Презентация по английскому языку на тему: «О. Генри»
Описание презентации по отдельным слайдам:
1 слайд Описание слайда:ГБПОУ СО «Екатеринбургский политехникум» Ф.И.О: Бессонова Елизавета Александровна «Рациональное использование природохозяйственных комплексов» Ф.И.О преподавателя: Кульбеда Татьяна Павловна 213 РИ
2 слайд Описание слайда:Content Entry Biography of O.Henry Family How did the pseudonym appear? Creativity The Monument Quotes Conclusion Literature used
Entry Since childhood, we all love O. Henry and his novels – kind and ironic stories, in which love and justice always triumph, and evil is trampled and punished on merit. Unfortunately, the biography of O. Henry was far from this ideal. The writer suffered a lot before wealth and popularity came to him. And they did not bring happiness to the master of the word. A few interesting facts from the life of O. Henry, whose destiny was full of mystery and at other times resembled the plot of one of his own works than a biography of an ordinary person.
Biography of O. Henry Name: William Sidney Porter (O. Henry) Date of birth: 11 September 1862 Place of birth: USA, Greensboro, North Carolina
5 слайд Описание слайда:O.Henry and his Family Wife- Athol Estes Porter Daughter- Margaret Sydney Porter
6 слайдHOW DID THE PSEUDONYM APPEAR? Everyone knows that O. Henry is just a pseudonym of a humorist. Unfortunately, far fewer readers will be referred to as the present full name of the author William Sydney porter. And hardly anyone will say how he came up with a fictional name, because the biographers are still looking for a definite answer to this question. The most common legend is as follows. Early having lost his mother, and after some time and drunken father, the future Creator was forced to earn a living on their own.
Man, for the fullness of his life, must experience poverty, love and war. But not immediately. «O. Henry.»
8 слайдОписание слайда:
О. Генри — Википедия. Что такое О. Генри
| О. Генри | |
|---|---|
| O. Henry | |
| Имя при рождении | Уильям Сидни Портер |
| Псевдонимы | O. Henry, Olivier Henry |
| Дата рождения | 11 сентября 1862(1862-09-11)[1][2][…] |
| Место рождения | Гринсборо (Северная Каролина, США) |
| Дата смерти | 5 июня 1910(1910-06-05)[1][2][…](47 лет) |
| Место смерти |
|
| Гражданство (подданство) |
|
| Род деятельности | прозаик, фармацевт (по профессии) |
| Годы творчества | 1899—1910 |
| Направление | юмор |
| Жанр | новелла |
| Язык произведений | английский язык |
| Дебют | «Рождественский подарок Дика-Свистуна» (1899) |
| Произведения в Викитеке | |
| Файлы на Викискладе | |
| Цитаты в Викицитатнике | |
О. Ге́нри (англ. O. Henry, настоящее имя Уи́льям Си́дни По́ртер, англ. William Sydney Porter; 11 сентября 1862 года, Гринсборо, Северная Каролина — 5 июня 1910 года, Нью-Йорк) — американский писатель, признанный мастер короткого рассказа. Его новеллам свойственны тонкий юмор и неожиданные развязки.
Содержание
- 1 Биография
- 2 Премия О. Генри
- 3 Библиография
- 4 Экранизации
- 5 Примечания
- 6 Ссылки
Биография
Уильям Портер с семьёй (дочь Маргарет и супруга Атоль) в начале 1890-хУильям Сидни Портер родился 11 сентября 1862 года в городе Гринсборо (Северная Каролина) в семье врача, предки которого были английские и голландские колонисты. Его дядя в 1865-1868 годах был губернатором Северной Каролины[5].
В трёхлетнем в
The Song Of Hiawatha by Henry W. Longfellow
Генри Уодсворт Лонгфелло «Песнь о Гайавате» часть I (главы I — IX) на английском и русском языках. Параллельный текст.
Поэма «Песнь о Гайавате» («The Song of Hiawatha») была издана в США в ноябре 1855 года и сразу принята широким кругом читателей. С тех пор она многократно переиздавалась и стала классическим памятником американской литературы.
Американский исследователь ирокезского фольклора X. Хейл, комментируя образ Гайаваты, созданный Лонгфелло, отмечает его «составляющие»: в нем слились воедино черты легендарного вождя ирокезов Хайонваты, Таронхайавагона (божество индейцев племени сенека) и мифологического героя индейцев оджибве Манабозо.
Есть суждение, что среди многочисленных «прототипов», повлиявших на создание образа Гайаваты, был и знакомый Лонгфелло, Джордж Копуэй (1818-1863) — вождь индейцев оджибве, а затем проповедник и литератор.
Документальным источником для поэмы явились индейские легенды, впервые собранные и исследованные американским этнографом Г.-Р. Скулкрафтом в книге «Algic Researches» (1839) и других трудах.
………
В России первый перевод отрывков из «Песни о Гайавате» был сделан Л. Л. Михайловским («Отечественные записки», ЭЭ 5, 6, 10, 11 за 1868 г. и Э 6 за 1869 г.). Полностью поэма Лонгфелло была переведена И. А. Буниным в 1896-1903 годах (СПб., 1903). С тех пор она переиздается по этому изданию вместе со словарем индейских слов, составленным И. А. Буниным.
А. Ващенко
Introduction
I. The Peace-Pipe
II. The Four Winds
III. Hiawatha’s Childhood
IV. Hiawatha and Mudjekeewis
V. Hiawatha’s Fasting
VI. Hiawatha’s Friends
VII. Hiawatha’s Sailing
VIII. Hiawatha’s Fishing
IX. Hiawatha and the Pearl-Feather
XI. Hiawatha’s Wedding-Feast
XII. The Son of the Evening Star
XIII. Blessing the Corn-Fields
XIV. Picture-Writing
XV. Hiawatha’s Lamentation
XVI. Pau-Puk-Keewis
XVII. The Hunting of Pau-Puk-Keewis
XVIII. The Death of Kwasind
XIX. The Ghosts
XX. The Famine
XXI. The White Man’s Foot
XXII. Hiawatha’s Departure
Vocabulary
The Song of Hiawatha
Introduction
Should you ask me, whence these stories?
Whence these legends and traditions,
With the odors of the forest
With the dew and damp of meadows,
With the curling smoke of wigwams,
With the rushing of great rivers,
With their frequent repetitions,
And their wild reverberations
I should answer, I should tell you,
«From the forests and the prairies,
From the great lakes of the Northland,
From the land of the Ojibways,
From the land of the Dacotahs,
From the mountains, moors, and fen-lands
Where the heron, the Shuh-shuh-gah,
Feeds among the reeds and rushes.
I repeat them as I heard them
From the lips of Nawadaha,
The musician, the sweet singer.»
Should you ask where Nawadaha
Found these songs so wild and wayward,
Found these legends and traditions,
I should answer, I should tell you,
«In the bird’s-nests of the forest,
In the lodges of the beaver,
In the hoofprint of the bison,
In the eyry of the eagle!
«All the wild-fowl sang them to him,
In the moorlands and the fen-lands,
In the melancholy marshes;
Chetowaik, the plover, sang them,
Mahng, the loon, the wild-goose, Wawa,
The blue heron, the Shuh-shuh-gah,
And the grouse, the Mushkodasa!»
If still further you should ask me,
Saying, «Who was Nawadaha?
Tell us of this Nawadaha,»
I should answer your inquiries
Straightway in such words as follow.
«In the vale of Tawasentha,
In the green and silent valley,
By the pleasant water-courses,
Dwelt the singer Nawadaha.
Round about the Indian village
Spread the meadows and the corn-fields,
And beyond them stood the forest,
Green in Summer, white in Winter,
Ever sighing, ever singing.
«And the pleasant water-courses,
You could trace them through the valley,
By the rushing in the Spring-time,
By the alders in the Summer,
By the white fog in the Autumn,
By the black line in the Winter;
And beside them dwelt the singer,
In the vale of Tawasentha,
In the green and silent valley.
«There he sang of Hiawatha,
Sang the Song of Hiawatha,
Sang his wondrous birth and being,
How he prayed and how be fasted,
How he lived, and toiled, and suffered,
That the tribes of men might prosper,
That he might advance his people!»
Ye who love the haunts of Nature,
Love the sunshine of the meadow,
Love the shadow of the forest,
Love the wind among the branches,
And the rain-shower and the snow-storm,
And the rushing of great rivers
Through their palisades of pine-trees,
And the thunder in the mountains,
Whose innumerable echoes
Flap like eagles in their eyries;—
Listen to these wild traditions,
To this Song of Hiawatha!
Ye who love a nation’s legends,
Love the ballads of a people,
That like voices from afar off
Call to us to pause and listen,
Speak in tones so plain and childlike,
Scarcely can the ear distinguish
Whether they are sung or spoken;—
Listen to this Indian Legend,
To this Song of Hiawatha!
Ye whose hearts are fresh and simple,
Who have faith in God and Nature,
Who believe that in all ages
Every human heart is human,
That in even savage bosoms
There are longings, yearnings, strivings
For the good they comprehend not,
That the feeble hands and helpless,
Groping blindly in the darkness,
Touch God’s right hand in that darkness
And are lifted up and strengthened;—
Listen to this simple story,
To this Song of Hiawatha!
Ye, who sometimes, in your rambles
Through the green lanes of the country,
Where the tangled barberry-bushes
Hang their tufts of crimson berries
Over stone walls gray with mosses,
Pause by some neglected graveyard,
For a while to muse, and ponder
On a half-effaced inscription,
Written with little skill of song-craft,
Homely phrases, but each letter
Full of hope and yet of heart-break,
Full of all the tender pathos
Of the Here and the Hereafter;
Stay and read this rude inscription,
Read this Song of Hiawatha!
Песнь о Гайавате
Вступление
Если спросите — откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины,
Голубым дымком вигвамов,
Шумом рек и водопадов,
Шумом, диким и стозвучным,
Как в горах раскаты грома? —
Я скажу вам, я отвечу:
«От лесов, равнин пустынных,
От озер Страны Полночной,
Из страны Оджибуэев,
Из страны Дакотов диких,
С гор и тундр, с болотных топей,
Где среди осоки бродит
Цапля сизая, Шух-шух-га.
Повторяю эти сказки,
Эти старые преданья
По напевам сладкозвучным
Музыканта Навадаги».
Если спросите, где слышал,
Где нашел их Навадага, —
Я скажу вам, я отвечу:
«В гнездах певчих птиц, по рощам,
На прудах, в норах бобровых,
На лугах, в следах бизонов,
На скалах, в орлиных гнездах.
Эти песни раздавались
На болотах и на топях,
В тундрах севера печальных:
Читовэйк, зуек, там пел их,
Манг, нырок, гусь дикий, Вава,
Цапля сизая, Шух-шух-га,
И глухарка, Мушкодаза».
Если б дальше вы спросили:
«Кто же этот Навадага?
Расскажи про Навадагу», —
Я тотчас бы вам ответил
На вопрос такою речью:
«Средь долины Тавазэнта,
В тишине лугов зеленых,
У излучистых потоков,
Жил когда-то Навадага.
Вкруг индейского селенья
Расстилались нивы, долы,
А вдали стояли сосны,
Бор стоял, зеленый — летом,
Белый — в зимние морозы,
Полный вздохов, полный песен.
Те веселые потоки
Были видны на долине
По разливам их — весною,
По ольхам сребристым — летом,
По туману — в день осенний,
По руслу — зимой холодной.
Возле них жил Навадага
Средь долины Тавазэнта,
В тишине лугов зеленых.
Там он пел о Гайавате,
Пел мне Песнь о Гайавате, —
О его рожденье дивном
О его великой жизни:
Как постился и молился,
Как трудился Гайавата,
Чтоб народ его был счастлив,
Чтоб он шел к добру и правде».
Вы, кто любите природу —
Сумрак леса, шепот листьев,
В блеске солнечном долины,
Бурный ливень и метели,
И стремительные реки
В неприступных дебрях бора,
И в горах раскаты грома,
Что как хлопанье орлиных
Тяжких крыльев раздаются, —
Вам принес я эти саги,
Эту Песнь о Гайавате!
Вы, кто любите легенды
И народные баллады,
Этот голос дней минувших,
Голос прошлого, манящий
К молчаливому раздумью,
Говорящий так по-детски,
Что едва уловит ухо,
Песня это или сказка, —
Вам из диких стран принес я
Эту Песнь о Гайавате!
Вы, в чьем юном, чистом сердце
Сохранилась вера в бога,
В искру божью в человеке;
Вы, кто помните, что вечно
Человеческое сердце
Знало горести, сомненья
И порывы к светлой правде,
Что в глубоком мраке жизни
Нас ведет и укрепляет
Провидение незримо, —
Вам бесхитростно пою я
Эту Песнь о Гайавате!
Вы, которые, блуждая
По околицам зеленым,
Где, склонившись на ограду,
Поседевшую от моха,
Барбарис висит, краснея,
Забываетесь порою
На запущенном погосте
И читаете в раздумье
На могильном камне надпись,
Неумелую, простую,
Но исполненную скорби,
И любви, и чистой веры, —
Прочитайте эти руны,
Эту Песнь о Гайавате!
I. The Peace-Pipe
On the Mountains of the Prairie,
On the great Red Pipe-stone Quarry,
Gitche Manito, the mighty,
He the Master of Life, descending,
On the red crags of the quarry
Stood erect, and called the nations,
Called the tribes of men together.
From his footprints flowed a river,
Leaped into the light of morning,
O’er the precipice plunging downward
Gleamed like Ishkoodah, the comet.
And the Spirit, stooping earthward,
With his finger on the meadow
Traced a winding pathway for it,
Saying to it, «Run in this way!»
From the red stone of the quarry
With his hand he broke a fragment,
Moulded it into a pipe-head,
Shaped and fashioned it with figures;
From the margin of the river
Took a long reed for a pipe-stem,
With its dark green leaves upon it;
Filled the pipe with bark of willow,
With the bark of the red willow;
Breathed upon the neighboring forest,
Made its great boughs chafe together,
Till in flame they burst and kindled;
And erect upon the mountains,
Gitche Manito, the mighty,
Smoked the calumet, the Peace-Pipe,
As a signal to the nations.
And the smoke rose slowly, slowly,
Through the tranquil air of morning,
First a single line of darkness,
Then a denser, bluer vapor,
Then a snow-white cloud unfolding,
Like the tree-tops of the forest,
Ever rising, rising, rising,
Till it touched the top of heaven,
Till it broke against the heaven,
And rolled outward all around it.
From the Vale of Tawasentha,
From the Valley of Wyoming,
From the groves of Tuscaloosa,
From the far-off Rocky Mountains,
From the Northern lakes and rivers
All the tribes beheld the signal,
Saw the distant smoke ascending,
The Pukwana of the Peace-Pipe.
And the Prophets of the nations
Said: «Behold it, the Pukwana!
By the signal of the Peace-Pipe,
Bending like a wand of willow,
Waving like a hand that beckons,
Gitche Manito, the mighty,
Calls the tribes of men together,
Calls the warriors to his council!»
Down the rivers, o’er the prairies,
Came the warriors of the nations,
Came the Delawares and Mohawks,
Came the Choctaws and Camanches,
Came the Shoshonies and Blackfeet,
Came the Pawnees and Omahas,
Came the Mandans and Dacotahs,
Came the Hurons and Ojibways,
All the warriors drawn together
By the signal of the Peace-Pipe,
To the Mountains of the Prairie,
To the great Red Pipe-stone Quarry,
And they stood there on the meadow,
With their weapons and their war-gear,
Painted like the leaves of Autumn,
Painted like the sky of morning,
Wildly glaring at each other;
In their faces stem defiance,
In their hearts the feuds of ages,
The hereditary hatred,
The ancestral thirst of vengeance.
Gitche Manito, the mighty,
The creator of the nations,
Looked upon them with compassion,
With paternal love and pity;
Looked upon their wrath and wrangling
But as quarrels among children,
But as feuds and fights of children!
Over them he stretched his right hand,
To subdue their stubborn natures,
To allay their thirst and fever,
By the shadow of his right hand;
Spake to them with voice majestic
As the sound of far-off waters,
Falling into deep abysses,
Warning, chiding, spake in this wise:
«O my children! my poor children!
Listen to the words of wisdom,
Listen to the words of warning,
From the lips of the Great Spirit,
From the Master of Life, who made you!
«I have given you lands to hunt in,
I have given you streams to fish in,
I have given you bear and bison,
I have given you roe and reindeer,
I have given you brant and beaver,
Filled the marshes full of wild-fowl,
Filled the rivers full of fishes:
Why then are you not contented?
Why then will you hunt each other?
«I am weary of your quarrels,
Weary of your wars and bloodshed,
Weary of your prayers for vengeance,
Of your wranglings and dissensions;
All your strength is in your union,
All your danger is in discord;
Therefore be at peace henceforward,
And as brothers live together.
«I will send a Prophet to you,
A Deliverer of the nations,
Who shall guide you and shall teach you,
Who shall toil and suffer with you.
If you listen to his counsels,
You will multiply and prosper;
If his warnings pass unheeded,
You will fade away and perish!
«Bathe now in the stream before you,
Wash the war-paint from your faces,
Wash the blood-stains from your fingers,
Bury your war-clubs and your weapons,
Break the red stone from this quarry,
Mould and make it into Peace-Pipes,
Take the reeds that grow beside you,
Deck them with your brightest feathers,
Smoke the calumet together,
And as brothers live henceforward!»
Then upon the ground the warriors
Threw their cloaks and shirts of deer-skin,
Threw their weapons and their war-gear,
Leaped into the rushing river,
Washed the war-paint from their faces.
Clear above them flowed the water,
Clear and limpid from the footprints
Of the Master of Life descending;
Dark below them flowed the water,
Soiled and stained with streaks of crimson,
As if blood were mingled with it!
From the river came the warriors,
Clean and washed from all their war-paint;
On the banks their clubs they buried,
Buried all their warlike weapons.
Gitche Manito, the mighty,
The Great Spirit, the creator,
Smiled upon his helpless children!
And in silence all the warriors
Broke the red stone of the quarry,
Smoothed and formed it into Peace-Pipes,
Broke the long reeds by the river,
Decked them with their brightest feathers,
And departed each one homeward,
While the Master of Life, ascending,
Through the opening of cloud-curtains,
Through the doorways of the heaven,
Vanished from before their faces,
In the smoke that rolled around him,
The Pukwana of the Peace-Pipe!
Трубка мира
На горах Большой Равнины,
На вершине Красных Камней,
Там стоял Владыка Жизни,
Гитчи Манито могучий,
И с вершины Красных Камней
Созывал к себе народы,
Созывал людей отвсюду.
От следов его струилась,
Трепетала в блеске утра
Речка, в пропасти срываясь,
Ишкудой, огнем, сверкая.
И перстом Владыка Жизни
Начертал ей по долине
Путь излучистый, сказавши:
«Вот твой путь отныне будет!»
От утеса взявши камень,
Он слепил из камня трубку
И на ней фигуры сделал.
Над рекою, у прибрежья,
На чубук тростинку вырвал,
Всю в зеленых, длинных листьях;
Трубку он набил корою,
Красной ивовой корою,
И дохнул на лес соседний,
От дыханья ветви шумно
Закачались и, столкнувшись,
Ярким пламенем зажглися;
И, на горных высях стоя,
Закурил Владыка Жизни
Трубку Мира, созывая
Все народы к совещанью.
Дым струился тихо, тихо
В блеске солнечного утра:
Прежде — темною полоской,
После — гуще, синим паром,
Забелел в лугах клубами,
Как зимой вершины леса,
Плыл все выше, выше, выше, —
Наконец коснулся неба
И волнами в сводах неба
Раскатился над землею.
Из долины Тавазэнта,
Из долины Вайоминга,
Из лесистой Тоскалузы,
От Скалистых Гор далеких,
От озер Страны Полночной
Все народы увидали
Отдаленный дым Покваны,
Дым призывный Трубки Мира.
И пророки всех народов
Говорили: «То Поквана!
Этим дымом отдаленным,
Что сгибается, как ива,
Как рука, кивает, манит,
Гитчи Манито могучий
Племена людей сзывает,
На совет зовет народы».
Вдоль потоков, по равнинам,
Шли вожди от всех народов,
Шли Чоктосы и Команчи,
Шли Шошоны и Омоги,
Шли Гуроны и Мэндэны,
Делавэры и Могоки,
Черноногие и Поны,
Оджибвеи и Дакоты —
Шли к горам Большой Равнины,
Пред лицо Владыки Жизни.
И в доспехах, в ярких красках, —
Словно осенью деревья,
Словно небо на рассвете, —
Собрались они в долине,
Дико глядя друг на друга.
В их очах — смертельный вызов,
В их сердцах — вражда глухая,
Вековая жажда мщенья —
Роковой завет от предков.
Гитчи Манито всесильный,
Сотворивший все народы,
Поглядел на них с участьем,
С отчей жалостью, с любовью, —
Поглядел на гнев их лютый,
Как на злобу малолетних,
Как на ссору в детских играх.
Он простер к ним сень десницы,
Чтоб смягчить их нрав упорный,
Чтоб смирить их пыл безумный
Мановением десницы.
И величественный голос,
Голос, шуму вод подобный,
Шуму дальних водопадов,
Прозвучал ко всем народам,
Говоря: «О дети, дети!
Слову мудрости внемлите,
Слову кроткого совета
От того, кто всех вас создал!
Дал я земли для охоты,
Дал для рыбной ловли воды,
Дал медведя и бизона,
Дал оленя и косулю,
Дал бобра вам и казарку;
Я наполнил реки рыбой,
А болота — дикой птицей:
Что ж ходить вас заставляет
На охоту друг за другом?
Я устал от ваших распрей,
Я устал от ваших споров,
От борьбы кровопролитной,
От молитв о кровной мести.
Ваша сила — лишь в согласье,
А бессилие — в разладе.
Примиритеся, о дети!
Будьте братьями друг другу!
И придет Пророк на землю
И укажет путь к спасенью;
Он наставником вам будет,
Будет жить, трудиться с вами.
Всем его советам мудрым
Вы должны внимать покорно —
И умножатся все роды,
И настанут годы счастья.
Если ж будете вы глухи, —
Вы погибнете в раздорах!
Погрузитесь в эту реку,
Смойте краски боевые,
Смойте с пальцев пятна крови;
Закопайте в землю луки,
Трубки сделайте из камня,
Тростников для них нарвите,
Ярко перьями украсьте,
Закурите Трубку Мира
И живите впредь как братья!»
Так сказал Владыка Жизни.
И все воины на землю
Тотчас кинули доспехи,
Сияли все свои одежды,
Смело бросилися в реку,
Смыли краски боевые.
Светлой, чистою волною
Выше их вода лилася —
От следов Владыки Жизни.
Мутной, красною волною
Ниже их вода лилася,
Словно смешанная с кровью.
Смывши краски боевые,
Вышли воины на берег,
В землю палицы зарыли,
Погребли в земле доспехи.
Гитчи Манито могучий,
Дух Великий и Создатель,
Встретил воинов улыбкой.
И в молчанье все народы
Трубки сделали из камня,
Тростников для них нарвали,
Чубуки убрали в перья
И пустились в путь обратный —
В ту минуту, как завеса
Облаков заколебалась
И в дверях отверстых неба
Гитчи Манито сокрылся,
Окружен клубами дыма
От Йокваны, Трубки Мира.
II. The Four Winds
«Honor be to Mudjekeewis!»
Cried the warriors, cried the old men,
When he came in triumph homeward
With the sacred Belt of Wampum,
From the regions of the North-Wind,
From the kingdom of Wabasso,
From the land of the White Rabbit.
He had stolen the Belt of Wampum
From the neck of Mishe-Mokwa,
From the Great Bear of the mountains,
From the terror of the nations,
As he lay asleep and cumbrous
On the summit of the mountains,
Like a rock with mosses on it,
Spotted brown and gray with mosses.
Silently he stole upon him
Till the red nails of the monster
Almost touched him, almost scared him,
Till the hot breath of his nostrils
Warmed the hands of Mudjekeewis,
As he drew the Belt of Wampum
Over the round ears, that heard not,
Over the small eyes, that saw not,
Over the long nose and nostrils,
The black muffle of the nostrils,
Out of which the heavy breathing
Warmed the hands of Mudjekeewis.
Then he swung aloft his war-club,
Shouted loud and long his war-cry,
Smote the mighty Mishe-Mokwa
In the middle of the forehead,
Right between the eyes he smote him.
With the heavy blow bewildered,
Rose the Great Bear of the mountains;
But his knees beneath him trembled,
And he whimpered like a woman,
As he reeled and staggered forward,
As he sat upon his haunches;
And the mighty Mudjekeewis,
Standing fearlessly before him,
Taunted him in loud derision,
Spake disdainfully in this wise:
«Hark you, Bear! you are a coward;
And no Brave, as you pretended;
Else you would not cry and whimper
Like a miserable woman!
Bear! you know our tribes are hostile,
Long have been at war together;
Now you find that we are strongest,
You go sneaking in the forest,
You go hiding in the mountains!
Had you conquered me in battle
Not a groan would I have uttered;
But you, Bear! sit here and whimper,
And disgrace your tribe by crying,
Like a wretched Shaugodaya,
Like a cowardly old woman!»
Then again he raised his war-club,
Smote again the Mishe-Mokwa
In the middle of his forehead,
Broke his skull, as ice is broken
When one goes to fish in Winter.
Thus was slain the Mishe-Mokwa,
He the Great Bear of the mountains,
He the terror of the nations.
«Honor be to Mudjekeewis!»
With a shout exclaimed the people,
«Honor be to Mudjekeewis!
Henceforth he shall be the West-Wind,
And hereafter and forever
Shall he hold supreme dominion
Over all the winds of heaven.
Call him no more Mudjekeewis,
Call him Kabeyun, the West-Wind!»
Thus was Mudjekeewis chosen
Father of the Winds of Heaven.
For himself he kept the West-Wind,
Gave the others to his children;
Unto Wabun gave the East-Wind,
Gave the South to Shawondasee,
And the North-Wind, wild and cruel,
To the fierce Kabibonokka.
Young and beautiful was Wabun;
He it was who brought the morning,
He it was whose silver arrows
Chased the dark o’er hill and valley;
He it was whose cheeks were painted
With the brightest streaks of crimson,
And whose voice awoke the village,
Called the deer, and called the hunter.
Lonely in the sky was Wabun;
Though the birds sang gayly to him,
Though the wild-flowers of the meadow
Filled the air with odors for him;
Though the forests and the rivers
Sang and shouted at his coming,
Still his heart was sad within him,
For he was alone in heaven.
But one morning, gazing earthward,
While the village still was sleeping,
And the fog lay on the river,
Like a ghost, that goes at sunrise,
He beheld a maiden walking
All alone upon a meadow,
Gathering water-flags and rushes
By a river in the meadow.
Every morning, gazing earthward,
Still the first thing he beheld there
Was her blue eyes looking at him,
Two blue lakes among the rushes.
And he loved the lonely maiden,
Who thus waited for his coming;
For they both were solitary,
She on earth and he in heaven.
And he wooed her with caresses,
Wooed her with his smile of sunshine,
With his flattering words he wooed her,
With his sighing and his singing,
Gentlest whispers in the branches,
Softest music, sweetest odors,
Till he drew her to his bosom,
Folded in his robes of crimson,
Till into a star he changed her,
Trembling still upon his bosom;
And forever in the heavens
They are seen together walking,
Wabun and the Wabun-Annung,
Wabun and the Star of Morning.
But the fierce Kabibonokka
Had his dwelling among icebergs,
In the everlasting snow-drifts,
In the kingdom of Wabasso,
In the land of the White Rabbit.
He it was whose hand in Autumn
Painted all the trees with scarlet,
Stained the leaves with red and yellow;
He it was who sent the snow-flake,
Sifting, hissing through the forest,
Froze the ponds, the lakes, the rivers,
Drove the loon and sea-gull southward,
Drove the cormorant and curlew
To their nests of sedge and sea-tang
In the realms of Shawondasee.
Once the fierce Kabibonokka
Issued from his lodge of snow-drifts
From his home among the icebergs,
And his hair, with snow besprinkled,
Streamed behind him like a river,
Like a black and wintry river,
As he howled and hurried southward,
Over frozen lakes and moorlands.
There among the reeds and rushes
Found he Shingebis, the diver,
Trailing strings of fish behind him,
O’er the frozen fens and moorlands,
Lingering still among the moorlands,
Though his tribe had long departed
To the land of Shawondasee.
Cried the fierce Kabibonokka,
«Who is this that dares to brave me?
Dares to stay in my dominions,
When the Wawa has departed,
When the wild-goose has gone southward,
And the heron, the Shuh-shuh-gah,
Long ago departed southward?
I will go into his wigwam,
I will put his smouldering fire out!»
And at night Kabibonokka,
To the lodge came wild and wailing,
Heaped the snow in drifts about it,
Shouted down into the smoke-flue,
Shook the lodge-poles in his fury,
Flapped the curtain of the door-way.
Shingebis, the diver, feared not,
Shingebis, the diver, cared not;
Four great logs had he for firewood,
One for each moon of the winter,
And for food the fishes served him.
By his blazing fire he sat there,
Warm and merry, eating, laughing,
Singing, «O Kabibonokka,
You are but my fellow-mortal!»
Then Kabibonokka entered,
And though Shingebis, the diver,
Felt his presence by the coldness,
Felt his icy breath upon him,
Still he did not cease his singing,
Still he did not leave his laughing,
Only turned the log a little,
Only made the fire burn brighter,
Made the sparks fly up the smoke-flue.
From Kabibonokka’s forehead,
From his snow-besprinkled tresses,
Drops of sweat fell fast and heavy,
Making dints upon the ashes,
As along the eaves of lodges,
As from drooping boughs of hemlock,
Drips the melting snow in spring-time,
Making hollows in the snow-drifts.
Till at last he rose defeated,
Could not bear the heat and laughter,
Could not bear the merry singing,
But rushed headlong through the door-way,
Stamped upon the crusted snow-drifts,
Stamped upon the lakes and rivers,
Made the snow upon them harder,
Made the ice upon them thicker,
Challenged Shingebis, the diver,
To come forth and wrestle with him,
To come forth and wrestle naked
On the frozen fens and moorlands.
Forth went Shingebis, the diver,
Wrestled all night with the North-Wind,
Wrestled naked on the moorlands
With the fierce Kabibonokka,
Till his panting breath grew fainter,
Till his frozen grasp grew feebler,
Till he reeled and staggered backward,
And retreated, baffled, beaten,
To the kingdom of Wabasso,
To the land of the White Rabbit,
Hearing still the gusty laughter,
Hearing Shingebis, the diver,
Singing, «O Kabibonokka,
You are but my fellow-mortal!»
Shawondasee, fat and lazy,
Had his dwelling far to southward,
In the drowsy, dreamy sunshine,
In the never-ending Summer.
He it was who sent the wood-birds,
Sent the robin, the Opechee,
Sent the bluebird, the Owaissa,
Sent the Shawshaw, sent the swallow,
Sent the wild-goose, Wawa, northward,
Sent the melons and tobacco,
And the grapes in purple clusters.
From his pipe the smoke ascending
Filled the sky with haze and vapor,
Filled the air with dreamy softness,
Gave a twinkle to the water,
Touched the rugged hills with smoothness,
Brought the tender Indian Summer
To the melancholy north-land,
In the dreary Moon of Snow-shoes.
Listless, careless Shawondasee!
In his life he had one shadow,
In his heart one sorrow had he.
Once, as he was gazing northward,
Far away upon a prairie
He beheld a maiden standing,
Saw a tall and slender maiden
All alone upon a prairie;
Brightest green were all her garments,
And her hair was like the sunshine.
Day by day he gazed upon her,
Day by day he sighed with passion,
Day by day his heart within him
Grew more hot with love and longing
For the maid with yellow tresses.
But he was too fat and lazy
To bestir himself and woo her.
Yes, too indolent and easy
To pursue her and persuade her;
So he only gazed upon her,
Only sat and sighed with passion
For the maiden of the prairie.
Till one morning, looking northward,
He beheld her yellow tresses
Changed and covered o’er with whiteness,
Covered as with whitest snow-flakes.
«Ah! my brother from the North-land,
From the kingdom of Wabasso,
From the land of the White Rabbit!
You have stolen the maiden from me,
You have laid your hand upon her,
You have wooed and won my maiden,
With your stories of the North-land!»
Thus the wretched Shawondasee
Breathed into the air his sorrow;
And the South-Wind o’er the prairie
Wandered warm with sighs of passion,
With the sighs of Shawondasee,
Till the air seemed full of snow-flakes,
Full of thistle-down the prairie,
And the maid with hair like sunshine
Vanished from his sight forever;
Never more did Shawondasee
See the maid with yellow tresses!
Poor, deluded Shawondasee!
‘T was no woman that you gazed at,
‘T was no maiden that you sighed for,
‘T was the prairie dandelion
That through all the dreamy Summer
You had gazed at with such longing,
You had sighed for with such passion,
And had puffed away forever,
Blown into the air with sighing.
Ah! deluded Shawondasee!
Thus the Four Winds were divided
Thus the sons of Mudjekeewis
Had their stations in the heavens,
At the corners of the heavens;
For himself the West-Wind only
Kept the mighty Mudjekeewis.
Четыре ветра
«Слава, слава, Мэджекивис!» —
Старцы, воины кричали
В день, когда он возвратился
И принес Священный Вампум
Из далеких стран Вабассо —
Царства кролика седого,
Царства Северного Ветра.
У Великого Медведя
Он украл Священный Вампум,
С толстой шеи Мише-Моквы,
Пред которым трепетали
Все народы, снял он Вампум
В час, когда на горных высях
Спал медведь, тяжелый, грузный,
Как утес, обросший мохом,
Серым мохом в бурых пятнах.
Тихо он к нему подкрался,
Так подкрался осторожно,
Что его почти касались
Когти красные медведя,
А горячее дыханье
Обдавало жаром руки.
Осторожно снял он Вампум
По ушам, по длинной морде
Исполина Мише-Моквы;
Ничего не услыхали
Уши круглые медведя,
Ничего не разглядели
Глазки сонные — и только
Из ноздрей его дыханье
Обдавало жаром руки.
Кончив, палицей взмахнул он,
Крикнул громко и протяжно
И ударил Мише-Мокву
В середину лба с размаху,
Между глаз ударил прямо!
Словно громом оглушенный,
Приподнялся Мише-Моква,
Но едва вперед подался,
Затряслись его колени,
И со стоном, как старуха,
Сел на землю Мише-Моква.
А могучий Мэджекнвис
Перед ним стоял без страха,
Над врагом смеялся громко,
Говорил с пренебреженьем:
«О медведь! Ты — Шогодайя!
Всюду хвастался ты силой,
А как баба, как старуха,
Застонал, завыл от боли.
Трус! Давно уже друг с другом
Племена враждуют наши,
Но теперь ты убедился,
Кто бесстрашней и сильнее.
Уходите прочь с дороги,
Прячьтесь в горы, в лес скрывайтесь!
Если б ты меня осилил,
Я б не крикнул, умирая,
Ты же хнычешь предо мною
И свое позоришь племя,
Как трусливая старуха,
Как презренный Шогодайя».
Кончив, палицей взмахнул он,
Вновь ударил Мише-Мокву
В середину лба с размаху,
И, как лед под рыболовом,
Треснул череп под ударом.
Так убит был Мише-Моква,
Так погиб Медведь Великий,
Страх и ужас всех народов.
«Слава, слава, Мэджекивис! —
Восклицал народ в восторге. —
Слава, слава, Мэджекивис!
Пусть отныне и вовеки
Ветром Запада он будет,
Властелином над ветрами!»
И могучий Мэджекивис
Стал владыкой над ветрами.
Ветер Западный оставил
Он себе, другие отдал
Детям: Вебону — Восточный,
Шавондази — теплый Южный,
А Полночный Ветер дикий
Злому дал Кабибонокке.
Молод и прекрасен Вебон!
Это он приносит утро
И серебряные стрелы
Сыплет, сумрак прогоняя,
По холмам и по долинам;
Это Вебона ланиты
На заре горят багрянцем,
А призывный голос будит
И охотника и зверя.
Одинок на небе Вебон!
Для него все птицы пели,
Для него цветы в долинах
Разливали сладкий запах,
Для него шумели реки,
Рощи темные вздыхали,
Но всегда был грустен Вебон;
Одинок он был на небе.
Утром раз, на землю глядя,
В час, когда спала деревня
И туман, как привиденье,
Над рекой блуждал, белея,
Он увидел, что в долине
Ходит дева — собирает
Камыши и длинный шпажник
Над рекою по долине.
С той поры, на землю глядя,
Только очи голубые
Видел Вебон на рассвете:
Как два озера лазурных,
На него они смотрели,
И задумчивую деву,
Что к нему стремилась сердцем,
Полюбил прекрасный Вебон:
Оба были одиноки,
На земле — она, он — в небе.
Он возлюбленную нежил
И ласкал улыбкой солнца,
Нежил вкрадчивою речью,
Тихим вздохом, тихой песней,
Тихим шепотом деревьев,
Ароматом белых лилий.
К сердцу милую привлек он,
Ярким пурпуром окутал —
И она затрепетала
На груди его звездою.
Так доныне неразлучно
В небесах они проходят:
Вебон, рядом Вебон-Аннонг —
Вебон и Звезда Рассвета.
В ледяных горах, в пустыне,
В царстве кролика, Вабассо,
В царстве вечной снежной вьюги,
Обитая Кабибонокка.
Это он осенней ночью
Разрисовывает листья
Краской желтой и багряной,
Это он приносит вьюги,
По лесам шипит и свищет,
Покрывает льдом озера,
Гонит чаек острокрылых,
Гонит цаплю и баклана
В камыши, в морские бухты,
В гнезда их на теплом юге.
Вышел раз Кабибонокка
Из своих чертогов снежных
Меж горами ледяными,
Устремился с воем к югу
По замерзшим, белым тундрам.
И, осыпанные снегом,
Волоса его — рекою,
Черной, зимнею рекою
По земле за ним струились.
В тростниках, среди осоки,
На замерзших, белых тундрах
Жил там Шингебис, морянка.
Одиноко в белых тундрах
Проводил он зиму эту:
Братья Шингебиса были
В теплых странах Шавондази.
И вскричал Кабибонокка
В лютом гневе: «Кто дерзает
Презирать Кабибонокку?
Кто осмелился остаться
В царстве Северного Ветра,
Если Вава и Шух-шух-га,
Если дикий гусь и цапля
Уж давно на юг умчались?
Я пойду к его вигваму,
Я очаг его разрушу!»
И пришел во мраке ночи
Ко врагу Кабибонокка.
Он намел сугробы снега,
Завывал в трубе вигвама,
Потрясал его свирепо,
Рвал дверные занавески.
Шингебис не испугался,
Шингебис его не слушал!
В очаге его играло
Пламя яркое, и рыбу
Ел он с песнями и смехом.
Ворвался тогда в жилище
Дикий, злой Кабибонокка;
Шингебис, от стужи вздрогнул
В ледяном его дыханье,
Но по-прежнему смеялся,
Но по-прежнему пел громко;
Он костер поправил только,
Чтоб костер горел светлее,
Чтоб кидало пламя искры.
И с чела Кабибонокки,
С кос его в снегу холодном
Стали падать капли пота,
Как весною каплет с крыши
Иль с ветвей болиголова.
Побежденный этим жаром,
Раздраженный этим пеньем,
Он вскочил и из вигвама
В поле бросился, шагая
По рекам и по озерам:
На борьбу над белой тундрой
Вызывал врага коварно.
Но без страха, без боязни
Вышел Шингебис на битву;
До рассвета он боролся
С Ветром Северным над тундрой,
До утра когтями бился
Шингебис с Кабибоноккой.
И без сил Кабибонокка
Отступил в свои, владенья,
Со стыдом бежал по тундрам
В царство кролика, Вабассо,
А за ним все раздавались
Хохот, песни и насмешки.
Шавондази, тучный, сонный,
Обитал на дальнем юге,
Где в дремотном блеске солнца
Круглый год царило лето.
Это он шлет птиц весною,
Шлет к нам ласточку, шлет Шошо,
Шлет Овейсу, трясогузку,
Опечи шлет, реполова,
Гуся, Ваву, шлет на север,
Шлет табак душистый, дыни,
Виноград в багряных гроздьях.
Дым из трубки Шавондази
Небеса туманит паром,
Наполняет негой воздух.
Тусклый блеск дает озерам,
Очертанья гор смягчает,
Веет нежной лаской лета
В теплый Месяц Светлой Ночи,
В Месяц Лыж зимой холодной.
Беззаботный Шавопдази!
Лишь одно узнал он горе,
Лишь одну печаль изведал.
Раз, смотря на север с юга,
Далеко в степных равнинах
Он увидел утром деву,
Деву с гибким, стройным станом,
Одинокую в равнинах.
Был на ней наряд зеленый,
И как солнце были косы.
День за днем потом смотрел он,
День за днем вздыхал он страстно,
День за днем все больше сердце
Разгоралось в нем любовью
К деве нежной, златокудрой.
Но ленив и неподвижен
Был беспечный Шавондази,
Да, ленив и слишком тучен:
К милой он пойти все медлил,
Он сидел, вздыхая страстно,
И все только любовался
Златокудрой девой прерий.
Наконец однажды утром
Увидал он, что поблекли
Кудри русые у милой, —
Словно первый снег, белеют.
«О мой брат из Стран Полночных,
Из далеких стран Вабассо,
Царства Северного Ветра!
Ты украл мою невесту,
Завладел моею милой,
Обольстил ее своею
Сказкой Северного Ветра!»
Так несчастный Шавондази,
«Изливал свои страданья,
И бродил в равнинах знойный
Южный Ветер, полный вздохов,
Страстных вздохов Шавондази.
И наполнился весь воздух,
Словно снегом, белым пухом:
Погубили вздохи ветра
Деву с русыми кудрями,
И от взоров Шавондази
Навсегда сокрылась дева.
О мечтатель Шавондази!
Не по девушке вздыхал ты,
Не на женщину смотрел ты, —
На цветок, на одуванчик;
О цветке вздыхал ты страстно,
На цветок глядел все лето
День за днем с любовью томной
И сгубил его навеки,
В поле вздохами развеял.
Бедный, бедный Шавондази!
III. Hiawatha’s Childhood
Downward through the evening twilight,
In the days that are forgotten,
In the unremembered ages,
From the full moon fell Nokomis,
Fell the beautiful Nokomis,
She a wife, but not a mother.
She was sporting with her women,
Swinging in a swing of grape-vines,
When her rival the rejected,
Full of jealousy and hatred,
Cut the leafy swing asunder,
Cut in twain the twisted grape-vines,
And Nokomis fell affrighted
Downward through the evening twilight,
On the Muskoday, the meadow,
On the prairie full of blossoms.
«See! a star falls!» said the people;
«From the sky a star is falling!»
There among the ferns and mosses,
There among the prairie lilies,
On the Muskoday, the meadow,
In the moonlight and the starlight,
Fair Nokomis bore a daughter.
And she called her name Wenonah,
As the first-born of her daughters.
And the daughter of Nokomis
Grew up like the prairie lilies,
Grew a tall and slender maiden,
With the beauty of the moonlight,
With the beauty of the starlight.
And Nokomis warned her often,
Saying oft, and oft repeating,
«Oh, beware of Mudjekeewis,
Of the West-Wind, Mudjekeewis;
Listen not to what he tells you;
Lie not down upon the meadow,
Stoop not down among the lilies,
Lest the West-Wind come and harm you!»
But she heeded not the warning,
Heeded not those words of wisdom,
And the West-Wind came at evening,
Walking lightly o’er the prairie,
Whispering to the leaves and blossoms,
Bending low the flowers and grasses,
Found the beautiful Wenonah,
Lying there among the lilies,
Wooed her with his words of sweetness,
Wooed her with his soft caresses,
Till she bore a son in sorrow,
Bore a son of love and sorrow.
Thus was born my Hiawatha,
Thus was born the child of wonder;
But the daughter of Nokomis,
Hiawatha’s gentle mother,
In her anguish died deserted
By the West-Wind, false and faithless,
By the heartless Mudjekeewis.
For her daughter long and loudly
Wailed and wept the sad Nokomis;
«Oh that I were dead!» she murmured,
&
BBC History — Генрих VIII
Генрих, второй сын короля Генриха VII и Елизаветы Йоркских, родился 28 июня 1491 года в Гринвичском дворце. После смерти своего старшего брата Артура в 1502 году Генрих стал наследником английского престола.
Король Англии
Когда Генрих VII умер в 1509 году, этот популярный восемнадцатилетний принц, известный своей любовью к охоте и танцам, стал королем Генрихом VIII. Вскоре после этого он получил папское разрешение, необходимое для того, чтобы позволить ему жениться на вдове своего брата, Екатерине Арагонской.
В первые годы своего правления Генрих VIII эффективно полагался на Томаса Вулси, который управлял им, и к 1515 году Генрих возвысил его до высшей должности в правительстве: лорда-канцлера.
В 1521 году папа Лев X присвоил Генриху титул Защитника веры за его книгу «Assertio Septem Sacramentorum», которая подтвердила превосходство Папы перед лицом реформаторских идеалов немецкого теолога Мартина Лютера.
Военная мощь
Первые военные кампании Генриха VIII начались, когда он присоединился к Священной лиге папы Юлия II против Франции в 1511 году.Вулси проявил себя как выдающийся министр в организации первой французской кампании, и хотя шотландцы рассматривали эту войну как возможность вторгнуться в Англию, они потерпели поражение при Флоддене в 1513 году. Однако война с Францией в конечном итоге оказалась дорогостоящей и неудачной.
Генрих VIII известен как «отец королевского флота». Когда он стал королем, было пять королевских военных кораблей. К его смерти он создал флот из 50 кораблей. Он переоборудовал несколько судов новейшими орудиями, включая судно Mary Rose, затонувшее в 1545 году.
Генри также построил первый военно-морской док в Британии в Портсмуте, а в 1546 году он учредил Военно-морской совет. Это создало административный аппарат для управления флотом.
Наследник мужского пола
Генрих осознавал важность сохранения наследника мужского пола во время своего правления. Он беспокоился о том, что у него остался только один выживший ребенок, Мэри, которого он должен показать в браке с Кэтрин, которой сейчас было за 40. Поэтому король попросил кардинала Вулси обратиться к Папе Клименту VII с просьбой об аннулировании закона, и вскоре стало ясно, что он хочет жениться на Анне Болейн, которая была фрейлиной его первой жены.
Но, не желая гневить племянника Екатерины Арагонской — самого могущественного правителя Европы, императора Священной Римской империи Карла V — Папа отказался. Превосходство Томаса Вулси было прервано этой неудачей.
В 1533 году Генрих VIII порвал с церковью и тайно женился на беременной Анне Болейн. Папа отлучил Генриха от церкви. Началась английская реформация.
Глава церкви
После падения Вулси Томас Кромвель стал главным министром Генриха и заслужил доверие короля, помогая ему порвать с Римом и утвердить Генриха VIII главой англиканской церкви.Этот поступок также принес ему столь необходимое богатство за счет роспуска хорошо финансируемых монастырей. Через четыре года Кромвель приказал распустить 800 монастырей и отобрать их земли и сокровища для короны.
Культурное и социальное воздействие было значительным, так как большая часть земли была продана дворянам, а церкви и монастыри были выпотрошены и разрушены. Личные религиозные убеждения Генри оставались католическими, несмотря на растущее число людей при дворе и в стране, принявшей протестантизм.
Анна Болейн
В сентябре 1533 года Анна родила дочь Елизавету (будущую королеву Елизавету I). Генри устал от нее, и после того, как две следующие беременности закончились выкидышами, она была арестована в 1536 году по сфабрикованным обвинениям в супружеской неверности и публично обезглавлена в лондонском Тауэре.
Третий брак Генриха, на этот раз с фрейлиной Джейн Сеймур, наконец-то произвел на свет сына, которого он так отчаянно желал с рождением Эдварда в 1537 году.Джейн Сеймур умерла после родов, и Генрих приказал устроить ей похороны королевы.
Пытаясь установить связи с немецким протестантским союзом, Томас Кромвель устроил брак между королем и немецкой принцессой Анной Клевской. Брак обернулся катастрофой, и несколько месяцев спустя Генри развелся с Энн. Генри обвинил в этом несоответствии Кромвеля и вскоре после этого казнил его за измену.
Заключительные годы
Последние годы его правления стали свидетелями физического упадка Генриха VIII и растущего желания казаться всемогущим.Генрих продолжал бесплодные и дорогостоящие кампании против Шотландии и Франции.
В 1540 году стареющий король женился на юной Кэтрин Ховард. Их брак был недолгим. Утверждалось, что у нее были предыдущие отношения с придворным Генри Фрэнсисом Дерехэмом и роман с другим придворным Томасом Калпепером. Екатерина была казнена за супружескую измену и измену в 1542 году.
Последний брак Генриха с Кэтрин Парр, которая вела себя как медсестра, был более гармоничным, и она переживет его.
Генрих VIII умер 28 января 1547 года, ему наследовал его сын Эдуард VI. Он был похоронен рядом с Джейн Сеймур в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке.
Генрих VIII, король Англии и его шесть жен
Генрих VIII наиболее известен своими шестью женами. Большинство британских школьников разучивают следующую рифму, чтобы помочь им вспомнить судьбу каждой жены: «Разведен, обезглавлен, умер: разведен, обезглавлен, выжил».
Все узнают его портрет: толстый, крупный человек в одежде, украшенной драгоценностями, с аккуратной рыжей бородой.Это Генрих в более поздней жизни: в молодости он был красивым и спортивным, самым завидным принцем в Европе.
Генри был также сложным человеком: умным, шумным, ярким, экстравагантным. Спортивный, музыкальный, поэт. Безжалостный, высокомерный, страстный.
Движущим желанием Генриха завести наследника мужского пола было желание развестись с двумя женами и обезглавить двух жен: это привело к религиозной революции и созданию англиканской церкви, роспуску монастырей и реформации.Решения, которые Генрих принял во время своего правления, должны были сформировать современную Британию.
Второму сыну Генриха VII, Генриху было всего 17 лет, когда он стал королем в 1509 году. Он был ростом 6 футов 2 дюйма, с бледной кожей и каштановыми волосами. Он был спортивным, активным человеком и любил все виды спорта: охоту, рыцарские турниры, настоящий теннис, верховую езду. Он также был музыкантом; он играл на флейте, лютне и органе. Он писал стихи. Заядлый читатель, он владел библиотекой из почти тысячи книг. Он написал трактат против протестанта Мартина Лютера и был награжден Папой Львом X, присвоившим ему титул «Защитник веры», который британский монарх сохраняет по сей день, хотя и другой веры! В 1546 году Генри основал Тринити-колледж в Кембридже.
Можно утверждать, что Генрих основал современную английскую нацию. В 1536 году Акт об унии между Англией и Уэльсом привел Уэльс в союз с Англией. Объединение Ирландии было также достигнуто во время его правления. Генри увеличил роль парламента, особенно в отношении налогообложения.
Поле золотой ткани
Для короля 16 века было важно казаться всемогущим, но это было дорого. В 1520 году вместе с королем Франции Франциском I Генрих стал одним из организаторов легендарного «Золотого поля», возмутительно экстравагантного мероприятия в Кале.Мероприятие должно было показать единый фронт между королевствами Англии и Франции перед лицом императора Священной Римской империи. Каждый король пытался превзойти другого в турнирах, пирах, одежде и драгоценностях во время празднования, которое длилось неделями и стоило целое состояние.
Томас Вулси был верным советником и другом Генри. Вулси был сыном ипсвичского мясника, очень умного человека, который стал богатым и могущественным, поднявшись до должности лорда-канцлера и кардинала в 1515 году. Генрих VIII не ожидал стать королем: его старший брат Артур умер.Поэтому Генри мало обучался политике и правительству, и он был счастлив полагаться на своего друга Вулси, чтобы тот посоветовал ему.
Постоянно меняющиеся союзы между странами преобладали в Европе в 16 веке. Генрих VIII и Вулси стремились сделать Англию такой же могущественной державой, как две величайшие европейские страны того времени, Франция и Испания. Однако внешняя политика не была сильной стороной Генриха. Его войны с Францией в целом были безуспешными и дорогостоящими. Победа над шотландцами в битве при Флоддене только укрепила союз между шотландцами и французами.
Екатерина Арагонская Анна Болейн
Аннулирование брака Генриха с Екатериной Арагонской стало переломным моментом в дружбе Генри и Вулси. Генри был увлечен Энн Болелин, одной из фрейлин королевы, и брак с Анной, как мы надеемся, даст Генри наследника мужского пола, которого он так отчаянно хотел.
Дочь сэра Томаса Болейна, Анна провела часть своей юности со своей сестрой Мэри при французском дворе. Марию отправили обратно в Англию в 1519 году (некоторые говорят, что она с позором за распутное поведение) и стала одной из фрейлин Екатерины.Мэри поймала взгляд Генри и ненадолго стала его любовницей. Анна вернулась в Англию в 1522 году и стала популярной при дворе. К 1526 году Генрих был очень влюблен в нее.
Кровавые Войны роз, которые закончились тем, что отец Генриха Генрих VII стал королем, все еще были в памяти. Генрих отчаянно нуждался в наследнике, который продолжил бы династию Тюдоров и избежал гражданской войны в будущем. Двадцать лет брака с Екатериной привели к тому, что в живых остался только один ребенок, Мэри, и теперь, когда ей исполнилось 40 лет, Екатерина вряд ли будет иметь больше детей.
Неспособность Екатерины дать ему наследника мужского пола мучила Генри, и он начал сомневаться, был ли их брак законным и действительным. Кэтрин была вдовой его брата Артура. Она вышла замуж за Артура в 1501 году, но овдовела в возрасте 16 лет. Прошло еще семь лет, прежде чем Генрих и Кэтрин поженились в 1509 году. На момент их свадьбы Генри было 18 лет, и он очень любил 23-летнюю Кэтрин. . Разрешение Папы на его брак с Екатериной было основано на предположении, что Екатерина все еще была девственницей после смерти своего первого мужа.
Однако теперь Генри хотел развестись, чтобы жениться на Анне. Кэтрин настаивала на том, что она была девственницей, когда вышла замуж за Генриха, и отказалась признать расторжение брака.
Племянник Екатерины, император Священной Римской империи Карл V, пригрозил папе, если брак его тети с Генрихом будет аннулирован. Папа Климент VII оказался в затруднительном положении, так как любое его решение рассердило бы одного или другого. Он как можно дольше откладывал оглашение решения, прежде чем отказать в разводе.Вулси не удалось добиться развода для Генри, и он был отстранен от должности. Даже подарок Вулси своего великолепного нового дворца в Хэмптон-Корт Генри не смог спасти его: Вулси умер, прежде чем предстал перед судом за измену. Томас Мор был назначен на замену Вулси на посту канцлера.
Генрих взял дело в свои руки и вырвался из Рима и Римско-католической церкви. Отлученный от церкви Папой, в 1533 году Генрих развелся с Екатериной и женился на Анне, которая была беременна.
Екатерина, ныне вдовствующая принцесса Уэльская, была вынуждена покинуть двор.Следующие три года она жила в уединении в нескольких сырых замках и усадьбах с несколькими слугами. 7 января 1536 года Кэтрин умерла в замке Кимболтон и была похоронена в аббатстве Питерборо.
Воспользовавшись распространением протестантской доктрины, охватившей Северную Европу, и завидуя богатству церкви, парламент в 1534 году принял Акт о превосходстве, согласно которому Генрих стал верховным главой англиканской церкви. Новой церковью руководил архиепископ Кентерберийский Томас Крэнмер (который помог Генри с разводом с Кэтрин).До разрыва с Римом на протяжении веков месса читалась на латыни. Кранмер считал, что людям важно поклоняться на английском, и поэтому был ответственен за первую английскую Библию, разрешенную для всеобщего использования, которая была распространена во всех церквях страны.
Восстания против новой англиканской церкви и новой службы были подавлены. Сэр Томас Мор, лорд-канцлер, был казнен за отказ признать Генри главой церкви. Томас Кромвель стал генеральным викарием, а затем канцлером и сыграл важную роль в роспуске монастырей с 1536 по 1540 год.
По иронии судьбы после всех этих потрясений желанным ребенком была девочка, Элизабет, и Генри был горько разочарован. Еще две беременности Анны закончились выкидышем: летом 1534 года и в январе 1536 года, когда ребенок был мальчиком. Генри пришел к выводу, что брак был проклят, а высокомерие Анны не помогло ей.
2 мая 1536 года Анна была арестована. Ее обвинили в супружеской неверности с собственным братом и четырьмя простолюдинами — все они были осуждены за измену дядей Анны, герцогом Норфолком.19 мая в лондонском Тауэре обезглавили Анну — первую английскую королеву, публично казненную. Генри женился на своей любовнице Джейн Сеймур чуть больше недели спустя.
Руины аббатства Гластонбери
Джейн, убежденная католичка, умоляла Генри отказаться от роспуска монастырей. Однако, когда она родила долгожданного наследника мужского пола, Эдварда в 1537 году, все было прощено, и Генрих был в восторге. К сожалению, после рождения Джейн заболела послеродовой лихорадкой и умерла: Генри обезумел.
Распад монастырей начался в 1536 году и закончился в 1540 году. Монашеские земли, произведения искусства и здания были распроданы. Монахов, аббатов и других, кто сопротивлялся, казнили. Образ жизни Генри, наряду с его войнами, привел к нехватке денег на протяжении всего его правления. Налогообложение и богатство, полученное из монастырей, позволили ему создать современный флот. Были построены флагманские корабли Генри «Мэри Роуз» и «Великий Гарри», самый большой корабль того времени весом 1000 тонн. 80 кораблей были добавлены к английскому флоту, и была построена первая верфь в Портсмуте.
Джейн Сеймур Энн Клевская
Кромвель заключил четвертый брак Генриха с Анной Клевской, немецкой протестантской принцессой. Это был политический матч, союз двух некатолических стран. Портрет Анны был написан Гансом Гольбейном, вероятно, самым известным из придворных художников эпохи Тюдоров, и Генри согласился на матч. Однако при встрече с Анной он сразу же невзлюбил ее; он позорно называл ее «кобылой Фландрии» и говорил придворным и послам, что не может выполнять свои мужские обязанности из-за внешности Анны.Обе стороны были счастливы, что брак был расторгнут всего через 6 месяцев, а Энн получила щедрый доход и несколько домов, включая замок Хевер. Анна осталась в Англии и была частым гостем Двора в качестве почетного гостя. Она вела независимый образ жизни, сильно отличавшийся от жизни другой разведенной жены Генри, Кэтрин. Кромвелю, однако, не простили за организацию катастрофического матча, и он был казнен по сфабрикованному обвинению в государственной измене.
Генри больше не был атлетичным спортсменом, которым был раньше.В результате несчастного случая в возрасте 44 лет, когда его лошадь перекатилась на него во время турнира, он получил искалеченную ногу. Не имея возможности заниматься спортом, Генри, тем не менее, продолжал вести роскошный образ жизни, набрав так много веса, что к концу своей жизни его талия составляла 4,5 фута.
Из-за избыточного веса и язв на ногах Генри все еще тосковал по второму наследнику мужского пола, чтобы обеспечить наследование. Молодая Кэтрин Ховард, хорошенькая и миниатюрная, посмотрела на Генри, и он почувствовал в ней глубокую любовь.Несмотря на слухи о любовных связях до того, как она пришла ко двору, Генрих женился на Екатерине в 1540 году.
Кэтрин Ховард Кэтрин Парр
Кэтрин была членом могущественной семьи Говард; ее отец был младшим братом герцога Норфолка. Она была также двоюродной сестрой Анны Болейн, и, как и Анна, она тоже умерла на эшафоте в Тауэр-Грин.
Генри был влюблен в нее, назвав ее своей «Розой без шипа». Что Кэтрин думала о своем стареющем, искалеченном и толстом муже, неизвестно, однако, похоже, после свадьбы она совершила ошибку, возобновив отношения с бывшим любовником Томасом Калпеппером.Спустя всего семнадцать месяцев брака с королем она была арестована за прелюбодеяние. Она была казнена за государственную измену 13 февраля 1542 года. Генрих был безутешен: говорят, он открыто плакал.
Казнь Кэтрин Ховард погрузила короля в глубокую депрессию. Кэтрин Парр, дважды овдовевшая, вступала в отношения с Томасом Сеймуром, братом Джейн Сеймур, третьей жены Генри, когда Генри заметил ее. Ей 31 год, она хорошо образована и очень умна. Она свободно говорила по-французски, выучила итальянский, могла читать и писать на латыни и хорошо владела греческим языком.Екатерина была реформисткой и любила обсуждать религиозные вопросы. Это чуть было не привело к ее падению: особенно яростный религиозный спор между королем и королевой настолько разозлил Генриха, что он подписал ордер на арест Екатерины на основании ереси. Получив ордер, Екатерина сначала запаниковала, но потом использовала все свои запасы мужества и ума. Приказав своим дамам выбросить все запрещенные книги по религии, она поспешила к королю, утверждая, что спорила с ним исключительно для того, чтобы отвлечься от боли в его изъязвленных ногах.
Кэтрин была самой близкой к стабильной семейной жизни, которую знали трое детей Генри. Она оказалась хорошей медсестрой Генриху VIII, ослабевшему из-за кровоточащих язв на ногах. Она могла разумно разговаривать с приезжими послами и учеными. В доказательство своей веры в нее Генрих назвал ее регентом, когда он уехал в июле 1544 года во время еще одного вторжения во Францию. Эту роль выполняла только одна из жен короля, Екатерина Арагонская.
Генри умер в Уайтхолле, Англия, 28 января 1547 года в возрасте 55 лет.Он был похоронен рядом со своей третьей женой Джейн Сеймур в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке.
about henry — Перевод на итальянский — примеры английский
Эти примеры могут содержать грубые слова на основании вашего поиска.
Эти примеры могут содержать разговорные слова, основанные на вашем поиске.
Lemon, мы слышали про генри .
Расскажите мне о Генри Ли и его друзьях.
Нам нужно узнать правду о генри далтоне.
Я никогда не скажу ничего о Генри .
Нет, я здесь о Генри .
Мне очень жаль, о Генри .
Я знаю, что ты, , должно быть расстроен смертью Генри .
Immagino la morte di Henry ti abbia sconvolta.Мы должны что-то сделать с Генри .
Dobbiamo risolvere questa cosa di Henry .Ты думаешь не о Генри или его безопасности, а просто обо мне.
Non si preoccupa di Henry o della sua sicurezza, le sta a cuore solo agirarmi.Я хочу заключить с вами сделку насчет Генри .
Все о Генри Хейсе — подделка.
Джордж: Лимон, мы слышали о Генри .
Она уже сообщила новость о Генри .
Ha già rivelato delle novità su Henry .Однажды она спросила о Генри .
Нам нужно поговорить с вами о Генри Уайте.
Доббиамо слово с лей di Henry White.Мы говорим о жизни Генри .
Скажи мне … расскажи мне о Генри .
Senti raccontami… raccontami di henry .Собираетесь спросить меня о Генри ?
Мне все равно, деньги Генри .
Генрих V Введение | Shmoop
Генрих V Введение
Полный текст Генри V с параллельным переводом читайте ЗДЕСЬ.
Написано около 1599 года, Генрих V — последняя пьеса во второй тетралогии Уильяма Шекспира, группе исторических пьес, в которую входят Ричард II, Генрих Часть 1, и Генрих IV Часть 2. В более ранних работах Шекспир изображает дни Генри как дикого и безрассудного подростка. В году Генрих V «Дикий принц Хэл» давно превратился в способного короля, который полон решимости вторгнуться во Францию и претендовать на французский трон.
Генрих V описывает события непосредственно до и после чудесной победы Генриха в битве при Азенкуре (1415 г.), которая стала поворотным моментом в Столетней войне (когда англичане и французы спорили о том, кто имеет права на французскую корону). ).
Хотя это произведение было написано в начале 1400-х годов, на протяжении сотен лет аудитория находила этот исторический роман актуальным для своих войн. Когда пьеса впервые была поставлена в 1599 году, изображение военной кампании Генриха V заставило бы первоначальную елизаветинскую аудиторию Шекспира задуматься о собственной нестабильной политической ситуации. Англия долгое время находилась в состоянии войны с Испанией, и, когда Шекспир писал Генрих V , Англия готовилась к беспорядочной войне с ирландцами.В Ирландии граф Тирон недавно начал восстание (1594-1603), а королева Елизавета I недавно послала своего любимого парня, графа Эссекса, чтобы подавить восстание (что не совсем сработало, как планировалось. )
За прошедшие годы мотивирующая речь Генри перед его войсками в честь Дня святого Криспина («Мы мало, мы мало счастливы, мы группа братьев»), написанная Шекспиром, стала одной из самых известных речей всех времен. Во время Второй мировой войны его драматическое прочтение Лоуренсом Оливье транслировалось по радио, и, по словам ученого Марджори Гарбер, вскоре оно «стало патриотическим призывом к оружию для сражающейся Британии» ( Shakespeare After All ).Другими словами, слова Шекспира помогли подтолкнуть британцев к борьбе с Гитлером, что впечатляет, не правда ли? Спустя два года после своей радиопередачи Оливье снял фильм и снялся в экранизации в том же патриотическом тоне. Этот отрывок также цитировался в бесчисленных политических выступлениях, фильмах и литературных произведениях. (Это даже послужило вдохновением для названия книги Стивена Амброуза « Band of Brothers, », которая позже была превращена в телевизионный мини-сериал о солдатах Второй мировой войны).
Зрители помнят не только выступление в честь Дня святого Криспина. В целом пьеса Шекспира вызвала бесконечные споры о параллелях между военной кампанией Генриха V и современной войной. В 1989 году экранизация Кеннета Брана « Генрих V » подчеркнула ужасающие реалии войны и поставила под сомнение оправдание Генриха вторжения в чужую страну. В последние годы решение Генри вторгнуться во Францию сравнивают с вторжением Джорджа Буша в Ирак в 2003 году.
О чем Генрих V и почему меня это должно волновать?
Если бы мы спросили шекспироведа Гарольда Блума, почему мы должны заботиться о Генрих V , он, вероятно, сказал бы нам, что мы должны заботиться, потому что в этой пьесе Шекспир убивает своего величайшего персонажа всех времен — Фальстафа. Хорошо, мы любим Фальстафа так же сильно, как и всех остальных, и мы серьезно расстроены тем, что Шекспир задействует его (с каким-то ужасным венерическим заболеванием) в этой пьесе, но мы должны быть честными, Шмупстеры — мы думаем, что вам должно быть все равно около Генри V по другой причине.
Если говорить об этом, Генрих V — последняя (возможно, даже оригинальная) военная история андердога. Если вы спросите нас, это делает эту пьесу пра-пра-прадедушкой таких блокбастеров, как 300 (2006), Храброе сердце (1995) и даже Спасти рядового Райана (1998). Не так уж плохо для пьесы о битве, которая произошла на полях Франции около 600 лет назад.
Подумайте об этом. За несколько мгновений до начала исторической битвы при Азенкуре отряды Генриха измучены, болезненны, голодны, боятся быть убитыми (и / или потерять пару важных частей тела), и они знают, что их численность составляет человек.(Вроде как 300 спартанских солдат выступили против более миллиона персидских солдат в фильме 2006 года 300. ) Не только это, но они полностью окружены французской армией. Другими словами, у английских солдат нет шансов на победу в этой битве, и маловероятно, что они вернутся домой к своим семьям.
Затем подходит король Генрих V и произносит одну из самых удивительных (и знаменитых) речей «давайте настроимся на битву» всех времен и убеждает свои войска остаться и сражаться вместе с ним, как «банда братьев», которые будут разделите славу, когда все сказано и сделано.(Мы говорим об этой речи в «Символизме», но вы можете отследить отрывок из выступления Кеннета Брана здесь. Вместо того, чтобы убегать с хвостами между ног, войска Генри вдохновляют остаться и сражаться, а затем, вопреки всему, на самом деле они выигрывают битву. Только не спрашивайте нас, как. Шекспир оставляет эту часть большой загадкой.
Ресурсы по Генриху V
Веб-сайты
Генрих V
Узнайте все об историческом короле Генрихе V и его кампаниях во Франции.
Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира
Читайте пьесы Шекспира онлайн, комплименты MIT.
BBC History
Нам нравится исторический сайт BBC. Здесь мы ссылаемся на их информацию о Англии в средние века (1154-1485). Обязательно ознакомьтесь со статьями о Столетней войне, серии сражений, в ходе которых англичане и французы ссорились из-за прав на французскую корону.
Статьи
Военные преступления в Азенкуре?
В статье Бернарда Корнуэлла на сайте Daily Mail исторический романист (который написал вымышленный рассказ об Азенкуре) рассказывает об ужасающих реалиях битвы при Азенкуре и обсуждает, почему она «отмечается как золотой момент в английской истории».«
Что в этом такого забавного?
Посмотрите статью Фолджера Шекспира об игре слов в Генри V .
Генри V и Джордж Буш
В этой статье« Шекспир в американской жизни »обсуждаются некоторые недавние сравнения между США Президент Джордж Буш и Генри В.
Производство фильмов или телепрограмм
Версия Кеннета Брана (1989)
Эту экранизацию ваш учитель, скорее всего, покажет в классе.Он содержит грубые и реалистичные батальные сцены и включает в себя несколько ретроспективных кадров из года «Генрих IV, часть 1 ».
Адаптация Лоуренса Оливье (1944)
Этот фильм известен тем, как он открывается в лондонском театре «Глобус» до того, как сцены в конечном итоге переходят в более реалистичную обстановку, изображающую битву при Азенкуре. Фильм был снят во время Второй мировой войны и считался подъёмником боевого духа британских войск.
Войны роз (1989)
В этом сериале BBC, снятом для телевидения, представлены все исторические пьесы (включая Генри V ) английской шекспировской труппы.Режиссер Михаил Богданов.
Звонки в полночь (1965)
Также известный как Фальстаф , Звонки в полночь (он же Campanadas a Medianoche ) — экранизация пьес Орсона Уэллса по пьесам Генри. Фильм в основном заимствован из Генри IV, , часть 1, и , часть 2, , но он также берет сцену из «Генрих V , акт 2, сцена 2» и вносит некоторые интересные изменения. В пьесе Генрих рассказывает историю о неназванном пьяном англичанине, публично оскорбившем короля.В фильме Уэллс превращает анонимного алкоголика в Фальстафа и просит его помиловать.
Видео
Уменьшенная шекспировская компания делает исторические пьесы
Оцените веселое исполнение RSC исторических пьес Шекспира (менее чем за две минуты).
Версия речи Кеннета Брана на День Святого Криспина (1989)
Посмотрите потрясающую постановку Бранаом самой известной речи в пьесе.
Версия Оливье Св.Речь Криспина (1944)
Кто лучше? Брана или Оливье? Вам решать.
Генри Вус Кэтрин
Отрывок из фильма 1989 года. (Не волнуйтесь, там есть субтитры для французских диалогов.) Зацените, комплименты YouTube.
Азенкур
Автор исторической фантастики Бернард Корнуэлл обсуждает историю Азенкура и объясняет, почему битва так увлекательна.
Аудио
«Король — всего лишь человек»
Послушайте, как бывший сенатор Вайоминга Алан Симпсон зачитывает знаменитую речь, комплименты Шекспиру в американской жизни .
Hear Ye, Hear Ye
Бесплатная аудиоверсия Henry V , комплимент LibriVox.
Agincourt
Слушайте передачу BBC об истории битвы при Азенкуре.
Изображения
Битва при Азенкуре
Изображение Генриха V в Азенкуре, выполненное Джоном Гилбретом в XIX веке.
Кеннет Брана в роли короля-воина Генриха V
Кадр из фильма Брана в 1989 году.