_Глава_ (04)

18:05

04.Часть 4_Глава_ (05)

05:06

04.Часть 4_Глава_ (06)

12:45

04.Часть 4_Глава_ (07)

15:35

04.Часть 4_Глава_ (08)

14:38

05. Послесловие

Слушать в исполнении Кирилла Захарчука на ЛитРес.

Повесть о настоящем человеке, 1948 — Фильмы

Алексей Мересьев служил летчиком-истребителем. Однако однажды его самолет сбили во время воздушного боя. Это происшествие не было последней бедой в жизни летчика. Он был тяжело ранен и вынужден в течение трех недель пробираться через лес. Было бы не так сложно, если бы лес не был оккупирован вражеской стороной. Жажда к жизни помогла Алексею чудом выжить без питания и окруженным дикими и свирепыми зверями. Когда он попадает в госпиталь, не остается иного выхода, кроме ампутации обеих ног. Несомненно, это большая трагедия, но и она не останавливает летчика. Он снова готов сесть за штурвал самолета.

В основу фильма легла настоящая жизненная история летчика-героя. В определенных целях, одна буква в его фамилии была изменена, и, таким образом, он из Маресьева стал Мересьевым. Хотя объяснения этим целям нет, так что зритель до сих пор не понял мотива команды фильма. Алексей был героем Советского союза и продолжал свою службу летчиком даже с протезами ног. Изначально Борис Полевой написал о нем повесть и уже ее экранизировали в качестве кинокартины Повесть о настоящем человеке.

Режиссером этой киноповести стал лауреат двух Сталинских премий Александр Столпер. Одну из премий Александр получил как раз за работу над фильмом про героя-летчика. За картину Далеко от Москвы режиссер получил вторую премию. Кроме того, он был признан заслуженным деятелем искусства РСФСР и получил награды на кинофестивалях в Акапулько и Карловых Варах. Стоит отметить и то, что Столпер дважды был признан народным артистом.

Алексей Мересьев служил летчиком-истребителем. Однако однажды его самолет сбили во время воздушного боя. Это происшествие не было последней бедой в жизни летчика. Он был тяжело ранен и вынужден в течение трех недель пробираться через лес. Было бы не так сложно, если бы лес не был оккупирован вражеской стороной. Жажда к жизни помогла Алексею чудом выжить без питания и окруженным дикими и свирепыми

ПОЛЕВОЙ Б.

ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ Б. ПОЛЕВОЙ

(В сокращении)

ЧАСТЬ I

БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ

1

Лес, стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всём своём зелёном величии. Поднялось солнце.

Стало совсем светло. Волки ушли в лесные чащобы, убралась с поляны лисица, оставив на снегу хитро запутанный след.

Старый лес зашумел ровно, неумолчно. Только птичья возня, стук дятла разнообразили этот тягучий и грустный шум.

Из припудренной утренним инеем хвои высунулась длинная бурая морда, увенчанная тяжёлыми ветвистыми рогами. Испуганные глаза осмотрели огромную поляну.

Старый лось застыл в сосняке, как изваяние.

Внимание его привлёк звук, послышавшийся сверху. Зверь вздрогнул, кожа на спине его передёрнулась, задние ноги ещё больше поджались.

Что-то громадное ударило по вершинам сосен и брякнулось о землю так, что весь лес загудел, застонал. Эхо понеслось над деревьями, опережая лося, рванувшегося во весь дух в чащу.

Сверкая и искрясь, осыпался иней с древесных вершин, сбитых падением самолёта. Тишина вновь овладела лесом. И в ней отчётливо послышалось, как простонал человек и как тяжело захрустел наст под ногами медведя, которого необычайный гул и треск выгнали из леса на поляну.

Медведь был велик, стар и космат. Неопрятная шерсть бурыми клочьями торчала на его впалых боках, сосульками свисала с тощего зада. В этих краях с осени бушевала война. Она проникла даже сюда, в глушь, куда раньше, и то не часто, заходили только лесники да охотники. Грохот близкого боя ещё осенью поднял медведя из берлоги, нарушив его зимнюю спячку, и вот теперь, голодный и злой, бродил он по лесу, не зная покоя.

Медведь остановился на опушке, там, где только что стоял лось. Понюхал его свежие, вкусно пахнущие следы, тяжело и жадно задышал впалыми боками, прислушался. Рядом раздавался звук, производимый каким-то живым и, вероятно, слабым существом. Шерсть поднялась на загривке зверя. Он вытянул морду. И снова этот жалобный звук чуть слышно донёсся с опушки.

Медленно, осторожно ступая мягкими лапами, под которыми с визгом проваливался сухой и крепкий наст, зверь направился к неподвижной, вбитой в снег человеческой фигуре…

 

 

2

Лётчик Алексей Мересьев попал «в креши». Его, расстрелявшего все боеприпасы, безоружного, обступили четыре немецких самолёта и, не давая ему ни вывернуться, ни уклониться с курса, повели на свой аэродром.

«Плен? Никогда!» — решил лётчик.

Мересьев крепко сжал зубы, дал полный газ и, поставив машину вертикально, попытался нырнуть под верхнего немца, прижимавшего его к земле. Ему удалось вырваться из-под конвоя. Но немец успел вовремя нажать гашетку. Мотор сбился с ритма и заработал частыми рывками. Весь самолёт задрожал.

Подбили!

Развязка наступила сразу. Мотор осёкся и замолчал. Самолёт, точно соскальзывая с крутой горы, стремительно понёсся вниз. Под самолётом переливался зелено-серыми волнами необозримый, как море, лес… «И всё-таки не плен!» — успел подумать лётчик, когда близкие деревья стремительно неслись под крыльями самолёта.

Падая, самолёт задел верхушки сосен. Это смягчило удар. Сломав несколько деревьев, машина развалилась на части. Алексея вырвало из сиденья, подбросило в воздух. Упав на широкую, вековую ель, он соскользнул по ветвям в глубокий сугроб, наметённый ветром у её подножия. Это спасло ему жизнь.

 

3

Сколько пролежал он без движения, без сознания, Алексей вспомнить не мог. Во всём его теле ощущалась тупая боль.

Он сделал движение, чтобы подняться, и услышал возле себя хрустящий скрип наста под чьими-то ногами и шумное хрипловатое дыхание. «Немцы!» — тотчас же догадался он, подавляя в себе желание раскрыть глаза и вскочить, защищаясь. «Плен, значит, всё-таки плен!. . Что же делать?»

Он вспомнил, что, вылетая, он положил пистолет в карман комбинезона. Теперь, чтобы его достать, надо было повернуться на бок. Это нельзя, конечно, сделать незаметно для врага. Алексей лежал неподвижно: может быть, враг примет его за мёртвого и уйдёт.

Немец потоптался возле, как-то странно вздохнул, снова подошёл к Мересьеву, похрустел настом, наклонился. Алексей ощутил смрадное 1 дыхание его глотки.

_{^{1 Смрадное-дурно пахнущее, отвратительное.}}

Не меняя позы, медленно, очень медленно Алексей приоткрыл глаз и сквозь опущенные ресницы увидел перед собой вместо лица бурое мохнатое пятно. Приоткрыл глаз пошире и тотчас же плотно зажмурил: перед ним на задних лапах сидел большой, тощий и ободранный медведь.

Его грязные ноздри тихо подёргивались.

Тихо, как умеют только звери, медведь сидел возле неподвижной человеческой фигуры, едва видневшейся из сверкавшего на солнце сугроба.

Поднятый войной из зимней берлоги, он был голоден и зол. Но медведи не едят мертвечины. Обнюхав неподвижное тело, остро пахнущее бензином, медведь лениво отошёл на поляну, где в изобилии лежали такие же неподвижные, вмёрзшие в наст человеческие тела. Стон и шорох вернули его обратно.

И вот он сидел около Алексея. Голод боролся в нём с отвращением к мёртвому мясу. Голод стал побеждать. Зверь вздохнул, поднялся, лапой перевернул человека в сугробе и рванул когтями «чёртову кожу» комбинезона. Комбинезон не поддался. Медведь глухо зарычал. Больших усилий стоило Алексею в это мгновение подавить в себе желание открыть глаза, закричать, оттолкнуть эту грузную, навалившуюся ему на грудь тушу. Он заставил себя медленным, незаметным движением опустить руку в карман, нащупать там рукоять пистолета, осторожно, чтобы не щёлкнул, взвести большим пальцем курок и начать незаметно вынимать уже вооружённую руку?).

Зверь ещё сильнее рванул комбинезон. Крепкая материя затрещала, но опять выдержала. Медведь неистово заревел, схватил комбинезон зубами, защемив через мех и вату тело. Алексей последним усилием воли подавил в себе боль и в тот момент, когда зверь вырвал его из сугроба, вскинул пистолет и нажал курок.

Глухой выстрел треснул раскатисто и гулко.

Зверь медленно выпустил жертву. Алексей упал в снег, не отрывая от противника глаз. Тот сидел на задних лапах, и в чёрных, гноящихся его глазах застыло недоумение. Густая кровь струйкой пробивалась меж его клыков и падала на снег. Он зарычал хрипло и страшно, грузно поднялся на задние лапы и тут же замертво осел в снег, прежде чем Алексей успел выстрелить ещё раз. Медведь был мёртв.

Напряжение Алексея схлынуло. Он ощутил острую, жгучую боль в ступнях и, повалившись на снег, потерял сознание.

Очнулся он, когда солнце стояло уже высоко.

 

«Что же, медведь, померещился, что ли?» — было первой мыслью Алексея.

Бурая, лохматая, неопрятная туша валялась подле на голубом снегу. Лес шумел. Звучно долбил кору дятел.

«Жив, жив, жив!» — мысленно повторял Алексей. И весь он, всё тело его ликовало, впитывая в себя чудесное ощущение жизни, которое приходит к человеку и захватывает его всякий раз после того, как он перенёс смертельную опасность.

Повинуясь этому могучему чувству, он вскочил на ноги, но тут же, застонав, сел на медвежью тушу. Боль в ступнях прожгла всё его тело.

«Плохо. Должно быть, контузило при падении, и с ногами что-то случилось»,- подумал Алексей.

Приподнявшись, он оглядел широкое поле, видневшееся за лесной опушкой и ограниченное на горизонте сизым полукругом далёкого леса.

Планшет с картой он потерял при падении. Но и без карты Алексей ясно представлял себе сегодняшний маршрут. Упал он приблизительно километрах в тридцати пяти от линии фронта, далеко за спиной передовых немецких дивизий, где-то в районе огромного, так называемого Чёрного леса, через который не раз приходилось ему летать, сопровождая бомбардировщиков и штурмовиков в их короткие рейды по ближним немецким тылам.

 

6

То, что он рухнул в центре этого леса, было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что вряд ли здесь, в этих чащах, можно было встретить немцев, тяготевших обычно к дорогам и жилью. Плохо же потому, что предстояло совершить хотя и не очень длинный, но тяжёлый путь по лесным зарослям, где нельзя надеяться на помощь человека, на кусок хлеба, на крышу, на глоток тёплого кипятку. Ведь ноги… Поднимут ли ноги? Пойдут ли?..

Тихо привстал с медвежьей туши. Та же острая боль, возникавшая в ступнях, пронзила его тело снизу вверх. Он вскрикнул. Пришлось снова сесть. Попытался скинуть унты.

^{_{1 Померещился — показался, представился в воображении.}}

^{_{2 Планшет — плоская сумка для ношения карт с прозрачной пластинкой на крышке.}}

^{_{3 Унт- высокая меховая обувь.}}

Каждый рывок заставлял стонать. Тогда Алексей стиснул зубы, зажмурился, изо всех сил рванул унт руками — и тут же потерял сознание. Очнувшись, он осторожно развернул байковую портянку. Вся ступня распухла и представляла собой сплошной сизый синяк. Она горела и ныла каждым своим суставом. Алексей поставил ногу на снег, боль стала слабее. Таким же отчаянным рывком, как будто он сам у себя вырывал зуб, сорвал он второй унт.

Обе ноги никуда не годились. Очевидно, когда удар самолёта по верхушкам сосен выбросил его из кабины, ступни что-то прищемило и раздробило мелкие кости плюсны и пальцев. Конечно, в обычных условиях он даже и не подумал бы подняться на эти разбитые, распухшие ноги. Но он был один в лесной чаще, в тылу врага, где встреча с человеком сулила не облегчение, а смерть. И он решил идти, идти на восток, идти через лес, не пытаясь искать удобных дорог и жилых мест, идти, чего бы это ни стоило.

Он решительно вскочил с медвежьей туши, охнул, заскрипел зубами и сделал первый шаг. Постоял, вырвал другую ногу из снега, сделал ещё шаг. В голове шумело.

Алексей чувствовал, что слабеет 6т напряжения и боли.

Он сел на снег, снова теми же решительными, короткими рывками сорвал унты, ногтями и зубами разорвал их в подъёмах, чтобы не теснили они разбитые ступни, снял с шеи большой пуховый шарф, разодрал его пополам, обмотал ступни и снова обулся.

Теперь идти стало легче. Впрочем, идти — это неправильно сказано: не идти, а двигаться, двигаться осторожно, наступая на пятки и высоко поднимая ноги, как ходят по болоту. От боли и напряжения через несколько шагов, начинала кружиться голова. Приходилось стоять, закрыв глаза, прислонившись спиной к стволу дерева, или присаживаться и отдыхать.

 

7

На седьмые сутки своего похода Алексей, совершенно уже измученный, поминутно останавливаясь, чтобы передохнуть, тащился по оттаявшей лесной дороге…

Вдруг у поворота лесной дороги, резко бравшей здесь влево, он остановился и застыл. Там, где дорога была особенно узка, он увидел немецкие машины. Путь им преграждали две огромные сосны. Возле самых этих сосен стоял броневик. Стоял он

низко на железных ободьях, так как шины его сгорели вместе с машиной. Башня валялась в стороне на снегу под деревом, отброшенная, очевидно, силою взрыва. Возле броневика лежало три трупа — его экипаж. А вокруг, в придорожных кустах, валялись тела немецких солдат. К дереву был привязан труп офицера. К зелёному его френчус тёмным воротником, была приколота записка. «За чем пойдёшь, то и найдёшь»,- написано было на ней. И ниже, другим почерком, уже расплывшимся чернильным карандашом, было добавлено слово — «собака».

Алексей долго осматривал место побоища, ища чего-нибудь съестного. Только в одном месте обнаружил он втоптанный в снег сухарь и поднёс его ко рту, жадно вдыхая запах ржаного хлеба. Хотелось втиснуть этот сухарь целиком в рот и жевать, жевать, жевать. Но Алексей разделил его на три части, две убрал поглубже в карман, а одну стал щипать на крошки и крошки эти сосать, как леденцы, стараясь как можно дольше растянуть удовольствие.

Он обошёл ещё раз поле боя. Тут его осенила мысль: партизаны должны быть где-то здесь, поблизости. Ведь это их ногами истоптан снег в кустах и вокруг деревьев. Может быть, его, бродящего меж трупов, уже заметили, и откуда-нибудь с вершины ели, из-за кустов, наблюдает за ним партизанский разведчик. Алексей приложил руку ко рту и закричал что есть мочи:

— О-го-го! Партизаны! Партизаны!

Его удивило, как вяло и тихо звучит его голос. Даже эхо, отзывавшееся ему из лесной чащи, казалось громче.

— Партизаны! Партизан-ны-ы-ы! Эге-ей! — звал Алексей, сидя на снегу среди чёрной машинной гари и молчаливых вражеских тел.

 

 

8

Звал и напрягал слух. Он уже охрип, сорвал голос. Он уже понял, что партизаны, сделав своё дело, собрав трофеи, давно ушли — но всё кричал, надеясь на чудо.

^{_{1 Френч — куртка военного образца.}}

Только лес отвечал ему звучным эхо. И вдруг — или это, может быть, показалось от большого напряжения — Алексей услышал сквозь мелодичный шум хвои глухие и частые, то отчётливые, то совсем затухавшие удары. Он весь встрепенулся, точно издали донёсся до него в лесную пустыню дружеский зов. Но он не поверил слуху и долго сидел, вытянув шею. Нет, он не обманывался. Влажный ветер потянул с востока и опять донёс глухие, но отчётливо различимые теперь звуки канонады.

Линия фронта, судя по звуку, была километрах в десяти. Радостные слёзы текли по щекам Алексея.

Он смотрел на восток. Оттуда слышал он этот зовущий звук. Туда вели темневшие в снегу продолговатые ямки партизанских следов, где-то в этом лесу жили они, отважные лесные люди.

Бормоча себе под нос: «Ничего, ничего, товарищи, всё будет хорошо»,- Алексей смело ткнул палку в снег, опёрся о неё подбородком, перебросил на неё тяжесть тела, с трудом, но решительно переставил ноги в сугроб.

 

9

За болотцем, которое он переполз, открывалась поляна, пересечённая старой изгородью из посеревших от ветров жердей.

Меж двумя рядами изгороди кое-где проглядывала из-под снега колея заброшенной дороги. Значит, где-то недалеко жильё. Сердце Алексея тревожно забилось. Вряд ли немцы заберутся

в такую глушь! А если и так, там всё же есть и свои, а они, конечно, спрячут, укроют раненого, помогут.

Чувствуя близкий конец скитаний, Алексей пополз, не жалея сил, не отдыхая. Он полз, падая лицом в снег, теряя сознание от напряжения, полз, торопясь скорее добраться до гребня пригорка, с которого, наверное, должна быть видна спасительная деревня.

Вот, наконец, и вершина земляного горба. Алексей, еле переводя дыхание и судорожно глотая воздух, поднял глаза. Поднял и тотчас же опустил — таким страшным показалось ему то, что открылось перед ним. Несомненно, ещё недавно это было небольшой лесной деревенькой. Очертания её без труда угадывались по двум неровным рядам печных труб, торчавших над заметёнными снегом холмами пожарищ. Кое-где сохранились палисадники, плетни, метёлки рябин, стоявших когда-то у окошек.

И ни души, ни звука, ни дымка. Как будто и не жил здесь никогда человек.

Алексеи пополз по тому, что когда-то было деревенской улицей. Тяжёлым, трупным запахом несло от пожарищ.

Нет, прочь, скорее прочь отсюда! Используя последние минуты светлого времени, Алексей, не разбирая дороги, прямо по целине, пополз в лес, туда, где теперь уже совсем ясно были различимы звуки канонады.

 

10

Так полз он ещё день, два или три. Счёт времени он потерял. Порой не то дрёма, не то забытьё овладевали им. Он засыпал на ходу, но сила, тянувшая его на восток, была так велика, что и в состоянии забытья он продолжал медленно ползти, пока не натыкался на дерево или куст, и он падал лицом в талый снег. Вся его воля, все неясные его мысли были сосредоточены в одной маленькой точке: ползти, двигаться, двигаться вперед, во что бы то ни стало.

Но ползти было уже трудно. Руки дрожали и не выдерживали тяжести тела.

Когда руки перестали держать, он попробовал ползти на локтях. Это было очень неудобно — тогда он лёг и, отталкиваясь от снега локтями, попробовал катиться. Это удалось. Перекатываться с боку на бок было легче, не требовалось больших усилий. Только очень кружилась голова, поминутно уплывало сознание, и часто приходилось останавливаться и садиться на снег, выжидая, пока прекратится круговое движение земли, леса, неба.

Алексей не помнил, как провёл он эту ночь и много ли ещё прополз утром. Всё тонуло во мраке мучительного полузабытья.

Посторонний звук вдруг вернул ему сознание, заставил сесть и оглядеться. Он увидел себя посреди большой лесной вырубки, залитой солнечными лучами, заваленной срубленными деревьями, бревнами, уставленной штабелями дров. Полуденное солнце стояло над головой, густо пахло смолой, разогретой хвоей, и где-то высоко над не оттаявшей ещё землёй звенел, заливался жаворонок.

Алексей оглядел лесосеку. Вырубка была свежая, хвоя на деревьях не успела ещё повять и пожелтеть, медовая смола капала со срезов, пахло свежими щепками и сырой корой. Значит, лесосека жила. Может быть, немцы заготовляют здесь лес для блиндажей и укреплений. Тогда нужно поскорее убираться. Лесорубы могут вот-вот прийти. Но тело точно окаменело, скованное болью, и нет сил двигаться.

Он не видел, нет, он по-звериному чувствовал, что кто-то внимательно и неотрывно следит за ним.

Треснула ветка. Он оглянулся и увидел в сизых клубах частого соснячка несколько ветвей, которые вздрагивали. И почудилось Алексею, что оттуда доносился тихий, взволнованный шёпот, человеческий шёпот.

Он выхватил из-за пазухи пистолет и принуждён был взводить курок усилиями обеих рук. Когда курок щёлкнул, в сосенках точно кто-то отпрянул, и всё стихло.

«Что это — зверь, человек?» — подумал Алексей, и ему показалось, в кустах кто-то тоже вопросительно сказал: «Человек?» Показалось или действительно там, в кустах, кто-то говорит по-русски? Ну да, именно по-русски. И оттого, что говорили по-русски, он почувствовал вдруг такую сумасшедшую радость, что, совершенно не задумываясь над тем, кто там — друг или враг, издал торжествующий вопль, вскочил на ноги, всем телом рванулся вперед и тут же со стоном упал, как подрубленный, уронив в снег пистолет…

Алексей на мгновение потерял сознание, но то же ощущение близкой опасности привело его в себя. Несомненно, в сосняке скрывались люди, они наблюдали за ним и о чём-то перешёптывались.

Он приподнялся на руках, поднял со снега пистолет и, незаметно держа его у земли, стал наблюдать. Опасность вернула его из полузабытья. Сознание работало чётко. Кто они были? Может быть, лесорубы, которых немцы гоняют сюда на заготовку дров? Может, русские, такие же, как и он, пробирающиеся из немецких тылов через линию фронта к своим? Или кто-нибудь из местных крестьян? Ведь слышал же он, как кто-то отчётливо вскрикнул: «Человек?»

Пистолет дрожал в его руке. Алексей приготовился бороться и хорошо израсходовать оставшиеся три патрона…

В это время из кустов раздался взволнованный детский голос:

— Эй, ты кто? Дойч? Ферштеешь?

Странные эти слова насторожили Алексея, но кричал, несомненно, русский и, несомненно, ребёнок.

— Ты, что тут делаешь? — спросил другой детский голос.

— А вы кто? — ответил Алексей и смолк, поражённый тем, как тих был его голос.

За кустами его вопрос произвёл переполох. Там долго шептались.

— Ты нам шарики не крути, не обманешь! Я немца за пять верст по духу узнаю. Ты есть дойч?

—Я русский.

—Врёшь… Лопни глаза, врёшь, фриц!

—Я русский, русский, я лётчик, меня немцы сбили.

Теперь Алексей не осторожничал. Он убедился, что за кустами свои, русские, советские. Они не верят ему, что же, война учит осторожности. Впервые за весь свой путь он почувствовал, что совершенно ослаб, что не может уже больше шевелить ни ногой, ни рукой, ни двигаться, ни защищаться. Слёзы текли по чёрным впадинам его щёк.

— Гляди, плачет! — раздалось за кустами.- Эй, ты, чего плачешь?

—Да русский, русский я, свой, лётчик.

—Ас какого аэродрома?

—С Мончаловского, помогите же мне, выходите!

В кустах зашептались оживлённее. Теперь Алексей отчётливо слышал фразы:

— Ишь, говорит, с Мончаловского… Может, верно… И плачет… Эй ты, лётчик, брось наган-то! — крикнули ему. — Брось, говорю, а то не выйдем, убежим!

Алексей откинул в сторону пистолет. Кусты раздвинулись, и два мальчугана, насторожённые, как любопытные синички, готовые каждую минуту сорваться и дать стрекача, осторожно, держась за руки, стали подходить к нему. Старший, худенький, голубоглазый, с русыми волосами, держал в руке наготове топор, решив, должно быть, применить его при случае. За ним, прячась за его спину и выглядывая из-за неё полными любопытства глазами, шёл меньший, рыженький, с пятнистым от веснушек лицом, шёл и шептал:

— Плачет. И верно, плачет. А тощой-то, тощой-то!

Старший, подойдя к Алексею, всё ещё держа наготове топор, отбросил подальше лежащий на снегу пистолет.

— Говоришь, лётчик? А документ есть? Покажь.

—Кто тут? Наши, немцы? — шёпотом, невольно улыбаясь, спросил Алексей.

—А я знаю? Мне не докладают. Лес тут,- дипломатично ответил старший.

Пришлось лезть в гимнастёрку за удостоверением. Красная командирская книжка со звездой произвела на ребят волшебное впечатление. Точно детство, утерянное в дни оккупации, вернулось к ним разом от того, что перед ними оказался свой, родной Красной Армии лётчик.

— Свои, свои.

—…Их тут наши так тряхнули, так бабахнули! Бой тут был, страсть! Набито их ужасть, ну, ужасть сколько!

— А удирали кто на чём… Один привязал к оглоблям корыто и в корыте едет. А то двое раненые идут, за лошадиный хвост держатся, а третий на лошади верхом, как фон барон… Где ж тебя, дяденька, сбили?

 

13

Пострекотав, ребята начали действовать. До жилья было от вырубки, по их словам, километров пять. Старший, которого звали Серенькой, приказал брату Федьке бежать во весь дух в деревню и звать народ, а сам остался возле Алексея караулить его, как он пояснил, от немцев, втайне же не доверяя ему и думая: «А ляд его знает, фриц хитёр — и помирающим прикинется и документик достанет. ..» А впрочем, понемногу опасения эти рассеялись, мальчуган разболтался, и от него Алексей, дремавший с полузакрытыми глазами на тёплой пушистой хвое, узнал печальную историю деревни.

Странное ощущение испытал лётчик, слушая болтовню маленького белокурого мужичка с большими грустными, усталыми глазами. Необоримая усталость крепко опутывала всё его измотанное нечеловеческим напряжением тело. Он не мог шевельнуть даже пальцем и просто не представлял себе, как это он всего часа два тому назад ещё передвигался.

— А вон и дедя с Федькой, глянь!

На опушке леса стоял рыженький Федька и показывал на Алексея пальцем высокому сутулому старику в рваном армяке, подвязанном верёвкой, и в офицерской немецкой фуражке.

Старик, дедя Михаила, так называли его ребятишки, был высок, сутул, худ. У него было доброе лицо с чистыми, светлыми, детскими глазами и мягкой бородкой, совершенно серебряной. Закутывая Алексея в старую баранью шубу, без труда поднимая и перевёртывая его лёгкое тело, он всё приговаривал с удивлением:

— Ах ты, грех-то какой! До чего дошёл, ах ты, боже ты мой, ну сущий шкилет! И что только война с людьми делает. Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!

Осторожно, как ребёнка, опустил он Алексея на салазки, прикрутил к ним верёвочной вожжой, подумал, стащил с себя армяк, свернул и подмостил ему под голову. Потом вышел вперёд, впрягся в маленький хомут, сделанный из мешковины, дал по верёвке мальцам, сказал: «Ну, с богом!» — и втроём они потянули салазки по талому снегу, который скрипел, как картофельная мука, и оседал под ногами.

Оглянувшись, дед Михаила улыбнулся Алексею, подмигнул и гикнул весело и молодо:

— Эге-й, тройка! Понесли…

 

14

Беглая деревня жила в вековом бору. Землянки, прикрытые сверху хвоей, с первого взгляда трудно было даже заметить, дым из них валил точно из земли. В день появления здесь Алексея было тихо и сыро.

Всё население — преимущественно бабы и дети, да несколько стариков,- узнав, что Михайло везёт из лесу неведомо откуда взявшегося советского лётчика, по рассказам Федьки похожего на «сущий шкилет», высыпало встречать.

— Бабы, бабы, ах, бабы! Ну что собрались, ну что? Театра это вам? Спиктакля? — серчал Михаила, нажимая на свой хомутик.

А из толпы баб до Алексея доносилось:

— Ой какой! Верно, шкилет! Не шевелится, жив ли?

— Без памяти он… Ой, бабоньки, уж тощ, уж тощ!

Пока сани тащились по опушке, медленно приближаясь к подземной деревне, затеялся спор: у кого жить Алексею?

— У меня землянка суха. Песок-песочек и воздух вольный… Печура у меня,- доказывала маленькая, круглолицая женщина с бойко сверкавшими, как у молодого негра, белками глаз. —

«Печура»! А живёт-то вас сколько? Михаила, давай ко мне, у меня три сына в красноармейцах, и мучки малость осталось, я ему лепёшки печь стану! —

Нет, нет, ко мне, у меня просторно, вдвоём живём, места хватит, лепёшки тащи к нам, всё равно ведь ему, где есть.

Но Михаила подтащил сани к своей землянке, находившейся посредине подземной деревни.

. ..Алексей помнит: лежит он в маленькой тёмной земляной коре; слегка потрескивая и роняя искры, горит воткнутая в стену лучина.

Дым от камелька, сложенного на земле в углу, стелется сизыми, живыми слоями, и кажется Алексею, что не только этот дым, а и стол, и серебряная голова деда Михаилы — всё это расплывается, колеблется. Алексей закрывает глаза. Открывает их, разбуженный током холодного воздуха, пахнувшего в дверь. У стола какая-то женщина. Она положила на стол мешочек и ещё держит на нём руки, точно колеблясь, не взять ли его обратно, вздыхает и говорит:

— Манка это… С мирного времени для Костюньки берегли. Не надо ему теперь ничего, Костюньке-то. Возьмите, кашки вот постояльцу своему сварите. Она для ребятишек, кашка-то, ему как раз.

Повернувшись, она тихо уходит. Кто-то приносит мороженого леща, кто-то — лепёшки, распространяющие по всей землянке кислый, тёплый хлебный запах.

Приходят Серёнька с Федькой. Серёнька снимает в дверях с головы пилотку, говорит: «Здравствуйте вам», кладёт на стол два кусочка пилёного сахара с прилипшими к ним крошками махры и отрубей.

— Мамка прислала. Он полезный, сахар-то, ешьте,- говорит он.

А Федька, выглядывая из-за брата, жадно смотрит на белеющие на столе кусочки сахара и с шумом втягивает слюну.

Только уже гораздо позже, обдумывая всё это, Алексей сумел оценить приношения, которые делались ему в селении, где в эту зиму около трети жителей умерло от голода, где не было семьи, не похоронившей одного, а то и двух покойников.

— Эх, бабы, бабы, цены вам, бабы, нет! А? Слышь, Алёха, говорю — русской бабе, слышь, цены нет. Её стоит за сердце тронуть, она последнее отдаст, головушку положит, баба-то наша. А? не так? — приговаривал дедя Михаила, принимая все эти дары для Алексея и снова берясь за какую-нибудь свою вечную работёнку — за починку сбруи, пошивку хомутов или подшивку протоптавшихся валенок.

 

Чуть свет поднялся старик. Посмотрел на Алексея, уже утихшего и задремавшего, пошептался с Варей и стал собираться в дорогу. Он напялил на валенки большие самодельные калоши из автомобильных камер, лычком крепко перепоясал армяк, взял можжевеловую палку, отполированную его руками, которая всегда сопровождала старика в дальних походах.

Он ушёл, не сказав Алексею ни слова.

Мересьев лежал в таком состоянии, что даже и не заметил исчезновения хозяина. Весь следующий день пробыл он в забытьи и очнулся только на третий, когда солнце уже стояло высоко.

Он был жив, дышал ровно, глубоко. Он проспал остаток дня, ночь и продолжал спать так, что казалось, нет в мире силы, которая могла бы нарушить его сон.

Но вот ранним утром где-то очень далеко раздался совершенно неотличимый среди других шумов, наполнявших лес, далёкий, однообразно воркующий звук. Алексей встрепенулся и, весь напружинившись, поднял голову с подушки.

Чувство дикой, необузданной радости поднялось в нём. Он замер, сверкая глазами. Алексей угадал, что это тарахтит мотор «ушки», самолёта «У-2». Звук то приближался и нарастал, то слышался глуше, но не уходил. У Алексея захватило дух. Было ясно, что самолёт где-то поблизости, что он кружит над лесом, то ли что-то высматривая, то ли ища места для посадки.

Он сделал усилие и сел. Всем телом своим он чувствовал, как бьётся сердце, как возбуждённо пульсирует, отдаваясь в висках и в больных ногах, кровь. Алексей считал круги, совершаемые самолётом, насчитал один, другой, третий и упал на тюфяк, упал сломленный волнением, снова стремительно и властно ввергнутый в тот же всемогущий, целительный сон.

Его разбудил звук молодого, сочного, басовито рокочущего голоса. Он отличил бы этот голос в любом хоре других голосов. Таким в истребительном полку обладал только командир эскадрильи Андрей Дёгтяренко.

Алексей открыл глаза, но ему показалось, что он продолжает спать и во сне видит это широкое, скуластое, грубое, точно сделанное столяром вчерне, но не обтёртое ни шкуркой, ни стёклышком, добродушное угловатое лицо друга, с багровым шрамом на лбу, со светлыми глазами, опушенными такими же светлыми и бесцветными — как говорили недруги Андрея, свиными — ресницами. Голубые глаза с недоумением всматривались в дымный полумрак.

— Ну, дидусь, показуй свий трофей,- прогудел Дегтяренко.

—Андрей! — сказал Мересьев, силясь подняться на локти. Лётчик с недоумением, с плохо скрытым испугом смотрел на пего.

— Андрей, не узнаёшь? — шептал Мересьев, чувствуя, что его всего начинает трясти.

Ещё мгновение лётчик смотрел на живой скелет, обтянутый чёрной, точно обугленной кожей, стараясь признать весёлое лицо друга, и только в глазах, огромных, почти круглых, поймал он знакомое, упрямое и открытое мересьевское выражение. Он протянул руку вперёд. На земляной пол упал шлем, посыпались свёртки и свёрточки, раскатились яблоки, апельсины, печенье».

— Лёшка, ты? — голос лётчика стал влажен, бесцветные и длинные ресницы его слиплись.- Лёшка, Лёшка! — он схватил с постели это больное, детски лёгкое тело, прижал его к себе, как ребёнка, и всё твердил: — Лёшка, друг, Лёшка!!

На секунду оторвал от себя, жадно посмотрел на него издали, точно убеждаясь, действительно ли это его друг, и снова крепко прижал к себе:

— Да то ж ты! Лёшка! Бисов сын!

— Ничего, Лёшка! Вылечат! Есть приказ — тебя сегодня в Москву, в гарный госпиталёк. Прохфессора там сплошные.

Вместе со стариком осторожно уложили они спелёнутого Алексея на носилки.

Носилки заколыхались и с трудом, осыпая землю со стен, пролезли в узкий проход землянки.

Провожать неожиданного своего гостя вышло всё наличное население деревни Плавни. Самолёт стоял за лесом на подтаявшем у краёв, но ещё ровном и крепком льду продолговатого лесного озерка.

Мересьеву казалось, что его несут слишком медленно. Он начал бояться, что из-за этого можно не улететь, что вдруг самолёт, посланный за ним из Москвы, уйдёт, не дождавшись их, и ему не удастся сегодня попасть в спасительную клинику. Он глухо стонал от боли, причиняемой ему торопливой поступью носильщиков, но всё требовал: «Скорее, пожалуйста, скорее!»

Когда носилки поднимали в самолёт и Алексей вдохнул знакомый терпкий запах авиационного бензина, он снова испытал бурный прилив радости.

Знакомые запахи бензина, масел, радостное ощущение полёта заставили его потерять сознание, и очнулся он только на аэродроме, когда его носилки вынимали из самолёта, чтобы перенести на скоростную санитарную машину, уже прилетевшую из Москвы.

 

 

ЧАСТЬ II В ГОСПИТАЛЕ

1

До войны это была клиника института, где известный советский учёный изыскивал новые методы быстрого восстановления человеческого организма после болезней и травм. У этого учреждения были крепко сложившиеся традиции и мировая слава.

В дни войны учёный превратил клинику своего института в офицерский госпиталь.

Однажды во время утреннего обхода шеф госпиталя, назовём его Василием Васильевичем, натолкнулся на две койки, стоявшие рядом на лестничной площадке третьего этажа.

— Что за выставка? — рявкнул он и метнул из-под мохнатых своих бровей в ординатора такой взгляд, что этот высокий, сутулый, уже немолодой человек очень почтенной внешности вытянулся, как школьник:

— Только ночью привезли… Лётчики. Вот этот с переломом бедра и правой руки. Состояние нормальное. А тот,- он показал рукой на очень худого человека неопределённых лет, неподвижно лежавшего с закрытыми глазами,- тот тяжёлый. Раздроблены плюсны ног, гангрена обеих ступней, а главное — крайнее истощение. Я не верю, конечно, но сопровождавший их военврач второго ранга пишет, будто больной с раздробленными ступнями восемнадцать дней выползал из немецкого тыла. Это, конечно, преувеличение…

Не слушая ординатора, Василий Васильевич приподнял одеяло. Алексей Мересьев лежал со скрещенными на груди руками; по этим обтянутым тёмной кожей рукам, резко выделявшимся на белизне свежей рубашки и простыни, можно было бы изучать костное строение человека. Профессор бережно покрыл лётчика одеялом и ворчливо перебил ординатора:

— Почему здесь лежат?

— В коридоре места уже нет… Вы сами…

— Что «вы сами», «вы сами»! А в сорок второй? Сейчас же перенести лётчиков в сорок вторую.

Он пошёл было прочь, сопровождаемый притихшей свитой, но вдруг вернулся, наклонился над койкой Мересьева и, положив на плечо лётчика свою пухлую, изъеденную бесконечными дезинфекциями, шелушащуюся руку, спросил:

— А верно, ты больше двух недель полз из немецкого тыла?

— Неужели у меня гангрена? — упавшим голосом проговорил Мересьев.

Профессор царапнул сердитым взглядом свою остановившуюся в дверях свиту, глянул лётчику прямо в чёрные большие его зрачки, в которых были тоска и тревога, и вдруг сказал:

— Таких, как ты, грешно обманывать. Гангрена. Но носа не вешать! Неизлечимых болезней на свете нет, как нет и безвыходных положений. Запомнил? То-то.

И он ушел, большой, шумный, и уже откуда-то издалека, из-за стеклянной двери коридора, слышалась его громовая воркотня.

— Гангрена, -тихо произнёс Мересьев и повторил с тоской: — Гангрена.

 

2

Палата помещалась в конце коридора во втором этаже. Это была сравнительно небольшая комната: здесь помещались четыре койки.

Мересьев тщательно скрывал свои переживания, делал вид, что его не интересуют разговоры врачей. Но всякий раз, когда ноги разбинтовывали для электризации и он видел, как медленно, но неуклонно ползёт вверх по подъёму предательская багровая краснота, глаза его расширялись от ужаса.

Характер у него стал беспокойным, мрачным. С той же быстротой, с какой крепнул организм, становилось хуже его ногам. Краснота перевалила уже подъём и расползалась по щиколоткам. Пальцы совершенно потеряли чувствительность, их кололи булавками, и булавки эти входили в тело, не вызывая боли.

Всё чаще и чаще в разговорах врачей звучало теперь страшное слово «ампутация». Василий Васильевич иногда останавливался у койки Мересьева, спрашивал:

— Ну как, ползун, мозжит? Может, отрезать, а? Чик — и к стороне.

Алексей весь холодел и сжимался. Стиснув зубы, чтобы не закричать, он только мотал головой, и профессор сердито бормотал:

— Ну, терпи, терпи -твоё дело. Попробуем ещё вот это,- и делал новое назначение.

Дверь за ним закрывалась, стихали в коридоре шаги обхода, а Мересьев лежал с закрытыми глазами и думал: «Ноги, ноги, ноги мои!..

Ампутация! Нет, только не это! Лучше смерть».

 

С неделю обитатели сорок второй палаты жили вчетвером. Но однажды пришла озабоченная медсестра Клавдия Михайловна с двумя санитарами и сообщила, что придётся потесниться. Внесли пятого.

На подушке бессильно покачивалась круглая, наголо выбритая голова. Широкое жёлтое, точно налитое воском, одутловатое лицо было безжизненно. На полных бледных губах застыло страдание.

Казалось, новичок был без сознания. Но как только носилки поставили на пол, больной сейчас же открыл глаза, приподнялся на локте, с любопытством осмотрел палату.

— Ну, давайте знакомиться. Полковой комиссар Сергей Воробьёв. Человек смирный, некурящий. Прошу принять в компанию.

С появлением в сорок второй нового больного, которого все стали называть между собой Комиссаром, весь строй жизни палаты сразу переменился. Этот грузный и немощный человек на второй же день со всеми перезнакомился и сумел при этом к «каждому подобрать свой особый ключик».

Просыпаясь по утрам, он садился на койке, разводил руки вверх, вбок, наклонялся, выпрямлялся, ритмично вращал и наклонял голову — делал гимнастику. Когда давали умыться, он требовал воду похолоднее, долго фыркал и плескался над тазом, а потом вытирался полотенцем с таким азартом, что краснота выступала на его отёкшем теле, и, глядя на него, всем невольно хотелось сделать то же. Приносили газеты. Он жадно выхватывал их у сестры и торопливо вслух читал сводку Советского Информбюро, потом уже обстоятельно, одну за другой,- корреспонденции с фронта.

Алексей целыми днями приглядывался к Комиссару, пытаясь понять секрет его неиссякаемой бодрости. Несомненно, тот сильно страдал. Стоило ему заснуть и потерять контроль над собой, как он сразу же начинал стонать, метаться, скрежетать зубами, лицо его искажалось судорогой. Вероятно, он знал это и старался не спать днём, находя для себя какое-нибудь занятие. Бодрствуя же, он был неизменно спокоен и ровен, как будто и не мучил его страшный недуг. Лётчик не понимал, как может этот человек подавлять страшную боль, откуда у него столько энергии, бодрости, жизнерадостности. Алексею тем более хотелось понять это, что, несмотря на всё увеличивавшиеся дозы наркотиков, он сам не мог уже спать по ночам и иногда до утра лежал с открытыми глазами, вцепившись зубами в одеяло, чтобы не стонать.

Всё чаще, всё настойчивее звучало теперь на осмотрах зловещее слово «ампутация». Чувствуя неуклонное приближение страшного дня, Алексей решил, что жить без ног не стоит. И вот день настал. На обходе Василий Васильевич долго ощупывал почерневшие, уже не чувствовавшие прикосновений ступни, потом резко выпрямился и произнёс, глядя прямо в глаза Ме-ресьева: «Резать!» Побледневший лётчик ничего не успел ответить, как профессор запальчиво добавил: «Резать — и никаких разговоров, слышишь? Иначе подохнешь! Понял?»

Он вышел из комнаты, не оглянувшись на свою свиту. Палату наполнила тяжёлая тишина. Мересьев лежал с окаменелым лицом, с открытыми глазами.

— Лёша,- тихо позвал Комиссар.

— Что? — отозвался Алексей далёким, отсутствующим голосом.

— Так надо, Лёша.

Во время операции он не издал ни стона, ни крика.

Очнулся он уже в палате, и первое, что он увидел, было заботливое лицо Клавдии Михайловны. Заметив, что он раскрыл глаза, она просияла, тихонько пожала ему руку под одеялом.

— Какой вы молодец! Иные кричат, других ремнями привязывают и ещё держат, а вы не пикнули.

В это время из вечерней полутьмы палаты послышался голос Комиссара:

— Вот передайте-ка ему, сестричка, письмо. Везёт человеку, даже меня завидки берут, столько писем сразу!

Комиссар передал Мересьеву пачку писем.

Алексей так увлёкся письмами, что не обратил внимания на разницу в датах и не заметил, как Комиссар подмигнул сестре, с улыбкой показывая в его сторону, и тихо шепнул ей: «Моё-то лекарство куда лучше, чем все эти ваши люминалы и вероналы». Алексей так никогда и не узнал, что, предвидя события, Комиссар прятал часть его писем, чтобы в страшный для Мересьева день, передав лётчику дружеские приветы и новости с родного аэродрома, смягчить для него тяжёлый удар.

После операции с Алексеем Мересьевым случилось самое страшное, что может произойти при подобных обстоятельствах. Он ушёл в себя. Он не жаловался, не плакал, не раздражался. Он молчал.

В невесёлом раздумье текли однообразные госпитальные дни Алексея Мересьева. И хотя железный его организм легко перенёс мастерски сделанную ампутацию и раны быстро затягивались, он заметно слабел и, несмотря на все меры, день ото дня худел и чахнул.

 

5

Комиссару и Мересьеву становилось с каждым днём хуже. Особенно быстро сдавал Комиссар. Он уже не мог делать по утрам свою гимнастику.

Казалось, чем слабее и немощнее становилось его тело, тем упрямее и сильнее был его дух. Он с тем же интересом читал многочисленные письма и отвечал на них.

Слабел с каждым днём и Алексей Мересьев.

Ко всем Комиссар умел «найти ключик», а вот Алексей Мересьев не поддавался и ему. В первый же день после операции Мересьева появилась в палате книжка «Как закалялась сталь». Её начали читать вслух. Алексей понял, кому адресовано это чтение, но оно мало утешило его. Павла Корчагина он уважал с детства. Это был один из любимых его героев. «Но Корчагин ведь не был лётчиком,- думал теперь Алексей.- Разве он знал, что значит «заболеть воздухом».

Словом, книжка в данном случае успеха не имела. Тогда Комиссар, будто невзначай, рассказал о другом человеке, который с парализованными ногами мог выполнять большую общественную работу.

Мересьев слушал и усмехался: думать, говорить, писать, приказывать, лечить, даже охотиться можно и вовсе без ног, но он-то лётчик по призванию.

— Он же не лётчик этот ваш человек,- сказал Алексей и отвернулся к стене.

Но Комиссар не оставил своих попыток «отомкнуть» его. Однажды, находясь в обычном состоянии равнодушного оцепенения, Алексей услышал комиссарский бас:

— Лёша, глянь: тут о тебе написано.

Небольшая статья была отчёркнута карандашом. Алексей быстро пробежал глазами отмеченное и не встретил своей фамилии. Это была статейка о русских лётчиках времён первой мировой войны. Со страницы журнала глядело на Алексея незнакомое лицо молодого офицера с маленькими усиками, закрученными шильцем, с белой кокардой на пилотке, надвинутой на самое ухо.

— Читай, читай, прямо для тебя,- настаивал Комиссар. Мересьев прочёл. Повествовалось в статье о русском военном лётчике Карповиче. Летая над вражескими позициями, поручик Карпович был ранен в ногу немецкой разрывной пулей дум-дум. С раздробленной ногой он сумел на своём «фармане» перетянуть через линию фронта и сесть у своих. Ступню ему отняли, но молодой офицер не пожелал увольняться из армии. Он , изобрёл протез собственной конструкции. Он долго и упорно занимался гимнастикой, тренировался и благодаря этому к концу войны вернулся в армию. Он служил инспектором в школе военных пилотов и даже, как говорилось, в заметке, «порой рисковал подниматься в воздух на своём аэроплане».

Мересьев прочёл эту заметку раз, другой, третий. Он поерошил волосы и, не отрывая от статейки глаз, нащупал рукой на тумбочке карандаш и тщательно, аккуратно обвёл её.

— Прочёл? — хитровато спросил Комиссар, Алексей молчал, всё ещё бегая глазами по строчкам.- Ну, что скажешь?

— У него не было только ступни.

— А ты же советский человек.

— Он летал на «фармане». Разве это самолёт? Это этажерка. На нём чего не летать? Там такое управление, что ни ловкости, ни быстроты не надо.

— Но ты ж советский человек! — настаивал Комиссар.

— Советский человек,- машинально повторил Алексей, всё ещё не отрывая глаз от заметки; потом бледное лицо его осветилось каким-то внутренним румянцем, и он обвёл всех изумлённо радостным взглядом.

На ночь Алексей сунул журнал под подушку.

Ночью он не сомкнул глаз. Он то и дело доставал журнал и при свете ночника смотрел на улыбающееся лицо поручика. «Тебе было трудно, но ты всё-таки сумел,- думал он.- Мне вдесятеро труднее, но вот увидишь, я тоже не отстану».

«Я, брат, от тебя не отстану»,- убеждал он Карповича. «Буду, буду летать!» — звенело и пело в голове Алексея, отгоняя сон.

Проснулся Алексей поздно, когда солнечные зайчики лежали уже посреди палаты, что служило признаком полдня,- и проснулся с сознанием чего-то радостного. Сон? Какой сон… Взгляд его упал на журнал, который и во сне крепко сжимала его рука. Поручик Карпович всё так же натянуто и лихо улыбался с помятой страницы. Мересьев бережно разгладил журнал и подмигнул ему.

Уже умытый и причёсанный, Комиссар с улыбкой следил за Алексеем.

—Чего ты с ним перемигиваешься?-довольно спросил он.

—Полетим,- ответил Алексей.

— А как же? У него только одной ноги не хватает, а у тебя обеих?

— Так ведь я ж советский, русский — отозвался Мересьез.

Он произнёс это слово так, как будто оно гарантировало ему, что он обязательно превзойдёт поручика Карповича и будет летать.

 

 

6

С тех пор, как Алексей поверил, что путём тренировки может научиться летать без ног и снова стать полноценным лётчиком, им овладела жажда жизни и деятельности.

Теперь у него была цель жизни: вернуться к профессии истребителя.

И вот Алексей взялся за осуществление своего плана. Он много ел, всегда требовал добавки, хотя иной раз у него и не было аппетита. Что бы ни случилось, он заставлял себя отсыпать положенное число часов и даже выработал привычку спать после обеда, которой долго сопротивлялась его деятельная и подвижная натура.

Заставить себя есть, спать, принимать лекарства нетрудно. С гимнастикой было хуже. Обычная система, по которой Мересьев раньше делал зарядку, человеку, лишённому ног, привязанному к койке, не годилась. Он придумал свою: по целым часам сгибался, разгибался, упёршись руками в бока, крутил торс, поворачивал голову с таким азартом, что хрустели позвонки.

Когда с ног сняли бинты и Алексей получил в пределах койки большую подвижность, он усложнил упражнения.

Гимнастика ног причиняла острую боль, но Мересьев с каждым днём отводил ей на минуту больше, чем вчера. Это были страшные минуты, минуты, когда слёзы сами лились из глаз и приходилось до крови кусать губы, чтобы сдержать невольный стон. Но он заставлял себя проделывать упражнения, сначала один, потом два раза в день, с каждым разом увеличивая их продолжительность. После каждого такого упражнения он бессильно падал на подушку с мыслью: сумеет ли он снова возобновить их? Но приходило положенное время, и он принимался за своё.

 

7

Комиссар умер Первого мая.

Произошло это как-то незаметно. Ещё утром, умытый и причёсанный, он дотошно выспрашивал у брившей его парикмахерши, хороша ли погода, как выглядит праздничная Москва, порадовался, что начали разбирать на улицах баррикады, посетовал, что в этот вот сверкающий, богатый весенний день не будет демонстрации. Казалось, ему стало лучше, и у всех родилась надежда: может быть, дело пошло на поправку. Комиссара хоронили на следующий день. Мересьев и его товарищи сидели на подоконнике выходившего во двор окна и видели, как тяжёлая упряжка артиллерийских коней вкатила во двор пушечный лафет, как, сверкая на солнце трубами, собрался военный оркестр и строем подошла воинская часть.

— Хлопцы, кого хоронят? — спросил майор.

Он тоже всё пытался подняться к окну, но ноги его, зажатые в лубки и залитые в гипс, мешали ему, и он не мог дотянуться.

— Настоящего человека хоронят… Большевика хоронят.

И Мересьев запомнил это: настоящего человека. Лучше, пожалуй, и не назовёшь Комиссара. И очень захотелось Алексею стать настоящим человеком, таким же, как тот, кого сейчас увезли в последний путь.

 

8

Стояло прохладное, жёлтое и сверкающее летнее утро, когда Клавдия Михайловна торжественно привела в палату пожилого человека в железных, перевязанных верёвочками очках. Он принёс что-то завёрнутое в белую тряпку и, положив на полу у койки Мересьева, осторожно и важно, точно фокусник, стал развязывать узелки.

В свёртке старика оказалась пара новых, жёлтых, скрипучих протезов, очень ловко сконструированных и пригнанных по мерке. Протезы — это составляло едва ли не главную гордость мастера — были обуты в новенькие, жёлтые, казённого образца башмаки. Башмаки сидели так ловко, что создавалось впечатление живых обутых ног.

У Мересьева сердце тоскливо сжалось при виде этих своих искусственных ног, сжалось, похолодело, но жажда поскорее попробовать протезы, пойти, пойти самостоятельно победила всё остальное. Он выкинул из-под одеяла свои култышки и стал торопить старика с примеркой. Но старый протезист был очень горд изделием и хотел как можно дольше растянуть удовольствие от его вручения.

— Ну, старина, давай, что ли,- торопил Мересьев, сидя на кровати и болтая ногами.

— Л что давай, что давай?.. Скоро, да не споро,- ворча, старик.- Мне Василий Васильевич говорит — отличись, говорит, Зуев, на этих протезах, лейтенант, говорит, без ног летать собрался. А я что, я готов, я — пожалуйте-возьмите. С такими протезами не только что ходить, а и на лисапете кататься, с барышнями польку-бабочку танцевать… Работка!

Он сунул обрубок правой ноги Алексея в шерстистое и мягкое гнездо протеза и крепко охватил ногу прикрепляющими ремнями. Отошёл, полюбовался, прищёлкнул языком.

Он ловко надел второй протез, и едва успел застегнуть ремни, как Мересьев неожиданно сильным, пружинистым движением спрыгнул- с койки на пол. Раздался глухой стук. Мересьев вскрикнул от боли и тут же, около кровати, тяжело рухнул во весь рост.

От неудачного прыжка ноги тяжело ныли. Но Мересьев сейчас же, немедленно потребовал попробовать протезы. Ему принесли лёгкие, алюминиевые, костыли. Он упёрся ими в пол, зажал под мышками подушки и теперь тихо, осторожно соскользнул с койки и встал на ноги. Постояв на месте, чувствуя с непривычки острую боль в местах прикрепления протезов, Мересьев неуверенно переставил сначала один, потом другой костыль, перенёс на них тяжесть корпуса и подтянул сперва одну, потом другую ногу.

Мересьев сделал ещё несколько осторожных шагов, и дались они ему, эти первые шаги на протезах, с таким трудом, что, дойдя до двери и обратно, он почувствовал, будто втащил рояль на пятый этаж. Добравшись до койки, он повалился на неё грудью, весь мокрый от пота, не имея сил даже повернуться на спину. —

Ну, как протезы? То-то, благодари бога, что есть на свете мастер Зуев,- по-стариковски хвалился протезист, осторожно развязывая ремни, освобождая слегка уже отёкшие и опухшие с непривычки ноги Алексея.- На таких не только что летать, а и до самого господа-бога долететь можно. Работка! —

Спасибо, спасибо, старик, работа знатная,- бормотал Алексей.

Старик удалился, кланяясь, что-то бормоча. А Мересьев лежал, рассматривая валявшиеся подле кровати эти новые свои ноги, и чем больше он на них смотрел, тем больше они ему нравились и остроумностью конструкции, и мастерством работы, и лёгкостью: на лисапете ездить, польку-бабочку танцевать, на самолёте летать. «Буду, всё буду, обязательно буду», -думал он.

 

Мересьев решил увеличить дневной урок до сорока шести рейсов, по двадцать три утром и вечером, а завтра со свежими силами попробовать ходить без костылей. Это сразу отвлекло его от тусклых мыслей, подняло в нём дух, настроило на деловой лад. Вечером он принялся за свои путешествия с таким подъёмом, что почти не заметил, как перекатил за тридцать рейсов.

Утром он попробовал ходить без костылей. Осторожно спустился с кровати. Встал. Постоял, расставив ноги и беспомощно разведя руки для баланса. Потом, придерживаясь за стену руками, сделал шаг. Захрустела кожа протеза. Тело понесло в сторону, но он сбалансировал рукой. Сделал второй шаг, всё ещё не отрываясь от стены. Он никогда не думал, что ходить так трудно… И когда его на третьем шаге бросило в сторону и подвернулась нога, он грузно, ничком грохнулся на пол.

Для учёбы он выбрал процедурный час, когда население палаты уносили в лечебные кабинеты. Он никого не позвал на помощь, подполз к стене, медленно, опираясь о неё, поднялся на ноги, пощупал ушибленный бок, посмотрел синяк на локте, уже начинавший багроветь, и, стиснув зубы, опять сделал шаг вперёд, отделившись от стены.

По утрам Алексей делал зарядку, а потом, сидя на стуле, тренировал ноги для управления самолётом. Иной раз он упражнялся до одури, до того, что начинало звенеть в ушах, перед глазами мельтешили сверкающие зелёные круги и пол начинал качаться под ногами. Тогда он шёл к рукомойнику, мочил голову, потом отлёживался, чтобы скорее прийти в себя и не пропустить часа ходьбы и гимнастики.

 

 

 

ЧАСТЬ III БУДУ ЛЕТАТЬ!

1

В разгар лета 1942 года из тяжёлых дубовых дверей Н-ского госпиталя в Москве, опираясь на крепкую чёрного дерева палку, вышел коренастый молодой человек в открытом френче военного лётчика, в форменных брюках навыпуск, с тремя кубиками старшего лейтенанта на голубых петлицах. Его провожала женщина в белом халате. На площадке подъезда они остановились.

Лётчик снял мятую, выгоревшую пилотку и неловко поднёс к губам руку сестры, а та взяла ладонями его голову и поцеловала в лоб. Потом, слегка переваливаясь, он быстро спустился по ступенькам и, не оглядываясь, пошёл по асфальту набережной мимо длинного здания госпиталя.

Алексея Мересьева направили после госпиталя долечиваться в санаторий Военно-Воздушных Сил, находившийся под Москвой.

В санатории ему полагается прожить двадцать восемь дней. После этого решится, будет ли он воевать, летать, жить или ему будут вечно уступать место в трамвае и провожать его сочувственными взглядами. Стало быть, каждая минута этих долгих и вместе с тем коротких двадцати восьми дней должна быть борьбой за то, чтобы стать настоящим человеком.

Сидя на кровати в дымчатом свете луны, под храп майора, Алексей составил план упражнений. Он включил сюда утреннюю и вечернюю зарядки, хождение, бег, специальную тренировку ног, и, что особенно его увлекло, что сулило ему всесторонне развить его надставленные ноги, была идея, мелькнувшая у него во время разговора с сестрой Зиночкой.

Он решил научиться танцевать. Весть о том, что в санатории живёт безногий, мечтающий летать на истребителе, мгновенно распространилась по санаторию. Уже к обеду Алексей оказался в центре всеобщего внимания. Впрочем, сам он, казалось, этого внимания не замечал. И все, кто наблюдал за ним, кто видел и слышал, как он раскатисто смеялся с соседями по столу, много и с аппетитом ел, как с компанией гулял он по парку, учился играть в крокет и даже побросал мяч на волейбольной площадке, не заметили в нём ничего необычного, кроме медлительной, подпрыгивающей походки. Он был слишком обыкновенен. К нему сразу привыкли и перестали обращать на него внимание.

На второй день своего пребывания в санатории Алексей появился под вечер в канцелярии у Зиночки. Он галантно вручил ей завёрнутое в лопушок обеденное пирожное и, бесцеремонно усевшись у стола, спросил её, когда она собирается выполнить своё обещание.

—Какое? — спросила она.

—Зиночка, вы обещали научить меня танцевать.

—Но…- пыталась возразить она.

— Мне говорили, что вы такая талантливая учительница. Когда начнём? Давайте не тратить времени попусту.

Нет, этот новичок ей положительно правился! Безногий — и учи его танцевать. А почему нет? Словом, она согласилась.

Каждое новое па веселило Мересьева, как мальчишку. ВЫУЧИВ его, он начинал кружить, вокруг себя или подкидывать к потолку свою учительницу, празднуя победу над самим собой. Никто, и в первую очередь его учительница, и подозревать не мог, какую боль причиняет ему вес это сложное, разнохарактерное топтанье, какой ценой даётся ему эта наука. Никто не замечал, как порой он вместе с потом небрежным жестом, улыбаясь, смахивает с лица невольные слёзы.

Тяжёлые танцевальные упражнения уже давали свои результаты. Алексей всё меньше и меньше ощущал сковывающее действие протезов. Они как бы постепенно прирастали к нему…

 

 

2

Военная обстановка осложнялась. Немцы рвались к Волге, к Сталинграду. Это волновало летчиков, отдыхавших в санатории. Они потребовали досрочной отправки на фронт.

В санаторий прибыла медицинская комиссия комплектования Военно-Воздушных Сил. Мересьев легко прошёл все испытания, изумил председателя комиссии умением владеть своими протезами и всё-таки не смог добиться отправки в действующую лётную часть.

— Я, как вы понимаете,- заявил ему председатель комиссии,- не имею права направить вас прямо в часть. Но я дам вам заключение для управления кадров. Я напишу наше мнение, что при соответствующей тренировке

вы будете летать.

Но в управлении кадров Мересьеву отказали в просьбе направить его в тренировочную школу. И только чтобы отделаться от настойчивого просителя, дали направление в отдел формирования. Так начались скитания Мересьева по учреждениям.

И лишь только после усиленных хлопот, поддержанных- тем же председателем медицинской комиссии, Мересьев добился желанной резолюции: «Направить в школу тренировочного обучения».

 

В школе тренировочного обучения, разместившейся под Москвой, в те тревожные дни была страдная пора.

В Сталинградском сражении авиации было много работы. Небо над волжской крепостью, вечно бурное, никогда не прояснявшееся от дыма пожарищ и разрывов, было ареной непрерывных воздушных схваток, боёв, перераставших в целые битвы. Обе стороны несли весьма значительные потери. Борющийся

 

Сталинград непрерывно требовал у тыла лётчиков, лётчиков, лётчиков.

Начальник штаба школы тренировочного обучения сердито посмотрел на Мересьева и вырвал у него из рук пакет с направлением и бумагами.

«Придерётся к ногам и прогонит,- подумал Мересьев, с опаской смотря на бурую щетину, курчавившуюся на широком, давно не бритом лице подполковника. Но того уже звали звонки двух телефонов сразу. Он прижимал плечом к уху одну трубку, что-то раздражённо гудел в другую и в то же время глазами бегал по мересьевским документам. Должно быть, прочёл он в них только одну генеральскую резолюцию, потому что тут же, не кладя телефонной трубки, написал под ней: «Третий тренировочный отряд. Лейтенанту Наумову. Зачислить».

Мересьев сразу расцвёл, развернулся. Вернулись к нему, казалось, прочно утраченные, жизнерадостность и некоторая весёлая бесшабашность, всегда немножко свойственные истребителям. Он подтянулся, с удовольствием, ловко и красиво отвечал на приветствия младших, чётко рубил шаг при встрече со старшими и, получив новую форму, сейчас же отдал её «подгонять» пожилому сержанту, портному.

В первый же день Мересьев отыскал на лётном поле инструктора третьего отряда лейтенанта Наумова, под начало которого он был отдан.

Он назначил Алексею явиться к началу лётного дня и обещал сейчас же «попробовать».

Утром Мересьев явился на лётное поле, когда оно было ещё пусто. Наумов был уже здесь.

— Пришёл? — спросил он.- Ну и ладно: первым пришёл — первым и полетишь. А ну, садись в заднюю кабину девятки, а я сейчас. Посмотрим, что ты за гусь.- В косо поставленном зеркале инструктор видел лицо нового курсанта.. Сколько он наблюдал таких лиц при первом полёте пилота после длительного перерыва. Но такого странного выражения, какое инструктор видел в зеркале на лице этого красивого смуглого парня, явно не новичка в лётном деле, ни разу не доводилось наблюдать Наумову за многие годы его инструкторской работы.

После первого круга Наумов перестал опасаться за ученика. Машина шла уверенно, «грамотно». Только странно, пожалуй, было, что, ведя её по плоскости, курсант всё время го делал маленькие повороты вправо, влево, то бросал машину на небольшую горку, то пускал вниз. Он точно проверял свои силы. Про себя Наумов решил, что завтра же новичка можно направить одного в зону, а после двух-трёх полётов пересадить на

«утёнка» — учебно-тренировочный самолёт «УТ-2», маленькую фанерную копию истребителя.

Было холодно, термометр на стойке крыла показывал минус 12. Резкий ветер задувал в кабину, пробивался сквозь собачий мех унтов, леденил ноги инструктора. Пора было возвращаться.

Выскочив из кабины, Наумов запрыгал около самолёта, прихлопывая рукавицами, топая ногами. Курсант же что-то долго возился в кабине и вышел из неё медленно, точно бы неохотно, а сойдя на землю, присел у крыла со счастливым, действительно пьяным каким-то лицом, пылавшим румянцем от мороза и возбуждения.

— Ну, замёрз? Меня сквозь унты, ух, как прохватило! А ты,

на-ка, в ботиночках. Не замёрзли ноги?

— У меня нет ног,- ответил курсант, продолжая улыбаться своим мыслям.

— Что? — подвижное лицо Наумова вытянулось.- —

У меня нет ног,- повторил Мересьев отчётливо.

— То есть как это «нет ног»? Как это понимать? Больные, что ли?

— Да нет — и всё… Протезы.

Мгновение Наумов стоял, точно пригвождённый к месту ударом молотка по голове. То, что ему сказал этот странный парень, было совершенно невероятным. Как это нет ног? Но ведь он только что летал и неплохо летал…

— Покажи,- сказал инструктор с каким-то страхом. Алексея это любопытство не возмутило и не оскорбило. Наоборот, ему захотелось окончательно удивить смешного, весёлого человека, и он движением циркового фокусника разом поднял обе штанины.

Курсант стоял на протезах из кожи и алюминия, стоял и весело смотрел на инструктора, бортмеханика и дожидавшихся очереди на полёты.

Наумов сразу понял и волнение этого человека, и необыкновенное выражение его лица, и слёзы в его чёрных глазах, и ту жадность, с какой он хотел продлить ощущение полёта. Курсант его поразил. Наумов бросился к нему и бешено затряс его руки:

— Родной, да как же?.. Да ты… ты просто даже не знаешь, какой ты есть человек!..

 

 

3

Свыше двух месяцев занимался Мересьев в учебно-тренировочной школе.

В середине декабря инструктор Наумов назначил ему испытания. Летать предстояло на «утёнке», и инструктировать полёт должен был не инструктор, а начальник штаба, тот самый краснолицый, полнокровный толстяк-подполковник, что так неласково встретил его по прибытии в школу.

Зная, что за ним внимательно следят с земли и что теперь решается его судьба, Алексей в этот день превзошёл самого себя. Он бросал маленький, лёгонький самолёт в такие рискованные фигуры, что у бывалого подполковника против воли вырывались восхищённые замечания. Когда Мересьев вылез из машины и предстал перед начальством, по возбуждённому, радостному, лучащемуся всеми своими морщинками лицу Наумова понял он, что дело в шляпе.

— Отличный почерк! Да… Лётчик, что называется, милостью божьей,- проворчал подполковник.- Вот что, синьор, не останешься ли у нас инструктором? Нам таких надо.

Мересьев отказался наотрез.

— Ну, и выходит, дурак! Эка хитрость- воевать. А тут людей бы учил.

Вдруг подполковник увидел палку, на которую опирался Мересьев, и даже побагровел:

— Опять? Дать сюда! Ты что, на пикник собрался с тросточкой? Ты где находишься, на бульваре? На губу за невыполнение приказания! Двое суток!.. Амулеты развели, асы… Шаманите. Ещё бубнового туза на фюзеляже не хватает. Двое суток! Слышали?

Вырвав палку из рук Мересьева, подполковник осматривался кругом, приглядываясь, обо что бы её сломать.

— Товарищ подполковник, разрешите доложить: он без ног,- вступился за друга инструктор Наумов.

Начальник штаба ещё больше побагровел. Вытаращив глаза, тяжело задышал:

— Как так? Ты ещё мне тут голову морочишь? Верно? Мересьев утвердительно кивнул головой, взволнованно следя

за своей заветной палкой, которой сейчас угрожала несомненная опасность. Он действительно не расставался теперь с подарком Василия Васильевича.

Подполковник подозрительно косился на дружков:

— Ну, коли так, батенька, знаешь… А ну, покажи ноги… Да-а-а!..

Из тренировочной школы Алексей Мересьев вышел с отличным отзывом. Сердитый подполковник, этот старый «воздушный волк», сумел больше чем кто бы то ни было оценить величие подвига лётчика. Он не пожалел восторженных слов и в отзыве своём рекомендовал Мересьева для службы «в любой вид авиации как искусного, опытного и волевого лётчика».

Остаток зимы и раннюю весну провёл Мереоьев в школе переподготовки.

Большая группа лётчиков, в которую был зачислен и Алексей Мересьев, переучивалась на новый тогда советский истребитель — «ЛА-5».

В середине зимы лётчики начали лётную практику. Уже до этого «ЛА-5», маленький короткокрылый самолёт, очертаниями своими похожий на крылатую рыбку, был досконально известен Алексею.

 

 

 

 

ЧАСТЬ IV ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРОЙ

1

Кабинет командира полка помещался в просторном классе. В комнате с голыми бревенчатыми стенами стоял всего-навсего один стол, на котором лежали кожаные футляры телефонов, большой авиационный планшет с картой и красный карандаш. Полковник, маленький, быстрый, туго собранный человек, бегал по комнате вдоль стен, заложив руки за спину. Занятый своими мыслями- он раза два пробежался мимо стоявших навытяжку лётчиков, потом резко остановился перед ними, вопросительно вскинув сухое, твёрдое лицо.

—Старший лейтенант Алексей Мересьев,- отрекомендовался чернявый офицер, вытягиваясь и стукнув каблуками.- Прибыл в ваше распоряжение.

—Старший сержант Александр Петров,- отрапортовал юноша, стараясь вытянуться ещё прямее и ещё звучнее брякая об пол каблуками солдатских кирзовых сапог.

—Командир полка полковник Иванов,- буркнул хозяин.- Пакет?

Мересьев чётким жестом вырвал из планшета пакет и протянул полковнику. Тот пробежал, препроводительные бумаги и быстрым глазом осмотрел прибывших.

—Хорошо, вовремя. Только что же это они мало прислали?- Потом вдруг что-то вспомнил, на лице его мелькнуло удивление: — Позвольте, это вы Мересьев? Мне о вас звонил начальник штаба ВА. Он предупредил меня, что вы…

—Это не имеет значения, товарищ полковник,- не очень вежливо перебил его Алексей.- Разрешите приступить к несению службы? 28?

Полковник с любопытством посмотрел на старшего лейтенанта и с одобрительной усмешкой кивнул головой.

— Правильно. Дежурный, отведите их к начальнику штаба, распорядитесь от моего имени, чтобы их накормили и устроили на ночлег. Скажите, чтобы оформили их приказом в эскадрилью гвардии капитана Чеслова. Исполняйте.

 

2

Враги бешено мчались друг на друга. Алексей понимал, что навстречу ему идёт не мальчишка, наскоро обученный летать по сокращённой программе и брошенный в бой, чтобы заткнуть дыру, образовавшуюся в немецкой авиации вследствие огромных потерь на Восточном фронте. Навстречу Мересьеву шёл ас из «Рихтгофен», на машине которого, наверняка, была изображена в виде самолётных силуэтов не одна воздушная победа. Этот не оплошает, не уклонится, не удерёт из схватки.

— Держись, фашист! — промычал сквозь зубы Алексей и, до крови закусив губу, сжавшись в комок твёрдых мускулов, впился глазами в цель, всей своей волей заставляя себя не закрывать глаз перед несущейся на него вражеской машиной.

Он так напрягся, что ему показалось, будто за светлым полукружьем своего винта он видит прозрачный щиток кабины противника и сквозь него — два напряжённо смотрящих на него человеческих глаза. Но Алексей ясно видел их. «Всё!» — подумал он, ещё плотнее стиснув в тугой комок все свои мускулы. Всё! Смотря вперёд, он летел навстречу нарастающему вихрю. Нет, немец тоже не отвернёт. Всё!

Он приготовился к мгновенной смерти. И вдруг где-то, как ему показалось, на расстоянии вытянутой руки от его самолёта, немец не выдержал, скользнул вверх, и, когда впереди, как вспышка молнии, мелькнуло освещенное солнцем голубое брюхо, Алексей, нажав сразу все гашетки, распорол его тремя огненными струями. Он тотчас же сделал мёртвую петлю и, когда земля проносилась у него над головой, увидел на её фоне медленно и бессильно порхающий самолёт. Неистовое торжество вспыхнуло в нём.

Когда нервное напряжение Мересьева прошло, он почувствовал огромную усталость, и сразу же взгляд его упал на циферблат бензомера. Стрелка вздрагивала около самого нуля.

Бензину оставалось минуты на три, хорошо, если на четыре. До аэродрома же надо было лететь по крайней мере десять минут. Если бы ещё не тратить времени на набор высоты.

Мозг работал остро и ясно. Прежде всего, набрать максимальную высоту. Но не кругами, нет; набирать, одновременно приближаясь к аэродрому. Хорошо.

Поставив самолёт на нужный курс и видя, как земля стала отодвигаться и постепенно окутываться по горизонту дымкой, он продолжал уже спокойнее свои расчёты.

И он летел, с высоты трёх, потом четырёх тысяч метров осматривая окрестности, стараясь увидеть где-нибудь хоть небольшую полянку. На горизонте уже синел неясно лес, за которым был аэродром. До него оставалось километров пятнадцать. Стрелка бензомера уже не дрожит, она прочно лежит на винтике ограничителя. Но мотор ещё работает. На чём он работает? Ещё, ещё выше… Так!

Вдруг равномерное гудение, которого ухо лётчика даже не замечает, перешло в иной тон. Алексей сразу уловил это. Лес отчётливо виден, до него километров семь, над ним — три-четыре. Немного. Но режим мотора уже зловеще изменился. Лётчик чувствует это всем телом, как будто не мотор, а сам он стал задыхаться.

Нет, ничего. Снова работает равномерно. Работает, работает, ура! Работает! А лес, вот он уже лес: уже видны сверху вершины берёз, зелёная, курчавая пена, шевелящаяся под солнцем. Лес. Теперь уже совершенно невозможно сесть где-нибудь, кроме своего аэродрома. Пути отрезаны. Вперёд, вперёд!

Опять загудел. Надолго ли? Лес внизу. Дорога вьётся по песку, прямая и ровная. Теперь до аэродрома километра три. Он там, за зубчатой кромкой, которую Алексей, кажется, уже видит.

И вдруг стало тихо, так тихо, что слышно, как гудят снасти на ветру. Всё? Мересьев почувствовал, как весь холодеет. Прыгать? Нет, ещё немного… Он перевёл самолёт в пологое снижение и стал скользить с воздушной горы, стремясь сделать её по возможности более отлогой и в то же время не давая машине опрокинуться в штопор.

Вот она, кромка леса. Вот мелькнул вдали за ней изумруд- это зелёный лоскуток аэродрома. Поздно? Остановившись на полуобороте, висит винт. Как страшно видеть его на лету. Лес уже близко. Конец?..

Прыгнуть? Поздно! Лес несётся, и вершины его в стремительном урагане сливаются в сплошные зелёные полосы.

 

3

Командир полка опустил рукав гимнастёрки. Часы уже-больше не нужны. Разгладив обеими руками пробор на гладко причёсанной голове, каким-то деревянным голосом командир сказал:

—Теперь всё.

—И никакой надежды? — спросил его кто-то.

—Всё. Бензин кончился. Может быть, где-нибудь сел или выпрыгнул… Эй, несите носилки.

 

Командир отвернулся и стал что-то насвистывать.

Люди стали медленно разбредаться по полю. И как раз в это мгновение совершенно беззвучно, как тень, чиркнув колёсами по верхушкам берёз, из-за кромки леса выпрыгнул самолёт. Точно привидение, скользнул он над головами, над землёй и, словно притянутый ею, одновременно коснулся травы всеми тремя колёсами. Послышался глухой звук, хруст гравия и шелест травы — такой необычный, потому что лётчики никогда его не слышат из-за клёкота работающего мотора. Случилось всё это так неожиданно, что никто даже не понял, что именно произошло, хотя происшествие было само по себе обычным: сел самолёт, и именно «одиннадцатый», как раз тот самый, которого все так ждали.

— Он! — заорал кто-то таким неистовым и неестественным голосом, что все сразу вышли из оцепенения.

Самолёт уже закончил пробежку, пискнул тормозами и остановился у самой кромки аэродрома перед стеной кудрявых, белевших стволами молодых берёз, освещенных оранжевыми вечерними лучами.

Из кабины опять никто не поднялся. Люди бежали к машине что есть мочи, задыхаясь, предчувствуя недоброе. Командир полка добежал первым, легко вскочил на крыло и, открыв колпак, заглянул в кабину. Алексей Мересьев сидел без шлема, бледный, как облако, и улыбался бескровными, зеленоватыми губами. С нижней прокушенной губы его текли по подбородку две струйки крови.

— Жив? Ранен?

Слабо улыбаясь, он смотрел на полковника смертельно усталыми глазами.

Лётчики шумели, поздравляли, жали руки. Алексей улыбался:

— Братцы, крылья не обломайте. Разве можно? Ишь, насели… Я сейчас вылезу.

В это время он услышал откуда-то снизу, из-за этих нависших над ним голов, знакомый, но такой слабый голос, точно он доносился откуда-то очень издалека:

— Алёша, Алёша!

Мересьев сразу ожил. Он вскочил, подтянулся на руках, выбросил из кабины свои тяжелые ноги и, чуть кого-то не столкнув, очутился на земле.

Лицо Петрова сливалось с подушкой. В запавших, потемневших глазницах застыли две крупные слезы.

Лётчик тяжело упал на колени перед носилками, обнял лежавшую бессильно голову товарища, заглянул в его голубые страдающие и одновременно лучащиеся счастьем глаза: —

Жив?

—Спасибо, Алёша, ты меня спас. Ты такой, Алёша, такой…

— Да несите же раненого, чёрт вас возьми, разинули рты! — рванул где-то рядом голос полковника.

Командир полка стоял возле, маленький, живой, покачиваясь на крепких ногах, обутых в тугие сверкающие сапоги, видневшиеся из-под штанины синего комбинезона.

— Старший лейтенант Мересьев, доложите о полёте. Сбитые есть?

— Так точно, товарищ полковник. Два «фокке-вульфа».

— Обстоятельства?

— Один — атакой на вертикали. У Петрова на хвосте висел. Второй — лобовой атакой километрах в трёх севернее от места общей схватки.

— Знаю. Наземный только что докладывал… Спасибо. —

Служу…- хотел было по форме «отрубать» Алексей, но командир, такой всегда придирчивый, преклонявшийся перед уставом, перебил его домашним голосом: —

Ну и отлично! Завтра примите эскадрилью взамен… Командир третьей эскадрильи не вернулся сегодня на базу…

На командный пункт они отправились пешком. Зелёный холмик командного пункта был уже близко, когда оттуда выбежал им навстречу дежурный офицер.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться,- вытягиваясь и едва переводя дыхание, выпалил взволнованный лейтенант.

— Ну?

— Наш сосед, командир полка «яков», просит вас к телефону.

— Сосед? Ну, и что же?.. Полковник проворно сбежал в землянку.

— Там о тебе…- начал было говорить Алексею дежурный, но снизу раздался голос командира:

— Мересьева ко мне!

Когда Мересьев застыл около него, вытянул руки по швам, полковник, зажав ладонью трубку, набросился на него:

— Что же вы меня подводите? Звонит сосед, спрашивает: «Кто из твоих на «одиннадцатке» летает? Я говорю: «Мересьев, старший лейтенант». Говорит: «Ты сколько ему сегодня сбитых записал?» Отвечаю: «Два». Говорит: «Запиши ему ещё одного: он сегодня от моего хвоста «фокке-вульф» отцепил. Я,- говорит,- сам видел, как тот в землю ткнулся». Ну? А вы что молчите? — полковник хмуро смотрел на Алексея, и трудно было понять, шутит ли он или сердится всерьёз: — Было это?.. Ну, объясняйтесь сами, нате вот. Алло, слушаешь? Старший лейтенант Мересьев у телефона. Передаю трубку.

— Ну, спасибо, старший лейтенант. Классный удар, ценю, спас меня. Да. Я до самой земли его проводил и видел, как он ткнулся.

Мересьев положил трубку. Он так устал от всего пережитого, что еле стоял на ногах. Он думал теперь только о том, как бы скорее добраться до своей землянки, сбросить протезы и вытянуться на койке. Неловко потоптавшись у телефона, он медленно двинулся к двери.

Куда идёте? — командир полка заступил ему дорогу: он взял руку Мересьева и крепко, до боли сжал её сухой маленькой ручкой.- Ну что вам сказать? Молодец! Горжусь, что у меня такие люди… Ну, что ещё? Спасибо… А этот ваш дружок Петров разве плох? А остальные… Эх, с таким народом войны не проиграешь!

Он ещё раз до боли стиснул руку Мересьева.

 

1962 год —  Герой Советского Союза Алексей Петрович Маресьев живёт в Москве. Имя его широко известно не только на его Родине, но и далеко за её пределами. Этому содействовали не только «Повесть о настоящем человеке» и поставленная по ней одноимённая кинокартина, но и активная деятельность А. П. Маресьева в борьбе за мир во всём мире.

 

В 1949 году был участником Первого Всемирного конгресса сторонников мира, проходившего в Париже.
В 1952 окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.
В 1956 году А. П. Маресьев защитил кандидатскую диссертацию по истории.
С сентября 1956 был ответственным секретарём Советского комитета ветеранов войны.
В 1960 издана книга Маресьева А. П. «На Курской дуге».
7 октября 1960 года состоялась премьера оперы «Повесть о настоящем человеке» С. С. Прокофьева в Большом театре.
8 мая 1967 года Маресьев участвовал в церемонии зажжения вечного огня у Могилы Неизвестного Солдата.
3 сентября 1968 года был назван почётным гражданином города Камышин Волгоградской области.
11 июля 1973 года — почётный гражданин города Стара-Загора, Болгария.
7 июня 1977 года — почётный гражданин города Комсомольск-на-Амуре.
В 1989 году избран народным депутатом СССР.
25 апреля 1990 года был назван почётным гражданином города Орла.

18 мая 2001 года в Театре Российской армии намечался торжественный вечер по случаю 85-летия Маресьева, но буквально за час до начала концерта у Алексея Петровича случился инфаркт, после которого он скончался. Торжественный вечер состоялся, но начался он с минуты молчания.

Алексей Петрович Маресьев похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

← ПОЛЕВОЙ Б. История создания повести

---

Еще по данной теме::

Ритуал «Человек в полях»

Ранее: Угловая игра.

(по запросу)

Ритуал «Человек в полях» имеет некоторое сходство с парой других игр, которые мы рассматривали в предыдущих частях «Самых опасных игр»: как и в игре «Свечи», у вас есть задача, которую нужно выполнить после выполнения призыва ( в этом случае закрывая все в вашем доме, что могло бы открыться), и, как и в Midnight Game, вам придется прикрывать свою спину, пока вы это делаете (здесь вы встретите Человека в полях, если вы не осторожный).Но хотя ставки для Человека в полях примерно так же высоки, как и для этих двух предыдущих ритуалов, можно получить гораздо больше; Уже по одной этой причине ритуал «Человек в полях» может быть очень привлекательным для некоторых.

[ Нравится то, что вы читаете? Подумайте о поддержке The Ghost In My Machine на Patreon! ]

Хотя во введении к игре отмечается, что она «передавалась на протяжении веков» и «берет свое начало с Британских островов в средние века», я несколько скептически отношусь к этому утверждению; Я подозреваю, что, как и многие другие игры и ритуалы, которые ходят в Интернете, на самом деле это изобретение цифровой эпохи, городская легенда Интернета, состарившаяся, чтобы придать ей немного больше серьезности.Однако , — это правда, что плетеных человечков уже давно были сожжены на изображениях, уходящих корнями в древние времена — так что, возможно, что-то в основе этого ритуала все-таки есть. Конечно, также верно и то, что у нас почти нет доказательств того, что эти плетеные люди использовались в качестве инструментов для человеческих жертвоприношений — идея о том, что они используются как таковые, могла быть слухом, распространенным Юлием Цезарем в попытке дегуманизировать своих врагов — но все равно.

Это чучело у тебя на заднем дворе?

Это не чучело.

Как всегда, играете на свой страх и риск.

Игроков:

Требования:

• Дом с приусадебным участком или приусадебным участком. Внутри дома должна быть хотя бы одна комната, у которой всего одна дверь. В идеале это помещение должно быть пустым, а в идеале единственная дверь должна иметь замок.
• Неэлектрический источник освещения. Свеча или фонарь подойдут, если у вас есть запас спичек или зажигалки.
• Распятие.
• Аналоговые часы или часы. Не пользуйтесь мобильным телефоном. Это не сработает.

Инструкции:

Приглашение:

1. Начать после захода солнца, но до полуночи. Сколько времени вы оставите себе, зависит от вас, но не рекомендуется начинать раньше, чем за час до полуночи. См. Также: Дополнительные примечания.
2. Очистите дом и задний двор от других людей. Убедитесь, что у вас при себе распятие.
3. Зажгите свечу или фонарь.
4. Войдите на задний двор и повернитесь лицом к дому. Повторите эту фразу семь раз: «А ворон кто отпугнет?»
5. После седьмого повтора внимательно слушайте.
   • Если ничего не слышно: Вызов не удался; не продолжайте. Хотя нет никаких известных негативных последствий простого возвращения в свой дом, рекомендуется немедленно покинуть помещение. Не возвращайтесь до 6 утра.
   • Если вы слышите голос позади себя (или, возможно, в своей собственной голове): Вызов успешно; вы можете продолжить. Голос скажет: «Это не самая большая проблема». Обратите внимание на его предупреждение.
6. Вернитесь в свой дом и закройте за собой дверь. Не оглядывайся.

Главное событие:

1. Идите в комнату только с одной дверью. В идеале в комнате не должно быть никаких предметов, но если это не так, закройте в ней все, что может открыться — ящики, шкафы, окна, двери, коробки, контейнеры, сумки, чего угодно. Ничего не пропустите. Если он может быть открыт, и если он открыт, вы ДОЛЖНЫ закрыть его. Это будет ваша безопасная комната.
2. Оставьте распятие в безопасной комнате. Продолжайте носить свечу или фонарь.
3. Выйдите из безопасной комнаты.
4. Все остальное в вашем доме, которое может открываться, также будет открыто. Ваша задача — закрыть все — , все — до того, как часы пробьют 12.
5. Если боковым зрением вы видите человека с пепельной кожей: Не смотрите на него.Не смотрите ему в глаза. Однако бояться его не стоит. Просто занимайтесь своими делами. Он не человек в полях.
6. Не смотрите на задний двор.
7. Не смотрите на задний двор.
8. Не смотрите на задний двор.
9. Если вы посмотрите на задний двор: Немедленно пройдите в свою безопасную комнату и закройте и заприте дверь. Найдите свое распятие и крепко возьмите его. Молитесь, чтобы вы ничего не оставляли в комнате открытыми — вообще ничего. НЕ открывайте дверь до 6 утра, , что бы вы ни слышали — или не слышали — снаружи.

Закрытие:

1. После того, как вы закрыли все в своем доме — и вы получили положительный результат , вы закрыли все в своем доме — ложитесь спать и закройте последнее: ваши глаза.
2. Спи, если можешь. Не открывай глаза.
3. Если вы проснетесь утром, поздравляю — вы выиграли.

Дополнительные примечания:

• Хотя в качестве места подойдет любой дом с задним двором или садом, рекомендуется уединенный загородный дом с приличным полем позади него.Это место дает самые сильные результаты.
• Хотя вы можете начать ритуал в любой момент между закатом и полуночью, ни одна попытка, совершенная до 21:00, никогда не увенчалась успехом. Кроме того, ни одна попытка, выполненная менее чем за час до полуночи, никогда не увенчалась успехом, хотя и по совершенно другим причинам. См. Также: Условие выигрыша.

Условия выигрыша:

Если вы успешно завершите ритуал, вы будете в полной безопасности в течение одного календарного года; тем не менее, ваша безопасность из будет зависеть от того, когда вы начали ритуал:

• Если вы начали за три часа до полуночи: Ваша безопасность — физическая.Вы не заболеете; вы не пострадаете; вы останетесь в прекрасном здоровье в течение одного календарного года.
• Если вы начали за два часа до полуночи: Ваша безопасность — физическая и финансовая. Вы останетесь в прекрасном здоровье и ни за один календарный год не захотите денег.
• Если вы начали за час до полуночи: Ваша безопасность полная и абсолютная. Ваши действия никак не повлекут за собой негативных последствий в течение одного календарного года.

Вряд ли вы успешно завершите ритуал за один час.

Относительно Пепельного человека:

Он не тот человек в полях.

Он больше похож на рефери.

По поводу двора:

Если вы посмотрите на задний двор, то увидите чучело, которого раньше там не видели. Я, конечно, говорю «чучело», но «чучело» — термин не совсем понятный. Он намного выше, чем должно быть любое чучело, и в нем будет отсутствовать анатомия некоего всадника, которого я мог бы назвать.

Если вы видите чучело, он тоже увидит вас. И когда он вас увидит, он начнет слезать со своего поста.

Это человек в полях.

С того момента, как он обратит на вас взгляд, у вас будет не более 60 секунд, чтобы добраться до своей безопасной комнаты и запереть дверь. Ни при каких обстоятельствах не открывайте дверь до 6 утра. Если вы это сделаете, он заберет что-нибудь ваше. То, что вам нужно. Кое-что невозможно … впереди без.

Последнее примечание:

Если вас заставят бежать в свою безопасную комнату, вам также лучше надеяться, что вы не оставили там ничего открытым.

Если да…

… Он все равно сможет войти.

Ритуал «Человек в полях»: FAQ.

***

Поддержка «Призрака в моей машине» на Patreon, чтобы получить доступ за кадром и другой бонусный контент. Вы также можете подписаться на Twitter @ GhostMachine13 и на Facebook @TheGhostInMyMachine.

[ Фото через Холмы живы * / Flickr ]

Людоедов Цаво | Наука | Смитсоновский журнал

Это, пожалуй, самые известные дикие львы в мире.Их предки были осуждены более 100 лет назад как людоеды из Цаво, обширной полосы кенийской саванны вокруг реки Цаво.

Брюс Паттерсон провел последнее десятилетие, изучая львов в районе Цаво, и на несколько ночей я ходил в кусты с ним и командой добровольцев, надеясь увидеть одно из зверей.

Мы выезжали на грузовике по узкой красной грунтовой тропе через густой кустарник.Прожектор осветил темноту тонким лучом. Куду, огромные антилопы с изогнутыми рогами, улетели прочь. Прошло стадо слонов, их массивные тела вырисовывались в темноте.

Однажды вечером сразу после полуночи мы наткнулись на трех львов, отдыхающих у водоема. Паттерсон идентифицировал их как четырехлетнего мальчика, которого он назвал Диккенсом, и двух безымянных женщин. Три льва поднялись, и Диккенс повел двух самок в кусты.

Благодаря таким набегам Паттерсон стал лучше понимать львов Цаво.Их прайды, насчитывающие до 10 самок и только 1 самец, меньше, чем прайды львов Серенгети, в которых насчитывается до 20 самок и 2 или более самцов. В Цаво львы-самцы не делятся властью с другими самцами.

Самцы Цаво тоже выглядят иначе. Самые сильные самцы Серенгети имеют большие темные гривы, в то время как у Цаво у них короткие тонкие гривы или их нет вовсе. «Все дело в воде, — говорит Паттерсон. В Цаво жарче и суше, чем в Серенгети, и мужчина с густой гривой «растратил бы свой дневной запас воды, просто тяжело дыша под кустом, не имея лишних средств для патрулирования своей территории, охоты или поиска партнеров.”

Но привлекает внимание репутация львов, охотящихся на людей. «Веками арабские караваны рабов проходили через Цаво по пути в Момбасу, — сказал Самуэль Касики, заместитель директора по исследованиям и мониторингу биоразнообразия Службы охраны дикой природы Кении. «Уровень смертности был высоким; это был плохой район для снотворного от мухи цеце; и тела умерших или умирающих рабов были оставлены там, где они упали. Итак, львы, возможно, почувствовали вкус человеческого мяса, поедая трупы.”

В 1898 году два льва терроризировали бригады, строившие железнодорожный мост через реку Цаво, убив, по некоторым оценкам, 135 человек. «Сотни людей стали жертвами этих диких существ, чьи челюсти были пропитаны кровью», — написал рабочий на железной дороге в рамках проекта британского колониального правительства. «Кости, плоть, кожа и кровь — они пожрали все и не оставили после себя ни следа».

Подполковник Джон Генри Паттерсон застрелил львов (фильм 1996 года, Призрак и тьма, , инсценировал историю) и продал их тела за 5000 долларов в Филдский музей в Чикаго, где они, набившись чучела, приветствуют посетителей. день.

Брюс Паттерсон (не родственник Джона), зоолог музея, продолжает изучать этих животных. Химические тесты образцов волос недавно подтвердили, что львы ели человеческое мясо за несколько месяцев до того, как их убили. Паттерсон и его коллеги подсчитали, что один лев съел 10 человек, а другой — около 24 — намного меньше, чем легендарные 135 жертв, но все же ужасающий.

Когда я прибыл в Найроби, до столицы дошли слухи, что лев только что убил женщину в Цаво.Несколькими неделями ранее был съеден пастух. «В Цаво это не редкость, — сказал Касики.

Тем не менее, современные львы Тсаво не более кровожадны, чем другие львы, говорит Паттерсон; они нападают на людей по той же причине, по которой их предки делали столетие назад: «наше вторжение на то, что когда-то было территорией львов». Особенно опасны раненые львы. Паттерсон обнаружил, что у одного из первых людоедов было серьезное стоматологическое заболевание, которое сделало бы его плохим охотником.По его словам, такие львы могут научиться нападать на людей, а не на дичь, «потому что мы медленнее, слабее и беззащитнее».

Книга Пола Раффаэле Среди великих обезьян будет опубликована в феврале.

Lt.Полковник Джон Генри Паттерсон продал трупы львов Цаво Филдскому музею в Чикаго за 5000 долларов, где они были набиты и выставлены на обозрение. (Полевой музей, # GN87713_7C) В 1898 году два льва напали на десятки людей, прежде чем Паттерсон убил кошек.(Музей поля, # Z93658)

Мастер-мужчина (Западноафриканские, Нигерийские народные сказки)

Жил-был человек сил.

Когда он собрал дров, он вытащил вдвое больше, чем кто-либо в деревне. На охоте он принес домой сразу двух антилоп.

Этого человека звали Шадуса, а его жену звали Шетту. Однажды он сказал ей: «Вы только посмотрите на эти мышцы. Я должен быть самым сильным человеком в мире. С этого момента просто называйте меня Мастером Человеком ».

Но Шетту сказал: «Перестань глупо хвастаться. Независимо от того, насколько вы сильны, всегда найдется кто-то сильнее. И берегись, или когда-нибудь ты сможешь с ним встретиться.”

На следующий день Шетту нанес визит в соседнюю деревню. По дороге домой она захотела пить, поэтому остановилась у колодца. Она бросила ведро — брызги — и потянула за веревку. Но хотя она тянула и тянула, она не могла поднять ведро.

В этот момент подошла женщина с привязанным к ее спине младенцем. На ее голове балансировала калебас, полая тыква для переноски воды.

«У вас сегодня не будет воды», — сказал Шетту. «Ведро не поднимется.”

Две женщины потянулись вместе, но ведро не сдвинулось с места.

«Погодите, — сказала женщина. Она развязала ребенка и поставила его на землю. «Подними ведро для мамы».

Ребенок быстро вытащил ведро и налил своей матери калебас. Затем он бросил ведро и снова поднял его для Шетту.

Шетту ахнул. «Я не верю!»

«О, это не так уж и странно», — сказала женщина. «В конце концов, мой муж — Мастер Мэн.”

Когда Шетту вернулась домой, она рассказала Шадусе, что случилось.

«Мастер-мужчина?» крикнул Шадуса. «Он не может так называть себя! Я Мастер. Мне нужно преподать этому парню урок.

«О, муж, не надо!» — умолял Шетту. «Если ребенок такой сильный, подумайте, каким должен быть отец. Тебя убьют.

Но Шадуса сказал: «Мы еще посмотрим!»

На следующее утро Шадуса рано отправился в путь и шел, пока не подошел к колодцу.Он бросил ведро — брызги — и потянул за веревку. Но хотя он тянул и тянул, он не мог поднять ведро.

Тут подошла женщина с младенцем.

«Погодите, — сказал Шадуса. «Как ты думаешь, что ты делаешь?»

«Я, конечно, набираю воды», — ответила женщина.

«Ну, ты не можешь», — сказал Шадуса. «Ведро не поднимется».

Женщина поставила младенца, который быстро вытащил ведро и наполнил калебас своей матери.

«Вау!» крикнул Шадуса. «Как он это сделал?»

«Это легко, — сказала женщина, — когда твой отец — Мастер Мэн».

Шадуса сглотнул и подумал о возвращении домой. Но вместо этого он выпятил грудь и сказал: «Я хочу познакомиться с этим парнем, чтобы я мог показать ему, кто такой настоящий Мастер-Человек ».

«О, я бы не стала этого делать», — сказала женщина. «Он пожирает таких, как ты! Но как бы то ни было.

Итак, Шадуса последовал за женщиной обратно в ее дом.Внутри огороженного двора находился гигантский камин, а рядом — груда огромных костей.

«Что это все?» — спросил Шадуса.

«Видишь ли, — сказала женщина, — наша хижина такая маленькая, что моему мужу приходится выходить сюда, чтобы съесть своих слонов».

В этот момент они услышали громкий РЕВ, такой громкий, что Шадуса заткнул уши. Затем земля начала дрожать, пока Шадуса не мог стоять.

«Что это?» он крикнул.

«Это господин.”

«О нет!» — завопил Шадуса. «Вы не обманули. Мне нужно убираться отсюда! »

«Теперь уже слишком поздно», — сказала женщина. «Но позволь мне спрятать тебя».

У забора стояло несколько больших глиняных горшков, каждый ростом с человека, для хранения зерна. Она помогла ему забраться в одну из них, а затем поставила крышку на место.

Шадуса приподнял крышку, чтобы выглянуть. И вот он, входя на территорию с мертвым слоном на плечах. Это был Мастер Человек!

«У тебя был хороший день, дорогая?» спросила женщина.

«Да!» — проревел Мастер Человек. «Но я забыл свой лук и стрелы. Мне пришлось убить этого слона голыми руками ».

Пока Шадуса в ужасе наблюдал, как Мастер Человек развел огромный огонь в камине, зажарил слона и съел все его части, кроме костей.

Вдруг он остановился и принюхался. «Жена! Я чую мужчину! »

«О, сейчас здесь нет мужчины», — сказала женщина. «Один прошел, пока тебя не было. Это должно быть то, что ты чувствуешь «.

«Жалко», — прогремел Мастер Человек.«Он был бы вкусным». Затем он перекатился по земле, и вскоре листья задрожали от его храпа.

Женщина поспешила к горшку и соскользнула с крышки. «Быстро!» прошептала она. «Уходи, пока можешь».

Шадуса выскочил и устремился вниз по тропинке. Но он не ушел слишком далеко, когда услышал отдаленный РЕВ и почувствовал, как земля под ним дрожит. Мастер-Человек шел!

Шадуса бежал, пока не наткнулся на пятерых фермеров, роющих поле.

«Куда вы торопитесь?» назвал один.

«Мастер-мужчина преследует меня!»

«Полегче, — сказал фермер. «Мы не позволим никому причинить вам вред».

В этот момент они услышали ужасный РЕВ. Все фермеры бросили мотыги и заткнули уши.

«Что это было?» спросил фермер.

«Это был Мастер!»

«Ну, тогда, — сказал фермер, — тебе лучше бежать!» И пятеро фермеров бежали через поле.

Шадуса бежал, пока не встретил десять носильщиков, несущих узлы.

«Куда вы торопитесь?» назвал один.

«Мастер-мужчина преследует меня!»

«Расслабьтесь, — сказал швейцар. «Никто не может бороться со всеми нами».

В этот момент земля содрогнулась, и все они подскочили в воздух. Носильщики упали кучей, перемешавшись со своими узлами.

«Что это было?» спросил носильщик.

«Это был Мастер!»

«Тогда беги, спаси свою жизнь!» И десять носильщиков убежали с тропы.

Шадуса бежал, пока не свернул за поворот — затем остановился.Там у тропинки сидел незнакомец, а рядом с ним лежала огромная куча слоновьих костей.

«Куда вы торопитесь?» прорычал незнакомец.

«Мастер Человек преследует меня», — простонала Шадуса.

«Лучше не говори так, потому что Я Мастер!»

Сзади Шадуса раздался еще один РЕВ, и он снова подскочил в воздух. Незнакомец поймал его одной рукой, когда к нему подбежал Мастер.

«Дайте мне его!» — проревел Мастер Человек.

«Приди и возьми его!» прорычал незнакомец.

Мастер Ман сделал выпад, но незнакомец швырнул Шадусу на дерево. Затем двое сильных мужчин обернулись вокруг друг друга и стали бороться по земле.

Шум битвы почти оглушил Шадуса. Его душила пыль. Дрожь дерева чуть не сбила его с толку.

Пока Шадуса смотрел, двое мужчин с трудом поднялись на ноги, все еще сжимая друг друга. Затем каждый совершил мощный прыжок, и вместе они поднялись в воздух.Они поднимались все выше и выше, пока не прошли сквозь облако и скрылись из виду.

Шадуса ждал и ждал, но люди так и не вернулись. Наконец он осторожно поднялся с дерева, затем побежал и бежал и не останавливался, пока не вернулся домой живым и невредимым. И он больше никогда не называл себя Мастером Человека.

Что же до тех двоих, то они все еще в облаках, где сражаются по сей день. Конечно, они отдыхают всякий раз, когда оба устали. Но рано или поздно они снова заводятся, а какой шум издают!

Некоторые называют этот шум громом.Но теперь вы знаете, что это за на самом деле: — два дурака, вечно борющиеся за то, чтобы узнать, кто из них Мастер-Человек.

---

Об истории

«Мастер-мужчина» — это рассказ о хауса, самой большой этнической группе северной Нигерии. Хауса живут в основном в саванне (лугах с редкими деревьями) в северо-западном квартале Нигерии.

Хотя большинство хауса живут в сельских деревнях, как показано в этой истории, более крупные города хауса обладали сложной городской культурой задолго до европейской колонизации.Как торговцы, хауса веками поддерживали экономические и культурные связи по всей Западной Африке. Их принятие ислама привело к раннему развитию грамотности и письменной литературы.

Такие небылицы о сражающихся мужиках популярны среди хауса. Во многих таких историях присутствует типичный персонаж Миджин-Маза или Намиджи-Мидзин-Маза. «Мастер-человек» — это мое собственное выражение этого имени, которое переводится по-разному как «Человек-среди-людей», «Мужественный человек» и «Супермен».

Основной источник моего пересказа — No.12, «История о великане и причине грома», в Hausa Folk-Lore, Customs, Proverbs, Etc., Р. Сазерленда Рэттрея, Clarendon Press, Oxford, 1913, Volume 1. Я также рисовал на нескольких других хауса-вариантах сказки, под общим названием «История о мужественном человеке» и найденных в Томе 2 из Hausa Tales and Traditions, Фрэнка Эдгара, отредактированного и переведенного Нилом Скиннером, University of Wisconsin Press, Мэдисон, 1977 (перевод книги Эдгара Litafi Na Tatsuniyoyi Na Hausa, W.Эрскин Мейн, Белфаст, 1911–1913). И я впервые почувствовал вкус сказки от восхитительного «Супермена», рассказанного Лорой Симмс на ее кассете Истории: Старый как мир, Свежий как дождь, Weston Woods, 1981.

Как произносить имена

Шадуса ~ ша ‑ ДОО ‑ са

Шетту ~ ЛИСТ ‑ оо

Все специальные функции доступны по адресу www.aaronshep.com/extras.

ESPN.com — Страница 2 — Пробуждение Отголоски Руди

Футбол в Нотр-Дам снова в центре внимания, и ирландцы с нетерпением планируют новогоднюю чашу впервые за долгие годы.В субботу вечером, когда в USC надвигается большая игра, это один из последних шансов для этого старшего класса добавить к наследию Fighting Irish.

	Реальная жизнь не всегда совпадает с жизнью катушки в «Руди».

Это неизбежно приводит к мысли о «Руди», биографическом фильме 1993 года о непобедимом неудачнике, прохожем из Нотр-Дама Дэне «Руди» Рюттиджере. Во вступлении к вдохновляющей классике говорится, что фильм «основан на реальных событиях».«Но сценарист Анджело Пиццо сказал, что он изменил некоторые из жизненных историй Руди, потому что хотел« уловить ключевой правдивый элемент и позволить драме взять верх ». Ой-ой.

In Reel Life: 13-летний Руди (Люк Массери) говорит, что собирается играть в футбол за Нотр-Дам. Его отец настроен очень негативно, и на протяжении всего фильма он принижает Руди и его мечту.
В реальной жизни: Его отец был не таким плохим, как в фильме — он согласился позволить преувеличить свои отрицательные черты характера, чтобы сделать фильм более драматичным.

In Reel Life: Руди в детстве (а позже, когда он впервые входит в раздевалку Нотр-Дам) произносит напутственную речь Кнута Рокна в раздевалке.
В реальной жизни: Рокн исполнил эту речь для кинохроники, согласно «Истории Нотр-Дама» (рукопись на веб-сайте университета), и она стала известной. Последний абзац:

«Мы идем внутрь них, мы выходим за их пределы — внутри них! За пределы них! — и когда мы однажды заставим их бежать, мы собираемся держать их в бегах.И мы не пройдем, если их второстепенный не подойдет слишком близко. Но не забывайте, ребята — мы заставим их бежать, мы идем, идем, идем, идем! — и мы не остановимся, пока не перейдем эту линию ворот! И не забывайте, мужчины — сегодня день, когда мы победим. Они не могут нас лизать — и так оно и есть … Мужчины первого взвода — идут туда и сражаются, сражаются, дерутся, дерутся, сражаются! Что вы скажете, мужчины? »

	В реальной жизни Рюттигеры больше поддерживали своего сына.

В Reel Life: Взрослый Руди (Шон Эстин, сын Пэтти Дьюк) произносит имя Рокни «Ка-нут».
В реальной жизни: Хотя имя Кнута Рокне часто произносится с безмолвной «К» («Ноут»), Рокне предпочитал жесткое произношение К.

In Reel Life: Руди играет в школьный футбол, и когда он добирается до Нотр-Дама, говорит Ара Парсегьяну, что он не был самым сильным или самым сильным игроком в команде, но что он возглавлял команду в отборе мяча.
В реальной жизни: Может быть. В качестве подготовки Рюттигер, рост 5 футов 7 дюймов и вес 165 фунтов, начал в своем старшем классе в Joliet Catholic в качестве защитника нападения и внутреннего полузащитника. Руди вошел в команду All Suburban Catholic Conference, когда Hilltoppers пошли со счетом 10: 0.

In Reel Life: После школы Руди четыре года работает на сталелитейном заводе.
В реальной жизни: В течение двух лет Руди был йоменом на корабле управления связью военно-морского флота. Затем он проработал на электростанции еще два года, прежде чем поступил в колледж Святого Креста в Саут-Бенде.

	Руди фактически провел время на флоте, прежде чем отправиться в Нотр-Дам.

В катушке Life: Один из старших братьев Руди, Фрэнк (Скотт Бенджаминсон), настоящий придурок — он смеется над Руди, ставит его, а затем оправдывает свое ухмыляющееся словесное оскорбление следующим образом: «Пока мои брат говорит об этом безумном дерьме из Нотр-Дама, он заслуживает всего, что встречается на его пути «.
В реальной жизни: У Руди было 13 братьев и сестер, ни одной из них не звали Фрэнк.Этот персонаж, как сказал Рюттигер в интервью New York Times, состоит из «всех, кто когда-либо отговаривал меня».

In Reel Life: Руди появляется на рассвете у ворот школы Нотр-Дам и говорит, что хочет поговорить с кем-нибудь о поступлении в университет. Он встречает отца Кавано (Роберт Проски), который говорит, что может устроить его в колледж Святого Креста, через дорогу от Нотр-Дама. Кавано остается присутствующим для Руди на протяжении всего фильма.
В реальной жизни: Руди действительно встретил Кавано, который также был бывшим президентом Университета.Но персонаж состоит из Кавано и еще одного священника, пишет Дороти В. Корсон в своей статье «Пещера свечей», опубликованной на веб-сайте Нотр-Дама.

In Reel Life: Руди изо всех сил пытается платить за обучение в Святом Кресте.
В реальной жизни: Обучение Руди должно было быть оплачено в соответствии с Законом о военнослужащих.

В Reel Life: Руди подружился с главным садовником Фортуной.
В реальной жизни: В жизни Руди не было «Фортуны».Он сложный персонаж.

	Руди, возможно, все еще боролся в классе, но его обучение было оплачено в реальной жизни.

В Reel Life: Во время своих попыток попасть в Нотр-Дам, Руди зажигает свечи перед пещерным алтарем, построенным из камней, и молится.
В реальной жизни: Руди действительно провел много времени в «Гроте», достопримечательном месте Нотр-Дам, и, как он сказал Корсону, «Грот дал мне реальное решение того, кем я был и что мне нужно было делать.«

В Reel Life: В Нотр-Даме Руди играет в футбол, работает, учится и все.
В реальной жизни: Если вы были в Нотр-Даме в середине 70-х и знали о Руди, то, вероятно, это произошло потому, что он часто обменивался ударами в боксерских матчах, которые назывались «Бенгальские бои». «Я всегда был проигравшим», — сказал он Newsday. «Видишь ли, я бы дрался с парнями крупнее меня. В боксе дело не в том, насколько ты хорош, а в том, насколько ты крутой. Так меня узнали студенты. Я заставил всех меня знать.»

In Reel Life: Детали декорации замечательны — он похож на Нотр-Дам, и есть даже хороший кадр из «Приземления Иисуса».
В реальной жизни: Фильм снимался на месте — в кампусе Нотр-Дам. Подумаешь? Еще бы. Это была первая съемка фильма, разрешенная администрацией Нотр-Дама после «Кнут Рокн: Все американцы» в 1940 году.

«Мы не хотели еще одного фильма о футболе в Нотр-Даме», — сказал New York Times преподобный Уильям Бошан, исполнительный вице-президент Нотр-Дама.«Затем мы прочитали сценарий и поняли, что это не фильм о футболе, а трогательная, воодушевляющая история о чьей-то тяжелой работе, направленной на достижение цели».

	Нет ничего вымышленного в победе настоящего Руди на поле.

In Reel Life: Руди маленький, и его униформа из Нотр-Дама выглядит на нем слишком большой.
В реальной жизни: Руди весил 185 фунтов, когда играл в Нотр-Даме.А его шлем был настолько большим, что иногда, когда его били, он крутился у него на голове. Если Астин не совсем выглядит так, будто он 185 фунтов, то это потому, что это не так. Как и Руди, ему было 5-7 лет, но он весил всего 148 фунтов.

In Reel Life: Руди снова и снова бьют во время тренировки.
В реальной жизни: Это был опыт Рюттигера. И в значительной степени это был опыт Астин. «У меня был каскадер, и к концу съемок ему потребовалась операция на колене, но я продолжал прыгать, чтобы делать свои собственные подкаты, потому что я чувствовал, что многие сцены будут выглядеть как каскадер, если я не буду , — сказала Эстин Orange Country Register.«Так что я прыгнул и был разбит всеми этими 300-фунтовыми футболистами». Нужны доказательства? Астин сказал: «У меня все тело в синяках на полароидных снимках».

In Reel Life: Как и многие люди, у которых есть одна конкретная цель, Руди иногда производит впечатление очень эгоцентричного.
В реальной жизни: Он изменился? Вскоре после выхода фильма газета L.A. Times сообщила, что он смотрел фильм 26 раз. И Newsday после 24-го просмотра Руди сообщил, что он «каждый раз плачет».»

In Reel Life: Главный тренер Нотр-Дама Ара Парсегян обещает Руди, что он получит шанс переодеться в сезон 1975 года. Затем Парсегян уходит в отставку. Руди узнает об этом из школьной газеты, которая включает заголовки на первых полосах: «Ара уходит с победой 13-11 ‘Бама». «Эпоха арабов заканчивается», и «Форд сообщает« плохие новости »в адрес государства».
В реальной жизни: 1 января 1975 года Нотр-Дам обыграл Алабаму, 13-11 лет, в Orange Bowl. Двумя неделями позже Форд начал свое послание о статусе Союза с низкой ноты и перешел еще ниже: «Я должен сказать вам, что состояние Союза не очень хорошее: миллионы американцев остались без работы.Рецессия и инфляция разрушают деньги еще миллионов людей. Цены слишком высоки, а продажи слишком низкие … Некоторые люди сомневаются в способности своего правительства принимать трудные решения и придерживаться их ». Это, по-видимому, была« хорошая новость », потому что несколько минут спустя, как сказал Форд: «Теперь я хочу сказать очень прямо. У меня плохие новости … «

В катушке Life: Руди с трибун наблюдает, как Нотр-Дам играет в Пенсильвании.
В реальной жизни: Нотр-Дам не играл против Пенсильванского университета ни в 1974, ни в 1975 году.Тем не менее, 14 ноября 1992 года ирландцы сыграли в Пенн-Стейт в Саут-Бенд — игру, которую Нотр-Дам выиграл со счетом 17–16.

	Когда Парсегиан ушел, передняя часть бумаги, которую держит Руди, рассказывала правду.

In Reel Life: Руди уходит, когда его имя отсутствует в списке одежды для игры Технологического института Джорджии. Он уходит до того, что другой игрок называет последней тренировкой, подразумевая, что игра Технологического института Джорджии должна стать последним соревнованием. сезон.Тренер Дивайн также говорит, что это будет последняя игра для пожилых людей.
В реальной жизни: Ирландцы играли в Tech в последней домашней игре 1975 года, которая состоялась 8 ноября 1975 года. У них оставалось еще две выездные игры. проиграют Питтсбургу на следующей неделе и победят Майами в финальном поединке.

In Reel Life: Один из капитанов команды — Роланд Стил (Кевин С. Уайт).
В реальной жизни: Со-капитанами Нотр-Дама в 1975 году были Эд Бауэр и Джим Сток.Стил — вымышленный персонаж.

In Reel Life: В ночь перед финальной игрой Стил ведет игроков, идущих гуськом, в офис нового главного тренера Дэна Девайна и кладет их футболки на его стол, говоря, что они хотят, чтобы Руди переоделся.
В катушке Life: Согласно «Хьюстон Хроникл», Дивайн был в ярости от этой сцены. «Сцена из джерси непростительна. Это ложь и неправда. Она идет по пятам за« Под потускневшим куполом »(книга, критикующая футбольную программу университета).Не думаю, что это очень хорошо для Нотр-Дама ».

И Рюттигер знал, что оденется к последней домашней игре. «Дэн объявил, что я буду играть на тренировке, и все обрадовались», — сказал он New York Times. Тренер полузащитников Джордж Келли добавил: «Нет сомнений, что он был в списке одежды. Он был опубликован в четверг».

В Reel Life: Перед игрой игроки собираются для молитвы во главе со священником.
В реальной жизни: Это отец Джеймс Рил, который 24 года был капелланом спортивного отдела Нотр-Дама, играя самого себя.

В Reel Life: Футбольные сцены выглядят очень реалистично.
В реальной жизни: Футбольные сцены были сняты фильмами НФЛ, а Эл «А.С.» Коулингсу приписывают роль футбольного супервайзера в фильме. После того, как друг и шофер О.Дж. стали известными, участники фильма только добрые слова. «Он заставлял людей задуматься о том, что им нужно делать и в чем заключается смысл цели. Он будет там до конца. Не было бы никаких резких движений», — сказал Саут Пол Берган, который помогал Каулингсу набирать игроков. Bend Tribune.Сказал Рюттигер: «Он парень, которому можно доверять. Он преданный, преданный тип парня. Он настоящий товарищ по команде».

В Reel Life: В финальной части игры вы можете увидеть кого-то на трибунах, держащего баннер «Бостонский колледж». Странно, учитывая, что Нотр-Дам сталкивается с Технологическим институтом Джорджии.
В реальной жизни: Многие футбольные сцены были сняты во время перерыва в матче 1992 года между Нотр-Дам и Бостонским колледжем. «У нас было восемь минут, чтобы снять всю нашу игру, чтобы Руди выбежал из туннеля, уволил квотербека, команда подняла его и побежала обратно в туннель», — объяснил режиссер фильма Дэвид Анспо.

Другие сцены игрового действия на стадионе были сняты в воскресенье утром (с 15000 статистов на трибунах) и в перерыве между игрой в Пенсильвании, упомянутой выше.

В барабане Life: Игроки на боковой линии начинают скандировать: «Руди! Руди!» и толпа медленно присоединяется к пению. Вскоре весь стадион призывает Руди войти.
В реальной жизни: Во время съемок ассистент режиссера должен был проинструктировать фанатов начать пение. Но когда в перерыве Астин выбежал на поле вместе со своими поддельными товарищами по команде, микрофон помощника директора умер.Поклонники были сбиты с толку.

«Люди говорят:« Это был самый короткий перерыв в истории », — сказал Пиццо. «И подожди. Почему« Нотр-Дам »теперь играет в другой команде?» «

К счастью, у съемочной группы было 300 статистов. Начали «Руди!» пели, и толпа уловила это.

	В реальной жизни Девайн не был доволен тем, как его изображают.

В Reel Life: Дивайн не только не хочет позволять Руди одеться, но и заметно злится, когда в конце Технической игры Руди входит в игру.
В реальной жизни: Девайн получил плохую репутацию, которого он не заслужил. «Тренер (Девайн) крикнул:» Все были в салоне? » «Вспомнил бывший помощник тренера Джорджа Келли. «Кто-то постучал по мне и сказал:« Руди », и я вставил его».

В своей автобиографии «Simply Devine» он написал: «Я сказал Анджело (Пиццо), что сделаю все, чтобы помочь Руди, включая игру на тяжелом весе. Я не знал, что буду таким тяжелым», и добавил, что все это время планировал заставить Руди переодеться и поиграть.

Пиццо ответил на критику Дивайна: «Я сказал Дивайну:« В каком-то смысле ты будешь плохим парнем, но я не собираюсь делать тебя злым ».Ты будешь препятствием для игры Руди ». И он сказал: «Хорошо». В недавнем Во время разговора я напомнил ему об этом, и он сказал: «Я не думал, что буду худшим парнем в фильме». «

Так как же Руди наконец-то попал в игру? Некоторые игроки просто рассказали о ситуации Руди помощнику тренера, который передал сообщение Девайну, который позволил Руди одеться.

In Reel Life: В конце фильма говорится: «С 1975 года ни один другой игрок Нотр-Дама не уносился с поля.«
В реальной жизни: » Это чушь, — сказал L.A. Times товарищ по команде и друг Руди Боб Голич. «В 1978 году я получил сотрясение мозга, и меня унесли на носилках».

В Reel Life: Игроки Нотр-Дама сходят с ума, когда Руди входит в игру и делает подкат.
В реальной жизни: «О, ребята просто сошли с ума в сторонке, — сказал Джо Монтана в шоу Чарльза Куралта« Воскресное утро »в декабре 1992 года.« Я имею в виду, это было похоже на то, что мы почти выиграли национальный чемпионат.Я имею в виду, вот как — как все были за него взволнованы ».

Что заставило львов Цаво есть людей? Вековая тайна разгадана

Их звали «Призрак» и «Тьма». 119 лет назад эти два огромных, безгривых льва-людоеда охотились на железнодорожных рабочих в районе Цаво в Кении. По разным данным, в течение девятимесячного периода 1898 года львы убили по меньшей мере 35 человек и до 135 человек. И вопрос о том, почему львы пристрастились к человеческой плоти, оставался предметом множества спекуляций.

Также известная как львы Цаво, эта пара зверей правила ночью, пока в декабре 1898 года их не застрелил инженер путей сообщения полковник Джон Генри Паттерсон. В последующие десятилетия аудитория была очарована историей свирепых львов, впервые рассказанной в газетных статьях и книгах (один рассказ был написан самим Паттерсоном в 1907 году: «Людоеды Цаво»), а затем в фильмах.

В прошлом предполагалось, что отчаянный голод львов заставлял их есть людей.Тем не менее, недавний анализ останков двух людоедов, часть коллекции музея Филд в Чикаго, предлагает новое понимание того, что заставляло львов Цаво убивать и поедать людей. Результаты, описанные в новом исследовании, предлагают другое объяснение: виновато повреждение зубов и челюстей, из-за которого охотиться на их обычную крупную добычу травоядных было бы мучительно. [Фото: Самые большие львы на Земле ]

Для большинства львов люди, как правило, далеки от первого выбора добычи.Большие кошки обычно питаются крупными травоядными животными, такими как зебры, антилопы и антилопы. И вместо того, чтобы рассматривать людей как потенциальную пищу, львы, как правило, изо всех сил стараются полностью избегать людей, сказал Live Science соавтор исследования Брюс Паттерсон, куратор млекопитающих в Полевом музее.

Но кое-что еще убедило львов Цаво в том, что люди — это честная дичь, сказал Паттерсон.

Чтобы разгадать вековую тайну, авторы исследования изучили свидетельства поведения львов, сохранившиеся в их зубах.Образцы износа под микроскопом могут рассказать ученым о пищевых привычках животных, особенно в последние недели жизни, а на зубах львов Цаво не было признаков износа, связанного с хрустом больших и тяжелых костей, пишут ученые в своем исследовании. .

На черепе одного из людоедов Цаво видны признаки стоматологической болезни. (Изображение предоставлено Брюсом Паттерсоном и Дж. П. Брауном, Полевой музей)

Гипотезы, выдвинутые в прошлом, предполагают, что львы развили вкус к людям через мусор, возможно, потому, что их обычная добыча умерла от засухи или болезней.Но если бы львы охотились на людей из-за отчаяния, голодные кошки наверняка сломали бы человеческие кости, чтобы получить последний кусок пищи из своей ужасной еды, сказал Паттерсон. А следы износа на зубах показали, что кости остались в покое, поэтому львы Цаво, вероятно, не были мотивированы отсутствием более подходящей добычи, добавил он.

Более вероятное объяснение состоит в том, что зловеще названные Призрак и Тьма начали охоту на людей, потому что недуги во рту препятствовали их способности ловить более крупных и сильных животных, пишут авторы исследования.

Вниз во рту

Предыдущие результаты, впервые представленные Американскому обществу маммологов в 2000 году, согласно New Scientist, показали, что у одного из львов Цаво отсутствовали три нижних резца, а также был сломан клык и образовался значительный абсцесс в ткани, окружающие корень другого зуба. У второго льва также было повреждение во рту, с сломанным верхним зубом, на котором видна обнаженная пульпа. [10 самых смертоносных животных на Земле]

Для первого льва, в частности, давление на абсцесс вызвало бы невыносимую боль, давая более чем достаточную мотивацию для животного пропустить крупную мощную добычу и броситься за более мелкими людьми, сказал Паттерсон.Фактически, химический анализ, проведенный в другом, более раннем исследовании, опубликованном в 2009 году в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences, показал, что лев с абсцессом съел больше человеческой добычи, чем его партнер. Более того, после того, как первый лев был застрелен в 1898 году — более чем за две недели до того, как был застрелен второй лев — нападения на людей прекратились, отмечает Паттерсон.

Львы-людоеды Цаво в настоящее время выставлены в Музее Филда в Чикаго. (Изображение предоставлено Полевым музеем)

Спустя почти 120 лет после того, как жизнь людоедов внезапно оборвалась, их отвратительные привычки не исчезли.Но если бы не их сохранившиеся останки, которые Джон Паттерсон продал FMNH в 1924 году в качестве трофейных ковриков, сегодняшнее объяснение их привычек было бы не более чем предположением, сказал Брюс Паттерсон Live Science.

«Не было бы способа решить эти вопросы, если бы не образцы», — сказал он. «Спустя почти 120 лет мы можем не только сказать, что ели эти львы, но и разрешить различия между этими львами, исследуя их шкуры и черепа.

« На этом можно построить много научных исследований, основанных на образцах. «, — добавил Паттерсон.«В коллекции музея есть еще 230 000 экземпляров, и всем им есть что рассказать».

Результаты были опубликованы в Интернете сегодня (19 апреля) в журнале Scientific Reports.

Оригинальная статья о Live Science .

BBC Learning English — Stories for Children / Little Monsters

СКАЧАТЬ

ПОПРОБУЙТЕ ДРУГИЕ ИСТОРИИ

ПРОЧИТАТЬ РАСШИФРОВКУ

Жил-был в Англии чучело.Он стоял в поле и выглядел как мужчина. Но он не был настоящим мужчиной. Чучело было сделано из соломы.

Голова пугала была старым футбольным мячом. На его лице было нарисовано: два глаза, нос и улыбающийся рот. Волос у него не было, но шляпа была. Он был коричневого цвета и сделан из войлока. Давным-давно ее носил фермер.

Его одежда тоже пришла от фермера: длинное коричневое пальто с множеством карманов, старые джинсы с дырками на ногах, изношенный кожаный ремень с ржавой пряжкой, красный шарф с белыми полосками.

У чучела не было обуви, потому что у него не было ног. Деревянный столб удерживал его в земле. Он никогда не двигался.

Чучело нравилось в поле. Он видел восход солнца каждое утро. Он смотрел, как облака плывут по небу. Ночью он смотрел на Луну и считал звезды.

Ему нравилась его работа. Он отпугнул ворон — больших умных черных птиц, создававших проблемы на ферме. Они украли семена, когда они были посеяны. Они клевали овощи, когда листья начали расти.Чучело знал, что без него ничего не вырастет.

Но в этом году у чучела была проблема.

Фермер набил его новой соломой. Чистая желтая солома. Получилось хорошее тело. Чучело очень обрадовалось. Его пальто теперь подошло ему намного лучше, и он чувствовал себя умным.

Проблема была в воронах. Была весна, поэтому они строили гнезда. Они искали вещи, которыми можно было бы пользоваться — и заметили новую соломинку. Это было , идеальное .

Три вороны сидели на заборе и смотрели на чучело.

« Кау, посмотри на него!» — сказал один. «У него во всех карманах свежая солома. Мои дети хотели бы спать на этом. Я собираюсь купить . ’

Ворона перелетела поле и приземлилась на чучело. Он сунул свой острый черный клюв в солому и вытащил немного. Затем он улетел обратно в свое гнездо.

«Посмотрите на это», — сказала следующая ворона. ‘Это было легко! Я тоже собираюсь украсть ».

Вторая ворона подлетела к чучело.Он взял солому. Затем подлетела третья ворона и украла еще.

Целый день вороны перелетали из гнезд к чучелу. Они воровали все больше и больше соломы, но чучело не могло их остановить. Он не мог бежать за ними. Он не мог махать руками. Крики не имели значения. Они просто посмеялись и взяли еще соломы.

К концу дня он выглядел худым.

«О нет, — сказал он. ‘Что я собираюсь делать? Если завтра возьмут еще, от меня ничего не останется! »

«Я могу помочь», — сказал слабый голос.

Чучело посмотрело вниз. На пряжке его ремня сидела мышь. «Я могу отпугнуть ворон», — сказала мышь.

Чучело улыбнулось. «Это очень любезно с вашей стороны, но я не думаю, что они будут напуганы. Ты очень маленький. »

«Это правда», — сказала мышь. «Но у меня много друзей — и у меня есть идея!» Он полез к уху чучела и что-то прошептал.

Чучело снова улыбнулось. «Мой маленький друг, — сказал он. «Думаю, это сработает!»

Настал следующий день.Три вороны слетели к забору.

«Ха-ха-ха!» — сказала первая ворона. «Соломенный человек все еще там. Я заберу еще его начинку! »

Подлетел к чучело. Но как только он приземлился: ‘YAAAAAAR!’

Двадцать мышей выскочили из одежды чучела и зарычали на него. Они махали руками, гримасничали, делали все возможное, чтобы казаться большими и страшными.

Ворона в ужасе прилетела к своим друзьям.

«МОНСТР!» — завопил он.«На меня напало чудовище! Это было ужасно. У него было двадцать голов. Я не вернусь туда — никогда! »

Он улетел и не вернулся.

«Что за ребенок», — сказала вторая ворона. ‘Я не боюсь. Я иду.

Прилетел на чучело и ЯАААААР!

Ворона помчалась обратно к забору. «Это правда!» — воскликнул он. «Внутри этого соломенного человечка действительно прячется чудовище. Я это видел! »

He улетел и не вернулся.

Третья ворона смотрела ему вслед.«Ха», — сказал он. «Я не пойду туда! У меня в гнезде достаточно соломы ».

Он улетел.

«ДА!» — закричало чучело. «Вы сделали это! Они ушли! »

Мыши вышли из своих укрытий. Они аплодировали, танцевали и обнимали друг друга.

«Хотел бы я дать вам что-нибудь», — сказал пугало. «Подарок в знак благодарности».

«Вы можете дать нам что-нибудь », — сказала мышь. ‘Дом! Ваши карманы очень теплые и удобные.Мы бы хотели остаться ».

«Тогда ты, , останешься », — улыбнулось чучело. «Мои маленькие монстры!»

Полевые заметки и летающие машины: «Страна больших чисел» Тэ-Пин Чена

25 ФЕВРАЛЯ 2021 ГОДА

В МАЕ 1989 г., незадолго до того, как танки въехали на площадь Тяньаньмэнь, знаменитый писатель Ю Хуа, которому тогда было около 20 лет, однажды холодной ночью на велосипеде вернулся в институт, где он учился. Он провел день среди растущей толпы — тысячи студентов, но также и молодые матери, внимательные старики, продавцы, раздающие свои товары бесплатно.Были намеки, что армия собирается двинуться на Тяньаньмэнь, поэтому группы стихийно начали блокировать перекрестки и выходы. Подойдя к одной эстакаде, Ю, который не рассказывал о своих переживаниях в 1989 году, пока не прошло 20 лет, увидел море невооруженных людей, заполонивших его, поющих «непоколебимо, уверенно, что своими телами они смогут блокировать солдат и отражать танки». . » В этом преуменьшенном, но потрясающем эссе под названием «Люди» в «Китай в десяти словах », сборнике 2011 года, переведенном Алланом Барром, писатель указывает на то, почему Тяньаньмэнь стала водоразделом.Эта, казалось бы, неприступная масса донесла до него живое значение измученного краеугольного камня китайской жизни — людей.

За десятилетия, прошедшие с 1989 года и на спад политического рвения, выражение «народ» превратилось в бессмысленное или циничное выражение, «не что иное, как подставная компания, используемая […] для позиционирования различных продуктов на рынке». Утрата коллективной моральной стойкости в попытках добиться перемен составляет негласный фон для остро наблюдаемых историй Тэ-Пин Чена о брошенных мужчинах и женщинах в Стране больших чисел .Сборник, дебют китайского американского автора, который ранее писал из Пекина для The Wall Street Journal , очень хорошо иллюстрирует современную жизнь на земле, названной в заголовке, — все еще шокирующую новизну китайских шоссе и шоссе. повышается, очаги сопротивления глубоким потрясениям, вызванным экономическими потрясениями, смертоносная рутинная офисная и фабричная работа, контрастирующая с соблазном легких денег, и, что наиболее поразительно, воспоминания о той другой стране, из которой вышла эта смелая новая страна появился.«Воспоминания», однако, возможно, слишком непомерное слово для тайной и мимолетной ассоциации с прошлым, преследующей многих персонажей Чена.

В «Новом плоде» женщина, которую соседи считали занятой, искуплена следующим образом: «То, что другие люди считали инстинктом сплетен, на самом деле было неистовым желанием просто заметить вещей, увидеть возможностей в вещах и чем-то еще. они имели в виду, было ли это определенное выражение на лице соседа или стая скворцов на крыше.Жажда жизни Пан Айи, которая может выражаться только в сплетнях, на короткое время находит удовлетворение благодаря чудесным эффектам волшебного плода, а затем должна быть снова подавлена. Это неудавшееся желание проявляется повсюду в рассказах Чен, даже если ее персонажи не являются чем-то необычным. Фактически, вместе взятые, у них есть хрестоматийная репрезентативность о них — упертые, но уязвимо одинокие и перегруженные работой рабочие-мигранты в большом городе; амбициозный, успешный, но всегда непростой иммигрант в Америку; пожилой мужчина или женщина с безопасной и будничной работой, которые не хотят ничего, кроме « чидэ бао , чуан де нуан — сытости в животе, чтобы тепло оделось»; или беспокойный студент, который подвергает сомнению безудержные эксцессы правительства и жестоко подавлен.

Не то чтобы в характеристиках Чена было что-то поверхностное. Она знает своих главных героев как людей, хотя умеет превращать их истории в притчи о стране. Одна очевидная тема — полет. Молодые люди отчаянно пытаются спастись от толпы этих историй — сбегают из убогого городка, избегают сельского хозяйства, которым всегда занимались их родители, уходят с жалкой государственной работы, быстро зарабатывают деньги или учатся достаточно усердно, чтобы иметь возможность эмигрировать. Эта антипатия к своим прошлым делает этих персонажей бездомными не только в физическом смысле.В «Полевых заметках о браке» Гао, молодой ученый, изучающий немецкий язык, женатый на коллеге из американского университета, не хочет возвращаться в родной китайский город, который он покинул подростком; Посетив его из Соединенных Штатов, рассказчик не обнаружил, что он не дает никаких ключей к разгадке детства Гао: исчезли не только школа или многоквартирный дом, но и идиома, придающая ценность прошлому. Быть провинциальным означает, что человек пришел из ниоткуда. И поэтому прошлое, когда оно возвращается, может принимать ужасающие формы — как в этой конкретной истории или в образе остроумного, но грозного парня, оставшегося позади, который снова появляется, чтобы преследовать честолюбивых городских искушенных в «Hotline Girl».”

С другой стороны, есть те, кто отказывается быть сведенным к своему провинциализму, и несколько таких страстных фигур появляются в Стране больших чисел , иногда как повседневные герои — как неудержимо веселый деревенский изобретатель в «Летающей машине» — но чаще, когда противники мелькают мимоходом, люди, которые не хотят переделывать, видят компромисс: лучшая жизнь в обмен на отсутствие корней. Протестующий мужчина годами стоит возле правительственных учреждений, «в таких изношенных кроссовках, что они распахиваются, как лепестки, вокруг его лодыжек»; пожилая женщина, которую собираются выселить со своих сельскохозяйственных угодий, обращается к молодому человеку — «у молодых людей должна быть совесть», — который тайно выкачивает государственные средства, чтобы выставить их на фондовой бирже; сельский житель, насильно переселенный в город, испытывает трудности с поиском работы и становится одержимым собиранием и вырезанием тыкв.

Пожалуй, самая ошеломляющая картина этого отчаянного сопротивления появляется в истории, упомянутой выше, где американская женщина замечает на шоссе, среди обломков крупномасштабного сноса, один бетонный дом, земля которого зачерпнута от его основания так, что он ненадежно вырисовывается над безлюдным ландшафтом, владельцы отказываются уезжать и поэтому не могут даже выйти, потому что, если бы они это сделали, здание было бы немедленно снесено разработчиками. «Это было похоже на странную художественную инсталляцию или изображение с сюрреалистической картины: город плавится в лужу, на его останках плывет одинокий дом.”

В истории о волшебном фрукте люди в небольшом сообществе сначала неожиданно поднимаются, поедая его, но затем, в следующем сезоне, этот странный гибрид начинает оказывать противоположный эффект. Стыд, вина, страдания заменяют эйфорию; пожилой мужчина вспоминает, как его отца-каллиграфа заставили носить плакат с надписью «Буржуазия» перед тем, как его забросали камнями, в то время как к другому пожилому мужчине, Лао Суну, подошел незнакомец, который признался, что был среди тех, чьи насмешки и насилие вызвали у отца Лао убить себя.Культурная революция, конечно же, была стержнем китайской литературы, формируя, если не деформируя, жизни в произведениях таких разных писателей, как Ван Аньи, которая наиболее известна своими реалистическими воспоминаниями о жизни в Шанхае, и лауреат Нобелевской премии Мо Янь, писатель, связанный с приземленными и преувеличенными рассказами о сельской жизни. Что делает его особенно трогательным, так это осознание читателем того факта, что поколение, непосредственно вовлеченное в дела той эпохи, уходит, и его наследие — часто непризнанное, как показывает эта история, — теперь все больше принадлежит тем, кто тогда был детьми.(То же самое и Ю Хуа, который криво описывает в China в «Десяти словах », каково это было расти в эпоху уличных драк, публичного позора и конкурентной лояльности Лидеру).

«Если ты хочешь понять свою страну, значит, ты уже вступил на путь преступности», — говорит молодой персонаж по имени Лулу в одной из историй Чена с таким именем, и это понимание лежит в основе книги. На карту поставлено не только объяснение революции или, как следует из названия, площади Тяньаньмэнь, но и сама идея истории.Чен предполагает, что это общество, в котором жизнь с осознанием истории сама по себе подозрительна; каковы результаты персонажей, которые либо устранили прошлое, но которым — уступая ярким огням, стремлениям большого города Китая нового тысячелетия — не на что опереться, либо тем, кого преследует то, что им не удалось забыть.

Я не могу не смотреть Land of Big Numbers вместе с Gold Boy, Emerald Girl , чудесный сборник рассказов Yiyun Li 2010 года, который исследовал более подсознательные эффекты этой истории.Писательница, родившаяся и выросшая в Китае, которая сделала свою карьеру в Соединенных Штатах, написав на английском языке, часто о стране, которую она покинула, Ли пишет рассказы, в которых рассказывается о людях, которых характеризует безымянная грусть, чья любовно детализированная внутренняя сущность придает им большую самобытность. Но часто есть и внешняя помощь, карта, которая помогает очертить меланхолию — то есть литература, музыка, живопись. Политическое становится субъективным и размытым; нет очевидных уроков о Китае, которые можно извлечь из рассказов Ли, даже несмотря на то, что люди в них, как она старается напомнить нам, подвержены тем же старым и новым безличным силам.Таким образом, это волшебный плод, который раскрывает характер этих историй: чтение Диккенса или Д. Х. Лоуренса, стихов династии Тан или анахронических романсов, мечта стать опытным пианистом или слушать классическую музыку, когда человек скорбит. Одинокую девушку по имени Мойан наставляет бывший профессор, который каждый день читает ей классические английские произведения. «Профессор Шан […] отказалась впускать мирских людей в свою квартиру. Вместо этого мы читаем истории других людей, более реальные, чем наши собственные; в конце концов, мы, неадекватные создатели собственной жизни, не могли сравниться с этими хозяевами.”

Ли, написавший на основе старой романтической веры в богатство внутренней жизни, похоже, не ценит «людей». И единственная история Тэ-Пин Чена, в которой люди объединяются для дела, «Дух Губэйкоу», оказывается сатирой о кастрации, которая приводит к добровольному подчинению власти. Но было бы упрощением рассматривать Китай как просто перешедший от коммунизма к капиталистическому индивидуализму. И снова Ю Хуа помогает уточнить нюансы. Несмотря на всю его недавнюю культуру стремления к успеху, экономическое чудо Китая не является оборотной стороной его коммунитарного прошлого; за первым, пишет он, «есть пара сильных рук, толкающих вещи, и имя их владельца — Революция […].