«Его читали „челноки“ и рафинированная профессура». Вспоминаем передачи TUT.BY об известных писателях

Культуролог, педагог и писатель Юлия Чернявская, автор проекта «Круги на воде», не стала заниматься скучным пересказом их биографий и произведений, которые еще со школьных времен вызывают тоску. Она предлагает вашему вниманию увлекательные рассказы об этих гениальных людях, их драмах и страданиях, о личной жизни и творчестве.

Федор Достоевский

– Мы выросли с тем, что Достоевский – гений. Так нам говорили в школе. Гений – это значило скучно и далеко от нас. Биография Достоевского, на наш школьный взгляд, была тоже скучной. Революционер, он попал в крепость, на расстрельный Семеновский плац и на каторгу, а потом продолжал свою революционную деятельность уже тихо, шито-крыто, через описание жизни мааааленького человека.

Некий профессор литературы предлагал на пьедестале памятника Достоевскому написать: «Ф.

Д. от благодарных бесов». Потом наступило время скабрезных биографий Достоевского, биографий под рубрикой «Достоевский без штанов»… Но это – не Достоевский в кратком изложении.

Сегодня я не буду ни о биографии, ни о книгах… – говорит Юлия Чернявская. – Что же остается? У Марины Цветаевой было эссе «Мой Пушкин». Пушкин, каким видела его Марина Цветаева. Предположим, мой Достоевский.

Лев и Софья Толстые

Софью Андреевну Толстую нередко представляют мещанкой, испортившей жизнь гению. Так ли? Или не совсем так? Или совсем иначе? Но трагедия этой семьи много интимнее и глубже: жертва и палач в ней то и дело меняются местами. Кем была «графиня Соня Толстая» – мещанкой, истеричкой, подвижницей, героиней? Каким был Лев Толстой в каждодневной жизни? Какова правда каждого из них? И, главное, о какие преграды разбилась такая красивая любовь?

Александр Блок

Жизнь Блока, пожалуй, самая цельная из жизней всех поэтов Серебряного века. Цельная, несмотря на рьяные поиски Бога – и на уход от Бога; на разлад в семье – и на постоянный конфликт с собою; на проституток – и на всепрощающую любовь к собственной жене.

Его жизнь была цельной, потому что хотел он всегда одного: чтобы любовь, святость и Русь составляли единое целое. Разочаровывался, погибал, саморазрушался, накликал возмездие на себя и на таких, как он. Воскресал – и последнее воскрешение было самым трагическим: революция, которая оказалась не катарсисом, не очищением, не героической гибелью прежнего мира (и его самого как части этого мира), а царством Хама. Блок был готов сгореть, но не утонуть в луже (как сказал другой поэт – тоже с трагической судьбой, Александр Галич). Возмездие оказалось не высоким – мелочным.

Русь «слопала-таки…, как своего поросенка» – так в предсмертии написал он Чуковскому. Святость народная обернулась страшным рылом, глазеющим на него, чужака, из всех подворотен.

Владислав Ходасевич

В отличие от Блока, Цветаевой, Мандельштама, он прошел по кромке той страны, которая называется «поэзия Серебряного века». Ходасевича знали и знают куда меньше, чем заслуживают его дар и судьба. Тем более что, пожалуй, именно этот поэт рассказал нам о нас – больше, чем кто-либо другой. Он предрек нашу юность, нашу молодость, нашу зрелость… Увы, это предсказание оказалось горьким.

Чем юное поколение 1910-х напоминало бунтующую молодежь 1980-х – 1990-х? Декаданс как самоубийство. Мода на извращенно-прекрасное – лейтмотив жизни интеллектуалов. Почему все революции кончаются одинаково – трагедией самых совестливых и благородных? Что продуктивнее – страдание или «позитиff»? И наконец, есть ли спасение и в чем оно?

Аркадий Аверченко

Вся Российская империя покатывалась, хватаясь за бока, когда читала его уморительные рассказы, а аудитории его журнала «Сатирикон» могут позавидовать самые «продвинутые» журналы современности.

Его поклонниками были Николай Второй и Ленин, хотя последний с радостью бы вздернул Аверченко на первом же столбе.

Вместе с Аверченко с территории империи навсегда ушел особый – легкий, как шампанское – юмор… Появился другой, но этот – легкий, колкий, радостный – умер вместе с его создателем.

Корней Чуковский

Он был ранимым до истерики и жестоким до беспощадности. Был завистлив и фальшив, в чем сам не раз и не два признавался в дневнике. У него хорошо получалось ненавидеть. Любить – гораздо хуже. Таким уж был он, Николай Корнейчуков, сам себя называвший «байструком» – рожденный вне брака, злой человек в злом мире, на который он с детства был готов наброситься с кулаками.

Он был душевно щедр и талантлив до гениальности. Трудоголик и эстет. Детский поэт и жестокий критик, литературовед и стихийный культуролог, впервые в России заговоривший о массовой культуре – тогда, когда и понятия такого в помине не было. И это все он, Корней Чуковский.

Марина Цветаева

Судьба Цветаевой – ярчайший пример того, как страшна судьба гения. Особенно – гения, живущего в женском теле. Страшна не только для себя – но и для близких, которых коснулась, задела, поманила, повела. Потому в «Кругах на воде» Чернявская рассказывает о судьбе не только поэтессы, но и ее семьи.

О ее муже, Сергее Эфроне, русском интеллигенте и советском шпионе, расстрелянном в сорок первом. О ее дочери Ирине, умершей в сиротском приюте в возрасте трех лет. О другой ее дочери, Але, проведшей в лагерях и «на поселении» долгие годы. О ее сыне Георгии, погибшем в 1944-м девятнадцати лет. Да, революция, война, репрессии, но чтобы вся семья была уничтожена вот так, под корень, словно бы асфальтовым катком? И надо всем этим – тень Марины Цветаевой, тень ее гения и елабужской петли.

К жизни этой семьи удивительно подходит слово «рок» в самом страшном, античном смысле: обреченность на гибель. Может быть, потому что к ним прикоснулась ее душа – Психея?

Михаил Булгаков

Булгаков был удивительным человеком. Жаждал славы, богатства, признания – и писал книги, которые не могли быть опубликованы. Был верующим – и написал роман о дьяволе. Как и многие другие, был «стокгольмским заложником» у власти – и оказался самым свободным писателем не только своего, но и гораздо более позднего времени: ведь, как известно, «рукописи не горят».

Юлия Чернявская рассказывает о том, во всем ли прав любимый интеллигенцией профессор Преображенский и кто такой Шариков. О мистике и магии «Мастера и Маргариты» и о том, почему этот роман не любит церковь. О том, справедливы ли мы к Понтию Пилату… О том, наградил или обманул Воланд Мастера. О том, что мы избираем – свет или покой, и чем опасен этот выбор?

Сергей Довлатов

Неудачничество было принципом, согласуясь с которым он и жил, и писал, да и умер. Оно было его «лейблом», фирменным знаком. Он им щеголял, бравировал. Да, дощеголялся, добравировался до такой ранней, такой несправедливой смерти – но вряд ли его так полюбили бы, если б он был «удачником». Автор умер, а герой Довлатова (носящий его имя, имеющий его внешность, привычки и знакомства) вмиг стал кумиром огромного и тоже умирающего советского пространства.

Довлатов – это последний писатель, которого полюбили все: его читали «челноки» с клетчатыми сумками и рафинированная профессура, его читали школьники и их бабушки. Смеясь до слез или вправду плача… Кто уж разберет.

Василь Витка

Завершает нашу подборку выпуск программы, посвященный 100-летию классика белорусской детской литературы Василя Витки.

– Поэт, сатирик и драматург, Витка остался в истории национальной литературы как яркий детский автор, – говорил поэт, кандидат филологических наук Виктор Жибуль. – Его сказки и стихотворения включены в школьную программу, а имя занесено в почетный список сказочников мира.

Обладатель Международного диплома имени Андерсена, Василь Витка стоял у истоков создания журнала «Вясёлка», руководил изданием в течение 17 лет. И свою любовь к детям воплотил не только в литературе.

Источник: TUT.BY

Наука Фомы — Цветаева. Полный текст стихотворения — Наука Фомы

Наука Фомы — Цветаева. Полный текст стихотворения — Наука Фомы

Марина Цветаева

Без рук не обнять!
Сгинь, выспренных душ
Небыль!
Не вижу — и гладь,
Не слышу — и глушь:
Не был.Круги на воде.

Ушам и очам —
Камень.
Не здесь — так нигде.
В пространство, как в чан
Канул.Руками держи!
Всей крепостью мышц
Ширься!
Что сны и псалмы!
Бог ради Фомы
В мир сейПришел: укрепись
В неверье — как негр
В трюме.
Всю в рану — по кисть!
Бог ради таких
Умер.

1923 г.

Теги:

Марина Цветаева

Первая посмертная книга стихов Марины Цветаевой «Избранное» увидела свет в СССР в 1961 году, через 20 лет после гибели автора и почти через 40 лет после предыдущего издания на родине. К моменту выхода «Избранного» немногие читатели помнили молодую Цветаеву и почти никто не представлял, в какого масштаба фигуру она превратилась, пройдя свой трагический путь.

{«storageBasePath»:»https://www.culture.ru/storage»,»services»:{«api»:{«baseUrl»:»https://www.culture.ru/api»,»headers»:{«Accept-Version»:»1.0.0″,»Content-Type»:»application/json»}}}}

Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?

• Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
• Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
• Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
• Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
• Как предложить событие в «Афишу» портала?
• Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день

Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».

Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»

Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.

Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?

Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.

Электронная почта проекта: [email protected]

Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?

Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».

Как предложить событие в «Афишу» портала?

В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».

Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.

Если вопросы остались — напишите нам.

Пожалуйста подтвердите, что вы не робот

Войти через

или

для сотрудников учреждений культуры

Системное сообщение

Ошибка загрузки страницы. Повторите попытку позже, либо воспользуйтесь другим браузером.
Спасибо за понимание!

Мы используем сookie

Во время посещения сайта «Культура.РФ» вы соглашаетесь с тем, что мы обрабатываем ваши персональные данные с использованием метрических программ. Подробнее.

М.И. Цветаева. Биография, творчество, стихотворения великой русской поэтессы. Круги на воде

Марина Цветаева в своем творческом облике предстает перед нами как нетривиальный  поэт, оригинальный драматург, неожиданный прозаик, тонкий мемуарист, глубокий, парадоксальный мыслитель и исследователь литературы.
В жизни Марины Ивановны были две страсти  — стихи и любовь.  

Биография поэтессы и её творчество неотделимы друг от друга.
Жизнь предоставила Цветаевой яркую и трагическую судьбу, которая с первых же сознательных шагов поставила её в самые благоприятные для развития творческого дара условия.

 Поэзия Цветаевой – это поэзия не рассудочных построений и придуманных заоблачностей – это поэзия живой жизни человеческой души.
Всё в личности и творчестве Марины Ивановны остро отличалось от традиционных представлений и доминирующих литературных вкусов.
Жизненный и литературный принцип, со страстной убежденностью, провозглашенный ей еще в юности: утверждение собственной самодостаточности, независимости ни от среды, ни от времени, определили силу и самобытность поэтического слова, и обернулись неразрешимыми противоречиями в судьбе Цветаевой.

«Поэт слышит только своё, видит только своё, знает только своё», — говорила Цветаева.
Её стихотворения почти не отражают внешние события предреволюционной истории.
Право поэта на неподкупность лиры, право на поэтическую честность – вот что поэтесса отстаивала в своём творчестве – высшую правду поэта.
Для Цветаевой Поэт – это личность, наделенная безмерной творческой силой, он творец мира. Поэт противостоит окружающей жизни, сохраняя верность тому высшему, что он несет в себе. Он очевидец всех времен и невольник своего дара и своего времени.
«Странная особь человеческая», живущая с обнаженным сердцем и не умеющая справляться с земным порядком вещей – это поэт по Цветаевой – такой была она сама.
 

Цветаева не вписывалась в своё время, а точнее в реальный мир, «мир мер», «мир гирь», «где насморком назван плач». Марина Ивановна творила свой мир, свой миф.
Её стихи – «живое о живом», независимы, бунтарны.
А вся жизнь поэтессы – бескорыстное служение своему предназначению.
 
«Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.» — Цветаева остро чувствовала, что не вписывается в современность.
 

***
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти —
Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
 

Всё стихотворение – это одно предложение.
Предложение с обратным порядком слов.
Несколько раз повторённое косвенное дополнение, нагруженное множеством обычных и обособленных определений с придаточными конструкциями и короткая последняя строка подлежащее- сказуемое.
К этой последней строке, разрешающей нарастающее напряжение всего текста, пробирается через затрудняющие и осложняющие конструкции читатель.
 
 
Несмотря на уверенный, претенциозный тон заявления
«…..моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд»  
Цветаева характеризует свои стихи не как вечные, идеальные ценности, а как осколки чувств, мимолетность живой жизни, след пережитого – об этом свидетельствуют слова:
«Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет, Ворвавшимся, как маленькие черти…»
Цветаева выбирает образы, которые подчёркивают неустойчивость и подвижность стихов — и в то же время помещает их в царство покоя и бездвижности — «святилище», «пыльные магазины».

Судьба Марины Цветаевой — ярчайший пример того, как страшна судьба гения. Особенно — гения, живущего в женском теле. Страшна не только для себя — но и для близких, которых коснулась, задела, поманила, повела. 
«Круги на воде» о судьбе великой русской поэтессы:

Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям —
Страсти! где насморком
Назван — плач!

Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! — как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим — как пó мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.

Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
 

22 апреля 1923
 

 

***
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь — могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, —
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.

3 мая 1913
Коктебель

***
Вы, идущие мимо меня
Не к моим и сомнительным чарам, —
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,
И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох…
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох.
О, летящие в ночь поезда,
Уносящие сон на вокзале…
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —
Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы, —
Сколько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.

17 мая 1913

***
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами!

Тайна гибели Марины Цветаевой

Его место — Борисоглебский переулок, напротив её дома-музея. Кстати, памятник был отлит в бронзе на средства столичного департамента культуры, а также спонсоров. Сам собою повис вопрос: запоздалое признание, дань уважения или реабилитация патриотов- диссидентов?

Круги на воде. Марина Цветаева: путь в петлю

Так кем же была «самый чрезвычайный поэт ХХ века» для россиян?

«Что вам прочитала Цветаева, придя со своих похорон?»

…Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. В Борисоглебском переулке прошла ее молодость. Как поэт, прозаик и драматург она состоялась именно в Москве. А свела она счеты с собой в Елабуге (ныне Татарстан) 31 августа в тяжелом 1941 году. Её могила в Елабуге затерялась. Памятником ей остались лишь книги тех людей, которые ее знали, любили, изучали.

Марину Цветаеву отпели спустя почти полвека

Поэтесса ушла из жизни неотпетой. Спустя полвека, в 1990 году, патриарх Алексий II дал благословение на ее отпевание, тогда как отпевать самоубийц в РПЦ категорически запрещено. Что же позволило сделать для нее исключение? «Любовь народная», — ответил патриарх.
 
Цветаева родилась не «простой русской» девочкой: её отец был профессором-искусствоведом, создателем музея изобразительных искусств, мать — пианисткой, ученицей знаменитого А. Рубинштейна, дед – известнейшим историком. Из-за чахотки матери Цветаева подолгу жила в

Италии,
Швейцарии,
Германии;

получила прекрасное образование в пансионах Лозанны и Фрейбурга. Юная Марина свободно владела французским и немецким языками, прошла курс французской литературы в Сорбонне. Оттого-то и стихи девочка начала писать в 6 лет одновременно по-русски, по-немецки и по-французски.

Она оставила три посмертные записки:

официальную, со словами «дорогие товарищи»,

вторую — поэту Асееву, где умоляла усыновить 16-летнего сына и выучить его (чего Асеев не сделал!) и самому сыну-подростку — о том, что попала в тупик и выхода, увы, не видит…

За неделю до самоубийства Цветаева написала заявление с просьбой принять её на работу посудомойкой в открывающемся предприятии, но столовую открыли аж зимой 43-го, когда Цветаевой в живых не было. Сына ее сперва переэвакуировали в Ташкент, потом призвали на фронт, где он, крупный и неспортивный, был убит в бою в конце войны.

Сталинские лагеря для близких Марины Цветаевой

…Семья эмигрантки Цветаевой воссоединилась в России в канун Великой Отечественной войны, в июне 1939-го. Муж, Сергей Эфрон с дочерью Алей вернулся на родину чуть раньше, в 1937 году. О нем говорили как о «запутавшемся на Западе разведчике». По официальной версии С. Эфрон ради возвращения в СССР принял предложение сотрудничать с НКВД за границей. А затем оказался замешанным в заказном политическом убийстве, из-за чего бежал из Франции в Москву. Летом 1939-го вслед за ним и дочерью возвратилась и Цветаева с сыном Георгием.

Вскоре в семье репатриантки Цветаевой начался сущий ад: дочку Алю забрали в НКВД как шпионку, потом – Сергея, горячо любимого мужа, да еще с издёвочкой:

«ждал-то – орден, а получил — ордер».

Дочь и муж были арестованы: Эфрона расстреляли в 1941-м, дочь после 15 лет репрессий была реабилитирована. Сама Цветаева не могла ни трудоустроиться, ни найти жильё, ее произведения никто не печатал. По словам близких людей, они с сыном буквально голодали.

«Белогвардейцы возвратились», — перешёптывались об Эфроне и Цветаевой.

И… пошло-поехало: тюремные очереди и хлопоты, истерики, страх за себя и детей, как за последнего кормильца, мучила неизвестность впереди, она чувствовала себя, словно в жуткой мясорубке…

Она была страстная мать, однако и здесь гармонии не испытала: в гражданскую войну потеряла младшую дочь, потом сделала идола из сына, обожала его буквально тиранически, а «идол» взял да и стал строптивым, амбициозным, просил не перекармливать материнской любовью.
 
Все два года в России они ссорились с сыном, громко крича на французском. Кстати, Эфрон с отеческим сарказмом называл мальчика «Марином» – именно потому, что и норовом, и «нервенностью», то бишь, чувственностью, он был схож с матерью. Цветаева хотела вырастить из сына гения, а не сумела простейшего, она просто не научила его жить среди людей на равных. Уйдя из жизни, мать оставила его изгоем в чужом мире.

Почему Москва встретила Цветаеву настороженно? И ведь не просто «парижанкой», не просто «из бывших»! А именно – клеймёной. Есть версия, что возвращения поэтессы испугались именно собратья «по поэтическому цеху».. Ее далеко отодвинул даже Пастернак, с которым у нее был бурный эпистолярный роман. И не только «политически», но и по-мужски. Причем на очень большую дистанцию: он испугался возможного «пожара», именно он когда-то в запале и произнес: мол, у Марины и керогаз пылает «Зигфридовым пламенем». А так нельзя!

После возвращения на родину Цветаева готовит к изданию сборник стихов, много переводит, но ее никто не печатает.
 
«Нищая элегантность», — так называли за глаза Цветаеву в последнюю пору её жизни.

С виду она была всегда словно мышкой: серенькой, неброской, на низких каблуках, с огромным поясом и янтарными бусами, на запястьях – изысканные серебряные браслеты, с недлинной стрижкой. А глаза – зеленые. Буквально как крыжовник. И походка — твердая, почти мужская. Цветаева будто всегда преодолевала что-то: боялась уличных машин, в метро — эскалаторов, в домах – лифтов, всегда казалась словно близорукой, не от мира сего, очень незащищенной.

Объявленная в 1941-м война и перспектива окунуться в гитлеровское иго ужаснуло ее еще сильней, куда сильней, чем сталинское! А в победу России она верила с трудом. 22 июня, в день объявления войны, Цветаева произнесла странную фразу:

«Мне бы поменяться с Маяковским».

И еще сказала такое:

«Человеку немного надо: клочок твердой земли, чтобы поставить ногу и удержаться на ней. Вот и все».

Судить о причинах её самоубийства – по всей видимости, бессмыслица. Об этом знала лишь она сама, навеки замолчавшая.

Вот краткие вехи биографии поэтессы. В революционную пору вплоть до 1922 года она вместе с детьми жила Москве, в то время как ее муж, офицер Эфрон, сражался в белой армии. С 1922 года семья эмигрировала: недолго жила в Берлине, 3 года — в Праге, с 1925 года начался «парижский период», отмеченный полнейшей нехваткой денег, бытовой неустроенностью, непростыми отношениями с русской эмиграцией, в это время возрастала враждебность критики в её адрес. Условия жизни семьи за границей были невероятно трудны. На родине – еще труднее.
 
Цветаева выросла в демократически настроенной семье. И если революция 1917 года стала направляющей силой для таких, как Маяковский, Блок, Есенин и других, то перед М. Цветаевой 1917-ый предстал иначе.

Отношение ее к революции было неоднозначно; стараясь найти нечто героическое в белой армии, где служил муж, она в то же время понимала безысходность контрреволюционного движения. В то время круг знакомств Цветаевой был очень богат. Это –

Бальмонт,
Блок,
Ахматова,
Волошин,
Кузмин,
Ремизов,
Белый,
Брюсов,
Есенин,
Антокольский,
Мандельштам,
Луначарский, с которым выступает на концертах.

А еще это широчайший актерский круг, — учеников Е. Вахтангова.

Есть сведения, что еще в 17-летнем возрасте Марина пыталась покончить жизнь самоубийством. Она даже написала прощальное письмо сестре Анастасии, которое попало к ней спустя 32 года. Вот что написала ее сестра в своих воспоминаниях:

«Марина писала о невозможности жить далее, прощалась и просила меня раздать ее любимые книги и гравюры – далее шел список и перечисление лиц. Я помню строки, лично ко мне обращенные: «Никогда ничего не жалей, не считай и не бойся, а то и тебе придется так мучиться потом, как мне».

Затем следовала просьба в ее память весенними вечерами петь наши любимые песни.

В память особенно врезались эти строки:

«Только бы не оборвалась веревка. А то недовесить-ся — гадость, правда? – писала сестра. — Эти строки я помню дословно. И помни, что я всегда бы тебя поняла, если была бы с тобою». И подпись.

Далее, чтобы не упрекнули в плагиате, привожу близко к тексту разрозненные отрывки из книги сестры Цветаевой, Анастасии.

«1 февраля 1925 г. у Марины родился сын Георгий («Мур» — сокращенное от «Мурлыка», уцелевшее до его конца. Исполнившаяся мечта! Гордость матери. Но о нем в 10 лет Марина написала: «Душевно неразвит.. .»

Война. Эвакуация. Марина много тяжелее других восприняла объявление войны, нежданно вспыхнувшей на территории ее Родины, где она могла надеяться укрыться от пережитого на Западе. Она ждала, что сюда война не придет. Марину охватило то, что зовут панический ужас. Она рвалась прочь из Москвы, чтобы спасти Мура от опасности зажигательных бомб, которые он тушил. Содрогаясь, она говорила: «Если бы я узнала, что он убит, — я бы, ни минуты не медля, бросилась бы из окна» (они жили на седьмом этаже дома 14/5 на Покровском бульваре). Но самая зажигательная сила зрела в Георгии: жажда освободиться о материнской опеки, жить, как он хочет.

А вот как рассказывали другие:

«…в Елабуге пришла Цветаева, умоляя не допустить, чтобы ее разлучили с сыном, детей этого возраста отправляли в эвакуацию от родителей отдельно. Сына не отняли. Что рядом с этим все трудности жизни? Но он бунтовал. Он не хотел жить в Елабуге. Она против его воли вывезла его из Москвы. У него там был свой круг, друзья и подруги. Он грубил. Марина переносила его грубости замершим материнским сердцем. Как страшно было его представить себе без ее забот в дни войны!

Сын не жил без ее помощи. Он не понимал людей. В Елабуге стал дружить с двумя мужчинами, невесть откуда взявшимися, и намного старше его. Он не желал слушать мать, не хотел лечить больную ногу. На каждом шагу спорил. К его тону она привыкла, а последние два года без отца — терпела. Рассказывали о необыкновенном терпении Марины с ним. Все говорили, что «она его рабски любила».

Перед ним ее гордость смирялась. Его надо было дорастить во что бы то ни стало, сжав себя в ком. Она себя помнила в его годы: разве она не была такой же? «Он молодой, это все пройдет», — отвечала на удивлённые замечания знакомых, как она, мать, выносит такое обращение с собой. Последним решающим толчком была угроза Мура, крикнувшего ей в отчаянии: «Ну, кого-нибудь из нас вынесут отсюда вперед ногами!» «Меня!» — ухнуло в ней. Их «вместе» кончилось! Она уже не нужна ему! Она ему мешает. ..
 
Все связи с жизнью были порваны. Стихов она уже не писала, да и они бы ничего не значили рядом со страхом за Мура. Еще один страх снедал ее: если война не скоро кончится, Мура возьмут на войну. Да, мысль о самоубийстве шла с ней давно, и она об этом писала. Но между мыслью и поступком — огромное расстояние.

В 1940 г. она запишет:

«Я уже год примеряю смерть. Но пока я нужна». На этой нужности она и держалась. Марина никогда не оставила бы Мура своей волей, как бы ей ни было тяжело. Годы Марина примерялась взглядом к крюкам на потолке, но пришел час, когда надо было не думать, а действовать. И хватило гвоздя.»

Беспощадно грубые слова 16-летнего сына прозвучали в материнстве Марины — приказом смерти — себе.

На упреки сына, что она не умеет ничего добиться, устроиться, она в горькой надменности, на миг вспыхнувшей гордости, бросила сыну:

«Так что же, по-твоему, мне ничего другого не остается, кроме самоубийства?»

Сын ответил:

«Да, по-моему, ничего другого вам не остается!»

Это была не просто дерзость мальчишки! Потрясенный ее уходом, он не повторит ее шага. Пусть живет он, юная ветвь!

…Она помнила себя с 17-ти лет, свою попытку самоубийства. Он был — сколок с нее.

Автор

Елена Тхорова

пирог сестер Цветаевых в сливовой аранжировке

А давно у нас с вами, друзья, пирогов не было. Безобразие, я считаю. Давайте исправлять эту нелепую ошибку – лето на дворе, ягодный и фруктовый сезон в самом разгаре.

Наверняка вы пробовали или хотя бы слышали о цветаевском пироге. Назвали его так, по одной из версий, потому, что сестры Цветаевы потчевали своих гостей таким пирогом. И сами обожали. Он действительно восхитителен. Классическая вариация пирога исполняется с яблоками. И яблоки, и корица создают особенную уютную атмосферу, располагающую к долгим осенним посиделкам под свежезаваренный ароматный чай.

Я же предлагаю попробовать его в новой аранжировке. Уверяю вас, осовремененное прочтение великого цветаевского творения ничуть не хуже оригинала. Но вы сможете в этом убедиться, только приготовив и попробовав. Переходим от увертюры к действию.

Следите за руками

Не стану диктовать вам, какие фрукты или ягоды выбрать – оставлю это на ваше усмотрение и на ваш вкус. Пирог одинаково прекрасен и с малиной, и со смородиной, и с персиками, и с абрикосами, и с черникой, и с голубикой…

Мне захотелось сделать его со сливами. Если вы испечете его по этому рецепту и не завалите редакцию восторженными письмами, то в истории это останется более черной неблагодарностью, чем убийство Цезаря Брутом.

Для теста:

• 150 г сливочного масла
• 2 желтка
• 80 г сметаны жирностью 15–20%
• 250 г муки
• 1 ч. л. разрыхлителя

Для начинки:

• 0,5 кг слив (или любых других фруктов или ягод)
• 350 г сметаны жирностью не менее 25%
• 2 яйца
• 100 г сахара
• 40 г кукурузного крахмала
• пакетик ванильного сахара
• корица по вкусу

Просейте муку с разрыхлителем на доску или рабочую поверхность стола, положите в центр сливочное масло, порубите его кубиком и быстро, не давая маслу растаять, разотрите в крупную крошку.

Добавьте желтки, сметану, замесите тесто. Слишком не усердствуйте. Подкатайте тесто в шар, заверните в пищевую пленку и отправьте в холодильник на час-два.

Выньте остывшее тесто из холодильника, раскатайте в пласт толщиной примерно 3–4 мм, выстелите им форму с бортиками диаметром около 25 см.

Наколите вилкой и уберите в холодильник, пока будете заниматься начинкой.

Вымытые и обсушенные сливы разрежьте на половинки, удалите косточки. Выложите их плотненько в форму с тестом.

Соедините сметану, яйца, сахар, ванильный сахар, корицу и крахмал, слегка взбейте все миксером, венчиком или вилкой до однородности. Залейте подготовленной смесью пирог и отправьте в предварительно разогретую до 180 градусов духовку.

Выпекается эта радость около 40–45 минут, но ориентируйтесь, конечно, на свой духовой шкаф, каждый со своим характером.

Важный момент: пирогу нужно не только дать полностью остыть, но и подержать его перед подачей час-другой в холодильнике. Это стабилизирует начинку и превратит ее в нечто божественно прекрасное, нежнейшее, ароматное, тающее во рту.

Чем дополнить это великолепие из напитков – чаем, молоком, кофе, – решайте сами. Я могу порекомендовать, каким видеорядом это сопроводить.

Коль скоро речь шла о великой русской поэтессе, по мотивам кулинарного наследия которой мы сегодня тут с вами фантазируем, давайте и посмотрим кино о ней. Байопиков о Цветаевой немного, художественный фильм один – «Зеркала», да и он откровенно слабенький. Из документальных любопытные «Мне девяносто лет, еще легка походка…» (1989), «Круги на воде. Марина Цветаева: путь в петлю», «Легенды Серебряного века: фильм 3. Марина Цветаева. Страсти по Марине» (2004).

Если же хочется художественного – посмотрите мини-сериал Михаила Козакова «Очарование зла» про русскую эмиграцию в Париже в 30-е годы XX века. Здесь Цветаева второстепенный персонаж, но сыгранная Галиной Тюниной роль прекрасна.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №30-2020 под заголовком «Не пирог, а поэзия какая-то!».

Марина Цветаева — Крысолов

Крысолов

Лирическая сатира

ГОРОД ГАММЕЛЬН

Глава первая

Стар и давен город Гаммельн,
Словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном:
Гаммельн – славный городок!

В ночь, как быть должно комете,
Спал без просыпу и сплошь.
Прочно строен, чисто метен,
До умильности похож

– Не подойду и на выстрел! –
На своего бургомистра.

В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.

Гривенник – туша, пятак – кувшин
Сливок, полушка – творог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:

Грех.
(Спросим дедов:
Дорог: редок.)

Ни распоясавшихся невест,
Ни должников, – и кроме
Пива – ни жажды в сердцах. На вес
Золота или крови –

Грех.  Полстолетия (пятьдесят
Лет) на одной постели
Благополучно проспавши, спят
Дальше. «Вдвоем потели,

Вместе истлели». Тюфяк, трава, –
Разница какова?

(Бог упаси меня даже пять
Лет на одной перине
Спать! Лучше моську наймусь купать!)
Души Господь их принял.

И озаренье: А вдруг у них
Не было таковых?

Руки – чтоб гривну взымать с гроша,
Ноги – должок не додан.
Но, вразумите, к чему – душа?
Не глубоко ль негодный

– Как жардиньерка – гамак – кларнет –
В нашем быту – предмет?

В городе Гаммельне – отпиши –
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне – ни души.
Но уж тела за это!

Плотные, прочные. Бык, коль дюж,
Дюжины стоит душ.

А приосанятся – георгин,
Ниц! преклонись, Георгий!
Города Гаммельна гражданин, –
Это выходит гордо.

Не забывай, школяры: «Узреть
Гаммельн – и умереть!»

Juri, и Ruhrei, и Ruhr uns nicht
An (в словаре: не тронь нас!) –
Смесь.  А глаза почему у них
В землю? Во-первых – скромность,

И... бережливость: воззрился – ан
Пуговица к штанам!

Здесь остановка, читатель. – Лжешь,
Автор! Очки втираешь!
В сем Эльдорадо когда ж и кто ж
Пуговицы теряет?

– Нищие. Те, что от грязи сгнив,
В спальни заносят тиф, –

Пришлые. Скоропечатня бед,
Счастья бесплатный номер.
В Гаммельне собственных нищих нет.
Был, было, раз – да помер.

Тощее ж тело вдали от тел
Сытых зарыть велел

Пастор, – и правильно: не простак
Пастор, – не всем «осанна!»
Сытые тощему не простят
Ни лоскута, ни штанной

Пуговицы, чтобы знал-де всяк:
Пуговка – не пустяк!

(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)

Пуговицею весь склад и быт
Держатся. Трезв – застегнут.
Пуговица! Праадамов стыд!
Мод и свобод исподних –

Смерть. Обывателю ты – что чуб
Бульбе, и Будде – пуп.

С пуговицею – все право в прах,
В грязь.  Не теряй, беспутный,
Пуговицы! Праадамов крах
Только тобой искуплен,

Фиговая! Ибо что же лист
Фиговый («Mensch wo bist?») –

Как не прообраз ее? («Bin nackt,
Наг, – потому робею») –
Как не зачаток, не первый шаг...
Пуговица – в идее!

Пуговицы же (внемли, живот
Голый!) – идея – вот:

Для отличения Шатуна-
Чад – от овец Господних:
Божье застегнуто чадо на
Все, – а козел расстегнут –

Весь! Коли с ангелами в родстве,
Муж, – застегнись на все!

Не привиденьями ли в ночи
– Целый Бедлам вакантный! –
Нищие, гении, рифмачи,
Шуманы, музыканты,

Каторжники...
Коли взять на вес:
Без головы, чем без

Пуговицы! – Санкюлот! Босяк!
От Пугача – к Сэн-Жюсту?!
Если уж пуговица – пустяк,
Что ж, господа, не пусто?

Для государства она – что грунт
Древу и чреву – фунт

Стерлингов. А оборвется – голь!
Бунт! Погреба разносят!
Возвеселися же, матерь, коль
Пуговицею – носик:

Знак добронравия.  (Мой же росс
Явственно горбонос –
В нас.)


-----------------


Дальше от пуговичных пустот,
Муза! От истин куцых!
От революции не спасет –
Пуговица. Да рвутся ж –

Все! Коли с демонами в родстве –
Бард, – расстегнись на все!


-----------------


(Здесь кончается ода пуговице
и возобновляется повествование.)

Город грядок –
Гаммельн, нравов
добрых, складов
полных, – Рай –
город...

Божья радость –
Гаммельн, здравых –
город, правых –
город...

Рай-город, пай-город, всяк-свой-пай-берет, –
Зай-город, загодя-закупай-город.

Без загадок –
город, – гладок:
Благость. Навык –
город. – Рай –
город...

Божья заводь –
Гаммельн, гадок –
Бесу, сладок –
Богу...

Рай-город, пай-город, Шмидтов-Майеров
Царь-город, старшему-уступай-город.

Без пожаров –
город, благость-
город, Авель-
город.  – Рай-
город...

Кто не хладен
и не жарок,
прямо в Гаммельн
поез –

жай-город, рай-город, горностай-город.
Бай-город, вовремя-засыпай-город.

Первый обход!
Первый обход!
С миром сношенья прерваны!
Спущен ли пес? Впущен ли кот?
Предупрежденье первое.

Су – дари, выпрягайте слуг!
Тру – бочку вытрясай, досуг!
Труд, покидай верстак:
«Morgen ist auch ein Tag».

Без десяти!
Без десяти!
Уши законопатить
Ватой! Учебники отнести
В парту! Будильник – на пять.

Ла – вочник, оставляй мелок,
Бюр – герша, оставляй чулок
И оправляй тюфяк:
«Morgen ist auch ein Tag».

Десять часов!
Десять часов!

Больше ни междометья!
Вложен ли ключ? Вдет ли засов?
Предупрежденье третье.

Би – блию закрывай, отец!
Бюр – герша, надевай чепец,
Муж, надевай колпак, –
«Morgen ist auch ein...»

– Спят
Гаммельнцы. ..



СНЫ

Глава вторая

В других городах,
В моих (через – край-город)
Мужья видят дев
Морских, жены – Байронов,

Младенцы – чертей,
Служанки – наездников...
А ну-ка, Морфей,
Что – гаммельнцам грезится

Безгрешным, – а ну?
– Востры – да не дюже!
Муж видит жену,
Жена видит мужа,

Младенец – сосок,
Краса толстощекая –
Отцовский носок,
Который заштопала.

Повар – пробует,
Обер – требует.
Всё как следует,
Всё как следует.

Вдоль спицы петля –
Так всё у них плавно!
Павл видит Петра,
А Петр видит Павла,

Конечно – внучат
Дед (точку – прозаик),
Служанка – очаг
И добрых хозяев.

Каспар – заповедь,
Пастор – проповедь.
Не без проку ведь
Спать, – не плохо ведь?

Пуды колбасы
Колбасник (со шпэком),
Суд видит весы,
Весы же – аптекарь,

Наставнику – трость,
Плод дел его швейных –
Швецу.  Псу же – кость?
Ошиблись: ошейник!

Стряпка – щипаное,
Прачка – плисовое.
Как по-писаному!
Как по-писаному!

– А сам бургомистр?
– Что въяве – то в дрёме.
Раз он бургомистр,
Так что ж ему кроме

Как бюргеров зреть,
Вассалов своих?
А сам бургомистр –
Своих крепостных.

Дело слаженное,
Платье сложенное, –
По-положенному!
По-положенному!

(Лишь тон мой игрив:
Есть доброе – в старом!)
А впрочем, чтоб рифм
Не стаптывать даром –

Пройдем, пока спит,
В чертог его (строек
Царь!) прочно стоит
И нашего стоит

Внимания...


-----------------


Замка не взломав,
Ковра не закапав –
В богатых домах,
Что первое? запах.

Предельный, как вкус,
Нещадный, как тора,
Бесстыдный, как флюс
На роже актера.

Вся плоть вещества, –
(Счета в переплете
Шагреневом!) вся
Вещественность плоти

В нем: гниль до хрящей. 
С проказой не шутят!
Не сущность вещей, –
Вещественность сути:

Букет ее – всей!
Есть запахи – хлещут!
Не сущность вещей:
Существенность вещи.

Не сущность вещей,
– О! и не дневала! –
Гнилых овощей
– Так пахнут подвалы –

Ему предпочту.

Дух сытости дивный!
Есть смрад чистоты.
Весь смрад чистоты в нем!

Не запах, а звук:
Мошны громогласной
Звук. Замшею рук
По бархату красных

Перил – а по мне
Смердит изобилье! –
Довольством – вполне.
А если и пылью –

Не нашей – с весной
Свезут, так уж што ж нам?
Не нищей: сквозной,
А бархатной – штофной –

Портьерной. Красот
Собранием, скопом
Красот и чистот,
А если и потом –

Добротным, с клеймом
Палаты пробирной,
Не нашим (козлом),
А банковским, жирным

Жилетным: не дам.
По самое небо
– О Ненависть! – храм
Стоглавый тебе бы –

За всех и за вся. 


-----------------


Засова не сняв,
Замка не затронув,
(Заметил? что в снах
Засовы не стонут,

Замки не гремят.
Врата без затвора –
Сон. Домы – без врат.
Все – тени, все – воры

В снах.)

Сто – невест тебе.
Все – с запястьями!
Без – ответственно.
Без – препятственно.

Се – час жениха!
За кражи! за взломы!
Пустить петуха
В семейные домы!

В двуспальных толстух,
В мужей без измены.
Тот красен петух –
Как стяги – как стены

В иных городах...

Замка не затронув,
Посмотрим, как здрав
В добротных хоромах
Своих – бургомистр.


-----------------


Домовит, румянист –
Баю-бай, бургомистр.

Завершенная седьмица –
Бургомистрово чело.
Что же мнится? что же снится
Бургомистру? Ни – че – го.

Ничего (как с жир-горы
Пот-то!), то есть: бюргеры. 
Спи, жирна, спи, верна,
Бургомистрша, жена

Бургомистрова: синица,
Переполнившая зоб.
Что же мнится? что же снится
Бургомистрше? (Хорошо б,

Из перин-то вырвавши...)
...Бюргеры, ей – бюргерши.

Той – пропавшей без вести,
Этой – Цезарь рядышком...
Женщине ж порядочной
Ничего не грезится.

Спи-усни, им не верь,
Бургомистрова дщерь.

Соломонова пшеница –
Косы, реки быстрые.
Что же мнится? что же снится
Дочке бургомистровой?

Запахи, шепоты...
Всё – и еще что-то!



НАПАСТЬ

Глава третья

Тетки-трещотки,
Кухарки-тараторки,
– Чепцы, кошёлки –
Бабки-балаболки.

– Сала для лекаря!
– Трав для аптекаря!
– Свежего, красного
Легкого для пастора!

– По – следней дойки!
Девки-маслобойки.
– Ядрёной крупки!
Стряпки-мясорубки.

– Счастья, здоровья,
Сил на три месяца!
– Свежих воловьих
Жил для ремесленников!

Тетки-трещотки,
Торговки-горлодерки
– Кофты на байке –
Хозяйки-всезнайки. 

– Све – жая требуха!
– Жи – вого петуха!
– Масляна, не суха!
– Серд – ца для жениха!

– Сливки-последки!
Соседки-добросердки.
– Свежего! с ледничку!
Советницы-сплетницы.

– Взвесь, коль не веришь!
– Жарь – не ужарится!
– Гу – синых перьев
Для нотариуса!

– О – вощи да с гряды!
– Со – вести для судьи!

Кур – ки-цесарки,
Невесты-перестарки,
Свежи, с постельки
Вдовицы-коротельки.

– Мни, да не тискай!
– Рдянь – не редиска!
– По – лушка с миской!
– Мозгов для бургомистра!

– Что хотите, то берите!
Подолы, капора.
Поварихи-разберихи,
Румяные повара.

Но – сы приплюснутые:
– Чего бы вкусненького?
Ла – дошки – ширмочками:
– Чего бы жирненького?

Выловить.
Выудить.
Выведать.
Выгадать.

– Все чехлы посняли с кресел!
– А гостей! А гостей!
– Нынче пекарева крестят!
– Новостей! Новостей!

Язвы-тихони. 
Один в трахоме
Глаз, другой – пенится.
Сидни-кофейницы.

– Женишка-то, чай, постарше!
– А наряд! А наряд!
– Говорят, что у почтарши...
– Говорят... Говорят...

Язвы-шнырялы,
Кляузы-обмиралы,
– На площадь сор неси! –
Козни-цикорницы.

– Нацепил зеленый галстук!
– Ловелас! Ловелас!
– Мясник с тещей поругался!
– А у нас! А у нас!

– Ред – ко – сти...
– Хит – ро – сти...
– Кхе-кхе-кхе...
– Кхи-кхи-кхи...

– Бургомистрова-то Грета!
– Не того! Не того!
– Третью ночь сидит до свету!
– Каково? Каково?

– Свечку жжет...
– Век свой жжет...
– Счастья ждет...
– В гроб пойдет...

– Скатертей однех – с три пуда!
– Чай, одна! Чай, одна!
– Ни за кем, отцу, не буду.
– Не жена! Не жена!

– Грех-таки...
– Стыд-таки...
– Кхе-кхе-кхе...
– Кхи-кхи-кхи...

– Поглядеть – одне костяшки...
– Не в соку! Не в соку!
– К нам на кашку! К нам на чашку
Кофейку! Кофейку!

Клуб
Женский – закрыт:
Суп
Перекипит.


-----------------


Город грядок
Гаммельн, нравов
добрых, складов
полных –

Мера! Священный клич!
Пересмеялся – хнычь!
Перегордился – в грязь!
Да соразмерит князь

Милость свою и гнев.
Переовечил – хлев,
Перемонаршил – бунт:
Zuviel ist ungesund.

В меру! Сочти и взвесь!
Переобедал – резь,
(Лысина – перескреб),
Перепостился – гроб,

Перелечил – чума!
Даже сходи с ума
В меру: щелчок на фунт:
Zuviel ist ungesund.

В меру и мочь и сметь:
Перезлословил – плеть,
Но и не перегладь!
– Только не передать! –

Не пере-через-край!
Даже и в мере знай –
Меру: вопрос секунд.
Zuviel ist ungesund.

В меру! Im rechten Mass
Верный обманет глаз.
В царстве – давно – химер –
Вера и глазомер.

Мера и сантиметр!
Вот он, разумных лет
Лозунг, наш тугендбунд.
Zuviel ist un –

Не красоты одной – сало, слышишь? –
Вреден излишек.

Переполнения ж складов – рисом –
Следствием – крысы.

Саго, и сала, и мыла – в меру,
Господи, даруй!

Так и гремит по всему базару:
«Склады-амбары».

Так, чтобы в меру щедрот: не много
Чтоб, и не мало.
Так и гудит по живому салу:
«Склады-завалы».

К вам, сытым и злым,
К вам, жир и нажим:

Злость сытости! Сплёв
С на – крытых столов!
Но – в том-то и гвоздь! –
Есть – голода злость.

Злость тех, кто не ест:
Не есть – надоест!
Без – сильных не злобь!
(Кры – синая дробь).

Злость тех, кто не сыт:
Се – годня рысит,
А завтра – повис.
(Кры – синая рысь).


(Скороговорка):


Не сыт и не спит,
(Крысиная сыпь),
По сытеньким – прыг,
(Крысиная прыть).

Дом. Склад.
Съе – дят
До – крох.
(Крысиный горох).

Зря – крал,
Зря – клал,
Зря – греб
(Крысиный галоп).

Глав – глад –
Крысиный набат.
Глав – гвалт –
Крысиный обвал.

Куль! Рвись:
Глав – крыс!


-----------------


А над кулём-то, а над мешком-то –
Точно над трупом!
И перекатывается круто:
«Крысы да крупы».

(Твой зуб,
Главкруп!)

Докраснобайствовались, мессии
Низшего класса!
Так и свистит по живому мясу:
«Крысы-запасы!»

(Твой всхлёст,
Главхвост!)


-----------------


– Присягай, визжат, главглоту!
– Взяли склад, дай им глаз!
– Всю ночь топали, как рота!
А у нас! А у нас!

– Ушки! Замашки!
– Занды карноухие!
– Все-то бумажки
Взрыли, перенюхали!

– Присягай, визжат, главблуду!
– Думал – горсть, смотришь – рать!
– Самого, визжат, на блюде
Бургомистра подать!

Эка круговерть
Карноусая!
Все-то пуговицы
Пообкусывали

Штанные!
– Schande!
– Schande нам!
– Банды!

– Мастера – усы-то салить!
– Ты им: ой! они: бей!
– У нас Библию: на палец,
Дескать – сала на ней!

– Ух, бессовестные!
– Ух, нахрапистые!
Все-то соусники
Перепакостили!

– Не спасут, визжат, молебны!
– Ты им: Gott! они: глав!
– Весь по буковкам судебный
Растащили устав!

– Ух, нахрапистые!
– Ух, обшарпанные!
Все-то сахарницы
Пообхаркивали!

– Целый мир грозятся стрескать!
– Солнцеверт! – Мозговрат!
– Из краев каких-то русских,
Кораблем, говорят.

– Граждане!
К спайке!
Schande нам:
Шайки!

Ни торгов от них, ни сна нет:
Ты им: ррраз! Они – сто!
«Голов сахарных не станет, –
А купецки на што?»

– Мало этого-то:
Рукой писаные
Все-то летописи
Поо –

– Присягай, визжат, главсвисту!
– Уж и стыд! Уж и страмь!
– Не совсем, с лица, на крыс-то...
– Да уж крысы ли впрямь?

– Лысины!
– Пасмы!
– Слыхано ль?
В красном!

Предиковинный сорт!
Ты им: Бог, они: черт!

Скок – на башенный шпиц!
Ты им: Негz, они: цыц!

Ты им: чин, они: чушь!
Ты им: пиль! они: куш!

Ты им: стой! они: при!
Ты им: три! они:
– пли!

Коль не бос – кровосос,
Коль не бит – паразит,

– А язык!
– А язык!
– А язык!
– А язык!

У нас: Brot, у них: прод,
И язык не берет!

Думал: сдох, смотришь: прет, –
И мышьяк не берет!

У нас: взлом, у них: Ком,
У нас: чернь, у них: терн,
Наркомчёрт, наркомшиш, –
Весь язык занозишь!

В новый мир, дескать, брешь:
Не потел – так не ешь,
Не пыхтел – так не ешь,
Не пострел – так не ешь.

До поры, дескать, цел:
Не потел – под расстрел,
Не хотел – под расстрел,
Не пострел – под расстрел!


(Тоном обвинительного акта):


В воровстве.
В кумовстве.
В шельмовстве.
В колдовстве.


(Тоном заговора):


– Все мы белые?
– Все.

– В чем же дело?
– В словце.


(Силясь выговорить):


Не терял.
Начинал.
Интеграл.
Интервал.

Наломал.
Напинал.
Интерна –
цио...

– Сказок довольно!
Слушать герольда!
Всех, кто отчизне – сын,
Оповещаю сим...

Не углубляясь в частности:
Гаммельн в опасности!

Горний и дольний!
Слушать герольда!

Все и семижды все,
Знайте: на волоске

– Вот уже рвущемся –
Наше имущество,

Слава и класс,
Граждане, глас

Девы, словес не тратящей:
Постановление ратуши:

«Будь то хоть бес, хоть жид,
Тот, кто освободит

Город от тьмы крысиной,
В дом бургомистра – сыном

Вступит – прошу понять:
Сын означает: зять.

(Треск барабанный.)
В Гаммельне... anno

Domini...».


-----------------


В тот же час – вините будочника:
Что ж он не усторожил?! –
В город медленно входил
Человек в зеленом – с дудочкой.



УВОД

Глава четвертая

– Ти-ри-ли –
– По рассадам германской земли,
– Ти-ри-рам-
По ее городам
– Красотой ни один не оставлен –

Прохожу,
Госпожу свою – Музыку – славлю.

Нынче – здесь,
Да и то половинку, не весь!
– Ти-ри-рам –
Завтра – там,
И хотя повсеместно оболган –

Стар и мал,
Равнодушно никто не внимал
И никто не отказывал в долгом

Взгляде – вслед.
Только там хорошо, где нас нет!

– Сердцелов! –
Только там хорошо, где ты нов:
Не заведом, не дознан, не вызван.

«Прижились», –
Эта слизь называется – жизнью!

– Переезд! –
Не жалейте насиженных мест!
Через мост!
Не жалейте насиженных гнезд!
Так флейтист, – провались, бережливость!
– Перемен! –
Так павлин
Не считает своих переливов.

– Ти-ри-ли!
Провалитесь, мешки и кули!
– Ти-ри-ли! –
Проломитесь, мучные лари!
Вместо гаммельнских – флейта не ферма! –

– Переступ –
Лип и круп,
Есть индийские пальмы и перлы.

Перелив.
Человек не ключарь кладовых!

Половик,
Червь, а не человек – тыловик!
Это – Гаммельн, а есть Гималаи:
Райский сад.

Так да сяк –
Этот шлак называется – Раем!

Оторвись!
По дорогам цветет остролист!
Отвались!
По оврагам цветет барбарис –
Кисловатый.

Лишь бы сыт!
Этот стыд называется: свято.

Крысы, с мест!
Не водитеся с сытостью: съест!
Крысы, с глаз!
Осаждаемый сытостью – сдаст
Шпагу...
О крысоловах злословят!

Дело слов:
Крысо – лов?
Крысо – люб: значит любит, коль ловит!

Крысы, в...

– Што ж мы?
– В чем дело ж?
– Тошно!
– Приелось!

– Вкусно ж, –
В чем тайна?
– Скушно:
Крайне.

Без борьбы человек не живет.
– У меня отрастает живот:
До колен, как у царских крыс.
– У меня – так совсем отвис.

– Без борьбы человек не жилец!
– У меня разминулся жилет
С животом: не разлад, а брешь.
– У меня объявилась плешь.

– Житие – не жысть!
– Разучился грызть!
– Не поход, а сласть!
– Разучился красть!

– Утром – булки, не меньше двух.
– У меня пропадает слух.
– У меня пошатнулся зуб.
– У меня остывает зуд
В зубах...

– Без слуги не влезаю в башмак...
– Есть такая дорога – большак...
– Без борьбы и овраг – острог...
– Хорошо без сапог!

– Не поход – погост.
– У меня отсыхает хвост.
– В полдень – клёцки, не меньше трех.
– У меня – так совсем отсох.

– Без обид, без злоб...
– Назревает зоб...

– Чуть обут-одет –
Уж опять обед
Из трех блюд...

– Знали б – за версту обошли б!
– Помнишь странную вещь: башлык?

Сшиб да стык,
Штык да шлык...

– Без слуги не влезаю в обшлаг...
– Есть такая дорога – большак...
– В той стране, где шаги широки,
Назывались мы...

– Больше сил моих нету: пасс!
– У меня заплывает глаз.
– У меня опадает слог.
– У меня – так совсем затек

Мозг.

– В Москву! – В Карлсбад!
– У меня оседает зад.
– У меня, по утрам, прострел.
– У меня – так совсем осел
До земли...

– Лыжи – и к Богу!
– Грыжа!
– Изжога!

Свыкнись –
И крышка!
Сытно –
Слишком.

– Три денька таких – и готов!
– Начинаю любить котов
И купцов...
– Заушат – прощу.
– Завтра дочку свою крещу:

Мне-то – всё одно, ну, а ей –
Ей – целей.

– Не бивак – насест!
– У меня пропадает жест.



Ф л е й т а

– Где-то Инд... –

– Начинаю вдаваться в винт.
– Различать твое.
– Запирать белье.
– Без штанов махал! –
Начинаю вводить крахмал

В туалет.
– Самолично вощить паркет.
– Господа, секрет:
Отвратителен красный цвет

Мне.
– Нам всем!
– От стыда засыпаю в семь.
– Недурен наезд!
– Начинаю бояться мест

Под мостами.
– Масс.
– Материнских глаз.
– Ну а я – стрельбы!
– Отчего у дворян гербы, –

А у нас...

Гладко, –
Как шваброй!
– Взятки!
– Подагра!

– В трюм бы!
– В гром бы!
...Тумбы.
...Пломбы.

В самый гром бы да в самый шторм!



Ф л е й т а

– Пе–ре–корм.

– Всё назад, чуть съем.
– И естественно: после схем,
Диаграмм – да в склад!

– Обращение камерад
Устарело. Ввиду седин
Предлагаю вам господин...

Господин гражданин...
Для ... форм.



Ф л е й т а
(настойчиво)

– Перекорм.

Пересып.
Ели б досыта – не пошли б,
Спали б домертва – не прошли б
Ни километра, ни шестой:

Перестой.

Чудо ж делают, не присев:
Перепев.

Пересест!
Не жалейте насиженных мест!
Перемен!
Не жалейте надышанных стен!
Звёзд упавших – и тех не жалейте!

Мертвым – мир.
Выход в мир
Вот по этой по самой аллейке, –

Чуть левей.
– У меня пятьдесят сыновей!
Как один.
– У меня проржавел карабин.

– Полно – залежь.
Их – по рвам!
– Без программ
Из амбара – да в Индию?!
– Брали ж

Перекоп!
Не искали ж протоптанных троп
На Москву!
– К черту всю

Быль с се трехсотлетними Lindами! 19
– Идем завоевывать Индию!

Напролом!
– У меня недостроенный дом!
– Строим – мир!
– У меня недоеденный сыр!

– Выше носу же не переплюнешь!



Ф л е й т а

– Переплюнь!
В синь! в июнь!
В новизну! и к тому – новолунье ж!

Чтоб шагать молодцом –
Выступать нагишом!

Чтоб сошелся кушак –
Выступать натощак!

– Да здравствует полк!
Клыков перещелк.

Довольно с нас круп!
Курков перещуп.

...Сала и масла гарного!
Да здравствует красная..

– Крысы, марш!

Нам опостылел домашний фарш!
Свежесть, которой триста
Лет – не свежа уже! Шагом, марш!
Кто не прокис – окрысься!

Нам опостылел молочный рис!
Погорячее в ранцах!
Три миллиарда индийских крыс
Велико – оке – анских

Ждут, лихорадочные рои
Крысьего штурм унд дранга!
С кошками мускусными бои
На побережьях Ганга

Ждут. Не до слоек, не до колбас
Гаммельнских, венских, пражских!
Мы – на вселенную! Мир – на нас!
Кто не пропах – отважься!

Вот они, слойки!
Сдвинься, стройся!

Вот они, смальцы!
Щерься, скалься!

Ни крупинки не припрятавши –
Шагом, шагом мимо ратуши!

Чванься! пыжься! высься! ширься!
Мимо рынка, мимо кирки.

Мыслью – вестью – страстью – выстрелом –
Мимо дома бургомистрова.

А на балконе...
Ах! а с балкона...
Вроде ожога...
Вроде поклона...

Вроде Шираза
Щёчного – тссс...
Кажется – розу
Поднял флейтист?

(Дело вежливости!)
Не задерживаться!
Вышел радоваться, –
Не оглядываться!

Вот он, в просторы – лбом,
Города крайний дом.


-----------------


Око-ём!
Грань из граней, кайма из каём!
«Отстаем», –
Вот и рифма к тебе, окоём!

Скороход
В семитысячемилевых, флот,
Обогнавший нас раз
Навсегда – дальше глаз, дальше лба:

Бредовар!
Растопляющий всякую явь –
Аки воск, –
Дальше всех наших воплей и тоск!

Тоскомер!
Синим по синю (восемь в уме),
Как по аспиду школьной доски,
Давшей меру и скорость тоски:

Окохват!
Ведь не зря ж у сибирских княжат
Ходит сказ
О высасывателе глаз.

Ведь не зря ж
Эта жгучая женская блажь
Орд и стай –
По заглатывателю тайн.

Окоим!
Окодер, окорыв, околом!
Ох, синим –
синё око твое, окоём!

Вышед в вей,
Допроси строевых журавлей,
В гаолян –
Допроси столбовых каторжан!

– Он! – За ним?
– Он же! – Ну а за? – Он же..
– Джаным!
Здесь – нельзя.
Увези меня за

Горизонт!..


-----------------


– Шел или спал?
– Штиль или шквал?
– Рус или сед?
– Наш ли уж свет?

– Дали не те!
– Ели не те!
– Горы не те!
– Гулы не те!

– Наш или тот?
– Час или год?
– Год или три, –
Сколько же шли?

– Даль не та!
– Пыль не та!
– Синь не та!
Тень не та!

– Плыл или мчал?
– Гаммельн? Квартал.
– Гаммельн? Проспал.
– Гаммельн? Читал

В сказке.
– Весьма не новая
Сказка: левей Ганновера.

– Лес не тот!
– Куст не тот!
– Дрозд не тот!
– Свист не тот!

– Юн как Ахилл!
– Гаммельн? Гостил!
– Гаммельн? Простыл!
– Гаммельн? Учил

В книжке, покамест тамбуром
Тетки...
– С меня, так Гамбурга
Хватит!

– Вздох не тот!
– Ход не тот!
– Смех не тот!
– Свет не тот!

Синь, а не бел!
– Гаммельн? Пробел.
– Гаммельн? Прозрел:
Блюдо, и ел

С пивом, в одном приятном
Обществе: Hammelbraten. 20

Славный кусок!
– Гаммельн? Дай срок!
– Гаммельн? Заскок!
– Гаммельн? Отек

Мозга.
– Вниманья требую:
Гаммельна просто – не было:

Пыль.
Мель.
Моль.
Нуль.

Наша соль – пыль от пуль!
Наша быль – рваный куль!
Пусть злее чумы, –
Всё ж соль земли – мы!

Наша кровь – та же смоль!
Раз кровь – кровью смой!
Пусть ропщут умы, –
Всё ж кровь земли – мы!

Наша дробь – та же трель!
– Эй, раб! Влево цель!
Пав ниже земли, –
Всё ж цвет ее...

– Говорю вам: не те холмы!

– Не Германия!
– Много далее!
– Не Германия!
– И не Галлия!

– Одурманены!
– Знай да взахивай!
– Не Германия!
– И не Влахия!

– Тише тихого!
– Дольше длинного!
Коль не Скифия,
Значит...
– Индия!



Ф л е й т а

Индостан!
Грань из граней, страна из стран.
Синий чан –
Это ночь твоя, Индостан.

Здесь на там
Променявший, и дай на дам,
Гамма гамм,
Восходящая прямо в храм.

Рис, маис,
Промываемый девой из
Кув – шина:
Тишина твоя, Индостан.

Как стрелок
После зарослей и тревог
В пушину –
В тишину твою, Индостан –

Человек...


-----------------


– Пагоды купола!
– Что-то синим-синё!
– Рисовые поля!
– Пальмовое вино!

С первоначальных бед,
С первоначальных дрём
Детский и крысий бред
Сахарным тростником.

Миру который год?
Миру который миг?
Перец, в ветрах, цветет!
Сахар, в ветрах, шумит!

Не целина – шагрень!
У синевы налет
Сливы. – Четвертый день
И никоторый год.

Смол
Гул.
Вол.
Мул.

Не полотно – резня
Красок. Дотварный ил.
Творческая мазня
Гения. Проба сил

Демона. В первый раз
Молотом о кремень.
Миру четвертый час
И никоторый день.

Де – вы
Ганга!
Древо
Манго!

Индиго! Первый цвет!
Индия! Первый крик
Твари. Вперись, поэт:
Миру четвертый миг!

Час предвкушаю: смяв
Время, как черновик...
Ока последний взмах –
И никоторый миг

Миру...



С т а р а я  к р ы с а

Так-таки и зудит!
Что-то – будто бы – точно – вид
Этой местности мне знаком.
Чем-то пагода на закром

Смахивает...
– Тюрбан! Брамин!



С т а р а я  к р ы с а

Что за Индия, где овин
На овине...
– Бомбей! Базар!
Дервиш с коброю!



С т а р а я  к р ы с а

– И амбар
На амбаре...
– Дворец раджи!



С т а р а я  к р ы с а

Вот так тропики в поле ржи!

Черным по белу, по складам:
Пальма? Мельня. Бамбук? Шлагбаум.
Кондор? Коршун. Маис? Горох.
Мы от Гаммельна в четырех

Милях, – горсточка, а не полк!



Ф л е й т а

Кривотолк!
Рвите шкурника, чтобы смолк!
Крив и кос
Тот, кто в хоботе видит нос
Собственный и в слоне – закром.
Крив и хром.

(Хлеще! хлеще! рассыпай! нижи
Хроматические гаммы лжи!)

Лжец и трус
Тот, кто в будущем видит – гуз,
Мертв и сгнил
Тот, кто, идучи, видит тыл
Собственный, и в просторах – порт.
Перевёрт!

Передёрг!
Верьте Музыке: проведет
Сквозь гранит.
Ибо Музыки – динамит –
Младше...
– Все на единый фронт:
Горизонт!

– Озеро!
– Яхонт!
– Розовым
Взмахом
– Видишь? –
Самим бы!
Ибис!
Фламинго!



С т а р а я  к р ы с а

Синее – топит!
– Зеркало тропик!
Кротость –
В сапфирах!
Лотос!
Папирус!

В воду –
Как в спальню.
Озеру –
Пальмы
Низкопоклонство.
– Смоем!
– Напьемся

Соком лотосовым: покой.



Ф л е й т а

Водопой!
Дальним – варево и постой.

Спят и пьют.



С т а р а я  к р ы с а

Говорю вам, что это – пруд
Гаммельнский: триста лет, как сгнил!



Ф л е й т а

Кро-ко-дил!

– Сбудется!
– Близится!



С т а р а я  к р ы с а

Лужица!
Жижица!
– Шелком ластится!



С т а р а я  к р ы с а

Головастики!
Безголовым и главарю:
Головастики, говорю!



Ф л е й т а

Словарю –
Смыслов нищему корчмарю,
Делу рук –
Кто поверит, когда есть звук:
Царь и жрец.



С т а р а я  к р ы с а

Говорю вам, что это лжец,
Лжец, агент!



Ф л е й т а

Лжет не Музыка – инструмент!



С т а р а я  к р ы с а

Trug und Schand!



Ф л е й т а

Лжет не Музыка – музыкант!
Обособь!



С т а р а я  к р ы с а

Говорю вам, что это топь,
Гать!



Ф л е й т а

Пусть так!
Лучше Музыка, чем мышьяк.



С т а р а я  к р ы с а

Смерть!



Ф л е й т а

Что в том?
Лучше озеро, чем закром,
Сплыл, чем сгнил!
Тина? Полно! Коралл! Берилл!
Изумруд...

Ведь не в луже, а в звуке – мрут!

Что тело? Тени тень!
Век тела – пены трель!
Нир – вана, вот он, сок!
Ствол пальмы? Флага шток.

В мир арок, радуг, дуг
Флагштоком будет – звук.
Что – руки! Мало двух.
Звук – штоком, флагом – дух.

Есмь: слышу! («вижу» – сон!)
Смысл выше – ниже тон,
Ни – жайший. Тела взмёт,
И – тихо: нота нот.

Воздух душен, вода свежа.
Где-то каждый из нас раджа.
(В смерти...)
С миром глаза смежи...

– Этой Индии мы – раджи!


-----------------


Раджа па радже!
Но крыс тех уже –
Никто и нигде:
Круги на воде.



В РАТУШЕ

Глава пятая

Тайные, статские –
Здравствуйте, ратсгерры!
Старого Гаммельна
Стены избавлены
От даровых жильцов.

Праздник котлов,
Шествие протвеней, –
Крысы утоплены!

Не был Цезарем бы –
Стал бы поваром бы...
Бейте в сковороды!
Бейте в сковороды!

Дням беспрепятственно
Радуйтесь, ратсгерры!
Ибо очищены
Склады – от хищников,
Головы – от идей.

В сковороду – бей!

Иллюминацией
Празднуйте, ратсгерры,
– Цукром с цикорием –
Чудо-викторию
Без кулаков, без пуль.

Праздник кастрюль.
Ратсгерры, дожили:
Крысы уложены.

Сладко ль, солоно ли –
Делать нечего
Вам – исполненное,
Мне – обещанное.

Трепеток.
Шепоток.
Раты – вкось,
Герры – в бок.

Щеки – мак,
Брови – еж:
– То есть – как?
– То есть – что ж?

(Полка с мопсами
В лавке глиняной!)
– Что же – собственно?
Что же – именно?

– Ясно и точно, без некто и где-то:
В собственность деву, по имени Грета.

– Грету? Не Греты у нас и нет:
В землях живем германских.
В городе Гаммельне столько ж Грет,
Сколько, к примеру, Гансов.

Ганс или Грета. Не Грета – Ганс.
За валунами в реку –
В Гаммельн за Гретами. Контраданс:
Коли не Ганс – так Грета.

Выйдет тебе
Суженая!
Выводками!
Дюжинами!

Не косорукий, да не слепой –
Уж себе Грету сыщешь!
Яминка – все на один покрой! –
В ямку и прыщик в прыщик.

Оспа в оспину,
Чутка в чуточку.
Чью же собственно
Грету?
– Шутите!

Чью же, думали, высвистывал
Грету – как не бургомистрову?

Кипяток.
Топотёж.
Раты в скок,
Герры – в лёжь,

Раты – в ик,
Герры – в чих.
– И шутник!
– И жених!

Сто кабанов захрюкало:
Заколыхали брюхами.

– Ой насмешил! Утешил же!
Заполыхали плешами.

– В эдаком фартучке
Девоньку?
– Так-таки.

– С коробом почестей
Девоньку?
– В точности.

Раты – в фырк,
Герры – в верт.

– Ну и франт!
– Ну и ферт!

Очи – в узь,
Щеки – в глянц.
– Ну и гусь!
– Ну и Ганс!

С кузовом серебра –
Девоньку?
– Сеяли!
– Полную житницу
Девоньку?
– Жните же!

– Нотный тюк!
Штанный клок!
– Ну – супруг!
– Ну – зятек!

Уж и шустр!
Уж и быстр!
Ржет без чувств
Бургомистр.

– Наспех, да наскоро
Свадебку?
– Ратсгерры!

– Первую в городе
Девушку?
– Боровы!

«Будь то хоть бес, хоть жид,
Тот, кто освободит
Город – хоть слеп, хоть спятил! –
В дом бургомистра зятем
Вступит, в графу особ
В городе – первых»...
– Стоп!

Не в хороводе, небось, дуда, –
В думе! Шажком! Анданте!
Только про беса и про жида,
Где же про музыканта

Сказано?
Как завершен обряд –
Милости просим, брате!
Всяк музыканту на свадьбе рад, –
Только не в роли зятя.

За музыканта! за нотный крюк!
Звук! – флейтяную дырку!
Где ж это видано, чтобы вдруг
Да с музыкантом – в кирку?

За музыканта! За нервный ком –
Дочку! милей ковач мне!
Что же и делать-то ей с тюком
Нотным – на ложе брачном!

За музыканта! за голый боб!
Может – краях незнамых –
Только не слыхивал Гаммельн, чтоб
За музыкантов – замуж!

– Что есть музыка? Щебет птах!
Шутка! Ребенок сладит!
– Что есть музыка? – Шум в ушах.
– Увеселенье свадеб.

– Беспоследственный дребезг струн.
– Скука и крики браво.
– Что есть музыка? Не каплун,
А к каплуну – приправа.

– За – бывается: молод был –
Сам загибал преловко!
– Мешанина из бычьих жил,
Дерева и сноровки.

– Околпачивающий пар.
– Нет! Музыкантов кормим
Для того, чтобы пищи вар
В нас протекал проворней.

– Полегонечку – за пивцом –
Да чтобы женский пол был...
Две-три арийки перед сном...
Только не очень долго.

– Что есть музыка? с первых нот:
«Что бы вам, братцы, кончить?»
– Ну а я так – наоборот:
Только бы что погромче,
Побасистее!

– Рано встав,
Да коли восемь ртишек...
– Превышение всяких прав.
Гетто: себя не слышишь!

– Музыка? Гриф
С лентами.
– Шлиф.
– К зёву позыв,
– Так... перелив...

– После сольцы – пирожное...
– Из пустоты – в порожнее...

– Не осведомлены, префект:
Музыка есть аффект.

Аффектация неких чувств,
Коих и нету. Хам, мол, –
Кто не чувствует.

– Как ни тщусь
Что-либо, кроме гаммы –

Беспоследственно.
– Факт есть факт:
Музыка есть антракт.

– Рукоделие праздных дур.
Что до меня – так стойко:
Пуще всяческих увертюр
Мне по нутру – настройка

Перед оными.
– Фонд есть фонд.
Музыка есть афронт –

Смыслу здравому. Вящий вздор,
Нежель чулок с ажуром.



Б у р г о м и с т р:

Выше-высказанное – вздор.
Истина есть. Скажу вам.

Думали – гриф
С лентами? Шлиф?
К зёву позыв?
Так... перелив –

Музыка? Тиф –
Музыка! Взрыв!
По степи – скиф!
Жил перерыв!

За головню – да голыми –
Хвать! Из огня да в полымя!

Пострашнее, чем шум в ушах,
Грезы, глаза зажмуря.
Музыка – это банков крах,
Раскрепощенье фурий.

Приглашается папа Пий
На Рождество предместий.
Quatuor четырех стихий,
Раскрепощенье бестий.

Рабской сущности унтергрунд –
Музыка – есть – бунт.

Бунт архангела. Бунт скота.
Бунт галуна в передней.
Не невеста: – клоком – фата! –
За фортепьяно – ведьма!

Лучше шулера пощади,
– Чем музыканта! Дрёма –
В креслах? Бесы на площади
Думской – и бесы в доме!

Женской сущности септ-аккорд –
Музыка – есть – черт.

Лупоглазого школяра
В пасмах – кулак Потсдаму.
Что есть музыка? Ca ira!
Ратсгерры, вот вам гамма!

В оперении райских птах
Демоны: stirb und todte!
Что есть музыка? Тайный страх
Тайного рата Гёте –

Пред Бетховеном.

Брови – вверх,
Краска – в нос.
Раты – в перх,
Герры – в чёс.

Раты – в крёхт,
Герры – в чох.
– С нами фохт!
– С нами Бог.

Только, талант непризнан,
Ратсгерр от Романтизма,

Новорожденски-розов
И Филомелой прозван:
«Музыка в малых дозах –
Это не так серьезно».

Бурго-же-мистр, величав и льдист:
– В вас говорит артист.



Р а т с г е р р  о т  Р о м а т и з м а

Tempi passati!



Б у р г о м и с т р:

Ратсгерры, сядьте!
Шутки – за рюмкой.
Думсгерры, думьте!

Можно ли – непостижим Господь –
За музыканта – плоть

Нашу?


----------------------


В городе – впрочем, одна семья
Гаммельн! Итак, в семействе
Гаммельнском – местоименья «я»
Нет: не один: все вместе.

За исключением веских благ
Я – означает всяк.

Славное слово, и есть в нем прок:
Всяк! Так и льнет шубейкой!
Автору же этих скромных строк
– Озолоти! убей хоть! –

Только одна в нем – зато моя! –
Буква понятна: я.

Необоримая! Так алмаз
Жив в черноте пожара.
Неповторимая! Что есть аз?
Что не бывает парой.

На языке невозвратных рас
Аз означает: раз.

(Азры...)

В городе Гаммельне лишь азы...
Впрочем, язык прикусим.
Страшное слово! Страшней грозы
В полночь, гостей за гусем:

Я! (В пожирающем большинстве
Я означает – все).

Как у соседей! как у людей!
Не мое дело – все так!
Автору же, ясновидцу лжей,
Оку – из самых светлых,

Только одна в нем – прошу понять –
Буква доступна: ять.

Я: нагруженная по края
Яблонь: снимай не снимешь!
В Гаммельне ж – вместо именья: я –
Мы – лишь тогда не мнимость,

Не глухонемость, не пень, не тын –
С буквы когда – в аршин!

(Право гигантов!)

– За музыканта?
Это пикантно!
Это пикантно!

Время – пропало!
Место – пространство!
– За зубоскала!
– За голодранца!

– Без будущего!
– За дудочника!

В доме – гнусь.
В лавке – долг.
Черный гусь!
Белый волк!

С крыши – душ,
В спальне – штранд.
– Кто ваш муж?
– Му – зы – кант.

Рук – вместо платы,
Плеск – вместо мяса.
– За звездохвата!
– За лоботряса!

В грезы да в планы
Первенца кутай.
– За великана!
– За лилипута!

– За опусника!
– За фокусника!

Вечный иск!
Всё в ломбард!
Крысий писк
Квинт да кварт.

Деток – кладь.
Geld ist Sand.
– Кто ваш зять?
– Му – зы – кант.

Дудка! для этого нужен дых
Дюжий, – весь день дудишь-то!
Не затруднительно в молодых
Летах, а что с одышкой?

Не пригодишься и нужники
Чистить. В слепцы, с жестянкой?
А неоплатные должники –
Все они музыканты!

Ратсгерры белым
Полнятся гневом:
– Первую в целом
Городе – деву?

Первому? – браво!
Встречному? – ново!
– За крысодава?
– За крысолова?

Бессахарника?
За каторжника!

Общий ров.
Гроб в обрез.
Ни венков.
Ни словес.

Помер – прей.
Unbekannt.
– Кто был сей?
– Му – зы – кант.

Сомущены – в сумятице –
Глазки, обычно в маслице,
Губки, обычно бантиком,
Ратсгерра от Романтики:

– «В городе Гаммельне вечных благ
Нет, хоть земных и густо.
Гения с Гаммельном – тот же брак,
Что соловья с капустой.

К Розе приписана соловью
Страсть. Изменив пенатам,
Над соловьем моим слезы лью,
А соловей – женатый!

Гения с Гаммельном – где же такт?
Вкус? – не в родстве! не в тоне!
Невразумительней есть ли факт,
Чем соловей – в законе?

Брак – это за борт: засесть, залечь,
Закись – тюфяк – свинина...
Не небожителя слышу речь,
Други, а мещанина!

Сам в бургомистровы рад бы влезть
Туфли – так я – предместье!
Но небожителю – что за честь
Звать бургомистра – тестем?

Многозначителен – так красив,
Высокосерд – так знатен.
Миродержателя сыном быв,
Стать бургомистра зятем?

Кухонку?
Куколку?
Кольчико?
Только-то?

Что не для лириков – Гименей,
Вам и ребенок скажет.
Остепенившийся Соловей –
Недопустимый казус!

Коль небожители в царстве тел –
Ни лоскутка на дыры
Вам, ибо правильный был раздел
Благ при начале мира:

Нам – только видимый, вам же весь
Прочий (где несть болезни!).
Коль божество, в мясники не лезь,
Как в божества не лезем.

Вам – миродержствовать, нам – родить:
Здесь близнецы, там тройня.
Но музыканту счастливым быть –
Попросту непристойно!

Так предоставьте же сладкий кус
Обыкновенным смертным!
Ваша амброзия слаще уст
Женских, и чище – нектар.

Иерофанты в грязи колес,
Боги в чаду блудилищ
Плачьте и бдите, чтоб нам спалось,
Мрите – чтоб мы плодились!

А бургомистрову дочку – план
Дольний – другим заменим.
Впрочем, в подобных делах профан
И ожидаю мненья

Следующих...»

Поразрумянился весь совет,
Лбищи понапружили.
В Гаммельне собственных мыслей нет,
Только одне чужие.

Не мудрено: на земле живут,
Не в облаках витают.
Да и чужих не сказать, чтоб пуд, –
Только одна, и та ведь

Авторская... Шепоток вдоль стен:
«Что бы ему взамен?»

– Что-нибудь нужное!
Удочку! Дюжину
Недорогих носков!
– Туфельку для часов!

– Что-нибудь на стену!
Краскою масляной
Кайзера на коне!
– Дело ведь не в цене!

– Нотную папочку!
– Тросточку! На плечи
Что-нибудь из тряпья!
– Кисточку для бритья!

– Так себе – чуточку!
– Штучно! – Посуточно!
Не при дворе ж! в глуши!
– Главное – от души!

– Самую капельку!
– Крохотку! – Крапинку!
– Каб налицо – сюртук,
Я б предложил – утюг:

Прочно и дешево!
– Главное – пошибом
Взять: для подобных бар
Жест – наилучший дар.

Прочее – дорого.
– Дешево – здорово!
Без роковых затрат,
В дельности – аттестат.

Деньги – безвкусица!
Каперцы, устрицы, –
Не диабет – нефрит.
– Гений мечтами сыт.

Доброе мнение –
Вот она, гению,
Плата: кошель похвал.
– Смертный дороже б взял.

Стало быть – аттестационный лист.



Р а т с г е р р  о т  Р о м а т и з м а:

– Эврика! В руки бейте!
Коль по призванию он – флейтист,
Значит – футляр на флейту!

Раты – в плёск,
Герры – в хлоп.
– Ну и мозг!
– Ну и лоб!

Geben – frisst,
leb’heisst spar’...
Раз флейтист –
Так футляр.

– Слажено! – Сложено!
– Замшевый! – Кожаный!

– Для музыкальных душ
Так же приятен плюш.

– Стало быть – плюшевый!
– Ратсгерры, кушанье
Стынет. – Коль нежность – цель,
Так же нежна фланель.

– Главное – умысел!
– В траты не сунувшись,
Чтоб от души – к душе –
Так из папье-маше!

Кабы малейший какой в душе
Прок был – у всех была бы.
А в переводе папье-маше –
Жеваная бумага.

Хоть не корова, а нажую!
Боги – а рты замажем!
Так же как критика – соловью:
Жвачкой, притом – бумажной.

– Чистой! без примеси!
– Принято! Принято!

– Хлопковой! Рисовой!
– Браво! Подписано!



Б у р г о м и с т р:

Не проскочил – в зятья!
Но, человека чтя
И в музыканте –
Ратсгерры, встаньте!
Девы, монет не тратящей,
Постановленье ратуши:

Гаммельн – не в царстве душ.
Раз музыкант – не муж,
Раз музыкант – не зять.
В названной отказать
Девушке. (В царстве цен!)
И предложить взамен
Нечто из царства чар:
На инструмент – футляр.

Жвачно-бумажный.
Ибо не важно –
Что – («Вещество – лишь знак».
Гёте) – а важно – как.

Тих как мех.
Тих как лев.
Губы в смех.
Брови в гнев.

Выше звезд,
Выше слов,
Во весь рост –
Крысолов.

«Раз музыкант – так мот.
Дудки не бережет
Дудочник. Треснет – свистнет.
Чехолоненавистник
Он – и футлярокол.
Раз музыкант – так гол.

Чист. Для чего красе –
Щит? Гнойники скрывают!
Кто со всего и все
В мире – чехлы срывает!

Нехороша – так пнуть!
Чтоб просияла суть.

Не в ушеса, а в слух
Вам протрубят к обедне
В день, когда сбросит дух
Тело: чехол последний.

В день, когда станут – льды.
В душу – и без трубы.

Не в инструменте – в нас
Звук. Разбивайте дудки!
Зорче всего – без глаз
Видящий. Самый гудкий

И благодарный зал –
Грудь. Никогда не мал.

Не соловью беречь
Горло. (Три капли на ночь!)
Что до футляра – в печь!
Или наденьте на нос...

Ратсгерры! Долг и мзду –
Дочь бургомистра. Жду».

Зашушукали: шу-шу-шук...
«За каких-нибудь десять штук

Жалких – благо бы крыс! – мышей!
Не видать как своих ушей».

Грета, Грета, попалась в сеть!
Легче уши свои узреть,

Нежель душу.
– Камыш, шурши!
Не видать как своей души.



ДЕТСКИЙ РАЙ

Глава шестая и последняя

Розан ал, студень гол,
А будильник – зол.

В школу! В школу! В школу! В школу!
Норд-Ост – в спину! Норд-Вест – в полы!

Не продравши глаз –
В класс! в класс! в класс!

Жарче шуб, слаще дынь –
А будильник: дзинь!

Разрывай-рывай глаза!
Спать нельзя! нельзя! нельзя!

Собирай-бирай мозги!
Тьма – ни зги! ни зги! ни зги!

Но – гами в чан!
Под кран! Под кран!

Не роман и не драма, – скушна весьма!
Из-под крана смывайте румяна сна!

Готы идут и гунны.
Но, говоря разумно,

Так от готов и гуннов – а мир был мал! –
Что осталось? Хороший балл.

Гул да балл.
Гунн да галл.
(Спутал – влёт).
Галл да гот.

Гот да галл.
– Слишком мал –
Гунн да гот,
– Бутерброд.

Гунны – конные, ножки гнуты.
В фунте двадцать четыре фута.
Плюс на минус выходит – плюс.
Цезарь – немец.

Сейчас проснусь.

Спит сурок, спит медведь.
– Спать не сметь! не сметь! не сметь!

Спит мертвец, спит индус.
– Отосплюсь – просплюсь – просплюсь..

Буки – Аз –
В щелки глаз.

Сотней ос –
В ноздри, в нос.

На сто лет, на сто мод –
Мой завод – завод – завод.

– Рухнет дуб, рухнет трон –
Заведён – ведён – ведён.

Сотни лет, сотни мод –
А что дальше будет –

Скажет тот, скажет тот,
Кто будильник – будит.

Что есть час? Что есть год?
Ведь и кратер глохнет!
Скажет тот, скажет тот,
Кто будильник грохнет.

Час пропал, день сгорел,
А будильник – цел.

Были долы –
Выросли горы.
Нынче – в школу,
Завтра – в контору.

Где вы, пчелы?
Где вы, зубрилы?
Нынче в школу,
Завтра в могилу...

Утомительней мошкары...
– Шко – ля – ры!

Что это? Новый звук!
Книги летят из рук
– Мимо – и прямо в печь.
Руки хотят от плеч,

Слезы хотят из глаз,
Сало упало в таз,
Мыло упало в суп –
В школьную Morgensupp!

Звуки! Звуки! Как из лейки!
Как из тучи! Как из глаз!
Это флейта, это флейта
Это флейта залилась!

Скоки! Скоки! Как из стойла!
Топот-притоп, топот пряд
– Флейта, лей нам! Флейта, пой нам! –
Жеребят, козлят, телят.

Вольница.
Конница.
Школьники.
Школьницы.

Что ливень с суков,
Что щебень с горы –
Со всех чердаков
Горох детворы.

Школьник? Вздор. Бальник? Сдан.
Ливня, ливня барабан!

Глобус? Сбит. Ранец? Снят.
Щебня, щебня водопад!

Всплески! Всплески! Как из шайки!
Атлас, старься! Грифель, жди!
В роще – сойки, в роще – зайки,
В роще – белые дрозды!

Крики! Крики! Так, примером,
Рты и глотки растворя,
Дикари миссионером
Заедают жития.

– Дет – во – ра!
Золотых вечеров мошкара...
Ди – ка – ри!
Голосистых прудов пискари...

Прочь из нор!
Мотылек – не сурок, не бобер.
Прочь из школ!
Ведь еще первоцвет не отцвел.

Есть у меня – не в службу, а в дружбу! –
Для девочек куклы, для мальчиков ружья,
– Глубокая ловля и быстрая гребля, –
Для девочек – иглы, для мальчиков – кегли,

На – ряд и доспех,
И – вафли – для всех.

Птичкам – рощица, рыбкам – озерце,
На все особи, на все возрасты!

Младшим – сладости, старшим – пряности,
На все тайности, на все странности.

Блеск – больно глазам:
Эдем и Сезам.

Под родительскою крышею
Вы там-там бессонный слышали?

Под родительскою кровлею
Кто шербет блаженный пробовал?

Дом – тесный загон
Для львов и для жен.

Есть у меня – сказал, так в ладони! –
Для девочек лани, для мальчиков кони,
Плоды Соломона и розы Саади,
Для мальчиков – войны, для девочек – свадьбы,

Весь мир – нараспев
И ласка для всех.

Рыбки в лужице! Птички в клетке!
Уничтожимте все отметки!

Рыбкам – озерце, птичкам – лето, –
Уничтожены все предметы!

Рож – дественский стол
В древнейшей из школ.

– Говорят, что он в зеленом!
– Где ж он? – Я иду за звоном.

– Он в жару меня баюкал.
– Где ж он? – Я иду за звуком.

– Я за красною фатой.
– Я за старшею сестрой.

– Говорят, что рай – далёко.
– Я не выучил урока.

– Что-то боязно мне втайне.
– Я – за дальним. Я – за крайним.

– Я – чтоб детство наверстать.
– Не остаться. – Не отстать.

– За отчаявшимся кладом.
– Я – за славой. Я – за стадом.

– Всё равно – домой нельзя уж!
Я – так за море! Я – замуж.

– Потому что в школе бьют.
– Потому что все идут.

– Ночевать хотел бы в сене.
– Я – за Францем. Я – за всеми.

– Воевать хотел бы с львами.
– Я? не знаю. Ноги сами.

Потому что фатер – бьет.
Потому что – всё идет!

...Колотушки – и те в миндалинках!
Погремушки для самых маленьких!
Сказки – пастора рассмешишь!
И романтики для больших.

На всякие нужды! на всякие вкусы!
Для мальчиков – пули, для девочек – бусы.
На всякие жажды! на всякие масти!
Для мальчиков – игры, для девочек – страсти.

Без свах, без помех.
И – письма – для всех.

– Говорят, что он заводит,
Топит. (Ворочай, народец!)

– Заведет, потом загубит!
– Раз не может, так не будет

Хуже! – В лад – так не злодей!
– В ад – так без проповедей!

– Хорошо еще, что вместе,
Кучей. – А сказать по чести...

(То с воды идет, то свыше, –
Где ж он?) – Ничего не слышу:

Ни гопп-гопп и ни ду-ду, –
Все идут, и я иду.

– Есть у меня – всё, всё, кроме ренты!
Для мальчиков флинты, для девочек ленты,
Дозорные знаки и тайные числа,
Для девочек – звуки, для мальчиков – смыслы,

Сих – с теми – родство.
И – рифма – на всё.

Ветер в полы!
Мимо школы!
Целым цирком –
мимо кирки.

Кем ни разу не ласкан
Да без просыпу таскан –
До свидания, классный!
До свидания, пастор!

Не напишем и не пиши!
– Малыши!

Есть у меня – не всё перескажешь! –
Для мальчиков – радость, для девочек – тяжесть,
Нежна – перелюбишь, умна – переборешь.
Для мальчиков – сладость, для девочек – горечь.

Дно – страсти земной...
И – рай – для одной.

Здесь – путы,
Здесь – числа...
Разруха...
Разлука...

Рай – сути,
Рай – смысла,
Рай – слуха,
Рай – звука.

Точно облачко перистое,
Шепот: Грета бургомистрова!

Стройтесь, резвые невестины
Сёстры в свадебное шествие.

Позабыв о сальных бальниках –
За руку берите маленьких.

Школьный дом уже с горошину!
На руки берите крошечных

Братцев аистовых...
– Не раскаиваться!

Вроде благовеста...
– Не оглядываться!

Вот он, в просторы стай,
Города самый край.

– Зарастай,
След от ног наших. Спросят – в Китай.
Враний грай,
Голоса и шаги заглушай.

Вы, кусты,
Не храните одежд лоскуты.
Ветер, ты
Голоса и шаги относи.

Без следа!
Говорят, что сегодня среда:
День труда.
В том краю воскресенье всегда.

Жить – стареть,
Неуклонно стареть и сереть.
Жить – врагу!
Всё, что вечно – на том берегу!

В царстве моем – ни тюрем, ни боен, –
Одно ледяное! одно голубое!
Под зыбкою рябью, под зыбкою кровлей
Для девочек – перлы, для мальчиков – ловля

Их. – С грецкий орех!
И – ванна – для всех.

Спи-усни, спи-исчезнь,
Жемчуг – чудная болезнь.

Хворост – сер. Хочешь – ал?
Вместо хворосту – коралл.

В царстве моем – ни свинки, ни кори,
Ни высших материй, ни средних историй,
Ни расовой розни, ни Гусовой казни,
Ни детских болезней, ни детских боязней:

Синь. Лето красно.
И – время – на всё.

Тише, тише, дети! Отданы
В школу тихую, подводную.

Лейтесь, лейтесь, розы щёчные,
В воду вечную, проточную.

Кто-то: мел! кто-то: ил!
Кто-то: ноги промочил!

Кто-то: вал! кто-то: гул!
Кто-то: озера хлебнул!

А вода уже по пальчики
Водолазам и купальщицам...

Жемчуга навстречу сыплются.
А вода уже по щиколку...

Под коленочки норовит.
– Хри–зо–лит!

Красные мхи, лазурные ниши...
(А ноги всё ниже, а небо всё выше...)
Зеркальные ложи, хрустальные зальца...
А что-то всё ближе, а что-то всё дальше...

– Берегись! По колено ввяз!
– Хри–зо–праз!

А вода уже по плечико
Мышкам в будничном и в клетчатом.

Выше, выше, носик вздернутый!
А вода уже по горлышко, –

Усладительней простыни...
– Хру–ста–ли...

В царстве моем (нежнейшее dolce)...
А веку всё меньше, а око всё больше...
Болотная чайка? Младенческий чепчик?
А ноги всё тяжче, а сердце всё легче...

Поминай, друзья и родичи!
Подступает к подбородочку,

Хороши чертоги выстроил
Нищий – дочке бургомистровой?

– Вечные сны, бесследные чащи...
А сердце всё тише, а флейта всё слаще...
– Не думай, а следуй, не думай, а слушай.
А флейта всё слаще, а сердце всё глуше...

– Муттер, ужинать не зови!
Пу–зы–ри.

Вшеноры, март 1925 –
Париж, ноябрь 1925

Стихотворения. М.Цветаева

На этой странице представлены стихотворения Марины Цветаевой, в которых используются библейские и евангельские образы.

Отрок

      Геликону

1

Пустоты отроческих глаз! Провалы
В лазурь! Как ни черны — лазурь!
Игралища для битвы небывалой,
Дарохранительницы бурь.
Зеркальные! Ни зыби в них, ни лона,
Вселенная в них правит ход.
Лазурь! Лазурь! Пустынная до звону!
Книгохранилища пустот!
Провалы отроческих глаз! — пролеты!
Душ раскаленных — водопой.
— Оазисы! — чтоб всяк хлебнул и отпил,
— И захлебнулся пустотой.
Пью — не напьюсь. Вздох — и огромный выдох,
И крови ропщущей подземный гул.
Так по ночам, тревожа сон Давидов,
Захлебывался царь Саул

25 августа

2

Огнепоклонник! Красная масть!
Заворожeнный и ворожащий!
Как годовалый — в красную пасть
Льва, в пурпуровую кипь, в чащу —
Око и бровь! Перст и ладонь!
В самый огонь, в самыйнь!
Огнепоклонник! Страшен твой Бог!
Пляшет твой Бог, насмерть ударив!
Думаешь — глаз? Красный всполох-
Око твое! — Перебег зарев…
А пока жив — прядай и сыпь
В самую кипь! В самую кипь!
Огнепоклонник! Не опалюсь!
По мановенью — горят, гаснут!
Огнепоклонник! Не поклонюсь!
В черных пустотах твоих красных
Стройную мощь выкрутив в жгут
Мой это бьет — красный лоскут!

27 августа 1921

3

Простоволосая Агарь — сижу,
В широкоокую печаль — гляжу.
В печное зарево раскрыв глаза,
Пустыни карие — твои глаза.
Забывши Верую, купель, потир —
Справа-налево в них читаю Мир!
Орлы и гады в них, и лунный год, —
Весь грустноглазый твой, чужой народ.
Пески и зори в них, и плащ Вождя…
Как ты в огонь глядишь — я на тебя.
Пески не кончатся… Сынок, ударь!
Простой поденщицей была Агарь.
Босая, темная бреду, в тряпье…
— И уж не помню я, что там — в котле!

28 августа 1921

4

Виноградины тщетно в садах ржавели,
И наложница, тщетно прождав, уснула.
Палестинские жилы! — Смолы тяжeле
Протекает в вас древняя грусть Саула.
Пятидневною раною рот запекся.
Тяжек ход твой, о кровь, приближаясь к сроку!
Так давно уж Саулу-Царю не пьется,
Так давно уже землю пытает око.
Иерихонские розы горят на скулах,
И работает грудь наподобье горна.
И влачат, и влачат этот вздох Саулов
Палестинские отроки с кровью черной.

30 августа 1921
Марина Цветаева

Цикл стихотворений Марины Цветаевой «Отрок» вдохновлены общением с молодым поэтом Эмилием Львовичем Миндлиным (1900—1981), нашедшим в трудное для него лето 1921 года гостеприимство и приют в доме Цветаевой. В 1922 году Цветаева, однако, посвятила цикл «Отрок» Геликону (Абраму Григорьевичу Вишняку, 1895—1943), владельцу русского издательства «Геликон» в Берлине, где в 1923 году вышла её книга «Ремесло».

В день Благовещенья…

В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, —
Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно:
Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!
— Летите, куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья
Улыбаюсь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
— Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!

1916
Марина Цветаева 

Даниил

1

Села я на подоконник, ноги свесив.
Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?
— Это я пришла. — Зачем? — Сама не знаю.
— Время позднее, дитя, а ты не спишь.

Я луну увидела на небе,
Я луну увидела и луч.
Упирался он в твое окошко, —
Оттого, должно быть, я пришла…

О, зачем тебя назвали Даниилом?
Все мне снится, что тебя терзают львы!

26 июля 1916

————
2

Наездницы, развалины, псалмы,
И вереском поросшие холмы,
И наши кони смирные бок о бок,
И подбородка львиная черта,
И пасторской одежды чернота,
И синий взгляд, пронзителен и робок.

Ты к умирающему едешь в дом,
Сопровождаю я тебя верхом.
(Я девочка, — с тебя никто не спросит!)
Поет рожок меж сосенных стволов…
— Что означает, толкователь снов,
Твоих кудрей довременная проседь?

Озерная блеснула синева,
И мельница взметнула рукава,
И, отвернув куда-то взгляд горячий,
Он говорит про бедную вдову…
Что надобно любить Иегову…
И что не надо плакать мне — как плачу..

Запахло яблонями и дымком,
— Мы к умирающему едем в дом,
Он говорит, что в мире всe нам снится..
Что волосы мои сейчас как шлем…
Что все пройдет… Молчу — и надо всем
Улыбка Даниила — тайновидца.

26 июля 1916

————
3

В полнолунье кони фыркали,
К девушкам ходил цыган.
В полнолунье в красной кирке
Сам собою заиграл орган.

По лугу металась паства
С воплями: Конец земли!
Утром молодого пастора
У органа — мертвого нашли.

На его лице серебряном
Были слезы. Целый день
Притекали данью щедрой
Розы из окрестных деревень.

А когда покойник прибыл
В мирный дом своих отцов —
Рыжая девчонка Библию
Запалила с четырех концов.

1916
Марина Цветаева

У камина, у камина

У камина, у камина
Ночи коротаю.
Все качаю и качаю
Маленького сына.

Лучше бы тебе по Нилу
Плыть, дитя, в корзине!
Позабыл отец твой милый
О прекрасном сыне.

Царский сон оберегая,
Затекли колена.
Ночь была… И ночь другая
Ей пришла на смену.

Так Агарь в своей пустыне
Шепчет Измаилу:
«Позабыл отец твой милый
О прекрасном сыне!»

Дорастешь, царек сердечный,
До отцовской славы,
И поймешь: недолговечны
Царские забавы!

И другая, в час унылый
Скажет у камина:
«Позабыл отец твой милый
О прекрасном сыне!»

1917
Марина Цветаева

А человек идет за плугом…

А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Глядеть на звезды.

И вот за то тебе спасибо,
Что, цепенея,
Двух звезд моих не видишь — ибо
Нашел — вечнее.

Обман сменяется обманом,
Рахилью — Лия.
Все женщины ведут в туманы:
Я — как другие.

1919
Марина Цветаева

Старинное благоговенье

Двух нежных рук оттолкновенье —
В ответ на ангельские плутни.
У нежных ног отдохновенье,
Перебирая струны лютни.

Где звонкий говорок бассейна,
В цветочной чаше откровенье,
Где перед робостью весенней
Старинное благоговенье?

Окно, светящееся долго,
И гаснущий фонарь дорожный…
Вздох торжествующего долга
Где непреложное: «не можно»…

В последний раз — из мглы осенней —
Любезной ручки мановенье…
Где перед крепостью кисейной
Старинное благоговенье?

Он пишет кратко — и не часто…
Она, Психеи бестелесней,
Читает стих Экклезиаста
И не читает Песни Песней.

А песнь все та же, без сомненья,
Но, — в Боге все мое именье —
Где перед Библией семейной
Старинное благоговенье?

1920
Марина Цветаева 

Вифлеем

Два стихотворения, случайно
не вошедшие в «Стихи к Блоку»

Сыну Блока, — Саше.

————
1
Не с серебром пришла,
Не с янтарем пришла, —
Я не царем пришла,
Я пастухом пришла.

Вот воздух гор моих,
Вот острый взор моих
Двух глаз — и красный пых
Костров и зорь моих.

Где ладан-воск — тот-мех?
Не оберусь прорех!
Хошь и нищее всех —
Зато первое всех!

За верблюдом верблюд
Гляди: на холм-твой-крут,
Гляди: цари идут,
Гляди: лари несут.

О — поз — дали!

6 декабря 1921

————
2

Три царя,
Три ларя
С ценными дарами,

Первый ларь —
Вся земля
С синими морями.

Ларь второй:
Весь в нем Ной,
Весь, с ковчегом-с-тварью.

Ну, а в том?
Что в третeм?
Что в третeм-то, Царь мой?

Царь дает,
— Свет мой свят!
Не понять что значит!

Царь — вперед,
Мать — назад,
А младенец плачет.

1921
Марина Цветаева

* * *
Быть мальчиком твоим светлоголовым —
О, через все века!
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.

Угадывать сквозь всю людскую гущу
Твой вздох животворящ,
Душой, дыханием твоим живущий,
Как дуновеньем — плащ.

Победоноснее царя Давида
Чернь раздвигать плечом,
От всех обид, от всей земной обиды
Укрыть тебя плащом.

Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне не спит.
При первом чернью занесенном камне —
Уже не плащ, а щит.

О, этот стих не самовольно прерван —
Нож чересчур остер —
И дерзновенно усмехнувшись — первым
Взойти на твой костер.

15 апреля 1921
Марина Цветаева

Когда же, Господин…

Когда же, Господин,
На жизнь мою сойдет
Спокойствие седин,
Спокойствие высот.

Когда ж в пратишину
Тех первоголубизн
Высокое плечо,
Всю вынесшее жизнь.

Ты, Господи, один,
Один, никто из вас,
Как с пуховых горбин
В синь горнюю рвалась.

Как под упорством уст
Сон — слушала — траву…
(Здесь, на земле искусств,
Словесницей слыву!)

И как меня томил
Лжи — ломовой оброк,
Как из последних жил
В дерева первый вздрог…

=================

Дерева — первый — вздрог,
Голубя — первый — ворк.
(Это не твой ли вздрог,
Гордость, не твой ли ворк,
Верность?)

— Остановись,
Светопись зорких стрел!
В тайнописи любви
Небо — какой пробел!

Если бы — не — рассвет:
Дребезг, и свист, и лист,
Если бы не сует
Сих суета — сбылись

Жизни б…
Не луч, а бич —
В жимолость нежных тел.
В опромети добыч
Небо — какой предел!

День. Ломовых дрог
Ков. — Началась. — Пошла.
Дикий и тихий вздрог
Вспомнившего плеча.

Прячет…
Как из ведра
Утро. Малярный мел.
В летописи ребра
Небо — какой пробел!

1922
Марина Цветаева 

Дочь Иаира

1

Мимо иди!
Это великая милость.
Дочь Иаира простилась
С куклой (с любовником!) и с красотой.
Этот просторный покрой
Юным к лицу.

————
2

В просторах покроя —
Потерянность тела,
Посмертная сквозь.

Девица, не скроешь,
Что кость захотела
От косточки врозь.

Зачем, равнодушный,
Противу закону
Спешащей реки —

Слез женских послушал
И отчего стону —
Душе вопреки!

Сказал — и воскресла,
И смутно, по памяти,
В мир хлеба и лжи.

Но поступь надтреснута,
Губы подтянуты,
Руки свежи.

И всe как спросоньица
Немеют конечности.
И в самый базар

С дороги не тронется
Отвесной. — То Вечности
Бессмертный загар.

Привыкнет — и свыкнутся.
И в белом, как надобно,
Меж плавных сестер…

То юную скрытницу
Лавиною свадебной
Приветствует хор.

Рукой его согнута,
Смеется — всe заново!
Всe роза и гроздь!

Но между любовником
И ею — как занавес
Посмертная сквозь.

1922
Марина Цветаева

Магдалина

1

Меж нами — десять заповедей:
Жар десяти костров.
Родная кровь отшатывает,
Ты мне — чужая кровь.

Во времена евангельские
Была б одной из тех…
(Чужая кровь — желаннейшая
И чуждейшая из всех!)

К тебе б со всеми немощами
Влеклась, стлалась — светла
Масть! — очесами демонскими
Таясь, лила б масла

И на ноги бы, и под ноги бы,
И вовсе бы так, в пески…
Страсть по купцам распроданная,
Расплеванная — теки!

Пеною уст и накипями
Очес и потом всех
Нег… В волоса заматываю
Ноги твои, как в мех.

Некою тканью под ноги
Стелюсь… Не тот ли (та!)
Твари с кудрями огненными
Молвивший: встань, сестра!

26 августа 1923

————
2

Масти, плоченные втрое
Стоимости, страсти пот,
Слезы, волосы, — сплошное
Исструение, а тот

В красную сухую глину
Благостный вперяя зрак:
— Магдалина! Магдалина!
Не издаривайся так!

31 августа 1923

————
3

О путях твоих пытать не буду,
Милая! — ведь все сбылось.
Я был бос, а ты меня обула
Ливнями волос —
И — слез.

Не спрошу тебя, какой ценою
Эти куплены масла.
Я был наг, а ты меня волною
Тела — как стеною
Обнесла.

Наготу твою перстами трону
Тише вод и ниже трав.
Я был прям, а ты меня наклону
Нежности наставила, припав.

В волосах своих мне яму вырой,
Спеленай меня без льна.
— Мироносица! К чему мне миро?
Ты меня омыла
Как волна.

1923
Марина Цветаева

Наука Фомы

Без рук не обнять!
Сгинь, выспренных душ
Небыль!
Не вижу — и гладь,
Не слышу — и глушь:
Не был.

Круги на воде.
Ушам и очам —
Камень.
Не здесь — так нигде.
В пространство, как в чан
Канул.

Руками держи!
Всей крепостью мышц
Ширься!
Что сны и псалмы!
Бог ради Фомы
В мир сей

Пришел: укрепись
В неверье — как негр
В трюме.
Всю в рану — по кисть!
Бог ради таких
Умер.

1923
Марина Цветаева

избранных стихотворений Мардж Пирси

Мардж Пирси (родилась 31 марта 1936 г.) — американская поэтесса, писательница и общественный деятель. Она является автором бестселлера New York Times «Унесенные солдатами», масштабного исторического романа, действие которого происходит во время Второй мировой войны.

Пирси родился в Детройте, штат Мичиган, в семье, глубоко пострадавшей от Великой депрессии. Она была первой в своей семье, кто поступил в колледж, учился в Мичиганском университете. Победа в

Мардж Пирси (родилась 31 марта 1936 г.), американская поэтесса, писательница и общественный деятель.Она является автором бестселлера New York Times «Унесенные солдатами», масштабного исторического романа, действие которого происходит во время Второй мировой войны.

Пирси родился в Детройте, штат Мичиган, в семье, глубоко пострадавшей от Великой депрессии. Она была первой в своей семье, кто поступил в колледж, учился в Мичиганском университете. Получение премии Хопвуда в области поэзии и художественной литературы (1957) позволило ей закончить колледж и провести некоторое время во Франции, а ее формальное образование закончилось степенью магистра Северо-Западного университета. Ее первая книга стихов, Breaking Camp, была опубликована в 1968 году.

Равнодушная ученица в ранние годы Пирси полюбила книги, когда в середине детства заболела ревматической лихорадкой и мало что могла делать, кроме чтения. «Это научило меня, что там другой мир, что все эти горизонты сильно отличаются от того, что я могла видеть», — сказала она в интервью 1984 года.

По состоянию на 2013 год она является автором семнадцати томов стихотворений, в том числе «Луна всегда женщина» (1980, считается феминистской классикой) и «Искусство благословения дня» (1999), а также пятнадцати романов, одной пьесы ( «Последний белый класс», в соавторстве с ее третьим и нынешним мужем Ирой Вуд), сборник эссе (разноцветные блоки для квилта), научно-популярная книга и мемуары.

Ее романы и стихи часто фокусируются на феминистских или социальных проблемах, хотя ее окружение различается. Хотя «Стеклянное тело» (опубликовано в США как «Он, она и оно») — это научно-фантастический роман, получивший премию Артура Кларка, «Город тьмы», «Город света» разворачивается во время Французской революции. Действие других ее романов, таких как «Летние люди» и «Тоска женщин», разворачивается в наши дни. Все ее книги посвящены жизни женщин.

Женщина на краю времени (1976) смешивает историю путешествия во времени с проблемами социальной справедливости, феминизма и лечения психически больных.Этот роман считается классикой утопической «спекулятивной» научной фантастики, а также классикой феминизма. Уильям Гибсон назвал «Женщину на краю времени» местом рождения киберпанка. Пирси рассказывает об этом во введении к «Стеклянному телу». Body of Glass (He, She and It) (1991) постулирует экологически разрушенный мир, в котором доминируют разросшиеся мегаполисы и футуристическая версия Интернета, через которую Пирси сплетает элементы еврейского мистицизма и легенду о Големе, хотя и является ключевым моментом. Сюжетный элемент — это попытки главной героини вернуть себе опеку над маленьким сыном.

Многие романы Пирси рассказывают свои истории с точки зрения нескольких персонажей, часто включая голос от первого лица среди множества повествований от третьего лица. Ее исторический роман о Второй мировой войне «Унесенные солдатами» (1987) рассказывает о жизни девяти главных персонажей в Соединенных Штатах, Европе и Азии. Счет от первого лица в Gone To Soldiers — это дневник французской подростка Жаклин Леви-Моно, за которой также следят от третьего лица после ее поимки нацистами.

Поэзия Пирси имеет тенденцию быть в высшей степени личным свободным стихом и часто затрагивает те же проблемы с феминистскими и социальными проблемами.Ее работы демонстрируют приверженность мечте о социальных изменениях (то, что она могла бы назвать, используя иудейские термины, тиккун олам, или восстановлением мира), коренящаяся в истории, колесе еврейского года, а также в ряде пейзажей и обстановок.

Она живет в Уэллфлите на Кейп-Код, штат Массачусетс, со своим мужем Айрой Вуд.

(из Википедии)

Цветаева: Трагическая жизнь | Чарльз Симич

Если говорить о русской поэзии прошлого века, то Осип Мандельштам, Анна Ахматова и Борис Пастернак — достаточно знакомые имена, но не Марина Цветаева, равная им.Поскольку ее чрезвычайно трудно переводить, ее работы почти неизвестны, и даже когда они становятся доступными, они не производят большого впечатления. Она кажется чужой и недосягаемой с ее эллиптическим синтаксисом и необычно запутанными метафорами. Есть также чистый объем и диапазон ее письма. Например, в одном из ее стихотворений рассказывается о трансатлантическом перелете Линдберга, а в других сюжеты взяты из сказок. У нее есть сотни стихов, несколько почти эпической длины в дополнение к изрядному количеству прозы, включая мемуары, дневники и письма, а также несколько пьес в стихах.Не все, что она написала, конечно, первоклассно, но очень многое. Можно спросить для сравнения, так ли она хороша, как Элиот или Паунд. Она так же хороша, как и они, и, возможно, у нее в рукаве больше хитростей, как у поэта.

Ее жизнь представляет собой необычайно захватывающий рассказ, который очень подробно описан в нескольких прекрасных биографиях поэта, опубликованных за последние двадцать лет. Трагические жизни, конечно, нельзя сравнивать по степени ужасности. Даже в обычное время нельзя быть уверенным в том, какой беспорядок люди создают в своей жизни из-за недостатков характера и неудач, а в какой — из-за обстоятельств, в которых они оказались.Когда дело касается мужчин и женщин, переживших десятилетия войн, революций и изгнаний, становится все труднее понять, кого или в чем винить. Как сказала Цветаева в стихотворении: «Боюсь, что на такую ​​беду не хватит всего Расина и всего Шекспира!…» ¹

Марина Цветаева родилась в 1892 году в Москве и росла в атмосфере спокойствия. культура и изысканность. Ее отец был филологом-классиком, преподавал в Московском университете и был основателем одного из важных музеев города.Мать Марины была опытной пианисткой и хотела, чтобы ее дочь стала музыкантом. В 1902 году по совету врачей после того, как ей поставили диагноз туберкулез, она забрала Марину и ее младшую сестру из школы и отправилась в Италию в поисках лекарства. Семья вернулась в Россию в 1905 году, где через год умерла мать. Марина училась в школах в России и Париже, где начала писать стихи и переводить с французского. Сборник ее стихов « Evening Album » был опубликован в 1910 году и получил высокую оценку.Ее стихи были романтическими и сентиментальными, как и следовало ожидать от подростка, но, как говорят, она также внесла в этой связи новую и смелую близость в русскую поэзию.

В 1912 году Цветаева вышла замуж за Сергея Ефрона, происходившего из известной семьи издателей энциклопедий и политических радикалов. Он был моложе ее. В том же году она выпустила вторую книгу стихов Волшебный фонарь и родила дочь Ариадну (Алю). Деньги семьи сделали молодоженов обеспеченными.Они купили дом в Москве и провели лето на берегу Крыма. Брак, однако, не удался. У Цветаевой были романы с поэтами Софией Парнок и Осипом Мандельштамом. В апреле 1917 года у нее родилась вторая дочь Ирина, и Эфрон, желая, скорее всего, выбраться из неловкой домашней ситуации, пошел добровольцем в Императорскую армию. Октябрьская революция застала Цветаеву в Крыму. Она вернулась в революционную Москву в конце ноября, когда ее муж вступал в Белую армию для борьбы с большевиками.Следующие три года она ничего о нем не знала.

Цветаева оказалась одна в двадцать пять лет, почти лишившись средств к существованию и двум своим маленьким детям. Она выжила благодаря дружелюбным соседям и продаже своего имущества. Вот описание ее жизни в Москве из сборника прозы Земных знаков :

Я встаю — верхнее окно едва серое — холодно — лужи — опилки — ведра — кувшины — тряпки — везде детские платья и рубашки.Я раскалываю дрова. Разожги огонь. В ледяной воде промываю картошку, которую отвариваю в самоваре. (Долгое время я варил в нем суп, но однажды он так забился просом, что в течение нескольких месяцев мне приходилось снимать крышку и ложить воду сверху — это старинный самовар, с декоративным краном, который не выдерживал. Не откручивалась, спицами и гвоздями не поддавалась. Наконец, кто-то — как-то — задул.) Топлю самовар раскаленными углями, которые беру прямо с печки. Я живу и сплю в одном и том же ужасно сморщенном коричневом фланелевом платье, сшитом в Александрове весной 1917 года, когда меня там не было.Все в дырах от падающих углей и сигарет. Рукава, собранные на резинке, закатываются и застегиваются английской булавкой.

Вор однажды ворвался в квартиру Цветаевой и ужаснулся обнаруженной бедности. Она попросила его сесть и поговорила с ним. Когда он собрался уходить, он предложил ей деньги. Тем не менее, в своем дневнике после одного такого мрачного момента она делает удивительное замечание:

Я не записал самого главного: веселья, остроты мысли, вспышек радости при малейшем успехе, страстной направленности всего моего существа.

Несмотря на нескончаемые трудности, это был продуктивный период для нее. Она написала длинные стихотворные драмы и десятки коротких текстов. Она также заполнила свои записные книжки тем, что видела и слышала, путешествуя по провинциям в поисках еды. Некоторые из этих комментариев включены в Earthly Signs , чудесную подборку из ее дневников и эссе в исключительно прекрасном переводе Джейми Гамбрелла. Они дают нам представление о временах, не сильно отличающееся от того, что содержится в рассказах Исаака Бабеля.Цветаева — отличный репортер. Что бы ни утверждали историки, в революционные времена воровство важнее идей. В то время как лидеры революции обещают луну, убийства и грабежи — единственная реальность, которую знают бессильные.

Автобиографические сочинения и очерки Цветаевой наполнены запоминающимися описаниями и красиво оформленными фразами. «Сердце: это скорее музыкальный, чем физический орган», — говорит она, например. Или: «Смерть пугает только тело.Душа не может этого представить. Следовательно, в самоубийстве тело — единственный герой ». Ее взгляды на все, от поведения людей до природы поэзии, проницательны и оригинальны. Ничего подобного не было видно в ее собственной жизни, когда она совершала одну ошибку за другой. Зимой 1919–1920 годов, не имея возможности прокормить детей, она поместила их в детский дом. Старшая, Аля, заболела, и Цветаева вернула ее домой и вылечила. В феврале ее младшая дочь, которой еще не исполнилось трех лет, умерла от голода в том же приюте.Преодолевая чувство вины за пренебрежение к ребенку, она очень редко вспоминала о ней снова.

«Я — неиссякаемый источник ереси», — заявила Цветаева. «Не , зная ни одного, я исповедую их всех. Возможно, я их даже создаю ». Ей не нравился Чехов с его чувством меры; она всегда была на чьей-то стороне. Одно из самых забавных воспоминаний в книге « Земные знаки » содержит ее описание чтения стихов с восемью другими женщинами, на котором она читала стихи, восхваляющие Белую Армию, аудитории, состоящей в основном из солдат Красной Армии.Она считала, что долг поэзии — встать на сторону побежденных. Она также посчитала оскорбительным слово «поэтесса», примененное к ней самой. По ее словам, в поэзии есть более существенные различия, чем принадлежность к мужскому или женскому полу. Ее мужество и независимость удивительны, если вспомнить, что другим порядочным людям приходилось пресмыкаться и что большинство других поэтов — даже те, кто позже передумал — приветствовали Революцию. Долгое время они не могли смириться с тем, что все эти страдания были напрасными.

В то время как ранние стихи Цветаевой вызывали восхищение у современников, этого нельзя сказать о ее творчестве 1920-х годов. Вот как описывал ее стихи бывший возлюбленный Мандельштам: «Самое печальное в Москве — это дилетантская вышивка Марины Цветаевой во славу Божией Матери». Жаловавшись на женскую поэзию в целом и на нее в частности, он сказал, что ее стихи оскорбляют как слух, так и исторический смысл. ² Лев Троцкий в своей некогда широко читаемой и почитаемой книге Литература и революция (1923) согласился, назвав это узкой поэзией, охватывающей саму поэтессу, некоего джентльмена в шляпе дерби или военных шпор и, наконец, Бога, который выполняет обязанности врача, специализирующегося на женских жалобах.В литературных кругах эмигрантов обычно была одна и та же история. «Она входит в литературу в бигуди и халате, как если бы она шла в ванную», — написал критик ³ .

Джейми Гамбрелл хорошо подытоживает трудности работы Цветаевой в своем кратком и чрезвычайно проницательном введении к Земным знакам :

Цветаеву нелегко читать даже образованным носителям русского языка. Она знакомит читателей с изобилием идиом и стилей Джойсана, начиная от метафорической речи в сказках и пересказов крестьянского диалекта до высокой литературной дикции, пропитанной греческими и римскими мифами, классикой и немецким романтизмом.Она использовала почти все классические русские метры, добавляя свои новшества, оригинально использовала русские народные ритмы. Ее тема основана на столь же разнообразных литературных, исторических и фольклорных источниках. Как однажды сказал Волошин, в Цветаевой сосуществовали десять поэтов.

Лингвистическую плотность ее стихов можно сравнить с лингвистической плотностью стихов Джеральда Мэнли Хопкинса, за исключением того, что у нее намного больше голосов. В письме к Рильке, с которым у нее был эпистолярный роман, она пишет:

. Я не русский поэт и всегда удивляюсь, когда меня принимают за одного и смотрят в этом свете.Причина, по которой человек становится поэтом (если бы можно было им стать, если бы он не был им прежде всего!), Заключается в том, чтобы не быть французом, русским и т. Д., Чтобы быть всем.

Однако чуть позже в том же письме она говорит: «Тем не менее, в каждом языке есть что-то, что принадлежит только ему, это — это оно». ⁴ Цветаева — поэт того, что это . «В почти библейском смысле, — пишет Гамбрелл, — Слово — это средство творения; порождая как субъект, так и эмоции, это воплощение духа.

Быть поэтом уха и делать звук более важным, чем зрение, — значит делать себя практически непереводимым. Ни один из переводов ее стихов, которые я читал — а их очень много — не может передать ее полную словесную силу, хотя некоторые, такие как переводы Нины Коссман и Майкла М. Найдана, подходят близко в переводе ее слишком часто заставляют казаться болезненно неловкой и скучной, когда она совсем не такая. Вот как Робин Кембалл исполняет одно из своих стихотворений в Milestones :

НОМЕР ПОЭМЫ 31

Одна дикая старая ведьма мне прямо сказала
Согнутая, как ярмо, в своем безумии:
— Не твое лгать, праздно мечтать,
Не твое, чтобы отбеливать белье,
Твое царствование — в какой-то затерянной окраине, дорогая — ворон.
Я стал белым как облако, когда я слушал:
Вынесите белое погребальное одеяние,
Черного жеребенка больше не для порки,
Папы в соборе больше не для питья,
Уложите меня мирно под яблоню,
Без молитв , нет благовоний, чтобы убаюкивать меня.
Низкий поклон — это благодарность, которую я говорю за
Совет и императорское покровительство,
За те карманы твои, такие пустые,
За песни твоих узников в изобилии,
За позор, наполовину разделенный с мятежом, —
За твой любовь, за жестокую любовь, которую ты дал.
Когда из собора прозвенит колокол —
Меня унесут дьяволы.
Когда мы вместе опускали бокалы,
Я говорил, и я скажу Создателю —
Что я любил тебя, мой крепкий юноша,
За пределами славы и за пределами солнечного света.

Это не похоже на великого поэта, которого я хвалил. К сожалению, именно такое впечатление производит сборник « Milestones », состоящий в основном из коротких лирических стихов, написанных в 1916 году. Многие переводы, даже если они частично удачны, испорчены неудачным, неидиоматическим подбором слов и фраз.Сама Цветаева переводила свои стихи на французский язык не намного лучше. Она пошла на большую вольность, чем Кембалл, транспонировала и изменила тональность стихов, не только используя другие слова, но и изменяя образы в надежде сохранить главное, утверждая, что на другом языке нужно писать что-то новое. Это кажется разумным советом, за исключением того, что перевод, который она сделала, не годился. Тем не менее, на мой взгляд, время от времени пользоваться свободой — это единственный способ продолжить перевод ее стихов и, если повезет, осуществить невозможное.

В мае 1922 года Цветаева покинула Россию со своей дочерью, чтобы воссоединиться с мужем, который тогда жил в Праге. Она добралась до Берлина, где, ожидая воссоединения с Эфроном, у нее был роман со своим издателем. После двух месяцев в Берлине семья переехала в деревню на окраине Праги, где они прожили следующие два с половиной года. Ее сын Георгий (известный как Мур) родился в 1925 году. Годы в Чехословакии были сравнительно счастливыми. Правительством щедро выделялись стипендии для студентов-эмигрантов и представителей интеллигенции.Цветаева тоже писала. Некоторые из ее стихотворений были написаны в это время, в том числе The Swain и The Pied Piper (оба основаны на сказках), а также два самых лучших, Poem of the Mountain и Poem of End были вдохновлены другим увлечением. В письме, которое ее муж написал в то время, он описывает, каково было жить с ней:

Марина — страстная женщина…. Окунуться головой в ее ураганы стало для нее жизненно важным дыханием.Больше не имеет значения, кто вызывает эти ураганы. Почти всегда (теперь, как и раньше) — или, скорее, всегда — все основано на самообмане. Человек изобретен и начинается ураган. Если быстро раскрывается незначительность и узость возбудителя урагана, то Марина уступает место урагану отчаяния. Состояние, которое способствует появлению нового возбудителя. Важно не , что , а , как . Не суть или источник, а ритм, безумный ритм.Сегодня — отчаяние; завтра — экстаз, любовь, полное самоотречение; а на следующий день — снова отчаяние. И все это с проницательным, холодным (может быть, даже цинично вольтерянским) умом. Вчерашние кроссовки остроумно и жестоко высмеиваются (почти всегда справедливо). Все занесено в книгу. Все круто и математически изложено в формуле. Огромная печь, для костра которой нужны дрова, дрова и еще дрова. Нежелательная зола выбрасывается, а качество древесины не так важно. Пока печка тянет хорошо — все превращается в пламя.Плохая древесина сгорает быстрее, хорошая — дольше.

Само собой разумеется, что я давно не использовал огонь.

Ее собственное объяснение в письме не противоречит объяснениям ее мужа:

Я не создан для [этой] жизни. У меня все пожар. Я могу быть вовлечен в десять отношений одновременно (прекрасные «отношения», это!), И уверять каждого из них со всей глубины, что он единственный. Но я терпеть не могу ни малейшего поворота головы от себя.У меня БОЛЬНО, ты понимаешь? Я человек, содранный заживо, а у всех остальных есть доспехи. У всех вас есть искусство, социальные проблемы, дружба, развлечения, семьи, обязанности, а у меня, в глубине души, НИЧЕГО нет. Все отваливается, как кожа, а под кожей — живая плоть или огонь — я Психея. Я не вписываюсь ни в одну форму, даже в самую простую форму моих стихов. ⁵

Практически все стихотворения, составляющие ее величайший сборник « После России », были написаны в то время.Вот стихотворение из этой книги, которое я прочитал одним из первых, и я никогда не забывал его. Это происходит из книги «Пингвиновская книга русских стихов» , опубликованной в 1962 году в том, что редактор называет «простым прозаическим переводом», который я до сих пор предпочитаю нескольким другим версиям в стихах.

ПОПЫТКА НА РЕВНОСТЬ

Какова твоя жизнь с другой женщиной? Проще, правда? Удар весла! Память обо мне,

плавучий остров (в небе, а не в воде), скоро отступающий, как береговая линия?…

Души, о души, вы будете сестрами, а не любовниками!

Какова ваша жизнь с обычной женщиной? Без божественного? Теперь, когда вы свергли свою королеву и сами отказались от престола,

какова твоя жизнь? Чем вы занимаетесь? Как ты дрожишь? Как вы встаете [с кровати]? Как тебе удается расплачиваться за бессмертную мелочь, бедняга?

«С меня хватит судорог и сердцебиения — сниму дом!» Какова твоя жизнь с такой же женщиной, как с любой другой, с тобой, моей избранницей?

Является ли еда более подходящей и съедобной? Не жалуйтесь, если вам это надоело! На что похожа ваша жизнь с подобием — вы, наступившие на Синай?

Какова твоя жизнь с незнакомцем, женщиной из этого мира? Скажи мне прямо: ты ее любишь? Разве стыд, как поводья Зевса, не хлестает вам лоб?

Какова твоя жизнь? Как твое здоровье? Как ты поешь? Как ты справишься с гноящейся раной бессмертной совести, бедняга?

Какова ваша жизнь с рыночным товаром? Цена крутая, не правда ли! Какова ваша жизнь после каррарского мрамора с куском осыпающейся штукатурки Парижа?

(Бог был высечен из блока и разбит вдребезги!) Какова ваша жизнь с одной из ста тысяч женщин — вы, знавшие Лилит?

Вы утолили голод новым рыночным товаром? Теперь эта магия потеряла свою власть над вами … какова ваша жизнь с женщиной с этой земли, если ни один из вас не пользуется шестым чувством?

Ну что ж, сердитесь: вы счастливы? Нет? В яме без глубины какова твоя жизнь, мои возлюбленные? Тяжелее моей жизни с другим мужчиной или все равно?

В ноябре 1925 года семья переехала в Париж в надежде, что у Цветаевой будет больше контактов с писателями.Ее первое публичное чтение было триумфом, который ей так и не удалось повторить. Будучи изначально хорошо принятыми русской общиной, отношения с годами испортились как по литературным, так и по политическим причинам. Советская литература была проклятием для эмигрантов, но не для нее. Она публично хвалила поэтов-коммунистов, таких как Маяковский. Тем временем семья жила бедно. У ее мужа не было ни профессии, ни практических навыков, ни желания устраиваться на постоянную работу. Его интересовала только российская политика.В 1930-х годах он стал участником организации под названием «Союз возвращенцев в Советский Союз», которая широко и правильно считалась прикрытием для советских спецслужб. После того, как его политические взгляды приняли сталинистский характер, Цветаева, которая поддерживала семью своими писательскими работами и финансовой помощью своих богатых друзей, обнаруживала, что из-за деятельности мужа она все больше и больше подвергается остракизму.

Дома атмосфера была напряженной. Эфрон говорил о том, чтобы вернуться в Россию и искупить вину за то, что он сражался с белыми в гражданской войне.Дети встали на сторону отца. Ее дочь начала работать во французском коммунистическом журнале и начала двигаться в просоветских кругах. У Цветаевой с ее опытом коммунизма было меньше иллюзий. Следует помнить, что это было время сталинского Большого террора. Вернуться было почти так же безумно, как для еврея вернуться в гитлеровскую Германию. Ефрон, как она рассказывала людям, видел то, что хотел видеть, и закрыл глаза на то, что на самом деле происходило в России. Даже после того, как ее дочь уехала в Москву в 1937 году, она не хотела идти за ней.Затем жизнь во Франции стала для нее невозможной. Ее муж был допрошен французской полицией в связи с убийством советского шпиона, отказавшегося вернуться домой.

В сентябре 1937 года, прежде чем они смогли задать ему еще какие-либо вопросы, Эфрон сбежал в Советский Союз. Позднее расследование установило, что он работал на НКВД и участвовал в нескольких убийствах, в том числе в убийстве сына Троцкого. Даже самые близкие друзья Цветаевой не могли поверить, что она ничего не знала о разведывательной деятельности своего мужа.Люди избегали ее. Ее исключили из литературных собраний, и ее больше не публиковали. Она выжила на небольшую стипендию, предоставленную ей советским посольством в ожидании разрешения на возвращение. Ее преданность мужу и детям, которые все хотели вернуться, перевесила любые ее сомнения. 12 июня 1939 года она и ее сын наконец уехали. В своем последнем письме перед отплытием из Гавра она написала чешскому другу: «До свидания! То, что приходит сейчас, уже не сложно, то, что приходит сейчас, — это судьба.

В Москве она узнала, что ее сестра находится в лагерях. Спустя всего два месяца после возвращения Цветаевой ее дочь была арестована и обвинена в шпионаже в пользу западных держав, а вскоре после этого и ее муж. Скорее всего, вскоре после этого Эфрон был застрелен, а ее дочь провела около семнадцати лет в лагерях и в ссылке в Сибири. Цветаевой больше их не увидела. У нее не было денег и негде было жить. Старые друзья боялись иметь дело с женой «врага народа» и бывшего эмигранта.Как писательница для коммунистов она не существовала. Если она не стояла в какой-то тюремной очереди, чтобы оставить посылку мужу и дочери, она искала работу. Она сделала несколько переводов, которые принесли немного денег, и даже собрала сборник стихов, но он был отклонен издателем с объяснением, что ее стихи не о чем говорить советским людям. Пастернак помогал, чем мог, но это было немного. Когда Германия вторглась в Россию в июне 1941 года и количество бомбардировок Москвы увеличилось, ее паника усилилась.Ей удалось эвакуироваться в Елабугу, небольшой городок на реках Тойма и Кама. Цветаева сняла комнату в Елабуге у местной пары, поехала в соседний город побольше, где уже поселились писатели, и попыталась получить разрешение на переезд. Она даже устроилась работать посудомойкой в ​​писательскую столовую.

Были основания надеяться, что она получит разрешение, но к тому времени она уже была безнадежна. 31 августа, когда ее сына и домовладельцев не было дома, она повесилась у входа в свою комнату.Она оставила три записки, две из которых умоляли друзей позаботиться о ее сыне, а последняя ему: «Прости меня», — написала она:

но было бы только хуже. Я тяжело болен, это уже не я. Я люблю тебя безумно. Поймите, что я больше не могу жить. Скажите папе и Але — если вы их видите — что я любил их до последней минуты, и объясните, что я зашел в тупик.

Цветаева похоронена в безымянной могиле на Елабугском кладбище. Мур был призван в армию в 1943 году и погиб в бою в июле 1944 года.

Один из ее биографов Виктория Швейцер пишет:

Когда ее сняли с петли и доставили в морг, гробовщик обнаружил в одном из карманов ее фартука крошечный (1 × 2 см) синий блокнот в сафьяновом переплете. К блокноту был прикреплен очень тонкий карандаш, но во всех смыслах блокнот был слишком маленьким, чтобы писать в нем. Гробовщик хранил этот блокнот, хранил его более сорока лет и на смертном одре попросил его отдать. обратно к родственникам Цветаевой.В нем, как в послании из потустороннего мира, было написано почерком Цветаевой одно слово: Мордовия.

Так называлась советская республика на Урале, куда отправили в лагерь ее дочь Алю.

«Боже, не суди! Вы никогда не были женщиной на этой земле », — написала она однажды.

Возрождение «первой женщины-поэта» в России — The New York Times

«Ее стихи действительно непереводимы; они полны игры слов», — сказал К.К. Уильямс, американский поэт, лауреат Пулитцеровской премии и Национальной книжной премии.«Есть поэты, которые не преодолевают языковые барьеры, и она одна из них. Но она блестящий автор эссе, и вы можете лучше всего увидеть ее гений в эссе».

Конечно, в то время как ее жизнь подвергалась пыткам, она никогда не теряла веры в себя. «Я не знаю более талантливой женщины в поэзии, чем я», — писала она в своем дневнике в 1914 году. «Никакого человека, я должна добавить.« Второй Пушкин »или« первая женщина-поэт ». Это то, что я заслуживаю и, возможно, достигну в своей жизни ». А в 1925 году, пытаясь найти издателя, она заметила: «В любом случае, когда я умру, все будет опубликовано.»

Родилась в 1892 году в семье художников и интеллектуалов. Цветаевой было всего 18, когда ее первая книга стихов принесла ей место в литературных кругах Москвы. Два года спустя она вышла замуж за Сергея Ефрона, хотя это не помешало ей упасть для других мужчин и женщин. После того, как Эфрон присоединился к Белой армии, борющейся против большевистской революции 1917 года, она и ее муж были в разлуке в течение пяти лет. Это был период, когда она писала и страдала. Теперь она мать двух девочек, она поместила их в приюте в надежде, что их как следует накормит.Но пока она спасла старшую, Алю, Ирина умерла от голода. Она написала другу: «Это была моя вина. Я была так занята болезнью Али, и мне было так страшно идти в детский дом, что я отдалась судьбе».

Она продолжала лихорадочно писать письма, стихи и дневниковые записи. Затем, в 1922 году, когда Эфрон снова появился в Праге, она присоединилась к нему, и у них родился сын Георгий. Там же она написала, пожалуй, самое известное ее длинное стихотворение — лирическую сатиру под названием «Крысолов».»

После того, как они переехали в Париж в 1925 году, когда Цветаева изо всех сил пыталась найти эмигрантские журналы, готовые публиковать ее стихи, Эфрон был завербован НКВД, советской тайной полицией, чтобы шпионить за другими русскими ссыльными. теперь убежденный коммунист, решивший вернуться в Россию. Шесть месяцев спустя, после того, как французская полиция связала Эфрона с убийством русского изгнанника, ему тоже приказали вернуться домой. Цветаева, очевидно, не знала о связи Эфрона с НКВД. Но она подверглась остракизму. общиной изгнанников и, живя в бедности в пригороде Парижа, посвятила себя редактированию своих записных книжек.Наконец, в июне 1939 года они с сыном уехали в Россию. «Отныне худшее позади», — написала она другу в Брюсселе. «Отныне это судьба».

Следующая страница »

« Живая душа в мертвой петле »

Знаки земные

Московские дневники, 1917-1922 годы

Цветаева Марина

Переведено с русского

Джейми Гамбрелл

Yale University Press: 248 стр., $ 24,95

Конец поэта

Последние дни Цветаевой

Ирма Кудрова

Независимая газета: 318 с., $ 21.95

Марина Цветаева стоит на холодном, продуваемом ветром крае русской поэзии ХХ века. Тем не менее, она наименее известна среди известной четверки России, звездного скопления, включающего Анну Ахматову, Бориса Пастернака и Осипа Мандельштама — наименее известна, несмотря на ее роман 1916 года с Мандельштамом, ее эйфорическую трехстороннюю переписку с Райнером Марией Рильке и Пастернака и ее товарищеские отношения с Ахматовой.

У нас есть множество переводов ее трех современников, но для Цветаевой доступно только издание Элейн Файнштейн «Пингвин».Почему? Поэт и художник Максимилиан Александрович Волошин однажды сказал, что в Цветаевой сосуществовали десять поэтов: ее синтаксис, как известно, сложен, ее стили и идиомы разнообразны и новаторски, от сказок и народных ритмов до классических русских метров и высокой литературной дикции. В результате жители Запада должны поверить в ее поэтическую репутацию. Ее сочетание интенсивности повествования, изобретательной и непредсказуемой просодии и явного лингвистического изобилия оказалось невозможным воспроизвести на другом языке.Возможно, она предсказывала эту судьбу, когда писала: «Все равно, на каком языке прохожие меня не поймут».

Жизнь Цветаевой — неповторимая, сложная, трагичная, выходящая за рамки обычных сентиментальных штампов, — тоже мало известна. После революции русские писатели пережили самоубийственную рулетку изгнания, преследований, нищеты, пренебрежения и смерти. Но для нее, и только для нее, в каждой камере была пуля.

Мало что в детстве предвещало такие невзгоды. Ее отец был основателем ГМИИ.Ее мать была одаренным музыкантом. Молодость она провела в Италии, Швейцарии, Германии и Франции. В 1912 году она вышла замуж за задумчивого туберкулезного Сергея Эфрона. Хотя его мать и отец были революционерами, идеалист-идеалист Эфрон сражался с большевистскими силами на стороне Белой армии во время Гражданской войны в России. Белое дело — последний бой для верующих в Бога и царя, а также для тех прогрессистов, которые были просто антибольшевистскими, — было обреченным знаменем. Его решение решило судьбу Цветаевой.

Это мир «Земных знаков», попытка Джейми Гамбрелла воссоздать сборник прозы, который Цветаева отчаянно хотела опубликовать в 1923 году. В то время он был отвергнут как слишком политический, что разозлило ее («Нет политики в книга: есть страстная правда …. »). Сегодня он проливает важный свет на жизнь Цветаевой во время гражданской войны, тем более что предыдущий и самый известный сборник ее прозы на английском языке «Captive Spirit» в основном сосредоточен на детских воспоминаниях.

Хотя сама Цветаева описывала «Знаки земные» как «живую душу в мертвой петле», здесь нас поражает не петля, а жизнь: энергичная попытка обойтись на зиму нартом тлеющего картофеля. еда, символическое нежелание стереть дореволюционный кириллический символ ять из своего алфавита, чтение ею стихов Белой армии перед коммунистической аудиторией — жест одновременно смелый и «явно безумный», как она сама его называла.

После консолидации большевистской власти Цветаева покинула Россию в 1922 году, чтобы воссоединиться с Ефроном, эмигрировавшим после рассеяния Белой армии.Она жила в Берлине, Праге и, наконец, в Париже. Ее заграничное пребывание, в течение которого она написала лучшие из своих стихов, в том числе «Поэму конца», «Поэму горы», «Новогоднее поздравление» и «Поэму воздуха», внезапно закончилось в сентябре 1937 года. , когда швейцарская полиция нашла изрешеченный пулями труп советского агента, который отказался вернуться в Россию. Эфрон был замешан, даже замечен (ошибочно) в машине убийц. Неизвестный Цветаевой, Эфрон, потрясенный своим военным опытом, передал свою тысячелетнюю приверженность новому порядку и стал советским агентом.Ее ответ на допросе французской полицией: «Его доверие могло быть злоупотреблено — мое доверие к нему остается неизменным».

Для лучшего понимания последних лет Цветаевой «Конец поэта» Ирмы Кудровой представляет собой удивительно подробную и проницательную реконструкцию ее жизни. Судьба английского перевода книги, изданной в России в 1995 году, остается неопределенной. Издатель, Ardis, должен был выпустить его три года назад, но проект застопорился из-за продажи Ardis Overlook.(«Собрание писем» Цветаевой, давно печатающееся в России, — еще одна потерпевшая неудачу). Мы можем только надеяться, что Overlook перенесет релиз, потому что «Конец поэта» — это зум-объектив в ужасную бездну. Несмотря на то, что «Конец поэта» упорно исследовался на протяжении десятилетий, он несет в себе всю остроту книги, написанной в единственной страстной спешке. Результаты вызывают у нас головокружение, оставляя чувство ужасного триумфа. Есть поговорка, что ты знаешь себе цену по тому, что судьба ставит на противоположную шкалу: головокружительные силы, накопленные, чтобы уничтожить Цветаеву, свидетельствуют о ее упорстве, ее жестокости, ее блеске, тем более что Цветаева была наименее созданной из ее поколения. любое выживание.

Когда НКВД, предшественник КГБ, отправил Эфрона обратно в Москву по соображениям безопасности, русская эмигрантская община быстро подвергла Цветаеву остракизму. Последующие письма Эфрона Цветаевой мало предупреждали ее о том, что он живет в ситуации, немногим лучше домашнего ареста. Она наивно сбежала к Эфрону и своей дочери Ариадне, которые жили на даче НКВД в Болшево. Затем, два месяца спустя, начались поочередные аресты и допросы в семье, состоящей из двух семей, в стиле десяти маленьких индейцев.Цветаева и ее сын-подросток остались нищими и одинокими. При Сталине аресты стали массовыми и капризными, с неубедительными «уликами» и мнениями, собранными от каждого заключенного, которые использовались для ловли других. «Конец поэта» рассказывает об ужасных допросах, которые пришлось пережить Эфрону на Лубянке, самой печально известной тюрьме советской системы.

Удивительно, но КГБ открыл свои обширные архивы для Кудровой, и «Конец поэта» содержит ужасающие результаты ее раскопок. Среди сюрпризов: бледный, нездоровый Эфрон, будучи неизбежно обреченным, становится электрически героем.Под пытками он защищает свои советские идеалы и своих советских товарищей, даже когда те самые товарищи, которых он защищал (включая обманутую Ариадну), предали его, даже когда его следователи неоднократно предавали все его надежды на советскую утопию, его мечту создать самое лучшее. просто общество на Земле. По мере того, как его здоровье ухудшается, а пытки продолжаются, подпись на его допросах становится все шатче, бледнее и неразборчивее.

Впервые мы видим человека, которого любила Цветаева, а не несчастная душа, представленная в других мемуарах и биографиях.«Если Бог совершит это чудо — и оставит тебя в живых, я буду следовать за тобой, как собака», — написала она ему, сдерживая свое обещание, несмотря на неоднократные измены. Эфрон был застрелен 16 октября 1941 года.

Цветаева осталась смотреть, как вехи ее жизни падают перед Гитлером: Париж, ее любимая Прага, ее еще более любимая Германия («Моя страсть, моя родина, колыбель моей души» ! »- называет она это). Следом шла Россия: участившиеся авианалеты на Москву нервировали Цветаеву. Некоторые из наиболее ярких рассказов о ее жизни в это время получены из вторых рук.

Знакомая Мария Белкина вспомнила, как Цветаева паниковала во время воздушной тревоги. Ее тело дрожало, глаза блуждали, а руки дрожали. Позже, после авианалета, она стала бессвязной: «Ее первые слова, — написала Белкина в непереведенной книге« Переплетенные судьбы », были:« Что, вы еще не эвакуировались? Это безумие! Тебе следует бежать из этого ада! Он продолжает наступать, приближаться, и ничто не может его остановить, оно сметает все на своем пути, все разрушает … »

Белкина продолжает:« Была Франция, и Чехословакия, и смерть Помпеи, и труба раньше. Страшный суд и кладбища, кладбища и пепел…. [Цветаева] была на грани, она была живым сгустком нервов, сгустком отчаяния и боли. Как оголенный провод на ветру, вспышка искр и короткое замыкание ».

Цветаеву эвакуировали вверх по Каме в захолустный город Елабуга, но она только променяла один ад на другой. Кудрова неожиданно подтверждает ранее отклоненные утверждения о том, что НКВД хотел, чтобы Цветаева стала осведомителем, что открывало возможность предупреждений, угроз и шантажа. Цветаева, бывшая заклинательница, теперь превратилась в тусклую серую Бабу Ягу в поношенной одежде, несообразно цеплявшуюся за модную глупую парижскую сумочку на молнии.Разбитая между двумя историческими силами, она думала, что наступил апокалипсис.

Всего за несколько дней до самоубийства ее спутница вспомнила разговор на улице: «Скажите, пожалуйста, — умоляла она, — скажите, пожалуйста, почему вы думаете, что это все еще стоит жить? Разве ты не понимаешь, что нас ждет? » Ее подруга ответила, что, хотя ее муж был казнен и жизнь для нее бессмысленна, у нее все еще есть дочь. «Но разве вы не понимаете, — сказала Цветаева, — что все кончено? Для тебя, для твоей дочери и вообще.И когда ее знакомый спросил: «Что ты имеешь в виду — все?» Цветаева ответила: «Всего — все!» делая большой круг в воздухе странной маленькой сумкой, которую она несла.

Цветаева считала, что «нелюди» — коммунисты и фашисты среди прочих — поглощают мир. Ее ощущение апокалипсиса было скорее интуитивным, чем теологическим. Десятки ее друзей и родственников доказали, что сопротивление невозможно. Цветаева была одним из камертонов жизни, постоянно реагирующим на внешние обстоятельства, так что, возможно, ее смерть от ее собственных рук была просто желанием одного заключительного волевого акта.

«В течение года я пыталась умертвить, — писала она в июне 1940 года. — Никто этого не видит и не знает уже год … Я искала крючок». Она повесилась 31 августа 1941 года в коридоре возле съемной комнаты, где жила меньше дюжины дней. Похоронена в безымянной могиле на Елабужском кладбище.

Слишком поверхностно, чтобы рассматривать жизнь Цветаевой как трагедию; он также глубоко героичен. В своей жизни, а также в своих стихах, она продолжает вести нас через зеркало, где наши взгляды и банальности колеблются, даже взрываются.Старые значения становятся острыми, как битое стекло, а парадоксы — частью мировоззрения. Это одна из причин, по которой нам нужны свидетельства ее жизни и работы — чтобы мы могли на несколько мгновений составить ей компанию в продуваемом всем ветром царстве голой правды.

*

Из «Поэта» Марина Цветаева

Поэт начинает свое выступление окольным путем.

Речь уводит поэта далеко.

С планетами, предзнаменованиями, колеями кругового движения

Притчи … Между да и нет

Он создает объезд, размахивая рукой

С колокольни.Для пути комет

Это путь поэтов. Разрозненные ссылки

Причинности — это его связь! Ваша голова

вверх —

Вы отчаиваетесь! Затмения поэта

Календарь не предсказывает.

Он тот, кто смешивает карты,

Он тот, кто обманывает веса и суммы,

Он тот, кто спрашивает со своей школьной партой,

Он тот, кто побеждает Канта,

Тот, кто находится в каменной могиле Бастилии

По красоте подобен дереву.

Тот, чьи рельсы всегда мерзли,

Поезд, на который все

Опаздывает …

— на путь комет

Путь поэтов: горение без тепла,

Жатва без сева — взрыв

и разрыв —

Путь твой, гривистый,

Календарь не предсказывает!

Перевод с русского Михаила М. Найдана

Из «После России» Марины Цветаевой

(Ардис: 282 с., $ 32,50)

Марина Цветаева и «Мои стихи»

Жизнь русской поэтессы Марины Цветаевой — это микрокосм трагедии, постигшей Россию в первой половине 20-го, ^-го, -го века. Родившаяся в 1892 году в Москве в семье высшего сословия, она вышла замуж довольно рано, только чтобы родить своего первенца, сына, воспитанного ее родственниками с согласия мужа. За ней последовали две дочери.

Она опубликовала свой первый сборник стихов, когда ей было 18 лет, и в одночасье стала настоящей литературной сенсацией.Она продолжала публиковаться, а затем началась Первая мировая война и русская революция. Ее муж Сергей Эфрон присоединился к Белой армии во время гражданской войны в России. Во время великого московского голода 1919 года она поместила дочерей в государственный детский дом; один из них умер от голода. Три года спустя семья бежала из России и в конце концов поселилась в Париже. Они жили в бедности; ее муж нашел работу агентом советской тайной полиции.

Сергей Ефрон и Марина Цветаева

Вернувшись в Россию в 1939 году, ее муж был арестован и казнен, а выжившая дочь была отправлена ​​в трудовой лагерь.Она и ее сын бежали на восток, когда немецкие войска вторглись в Россию. В августе 1941 года Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством.

Она оставила после себя свои стихи: стихи, полные страсти, эмоций и тоски; стихи о любви; и стихи о разорении страны и разорении жизни.

«Зимой» — это сборник избранных стихотворений под названием « Мои стихи », переведенный и опубликованный в 2011 году поэтом Андреем Кнеллер.

Колокола снова нарушают тишину,
Ждут с угрызениями совести…
Нас разделяют несколько улиц,
Всего несколько слов!
Серебряный серп освещает ночь,
Город спит в этот час,
Падающие снежинки зажигают
Звезды на твоем воротнике.
Болят ли язвы прошлого?
Как долго они живут?
Вас дразнят очаровательные,
Новые сияющие глаза.

Они (синие или коричневые?) Дороже
Ничего не вмещают!
Их ресницы становятся яснее
На морозе…
Церковные колокола замолчали
Бессильны от угрызений совести…
Только несколько улиц разделяют нас,
Только несколько слов!
Полумесяц, в этот самый час,
Своим сиянием вдохновляет поэтов,
Ветер порывает, и твой воротник
покрыт снегом.

Это одно из ранних стихотворений Цветаевой, написанное до Первой мировой войны. Это любовное стихотворение, стихотворение тоски («Только несколько улиц разделяют нас / Только несколько слов»), стихотворение, намекающее на угасающие отношения. Она все это окутывает снежинками, холодом, ночным мраком.

Стихи в сборнике датируются периодом с 1909 по 1938 год. Тематически они подходят к «Зиме»; вы не найдете много намеков или упоминаний о суматохе и трагедиях, которые она пережила на протяжении всей своей жизни.Это стихи о любви и сильных эмоциях, что-то вроде визитной карточки поэта.

Кнеллер говорит, что Цветаева все еще любимая поэтесса в России, и только Анна Ахматова, возможно, более популярна. Чтение « Мои стихи » помогает объяснить, почему перед лицом серии монументальных семейных и национальных трагедий она использует любовь как компас. Это может быть отброшенная любовь, страстный роман, безответная любовь или любовь, намеренно выраженная издалека, но это все же любовь. В любви еще есть надежда, даже если любовника больше нет.

Показанное фото Андрея Кузнецова, Creative Commons, через Flickr. Изображение поэта — Башир Томе. Источник через Flickr. Сообщение Глинна Янга, автора романов «Танцующий священник» и «Сияющий свет» и «Поэзия за работой»

Другие стихи и стихи

Хотите сделать утренний кофе ярче?

Подпишитесь на Every Day Poems и найдите красоту в своем почтовом ящике.

Глинн Янг живет в Св.Луи, где он недавно ушел в отставку с должности руководителя группы по онлайн-стратегии и коммуникациям в компании из списка Fortune 500. Глинн пишет стихи, рассказы и художественную литературу, и он любит кататься на велосипеде. Он является автором «Поэзии за работой» и «Танцующего священника». Найдите Глинна в Faith, Fiction, Friends. Последние сообщения Глинна Янга (посмотреть все)

Связанные

❤️✨ Шеринг заботится

марина цветаева | Слова FM

После Первой мировой войны в мире царил хаос.Политически, культурно,

Большевик, Борис Кустодиев 1920

экономически уже ничего не было безопасным. Империи рухнули, карты были перерисованы, миллионы людей остались без гражданства, больны или мертвы. Но с образованием новых организаций, стран и идеологий хаосу чего-то не хватало: еще большего хаоса! В период с 1916 по 1923 год восстания и восстания распространились по всему земному шару, как лесной пожар, когда страны, возбужденные и беспокойные, настаивали на переменах. Чтобы назвать некоторых, у нас были ирландское восстание и последующая гражданская война, мальтийские бунты, египетская и суданская революции, которые все стремились обеспечить независимость от Великобритании; Немецкая ноябрьская революция, заменившая монархию демократической Веймарской республикой; Красные годы социальных конфликтов в Италии; Турецкая война за независимость и Россия, где две революции свергнули царя и навязали политическую философию, которая имела бы катастрофические последствия: коммунизм.

Когда русский писатель Борис Пастенак защищал жизнь своего друга и коллеги-поэта Осипа Мандельштама, он убедил Сталина, что история встанет на сторону поэтов, а не политиков, которые их убили. Так кем же были поэты русской революции? Их было много, но я познакомлю вас с шестеркой моих лучших, начиная с одной из самых известных, Анны Акматовой. Как и многие ее современники, она пережила большевистскую революцию, сменившую царя, и мировые войны, и опустошительные чистки, в результате которых погибли миллионы ее соотечественников и женщин.Хотя ее карьера писательницы началась с универсальных эмоциональных тем и женских причитаний, ее внимание вскоре переключилось на политику, патриотизм и трансцендентную силу искусства. Она вела богемный образ жизни, замужем за разными поэтами, имела множество романов — в том числе с итальянским художником Модильяни — тусовалась в клубе кабаре Stray Dog, читая стихи, в основном живя свободной жизнью, прежде чем пережить серьезные трудности при коммунистическом новом мировом порядке. Один из ее мужей был арестован за государственную измену и казнен, другой умер в тюрьме, ее сын Лев был много раз заключен в тюрьму, и именно в очереди на встречу с ним у Крецкой тюрьмы она родила идею одной из своих самых известных работ: Реквием. Написанное в 1940-х годах, это стихотворение о горе и решимости, свидетельство страданий, перенесенных во время чисток, и дань уважения всем, кто потерял своих близких в результате политического угнетения:

Реквием
Анна Ахматова
(пер. Тони Клайн)

Пролог

Те дни, когда только мертвые
Улыбались, радовались покою,
И Ленинград, ненужный, качнулся,
Широко распахнул свою тюрьму.

Когда легионы осужденных,
Обезумевшие от мучений прошли,
Краткие песни разлуки тогда,
Прощальный взрыв локомотивов,
Мертвые звезды повисли над нами,
безупречные И Россия корчилась
Под сапогами в крови
И покрышками Черных Марий.

1.

Забрали тебя на рассвете,
Я, как на поминках, пошел,
В темной комнате плачущие дети,
Среди икон свеча потекла.
На твоих губах холод креста,
На твоем лбу смертельный покров.
Буду, как расстрелянную женщину,
Притащить к Кремлевской стене.

5.

Семнадцать месяцев я умолял
, чтобы вы вернулись домой.
Бросился к ногам палача,
Мой ужас, о сын мой.
И я не могу понять,
Теперь вечная неразбериха,
Кто зверь, а кто человек,
Сколько времени до казни.
И только цветы пыли,
Звон кадильниц, треков просто
Бегут куда-то, никуда, далеко.
И глубоко в моих глазах пристально смотрю,
Стремительный, роковой, угрожающий,
Одна огромная звезда.

6.

Слегка пролетают и недели
Что случилось, не могу понять.
Так же, как в тюрьме, родное дитя,
Белые ночи смотрели на тебя,

Итак, теперь они снова смотрят,
Ястребиные глаза, страстные глаза,
И о вашем кресте на высоте,
О смерти, они говорят сегодня.

Эпилог

I.

Я научился понимать, как лица разваливаются,
Как ищет страх под веками,
Как строго режущее лезвие, искусство
Страдания врезаются в щеки.
Как черные, пепельно-русые волосы,
В мгновение ока превратились в серебристые,
Узнал, как живут покорные губы,
Выучил сухой мучительный смех ужаса.
Я молюсь не только за себя,
Но за всех, кто там стоял, за всех,
В сильный мороз или в жаркий июльский день,
Под этой красной слепой тюремной стеной.

II.

Снова приближается запомненный час.
Я вижу тебя, я чувствую тебя, и я слышу:
Тебя, они еле вынесли в строй,
И ты, которого земля потребовала до твоего времени,
И ты, кто потряс твою прекрасную шевелюра,
Сказать: «Как будто это дом, я здесь».
Я хочу вызвать вас всех по имени,
Но списки потеряны, снова не найдены.
Я соткал для них здесь большой саван,
Из плохих слов, которые я случайно подслушал.
Вспоминая их всегда и везде,
Незабываемые заботы о каждом новом терроре,
И если они закроют мои измученные губы, заткни мои
Рот, где плачут сто миллионов человек,
Пусть еще вспомни меня, сегодня,
Накануне дня моей памяти.

И если когда-нибудь в этой моей родной стране
Они решат воздвигнуть мне статую,
Я согласен на эту церемониальную честь,
Но при одном условии — не ставьте ее там
Рядом берег моря, на котором я родился:
Мои последние связи с ним, так давно изношенные,
Ни в Императорском саду, у мертвого дерева
Где меня ищет безутешная тень,
Но здесь, где я простоял триста часов,
Где никто никогда не открывал двери,
Чтобы я не забыл в благословенном забвении смерти
Кричащий гул Черной Марии,
Забудьте ужасный лязг, ворота, которые град
Как раненый зверь, старуха вопль.
И из век моих бронзовые, неподвижные,
Май снежинки падают, как тают слезы,
И тюремные голуби ворковат далеко от меня,
И на Неве тихо плывут корабли.

Невозможно осмыслить страдания. И в конце там, хотя стихотворение — ее дань, ее плетеная мантия, и несмотря на визуальное напоминание в виде памятника, мир / природа / память забудут трагедию, случившуюся здесь, и спокойно поплывут дальше.Вы знаете, как только большевики или Красная Армия пришли к власти, всякая оппозиция была подавлена. То, что стало известно как Коммунистическая партия, стремилось национализировать собственность на все средства производства, полагая, что централизованная экономика будет более эффективной, чем капиталистическая. Деньги были уничтожены, труд стал обязательным, Ленин приказал массовые казни своих противников и политических заключенных; религия считалась суеверной и исключалась, священников сажали в тюрьмы; многие писатели и художники были запрещены или подвергнуты цензуре, если они противоречили идеологии партии, некоторые эмигрировали, некоторые остались, многие капитулировали, другие умерли за свое искусство.Ахматова написала трогательную дань уважения своему другу и коллеге по писателю Михаилу Булгакову в стихотворении «Памяти М.Б. Он молча страдал в те ужасные годы и, хотя Сталин защищал его во время худших чисток художников, его самый известный роман «Мастер и Маргарита » (отражающий его настоящие чувства по поводу жестокости партии) оставался неопубликованным до 25 лет. после его смерти.

Памяти М. Б.
Анна Ахматова
(пер.Стэнли Куниц)

Вот мой дар, а не розы на твоей могиле,
не палочки ладана.
Вы жили в стороне, сохраняя до конца
свое великолепное презрение.

Вы выпили вино и рассказали самые остроумные анекдоты,
и задохнулись в душных стенах.
Наедине ты впустил ужасную незнакомку,
и остался с ней наедине.

Теперь тебя нет, и никто не говорит ни слова
о твоей беспокойной и возвышенной жизни.
Только мой голос, как флейта, оплакивает
на вашем немом поминальном пиршестве.

Ох, кто бы осмелился поверить, что полусумасшедший Я,
Я, больной горем по похороненному прошлому,
Я, тлеющий на медленном огне,
все потеряв и все забыв,

суждено было увековечить память человека
, такого полного силы, воли и ярких изобретений,
который, кажется, только вчера, кажется, болтал со мной,
скрывая дрожь своей смертельной боли.

Осип Мандельштам родился в Польше, но жил в Санкт-Петербурге и находился в тех же кругах, что и Ахматова и ее первый муж Николай Гумилев. Они возглавили литературное движение, известное как акмеизм, которое снова сосредоточило внимание на ясности языка и мастерстве, больше на прямом обращении с мыслями и чувствами, а не на духовности символизма. В этом и заключалась вся поэзия Мандельштама, индивидуальность, прямо противоречащая коллективистской идеологии «партии».Он был личным поэтом, а не политиком, поэтому неудивительно, что ему было трудно опубликовать свои работы. Государство преследовало поэтов-нонконформистов, и он, как Ахматова, вел жалкое существование. Его пытали, заключили в тюрьму и сослали на Урал. Возможно, он отстаивал свои права как поэт в Эпиграмме Сталина , в которой он нападает на диктатора, сравнивая его с червями и тараканами, но это стихотворение, безусловно, не пошло ему на пользу и, вероятно, решило судьбу Ахматовой. муж и сын:

СТАЛИНСКАЯ ЭПИГРАММА
Осип Мандельштам
(перевод В. С. Мервина)

Наши жизни больше не чувствуют себя под ними.
В десяти шагах ты не слышишь наших слов.

Но всякий раз, когда есть обрывок разговора
, он обращается к кремлевскому альпинисту,

десять толстых червей его пальцев,
его слова как меры веса,

огромные смеющиеся тараканы на его верхней губе,
блеск его ободов.

Окруженный отбросами боссов с куриной шеей
Он играет с подношениями полулюдей.

Один свистит, другой мяукает, третий сопит.
Он высовывает палец, и он один взрывается.

Он выковывает указы в линию, как подковы,
один для паха, один для лба, виска, глаза.

Он катит казни на языке, как ягоды.
Он хотел бы обнять их, как большие друзья из дома.

Ностальгируя по старой России, поэзия Мандельштама заботится о сохранении культурного наследия.Его изгнание из Санкт-Петербурга уничтожило его, а боль и неуверенность в его реальности отражены в его стихотворении « Тристия », которое близко следует за элегией Овидия. Овидий тоже был в ссылке, изгнан из Рима за бездоказательный проступок:
Тристия
Осип Мандельштам
(перевод А.С. Кляйна)

Я изучал Науку уходов,
в ночных печалях, когда у женщины выпадают волосы.
Волы жуют, вот и ожидание, чистое,
в последние часы бдения в городе,
и я почитаю ночной ритуальный кукареканье петуха,
когда покрасневшие глаза поднимают груз печали и выбирают
смотреть вдаль, а женский плач
смешивается с пением музы.
Кто знает, когда произносится слово «отъезд»
, какое разделение приближается,
или что это за петушиное ворона,
, когда огонь на Акрополе зажигает земля,
и почему на заре новой жизни,
когда бык лениво жует в своем стойле,
петух, вестник новой жизни,
хлопает крыльями по городской стене ?
Мне нравится однообразие прядения,
челнок движется туда-сюда,
гудит шпиндель.Смотри, босиком Делия бежит
тебе навстречу, как лебединый пух по дороге!
Как истощен язык радостной игры,
Как скуден фундамент нашей жизни!
Все было и повторяется снова:
это вспышка признания приносит восторг.
Да будет так: на посуде из чистой глины,
, как сплющенная беличья шкура, форма
образует маленькую прозрачную фигурку, где
лицо девушки склоняется, чтобы посмотреть на судьбу воска .
Не нам пророчествовать, Эреб, Брат ночи:
Воск для женщин: бронза для мужчин.
Наша судьба дана только в бою,
им дано умереть по гаданию.

Марина Цветаева была дочерью пианистки. Ее любовная интрига с Осипом Мандельштамом вдохновила ее на создание следующего стихотворения, в котором она предстает переполненной страстью и желанной нежностью:

Откуда такая нежность?
Марина Цветаева
(пер.Илья Каминский и Жан Валентин)

Откуда такая нежность?
Это не первые локоны
, которые я накрутил себе на палец —
Я целовала губы темнее твоих.

Небо размытое и темное
(Откуда такая нежность?)
Другие глаза познали
и отошли от моих глаз.

Но я никогда не слышал таких слов
ночью
(Откуда такая нежность?)
положив голову тебе на грудь, отдыхай.

Откуда эта нежность?
И что мне с ним делать? Молодой
незнакомец, поэт, бродящий по городу,
ты и твои ресницы — длиннее всех.

Марина вышла замуж за Сергея Ефрона, вступившего в ряды Белой армии во время Гражданской войны. Семья сильно пострадала во время голода 1921 года, когда более 30 миллионов человек пострадали от недоедания, более 5 миллионов умерли, я думаю, в основном из-за плохого управления экономикой и политики реквизиции зерна.Повсюду были восстания, неизбирательный террор, и единственная помощь пришла из Америки. Цветаева не могла прокормить семью и отправила одну из дочерей в приют, где она быстро умерла от голода. Ситуация действительно изменилась для Цветаевой, у которой было несколько аристократическое воспитание. Теперь семья жила в ужасной нищете в изгнании во Франции; ее муж работал на тайную полицию, но русские экспаты сторонились их. Она продолжала писать и переписываться со своими современниками до возвращения в Советский Союз в 1939 году, после чего Сергей был казнен, а ее дочь отправлена ​​в трудовой лагерь.Сама она была отправлена ​​в Елабугу с сыном. Именно там в одиночестве, обнищавшей и изгнанной она повесилась в 1941 году. Стихи Цветаевой изображают трагедию ее существования. Не более, чем Тоска по дому , написанная в изгнании, и, несмотря на небольшой паек надежды в последней строке, она разочарована в жизни, безразлична к своей стране происхождения, Цветаева — поэт на пороге капитуляции, душа, рожденная где-то или другой:

Тоска по дому
Марина Цветаева
(пер.Пол Шмидт)

Тоска по дому! Давно выявлено
как мошенничество.
Мне все равно, где
Я один. Неважно

по каким улицам, в какой дом
я затаскиваю, а моя корзина для покупок —
дом, который не знает, что я нахожусь,
как больница или бараки.

Меня не волнует, кто увидит, что я лгу
как лев в клетке, рыча медленно,
ни из какого общества они
толкнули меня, вытеснили в

мое собственное внутреннее одиночество,
белый медведь в тропической воде.
Меня не волнует, где меня обидят,
и где меня оскорбят.

Я не люблю свой родной язык,
его слабое, грудное влечение.
Мне безразличны слова
, в которых меня неправильно понимают

(тот, кто читает журналы
и преуспевает в колонках сплетен).
Он человек двадцатого века —
Мой возраст никогда не был исчислен.

Онемевшее, гниющее бревно
, отмечавшее путь, теперь забытый.
И мне все равно. Все странно.
Все факты. А возможно то, что когда-то

был самым близким из всех.
Все знаки на мне, все следы
и даты, кажется, стерты.
Душа. Родившийся. Где-то. Или другой.

Моя родина так мало заботилась обо мне
любой умный сыщик
может поискать мою душу —
он не найдет родинки.

Каждый дом странный, каждый алтарь голый.
И мне все равно. Неважно.
Но если у осенней дороги я вижу
рябину. . .

Самоубийство тогда, как и сейчас, в творческих умах не было новостью. Однако после революции у поэтов было два выбора: эмигрировать или жить с большевистским порядком. Жить в коммунистической России означало следовать линии партии, и если учесть, что не было опубликовано ничего, противоречащего официальной точке зрения, то неудивительно, что многие поэты жертвовали своей литературной репутацией и писали патриотические стихи, ставя русское мастерство выше фактов.Это затрудняет правильное установление того, кто что сказал и имел в виду. Владимир Маяковский был задумчивым шестифутовым разбудителем сброда, возможно, наиболее известным своим радикальным стихом Облако в штанах , который предсказывал революцию 1917 года и рассматривал такие темы, как религия, любовь и политика, с точки зрения презираемого любовника. Он был футуристом, который стремился привнести искусство в век машин. Он презирал традиции и гастролировал с труппой поэтов, выкрикивающих буйные стихи и вообще досаждавших себе.Он был пропагандистом большевистской партии, очарованный романтикой революции и обещанием новой свободы и освобождения рабочего класса:

Наш март
Владимир Маяковский
(пер. Пингвинья Книга русских стихов)

Победите бунтаря на площади!
Вверх, ряд гордых голов!
Мы омоем все города мира
Приливными водами
второго Потопа.

Бык дней пег.
Тележка лет медлит.
Наш бог — скорость.
Сердце — наш барабан.

Есть ли золото более небесное, чем наше?
Может ли нас ужалить оса от пули?
Наши песни — наше оружие;
Звенящие голоса — наше золото.

Луга, покрытые травой,
Разложи землю на дни.
Радуга, упряжь
быстро летающие лошади лет.

Смотри, наскучило звездное небо!
Мы плетем наши песни без его помощи.
Эй, ты, Большая Медведица, требуй
, чтобы они забрали нас живыми на небеса!

Пейте радостей! Петь!
Весна течет в наших жилах.
Бей на бой, сердце!
Наша грудь — медная литавра.

Маяковский написал стихи для Российского государственного телеграфного агентства. Его стихи продвигали партию и как символ социалистического реализма выражали его гордость за то, что он гражданин первой социалистической страны в мире. Перед его безвременной смертью в результате самоубийства (или так?) Его работа становилась все более индивидуалистической и, как и другие в его кругу, все больше и больше разочаровывалась в бюрократии коллективизма. Это стихотворение было найдено среди его бумаг после его смерти.Неужели он жил во лжи? И если да, то устал ли он от этого?

Последний час. Вы, должно быть, легли спать.
Млечный Путь струится серебром сквозь ночь.
Я никуда не тороплюсь; с молниеносными телеграммами
У меня нет причин будить или беспокоить вас.
И, как говорится, инцидент закрыт.
Лодка любви разбилась о повседневную рутину.
Теперь мы с вами уволились. Зачем тогда беспокоиться
Чтобы уравновесить взаимные печали, боли и обиды.
Вот, какая тишина воцарилась в мире.
Ночь окутывает небо данью звезд.
В такие часы человек поднимается и обращается к
Эпохам, истории и всему творению.

Как и Маяковский, Сергей Есенин был крестьянским поэтом, чья первоначальная поддержка большевистской революции подготовила почву для разочарованной жизни, полной безрассудства и раннего самоубийства, окутанного тайной. Его поэзия пронизана образами деревенских преданий и народных традиций и, подобно Ахматовой и Мандельштаму, он жаждал возвращения к простой жизни:

Золотая роща перестала говорить веселым языком берез,
и журавли, грустно пролетев мимо, уже никого не жалеют.
Кого можно пожалеть? Разве каждый человек в этом мире не странник? Он проходит мимо, наносит визит и снова выходит из дома. Конопляное поле вместе с широкой луной над бледно-голубым прудом снятся всем ушедшим. Я стою один на голой равнине, а журавли уносит далеко ветром; Я полон мыслей о своей веселой юности, но ни о чем не жалею в прошлом. Я не жалею о зря потраченных годах, не жалею о цветке сирени моей души.В саду горит огонь из веток рябины, но он не может никого согреть. Грозди рябины не обгорят, трава не пожелтеет и не погибнет. как дерево нежно опускает листья, так и я пропускаю грустные слова. И если время, развеяв их по ветру, сгребет их всех в одну бесполезную кучу… просто скажите, что золотая роща перестала говорить на том языке, который я люблю.

Нет стыда, а? Для разносчика, обидчика жен и пьяницы Есенин пользовался успехом в крестьянских сословиях, думаю, потому, что его стихи отражали их жизнь.Женщины обожали его, он женился на поэтах и ​​актрисах, и некоторые считали, что его брак с американской танцовщицей Айседорой Дункан (не знавшей ни слова по-русски) был способом вывести его из страны на некоторое время — власти начали замечать его пьяное поведение. Последние два года его жизни были самыми нестабильными, и его произведения были запрещены во время правления Сталина. Переизданное в 1960-х годах, это почти мифическое произведение поэта сейчас популярнее, чем когда-либо!

Наконец, Борис Пастернак, вероятно, одно из самых известных имен в русском каноне.Он изучал музыку, право и философию, прежде чем посвятить себя литературе. Его отец Леонид был художником-импрессионистом (иллюстратором Толстого), а мать Роза — пианисткой. Его стихи терпели, но не его проза, и решение остаться на коммунистическом русском языке, когда многие из его современников эмигрировали, было жертвой, последствия которой мало кто понимал. Когда его роман Доктор Живаго был контрабандным путем вывезен из России и опубликован в Италии в 1957 году, его антисоветские темы вызвали огромное затруднение у партии, которая стремилась максимально осложнить жизнь Пастернаку, не в последнюю очередь лишив его средств к существованию и заточил в тюрьму свою возлюбленную и прототип Лары Ольгу Ивинскую.Они также вынудили его отказаться от Нобелевской премии по литературе — медаль была получена его сыном в 1989 году. Хотя книга критикует режим, ее главный герой Юрий — поэт, врач, любовник — защищает автономию личности, отказываясь идти на компромисс в лицо великого ужаса. Последний раздел заполнен стихами, которые он написал за свою жизнь:

Осень
(пер. Макс. Хайворд и манья харари)

Я позволил семье разойтись,
все мои родные разошлись.
одиночество на всю жизнь
наполняет природу и мое сердце.

и вот я с вами, в маленьком домике
на улице лес необитаем, как пустыня.
как в песне подъезды и пешеходные дорожки
почти заросли.

бревенчатые стены грустные,
смотреть только нам двоим.
но мы никогда не брались преодолевать барьеры.
честно погибнем.

в час сядем за стол,
в три встанем,
я с моей книжкой, ты со своей вышивкой.
на рассвете мы не вспомним
во сколько мы перестали целоваться.

листья, шелестите и проливайте сами себя
все великолепнее, еще безрассуднее
наполняйте вчерашнюю чашу горечи
еще более полной сегодняшней болью.

пусть преданность, желание, восторг,
рассеются в суматохе сентября;
и ты, иди и прячься в потрескивающей осени,
либо молчи, либо будь сумасшедшим.

вы сбрасываете с себя платье
когда рощица сбрасывает с себя листья.
в халате с шелковой кисточкой
ты попадаешь в мои объятия.

вы — добрый дар на пути к разрушению
когда жизнь более отвратительна, чем болезнь
и смелость — корень красоты.
вот что нас сближает.

Несмотря на этнические чистки, чистки и голод, массовые казни и инсценированные процессы, Пастернак так и не был арестован тайной полицией, однако самоубийства его друзей и коллег-художников разбили ему сердце. Он был почитаем русским народом за его духовную, музыкальную, ритмическую и образную поэзию. Природа была его сильной стороной. «Мы писали о природе, — сказала Марина Цветаева, — а Пастернак написал природу». Из его самой известной коллекции My Sister, Life прочтите одно из моих любимых:

.

Весла в покое

Лодка скала в сонном ручье
Свисающие ивы целуют наши запястья
Наши локти, ключицы, уключины — но подождите
Это может случиться с кем угодно!
Это дрейф песни
Это пепел сирени и великолепие
Измельченной ромашки на росе.
Это поменять губы на губы на звезды.
Обнять горизонт
Обними Геркулеса руками.
Это кружится во времени,
Просыпай сон под соловьиные песни.

Нравится:

Нравится Загрузка …

Любовные стихи Марины Цветаевой. Стихи о любви Марины Цветаевой Эта идентичность может только вызывать чувство

Как известно, г.Петербург давно стал любимым персонажем многих авторов. О нем слагают легенды, ему посвящены стихи, его образ словно присутствует в картинах и романах. Этот город порабощает всех, заставляя историю вращаться в нем и вокруг него. Вот новая постановка Юрия Бутусова в театре. Премьера «Ленсовета», премьера которого состоялась 11 и 12 мая, посвящена Санкт-Петербургу, а также писателю, воспевшему фантасмагорию этого городского образа. Это спектакль «Город. Брак. Гоголя »по комедии« Женитьба »Н.В. Гоголя, одна из самых популярных театральных постановок. Однако, как всегда, жанр Юрия Бутусова получился далеко не комедией, а скорее трагикомедией — рассказом об одиночестве и мечтах большого мегаполиса, где маленькому человеку так легко потеряться.

Первое место в названии спектакля занимает тема города, и это, пожалуй, одно из самых сильных и удачных направлений спектакля. Он продолжает темы, характерные для классических русских романов, в которых св.Петербург — самостоятельный герой. За три с половиной часа до зрителя предстает художественный образ города в исполнении Николая Гоголя и Федора Достоевского (фрагменты романа «Идиот» и романа в стихах «Евгений Онегин»), Анны Ахматовой и Андрея Белого. Он поэтичен, романтичен, временами жесток по отношению к своим обитателям, но при этом не лишен современного духа, наполнен бесчисленными туристами и автомобилями. Сценическое оформление спектакля отличается крайним минимализмом с элементами легкого хаоса (художник Николай Слободяник), полностью черное пространство втягивает и поглощает неосторожных зрителей.Привычное режиссерское решение дает возможность не только увидеть город, но и почувствовать его, услышать, ведь на заднем плане звучат голоса улиц Петербурга.

Именно в этом художественном оформлении разворачивается и сама Свадьба — гоголевский рассказ о невесте Агафье Тихоновне в исполнении заслуженной артистки России Анны Ковальчук и ухаживающем за ней слуге Подколесин (Олег Федоров). Эти двое мечутся, мучаются, постоянно что-то выбирают и приобретают, они не могут понять, что им делать со своей жизнью и как их соединить вместе.В целом они следуют всем смыслам из известного стихотворения Марины Цветаевой, нашедшего место и в пьесе:

«Мы разные с тобой,
Как земля и вода
Мы разные с тобой,
Как луч с тенью.
Уверяю — не беда,
И лучшая покупка
Мы с тобой разные, какая благодать!
Мы прекрасно дополняем друг друга.
Что может дать нам сходство?
Только ощущение замкнутого круга… «

Эта трогательная, пронзительная, сатирическая, местами безумно смешная, но чаще грустная история развивается довольно свободно, время от времени возвращаясь к уже сыгранным эпизодам. Повторения текста и нарочно медленное пережевывание его по несколько раз, хаотичный порядок сцен, несколько раз меняющая роль Агафьи Тихоновны — эти традиционные режиссерские приемы Бутусова, к сожалению, на этот раз не производят на зрителей привычно сильного впечатления. внимание которого рассеивается уже с середины первого акта… Возможно, сказывается премьерный ажиотаж, поэтому спектакль идет довольно тяжело и не совсем органично, местами очень затягивается, а иногда распадается на отдельные эпизоды. Первая часть постановки намного плотнее, насыщеннее, разнообразнее по настроению, в отличие от второй, где сцена за сценой, как бы в спешке, натыкаются друг на друга, разрывая всю гармонию композиции.

Третий гоголевский смысл пьесы включает в себя большую часть остроумных и сатирических зарисовок, сознательно выбитых из трагического ритма повествования.Например, очаровательно выглядит трио женихов, ухаживающих за Агафьей Тихоновной. Яичница, Анучкин и Жевакин (Сергей Мигицко, Евгений Филатов и Александр Новиков), как бы дуясь в рюмке, поют а капелла известные советские песни о ромашках, лютиках, летчиках, девушках и самолетах. Эта и другая музыка становится еще одним полноценным героем спектакля, солнцем, вокруг которого все вращается. И если какие-то драматические эпизоды вызывают вопросы, то музыка вместе с идеальной актерской пластикой чутко и щедро дает возможность ощутить всю глубину трагической истории двух взрослых, снова и снова напоминая зрителям, как важно любить и возлюбленный.

Елена Бачманова, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии, предоставленные Театром. Ленсовет

Цветаева Марина Ивановна

Мы разные с тобой,
Как земля и вода
Мы разные с тобой,
Как луч с тенью.
Уверяю — не беда,
И лучшая покупка.

Мы с тобой разные,
Какая благодать!
Идеально дополняем
Мы друг друга.
Что может дать нам сходство?
Просто ощущение замкнутого круга.

Работа датирована 1915 годом — временем юности Цветаева, изобилующей интересными знакомствами и бурными увлечениями. По словам лирической героини, ее сердце «переполнено», и каждый день насыщенной жизни подобен маленькой волне.

Начало стихотворения организовано антитезисом, подчеркивающим различие характеров лирической пары. Идея несходства призвана передать лексическую анафору и два сравнения, иллюстрирующих степень контраста.В качестве составных частей сравнительных построений автор выбирает традиционные пары: земное твердое тело и водная стихия, солнечный свет и тень.

На фоне задорных заверений, звучащих в первых строках, неожиданным выглядит вывод лирического «Я» в конце первой строфы. Противоположность убеждениям, предпочтениям или привычкам — это не приговор или повод для разрыва, а подарок судьбы, «лучшая покупка» для влюбленных.

Во второй строфе субъект речи объясняет свой парадоксальный вывод, демонстрируя глубокое знание законов психологии.Припев о непохожести, к которому поэтесса обращается в третий раз, в новом контексте наделен положительным, жизнеутверждающим звучанием. Счастье в том, что различие характеров таит в себе положительный потенциал: обогащает отношения и передает многообразие противоречивого и прекрасного мира. Небольшой текст заканчивается афоризмом автора, в котором сходство отождествляется с цикличностью, напоминающей бег по замкнутому кругу — безнадежному, бессмысленному, изматывающему душу.

Стремясь придать лирическому повествованию особую выразительность и передать непосредственность переживания, поэтесса делит первые две строки в каждой строфе. Ритмический рисунок произведения также усложняется, приближаясь к бесхитростной разговорной речи.

Искренняя оптимистка, героиня Цветаевой хочет убедить лирического адресата во внутренней ценности высокого чувства, ради которого стоит отказаться от условностей. Аллегорическая картина, изображающая потребность в любви как основе существования всего живого, изображена в стихотворении «Два дерева хотят друг друга».«Вечный закон земной жизни поэтесса выражает лаконичной формулой:« Один другому ».

Мотивы сходства или противопоставления психологических портретов отражены в произведении «Мы с тобой только два отголоска …». Духовное родство влюбленных раскрывает дисгармоничную сторону, несущую в отношениях печаль, мучения, тяжесть.

Как известно, Петербург давно стал любимым персонажем многих авторов. О нем слагают легенды, ему посвящены стихи, его образ словно присутствует в картинах и романах.Этот город порабощает всех, заставляя историю вращаться в нем и вокруг него. Вот новая постановка Юрия Бутусова в театре. Премьера «Ленсовета», премьера которого состоялась 11 и 12 мая, посвящена Санкт-Петербургу, а также писателю, воспевшему фантасмагорию этого городского образа. Это спектакль «Город. Брак. Гоголь »по комедии Н. В. Гоголя« Женитьба », одной из самых популярных театральных пьес. Однако, как всегда, жанр Юрия Бутусова оказался далеко не комедией, а скорее трагикомедией — рассказом об одиночестве. и мечтает о большом мегаполисе, где маленькому человеку так легко заблудиться.

Первое место в названии спектакля занимает тема города, и это, пожалуй, одно из самых сильных и удачных направлений спектакля. Он продолжает тематику классических русских романов, в которых Санкт-Петербург — самостоятельный герой. За три с половиной часа до зрителя предстает художественный образ города в исполнении Николая Гоголя и Федора Достоевского (фрагменты романа «Идиот» и романа в стихах «Евгений Онегин»), Анны Ахматовой и Андрея Белого.Он поэтичен, романтичен, временами жесток по отношению к своим обитателям, но при этом не лишен современного духа, наполнен бесчисленными туристами и автомобилями. Сценическое оформление спектакля отличается крайним минимализмом с элементами легкого хаоса (художник Николай Слободяник), полностью черное пространство втягивает и поглощает неосторожных зрителей. Привычное режиссерское решение дает возможность не только увидеть город, но и почувствовать его, услышать, ведь на заднем плане звучат голоса улиц Петербурга.

Именно в этом художественном оформлении разворачивается и сама Свадьба — гоголевский рассказ о невесте Агафье Тихоновне в исполнении заслуженной артистки России Анны Ковальчук и ухаживающем за ней слуге Подколесин (Олег Федоров). Эти двое мечутся, мучаются, постоянно что-то выбирают и приобретают, они не могут понять, что им делать со своей жизнью и как их соединить вместе. В целом они следуют всем смыслам из известного стихотворения Марины Цветаевой, нашедшего место и в пьесе:

«Мы разные с тобой,
Как земля и вода
Мы разные с тобой,
Как луч с тенью.
Уверяю — не беда,
И лучшая покупка
Мы с тобой разные, какая благодать!
Мы прекрасно дополняем друг друга.
Что может дать нам сходство?
Только ощущение замкнутого круга … »

Эта трогательная, пронзительная, сатирическая, местами безумно смешная, но чаще грустная история развивается довольно свободно, время от времени возвращаясь к уже сыгранным эпизодам. Повторения текста и нарочно медленное пережевывание его по несколько раз, хаотичный порядок сцен, несколько раз меняющая роль Агафьи Тихоновны — эти традиционные режиссерские приемы Бутусова, к сожалению, на этот раз не производят на зрителей привычно сильного впечатления. внимание которого рассеивается уже с середины первого акта… Возможно, сказывается премьерный ажиотаж, поэтому спектакль идет довольно тяжело и не совсем органично, местами очень затягивается, а иногда распадается на отдельные эпизоды. Первая часть постановки намного плотнее, насыщеннее, разнообразнее по настроению, в отличие от второй, где сцена за сценой, как бы в спешке, натыкаются друг на друга, разрывая всю гармонию композиции.

Третий гоголевский смысл пьесы включает в себя большую часть остроумных и сатирических зарисовок, сознательно выбитых из трагического ритма повествования.Например, очаровательно выглядит трио женихов, ухаживающих за Агафьей Тихоновной. Яичница, Анучкин и Жевакин (Сергей Мигицко, Евгений Филатов и Александр Новиков), как бы дуясь в рюмке, поют а капелла известные советские песни о ромашках, лютиках, летчиках, девушках и самолетах. Эта и другая музыка становится еще одним полноценным героем спектакля, солнцем, вокруг которого все вращается. И если какие-то драматические эпизоды вызывают вопросы, то музыка вместе с идеальной актерской пластикой чутко и щедро дает возможность ощутить всю глубину трагической истории двух взрослых, снова и снова напоминая зрителям, как важно любить и возлюбленный.

«Мы с тобой разные …» Марина Цветаева

Мы разные с тобой,
Как земля и вода
Мы разные с тобой,
Как луч с тенью.
Уверяю — не беда,
И лучшая покупка.

Мы с тобой разные,
Какая благодать!
Идеально дополняем
Мы друг друга.
Что может дать нам сходство?
Просто ощущение замкнутого круга.

Анализ стихотворения Цветаевой «Мы с тобой разные… «

Работа датирована 1915 годом — временем юности Цветаева, изобилующей интересными знакомствами и бурными увлечениями. По словам лирической героини, ее сердце «переполнено», и каждый день насыщенной жизни подобен маленькой волне.

Начало стихотворения организовано антитезисом, подчеркивающим различие характеров лирической пары. Идея несходства призвана передать лексическую анафору и два сравнения, иллюстрирующих степень контраста.В качестве составных частей сравнительных построений автор выбирает традиционные пары: земное твердое тело и водная стихия, солнечный свет и тень.

На фоне задорных заверений, звучащих в первых строках, неожиданным выглядит вывод лирического «Я» в конце первой строфы. Противоположность убеждениям, предпочтениям или привычкам — это не приговор или повод для разрыва, а подарок судьбы, «лучшая покупка» для влюбленных.

Во второй строфе субъект речи объясняет свой парадоксальный вывод, демонстрируя глубокое знание законов психологии.Припев о непохожести, к которому поэтесса обращается в третий раз, в новом контексте наделен положительным, жизнеутверждающим звучанием. Счастье в том, что различие характеров таит в себе положительный потенциал: обогащает отношения и передает многообразие противоречивого и прекрасного мира. Небольшой текст заканчивается афоризмом автора, в котором сходство отождествляется с цикличностью, напоминающей бег по замкнутому кругу — безнадежному, бессмысленному, изматывающему душу.

Стремясь придать лирическому повествованию особую выразительность и передать непосредственность переживания, поэтесса делит первые две строки в каждой строфе. Ритмический рисунок произведения также усложняется, приближаясь к бесхитростной разговорной речи.

Искренняя оптимистка, героиня Цветаевой хочет убедить лирического адресата во внутренней ценности высокого чувства, ради которого стоит отказаться от условностей. Аллегорическая картина, изображающая потребность в любви как основе существования всего живого, изображена в стихотворении «Два дерева хотят друг друга».«Вечный закон земной жизни поэтесса выражает лаконичной формулой:« Один другому ».

Анализ стихотворения Цветаевой «Мы с тобой разные …»

Работа датирована 1915 годом — временем юности Цветаева, изобилующей интересными знакомствами и бурными увлечениями. По словам лирической героини, ее сердце «переполнено», и каждый день насыщенной жизни подобен маленькой волне.

Начало стихотворения организовано антитезисом, подчеркивающим различие характеров лирической пары.Идея несходства призвана передать лексическую анафору и два сравнения, иллюстрирующих степень контраста. В качестве составных частей сравнительных построений автор выбирает традиционные пары: земное твердое тело и водная стихия, солнечный свет и тень.

На фоне задорных заверений, звучащих в первых строках, неожиданным выглядит вывод лирического «Я» в конце первой строфы. Противоположность убеждениям, предпочтениям или привычкам — это не приговор или повод для разрыва, а подарок судьбы, «лучшая покупка» для влюбленных.

Во второй строфе субъект речи объясняет свой парадоксальный вывод, демонстрируя глубокое знание законов психологии. Припев о непохожести, к которому поэтесса обращается в третий раз, в новом контексте наделен положительным, жизнеутверждающим звучанием. Счастье в том, что различие характеров таит в себе положительный потенциал: обогащает отношения и передает многообразие противоречивого и прекрасного мира. Краткий текст заканчивается афоризмом автора, в котором сходство отождествляется с цикличностью, напоминающей бег по замкнутому кругу — безнадежному, бессмысленному, изматывающему душу.

Стремясь придать лирическому повествованию особую выразительность и передать непосредственность переживания, поэтесса делит первые две строки в каждой строфе. Ритмический рисунок произведения также усложняется, приближаясь к бесхитростной разговорной речи.

Искренняя оптимистка, героиня Цветаевой хочет убедить лирического адресата во внутренней ценности высокого чувства, ради которого стоит отказаться от условностей. Аллегорическая картина, изображающая потребность в любви как основе существования всего живого, изображена в стихотворении «Два дерева хотят друг друга».«Вечный закон земной жизни поэтесса выражает лаконичной формулой:« Один другому ».