Их нравы первое правило виноделов: Их нравы на НТВ — смотреть онлайн видео всех выпусков от Liveam.tv

Содержание

Джон Ирвинг «Правила виноделов»

“Согласно д ру Кедру, лагерь лесорубов «Облачный» стал Сент Облаком «благодаря пристрастию ревностных католиков, населявших глухие углы штата, цеплять эту приставку к любому названию, как будто она могла облагородить самое мерзопакостное место»”. Доктор Уилбур Кедр – царь и бог этого места. Он помогает женщинам, которые по тем или иным причинам не могут позволить себе иметь ребенка: либо делает аборты (тогда – в 20-е годы – запрещенные в США), либо оставляет новорожденных детей, “принцев Мэна, королей Новой Англии”, в приюте.

Гомер Бур – любимый воспитанник и ученик доктора Кедра. Однако он покидает его – уезжает работать в яблоневом саду фирмы “Океанские дали”. Он подружится с сыном хозяев, Уолли Уоррингтоном, и… влюбится в его невесту Кенди. А когда Уолли отправится на войну… Впрочем, раскрывать все перипетии этой длинной истории я не стану.

“Правила Дома сидра” – семейная сага, но странная ее разновидность.

Семьи как таковой, вопреки аннотации, здесь нет вовсе, зато есть сироты, одинокие мужчины и женщины, нетрадиционные связи, любовные треугольники… Все это обильно полито сиропом: это самый сентиментальный роман Ирвинга. Но и самый циничный – такое обилие физиологических подробностей (в основном медицинско-гинекологического характера) вы вряд ли где еще встретите. Кроме учебника по акушерству и гинекологии, разумеется.

Это не Диккенс, скорее пародия на него. Или несерьезный Апдайк, если хотите. Впрочем, как и в “Мире глазами Гарпа”, цинизм не убивает в Ирвинге человечности. Может, отсюда передозировка сиропа: постоянное “я тебя люблю” самых разных героев друг к другу, их мучительные размышления о природе любви… “Не презирай компромисса, путь служения людям не всегда выбираешь сам. Ты говоришь, что любишь ее. Так служи ей. Возможно, ты видишь это служение не так, как она. Но если ты ее действительно любишь, дай ей то, что ей больше всего сейчас нужно, не ставя никаких условий.

И не жди за это награды,” – совсем не по-ирвинговски пишет пожилой доктор Кедр своему воспитаннику…

Джон Ирвинг, Правила виноделов – читать онлайн полностью – ЛитРес

John Irving

THE CIDER HOUSE RULES

Copyright © 1985 by Garp Enterprises, Ltd.

All rights reserved

© М. Литвинова, перевод, послесловие, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство Иностранка®

* * *

Традиционные устои – не то, что моральные принципы, уверенность в своей непогрешимости, не религиозность. Критиковать одно вовсе не значит нападать на другое.

Шарлотта Бронте. 1847 г.

В рабочем порядке аборт можно определить как прерывание беременности на стадии нежизнеспособности плода.

Доктор медицинских наук
Г. Дж. Болдт. 1906 г.

Глава первая
Усыновленный Сент-Облаком

В больнице при отделении мальчиков сиротского приюта, что в Сент-Облаке, штат Мэн, работало всего две медсестры: среди прочих обязанностей им было предписано давать имена новорожденным и следить за тем, чтобы их крохотные пенисы хорошо заживали после обязательного обрезания. В те дни (1920-е годы) все мальчики, появившиеся в Сент-Облаке, подвергались обрезанию, поскольку приютский врач в Первую мировую войну немало намучился (по разным причинам) с необрезанными солдатами. Этот врач, по совместительству заведовавший отделением мальчиков, особой религиозностью не отличался: для него обрезание было не обрядом, а чисто медицинской операцией, проводимой в гигиенических целях. Звали его доктор Уилбур Кедр, и, хотя от него всегда исходил легчайший запах эфира, одна из сестер, думая о нем, нет-нет и вспоминала твердую, долговечную древесину хвойного дерева, имеющего то же название. Что касается имени Уилбур, она его терпеть не могла; самая мысль, что столь идиотское сочетание звуков приходится произносить вместе с такой солидной фамилией, казалась ей оскорбительной.

Другая медсестра пребывала в уверенности, что влюблена в доктора Кедра. И когда была ее очередь давать имя младенцу, она частенько нарекала его Джоном Кедром, или Джоном Уилбуром (ее отца звали Джон), или еще Уилбуром Уолшем (Уолш – девичья фамилия матери). Несмотря на чувства, питаемые к доктору Кедру, его фамилия всегда оставалась для нее только фамилией, не вызывая никаких древесных ассоциаций. Ей имя Уилбур нравилось – такое удобное, делай что хочешь – хоть имя, хоть фамилию. Когда же «Джон» ей надоедал или вторая медсестра пробирала ее за скудость воображения, пределом ее изобретательности были Роберт Кедр или Джек Уилбур, ей было, по-видимому, невдомек, что Джек – ласкательное от Джона.

Если бы наш герой получил свое имя от этой романтической дурочки, он, скорее всего, был бы Кедр или Уилбур в сочетании с Джоном или Робертом, что уж совсем было бы скучно. Но в тот раз имена давала другая сестра, и он стал Гомером Буром.

Отец этой медсестры занимался бурением колодцев – делом честным, нелегким, требующим терпения и точности, – и, по ее убеждению, обладал всеми перечисленными качествами, что придавало слову «бурение» серьезный, глубокий, даже фундаментальный смысл. А Гомером звали одного из бесчисленных котов, живших в ее семье. Эта медсестра – все звали ее сестра Анджела, редко повторялась, давая имена своим подопечным; зато бедняжка сестра Эдна умудрилась создать трех Джонов Уилбуров и даже двух Джонов Кедров Третьих. Сестра Анджела хранила в памяти неисчерпаемый запас полезных и звучных слов, которые с успехом использовала в качестве фамилий, взять хотя бы Мейпл, Филдз, Бук, Хилл, Нот, Дей, Уотерс (и это лишь малая часть), и чуть менее внушительный список имен, почерпнутый из семейных анналов: часть из них принадлежала близким и дальним родственникам, остальные – покойным и здравствующим четвероногим любимцам (Феликс, Фаззи, Дымка, Кудри, Джо, Лужок, Эд и т. д.).

Разумеется, большинство сирот недолго носили придуманные сестрами имена. Мальчикам было легче подыскать семью еще в младенческом возрасте, и многие не только не знали полученного при рождении имени, но не помнили даже сестер Анджелу и Эдну – первых женщин, заботившихся о них в этом мире. Более того, доктор Кедр строго придерживался правила не сообщать приемным родителям любовно придуманное имя. В Сент-Облаке считалось, что ребенок, покинув приют, начинает новую жизнь; и все-таки, если мальчик задерживался в приюте, сестре Анджеле и сестре Эдне, да и самому доктору Кедру было нелегко смириться, что их Джон Уилбур или Джон Кедр (а также Хилл, Кудри, Мейпл, Джо, Нот или Дымка Уотерс) будет всю жизнь зваться как-то иначе.

А вот Гомер сумел-таки сохранить данное ему при рождении имя; он столько раз возвращался в Сент-Облако после неудачных усыновлений, что работники приюта не устояли перед его очевидной целеустремленностью и приют стал для него отчим домом. Нелегко было на это пойти, но сестра Анджела, сестра Эдна и в конце концов сам доктор Кедр были вынуждены согласиться, что Гомер Бур неотторжим от Сент-Облака. И оставили всякие попытки подыскать упрямцу семью.

Сестра Анджела, обожавшая кошек и сирот, заметила однажды, что Гомер Бур, должно быть, очень полюбил придуманное ею имя, раз так упорно боролся за право его носить.

Городок Сент-Облако, что в штате Мэн, почти весь девятнадцатый век был лагерем лесорубов. Лагерь с годами превратился в поселок, выросший вокруг лесопильного завода, который был построен в речной долине на ровной местности, что облегчало прокладку первых дорог и транспортировку тяжелого оборудования. Первыми поселенцами были франкоканадцы – лесорубы, пильщики и вальщики леса, затем появились трелевщики, сплавщики, за ними проститутки, бродяги, грабители, и наконец была построена церковь. Первоначально лагерь просто называли «Облачный», потому что стоял в низине и облака над ним подолгу не рассеивались. По утрам над бурной рекой висел густой туман; а в трех милях вверх по течению ревели пороги, и воздух в окрестностях, включая поселок, был насыщен водяной пылью. Когда сюда пришли первые лесорубы, безжалостному истреблению леса мешали единственно несметные полчища комаров и другой мошкары; эти исчадия ада предпочитали густые туманы безветренных долин внутренних районов Мэна морозному воздуху гор и яркому солнцу океанского побережья.

Доктор Кедр был не только врач и заведующий отделением мальчиков (он и основал этот приют), но взял еще на себя обязанности летописца Сент-Облака. Согласно доктору Кедру, лагерь лесорубов «Облачный» стал Сент-Облаком «благодаря пристрастию ревностных католиков, населявших глухие углы штата, цеплять эту приставку к любому названию, как будто она могла облагородить самое мерзопакостное место». К этому времени (спустя полвека после прихода первых лесорубов) лагерь уже превратился в поселок при лесопильном заводе. Лес вокруг на многие мили был вырублен, бревна больше не загромождали реку, исчезли хижины, где ютились изувеченные лесорубы – придавленные деревом или упавшие с него; теперь взор привлекали высокие аккуратные штабеля свежераспиленных досок, сохнущих под неярким затуманенным солнцем. Весь поселок был припорошен опилками и древесной пылью, зачастую невидимой невооруженным глазом, но дающей о себе знать астматическим свистом, чихом и свербящими носами жителей. На смену синякам и переломам пришли порезы, швы, шрамы; местные страстотерпцы гордо демонстрировали глубокие раны (а иногда отсутствие частей тела), нанесенные острыми зубьями пил. Пронзительный вой пилорам был столь же присущ Сент-Облаку, как туманы, испарения, влажность, изнуряющие население внутренних районов Мэна в долгие, холодные, со снегопадами зимы и делающие невыносимой удушливую жару лета, когда единственное облегчение приносили редкие ливни с грозами.

Весны в этой части Мэна не бывало вовсе, если не считать той поры марта – апреля, когда тает снег и все тонет в непролазной грязи. Весной жизнь в городе замирала; тяжелые грузовозы стоят, из дому не выйдешь, вздувшаяся от талого снега река мчится вниз как угорелая, так что и водный путь отрезан. Весна в Сент-Облаке приносила беду: пьянство, драки, изнасилования, самоубийства. Только у проституток горячая пора; щедрый весенний посев давал богатые всходы, и приют в Сент-Облаке работал без простоев.

Ну а осень? В ежедневной хронике приютских событий доктор Кедр коснулся и осени. Все его записи, кроме тех, что начинались словами «Здесь, в Сент-Облаке», предварялись вступительной фразой: «В других местах на земле…»

«В других местах на земле, – писал доктор Кедр, – осень – пора урожая. Осенью пожинают плоды весенне-летних трудов, запасаясь провиантом на долгий зимний сон природы. Здесь, в Сент-Облаке, осень длится всего пять минут».

Впрочем, какого еще климата ожидать от места, где сам собой вырос сиротский приют? Можно ли вообразить подобное заведение вблизи фешенебельных курортов? Откуда взяться сиротам в земле, текущей млеком и медом?

Ведя дневник, доктор Кедр демонстративно экономил бумагу. Писал мелким, убористым почерком на обеих сторонах листа. И конечно, не оставлял полей. «Здесь, в Сент-Облаке, – писал он, – кто, думаете, главный враг мэнских лесов? Кто тот негодяй, что плодит никому не нужных детей, загромождает реку топляком, превращает плодородные долины в пустыню, изъеденную половодьем? Угадайте, кто этот ненасытный губитель лесорубов с просмоленными руками и раздробленными пальцами, пильщиков – рабов лесопильни, чьи ладони высохли и растрескались, а от пальцев осталось одно воспоминание? И почему этот обжора требует все больше и больше леса?»

Этим главным врагом была для доктора Кедра бумага, а если точнее, бумажная компания «Рамзес». На доски леса всегда хватит, рассуждал доктор Кедр, а вот аппетит компании «Рамзес» неутолим, деревьев на нее не напасешься, особенно если не делать новых посадок. И в конце концов долина вокруг Сент-Облака совсем оголилась; там и сям полез из земли подлесок – низкорослые сосны и осинник, бесполезный, как осока; начиная от Порогов-на-третьей-миле и кончая Сент-Облаком, красного леса не осталось и в помине. Сплавлять было нечего, и компания «Рамзес», бумажный флагман Мэна, на пороге двадцатого века закрыла лесопильню, склад пиломатериалов и отправилась вниз по реке губить леса дальше.

 

Что же после нее осталось? Та же дрянная погода, опилки, израненные берега – огромные стволы сплавляемого леса, ударяясь о них, разрушали почву; брошенные строения – лесопильный завод с провалами пустых окон, гостиница-бордель с танцзалом на первом этаже и помещением для игры в бинго на втором, выходящем на реку, несколько бревенчатых домов и католическая церковь для канадских лесорубов, новенькая, опрятная, словно и не действовала все прошедшие годы. Впрочем, где ей было тягаться с борделем, танцзалом или даже игрой в бинго. Доктор Кедр у себя в дневнике писал: «В других местах на земле играют в покер, теннис. А здесь, в Сент-Облаке, – в бинго».

Куда же девались обитатели Сент-Облака? Все, кто работал на компанию, переехали вместе с ней вниз по реке. Но место совсем не вымерло, остались проститутки с детьми – немолодые и не слишком привлекательные. Приют церкви, не избалованный вниманием прихожан, тоже покинул Сент-Облако в кильватере компании «Рамзес». Надо же кому-то спасать человеческие души!

В «Краткой летописи Сент-Облака» (как назывался дневник) доктор Кедр документально засвидетельствовал, что по крайней мере одна из местных проституток умела читать и писать. С последней баржей, уплывающей вместе с компанией «Рамзес» в цивилизованное будущее, эта грамотея отправила письмо по адресу: «Чиновнику штата Мэн, отвечающему за сирот!»

Письмо, как ни странно, дошло до чиновника, отвечающего за сирот. Оно двигалось по инстанциям благодаря не столько «диковинности содержания», как писал доктор Кедр, сколько отчаянной мольбе о помощи. И в конце концов попало в совет здравоохранения штата Мэн. Письмо никому не ведомой проститутки подсунули, как наживку, самому младшему члену совета – «птенцу, только что выпорхнувшему из гнезда, то бишь из Гарвардской медицинской школы» (как сам себя назвал доктор Кедр). Коллеги по совету считали его безнадежно наивным либералом и демократом. В письме говорилось: «В Сент-Облаке должен быть чертов доктор, чертова школа, чертов полицейский со своим чертовым законом, потому что все чертовы мужики (их и раньше было немного) отсюда смотались и бросили беспомощных женщин и сирот на произвол судьбы!»

Председатель совета был старый, отошедший от дел врач, который искренне полагал, что из всех двуногих существ в мире только он и президент Тедди Рузвельт были сделаны не бананом.

– Почему бы вам не заглянуть в эту дыру, а, Кедр? – обратился он к молодому коллеге, не подозревая, что эта полупросьба-полуприказ очень скоро обернется для совета созданием штатного сиротского приюта. И что придет день, когда придется раскошелиться и федеральным властям. Но и этого будет мало, и взоры попечителей обратятся к менее надежным источникам финансирования – частным благотворителям.

Как бы то ни было, в 1900-е годы, когда двадцатый век, такой еще юный и многообещающий, начал свое победное шествие по планете (коснувшись и внутренних районов штата Мэн), доктор Кедр приступил к врачеванию застарелых пороков Сент-Облака. Эта работа была как будто специально создана для него. За почти двадцатилетний срок доктор лишь однажды покинул приют – когда началась Первая мировая война. Но вряд ли на войне он был более полезен. В самом деле, кому еще можно было поручить исправление зла, причиненного бумажной компанией «Рамзес», как не человеку, носящему имя дерева, неподвластного воздействию времени? У себя в дневнике, в самом его начале, доктор Кедр писал: «Есть ли на свете более подходящее место для самоусовершенствования и борьбы с окружающим злом? Зло здесь не просто цветет пышным цветом. Можно сказать, оно почти что восторжествовало».

В 192… году, когда новорожденный Гомер Бур лишился крайней плоти и получил столь звучное имя, сестра Эдна (та, что была влюблена) и сестра Анджела (та, что не была) вместе придумали для основателя приюта – прекрасного врача, местного летописца, героя войны (имевшего боевые награды) и заведующего отделением мальчиков – вполне подходящее прозвище. Они назвали его Святой Кедр. В самом деле, почему бы и нет? Это он, силой своего авторитета, насовсем оставил в Сент-Облаке Гомера Бура, ибо во всем, что касалось приюта, он был непререкаемый авторитет. Святой Кедр умудрился – и это в двадцатом веке! – найти место в жизни, где он действительно был полезен. А уразумев, что от Гомера никуда не деться, начал и его воспитывать по собственному образу и подобию.

«Так вот, Гомер, – сказал он, приняв то историческое решение, – надеюсь, ты будешь приносить пользу».

А Гомер, сколько себя помнил, всегда старался приносить пользу. По-видимому, это было свойство его характера. Его первые названые родители вернули его в Сент-Облако, решив, что с ребенком что-то неладно: он никогда не плакал. Проснутся ночью, жаловались они, а в доме ни звука. Но ведь они завели младенца, чтобы избавиться от тишины! Они опрометью бросались в детскую: уж не умер ли он? А Гомер тихонько лежал, жевал губки беззубыми деснами, гримасничал, и все. Новоиспеченные родители воображали, что он часами лежит так – мокрый, голодный – и молча терпит. Явно ненормальное явление!

Доктор Кедр пытался втолковать им, что дети в Сент-Облаке скоро привыкают сами справляться с трудностями. Как ни тряслись над своими питомцами сестры Анджела и Эдна, они физически не могли прийти на помощь каждому плачущему младенцу. И у сирот не было моды орать по ночам. Правда, в глубине души доктор Кедр сознавал, что Гомер и для Сент-Облака исключение – так редко он плакал.

Опыт подсказывал доктору Кедру, что люди, которые могут с такой легкостью отказаться от ребенка, вряд ли способны заменить сироте родителей. Из-за такого пустяка решить, что им подсунули идиота! И он не стал метать бисер перед свиньями. Гомер – крепкий, здоровый младенец, а значит, его ожидает долгий, славный жизненный путь. И он взял малыша обратно.

Вторые родители иным образом реагировали на молчание Гомера, привычку жевать губки и тихонько лежать в постельке. Они принялись его бить и выбили-таки из него нечто подобное детскому плачу. Это его и спасло.

Если раньше он стоически переносил неудобства, то теперь, поняв, что от него ждут слез и воплей, пошел им навстречу – надо же приносить пользу! – и начал закатывать концерты. А поскольку он всегда отличался кротостью нрава, то доктор Кедр, узнав, что младенец из Сент-Облака своим ором нарушает покой Порогов-на-третьей-миле, весьма удивился. К счастью, городок находился по соседству и слухи о горластом младенце распространились недели за две и скоро дошли до сестер Анджелы и Эдны, которые были арбитрами всех толков и пересудов, разнообразящих жизнь окрестных лесных, речных и бумажных городков. Услыхав, что их Гомер не дает жителям Порогов спать по ночам, и сопоставив услышанное с тем, что сами о нем знали, они прямиком двинулись к Святому Кедру.

– Это не мой Гомер! – заявила сестра Анджела.

– Он вообще не способен плакать, Уилбур, – вторила сестра Эдна, не упускавшая случая вслух произнести дорогое имя, за что нередко получала выговор от сестры Анджелы, которая находила в этом неуместную фамильярность.

– Доктор Кедр, – подчеркнуто официально обратилась она к нему, – если Гомер Бур и правда криком и плачем будит Пороги, значит эта семья, куда вы его определили, не иначе как прижигает его тельце сигаретами.

Этого, конечно, не было. Горящие сигареты были пунктиком сестры Анджелы. Она ненавидела табак: торчащая изо рта сигарета пробуждала в ней ужасные воспоминания. Однажды к ее отцу зашел канадский индеец поговорить о колодце. А ее любимец, кастрированный и потому особенно ласковый котик по имени Бэндит – у него была полосатая мордочка, точь-в-точь енот, – прыгнул индейцу на колени, а тот – какой кошмар! – возьми и ткни в его розовый нос горящую сигарету. Сестра Анджела именем этого котика своих подопечных не называла, считала, что имя Бэндит больше подходит девочке.

Так вот, семейство из Порогов не были садистами в общепринятом смысле слова. Немолодой муж, молодая жена и взрослые дети от первого брака жили все вместе. Жена очень хотела ребенка, но не беременела. И тогда родилась идея взять сироту, благо приют рядом. Но тут было одно обстоятельство, о котором семья умолчала. Незадолго перед тем дочь мужа родила вне брака ребенка, ухаживать за ним не умела, и тот без конца плакал. Семье, конечно, это не нравилось, а взрослой дочери надоело слушать попреки, она взяла свое чадо и ушла, оставив записку: «Осточертели ваши стенания. Всего вам хорошего. Надеюсь, скучать не будете».

А они, как ни странно, заскучали. Им стало не хватать милого, орущего младенца и его мамы. И однажды кто-то сказал:

– Хорошо бы у нас в доме опять плакал маленький.

Сказано – сделано, семейство отправилось в Сент-Облако и усыновило грудничка.

И надо же было случиться, что им достался самый тихий младенец. Гомер просто попал не в ту семью. Его молчание их возмутило, даже обидело. И они устроили состязание, кто первый исторгнет из младенца рев, кто заставит его громче и дольше орать.

Первый раз он заплакал от голода. Очень громко кричал от щипков и шлепков, остались, между прочим, и отпечатки зубов. Но сильней всего заливался он от испуга. Семья даже сделала открытие: дети больше всего боятся внезапности. В этом турнире они, как видно, добились блестящих личных успехов, ведь его вопли стали легендой в Порогах, где из-за шума воды вообще трудно что-то расслышать, тем более – чем-то кого-то удивить.

Река на порогах так сильно бурлила, что городок был, как ни прискорбно, идеальным местом для убийств: грохот способен был поглотить не только крик, но и выстрелы, да и с мертвым телом никаких проблем – бросьте труп в бурлящую стремнину, его закрутит и понесет до самого Сент-Облака, что в трех милях вниз по реке. Представляете себе, с какой силой кричал Гомер!

Около года сестра Анджела и сестра Эдна отучали Гомера с плачем просыпаться среди ночи и кричать из-за любого пустяка; скрипнет ли стул, хлопнет ли дверь, войдет кто-нибудь внезапно – Гомер задавал такой рев, что случайный посетитель мог бы подумать: это не приют, а застенок, где детей подвергают немыслимым пыткам.

– Гомер, Гомер, – успокаивал его доктор Кедр, а побагровевший скандалист набирал в легкие воздуха перед очередной руладой, – из-за тебя нас обвинят в человекоубийстве. И еще, чего доброго, закроют!

Сестры Эдна и Анджела, познакомившись с семейством из Порогов, похоже, испытали даже больший шок, чем бедняжка Гомер.

И даже сам Святой Кедр долго не мог прийти в себя. Ведь он лично разговаривал с каждым членом семейства – и так ужасно ошибся! Он встретился с ними еще раз, приехав забрать Гомера.

До конца жизни запомнит доктор Кедр панический страх, исказивший их лица, когда он, ворвавшись к ним, взял малыша на руки. Этот их страх заставил его задуматься над величайшей двойственностью отношения людей к детям, которая навсегда останется для него загадкой: плоть человеческая желает зачать ребенка, а ум зачастую противится. К несчастью, существуют извращенные умы, требующие, чтобы женщина родила ребенка вопреки своему желанию. Во имя чего? Зачем рождать на свет никому не нужных страдальцев?

Ну а тот, кто хочет ребенка, но не может или не умеет о нем заботиться, о чем думает? И всякий раз, размышляя об этом, доктор Кедр вспоминал испуганное до смерти семейство из Порогов-на-третьей-миле и слышал душераздирающие вопли младенца Гомера. Тот, кто видел и слышал нечто подобное, никогда не заставит женщину родить против ее воли. «Никто на свете! – записал в своем дневнике доктор Кедр. – Даже служащие компании „Рамзес“».

Имея хоть каплю здравого смысла, вы бы не стали осуждать аборты в его присутствии. А если бы стали, вам пришлось бы выслушать подробное повествование о шести неделях, проведенных Гомером в Порогах-на-третьей-миле. Именно в разговоре, а не на ученом диспуте. Такие диспуты он вообще отвергал. Он был врач-акушер, но если его просили сделать аборт, он делал, при условии, что операция не грозит здоровью женщины.

Только к четырем годам Гомер избавился от ночных кошмаров, сопровождавшихся такими воплями, что просыпались все обитатели приюта, а одна ночная няня даже уволилась («Второго такого дежурства, – сказала она, – мое сердце не выдержит»). Эти вопли так врезались в память Кедра, что еще много лет слышались ему во сне и он, ворочаясь с боку на бок, бормотал: «Гомер, Гомер, успокойся, все хорошо».

Разумеется, ночью плакали и другие дети, но так громко не плакал никто.

 

– Как будто его живого режут на куски, – говорила сестра Эдна.

– Или прижигают сигаретой, – качала головой сестра Анджела.

Но только Уилбур Кедр знал, какие кошмары мучат по ночам Гомера. «Как будто его подвергают обрезанию, – писал он у себя в дневнике. – Кромсают его маленький пенис кусочек за кусочком».

Третья приемная семья Гомера Бура, которую тоже постигла неудача, как и две предыдущие, обладала такими исключительными достоинствами, что если бы кто стал судить по ней обо всем человечестве, сделал бы большую глупость. Семья была идеальна во всех отношениях, иначе доктор Кедр не отдал бы туда Гомера. После истории с семейством из Порогов-на-третьей-миле доктор Кедр стал крайне осторожен.

Профессор Дрейпер и его жена, женщина лет сорока, жили в Уотервилле (штат Мэн). В 193… году, когда Гомер отправился в Уотервилл, это был весьма невзрачный университетский городок, но по сравнению с Сент-Облаком или Порогами Уоте

Читать книгу «Правила виноделов»📚 онлайн полностью — Джон Ирвинг


Джон Ирвинг
Правила Дома сидра

Традиционные устои – не то, что моральные принципы, уверенность в своей непогрешимости, не религиозность. Критиковать одно вовсе не значит нападать на другое.

Шарлотта Бронте. 1847 г.

В рабочем порядке аборт можно определить как прерывание беременности на стадии нежизнеспособности плода.

Доктор медицинских наук Г. Дж. Болдт. 1906 г.

Глава первая
Усыновленный Сент-Облаком

В больнице при отделении мальчиков сиротского приюта, что в Сент-Облаке, штат Мэн, работали всего две медсестры: среди прочих обязанностей им было предписано давать имена новорожденным и следить за тем, чтобы их крохотные пенисы хорошо заживали после обязательного обрезания. В те дни (1920-е годы) все мальчики, появившиеся в Сент-Облаке, подвергались обрезанию, поскольку приютский врач в Первую мировую войну немало намучился (по разным причинам) с необрезанными солдатами. Этот врач, по совместительству заведовавший отделением мальчиков, особой религиозностью не отличался: для него обрезание было не обрядом, а чисто медицинской операцией, проводимой в гигиенических целях.

Звали его д-р Уилбур Кедр, и, хотя от него всегда исходил легчайший запах эфира, одна из сестер, думая о нем, нет-нет и вспоминала твердую, долговечную древесину хвойного дерева, имеющего то же название. Что касается имени Уилбур, она его терпеть не могла; самая мысль, что столь идиотское сочетание звуков приходится произносить вместе с такой солидной фамилией, казалась ей оскорбительной.

Другая медсестра пребывала в уверенности, что влюблена в у д-ра Кедра. И когда была ее очередь давать имя младенцу, она частенько нарекала его Джоном Кедром, или Джоном Уилбуром (ее отца звали Джон), или еще Уилбуром Уолшем (Уолш – девичья фамилия матери). Несмотря на чувства, питаемые к д-ру Кедру, его фамилия всегда оставалась для нее только фамилией, не вызывая никаких древесных ассоциаций. Ей имя Уилбур нравилось – такое удобное, делай что хочешь – хоть имя, хоть фамилию. Когда же «Джон» ей надоедал или вторая медсестра пробирала ее за скудость воображения, пределом ее изобретательности были Роберт Кедр или Джек Уилбур, ей было, по-видимому, невдомек, что Джек – ласкательное от Джона.

Если бы наш герой получил свое имя от этой романтической дурочки, он, скорее всего, был бы Кедр или Уилбур в сочетании с Джоном или Робертом, что уж совсем было бы скучно. Но в тот раз имена давала другая сестра, и он стал Гомером Буром.

Отец этой медсестры занимался бурением колодцев – делом честным, нелегким, требующим терпения и точности – и, по ее убеждению, обладал всеми перечисленными качествами, что придавало слову «бурение» серьезный, глубокий, даже фундаментальный смысл. А Гомером звали одного из бесчисленных котов, живших в ее семье. Эта медсестра, все звали ее сестра Анджела, редко повторялась, давая имена своим подопечным; зато бедняжка сестра Эдна умудрилась создать трех Джонов Уилбуров и даже двух Джонов Кедров Третьих. Сестра Анджела хранила в памяти неисчерпаемый запас полезных и звучных слов, которые с успехом использовала в качестве фамилий, взять хотя бы Мейпл, Филдз, Бук, Хилл, Нот, Дей, Уотерс (и это лишь малая часть), и чуть менее внушительный список имен, почерпнутый из семейных анналов: часть из них принадлежала близким и дальним родственникам, остальные – покойным и здравствующим четвероногим любимцам (Феликс, Фаззи, Дымка, Кудри, Джо, Лужок, Эд и т.

д.).

Разумеется, большинство сирот недолго носили придуманные сестрами имена. Мальчикам было легче подыскать семью еще в младенческом возрасте, и многие не только не знали полученного при рождении имени, но не помнили даже сестер Анджелу и Эдну – первых женщин, заботившихся о них в этом мире. Более того, д-р Кедр строго придерживался правила не сообщать приемным родителям любовно придуманное имя. В Сент-Облаке считалось, что ребенок, покинув приют, начинает новую жизнь; и все-таки, если мальчик задерживался в приюте, сестре Анджеле и сестре Эдне, да и самому д-ру Кедру было нелегко смириться, что их Джон Уилбур или Джон Кедр (а также Хилл, Кудри, Мейпл, Джо, Нот или Дымка Уотерс) будет всю жизнь зваться как-то иначе.

А вот Гомер сумел-таки сохранить данное ему при рождении имя; он столько раз возвращался в Сент-Облако после неудачных усыновлений, что работники приюта не устояли перед его очевидной целеустремленностью и приют стал для него отчим домом. Нелегко было на это пойти, но сестра Анджела, сестра Эдна и в конце концов, сам д-р Кедр были вынуждены согласиться, что Гомер Бур неотторжим от Сент-Облака. И оставили всякие попытки подыскать упрямцу семью.

Сестра Анджела, обожавшая кошек и сирот, заметила однажды, что Гомер Бур, должно быть, очень полюбил придуманное ею имя, раз так упорно боролся за право его носить.

Городок Сент-Облако, что в штате Мэн, почти весь девятнадцатый век был лагерем лесорубов. Лагерь с годами превратился в поселок, выросший вокруг лесопильного завода, который был построен в речной долине на ровной местности, что облегчало прокладку первых дорог и транспортировку тяжелого оборудования. Первыми поселенцами были франко-канадцы – лесорубы, пильщики и вальщики леса, затем появились трелевщики, сплавщики, за ними проститутки, бродяги, грабители, и наконец была построена церковь. Первоначально лагерь просто называли «Облачный», потому что стоял в низине и облака над ним подолгу не рассеивались. По утрам над бурной рекой висел густой туман; а в трех милях вверх по течению ревели пороги, и воздух в окрестностях, включая поселок, был насыщен водяной пылью.

Когда сюда пришли первые лесорубы, безжалостному истреблению леса мешали единственно несметные полчища комаров и другой мошкары; эти исчадия ада предпочитали густые туманы безветренных долин внутренних районов Мэна морозному воздуху гор и яркому солнцу океанского побережья.

Д-р Кедр был не только врач и заведующий отделением мальчиков (он и основал этот приют), но взял еще на себя обязанности летописца Сент-Облака. Согласно д-ру Кедру, лагерь лесорубов «Облачный» стал Сент-Облаком «благодаря пристрастию ревностных католиков, населявших глухие углы штата, цеплять эту приставку к любому названию, как будто она могла облагородить самое мерзопакостное место». К этому времени (спустя полвека после прихода первых лесорубов) лагерь уже превратился в поселок при лесопильном заводе. Лес вокруг на многие мили был вырублен, бревна больше не загромождали реку, исчезли хижины, где ютились изувеченные лесорубы – придавленные деревом или упавшие с него; теперь взор привлекали высокие аккуратные штабеля свежераспиленных досок, сохнущих под неярким затуманенным солнцем.

Весь поселок был припорошен опилками и древесной пылью, зачастую невидимой невооруженным глазом, но дающей о себе знать астматическим свистом, чихом и свербящими носами жителей. На смену синякам и переломам пришли порезы, швы, шрамы; местные страстотерпцы гордо демонстрировали глубокие раны (а иногда отсутствие частей тела), нанесенные острыми зубьями пил. Пронзительный вой пилорам был столь же присущ Сент-Облаку, как туманы, испарения, влажность, изнуряющие население внутренних районов Мэна в долгие, холодные, со снегопадами зимы и делающие невыносимой удушливую жару лета, когда единственное облегчение приносили редкие ливни с грозами.

Весны в этой части Мэна не бывало вовсе, если не считать той поры марта – апреля, когда тает снег и все тонет в непролазной грязи. Весной жизнь в городе замирала; тяжелые грузовозы стоят, из дому не выйдешь, вздувшаяся от талого снега река мчится вниз как угорелая, так что и водный путь отрезан. Весна в Сент-Облаке приносила беду: пьянство, драки, изнасилования, самоубийства. Только у проституток горячая пора; щедрый весенний посев давал богатые всходы, и приют в Сент-Облаке работал без простоев.

Ну а осень? В ежедневной хронике приютских событий д-р Кедр коснулся и осени. Все его записи, кроме тех, что начинались словами «Здесь, в Сент-Облаке», предварялись вступительной фразой: «В других местах на земле…»

«В других местах на земле, – писал д-р Кедр, – осень – пора урожая. Осенью пожинают плоды весенне-летних трудов, запасаясь провиантом на долгий зимний сон природы. Здесь, в Сент-Облаке, осень длится всего пять минут».

Впрочем, какого еще климата ожидать от места, где сам собой вырос сиротский приют? Можно ли вообразить подобное заведение вблизи фешенебельных курортов? Откуда взяться сиротам в земле, текущей млеком и медом?

Ведя дневник, д-р Кедр демонстративно экономил бумагу. Писал мелким, убористым почерком на обеих сторонах листа. И конечно, не оставлял полей. «Здесь, в Сент-Облаке, – писал он, – кто, думаете, главный враг мэнских лесов? Кто тот негодяй, что плодит никому не нужных детей, загромождает реку топляком, превращает плодородные долины в пустыню, изъеденную половодьем? Угадайте, кто этот ненасытный губитель лесорубов с просмоленными руками и раздробленными пальцами, пильщиков – рабов лесопильни, чьи ладони высохли и растрескались, а от пальцев осталось одно воспоминание? И почему этот обжора требует все больше и больше леса?»

Этим главным врагом была для д-ра Кедра бумага, а если точнее, бумажная компания «Рамзес». На доски леса всегда хватит, рассуждал д-р Кедр, а вот аппетит компании «Рамзес» неутолим, деревьев на нее не напасешься, особенно если не делать новых посадок. И в конце концов долина вокруг Сент-Облака совсем оголилась; там и сям полез из земли подлесок – низкорослые сосны и осинник, бесполезный, как осока; начиная от Порогов-на-третьей-миле и кончая Сент-Облаком, красного леса не осталось и в помине. Сплавлять было нечего, и компания «Рамзес», бумажный флагман Мэна, на пороге двадцатого века закрыла лесопильню, склад пиломатериалов и отправилась вниз по реке губить леса дальше.

Что же после нее осталось? Та же дрянная погода, опилки, израненные берега – огромные стволы сплавляемого леса, ударяясь о них, разрушали почву; брошенные строения – лесопильный завод с провалами пустых окон, гостиница-бордель с танцзалом на первом этаже и помещением для игры в бинго на втором, выходящем на реку, несколько бревенчатых домов и католическая церковь для канадских лесорубов, новенькая, опрятная, словно и не действовала все прошедшие годы. Впрочем, где ей было тягаться с борделем, танцзалом или даже игрой в бинго. Д-р Кедр у себя в дневнике писал: «В других местах на земле играют в покер, теннис. А здесь, в Сент-Облаке, – в бинго».

Куда же девались обитатели Сент-Облака? Все, кто работал на компанию, переехали вместе с ней вниз по реке. Но место совсем не вымерло, остались проститутки с детьми – немолодые и не слишком привлекательные. Приют церкви, не избалованный вниманием прихожан, тоже покинул Сент-Облако в кильватере компании «Рамзес». Надо же кому-то спасать человеческие души!

В «Краткой летописи Сент-Облака» (как назывался дневник) д-р Кедр документально засвидетельствовал, что по крайней мере одна из местных проституток умела читать и писать. С последней баржей, уплывающей вместе с компанией «Рамзес» в цивилизованное будущее, эта грамотея отправила письмо по адресу: «Чиновнику штата Мэн, отвечающему за сирот!»

Письмо, как ни странно, дошло до чиновника, отвечающего за сирот. Оно двигалось по инстанциям благодаря не столько «диковинности содержания», как писал д-р Кедр, сколько отчаянной мольбе о помощи. И в конце концов попало в совет здравоохранения штата Мэн. Письмо никому не ведомой проститутки подсунули, как наживку, самому младшему члену совета – «птенцу, только что выпорхнувшему из гнезда, то бишь из Гарвардской медицинской школы» (как сам себя назвал д-р Кедр). Коллеги по совету считали его безнадежно наивным либералом и демократом. В письме говорилось: «В Сент-Облаке должен быть чертов доктор, чертова школа, чертов полицейский со своим чертовым законом, потому что все чертовы мужики (их и раньше было немного) отсюда смотались и бросили беспомощных женщин и сирот на произвол судьбы!»

Председатель совета был старый, отошедший от дел врач, который искренне полагал, что из всех двуногих существ в мире только он и президент Тедди Рузвельт были сделаны не бананом.

– Почему бы вам не заглянуть в эту дыру, а, Кедр? – обратился он к молодому коллеге, не подозревая, что эта полупросьба-полуприказ очень скоро обернется для совета созданием штатного сиротского приюта. И что придет день, когда придется раскошелиться и федеральным властям. Но и этого будет мало, и взоры попечителей обратятся к менее надежным источникам финансирования – частным благотворителям.

Как бы то ни было, в 1900-е годы, когда двадцатый век, такой еще юный и многообещающий, начал свое победное шествие по планете (коснувшись и внутренних районов штата Мэн), д-р Кедр приступил к врачеванию застарелых пороков Сент-Облака. Эта работа была как будто специально создана для него. За почти двадцатилетний срок доктор лишь однажды покинул приют – когда началась Первая мировая война. Но вряд ли на войне он был более полезен. В самом деле, кому еще можно было поручить исправление зла, причиненного бумажной компанией «Рамзес», как не человеку, носящему имя дерева, не подвластного воздействию времени? У себя в дневнике, в самом его начале, д-р Кедр писал: «Есть ли на свете более подходящее место для самоусовершенствования и борьбы с окружающим злом? Зло здесь не просто цветет пышным цветом. Можно сказать, оно почти что восторжествовало».

В 192… году, когда новорожденный Гомер Бур лишился крайней плоти и получил столь звучное имя, сестра Эдна (та, что была влюблена) и сестра Анджела (та, что не была) вместе придумали для основателя приюта – прекрасного врача, местного летописца, героя войны (имевшего боевые награды) и заведующего отделением мальчиков – вполне подходящее прозвище. Они назвали его Святой Кедр. В самом деле, почему бы и нет? Это он, силой своего авторитета, насовсем оставил в Сент-Облаке Гомера Бура, ибо во всем, что касалось приюта, он был непререкаемый авторитет. Святой Кедр умудрился – и это в двадцатом веке! – найти место в жизни, где он действительно был полезен. А уразумев, что от Гомера никуда не деться, начал и его воспитывать по собственному образу и подобию.

«Так вот, Гомер, – сказал он, приняв то историческое решение, – надеюсь, ты будешь приносить пользу».

* * *

А Гомер, сколько себя помнил, всегда старался приносить пользу. По-видимому, это было свойство его характера. Его первые названые родители вернули его в Сент-Облако, решив, что с ребенком что-то не ладно: он никогда не плакал. Проснутся ночью, жаловались они, а в доме ни звука. Но ведь они завели младенца, чтобы избавиться от тишины! Они опрометью бросались в детскую: уж не умер ли он? А Гомер тихонько лежал, жевал губки беззубыми деснами, гримасничал, и все. Новоиспеченные родители воображали, что он часами лежит так – мокрый, голодный – и молча терпит. Явно ненормальное явление!

Д-р Кедр пытался втолковать им, что дети в Сент-Облаке скоро привыкают сами справляться с трудностями. Как ни тряслись над своими питомцами сестры Анджела и Эдна, они физически не могли прийти на помощь каждому плачущему младенцу. И у сирот не было моды орать по ночам. Правда, в глубине души д-р Кедр сознавал, что Гомер и для Сент-Облака исключение – так редко он плакал.

Опыт подсказывал д-ру Кедру, что люди, которые могут с такой легкостью отказаться от ребенка, вряд ли способны заменить сироте родителей. Из-за такого пустяка решить, что им подсунули идиота! И он не стал метать бисер перед свиньями. Гомер – крепкий, здоровый младенец, а значит, его ожидает долгий, славный жизненный путь. И он взял малыша обратно.

Вторые родители иным образом реагировали на молчание Гомера, привычку жевать губки и тихонько лежать в постельке. Они принялись его бить и выбили-таки из него нечто подобное детскому плачу. Это его и спасло.

Если раньше он стоически переносил неудобства, то теперь, поняв, что от него ждут слез и воплей, пошел им навстречу – надо же приносить пользу! – и начал закатывать концерты. А поскольку он всегда отличался кротостью нрава, то д-р Кедр, узнав, что младенец из Сент-Облака своим ором нарушает покой Порогов-на-третьей-миле, весьма удивился. К счастью, городок находился по соседству и слухи о горластом младенце распространились недели за две; и скоро дошли до сестер Анджелы и Эдны, которые были арбитрами всех толков и пересудов, разнообразящих жизнь окрестных лесных, речных и бумажных городков. Услыхав, что их Гомер не дает жителям Порогов спать по ночам, и сопоставив услышанное с тем, что сами о нем знали, они прямиком двинулись к Святому Кедру.

– Это не мой Гомер! – заявила сестра Анджела.

– Он вообще не способен плакать, Уилбур, – вторила сестра Эдна, не упускавшая случая вслух произнести дорогое имя, за что нередко получала выговор от сестры Анджелы, которая находила в этом неуместную фамильярность.

– Доктор Кедр, – подчеркнуто официально обратилась она к нему, – если Гомер Бур и правда криком и плачем будит Пороги, значит, эта семья, куда вы его определили, не иначе как прижигает его тельце сигаретами.

Главное правило виноделов

Подробности
Создано: 19 сентября 2014

 

Когда я еще только открывал двери в занимательный мир вина и мой первый Вергилий, муж моей свояченицы Жорж возил меня по разным прованским винным хозяйствам и погребам, хозяин одного из хозяйств, узнав, что я из России, и только начинаю знакомиться с французскими винами, сказал мне:

— О, научиться разбираться в вине – очень просто, надо просто откупорить десять тысяч разных бутылок вина. Без этого – ничего не выйдет. Но если вы это сделали, то все остальное – не нужно.

С тех пор я живу по заповеди старого винодела. Со счета бутылок я сбился давно.

Но из каких-то тонких материй – чувствую, что барьер 10 000 бутылок я пока еще не перешел, но уже очень-очень близок к нему. Я понял это в тот момент, когда впервые заехал на новую винодельню, где до этого никогда не был, и хозяин, который тоже видел меня впервые в жизни, выскочил из толпы окружавших его посетителей и с ходу, без предисловий, попросил меня о любезности — объяснить визитерам как делают вино, ему самому очень некогда, пришла машина с виноградом, надо проконтролировать.

Потом, когда мы подружились, я спросил его, почему он подошел с этой просьбой именно ко мне.

— Не знаю ответил он, — ты просто смотрел на бочки как свой, так, как посторонний человек смотреть не будет.

Тогда его слова были мне непонятны. Теперь, когда я живу в благодатном краю виноградников и заезжаю к друзьям-виноделам, как к себе домой, я уже и сам без труда опознаю «правильного посетителя». Просто по тому, как и куда он посмотрит, зайдя в цех.

И теперь я точно знаю, что старый винодел был прав. Что никакие «Курсы сомелье» и «Академии виноделия» не заменят 10000 откупоренных бутылок вина.

А от себя добавлю, что пока ты эти бутылки не открыл, то ты ни хрена не поймешь, чему тебя учили на» курсах сомелье», даже если ты был первым учеником и все добросовестно вызубрил про «тело вина» и «нотки черной смородины».

Вот намедни зашёл у нас разговор на Фейсбуке про французское Сан Эмильон Гран Крю, кто-то возьми и скажи, что с этим «Сан Эмильон» не всё чисто, и дал мне ссылку на википедию.

Читаю я эту статью в википедии, и — ничего не пойму. Вроде берешь по отдельности каждую фразу – все верно написано. Но общий смысл статьи – дурацкий и бредовый.

А потом я понял: те, кто эту статью компилировал из интернета – просто не понимали, о чем идет речь. Источники информации взяли верные, но смысл того, что написано в этих источниках, был для авторов википедии – недоступен.

Они-то посчитали, что «Гран Крю», это такая категория качества вина, которою имеют право выпускать только винодельни «Гран Крю».

А если вино «Гран Крю» выпушено обычной винодельней, то оно ненастоящее и поддельное.

На самом же деле – Гран Крю — это не марка и не показатель качества вина. Это обозначение выделенного участка виноградника, на котором очень благоприятно сочетаются почвенные и климатические условия. Их отгораживают от остальных виноградников, и они, как правило, очень маленькие — пару гектаров, а иногда и соток.

Вот вино с такого выделенного участка и называется «Гран Крю».


Эти участки особо контролируются государством и разбросаны по разным хозяйствам. Но если у хозяйства много таких участков, то винное хозяйство может взять на себя обязательство производить собственные только вина с участков гран крю, а виноград с других участков весь продавать другим производителям вина. Или выпускать его только под другой маркой.

Взамен государство дает такому хозяйству статус Гран Крю и начинает контролировать, чтобы хозяйство не выпускало обычного вина, а только – Гран Крю.

То есть «Винодельня Гран Крю» и «вино Гран Крю» — это совсем разные, не связанные между собой понятия, примерно, как охотничья и барабанная дробь, а авторы статьи в википедии этого не понимают и думают, что это одно и то же.

Авторы статьи почему-то уверены, что вина Гран Крю могут делать только хозяйства со статусом Гран Крю. А это не так. Вино гран Крю может делать любое хозяйство у которого есть участок Гран Крю. Отличия только в том, что если у хозяйства статус Гран Крю — оно ничего кроме Гран Крю делать не имеет право. А если такого статуса нет, то имеет право делать и Гран Крю и не Гран Крю.

Вот и всё!

Судебные иски, о которых идет речь в статье — это иски вовсе не по поводу того, что хозяйства выпускали фальшивое Гран Крю (как думают авторы статьи), а ровно наоборот, это иски к конкретным хозяйствам, которые расширили номенклатуру своих вин, не получив на это разрешения. То чисто бюрократические заморочки, не имеющие отношения ни к качеству вина, ни к статусу Гран Крю.

Извините, если кого-то утомил всей этой нуднятиной. В качестве компенсации раскрою надежный способ отличить выдающееся вино, от просто хорошего.

Вот когда вы откупорите ваши 10000 бутылок, то те из них, которые вы запомнили и по названию и по внешнему виду – вот они и есть – выдающиеся.

Чтобы иметь возможность оставить комментарий к материалу или ответить не имеющийся, авторизуйтесь, щелкнув по иконке любой социальной сети внизу. Анонимные комментарии не допускаются.

текст, цитаты фильма, читать содержание, описание

» ПРАВИЛА ВИНОДЕЛОВ »
Иногда молодые люди покидают свой дом. . .
…и отправляются в дальний путь в поисках счастья.
И в дороге их согревают мечты о победе над злом, о встрече с истинной любовью.
Или о богатствах, добытых без всякого труда.
Здесь, в Сент-Клаудсе, даже решение сойти с поезда дается с трудом.
Ибо оно требует предварительного и более трудного решения.
Впустить ребенка в свою жизнь или расстаться с ним навсегда?
Люди приезжают сюда по одной единственной причине — из-за приюта.

— Доброе утро!
— Здравствуйте! Нам назначили. . .
Да, добро пожаловать в Сент-Клаудс!
Я проведу вас наверх, к доктору Ларчу. Он получил ваше письмо. . .
Я приехал сюда врачом к брошенным детям. . .
…и к женщинам, которым беременность не принесла счастья.
Я рассчитывал стать героем.
Но в Сент-Клаудсе не было такой вакансии.
В печальном и убогом мире потерянных детей героям не было места.
И тогда я стал опекуном для многих, но отцом — никому.
Хотя был среди них один.
Вот он. Его звали Гомер Уэллс.
Я назвал его в честь греческого поэта Гомера. Вы, конечно, знаете, кто это?
Конечно.
И дал ему фамилию Уэллс, потому что в его глазах была глубина.
На самом деле имя ему придумала сестра Анджела. Её отец бурил скважины.
И когда-то у нее был кот по кличке Гомер.
Прощай, Гомер!

— Спокойной ночи, принцы Мэйна…
— Нам нужен доктор.
…и короли Новой Англии!
Спокойной ночи!!!
Доктор! С ним что-то не так. Он не подает голоса.
Он не плакал. Сироты быстро понимают, что это бесполезно.
Лучше мы подберём себе другого.
Итак, Гомер Уэллс вернулся, а другой ребенок оказался более счастливым.
Прощай, Гомер!
Вторая семья, усыновившая Гомера, быстро преодолела его молчаливость.
Здесь его били. Он плакал, не переставая.
Не волнуйся, Гомер! Никто тебя больше не тронет!
Здесь, в Сент-Клаудсе, с каждым правилом, которое я создаю или нарушаю,
…я всегда помню, что моя главная забота — будущее моих детей.
Дважды усыновленный и возвращенный дважды.
Это не предвещало ничего хорошего.
И все же я с самого начала знал, что он — необычный ребенок.
Рядом с углом ребра и. . .
И, мысля о его будущем, я начал обучать Гомера медицине.
Гомер, если хочешь остаться в Сент-Клаудсе, научись быть полезным.
Я признаю, что наши уроки были отчасти простым выражением отцовской любви.
Гомер!
Но не сумев скрыть свою любовь и сделав приют его домом,
…не создал ли я вечного и абсолютного сироту?
Дыши глубже! Все будет хорошо!
Итак, мой прилежный ученик научился ухаживать за сиротами. . .
…и принимать на свет ненужных детей.
Не напрягайся!
Хотя я давно решил, что наша помощь чаще требуется матерям, чем их младенцам.
Я сам выбрал свой путь.
Никто не сможет сделать выбор за Гомера Уэллса.
Сент-Клаудс, щтат Мэйн. Март 1943 года.

Читать онлайн «Правила Дома сидра (Правила виноделов)» автора Ирвинг Джон — RuLit

«Так вот, Гомер, – сказал он, приняв то историческое решение, – надеюсь, ты будешь приносить пользу».

* * *

А Гомер, сколько себя помнил, всегда старался приносить пользу. По-видимому, это было свойство его характера. Его первые названые родители вернули его в Сент-Облако, решив, что с ребенком что-то не ладно: он никогда не плакал. Проснутся ночью, жаловались они, а в доме ни звука. Но ведь они завели младенца, чтобы избавиться от тишины! Они опрометью бросались в детскую: уж не умер ли он? А Гомер тихонько лежал, жевал губки беззубыми деснами, гримасничал, и все. Новоиспеченные родители воображали, что он часами лежит так – мокрый, голодный – и молча терпит. Явно ненормальное явление!

Д-р Кедр пытался втолковать им, что дети в Сент-Облаке скоро привыкают сами справляться с трудностями. Как ни тряслись над своими питомцами сестры Анджела и Эдна, они физически не могли прийти на помощь каждому плачущему младенцу. И у сирот не было моды орать по ночам. Правда, в глубине души д-р Кедр сознавал, что Гомер и для Сент-Облака исключение – так редко он плакал.

Опыт подсказывал д-ру Кедру, что люди, которые могут с такой легкостью отказаться от ребенка, вряд ли способны заменить сироте родителей. Из-за такого пустяка решить, что им подсунули идиота! И он не стал метать бисер перед свиньями. Гомер – крепкий, здоровый младенец, а значит, его ожидает долгий, славный жизненный путь. И он взял малыша обратно.

Вторые родители иным образом реагировали на молчание Гомера, привычку жевать губки и тихонько лежать в постельке. Они принялись его бить и выбили-таки из него нечто подобное детскому плачу. Это его и спасло.

Если раньше он стоически переносил неудобства, то теперь, поняв, что от него ждут слез и воплей, пошел им навстречу – надо же приносить пользу! – и начал закатывать концерты. А поскольку он всегда отличался кротостью нрава, то д-р Кедр, узнав, что младенец из Сент-Облака своим ором нарушает покой Порогов-на-третьей-миле, весьма удивился. К счастью, городок находился по соседству и слухи о горластом младенце распространились недели за две; и скоро дошли до сестер Анджелы и Эдны, которые были арбитрами всех толков и пересудов, разнообразящих жизнь окрестных лесных, речных и бумажных городков. Услыхав, что их Гомер не дает жителям Порогов спать по ночам, и сопоставив услышанное с тем, что сами о нем знали, они прямиком двинулись к Святому Кедру.

– Это не мой Гомер! – заявила сестра Анджела.

– Он вообще не способен плакать, Уилбур, – вторила сестра Эдна, не упускавшая случая вслух произнести дорогое имя, за что нередко получала выговор от сестры Анджелы, которая находила в этом неуместную фамильярность.

– Доктор Кедр, – подчеркнуто официально обратилась она к нему, – если Гомер Бур и правда криком и плачем будит Пороги, значит, эта семья, куда вы его определили, не иначе как прижигает его тельце сигаретами.

Этого, конечно, не было. Горящие сигареты были пунктиком сестры Анджелы. Она ненавидела табак: торчащая изо рта сигарета пробуждала в ней ужасные воспоминания. Однажды к ее отцу зашел канадский индеец поговорить о колодце. А ее любимец, кастрированный и потому особенно ласковый котик по имени Бэндит – у него была полосатая мордочка, точь-в-точь енот, – прыгнул индейцу на колени, а тот – какой кошмар! – возьми и ткни в его розовый нос горящую сигарету. Сестра Анджела именем этого котика своих подопечных не называла, считала, что имя Бэндит больше подходит девочке.

Так вот, семейство из Порогов не были садистами в общепринятом смысле слова. Немолодой муж, молодая жена и взрослые дети от первого брака жили все вместе. Жена очень хотела ребенка, но не беременела. И тогда родилась идея взять сироту, благо приют рядом. Но тут было одно обстоятельство, о котором семья умолчала. Незадолго перед тем дочь мужа родила вне брака ребенка, ухаживать за ним не умела, и тот без конца плакал. Семье, конечно, это не нравилось, а взрослой дочери надоело слушать попреки, она взяла свое чадо и ушла, оставив записку: «Осточертели ваши стенания. Всего вам хорошего. Надеюсь, скучать не будете».

А они, как ни странно, заскучали. Им стало не хватать милого, орущего младенца и его мамы. И однажды кто-то сказал:

– Хорошо бы у нас в доме опять плакал маленький.

Сказано – сделано, семейство отправилось в Сент-Облако и усыновило грудничка.

Почему их называют S’mores?

«Сегодняшнее чудо дня» было вдохновлено Сью из Хиллсвилля, штат Вирджиния. Sue Wonders , « Как s’mores получил свое название? ”Спасибо за ЧУДО с нами, Сью!

Сверчки щебечут. Огонь потрескивает. Зефир кричит из упаковки, умоляя обжарить его до золотисто-коричневого цвета. Ну, может быть, нет … но мы знаем, что вы так думаете!

Ни один кемпинг не будет полным, если не поджарить зефир на открытом огне, чтобы это вкусное угощение стало привычным для всех отдыхающих: s’mores! Готовы ли вы окунуться в вкус шоколада и зефира?

A s’more — это традиционная закуска для кемпинга, популярная среди детей и их родителей на протяжении многих лет.Несмотря на то, что со временем появилось много различных сортов смора, в основном это бутерброд из жареного зефира и шоколада между крекерами из Грэма.

Сморы обычно готовятся у костра. Зефир поджаривается на огне, пока он не станет липким. Затем крекеры Грэма с кусочками шоколадного батончика используются, чтобы сэндвич с жареным зефиром. Многие дети смешивают смесь вместе, чтобы жар от зефира растопил шоколад.

Это сладкое, теплое, липкое и вкусное угощение всегда оставляет у детей желание большего.Собственно, наверное, так они и получили свое название. Считается, что S’more является сокращением фразы «еще немного», например «Я хочу еще немного этих s’mores!»

Никто точно не знает, кто изобрел s’more. Однако первый опубликованный рецепт «некоторых нравов» был в публикации 1927 года под названием Tramping and Trailing with the Girl Scouts . Лоретта Скотт Крю, которая сделала их для девочек-скаутов у костра, получила признание за рецепт.

Поэтому, хотя мы не знаем наверняка, были ли девушки-скауты первыми, кто ввел «некоторые нравы», никто другой не утверждал, что их изобрели.Мы также не знаем, когда название было сокращено до «s’more», поскольку рецепты «некоторых нравов» появлялись в публикациях Girl Scout по крайней мере до 1971 года.

Если у вас нет доступа к костру, вы всегда можете готовьте s’mores дома на кухне. Конечно, большая часть удовольствия от приготовления s’mores — это жарка зефира на открытом огне. Только убедитесь, что рядом есть взрослый, когда вы решите запечь зефир на закуску!

Некоторым людям нравится придумывать новые рецепты s’more. Например, арахисовое масло является популярным дополнением к s’more.Что бы вы добавили в s’more, чтобы сделать его еще лучше?

,: Миклухо-Маклай — русский ученый и путешественник, проживший более

года.

5

+

02.08.2020, 17:42

Вы выходите на берег. Почему бы тебе не взять с собой больше мужчин? У тебя есть пистолет?

Пистолет мне не нужен. У меня есть подарки туземцам.

Остров был красивым. Повсюду были деревья и цветы, и было очень жарко.Солнце ярко светило высоко над головой Маклая. Некоторое время он шел по лесной тропинке. Вдруг он остановился, потому что услышал шум. Перед ним стоял туземец. Он быстро взглянул на Маклая и побежал прочь. Маклай побежал за ним. Туземец оглянулся и внезапно остановился. Маклай достал подарки и показал мужчине. Туземец взял подарки и улыбнулся. Так Миклухо-Маклай познакомился с первым чернокожим мужчиной в первый день своей жизни в Новой Гвинее. Имя туземцев было Туи.Он был лучшим другом Маклая все время, пока путешественник жил на острове.

Первого октября Маклай отправился на прогулку по лесу. У него не было пистолета. У него были только блокнот и карандаш. В лесу он встретил туземного мальчика, который увидел его и убежал. Маклай слышал голоса мужчин и женщин и крики детей. Неожиданно вышло много мужчин с копьями в руках. Они остановились и сердито посмотрели на Маклая. Когда он пытался что-то сказать, один из мужчин хотел бросить в него копье.Маклай не знал ни слова на их языке. Он не мог объяснить, что он их друг. Он знал, что надо что-то делать быстро. И ему в голову пришла хорошая идея. Он внезапно сел на землю и начал снимать обувь. Потом лег, подложил под голову мешок и … заснул. Туземцы ему ничего не сделали.

.

1. Скажите ДА / НЕТ

Взял ли Микиюхо-Маклай ружье, когда выходил на берег? Да / Нет
На острове было очень жарко? Да / Нет
Не убежал ли родной мальчик, увидев Микюхо-Маклая? Да / Нет
Туй забрал подарки от Микюхо-Маклая? Да / Нет
2.Исправьте следующие предложения согласно тесту «Подарки туземцам».

Миклухо Маклай прожил на острове более двух лет.
Когда Миклухо-Маклай сошел на берег, он взял с собой много людей.
Миклухо-Маклай не запускался после родного
Туй стал его врагом
Когда Миклухо-Маклай выходил на прогулку, с собой было ружье и копье.
Миклухо-Маклай легко мог объяснить туземцам, что он их друг.

BBC — История — Исторические личности: Мария I (1516

Мэри I © Первая королева, правившая Англией самостоятельно, она была известна как «Кровавая Мэри» из-за преследования протестантов в тщетной попытке восстановить католицизм в Англии.

Мария родилась в Гринвиче 18 февраля 1516 года, она была единственным выжившим ребенком Генриха VIII и Екатерины Арагонской. Ее жизнь радикально изменилась, когда Генрих развелся с Екатериной, чтобы жениться на Анне Болейн. Он утверждал, что брак был кровосмесительным и незаконным, поскольку Кэтрин была замужем за его мертвым братом Артуром. Папа не согласился, что привело к разрыву Генриха с Римом и учреждению англиканской церкви.

Обвинения Генри в инцесте фактически опорочили Мэри.После того, как Анна Болейн родила Генриху еще одну дочь, Елизавету, Мэри запретили доступ к своим родителям и лишили титула принцессы. Мэри больше никогда не видела свою мать. С падением Анны Болейн был шанс примирения между отцом и дочерью, но Мэри отказалась признать своего отца главой церкви. В конце концов она согласилась подчиниться своему отцу, и Мэри вернулась в суд и получила дом, подходящий для ее положения. Она была названа наследницей престола в честь своего младшего брата Эдварда, родившегося в 1537 году.

Эдуард VI стал преемником своего отца в 1547 году и под протекторатом герцога Нортумберленда ревностно пропагандировал протестантизм. Однако Мария оставалась набожной католичкой. Когда стало ясно, что Эдвард умирает, Нортумберленд задумал, чтобы его невестка, леди Джейн Грей, заняла трон вместо Мэри.

После смерти Эдварда в 1553 году Джейн была ненадолго провозглашена королевой. Но Мэри получила широкую поддержку населения и через несколько дней триумфально въехала в Лондон.Когда-то королева, она была полна решимости восстановить католицизм и выйти замуж за Филиппа II Испании. Ни одна из политик не пользовалась популярностью. Филипп был испанцем, и поэтому ему не доверяли, и многие в Англии теперь были заинтересованы в процветании протестантской церкви, получив церковные земли и деньги после того, как Генрих распустил монастыри.

В 1554 году Мария подавила восстание, возглавляемое сэром Томасом Уайеттом. Воспользовавшись своим преимуществом, она вышла замуж за Филиппа, продолжила восстановление католицизма и восстановила законы против ереси.В течение следующих трех лет сотни протестантов были сожжены на кострах. Это вызвало разочарование в Марии, усугубленное неудачной войной против Франции, которая привела к потере Кале, последнего владения Англии во Франции, в январе 1558 года. Бездетная, больная и брошенная Филиппом Мария умерла 17 ноября 1558 года. Католическая Англия умерла вместе с ней.

Фактов, правил, целей и запросов

Фактов, правил, целей и запросов

Программа на языке Prolog состоит из ряда предложений.Каждый пункт — это либо факт, либо правило. После пролога программа загружается (или консультируется с ) в интерпретаторе Пролога, пользователи могут отправлять цели или запросы, а интерпретатор Пролога будет дать результаты (ответы) согласно фактам и правилам.

Факт должен начинаться с предиката (который является атомом) и заканчиваться с полной остановкой. За предикатом может следовать один или несколько заключенных аргументов. скобками. Аргументами могут быть атомы (в этом случае эти атомы рассматриваются как константы), числа, переменные или списки.Аргументы разделяются запятыми.

Если мы рассматриваем аргументы факта как объекты, то предикат факт описывает свойство объектов.

В программе на Прологе наличие факта указывает на истинное утверждение. An отсутствие факта означает утверждение, которое не соответствует действительности. См. Следующий пример:

Программа 2: Пролог программа только с фактами
солнечно.
отец (Джон, Питер).
отец (Джон, Мэри).
мать (Сьюзан, Питер).
Цели / запросы и их результаты (красным):
? — солнечно. / * Ответ — да потому что факт «солнечный». настоящее. * /

да

? — дождливый. / * Произошла ошибка, потому что предиката «дождливый» не существует. * /

Ошибочный результат.

? — отец (джон, мэри).

да

? — мать (Сьюзан, Мэри). / * Это невозможно вывести. * /

? — отец (Джон, Сьюзан). / * Это невозможно вывести. * /

Правило можно рассматривать как расширение факта с добавлением условия, которые также должны быть выполнены, чтобы это было правдой. Он состоит из двух частей. В первая часть похожа на факт (предикат с аргументами).Вторая часть состоит из другие пункты (факты или правила, разделенные запятыми), которые должны быть верными для само правило должно быть правдой. Эти две части разделены «: -«. Вы можете интерпретировать этот оператор как «если» на английском языке.

См. Следующий пример:

Программа 3: Программа описывает отношения членов семьи

отец (Джек, Сьюзан). / * Факт 1 * /
отец (Джек, Рэй)./ * Факт 2 * /
отец (давид, лиза). / * Факт 3 * /
отец (Дэвид, Джон). / * Факт 4 * /
отец (Джон, Питер). / * Факт 5 * /
отец (Джон, Мэри). / * Факт 6 * /
мать (Карен, Сьюзан). / * Факт 7 * /
мать (Карен, Рэй)./ * Факт 8 * /
мать (Эми, Лиза). / * Факт 9 * /
мать (Эми, Джон). / * Факт 10 * /
мать (Сьюзан, Питер). / * Факт 11 * /
мать (Сьюзан, Мэри). / * Факт 12 * /

родитель (X, Y): — отец (X, Y). / * Правило 1 * /
parent (X, Y): — мать (X, Y)./ * Правило 2 * /
дед (X, Y): — отец (X, Z), родитель (Z, Y). / * Правило 3 * /
бабушка (X, Y): — мать (X, Z), родитель (Z, Y). / * Правило 4 * /
grandparent (X, Y): — родитель (X, Z), родитель (Z, Y). / * Правило 5 * /
yeye (X, Y): — отец (X, Z), отец (Z, Y). / * Правило 6 * /
мама (X, Y): — мать (X, Z), отец (Z, Y). / * Правило 7 * /
gunggung (X, Y): — отец (X, Z), мать (Z, Y)./ * Правило 8 * /
popo (X, Y): — мать (X, Z), мать (Z, Y). / * Правило 9 * /

Возьмем для примера Правило 3. Это означает, что «дедушка (X, Y)» истинно, если оба «отец (X, Z)» и «родитель (Z, X)» истинны. Запятая между двумя условия можно рассматривать как оператор логического И.

Вы можете увидеть, что оба правила 1 и 2 начинаются с «parent (X, Y)». Когда «родитель (X, Y)» будет правдой? Ответ верно ли одно из этих двух правил.Это означает, что «parent (X, Y) «верно, когда» отец (X, Y) » верно, или «мать (X, Y)» верно.

Как видно из правил 3–5, предикаты, которые появляются только в правилах, но не в фактах. (в данном случае родитель) также может формировать условия других правила.

Когда работает интерпретатор Пролога, вы, вероятно, можете увидеть на экране приглашение «? -». Это побуждает пользователя ввести цель или запрос.

Голы

Цель — это утверждение, начинающееся с предиката и, вероятно, а затем его аргументы.В допустимой цели предикат должен появиться как минимум в один факт или правило в запрашиваемой программе, а количество аргументов в цели должно быть то же, что и в запрашиваемой программе. Кроме того, все аргументы (если таковые имеются) константы.

Цель представления цели — выяснить, соответствует ли утверждение, представленное цель истинна в соответствии с базой данных знаний (т.е. фактами и правилами в проконсультировалась программа). Это похоже на доказательство гипотезы — цель — гипотеза, где факты являются аксиомами, а правила — теоремами.

Запросы

Запрос — это оператор, начинающийся с предиката, за которым следует своими аргументами, некоторые из которых являются переменными. Подобно целям, предикат действительного запрос должен присутствовать хотя бы в одном факте или правиле в программе, с которой проводится консультация, а количество аргументов в запросе должно быть таким же, как и в запрашиваемом программа.

Цель отправки запроса — найти значения, которые нужно подставить в переменные в запрос, удовлетворяющий запросу.Это похоже на вопрос, задавая «какие значения сделают мое утверждение верным».

Следующие примеры показывают, как оцениваются цели и запросы. Используемая программа — Программа 3. Результаты показаны красным.

? — родитель (Сьюзан, Мэри).

да

Это доказательство цели что «Сьюзен — мать Мэри». Из факта 12 и правила 2 мы видим, что это правда.
? — родитель (луч, питер).

Это цель, доказывающая, что «Рэй — родитель Питера». Поскольку нет факты и правила подтверждают это, это утверждение опровергается.
? — да (X, Сьюзан).

Это запрос, спрашивающий человека, который «да» Сьюзен. Мы не можем найти решение в программе, поэтому интерпретатор Пролога возвращает no.
? — мама (Эми, X).

X = Петр;

X = Мэри;

Это запрос к человеку, который называет Эми «мама».Из программы, мы видим, что и Питер, и Мэри являются решениями. Следовательно, Пролог переводчик отобразит оба ответа.

Поскольку интерпретатор Пролога может отображать только один решение за один раз вводится точка с запятой (это зависит от программного обеспечения), чтобы запросить следующее решение. Если решения больше нет, оно не возвращается.

? — гунгун (X, Y).

X = домкрат
Y = Питер;

X = домкрат
Y = Мэри;

Это запрос: «X — это« гангунг »Y».Кто такие X и Y? »Из программы мы видим, что X — это Джек, а Y — Питер или Мэри. Поэтому интерпретатор Пролога отображает оба набора результатов.

См. Следующую страницу, чтобы увидеть, как интерпретатор Пролога работает с цели и запросы.

Помимо самоопределяемых предикатов, Prolog также предоставляет встроенные предикаты. В Ниже приведены некоторые общие встроенные предикаты:

  • Арифметические предикаты (арифметические операторы): + , , * , / (Эти операторы такие же, как те, что есть в других языках программирования.Они работают только с числами и переменными.)
  • Предикаты сравнения (операторы сравнения):
    • < (меньше чем) — действует на только числа и переменные
    • > (больше чем) — действует на только числа и переменные
    • = < (меньше или равно) — работает только с числами и переменными
    • > = (больше или равно) — работает только с числами и переменными
    • — у двух операндов одинаковые значения
    • = — два операнда идентичны
    • = \ = — два операнда не имеют те же значения

Обратите внимание, что каждый из встроенных предикатов выше имеет два аргумента, один слева от предикат и один справа (как и в других языках программирования).Однако, определяемые пользователем предикаты (а также некоторые другие встроенные предикаты) должны предшествовать их аргументы.

Также обратите внимание, что разница между составляет . и = . Смотрите следующие цели:

? — 4 = 4.

да

Очевидно.
? — 4 равно 4.

да

Очевидно.
? — 4 = 1 + 3.

нет

Ответ — нет, потому что левая часть (4) не идентично правой стороне (1 + 3).
? — 4 равно 1 + 3.

да

Значение левой части равно значению правой части.

фундаментальных вопросов теории демократии Томас Кристиано

  • Домой
  • Мои книги
  • Обзор ▾
    • Рекомендации
    • Награды Choice Awards
    • Жанры
    • Подарки
    • Новые выпуски
    • Списки
    • Изучите
    • 0 Биография
    970
  • Бизнес
  • Детский
  • Кристиан
  • Классика
  • Комиксы
  • Поваренные книги
  • Электронные книги
  • Фэнтези
  • Художественная литература
  • Графические романы 9026mo3 Историческая музыка 9026mo3 Историческая музыка Художественная литература
  • Тайна
  • Документальная литература
  • Поэзия
  • Психология
  • Романтика
  • Наука
  • Научная фантастика
  • Самопомощь
  • Спорт
  • Триллер
  • Молодёжь
  • Триллер
  • Больше 294
  • Сообщество ▾
    • Группы
    • Обсуждения
    • Цитаты
    • Спросить автора
  • Войти
  • Присоединиться
Зарегистрироваться
  • Друзья
  • Группы
  • Обсуждения
  • Комментарии
  • Задание по чтению
  • Kindle Заметки и основные моменты
  • Цитаты
  • Любимые жанры
  • Рекомендации друзей
  • Настройки учетной записи
  • Справка Выйти 9049 9029
  • Мои книги
  • Обзор ▾
    • Рекомендации
    • Награды Choice Awards
    • Жанры
    • Подарки
    • Новые выпуски
    • Списки
    • Изучить
    • Новости и интервью
    9000 905 Бизнес 9026
  • 7 Искусство 63
  • Детская
  • Христиан
  • Классика
  • Комиксы
  • Поваренные книги
  • Электронные книги
  • Фэнтези
  • Художественная литература
  • Графические романы
  • Историческая фантастика
  • 00
  • 00 Мэри
  • Биография и факты

    Мария I , также называемая Мэри Тюдор, по имени Кровавая Мэри (родилась 18 февраля 1516 года, Гринвич, недалеко от Лондона, Англия — умерла 17 ноября 1558 года, Лондон), первая королева, правившая Англией (1553 –58) самостоятельно.Она была известна как Кровавая Мария из-за преследований протестантов в тщетной попытке восстановить католицизм в Англии.

    Популярные вопросы

    Кем были родители Мэри I.

    Мария была дочерью короля Генриха VIII и его первой жены, принцессы испанского происхождения Екатерины Арагонской. Генрих отделился от Екатерины в 1531 году, и его брак с ней был аннулирован в 1533 году. Мэри была объявлена ​​незаконнорожденной, и она была лишена титула принцессы.

    Каким было детство Мэри I?

    Ранние годы Марии прошли в качестве дипломатического инструмента ее отца, поскольку она была обещана в жены нескольким потенциальным союзникам.После того, как Генрих женился на Анне Болейн в 1533 году, Марии запретили видеться с ее матерью и ограничили ее доступ к отцу.

    Как Мэри я стала известной?

    После смерти Эдуарда VI, единственного выжившего наследника Генриха по мужской линии, Мария стала королевой Англии. Преданная католичка, она пыталась восстановить там католицизм, в основном с помощью разумных убеждений, но преследование ее режимом протестантских несогласных привело к сотням казней за ересь. В результате ей дали прозвище Кровавая Мэри.

    Как я умерла Мэри?

    Мария имела хрупкое телосложение и на протяжении всей своей жизни страдала от ряда болезней. У нее также было как минимум две ложные беременности, последняя из которых, начавшаяся в апреле 1558 года, замаскировала основную причину ее смерти. Ей наследовала ее сводная сестра Елизавета I.

    Ранние годы

    Дочь короля Генриха VIII и испанской принцессы Екатерины Арагонской, Мария в детстве была пешкой в ​​ожесточенном соперничестве Англии с более могущественными странами, что было безуспешно предложено в брак с тем или иным властелином желанным союзником.Прилежная и умная девочка, она получила образование у матери и гувернантки герцогского ранга.

    Обрученная наконец с императором Священной Римской империи, ее двоюродным братом Карлом V (Карлом I Испании), Мария получила приказ прибыть в Испанию с огромным денежным приданым. Игнорируя это требование, он вскоре бросил ее и завершил более выгодный матч. В 1525 году отец назвал ее принцессой Уэльской, хотя отсутствие официальных документов позволяет предположить, что формально она никогда не была инвестирована. Затем она провела суд в замке Ладлоу, пока строились новые планы обручения.Однако жизнь Марии была радикально нарушена из-за нового брака ее отца с Анной Болейн.

    Еще в 1520-х годах Генрих планировал развестись с Кэтрин, чтобы жениться на Анне, утверждая, что, поскольку Екатерина была женой его покойного брата, ее союз с Генрихом был кровосмесительным. Однако папа отказался признать право Генриха на развод с Екатериной даже после того, как развод был узаконен в Англии. В 1534 году Генрих порвал с Римом и основал Англиканскую церковь. По сути, обвинение в инцесте сделало Мэри незаконнорожденной.Анна, новая королева, родила королю дочь Елизавету (будущую королеву), запретила Марии доступ к ее родителям, лишила ее титула принцессы и заставила ее выступать в роли фрейлины новорожденной Елизаветы. Мэри больше никогда не видела свою мать, хотя, несмотря на большую опасность, они тайно переписывались. Ненависть Анны преследовала Мэри так неумолимо, что Мэри боялась казни, но, обладая мужеством матери и всем упрямством отца, она не могла признать незаконность своего рождения.По приказу она и в монастырь не пойдет.

    Получите эксклюзивный доступ к контенту нашего 1768 First Edition с подпиской. Подпишитесь сегодня

    После того, как Анна попала в недовольство Генри, он предложил простить Марию, если она признает его как главу англиканской церкви и признает «кровосмесительную незаконность» его брака с ее матерью. Она отказалась сделать это, пока ее кузен, император Карл, не убедил ее сдаться, о чем она должна была глубоко сожалеть. Генри примирился с ней, дал ей дом, соответствующий ее положению, и снова построил планы относительно ее помолвки.Она стала крестной матерью принца Эдуарда, сына Генриха от Джейн Сеймур, третьей королевы.

    Мария была теперь самой важной европейской принцессой. Несмотря на свою простоту, она была популярной фигурой с прекрасным вокалом для контральто и прекрасными языковыми способностями. Однако она не смогла освободиться от эпитета ублюдка, и ее передвижения были строго ограничены. Муж за мужем делали ей предложения, но не могли добраться до алтаря. Когда Генри женился на Кэтрин Ховард, Мэри получила разрешение вернуться в суд, и в 1544 году, хотя она все еще считалась незаконнорожденной, она получила право наследования престола после Эдварда и любых других законных детей, которые могли родиться у Генриха.

    Принцесса Англии Мэри (позже королева Мария I).

    © Photos.com/Thinkstock

    Эдуард VI стал преемником своего отца в 1547 году и, под влиянием религиозного рвения и чрезмерного усердия советников, сделал английский язык, а не латинский, обязательным для церковных служб. Мария, однако, продолжала служить мессу в старой форме в своей частной часовне и снова оказалась в опасности потерять голову.

    Мария как королева

    После смерти Эдуарда в 1553 году Мария бежала в Норфолк, поскольку леди Джейн Грей захватила трон и была признана королевой на несколько дней.Страна, однако, считала Марию полноправным правителем, и через несколько дней она триумфально вошла в Лондон. Сейчас ей 37 лет, она была решительной, искренней, резкой и сердечной, как и ее отец, но, в отличие от него, не любила жестокие наказания и подписание смертных приговоров.

    Мария I

    Мария I была королевой Англии с 1553 года до своей смерти в 1558 году.

    © Photos.com/Thinkstock

    Невосприимчивая к необходимости осторожности для новоиспеченной королевы, неспособной приспособиться к новым обстоятельствам , и лишенная корысти, Мария очень хотела вернуть своих людей в церковь Рима.Для достижения этой цели она была полна решимости выйти замуж за Филиппа II Испанского, сына императора Карла V и на 11 лет моложе ее, хотя большинство ее советников выступали за ее кузена Куртенэ, графа Девонского, человека королевской крови.

    Те английские дворяне, которые приобрели богатство и земли, когда Генрих VIII конфисковал католические монастыри, были заинтересованы в их сохранении, и желание Марии восстановить католицизм как государственную религию сделало их ее врагами. Парламент, также не согласный с ней, был оскорблен ее невежливостью по отношению к своим делегатам, выступающим против испанского брака: «Мой брак — это мое личное дело», — возразила она.

    Когда в 1554 году стало ясно, что она выйдет замуж за Филиппа, вспыхнуло протестантское восстание под руководством сэра Томаса Уайетта. Встревоженная быстрым продвижением Вятта к Лондону, Мэри произнесла великолепную речь, призывая тысячи граждан сражаться за нее. Вятт был побежден и казнен, а Мэри вышла замуж за Филиппа, восстановила католическое вероучение и возродила законы против ереси. В течение трех лет тела мятежников свешивались с подвесов, еретиков безжалостно казнили, около 300 сожгли на кострах.С тех пор королеву, теперь известную как Кровавая Мэри, ненавидели, ее мужа-испанца не доверяли и клеветали, а она сама винила в злобной бойне. Непопулярная, неудачная война с Францией, в которой Испания была союзником Англии, потеряла Кале, последний оплот Англии в Европе. Все еще бездетная, больная и подавленная горем, она еще больше впала в депрессию из-за серии ложных беременностей.

Post A Comment

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *