«Измеряя мир» читать онлайн книгу📙 автора Даниэля Кельмана на MyBook.ru

Осторожно: много злобы, разочарования и боли!

Это было безбожно скучно. Давно я так не разочаровывалась. «Писатель-интеллектуал, – кричали мне они, – обладатель литературных премий, чуть ли не лучший немецкоязычный автор современности, «новая волна», перевели на 40 языков, огромные тиражи, писатель интеллектуальный…» Если «Измеряя мир» – это интеллектуальная проза, то я – испанский летчик. Или европейские, в т.ч. германские, читатели настолько отупели, что типичную книжку уровня нашей «ЖЗЛ» считают интеллектуальным достижением?

Честно признаюсь: если бы не громкие похвалы Даниэлю Кельману, я бы к его книге отнеслась с большей терпимостью. Меня начало бомбить именно из-за несоответствия ожидания – действительности. Я читала с единственной мыслью: ох, оно закончится, и я смогу написать злой отзыв на сие! Я мечтала, как буду ругать эту чертову книгу, которая отняла у меня несколько часов, я же могла прочитать что-то хорошее, истинно увлекательное и глубокое! А это было настолько наивно-бессмысленное чтение, я безуспешно пыталась найти хоть что-то из: «ироническое переосмысление традиционных форм и постмодернистскую игру… сочетание увлекательного сюжета и глубоких философских проблем (предисловие)». Может, это самая ужасная книга писателя, но читать-то я начала именно ее!

К слову, составителя предисловия отдельно хочется «похвалить». Читая его, я поймала себя на мысли: все, дальше начнется жесть! Читателю с серьезным выражением объясняют простые приемы писателя: «Слушай, ты не удивляйся, что он не использует кавычки, диалоги тут необычно оформлены, а еще нарочитое однообразие местоимений и глаголов…» Спасибо большое! Нет, на кого рассчитаны эти разъяснения? На тех, у кого за плечами 5-10 книг? Кто не сталкивался ранее с индивидуальным авторским стилем? Т.е. у нас как бы интеллектуальная проза, но мы уверены, что вы ранее не читали ничего серьезнее детективов и фэнтези. Интересно, как без таких разъяснительных предисловий обходятся Маркес, Гессе, Камю и Томас Манн?..

Сама книга – это бесчувственный пересказ статьи из Википедии и, может быть, парочки исторических книг. В ней нет ничего авторского, только то, что можно спросить у великого интернета. Неплохая, но бездушная компиляция. Опять же, серии «ЖЗЛ» вы не станете пенять на антихудожественность (но книги «ЖЗЛ» более информативные, так-то). Но «Измеряя мир» хочет быть именно художественной прозой, как те же «Мартовские иды». А художественности в книге нет совсем. Писатель максимально отстранился от повествования, он просто рассказывает, как исторический персонаж двигался из точки А в точку Б.

Мне очень хотелось узнать больше о двух знаменитых немецких ученых – Гумбольдте и Гауссе. Но, как это ни странно, я о них ничего не узнала! Хотя вся книга – о них! Повествованию трагически не хватает психологизма. Как учился, как женился, как работал – хорошо, спасибо, Википедия! Но нет углубления в личности главных героев. Они картонные. Обезличенные. А мысли ученых? Их переживания? Близ них совершаются войны, они делают великие открытия, но остаются поразительно бесстрастными. Сомнения? Чувства? Страхи? Нет, не слышали. Но без раскрытия персонажей книга не имеет смысла! Проза, рассказывающая о реальных людях, оказывается безжизненной, словно речь идет о куклах, у которых нет и не может быть души.

Спасти положение мог бы хорошо написанный текст. Даже при отсутствии глубины и оригинальной мысли стиль может вывести книгу на новый уровень. Но Кельман – не Набоков. Текст очень прилизанный, без интересных оборотов. Прием, который нахваливали, заметен лишь при чтении глазами. «Необычно оформленные диалоги». Но этот прием существует отдельно от содержания. В нем нет мысли. Ну не нравятся писателю обычные диалоги – пожалуйста, имеет право. Но не нужно подавать это, как что-то невиданное. Сейчас таким никого не удивишь.

Вопрос, что хотел сказать автор, в моем случае остался без ответа. Были попытки заигрывать с современностью: «Ах, как было плохо в то время, но герои догадывались, что потом станет лучше, вырастут большие дома…» Но это настолько наивно, что вызывает удивление. Героям не сопереживаешь, ибо нельзя сопереживать картону. И это не книга о тяготах великих – нет же развития характеров! Так зачем? Во имя чего?..

Как итог: это что угодно, но не новое слово в литературе, вы ничего не потеряете, если не прочитаете «Измеряя мир». В сравнении с Гессе и Кафкой – бессмысленность. В сравнении с «Чтецом» и «Парфюмером» – тоже. Это самая банальная проза, но с претензией на «хороший вкус». Нужно вам это? Мне – нет. Карл и Саша, вы заслуживаете большего. Простите.

P.S. Но зато тут есть Россия, и показана она не то что бы карикатурно. Оттого повысила оценку 😉

Даниэль Кельман «Измеряя мир»

Если совсем коротко — на троечку по пятибальной шкале.

В моем понимании — это книга о немцах для немцев.

Наверно стоит сказать, что я не большой знаток биографической литературы. Как-то читала Светония «Жизнь 12 цезарей» и было интересно. При прочтении же данной книги, местами приходилось себя заставлять. И мест таких было не мало.

Суть книги изложена в аннотации. Жизнеописание 2х немецких ученных: математика Гаусса и путешественника-ботаника (физика, географа, геолога всё сюда же) Гумбольдта.

Про Гумбольдта читать было интересней, так как в его истории были путешествия, приключения и даже людоеды. В истории Гаусса такие развлечения отсутствуют, есть описание учёбы, написания работ, женитьбы и т.д.

Произведение заявлено как роман. То есть ожидаешь какой-то динамики развития сюжета, мб кульминации, развязки, но этого в книге нет (в моём понимании). Просто описывается жизненный путь двух людей, оставивших свой вклад в науку.

В заслугу автору, отмечу, что он не пытается приукрасить героев (и сделать их приятными для восприятия усредненного читателя). Гаусс представлен резким, критичным и даже бездушным королем математики. Гумбольдт «нарисован» отстранённым человеком «в футляре», стремившимся получить мировое признание любой ценой. С другой стороны, из-за вышесказанного, симпатии по прочтении книги к данным господам не возникло.

Понравилась завязка истории Гумболдта на соперничестве с братом. И в принципе я бы посчитала неплохой развязкой его истории финальное письмо от брата. Но автор на этом книгу не заканчивает и ведёт сюжет дальше.

Поразило упоминание о пристрастии Гумбольдта к маленьким мальчикам. Но если есть тому доказательства, то это даже плюс, что автор не побоялся данный факт упомянуть.

Не совсем поняла необходимость объединять в одну книгу истории этих двух ничем особенно не связанных людей.

Автор произведения является нашим современником, но по стилю написанию похоже на зарубежных писателей 18-19 века. Тогда многие авторы не считали необходимым, например, в приключенческий роман добавлять любовную линию, или батальную сцену. Так и здесь, ничего лишнего. Всё четко, по-немецки (?).

Перечитывать не буду. Также, возможно, не впечатлило, тк мне данные ученые и их открытия знакомы весьма поверхностно, и их судьба для меня не более чем сюжет книги, а не какое-то откровение про великого исторического деятеля.

Измеряя мир. Даниэль Кельман — «Пройдёмся галопом по книжным ТОПам?! Приключения двух гениальных ученых, измеривших и изменивших планету прошлого… «Измеряя мир» Даниэля Кельмана — убогий выкидыш, ставший бестселлером»

Сколько замечательных вещей я слышала о этой книге. .. Мы точно одно произведение читали?

Это история двух великих ученых — математика Карла Фридриха Гаусса и путешественника-натуралиста Александра фон Гумбольдта, которые для начала девятнадцатого века были просто невероятнейшими гениями, чьи открытия изменили научное знание и понимание мира. Узнав о том, что их быт и приключения легли в основу повествования я решила, что не читать эту книгу современному человеку, который считает, что он умеет думать, просто преступление! И что вы думаете? Всё переврали. Просто всё. Нет, я не знакома с биографиями обоих и, возможно, какие-то слухи и даже факты легли в основу, но изложить их ТАК как это сделал Кельман — преступление против науки и светлой памяти людей, сделавших в нее вклад.

Вообще, жанр не мой — я не фанат приключенческих романов, хотя хороший язык вытянет почти всё, что угодно. Того же «Робинзона» я в детстве проглотила за пару дней. Неужто с тоненькой современной книжкой не управлюсь, -думала я, — однако, хорошего языка нам не отсыпали.

Читается легко, но не более того. Имею в виду, что «читается просто» не всегда значит «читается хорошо и с удовольствием». Мне не раз хотелось бросить, но книгу спас ее довольно компактный объем и я смогла дочитать, пусть и крайне неспешно, дня за три.

У книги минимум три разных обложки, не влияющих на содержание))

Александр фон Гумбольдт

Круг научных интересов Гумбольдта был настолько широк, что современники называли его «Аристотелем XIX века». Гумбольдт являлся поборником гуманизма и разума, выступал против неравенства рас и народов, против захватнических войн. Именем Гумбольдта назван ряд географических объектов, в том числе хребты в Центральной Азии и Северной Америке, гора на о. Новая Каледония, ледник в Гренландии, река и несколько населённых пунктов в США, ряд растений, минерал и кратер на Луне. Имя братьев Александра и Вильгельма Гумбольдтов носит университет в Берлине.

Основатель географии, человек, именем которого названы реальные географические объекты и даже кратер на Луне… в книге самодовольный болван, втащивший в свою жизнь человека, который провел с ним десятилетия в экспедициях, рискуя и помогая во всем, но не удостоился Гумбольта ничего, кроме презрения.

Тот же вопрос, заданный помощником несколько десятилетий спустя от начала путешествия, меня истязал половину книги

Кельман рисует Александра не видящим дальше своего носа выскочкой, алкоголиком, наркоманом, педофилом и геем. Восхитительный портрет, не находите? Автор отчего-то считает, что все открытия сделаны им просто из-за того, что он был зависимым адреналиновым наркоманом, которому боль на грани доставляла максимум удовольствия и переживаний, схожих с эротическими. Все эти открытия ради новой порции ощущений. Сильное заявление… Читаешь и думаешь, что видимо, по версии автора, бедняга Гумбольт не в то время родился. Появись он на свет в наше столетие, торчал бы себе на героине спокойно и не болтался по всему миру — какая там жажда научного познания, когда мозг пощекотать можно и иным способом.

Иоганн Карл Фридрих Гаусс

Математический гений. Геодезист, астроном, физик, новатор.

Гаусс стал первым, кто представил доказательства основной теоремы алгебры и начал изучать внутреннюю геометрию поверхностей. Он также открыл кольцо целых комплексных гауссовых чисел, решил много математических проблем, вывел теорию сравнений, заложил основы римановой геометрии.

За него мне было особенно обидно, т.к. на примере именно этого ученого мой, крайне одаренный математически, друг объяснял, почему он мечтает, чтобы его фамилия писалась с маленькой буквы — гениальных математиков, делающих вклад в науку, вписывают прописными буквами, давая доказанной теореме или иному конструкту соответствующее имя. Во всех учебниках по высшей математике, теорема гаусса, как и теорема пифагора, написаны строчными буквами.

Хотя, Кельману он, видимо, менее противен. В книге Гаусса просто делают человеком, к которому отлично подходит современное определение о «расстройстве аутического спектра» — он НЕ эмпатичен, зациклен на себе, не понимает людей и готов плевать на них с высокой колокольни.

Вспыльчивый и недалекий расчетливый себялюбивый мужлан, плюющий на жену, считающий своих детей идиотами лишь потому что они не унаследовали его гениальности, называющего свою дочь уродиной и презирающий всех вокруг. Честно говоря, я ничуть не удивлюсь, если он и был таким. Но, автор, тут надо «или крест снять, или трусы надеть» — когда пишется ЯКОБЫ добрая книга о открытиях, не стоит обженное исподнее в красный угол пихать.

Почему я так сильно возмущаюсь?

• Мне не понравилось отношение автора ко времени — с одним персонажем он долго и нудно плывет по реке и широко разливается как там туман стелился над горами, а с другим от сообщения о беременности супруги до игр с двухлетним ребенком проходит две фразы. Я не преувеличиваю! И ладно если бы это было исключением — так нет же, норма! От остановки к сверхскоростям мотает в каждой главе. Один несется от рождения к смерти, второй копошится на одном месте. Что было главой ранее Кельману уже не важно. Действительно, какая разница, как там Гумбольдт выбрала с острова, где его смывало ливнем, а лодку со спутниками и вовсе снесло. В соседней главе он у черта на рогах лезет в вулкан в окружении толпы восхищенных зевак… Вероятно, здесь скрыт какой-то хитрый художественный ход, но мне такое не по вкусу.
• Мне не понравилось построение книги — одна глава посвящена одному ученому, следующая — второму и они чередуются. Конечно, в конце две совершенно не связанных между собой истории переплетутся, но как-то это мелко… Ты вроде только начал включаться в одного, как тут же заставляют на другого обратить внимание. И ладно бы если у каждого история была последовательна, так и тут облом — в прошлой главе он крокодилов с собаками стравливал, в позапрошлой в горы лазил, а в этой по морю плывет. Просто зарисовка, просто факт.
• Мне было скучно, не интересно, не хотелось сопереживать ни единому из основных или «мимопроходящих» героев, а вот фыркала я регулярно от того, что один не видел дальше своего носа (и не хотел видеть), а второй был просто отбитым зависимым от адреналина безумцем. Вроде как всё это приправлено хиханьками в духе: «Ой, да это же всё несерьезно а так, развлекательное чтиво», но юмором не сложилось, а вот мерзость вполне удалась.
• Оформление прямой речи курсивом — убого и отвратительно.
• Российская линия…просто стереть и забыть. Извозчики возят так, что только елки мелькают и не умеют иначе, кругом одни заключенные и вечно бухающие ВСЕ. Единственное, что мне понравилось — высказывание о широте наших просторов.

И что в итоге?

Писать абсолютно не биографичный роман о конкретных личностях было явно крайне странным решением. По-моему, уж или выдумывать своих персонажей с нуля, или не приписывать гениальным ученым дичи, которой они не творили. Прям даже обидно, что прямых близких потомков, способных подать в суд за оскорбление чести и достоинства, не осталось. Я не рекомендую этот роман и вообще удивлена, что нашлось так много умных, интересных и читающих людей,которым эта самая «дичь» оказалась близка и созвучна.

Книга «Измеряя мир» Кельман Д

Измеряя мир

Германия рубежа XVIII и XIX столетий. Подходит к концу эпоха Просвещения. Двое талантливых мальчишек — барон-аристократ и вундеркинд из бедной крестьянской семьи Александр фон Гумбольдт и Карл Гаусс еще не подозревают о том, что станут великими учеными. Первый — исследователем Земли, объехав почти весь мир, второй — блестящим математиком, лишь изредка покидая родной городок Брауншвейг. После мимолетной встречи в детстве их судьбы расходятся на целую жизнь, неожиданно соединившись в ее конце…

Поделись с друзьями:

Издательство:

АСТ

Год издания:

2016

Место издания:

Москва

Язык текста:

русский

Язык оригинала:

немецкий

Перевод:

Косарик Г. М.

Тип обложки:

Твердый переплет

Формат:

84х108 1/32

Размеры в мм (ДхШхВ):

200×130

Вес:

310 гр.

Страниц:

2016

Тираж:

2000 экз.

Код товара:

833498

Артикул:

3343

ISBN:

978-5-17-095114-7

В продаже с:

30. 01.2016

Аннотация к книге «Измеряя мир» Кельман Д.:
Германия рубежа XVIII и XIX столетий. Подходит к концу эпоха Просвещения. Двое талантливых мальчишек — барон-аристократ и вундеркинд из бедной крестьянской семьи Александр фон Гумбольдт и Карл Гаусс еще не подозревают о том, что станут великими учеными. Первый — исследователем Земли, объехав почти весь мир, второй — блестящим математиком, лишь изредка покидая родной городок Брауншвейг. После мимолетной встречи в детстве их судьбы расходятся на целую жизнь, неожиданно соединившись в ее конце… Читать дальше…

Измеряя мир — Журнал «Читаем Вместе.

Навигатор в мире книг»

В 1928 году на Научном конгрессе в Берлине встретились два великих немца – путешественник и естествоиспытатель Александр фон Гумбульдт и математик и астроном Карл Фридрих Гаусс. Ни Гумбольдт, составивший к тому времени первое научное описание Южной и Центральной Америк, ни Гаусс, уже заложивший основы теории чисел, и думать не могли тогда, что почти 180 лет спустя они станут героями книги, немедленно ставшей общеевропейским бестселлером (только в Германии было продано более 2,5 миллионов экземпляров). Написал ее австрийский писатель Даниэль Кельман – и это его дебютный роман.

Казалось бы, известный со времен Плутарха жанр сравнительного жизнеописания – далеко не то, чем можно увлечь современного читателя, но Кельману это удалось: он с редким изяществом «сыграл в классику». Документальная основа несомненна, благо, только в описании путешествий Гумбольдта по Америке более 30 томов (а есть еще и переписка – в том числе и с Гауссом – и множество других работ), но Кельман обращается с этим материалом весьма вольно, многое оставляя за скобками – так, он самым телеграфным образом упоминает о дипломатической деятельности Гумбольдта и почти ничего не сообщает о двадцатилетнем периоде его жизни в Париже. Да и о деятельности Гаусса во главе Геттингенской магнитной обсерватории и его роли в изобретении телеграфа тоже лучше читать не в этой книге. Кельмана заботит совсем другое, история науки и биографии великих ученых здесь лишь повод для умного и ироничного рассуждения о предметах более глубоких. Что стоит за сутью вещей – предопределенность, случайность или свобода воли? «Несправедливо и странно, – замечает Гаусс, – быть заложником того времени, в котором родился». Что есть знание – инструмент или ценность, сила или свобода? Или, как замечает Гаусс, «познание – это отчаяние»? Наконец, это книга о «немецком духе», о таящихся в нем вершинах и пропастях, причем смотрит на этот дух Кельман немного сбоку, с австрийской колокольни, подчас с истинно кафкианским сарказмом – как в эпизоде, где уставший Гаусс, исполняющий государственной важности труд по геодезической съемке местности, оказывается во владениях графа фон дер Оэ цур Оэ. «Что за диковинное занятие, – замечает граф, – месяцами носиться по полям и лесам с измерительными инструментами. – Диковинное только в том случае, если заниматься этим в Германии, – сухо отвечает Гаусс, – Того же, кто проделывает то же самое в Кордильерах, славят как великого первооткрывателя мира». То есть Александра фон Гумбольдта.

На противопоставлении двух ученых выстроено все повествование. Один – богатый аристократ, неустанный путешественник, другой – из простонародья, кабинетный сухарь; одного в детстве считали слегка отсталым, другой – вундеркинд. Но и Гумбольдт, и Гаусс занимаются одним и тем же – измеряют и исчисляют мир. Испытывают его, определяют свое место в мироздании. Собственно, это и составляло суть науки XVIII столетия – испытание природы. Измерение ее и сопоставление масштабов мира и человека. Но если Гумбольдта завораживает строгость факта, точность измерения, он готов свести весь мир к каталогу явлений и свойств, собрать все факты мира в одной огромной книге и тем спастись от хаоса, Гаусса, напротив, смущает сумеречная магия чисел: «Мир, если понадобится, можно измерить и исчислить, но это еще далеко не означает того, что он будет понят».

Каждый шаг в измерении мира, в исчислении и описании его пространств был маленькой революцией, потому что как раз к этому времени стало ясно, что занятие это вообще имеет какой-то смысл, совершенно практический, и не так уж важно, путешествуете ли вы по неведомым землям, где «люди бессмертны и разговаривают на кошачьих языках», или размышляете над орбитами планет. Потому что в то время «вещи еще не привыкли к тому, чтобы их измеряли. Три камня и три листка тогда еще не измерялись количественно одним и тем же числом, как пятнадцать граммов гороха и пятнадцать граммов земли не были одним и тем же весом». И Гумбольдт был одним из тех, кто создал эталон метра. Зачем все измерять? Хотя бы для того, чтобы «не пугаться незнакомых вещей». А незнакомые вещи множились и множились. Неведомые земли, изобретения, усовершенствования, новые идеи об устройстве общества, порождавшие революции… Один из важных персонажей книги – Ойген, сын Гаусса, унаследовавший его выдающиеся математические способности, но, с точки зрения отца, ничего особенного собой не представляющий (у Гаусса было три дочери и три сына, и с сыновьями у него были непростые отношения; Ойген эмигрировал в США и стал там успешным бизнесменом). Ойген предстает в некоторой степени выражением новой Германии, уже проникнутой романтикой грядущих революций, но пока еще не способной ни на что, кроме пафосных речей. За которые, впрочем, легко можно угодить за решетку. Вот и Гауссу приходится вызволять из кутузки своего неблагоразумного сына – и даже содействие Гумбольдта не слишком помогает. Изгнание из страны – единственный выход. «Европа стала ареной кошмарных снов, от которых никто уже никогда не избавится», последняя надежда – Новый Свет.

Герои нашумевшего романа ″Измеряя мир″ стали трехмерными | Кино: что снимают и смотрят в Германии | DW

В Германии экранизировали один из самых популярных бестселлеров последних лет — «Измеряя мир» («Die Vermessung der Welt») Даниэля Кельмана (Daniel Kehlmann). Книга вышла в 2005 году и сразу же стала хитом не только в Германии, но и в США. Роман оказался на втором месте в рейтинге The New York Times, а в Германии превзошел по популярности даже знаменитого «Парфюмера» Зюскинда.

Книга представляет собой додуманные биографии двух выдающихся ученых XVIII-XIX века: естествоиспытателя Александра фон Гумбольдта (Alexander von Humboldt) и математика Карла Фридриха Гаусса (Carl Friedrich Gauß). Первый объехал множество стран, второй всю жизнь провел дома, за письменным столом, но оба такими разными способами «измеряли» мир, оба совершили великие открытия.

Неэкранизируемый роман?

Начинается фильм с детства главных героев. Школа для бедных. Урок математики. Учитель, устав пороть своих подопечных и решив занять их надолго, заставляет считать сумму чисел от 1 до 100. Из всех один только задумчивый мальчик по фамилии Гаусс не складывает цифры. Он придумывает формулу и вычисляет сумму за одну минуту. Учитель в ярости: он думает, что ленивый мальчишка просто назвал первое пришедшее ему в голову число. Но уже на следующий день ведет его к герцогу, чтобы выхлопотать стипендию. В свою очередь, маленький Гумбольдт, отпрыск богатого семейства, убегает из дома, чтобы исследовать мир в тех уголках, куда ему ходить запрещено.

Плакат фильма «Измеряя мир»

Долгое время считалось, что роман совершенно не пригоден для экранизации. Осуществить невозможное решился режиссер Детлеф Бук (Detlev Buck). Написание сценария он заказал самому автору романа, так что все несоответствия между книгой и фильмом, так сказать, авторизованы. Например, в фильме, в отличие от книги, нет ни книжного путешествия Гумбольдта в Россию, ни его забавной встречи с царем.

Сюжет фильма, как и романа, строится на параллельных биографиях двух его героев. Например, за сценой, в которой Гумбольдт исследует электрического угря, следует эпизод с Гауссом, который размышляет об электричестве. Ползущий по столу Александра муравей сменяется в следующем кадре пробегающим по работам Карла Фридриха пауком.

Порой параллели ситуационно не совсем идентичны друг другу, но, тем не менее, очевидны, как, скажем, общение неженатого Гумбольдта со своим помощником в тропиках и общение многодетного Гаусса с сыном. Правда, нередко такой калейдоскопический монтаж мешает глубоко вникнуть в происходящее, тем более, если книгу заранее вы не прочитали.

3D и «пятая точка»

Решение снимать ленту в 3D повлекло за собой огромные расходы и трудности. Так, в Эквадор, где частично проходили съемки, доставили морем 15 тонн техники и реквизита. Еще три тонны переправили на самолете и две — в багаже съемочной группы.

Так ли уж необходим был модный трехмерный формат, — это другой вопрос. Назначение некоторых как будто эффектных сцен не совсем понятно. Скажем, как воспринимать зависающую на целую минуту прямо перед носом зрителя «пятую точку» одной из героинь — проститутки, которую, кстати, сыграла украинка Анастасия Кирилюк?

Понятно, что откровенные постельные сцены делаются обычно для большего коммерческого успеха фильма. Зато не позволяют прийти в кино с ребенком. В данном случае очень жаль: поучительные и нескучные истории двух мальчиков, одержимых жаждой к знаниям, так сложно найти сегодня на экране.

Не позволила трехмерная картинка и перенести в фильм тонкую насмешку автора романа над ограниченностью человеческих возможностей и тщетностью научных открытий. Удачные в романе шутки превратились в фильме в пародию на ученых. И зритель, не видя за ней главного, чувствует себя похожим на одного из самых гротескных персонажей фильма — герцога Брауншвейгского. Когда Гумбольдт привозит ему свои научные труды и коллекцию невиданных еще в Европе животных, герцог нехотя полистал трактаты ученого и кинулся к крокодилу: «Какие невероятные у него зубы!» Восхитимся и мы фильмом в 3D: «Какая фантастическая техника!» И всё.

Почему Даниэля Кельмана называют главным немецким писателем наших дней

В 22 года Даниэль Кельман написал свой первый роман и получил от критиков прозвище «немецкий вундеркинд». В 30 лет выпустил бестселлер, который стал самой продаваемой книгой в Германии и был переведен на 40 языков. Совсем недавно Кельману исполнилось 46, и его по-прежнему называют «главным немецким писателем своего поколения». Его последний роман попал в шорт-лист Международного Букера и скоро выйдет на русском языке. Подробнее о том, как складывалось творчество этого писателя, — в материале Ксении Шашковой.

Даниэль Кельман (Daniel Kehlmann) — магический реалист, который пишет исторические романы. Постмодернист, вооруженный философией немецких классиков. Наследник немецкого экспрессионизма, причем не только в переносном, но и в прямом смысле — дедушка Кельмана был известным австрийским писателем-экспрессионистом. Однако у этой звезды современной немецкой литературы не так много русских почитателей, а ведь ему очень даже повезло с переводчиками. Попробуем исправить это положение и рассказать о его книгах подробнее — в надежде, что они заинтересуют читателей «Горького».

Гений

Магия Берхольма. СПб.: Азбука-классика, 2003. Перевод Веры Ахтырской

Время Малера. СПб.: Азбука-классика, 2004. Перевод Анны Кацуры

В 1997 году студент Венского университета Даниэль Кельман, по совместительству фокусник-любитель, написал роман о фокуснике под названием «Магия Берхольма». Почти во всех произведениях Кельмана присутствует уникальный герой, обладающий определенным даром, и первая книга писателя не стала исключением. Итак, Артур Берхольм рассказывает о своей жизни, сидя в ресторане на телебашне. Он долго выбирал между теологией и математикой, в итоге выбрал иллюзионизм (как синтез первого и второго), а потом и вовсе открыл в себе магические способности, скорее напугавшие его, чем обрадовавшие. Проделывая удивительные трюки, Берхольм становится известнейшим иллюзионистом, однако слава не приносит ему счастья, и вскоре он утрачивает свой дар. С треском провалив представление, Берхольм задумывает последний трюк, который должен вернуть ему магические способности, — прыжок с телебашни. Финал романа легко рифмуется с финалом «Защиты Лужина», и это лишь одно из тех мест в книге, где зарыт Набоков (на самом деле разнообразные отсылки к Набокову рассеяны по всем сочинениям Кельмана, который и не думает их скрывать).

Что на самом деле происходило в жизни неудачливого иллюзиониста, мы так и не узнаем. Ненадежный рассказчик спрятан уже в оригинальном названии книги — «Beerholms Vorstellung», дословно «Представление Берхольма» или «Воображение Берхольма». К сожалению, в русском переводе заглавия второй смысл не сохранился — что, как мы увидим, часто происходит с названиями произведений нашего писателя.

Интересно, что сам Кельман после публикации дебютного романа фокусы забросил. И написал вторую книгу, в которой фигурирует герой-гений, — «Время Малера» («Mahlers Zeit», 1999). На этот раз перед нами одаренный математик, взломавший «код Бога». Давид Малер смог доказать, что второй закон термодинамики подлежит отмене, по сути — выяснил, как упразднить время. Но теперь Бог, допустивший ошибку, всеми силами старается сделать так, чтобы человечество не узнало о его просчете. Все мироздание ополчается против героя и не дает ему поделиться запретным знанием.

В своих первых романах Кельман изучает, где проходит граница между маловероятным и невозможным. Его магический реализм работает таким образом, что мы начинаем сомневаться, существует ли эта грань вообще. И кто на самом деле сумасшедший — Давид или его окружение, неспособное по достоинству оценить гениальное открытие?

И тут в художественной вселенной Кельмана возникает новый элемент — посредственная личность.

Заурядность

Последний предел. СПб: Азбука-классика, 2004. Перевод Анны Кацуры

Я и Камински. СПб.: Азбука-классика, 2004. Перевод Веры Ахтырской

Юлиан, главный герой «Последнего предела» («Der fernste Ort», 2001), третьего романа Кельмана, всю жизнь находился в тени гениального брата, талантливого программиста (опять эта математика!). В начале повествования он приезжает на конференцию в Италию. Вместо того чтобы готовиться к скучному докладу, Юлиан идет купаться в озере, и его уносит течением. Он теряет сознание и приходит в себя в незнакомом месте. Юлиана посещает мысль инсценировать собственную смерть, чтобы уехать подальше от прошлой жизни и никогда больше не возвращаться. Попытка реализовать эту затею и составляет сюжет книги. И снова мы не понимаем: то ли все это происходит с ним на самом деле, то ли он утонул и все происходящее на страницах романа — лишь игра его воображения за секунду до смерти. А может, это и вовсе его призрак возвращается в квартиру, натыкается на брата и молчит в трубку, услышав на другом конце голос возлюбленной (призраков Кельман уважает, с ними мы еще встретимся). В «Последнем пределе» Кельман исследует заурядность, пытается понять, что это значит — жить не своей жизнью, задается вопросом, можно ли переломить судьбу и начать все с чистого листа, чтобы выйти из навязанных жизнью рамок посредственности.

Героем следующего романа «Я и Камински» («Ich und Kaminski», 2003) вновь становится заурядный, но крайне тщеславный персонаж — журналист Себастьян Цельнер, который решает написать биографию талантливого и когда-то весьма известного художника Мануэля Камински, к старости потерявшего зрение. Цельнер проникает к Камински в дом, втирается к нему в доверие и надеется поскорее дождаться его смерти. В этом романе Кельман впервые отходит от магического реализма и раскрывается читателю как умелый сатирик, мастер диалога. Ненадежный рассказчик первых трех романов превращается в антипатичного рассказчика. Однако было бы наивно полагать, что Кельман изменит своей фирменной концепции «все не то, чем кажется». А потому манипулятор и жертва к концу романа поменяются ролями.

В книге «Я и Камински» Кельман вводит в свою писательскую вселенную еще один важный элемент — иронию. Именно она станет той солью, которая сделает следующий роман писателя мировым бестселлером.

Ирония

Измеряя мир. СПб: Амфора (серия Фрам), 2009. Перевод Галины Косарик

«Измеряя мир» («Die Vermessung der Welt», 2005) — трагикомедия о двух гениях (!) эпохи веймарской классики — математике (!) Карле Фридрихе Гауссе и путешественнике-естествоиспытателе Александре фон Гумбольдте, которые вечно наталкиваются на непонимание со стороны своего заурядного (!) окружения. Кстати, без фокусов тут тоже не обошлось: автор колдует над реальными биографиями известных ученых покруче любого мага. Он, по его собственным словам, играет светом и тенью, заостряет и оттачивает. Именно поэтому Кельман вычеркнул знаменитого Карлоса Монтуфара из похождений Гумбольдта и Эме Бонплана (там не могло быть третьего!), заставил примерного семьянина Гаусса неоднократно посещать бордель (для контраста с асексуалом Гумбольдтом), а не менее знаменитого брата Гумбольдта — Вильгельма — сделал завистником и неудавшимся братоубийцей. Особенно интересно, как Кельман интерпретирует историю о восхождении Гумбольдта и Бонплана на потухший вулкан Чимбораса. Как поясняет Кельман в своем эссе «Где Карлос Монтуфар?», в дневниках Гумбольдта этот поход описан в обычном самоуверенном стиле завоевателей XVIII века — отстраненным, спокойным тоном, демонстрирующим любопытство, но никак не столкновение с чрезвычайными трудностями. Как дело было на самом деле, легко себе представить, послушав рассказы современных альпинистов. На большой высоте мозг не способен мыслить последовательно, язык ворочается с большим трудом. И поэтому Кельман описывает восхождение Гумбольдта совсем не так, как это сделал сам ученый. И этот парадокс разыгрывается на страницах «Измеряя мир» неоднократно: вымышленная реальность оказывается ближе к истине, чем реальность, зафиксированная в исторических документах.

Однако русским читателям «Измеряя мир» скорее не понравился. Большинство пользователей популярных книжных сайтов возмущались тем, что эти приключения в стиле Жюля Верна им преподнесли как интеллектуальную прозу. Думается, дело в том, что, несмотря на прекрасную работу переводчика Галины Косарик, некоторые аспекты романа очень трудно передать по-русски. Один из основных стилистических приемов Кельмана — косвенная речь вместо прямой. В немецком для этого используется сослагательное наклонение, в русском же у него такой функции нет. Косарик придумала частично передавать диалоги через прямую речь, но вместо кавычек или начального тире выделять их курсивом. Это вынужденное решение сильно повлияло на восприятие иронии текста, которая в большинстве ситуаций либо рождалась в диалогах, либо строилась как раз на использовании косвенной речи — сказанное как бы развивается в неопределенном или возможном будущем, а потому не может восприниматься как безусловная реальность.

И еще про название. Немецкое «Die Vermessung der Welt» (дословно «Измерение мира») двойственно, как и все в романе. Ведь у слова «Vermessung» есть еще и значение «ошибочное измерение». Гумбольдт и Гаусс представляют два разных подхода к изучению мира — первый побывал там, куда до него не ступала нога человека, второй никогда не покидал родных краев, совершив важнейшие открытия в математике. Но оба к концу жизни приходят к выводу, что мир можно измерять и изучать, но понять, осмыслить его — невозможно.

«Но разум, — сказал Гумбольдт, — разум диктует природе законы! — Старческие глупости Канта, — Гаусс покачал головой. Разум ничего не диктует и даже мало что понимает… <…> Мир, если понадобится, можно измерить и исчислить, но это далеко не означает того, что он будет понят».

В русском названии этого двойного дна нет. Вроде мелочь, но у Кельмана нет незначительных мелочей.

Бог

Слава. М.: АСТ, 2018. Перевод Татьяны Зборовской

Ф. М.: АСТ, 2017. Перевод Татьяны Зборовской

Центральными темами всех романов Кельмана являются Бог и поиск смысла в человеческом бытии. И если в первых произведениях писателя Бог синонимичен математике, закону природы, является главным антагонистом героев и его — Бога — надо вычислить, описать, измерить и, следовательно, подчинить, то в последних книгах понятие божественного обретает новые толкования.

Например, в «Славе» («Ruhm», 2009) Кельман рассматривает Бога как хаос из случайностей и совпадений. Здесь автор впервые обращается к теме литературного творчества, как бы рефлексируя над собственной профессиональной биографией. Соответственно, несколько персонажей этого «романа в девяти историях» — писатели.

Лео Рихтер соответствует образу писателя-творца, писателя-бога, выбирающего героев для своих романов из окружающей жизни и способного влиять с помощью своих текстов на реальность. Писатель Мигель Ауристус Бланкус, чьи мотивирующие книги читает большинство персонажей рассказов, разочаровывается в собственной философии после письма читательницы и подумывает о самоубийстве (фантазия о Паоло Коэльо). А писательница Мария Рубинштейн, по воле случая оказавшись в одной из стран третьего мира без связи с родиной, опускается на дно и борется с тем, чтобы не забыть, кто она на самом деле. «Слава» — абсолютно постмодернистская вещь, «матрешка» из сюжетов, пазл, головоломка. В романе нет главного героя и нет линейного сюжета, но каждый рассказ пунктиром связан с другими. Знаменитый актер превращается в своего двойника, большой начальник ведет двойную жизнь, офисный неудачник мечтает попасть в книгу, а социальная работница, напротив, не хочет туда попадать, но это происходит против ее воли. Три темы объединяют все девять историй: слава (ее наличие/отсутствие, стремление к ней, бегство от нее и т. д.), вторжение технологий в жизнь современного человека (почти как в «Черном зеркале», только Кельман был первым) и утрата идентичности (в связи с первым и вторым).

В романе «Ф» («F», 2013) — последнем из уже переведенных на русский язык — Кельман вновь выступает против упрощения мира, прежде всего религиозного, но делает это через призму любимого им магического реализма. Ключи к толкованию мистической линии сюжета разбросаны по всему тексту, надо лишь их обнаружить. В романе много пространства для интерпретаций, и если образом предыдущего романа можно считать зеркальный коридор, то «Ф» — это дом с чердаком, подвалом и, конечно, привидениями. И вот почему. Во-первых, читатель сам может выбрать, с какого «этажа» воспринимать историю, а во-вторых, дом — это еще и метафора семьи. Отец, Артур Фридлянд, приводит троих сыновей на представление гипнотизера, которое оказывается роковым для каждого из них. Отец на годы пропадает из жизни детей и становится известным писателем, а все братья (двое из них — близнецы) вырастают обманщиками и лжецами, каждый на свой манер. Мартин — священник, который не верит в Бога. Эрик — бизнес-консультант, обманывающий клиентов, жену и любовницу-психотерапевта, а Ивейн — искусствовед, точнее, скрывающийся под его маской художник, добровольно отдающий свои работы другому.

В «Ф» (от слова «фатум», или фамилии Фридляндов, или от немецкого «Familie» — семья) Кельман ищет ответ на вопрос, где проходит граница между волей человека и волей случая и как в этом беспорядке отделить влияние искусства, в том числе художественных текстов, от влияния семьи.

Кстати, о семье. До «Ф» про Кельмана частенько говорили, что он пишет так, словно Гитлера и других катастроф ХХ века в немецкоязычной культуре вовсе и не было. А в романе «Измеряя мир» он будто заново собирал немецкую идентичность, отправившись за ней туда, где ее сегодня искать не принято — в XIX век. Но в «Ф» речь заходит и о временах нацизма, потому что история-то семейная. А не упоминать о нацизме в контексте истории семьи — все равно что не замечать слона в комнате.

История

Tyll. Rowohlt, Reinbek bei Hamburg, 2017

Спустя годы после того, как «Измеряя мир» принес ему успех, Кельман вновь обратился к реальной истории и написал свой самый сложный и самый важный, по его собственным словам, роман — «Тиль». В 2020 году «Тиль» вошел в шорт-лист международного Букера, а Netflix собирается положить его сюжет в основу сериала (к слову, большинство произведений Кельмана отлично подходят для экранизаций — немецких или голливудских).

Тиль Уленшпигель — герой средневековых легенд стран Северной Европы, шут и плут, которого Кельман бросил в мясорубку Тридцатилетней войны, в пекло религиозных смут и охоты на ведьм первой половины XVII века, чтобы через него — единственного независимого и свободного персонажа — показать безумие окружающего мира. Вот как Кельман прокомментировал выбор именно этого исторического периода в одном из интервью: «Джонатан Франзен сказал мне как-то, что если есть нечто, о чем тебе по каким-то внутренним причинам совсем не хочется писать, то именно об этом ты и должен писать. Великолепный совет. Вот и с Тридцатилетней войной так же: мне как-то не хотелось углубляться в это время, оно мне неприятно и противно, оно похоже на кошмарный сон. И я подумал: это неспроста, возможно, это то, что мне нужно».

На «Тиля» у писателя ушло пять лет. В результате получился остроумный, философский, но при этом крайне жестокий исторический роман, который — как и любая качественная историческая проза — на самом деле рассказывает про современность. И да, наряду с «Измеряя мир» «Тиль» — еще одно исследование немецкой идентичности, на этот раз наиболее мрачной ее стороны.

Если представить себе, что литературную вселенную Кельмана можно описать формулой, то «Тиль» и есть эта формула. Судите сами: история как отправная точка, гений в окружении заурядностей, математика, семья, безумие богов, иллюзия волшебства и очень много иронии.

На русском языке «Тиль» появится в этом или следующем году. Остается дождаться его выхода.

«Измерение мира» Даниэля Кельмана

Сводка

Книга открывается в 1828 году, когда Александр фон Гумбольдт и Карл Фридрих Гаусс, два светила начала 19 века, оба присутствуют на съезде немецких ученых в Берлине. Воображаемая встреча между ними лежит в основе беллетризации Даниэля Кельмана, и он ловко сопоставляет двух мужчин, которых уважали их современники, когда они стремились исследовать и объяснять мир с помощью, соответственно, наблюдения и исследования (Гумбольд), а также математического и астрономического анализа. (Гаусс).The

Synopsis

Книга открывается в 1828 году, когда Александр фон Гумбольдт и Карл Фридрих Гаусс, два светила начала 19 века, оба присутствуют на съезде немецких ученых в Берлине. Воображаемая встреча между ними лежит в основе беллетризации Даниэля Кельмана, и он ловко сопоставляет двух мужчин, которых уважали их современники, когда они стремились исследовать и объяснять мир с помощью, соответственно, наблюдения и исследования (Гумбольд), а также математического и астрономического анализа. (Гаусс).У двух пионеров есть отдельные, чередующиеся главы, посвященные их подвигам и откровениям, хотя по мере продвижения книги они соединяются в прямом диалоге.
В 1803 году в возрасте тридцати трех лет Гумбольдт совершил экспедицию в Южную Америку с партнером (в значительной степени недооцененным) Эйми Бонпланд, и, помимо описания многочисленных приключений, нанес на карту естественный канал, соединяющий реки Ориноко и Амазонка. Эта поездка длилась пять лет и является предметом первой половины книги, поскольку Гумбольдт обнаружил ранее неизведанных животных, флору, коренные народы и прояснил территориальные претензии Европы в Новой Испании (карты и границы которой были расплывчаты).Путешествие началось в Испании, продолжилось через Тенерифе, затем на Кубу, затем в Венесуэлу, а затем в регион Амазонки, вернувшись в «Город дворцов» (ныне известный как Мехико). Путешествие домой было через Гавану, Куба, затем во временную столицу США, Филадельфию. «Измерительные» навыки Гумбольдта, а также его личная самоотдача и иногда пренебрежение собственной безопасностью четко прослеживаются в повествовании Кельмана. Это история далеких миссий иезуитов, каннибализма, ограблений могил и побития мировых рекордов (Чимборасо в Андах, где Гумбольдт поднялся на высоту 18 690 футов).Гумбольдт не прочь поэкспериментировать с собой, используя парализующий токсин кураре.
На последних этапах книги описывается визит Гумбольдта в Россию в более старшем возрасте. Слава, достигнутая Гумбольдтом, предшествовала ему, и прихлебатели, и толпы зевак превратили эти поездки в цирк. Что действительно очевидно, так это то, что Гумбольдт или его методы исследования к настоящему времени устарели, и есть ощутимое ощущение, что это другой мир; тот, который переехал (это 1830-е годы).
Параллельный отчет о подвигах Гаусса менее географически разнообразен и состоит из меньшего количества анекдотов и историй великих безумств.Кельманн больше концентрируется на личности Гаусса, особенно на испытаниях и невзгодах его семейной жизни. Гаусс написал свою книгу Disquisitiones Arithmeticae («Арифметические исследования») в 1798 году, в возрасте 21 года, и был признан гением ребенка. Тем из нас (включая меня), кто не является математиком по природе, разделы книги, посвященные Гауссу, труднее подобрать. Следуйте дальше и менее красочно. Проверка теорий Евклида и принципов триангуляции несколько суха для читателя, не разбирающегося в технике.

О Гауссе было сказано: « Он был послан в мир с интеллектом, который сделал почти все человеческое невозможным». (82)
Интересно, что у обоих мужчин была поденная работа, чтобы оплачивать счета, и они нуждались в средствах для поддержки их увлечения. Гаусс, глава Комиссии по государственным границам в Ганновере, и Гумбольдт в качестве эксперта в Департаменте горнодобывающей промышленности в Пруссии.
Слияние жизней двух мужчин Кельманном выполнено хорошо, и когда Гаусс летит на воздушном шаре (очень раннее путешествие с Пилатром), очертания земного шара комментируются: «все параллельные линии встречаются» (54)

Это могло быть эпитетом для описания жизни и влияния Гумбольдта и Гаусса, поскольку их различные интересы и подходы к знаниям в конечном итоге сходятся в художественной литературе Кельмана.

Основные моменты

Как человек, школьная история которого очень мало связана с историей Германии 19 века, размах описанных событий был новым и захватывающим. Кельманн оживляет академическое повествование с помощью мелких деталей и некоторого юмора. В частности
• Реальность эпохи без «зубных врачей».
• Комары всегда и везде.
• Жестокость (невежество? Наивность?) Первых исследователей. В частности, исследование охотничьего поведения двух крокодилов в Гаване (141)
• Система разделенных коллекций была изобретена из-за опасного характера транспортировки домой.

Обзор

• Ойген Гаусс (сын Карла Фридриха) открывает и закрывает книгу. Я не уверен, что полное удаление Евгения из рассказа уменьшит ценность книги.
• Кавалерское отношение к женщинам и девушкам. Нет никакого смысла в том, что женщины были полезны в то время. Реакция Гаусса на смерть матери кажется маловероятной.
• Стиль письма, когда Гумбольдт и Гаусс вместе ведут воображаемый диалог, сбивает с толку. Может это просто перевод?

Историко-литературный

Это прежде всего исторический роман.Я многое узнал о периоде времени, о котором почти ничего не знал. На протяжении всей книги встречается множество новых философий и изобретений в доиндустриальном мире. Лицензия, полученная Кельманном, скорее оживляет события, чем не уважает их.

• Дагер. Отец фотографии
• Нептунизм / Вулканы / Горы (Гумбольдт поднялся больше, чем кто-либо другой на земле (178)
• Брат Гумбольдта (контраст между двумя талантливыми и разными людьми в воображаемой фантастике, вероятно, сделал бы более естественное совпадение с точки зрения писателей)
«пара братьев, в которых так проявляется весь спектр человеческих устремлений» (13)
Старший брат работал с Шиллером и Гете, и он был ведущим педагогом.
Когда они уходили из компании друг друга, всегда спрашивали, увидятся ли они снова:
«В этом мире или в следующем. Во плоти или в свете » (32) (226)

Фоном для деятельности двух главных героев являются политические и национальные изменения, происходящие в Западной Европе.
Наполеон знал обоих мужчин и в шутку Гаусс утверждает, что Наполеон не бомбил Гёттинген из-за своего присутствия там (160). Гумбольдта «Наполеон всегда ненавидел его» (184)

• «Немецкая гимнастика» (4) Скрытый национализм, очевидный в причинах, к которым тянется сын Гаусса,
• Гете к Гумбольдту перед его экспедицией — «дон» Не забывай, откуда ты. (28)

Политика и покровительство
Гумбольдт, немец, предпочитал Париж.Он жил там много лет как представитель прусского Фридриха Вильгельма III.
Гаусс, более скромного происхождения — «он знал, что скоро больше не будет герцогов» (49). Тем не менее он находился в финансовой зависимости от герцога Брауншвейгского в Ганновере.
Поразительный контраст между наследственным положением и прирожденным талантом и проявлением гения из обоих источников хорошо рассмотрен в обзоре Black Oxford: https: //www.goodreads.com/review/show …

Гумбольдт в истории
• Гумбольдт вдохновлял ученых и писателей, в том числе Жюля Верна и Чарльза Дарвина («причина, по которой он сел на« Бигль »), Гете (который заявил, что провести несколько дней с Гумбольдтом — это как« прожить несколько лет ».) Генри Дэвид Торо (поэт и натуралист). Walden была бы совсем другой книгой без Гумбольдта. Уолт Уитмен написал Leaves of Grass с копией одной из книг Гумбольдта на своем столе
• Имя Гумбольдта до сих пор широко известно, от течения Гумбольдта, протекающего вдоль западного побережья Южной Америки до пингвина Гумбольдта.

Вопросы

Точность анекдотов? Приукрашивать правду при написании художественной литературы — прерогатива писателей.Есть некоторые очевидные полеты фантазии (например, за дверью спальни), и интересно угадывать, что является абсолютной правдой, а что — притворством.

• Брат Александра фон Гумбольта никогда не упоминается по имени (Вильгельм). Почему это?
• Гумбольдт встречает многочисленных путешественников в дикой природе (действовали иезуитские миссии, и правительства отправляли исследователей в национальных интересах). Один человек (Бромбахер) появляется посреди джунглей. Это почти в духе Монти Пифона.Существовал ли такой человек?

История автора и обзоры

По данным New York Times, «Измерение мира» стал вторым самым продаваемым романом в мире в 2006 году. Только в Германии было продано более 2,5 миллионов копий. Все его последующие романы заняли первое место в списке бестселлеров немецкого журнала Spiegel. Его последний роман Tyll был продан тиражом более 600000 экземпляров только на немецком языке, должен быть опубликован в Великобритании в феврале 2020 года и в настоящее время адаптируется к изданию. Телевизионный сериал.

Рекомендую

Всегда, когда речь идет об исторической литературе, я задаю себе вопрос: добавит ли использование вымышленной обертки, рассказывающей в основном о фактических событиях, что-то в простой академический текст и / или поиск в Википедии. Я не уверен, что Даниэль Кельманн делает это с чисто литературной точки зрения. Последняя треть книги, русская экспедиция на Гумбольдта, запутана. Тем не менее, есть что любить, и я бы порекомендовал эту книгу многим своим друзьям

Аудиокнига недоступна | Слышно.com

• Evvie Drake: в старте

• Роман
• От: Линда Холмс
• Рассказывает: Джулия Уилан, Линда Холмс
• Продолжительность: 9 часов 6 минут
• Несокращенный

В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее внутри, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.

• 3 из 5 звезд

• Что-то заставляло меня слушать….

• От Каролина Девушка на 10-12-19

Измерение мира: Роман (9780307277398): Кельманн, Даниэль: Книги

Путешествие

В сентябре 1828 года величайший математик страны впервые за много лет покинул свой родной город, чтобы принять участие в Немецком научном конгрессе в Берлине.Естественно, у него не было желания ехать. Он отказывался принимать это в течение нескольких месяцев, но Александр фон Гумбольдт оставался непреклонным, пока в момент слабости и надежды на то, что этот день никогда не наступит, он не сказал «да».

Итак, профессор Гаусс прятался в постели. Когда Минна сказала ему, что он должен встать, тренер ждал, и это было долгое путешествие, он обнял подушку и попытался заставить жену исчезнуть, закрыв глаза. Когда он снова открыл их, а Минна все еще была там, он сказал ей, что она помеха, и ограничивает, и несчастье его старости.Когда и это не помогло, он откинул покрывало и поставил ноги на пол.

В злобе он совершил минимальное омовение и спустился вниз. В гостиной его сын Евгений ждал с упакованной сумкой. Увидев его, Гаусс пришел в ярость: разбил кувшин, стоявший на подоконнике, топнул ногой и сильно ударил. Его даже не успокоило, когда Юджин по одну сторону от него, а Минна по другую, положили руки ему на плечи и поклялись, что о нем хорошо позаботятся, он скоро снова будет дома, и все будет кончено. нет времени, как в дурном сне.Только когда его древняя мать, обеспокоенная шумом, вышла из своей комнаты, ущипнула его за щеку и спросила, что случилось с ее храбрым мальчиком, он взял себя в руки. Без всякого тепла он попрощался с Минной и рассеянно погладил по головам свою дочь и младшего сына. Тогда он позволил себе помочь сесть в тренера.

Путешествие было пыткой. Он назвал Евгения неудачником, отнял у него палку с шипами и со всей силой ткнул ей в ногу. Некоторое время он смотрел в окно, хмурясь, затем спросил, когда его дочь наконец выйдет замуж.Почему она никому не нужна, в чем проблема?

Евгений откинул назад свои длинные волосы, обеими руками размял красную шапку и не хотел отвечать.

Долой это, сказал Гаусс.

Если честно, сказал Ойген, его сестра была не очень хороша собой.

Гаусс кивнул; ответ казался правдоподобным. Он сказал, что хочет книгу.

Ойген дал ему ту, которую только что открыл: «Немецкая гимнастика Фридриха Яна». Это был один из его любимых.

Гаусс попытался прочитать, но через несколько секунд он уже поднял глаза, чтобы пожаловаться на новомодную кожаную подвеску тренера; от этого ты почувствовал себя хуже, чем обычно.Вскоре, пояснил он, машины будут перевозить людей из города в город со скоростью одного выстрела. Тогда вы совершите поездку из Геттингена в Берлин за полчаса.

Евгений пожал плечами.

Было странно и несправедливо, сказал Гаусс, реальный пример жалкого произвола существования, что вы родились в определенное время и содержались там в плену, хотите вы того или нет. Это дало вам неприличное преимущество перед прошлым и сделало вас клоуном по отношению к будущему.

Юджин сонно кивнул.

Даже такой разум, как его собственный, сказал Гаусс, был бы неспособен достичь чего-либо в ранней истории человечества или на берегах Ориноко, тогда как еще через двести лет каждый идиот сможет посмеяться над ним и придумывать самый полный бред о его характере. Он подумал, снова назвал Евгения неудачником и обратил внимание на книгу. Читая, Юджин в отчаянии повернулся лицом к окну, чтобы скрыть выражение унижения и гнева.

Немецкая гимнастика — это все о тренажерах. Автор подробно излагал тот или иной прибор, который он изобрел для того, чтобы качаться вверх или вокруг. Одного он называл конем с навершием, другого — бревном, а третьего — конем прыжков.

Этот человек был в своем уме, сказал Гаусс, открыл окно и выбросил книгу.

Это была его книга, — воскликнул Евгений.

Совершенно верно, сказал Гаусс, заснул и не шевелился, пока в тот вечер они не достигли остановки на границе, где меняли лошадей.

Пока старых лошадей распрягали, а новых запрягали, они ели картофельный суп на постоялом дворе. Другой гость, худощавый мужчина с длинной бородой и впалыми щеками, украдкой осматривал их из-за соседнего столика. Все, что касается тела, сказал Гаусс, который, к его раздражению, мечтал о тренажерном зале, было истинным источником унижения. Он всегда считал признаком злого чувства юмора Бога то, что такой дух, как он, оказался в ловушке болезненного тела, в то время как обычное или садовое создание, такое как Юджин, по сути, никогда не болеет.

У него был тяжелый приступ оспы, когда он был ребенком, сказал Евгений. Он чуть не умер. Вы все еще видели шрамы!

Верно, сказал Гаусс, он забыл. Он указал на почтовых лошадей за окном. На самом деле было довольно забавно, что богатым нужно в два раза больше времени, чтобы совершить путешествие, чем бедным. Если вы использовали почтовых лошадей, вы могли бы менять их после каждого раздела. Если у вас были свои, приходилось ждать, пока они снова не станут свежими.

Ну и что, сказал Ойген.

Естественно, сказал Гаусс, если бы вы не так много думали, это могло бы показаться очевидным.Как и тот факт, что молодые люди носят палки, а старики — нет.

Студенты несут палку с шипами, — сказал Ойген. Так было всегда и всегда будет.

Наверное, — сказал Гаусс и улыбнулся.

Они молча ели суп, пока жандарм с погранзаставы не вошел и не попросил паспорта. Ойген дал ему свое разрешение: справку из суда, в которой говорилось, что, хотя он был студентом, он был безвреден и ему было разрешено ступить на прусскую землю в сопровождении своего отца.Жандарм подозрительно посмотрел на него, осмотрел проход, кивнул и повернулся к Гауссу. У Гаусса ничего не было.

Ни паспорта, ни удивления спросил жандарм, ни листка бумаги, ни официального штампа, ничего?

Он никогда не нуждался в этом, сказал Гаусс. Последний раз он пересекал границу из Ганновера двадцать лет назад. Тогда никаких проблем не было.

Евгений пытался объяснить, кто они, куда идут и по чьей воле. Научный конгресс проходил под эгидой короны.Приглашение его отца в качестве почетного гостя пришло, так сказать, непосредственно от короля.

Жандарму нужен паспорт.

Он никак не мог знать, сказал Евгений, но его отец был почитаем в самых дальних странах, он был членом всех академий, с первых лет своей юности был известен как принц математики.

Гаусс кивнул. Люди говорили, что именно из-за него Наполеон решил не бомбить Геттинген.

Евгений побледнел.

Наполеон, повторил жандарм.

Да, сказал Гаусс.

Жандарм снова потребовал паспорт, громче, чем раньше.

Гаусс положил голову на руки и не двигался. Ойген толкнул его, но это не помогло. Ему все равно, сказал Гаусс, он хочет домой, ему все равно.

Жандарм беспокойно возился с фуражкой.

Потом присоединился человек из соседнего столика. Все это закончится! Германия была бы свободной, и хорошие граждане жили бы без помех, путешествовали здоровыми душой и телом, и больше не нуждались бы в бумажках.

Недоверчивый жандарм попросил паспорт.

Это именно то, что он имел в виду, — воскликнул человек и стал копаться в карманах. Внезапно он вскочил на ноги, опрокинул стул и выскочил наружу. Жандарм несколько секунд смотрел на открытую дверь, прежде чем взять себя в руки и пуститься в погоню.

Гаусс медленно поднял голову. Евгений предложил немедленно отправиться в путь. Гаусс кивнул и молча съел остаток супа. Хижина маленького жандарма была пуста: оба офицера погнались за бородатым мужчиной.Евгений и кучер вместе подняли шлагбаум в воздух. Затем они выехали на прусскую землю.

Гаусс сейчас в полном порядке, почти бодрый, говорит о дифференциальной геометрии. Было почти невозможно представить, к чему приведет исследование искривленного пространства. Евгению следовало бы радоваться, что он такой посредственный, иногда такие вопросы могли пугать. Затем он рассказал о том, какой горькой была его юность. Его собственный отец был жестоким и снисходительным, так что Евгений должен считать, что ему повезло.Он начал считать, прежде чем смог говорить. Однажды его отец сделал ошибку при подсчете ежемесячной зарплаты, и Гаусс заплакал. Как только его отец поймал ошибку, он тут же снова замолчал.

Евгений выглядел впечатленным, хотя знал, что история неправда. Его брат Иосиф придумал и разложил по всему миру. Его отец, должно быть, слышал это так часто, что сам начал верить в это.

Разговор Гаусса обернулся случайностью, врагом всякого знания и тем, что он всегда хотел преодолеть.Если присмотреться с близкого расстояния, можно было обнаружить бесконечную тонкость сети причинности, стоящей за каждым событием. Сделайте шаг назад, и появятся более крупные закономерности: свобода и шанс были вопросом расстояния, точки зрения. Он понял?

Вроде как, устало сказал Ойген, глядя на свои карманные часы. Время было не очень хорошее, но он подумал, что сейчас, должно быть, между четырьмя пятьдесят пятью часами утра.

Но законы вероятности, продолжал Гаусс, прижимая обе руки к ноющей спине, не были окончательными.Они не были частью законов природы, и могли быть исключения. Возьмем, к примеру, такой же интеллект, как его собственный, или победу в азартной игре, которую любой простак, несомненно, может осуществить в любой момент. Иногда он на самом деле теоретизировал, что даже законы физики были просто статистическими, следовательно, они допускали исключения: призраки или перенос мыслей.

Евгений спросил, шутка ли это.

Он сам не мог ответить на этот вопрос, — сказал Гаусс, закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.

Они прибыли в Берлин на следующий день ближе к вечеру. Тысячи домиков в хаотичном разрастании, поселение, выходящее на берег, в самом заболоченном месте Европы. Начали возводиться первые великолепные здания: собор, несколько дворцов, музей, в котором хранятся находки великой экспедиции Гумбольдта.

Через несколько лет, сказал Евгений, это будет мегаполис, подобный Риму, Парижу или Санкт-Петербургу.

Никогда, сказал Гаусс. Ужасное место!

Карета наехала на плохо уложенную брусчатку.Дважды лошади уклонялись от рычания собак, а в переулках колеса почти застревали в мокром песке. Их хозяин жил в Пакхофе под номером 4, в центре города, прямо за строительной площадкой нового музея. Чтобы убедиться, что они его не упустили, он тонкой ручкой нарисовал очень точный план. Кто-то, должно быть, заметил их издалека и объявил об их прибытии, через несколько секунд после того, как они въехали во двор, главная дверь распахнулась, и к ним побежали четверо мужчин.

Александр фон Гумбольдт был маленьким джентльменом с белоснежными волосами. За ним шли секретарь с раскрытым блокнотом, лакей в ливрее и молодой человек с бакенбардами, несущий подставку с деревянной коробкой на ней. Как будто отрепетированные, они заняли свои позиции. Гумбольдт протянул руки к двери кареты.

Ничего не произошло.

Изнутри машины доносились звуки беспокойной речи. Нет, кричал кто-то, нет! Раздался глухой удар, потом третий нет! После чего какое-то время ничего не было.

Наконец дверь распахнулась, и Гаусс осторожно выбрался на улицу. Он отпрянул, когда Гумбольдт схватил его за плечи и воскликнул, какая это честь, какой великий момент для Германии, для науки, для него лично.

Секретарь делал заметки, и человек за деревянным ящиком прошипел: «Сейчас!

Гумбольдт замер. «Это был мсье Дагер», — прошептал он, не шевеля губами. Его протеже, который работал над устройством, которое фиксировало момент на светочувствительной пластине из йодистого серебра и вырывало его из потока времени.Пожалуйста, стойте абсолютно неподвижно!

Гаусс сказал, что хочет домой.

Минутку, прошептал Гумбольдт, всего пятнадцать минут, огромный прогресс уже был достигнут. До недавнего времени это занимало гораздо больше времени, когда они попробовали это впервые, он подумал, что его спина не выдержит напряжения. Гаусс хотел вырваться, но старик держал его с удивительной силой и пробормотал: «Передай слово королю». Слуга бросился бежать. Затем, вероятно, потому, что в тот момент он думал об этом: «Сделай заметку».Проверить возможность разведения тюленей в Варнемюнде, условия кажутся благоприятными, дайте мне предложение завтра. Секретарь что-то строчила.

Евгений, который только что выходил из кареты, слегка прихрамывая, принес свои извинения за то, что они поздно прибыли.

Здесь не было ни поздно, ни рано, — пробормотал Гумбольдт. Здесь была только работа, и работа была сделана. К счастью, было еще светло. Не двигаться.

Во двор зашел милиционер и спросил, что происходит.

Позже, — прошипел Гумбольдт, сжав губы.

Это был несанкционированный митинг, сказал полицейский. Либо все разошлись своей дорогой, либо это превратилось бы в полицейское дело.

Он был камергером, прошипел Гумбольдт.

Простите? Полицейский наклонился вперед.

Чемберлен, секретарь Гумбольдта повторил. Член суда.

Дагер приказал полицейскому уйти из поля зрения.

Нахмурившись, полицейский отступил.Во-первых, на то же мог претендовать кто угодно, а во-вторых, запрет на собрания распространялся на всех. И тот, что там, указывая на Евгения, явно был студентом. От чего было особенно щекотно.

Если бы он немедленно не стал дефицитным, сказал секретарь, он бы столкнулся с трудностями, о которых даже не мог даже подумать.

Это не способ обратиться к офицеру, нервно сказал полицейский. Он даст им пять минут.

Гаусс застонал и вырвался на свободу.

О нет, воскликнул Гумбольдт.

Дагер топнул ногой. Теперь момент был потерян навсегда!

Как и все остальные, — спокойно сказал Гаусс. Как и все остальные.

И действительно, когда Гумбольдт осмотрел обнаженную медную пластину с помощью лупы в ту же ночь, в то время как Гаусс так громко храпел в соседней комнате, что его было слышно по всей квартире, он не мог ничего распознать на ней. Только через некоторое время ему показалось, что он увидел, как начал вырисовываться лабиринт призрачных очертаний, размытый набросок чего-то вроде подводного пейзажа.Посередине рука, три туфельки, плечо, манжета мундира и нижняя часть уха. Или опять же, нет? Вздохнув, он выбросил тарелку в окно и услышал глухой треск, когда она приземлилась во дворе. Через несколько секунд, как и все остальное, в чем он когда-либо терпел неудачу, он забыл об этом.

Длинное и короткое | Книги

Измерение мира
Даниэля Кельмана, перевод Кэрол Браун Джейнвей
272pp, Quercus, 12,99 фунтов стерлингов

Прусский аристократ Александр фон Гумбольдт (1769-1859) был неутомимым натуралистом и географом, первым описавшим Юг и Центральная Америка с научной точки зрения.Карл Гаусс (1777-1855) был гениальным математиком и физиком, чьи работы в области теории чисел, дифференциальной геометрии и магнетизма сформировали эти и многие другие поля по сей день. Из этих сухих костей Даниэль Кельманн создал великолепный роман, который уже стал бестселлером в его родной Германии и других странах Европы.

И Гумбольдт, и Гаусс занимались измерением мира — смещением между одной частью пространства и отношением этого промежутка к временным интервалам и теоретическим абсолютам.Во время своего обширного путешествия Гумбольдт постоянно снимал показания — высоту каждой горы, линию экватора, точное количество вшей на голове слуги — в то время как Гаусс представлял пространство как математическую реальность, в которой четные линии были просто абстракцией; тем не менее, его пространство было в своем роде таким же полным жизни, как и пространство Гумбольдта.

Учитывая, что его тема — смещение, уместно, что поводом для романа является путешествие. В сентябре 1828 года по инициативе фон Гумбольдта Гаусс покинул свой родной город Геттинген, чтобы принять участие в Немецком научном конгрессе в Берлине.Хотя он встречает фон Гумбольдта в конце первой главы, потребуется целая книга, чтобы между этими двумя гигантами немецкого интеллекта произошла встреча умов, причем Кельманн боксировал и сражался между двумя главой за главой.

Их личности, искусно воплощенные в жизнь резкими мазками, не совсем то, что вы ожидаете. Хотя патриций Гумбольдт и достиг величия — в основном в конкуренции со своим братом-филологом-дипломатом, — он свободен от гордости и прощает менее одаренных, чем он сам.В отличие от него Гаусс — вундеркинд, рожденный в бедности, — властен и нетерпим. Пристрастие Гумбольдта к мальчикам почти не проявляется; он противоположность распутного придворного, тогда как Гаусс копошится, как фермерское животное. Тем не менее, есть что-то милое в соединении в Гауссе высокой теории и низкой чувственности, примером чего является его шандиевский пре-коитальный прыжок в первую брачную ночь, чтобы записать доказательство.

Одним из плодов союзов Гаусса является Ойген, его бедный сын, который сопровождает его в поездке в Берлин, в основном служащий мишенью для насмешек отца по поводу его глупости и досадной неполноценности.Очень скоро в их путешествии открывается еще одна из основных тем книги — взаимосвязь между математическими и научными достижениями и грядущая волна политического восстания, которая захлестнет Европу в 1848 году: «Если взглянуть с близкого расстояния, можно обнаружить бесконечную тонкость. паутины причинности, стоящей за каждым событием. Сделайте шаг назад, и появятся более широкие закономерности: свобода и шанс были вопросом расстояния, точки зрения. Понимал ли он [Евгений]? »

После иронической мысли о романах («идеальный способ уловить самую мимолетную сущность настоящего для будущего») и, в частности, об исторических романах («глупая затея для автора, которая становится модной в наши дни, выбрать какое-то уже далекое прошлое в качестве своего сеттинга »), мы окунемся в раннюю жизнь Гумбольдта и заграничные приключения.Он намеревается, как он говорит Гете и Шиллеру, исследовать Новый Свет. Очень скоро он исправляет навигацию капитана корабля самым лучшим образом, а затем утаскивает своего гауссовского приятеля Бонплана с обнаженной смуглой женщины на Тенерифе.

Бонпланд служит фоном для потустороннего Гумбольдта во время последующих выходов на берег, всегда ища следующего шага, в то время как его хозяин измеряет относительную влажность и царапает мох со стен. Хотя именно Гумбольдт исследует реальное, кажется, что сам акт измерения уводит его от него, в то время как Бонплан не питает таких иллюзий.

У самого Гаусса нет помощников, если только это не числа, которые не только не уводят его от реальности, но и сближают ее, делая ее «более ясной и значимой, чего никогда раньше не было». Его работа землемера, втыкающего геодезические инструменты в землю для измерения относительных расстояний, кажется отвлечением от теории чисел, но она приведет его к одному из его величайших открытий: в отличие от Евклида, параллельные линии действительно пересекаются. И это еще не все: само пространство «сложено, искривлено и чрезвычайно странно».

Увы, Кант, единственный человек, который может не счесть эту идею безумной, не понимает ее, и Джоанна, которой сделал предложение Гаусс, его не примет. Он решает принять кураре — перорально, что, как позже скажет ему Гумбольдт, имеет только головокружительный, а не смертельный эффект. Гаусс переживает личное смещение, теряя свое собственное «я», когда посланник приходит сказать ему, что Джоанна все-таки примет: «Стук в дверь. Голос, отдаленно похожий на его собственный, позвал. Входите!» Заклинание головокружения Гаусса аналогично встрече Гумбольдта с электрическими угрями на Ориноко (шок «больше походил на что-то, принадлежащее внешнему миру, чем собственному телу»).С этого момента в романе параллельные линии этих двух жизненных повествований становятся все более близкими, возвращая нас к встрече в Берлине, где Ойген оказывается арестованным прусской полицией после того, как наткнулся на политическое собрание.

По пути Наполеон вторгся в Германию и был свергнут, и Гаусс этого почти не заметил. В любом случае, говорит Джоанна, о конфликте она уже знает, что он собирается сказать: «Если смотреть из будущего, обе стороны будут уравновешивать друг друга, и вскоре никто не будет в восторге от того, ради чего люди умирают сегодня.«Но, добавляет она,« Какая разница? Приятное отношение к будущему было формой трусости ».

Внезапно становится очевидным гениальность конструкции Кельмана, изменяющая время и пространство: мы, возможно, не сможем в настоящее время так волноваться по поводу наполеоновских войн, во время которых действие этого романа происходит, но чтение наблюдения Джоанны об умиротворении заставляет нас задуматься о том, что люди в будущем могут однажды подумать о нынешнем конфликте, таком как Ирак.

Кельманн очаровывает современного писателя территориальной политикой и поэтикой космоса. .Эта переоценка географических перспектив и пространственных допущений в литературе очевидна повсюду, от топомании Иэна Синклера и Питера Экройда до переназначения Зэди Смит Англии Форстера на Америку в «О красоте» и обращения Джима Крейса к миграции на запад в «Пестхаусе». Измерение могущества мира становится тем более острым, потому что в этом пространственном повороте используется чувство истории в процессе, которое является ключом к лучшим историческим романам. Для сегодняшних читателей в Европе ирония финала, в котором Евгений направляется на запад, в Америку, которая все еще является символом свободы, является не меньшей частью процесса.Тем не менее, любой сторонник этой точки зрения должен остерегаться, чтобы они тоже не оказались переведены в другое время или место, где-то с другими ценностями. Хорошие романы могут быть такими перспективными машинами.

· Роман Джайлза Фодена «Турбулентность» о прогнозе погоды на день «Д» будет опубликован в следующем году.

Даниэль Кельманн: «Измерение мира» | 100 немецких обязательных к прочтению — уникальный список из 100 произведений немецкой литературы, изданных на английском языке | DW

Александр фон Гумбольдт и Карл Фридрих Гаусс были двумя из самых выдающихся людей своего времени.В 1828 году они оба приняли участие в съезде немецких ученых в Берлине.

Гаусс, которому в том году исполнился 51 год, считался величайшим математиком всех времен. Гумбольдт, который был на восемь лет старше его, достиг мировой известности благодаря своим авантюрным экспедициям в Южную Америку.

Гаусс, который был не только математиком, но также владел физикой и астрономией, продолжил создание основ теории относительности Альберта Эйнштейна, которая появилась лишь примерно столетие спустя.

Геолог, географ и биолог Гумбольдт тем временем разработал основы океанографии, метеорологии и топографии на основе своих научных путешествий.

Встреча двух титанов

Встреча этих двух титанов — отправная точка бестселлера Даниэля Кельмана « Измерение мира ». История начинается с того, что Гаусс неохотно направляется на конгресс в Берлин, будучи приглашенным самим Гумбольдтом.

Однако после первой главы книга возвращается во времени, чтобы рассказать биографии обоих персонажей в хронологическом порядке, причем главы чередуются между Гумбольдтом и Гауссом. Так продолжается до тех пор, пока два ученых не встретятся на Берлинском съезде.

Александр фон Гумбольдт — один из самых известных ученых в истории Германии

Читатель узнает, что два главных героя — полные противоположности. Гумбольдт происходит из аристократической семьи, получил классическое образование и отличается своим стремлением путешествовать по миру.Гаусс, однако, довольно простой человек с провинциальным взглядом на вещи, который ненавидит идею путешествий и предпочитает постигать внутренние дела мира, сидя за своим столом.

Несмотря на то, что эти два гения так сильно отличаются друг от друга, в конечном итоге они находят общий язык, дополняя знания друг друга.

Противоположности привлекают

Оба ученых — чудаки в своем собственном праве со своеобразными взглядами. Когда сварливый Гаусс со своим 17-летним сыном Ойгеном на буксире прибывает в столицу Пруссии Берлин, Кельманн резюмирует свои впечатления:

«Они прибыли в Берлин на следующий день ближе к вечеру.Тысячи домиков в хаотичном разрастании, поселение, выходящее на берег, в самом заболоченном месте Европы. Начали возводиться первые великолепные здания: собор, несколько дворцов, музей, в котором хранятся находки великой экспедиции Гумбольдта. Через несколько дней, сказал Евгений, это будет мегаполис, подобный Риму, Парижу или Санкт-Петербургу. «Никогда, — сказал Гаусс. — Ужасное место!» »

« Измерение мира »экранизировали в Германии в 2012 году

Не получать удовольствие от Берлина — далеко не самая эксцентричная вещь, которую Гаусс приписывает в книге .Оглядываясь назад в свою жизнь, читатель узнает, что в первую брачную ночь Гаусс совершил гениальный удар, когда собирался заключить брак. В этот момент он отстраняется от своей жены и бросается к своему столу, чтобы записать свое последнее открытие:

«Когда он позволил своей руке скользнуть по ее груди к ее животу, а затем, он решил осмелиться, даже несмотря на то, что он Чувствовал, что должен извиниться, дальше вниз, между занавесками появилась полоска луны, бледная и водянистая, и ему было стыдно осознавать, что в этот самый момент он внезапно понял, как внести приблизительные поправки в неправильные измерения траекторий планет.»

Все немецкое

Даниэль Кельманн также приближается к фигуре Александра фон Гумбольдта с такой же беззаботной критикой, подчеркивая его резкие прусские манеры. Гаусса, Гумбольдт выделяется своей сексуальной сдержанностью и довольно глупым.

Кельманн освещает момент из жизни путешественника, когда он возвращается в свои покои после исследования пещеры; Гумбольдт, кажется, почти напуган, когда делает следующее открытие:

«Он распахнул дверь своей монастырской келлии, и там его ждала обнаженная женщина.«

Ученый-исследователь, который так привык рисовать целые континенты, внезапно обнаруживает, что не может действовать в этой неожиданной ситуации.

« Когда она подняла его рубашку, пуговица оторвалась и покатилась по полу. Гумбольдт следил за ним глазами, пока он не ударился о стену и не упал. Она обняла его за шею и потянула, пока он бормотал, что она должна отпустить, он был чиновником прусской короны, в середину комнаты ».

Несмотря на то, что они так сильно отличаются друг от друга, оба Гумбольдт и Гаусс, похоже, не знают, как бороться со своими собственными чувствами — одно, что явно объединяет двух немецких ученых.

Доказательство того, что история может доставлять удовольствие

Это не просто роман, «Измерение мира» — это умная двойная биография, которая одновременно развлекает и информирует. Но во всем есть и более глубокий смысл. Кельманн считает свой роман «агрессивной сатирой о том, как быть немцем».

Еще один раз, когда выделяются такие немецкие моменты, — это когда Гумбольдт пропускает солнечное затмение, поскольку он слишком занят составлением карт и съемкой карт. «Некогда было смотреть вверх».

Кельманн (второй слева) присутствовал на приеме у президента Германии Штайнмайера в 2017 году — вместе с британским писателем Салманом Рушди (справа)

Невозможно доказать, действительно ли такие моменты имели место в жизни Гумбольдта и Гаусса. Кельманн взял на себя поэтическую дозволенность придумывать такие анекдоты для продолжения своего повествования, что и делает книгу Measuring the World такой хорошей книгой. Книга объединяет факты и вымысел и превращает реальных исторических фигур Гаусса и Гумбольдта в очень приятных персонажей.

Даниэль Кельманн изучал литературу и философию, но написание исторического романа было не совсем тем, чем он собирался заниматься, когда придумывал роман. Он предпочитает думать о Измеряя мир скорее как о «современном романе, действие которого происходит в прошлом», — сказал он немецкой газете Frankfurter Allgemeine Zeitung в интервью в 2006 году.

«Я хотел, чтобы повествование звучало именно так авторитетный историк мог бы показаться, если бы он внезапно сошел с ума ».

На момент публикации Кельманну было всего 30 лет, но это привело его в лигу одного из самых читаемых немецких авторов современной литературы.Книга побила рекорды продаж, ранее установленные Бернхардом Шлинком The Reader и Патриком Зюскиндом Perfume .

Даниэль Кельманн: Измерение мира , Quercus / Riverrun (немецкое название: Die Vermessung der Welt , 2005). Английский перевод: Кэрол Браун Джейнвей.

Даниэль Кельманн родился в Мюнхене в 1975 году. Он переехал в Вену со своими родителями, когда ему было шесть лет. Позже он продолжил там изучение немецкой литературы и философии.Его первый роман был опубликован в Германии в 1997 году. Его первым английским переводом был его бестселлер 2005 года « Измерение мира », который был адаптирован на 40 языков и является одной из самых успешных немецких книг со времен окончания Второй мировой войны. . Кельманн написал свой последний роман в 2017 году. Он живет в Вене и Берлине.

ИЗМЕРЕНИЯ МИРА | Kirkus Обзоры

от Хизер Моррис ‧ ДАТА ВЫПУСКА: сентябрь.4, 2018

Невероятная история любви, действие которой происходит среди ужасов нацистского лагеря смерти.

Основанный на реальных людях и событиях, этот дебютный роман повествует о Лале Соколове, молодом словацком евреи, отправленном в Освенцим в 1942 году. Там он берет на себя отвратительную задачу татуировать приходящих еврейских заключенных бесчеловечными числами, которые их похитители используют для их идентификации.Когда Татовиерер, как его называют, встречает 17-летнюю заключенную Гиту Фурман, он сразу же поражается. В конце концов влечение становится взаимным. Лале показывает себя оператором, одновременно хитрым и храбрым: как Татовиерер, он получает особые привилегии и умудряется переправлять еду голодным заключенным. Через заключенных-женщин, которые каталогизируют вещи, конфискованные у сокамерников, Лале получает доступ к драгоценностям, которые он продает паре местных жителей на шоколад, лекарства и другие предметы.Между тем, несмотря на огромные разногласия, Лале и Гита время от времени могут встречаться наедине и становиться любовниками. В 1944 году, незадолго до прибытия русских войск, Лале и Гита по отдельности покидают концлагерь и сталкиваются с мучительно близкими вызовами. Достаточно сказать, что они оба выжили. К ее чести, автор не уклоняется от описания развращенности СС в Освенциме и невообразимых страданий их жертв — здесь нет явных уклонений, как в Мальчик в полосатой пижаме .Ей также удается поднять, если не исследовать, некоторые более сложные вопросы — вина тех евреев, как татуировщик, которые выжили, выполняя приказы нацистов, в некотором смысле предав своих собратьев-евреев; и соучастие тех неевреев, как словаки в родном городе Лале, которые не пришли на помощь своим осажденным соотечественникам.

Письмо просто полезно, и нельзя не пожалеть, что автор нашла способ представить свой материал как научную литературу.Тем не менее, это мощная, мучительная история, от которой трудно избавиться.

Дата публикации: 4 сентября 2018 г.

ISBN: 978-0-06-279715-5

Количество страниц: 272

Издатель: Harper / HarperCollins

Обзор Опубликовано онлайн: 17 июля 2018 г.

Обзоры Киркуса Выпуск: авг.1, 2018

Поделитесь своим мнением об этой книге

Вам понравилась эта книга?

Измерение мира — Даниэль Кельманн

A Литературный салон и Сайт обзора. Пытаемся удовлетворить все ваши потребности в предварительном просмотре и рецензировании книг. , чтобы написать нам: поддержать сайт купите нам книги! список желаний Amazon

полный обзор — фантастика Измерение мира по Даниэль Кельманн общая информация | резюме обзоров | наш обзор | ссылки | об авторе Немецкое название: Die Vermessung der Welt Перевод Кэрол Браун Джейнвей Измерение мира По фильму «» был снят фильм режиссера Детлева Бака в 2012 году. — Вернуться к началу страницы — Наша оценка: A-: увлекательный интеллектуально-исторический роман См. Наш обзор для более полной оценки. Обзорные обзоры Источник Рейтинг Дата Рецензент Возраст . 13.04.2007 Джудит Армстронг Американский ученый . 5-6 / 2007 Кен Алдер Книжный форум . 01.12.2007 Тесс Льюис Entertainment Weekly A- 13.01.2006 Ук Ким Le Figaro . 02.08.2007 Астрид Элиард FAZ A + 22.10.2005 Хуберт Шпигель Франкфуртер Рундшау A + 28.09.2005 Мартин Людке Гардиан . 14.04.2007 Джайлс Фоден Независимо в воскресенье A + 29.04.2007 Мэрроу О’Брайен The LA Times A 11.01.2006 Тим Руттен Нация A 30.04.2007 Марк М.Андерсон Neue Zürcher Zeitung . 18.10.2005 Мартин Крамбхольц The NY Sun . 15.11.2006 Бенджамин Литал The NY Times Book Rev. A- 11.05.2006 Том Леклер Наблюдатель . 1/4/2007 Ян Битлстоун Rheinischer Merkur A 17.11.2005 Генриетта Эргерштейн Хроники Сан-Франциско B 11.12.2006 Аарон Бритт Шотландец . 14.04.2007 Том Леклер Sydney Morning Herald . 04.06.2007 Никола Уокер Телеграф A 15.04.2007 Кейт Чисхолм Телеграф A + 15.04.2007 Дэниел Джонсон The Times . 01/14/2007 Ян Бранскилл The Washington Post . 26.11.2006 Рон Чарльз Die Welt . 15.10.2005 Тильман Краузе Die Zeit . 13.10.2005 Хуберт Винкельс Консенсус по обзору: Приятно, и некоторые думают, что это великолепно Из обзоров: «Поспешный перевод — частая проблема издателей, стремящихся поймать волну бестселлеров из других источников, но, к счастью, даже неуклюжие предложения не могут испортить восхищение невероятно приятным пятым романом молодого Кельмана.»- Джудит Армстронг, The Age «Вокруг этой странной пары Кельманн построил чудесный роман, кривое размышление о том, что, поскольку существует более одного способа измерения мира, существует более одного способа создать его заново. (…) Будучи знаменосным историком науки, я обязан отметить, что в книге есть множество незначительных отклонений от исторических данных. Однако я рад сообщить, что Кельманн сохраняет скрупулезную творческую верность своим персонажам и их эпохе.В результате его роман представляет собой размышление о творчестве не только в науке, но и в любых человеческих начинаниях », — Кен Алдер, американский ученый. «Кельманн представляет очаровательную историческую игру с привидениями, каннибалами, крылатыми собаками, проститутками и некоторыми злополучными политическими интригами, ни одна из которых не уводит Гаусса или Гумбольдта надолго от их общей страсти: науки. Тем не менее, поскольку это немец. Роман, достойный своего названия, нас также интересуют размышления на такие темы, как старение и что значит быть немцем.»- Тесс Льюис, Книжный форум «Избегая угнетающей морали, которая определяет современную немецкую литературу (см .: Грасс, Гюнтер и Белль, Генрих), 31-летний автор выковывает хитрый стиль прозы, сформированный огнем человеческой природы и наковальней логики: Это магический реализм, отточенный до явно тевтонского уровня точности ». — Ук Ким, Entertainment Weekly «Ce jeune écrivain, dont on dit qu’il est un prodige, a le toupet de nous faire rire avec un sujet on ne peut plus sérieux et érudit.Il aime trop ses personnages pour s’en moquer, alors il s’amuse de leurs travers, et de leur surdité à un monde qu’ils ne cessent d’ausculter. «- Астрид Элиард, Le Figaro «Daß man von diesem Roman auf eine so subtile ,lligente und witzige Weise unterhalten wird, wie man es in der deutschsprachigen Literatur kaum einmal erlebt, ist dabei nur einer der vielen Vorzge dieses in jeder Henswermann Bumerk». Spiegel, Frankfurter Allgemeine Zeitung «Aus diesem eher trockenen Stoff entsteht, und zwar buchstäblich, ein Abenteuerroman.Nur spielt er, gleichermaßen spannend, auf höchst unterschiedlichem Gelände. (…) Dabei hütet sich Kehlmann, zu deuten. Er erzählt. Er kann das. Er zielt nie auf die Pointe, doch behält er stets den Blick fr die Komik einer Situation. (…) Es bleibt ein aktuelles Buch, das mit Historischem Personal agiert. (…) Die Vermessung der Welt , einer der Höhepunkte dieses Bücherherbstes, ist nicht nur ein schönes, packendes und spannendes, es ist auch ein großes Buch geworden: das Alterswerk eines jungen Schriftsteller Strength, ein genia.»- Мартин Людке, Frankfurter Rundschau «Кельманн очаровывает современного романиста территориальной политикой и поэтикой пространства. (…) Измерение силы мира тем более остро, потому что он использует в этом пространственном повороте чувство истории в процессе, которое ключ к лучшим историческим романам ». — Джайлс Фоден, The Guardian «Это шедевр на многих уровнях. В его любовном изображении двух мужчин, к которым в лучшем случае можно было бы испытывать сердечную неприязнь в любом социальном контексте; в превосходном использовании диалога, жесткого, тонкого и полуотчетного; в его преследующие и болезненные описания душевных и физических страданий; в подлинности его второстепенных персонажей.Это заставляет вас улыбаться, грустить и думать ». — Мерро О’Брайен, Independent on Sunday. «(A) Диктивно читаемый, искренне и глубоко забавный. Имейте это в виду, потому что на первый взгляд сюжет и персонажи Кельманна могут показаться немного устрашающими. (…) Измерение мира — это мастерски реализованный, замечательный занимательный и глубоко удовлетворяющий роман «. — Тим Руттен, The Los Angeles Times «Кто бы мог подумать, что такой благородный материал может стать средством для комедии? Но в игривых руках Кельманна отсутствие юмора в немецком классицизме становится юмористическим.(…) Если бы Кельманн не был таким умным, он мог бы совершить ошибку, приняв себя слишком серьезно. (…) « Измерение мира» «» — не совсем шедевр: хотя и забавный, его персонажи не полностью развиты, кроме сатиры, чтобы стать впечатляющим. И американские читатели могут не уловить всех немецких шуток, которые подпитывают юмор в оригинале; английский перевод часто бывает слишком элегантным и упускает забавную неестественность «классического» немецкого Гумбольдта. Но Кельманн обладает даром рассказчика легкости, который редко встречается в любой стране, не только в Германии.»- Марк М. Андерсон, The Nation «Mit fast dokumentarischer Akribie und viel Sinn für hübsche Erfindungen entfaltet der 30-jährige Autor die beiden parallellen Erzählstränge, die er am Anfang und am Ende miteinander verherknüpft. (…) Blick konventionellen und dabei doch hochartifiziellen Erzählkunst. Das beginnt schon damit, dass er konsequent auf die direkte Rede verzichtet und sie durch die indirekte ersetzt.Der Autor zeigt nicht vor, wasst sondern stilisiert. «- Мартин Крумбхольц, Neue Zürcher Zeitung « Измерение мира» «не хватает сатирической строгости Бувара и Пекюше, потому что, хотя и комична, она ничего не высмеивает; более того, она принимает сентиментальный взгляд на науку. Мы настоятельно рекомендуем World . Это световая книга, которая заставляет вас чувствовать себя умным ». — Бенджамин Литал, The New York Sun «Думайте о методе Кельмана как о параллаксе, с помощью которого мы можем ясно наблюдать альтернативные формы измерения мира, включая его собственную вымышленную форму.(…) Если Гумбольдт и Гаусс иногда бывают мультяшными, то это творения очень умного и ловкого художника. И тот, кто демонстрирует в своих заключительных главах, что он может измерить беды слабых тел и неустойчивых умов, — немалое достижение для мужчины 31 года », — Том Леклер, The New York Times «Между тем, Гаусс за несколько лет до этого осознал, что« все параллельные линии встречаются ». Это философский стержень обманчиво умного романа — заниженного и смело амбициозного по своему охвату». — Ян Битлстоун, The Observer «Sein mit großer Meisterschaft, Phantasie und Sinn für Komik erzählter Historischer Roman entdeckt die Lebenswelt seiner Epoche und zugleich ihre naturwissenschaftlichen und technischen Entwicklungen.»Kehlmann versteht es, groe Spannung zu erzeugen und den Leser zu fesseln »- Генриетта Эргерштейн, Rheinischer Merkur «(B) резкий, иногда очаровательный и в конечном итоге несущественный (…..) Кельманн — способный баснописец, хотя, играя причудливым тоном, он доит для нежной комедии. Однако ему не удается найти в своей истории большую глубину … с афористическим ламой — не лишены достоинств, но то, что Измерение мира составляет, в лучшем случае, беглое развлечение.»- Аарон Бритт, San Francisco Chronicle «Несмотря на всю интеллектуальную тяжесть обсуждаемых вопросов, Кельманн обладает постоянной быстротой темпа и легкостью прикосновений. (…) Если Гумбольдт и Гаусс иногда бывают карикатурными, они — творения очень умного, ловкого художника. , тот, кто демонстрирует в своих заключительных главах, что он может измерить горе слабых тел и неустойчивых умов, немалое достижение для мужчины, которому всего 31 год ». — Том Леклер, шотландец «Этот тон отличает« Измерение мира »от многих других исторических произведений, потому что Кельманн не только вдыхает жизнь в этих персонажей, но и придает им очаровательный пафос.»- Никола Уокер, Sydney Morning Herald «Если роман как форма литературы призван помочь нам увидеть мир через другие линзы, то Измерение мира — это ослепительный успех (…) (T) вот энергия и энтузиазм в этой книге это так освежает и соответствует духу того времени, в котором жили Гумбольдт и Гаусс, когда так много еще оставалось исследовать и классифицировать ». — Кейт Чизхолм, The Telegraph «(T) его очень умный роман заслуживает успеха.Кельманн использует эпизод интеллектуальной истории — встречу между великим математиком Карлом Фридрихом Гауссом и исследователем-энциклопедистом Латинской Америки Александром фон Гумбольдтом — чтобы заново изобрести этот самый немецкий жанр: роман идей. Как величайший специалист в области искусства Томас Манн, Кельманн — мастер иронии, ловко ниспровергая ожидания читателя », — Дэниел Джонсон, The Telegraph «Он исследует их эпохи, понимание себя и мира, и рассматривает, как оно могло отличаться (или нет) от нашего собственного.Расстояние между прошлым и настоящим — это богатый источник иронии, смешанной с юмором, а иногда и с волнующим эффектом », — Ян Бранскилл, The Times «Это похоже на то, что нужно напечатать на миллиметровой бумаге, но на самом деле это больше глупо, чем глупо, и смех почти заглушает напряжение отчаяния, скрывающееся за историей». — Рон Чарльз, The Washington Post «(D) ieses originelle, aber bisweilen sehr gesucht wirkende Buch. Kehlmann ist ein sicherer, auch witziger Erzähler, der sich entschlossen hat, statt des gewohnten historyischen Breitwandspektakels gesuchtakels einchulenspektakels.Das ist löblich. Und von Kleinigkeiten abgesehen, ist sein Epochenbild der deutschen Aufklärung zumindest in den Faktentimmig und gründlich recherchiert. Eine gerechte Sicht auf zwei ihrer Hauptvertreter darf man freilich nicht erwarten. Eher einen Bubenstreich. «- Тильман Краузе, Die Welt «Hier hat der Erzähler zweifellos die Qual der Auswahl, der Reduktion, der Zuspitzung. Und die sind Daniel Kehlmann durchaus gelungen, eben weil er, selten für einen intellektuell überbordenenstauser, sich sich stillektuell überbordenis Autor, sich sich stillektuell überbordenis Autor, sich sich stillektuell überbordenis Autor, sich sich stillektuell überbordenis Autor, sich sich stilark Szenen, jeder Verführung zur & Uuuml; bersteigerung mit schnellen, vorwärts drängenden Perioden begegnend, manchmal etwas hastig, andererseits diskret distanzierend, indem er auf jede wrtliche Rede verzichtet.(…) Doch so ist es nur eine lehrreiche Doppelbiografie geworden. Das ist schon etwas, doch zu wenig für die Fähigkeiten Daniel Kehlmanns »- Хуберт Винкельс, Die Zeit Цитаты: «Итак, это редкая жемчужина романа, одновременно виртуозное развлечение и трогательный двойной портрет двух странных умов, которые выковали наш калиброванный, рассчитанный мир». — Бойд Тонкин, The Independent (20 апреля 2007 г.) Обратите внимание, что эти рейтинги представляют собой исключительно предвзятую интерпретацию полного обзора и субъективное мнение о фактических обзорах и не претендуют на то, чтобы точно отражать или представлять точку зрения рецензентов.Подобным образом, иллюстративные цитаты, выбранные здесь, — это просто те цитаты, которые, по субъективному мнению, представляют собой суть и суждение обзора в целом. Мы признаем (а также напоминаем и предупреждаем вас), что они могут фактически не отражать фактические отзывы по каким-либо иным причинам. — Вернуться к началу страницы — Полный обзор Обзор : «Измерение мира» «» — это роман двух великих немецких умов, математика Карла Гаусса и исследователя Александра фон Гумбольдта.В чередующихся главах (с некоторым совпадением) Кельманн рассказывает свои жизненные истории, два очень разных подхода к изучению мира того времени, один, Гаус, видит мало физического мира, но многое видит своим мысленным взором (а также исследует земной шар). невидимое магнитное поле, игра одиночного терпения), другой путешествует вдоль и поперек, пытаясь понять и увидеть как можно больше физического мира. Роман начинается относительно поздно в их жизни, когда они пересекаются, Гаус очень неохотно едет в Берлин, чтобы принять участие в научном конгрессе по указанию Гумбольдта.Затем книга возвращается к их совершенно разным истокам: Гаусс происходит из бедных обстоятельств, но его гений очевиден с самого начала, Гумбольдт родился в знати и с самого начала тренировался для величия (вместе со своим старшим братом). Стиль Кельманна почти схематичен, он предлагает выразительные детали, но оставляет многое для воображения. Он не просматривает биографию медленно, а задерживается только на отрывках (не всегда очевидных) — и многое пропускает. Важное место занимают первые, завоевавшие репутацию успехи каждого из них — « Disquisitiones Arithmeticae » Гаусса и экспедиция Гумбольдта в Южную Америку (а путешествие Гумбольдта охватывает большую часть книги), но в обоих случаях успех также ограничен.Уже на обратном пути из Южной Америки, путешествуя в Мексику и Вашингтон, округ Колумбия, Гумбольдт весело окружен массами почти на каждом этапе пути — как он будет снова, когда он, наконец, поедет в Россию ближе к концу книги, тщетная попытка собирать знания, поскольку он поражен собственной знаменитостью. Гений Гаусс почти считает свои таланты само собой разумеющимся и очень неохотно решает полностью посвятить себя математике — он был так же искушен посвятить себя классике (желая написать комментарий Энеида …) — а затем обнаружил, что, хотя он все еще намного превосходит все вокруг него, его разум не остается таким живым, как он когда-то считал само собой разумеющимся. Оба человека — острова (чему способствовало украшение от Кельмана), живущие в собственных мирах, одержимые получением знаний и готовые сделать немало для достижения своих целей. Каждый по-своему weltfremd , причем Гаусс не слишком социальное существо и в лучшем случае послушный семьянин (хотя и предан любимой проститутке), а не тот, кто терпеливо относится ко многим социальным условностям и, конечно же, не для извращения.Между тем Гумбольдт по большей части не обращает внимания на других. Эти две черты катастрофически сталкиваются, когда приходит время вытащить сына Гаусса из тюрьмы (путем подкупа чиновника), математик не может подавить его резкость, в то время как исследователь не может представить себе идею, что хороший прусский чиновник попросит подкуп. Измерение мира «» — это роман о приключениях, и, пожалуй, наиболее успешный в том, что Кельманн умело сочетает приключения разума с реальным опытом.Южноамериканская экспедиция Гумбольдта увлекательна: Кельманн предлагает множество красочных деталей и встреч, но это не достоверный исторический отчет. Кельманн больше озабочен персонажами, чем их наследием, очарован их одержимостью и тем, что они готовы делать для достижения своих целей, а также двумя великими умами в работе, умами, способными на удивительные, но в то же время склонными к великому. глупо и неприятно. Гумбольдт и Гаус на этих страницах удивительно живы: возможно, это не точные портреты этих исторических личностей, но это великие вымышленные персонажи. Измерение мира — это умно, но очень легко относится к своим знаниям. Он полон хитрого юмора (персонажи ему поддаются) и никогда не воспринимает себя слишком серьезно. И прикосновение Кельмана, как и в его более ранней прозе, остается удивительно легким: это легкое повествование, которое делает книгу обманчиво простой, но содержащей ошеломляюще много. Очень хорошее развлечение. — Вернуться к началу страницы — Ссылки: Измерение мира : Отзывы : Измерение мира — фильм : Карл Фридрих Гаусс : Александр фон Гумбольдт : Даниэль Кельманн : Другие книги Даниэля Кельмана на рецензии : Другие интересующие книги, находящиеся на рассмотрении : — Вернуться к началу страницы — Об авторе: Даниэль Кельманн родился в Мюнхене в 1975 году. Related Posts Свекла в прикорме: с какого возраста можно давать ребенку и как правильно вводить Можно ли капать в нос хлорид натрия детям: инструкция, дозировка, побочные эффекты Можно ли использовать грелку при цистите во время беременности: мифы и реальность Post A Comment Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт