«Жутко громко и запредельно близко» Джонатан Фоер: рецензии и отзывы на книгу | ISBN 978-5-699-22808-9
Книгу получил в подарок. Фильм по ней не смотрел и вообще о существовании этой книги и об её авторе не знал. От книги остались скорее положительные впечатления, хотя я бы не сказал, что меня она как-то особенно захватила или очаровала. Тут многие пишут, что при прочтении рыдали и рыдали. Видимо это слишком эмоциональные люди. Я не проронил ни слезинки.
В книге две параллельные истории, которые рассказывают о мальчике, потерявшем в теракте 11 сентября отца, и о любовных [хм-хм]страданиях его бабушки и дедушки в пору их молодости.
История мальчика логична и понятна, хотя сам мальчик необычный. А вот история его бабушки и дедушки очень путанная. Во-первых далеко не сразу понятно, что речь идет о молодых бабушке и дедушке. Во-вторых, отрывки их молодости (рассказанные от первого лица) написаны очень абстрактно. Порой эта сюжетная линия просто скатывается в ванильное дамское чтиво.
Следует знать, что в книге присутствуют навороты. Туда вклеены фотографии, рисунки, которые связаны с текстом, а также прочие «штучки», которые делают акцент на определенных вещах. Например, одна фраза во всю страницу, вся страница состоящая из цифр, страницы, где строчки текста накладываются одна на другие и прочее. Это имеет определенный эффект, но меня это скорее раздражало.
В содержании книги есть несколько описаний страшных событий в подробностях. Само собой это теракт 11 сентября. Еще есть воспоминания очевидцев взрыва бомбы в Хиросиме и бомбардировки Дрездена. Мне вообще нравится читать подобное, но не из-за смакования чернухи, а для представления масштабов катастрофы. Тем не менее, был момент, который меня возмутил. По сюжету, во время бомбежки Дрездена, герой носится с ружьем по зоопарку, и убивает всех зверей, чтобы они потом не сбежали из разрушенного зоопарка и не напали на людей.
Вообще повествование книги идет слегка лениво. Даются два задела на две сюжетные линии, сначала интересно, а вот потом тягомотина. Движуха происходит к концу книги, когда, наконец-таки, на все вопросы даются ответы. Дочитывая книгу, я как-то оживился, но потом, после прочтения, вспоминаешь о всех её недостатках и приятное послевкусие почти пропадает.
В общем, книга не плохая, хотя претензии есть. По поводу оформления – мне кажется оно кошмарное. Переплет черный простой, сверху суперобложка. Я вообще не понимаю зачем делать эти дурацкие суперобложки на книги. Особенно, если обложка под ней другая. В данном случае настоящей обложки у книги почти нет – черный фон с мелкими буквами названия в углу. Видимо суперобложку для этой книги придумали, что бы добавить ей еще один «выкрутас». И ещё! Верстка. Диалоги идут не в столбик, а строчками.
Короче, я рекомендую сначала взять эту книгу почитать у друзей или в библиотеке. А потом тратить на нее деньги, если она вас очень уж заинтересует.
в память об 11 сентября
Известный американский писатель Джонатан Сафран Фоер написал свою вторую книгу совершенно случайно. Как рассказывает сам автор, идея книги пришла во время работы над другим произведением, при создании которого Фоер испытывал некоторые трудности. Отложив основанной проект, писатель всё больше и больше времени стал посвящать новой истории. В результате, у него получился целый роман, изданный в 2005 году.
Книга «Жутко громко и запредельно близко» была удостоена нескольких престижных наград и премий. Роман сразу же заинтересовал представителей киноиндустрии.
Авторские права на съёмку кинокартины приобрели сразу 2 компании – Warner Bros. и Paramount. Результатом совместной работы стал фильм с одноимённым названием.
Краткое содержание романа
Узнав о деятельности своего сына, миссис Шелл обзванивала всех, кого он собирался навестить. Мать не хочет, чтобы Оскар кого-то беспокоил, но при этом не может запретить ребёнку искать. Мальчик недавно потерял отца и очень тяжело переживает утрату. Ему нужно чем-то себя занять и как-то отвлечься от горестных мыслей.
В ходе поисков Оскар встречается с огромным количеством непохожих друг на друга людей. Мальчик познакомился с одиноким стариком, потерявшим смысл жизни после смерти своей жены. Кроме этого, Шелл встретил супругов, находящихся на грани развода, и многодетную мать. Самыми же странными и трогательными стали для мальчика муж и жена, настолько влюблённые друг в друга, что каждый из них создал целый музей, посвящённый партёру.
Ещё в самом начале своих поисков Оскар встретил женщину по имени Эбби Блэк, которая жила в доме напротив. Эбби и Оскар быстро подружились. Вскоре мальчик познакомился с пожилым мужчиной, снимающим комнату в квартире его бабушки. Впоследствии оказалось, что пожилой мужчина был его дедушкой.
Через несколько месяцев после знакомства с Оскаром Эбби решается признаться, что ей с самого начала было известно, кому принадлежит таинственный ключ. Эбби предлагает мальчику поговорить с её бывшим мужем Уильямом. От мистера Блэка Шелл узнаёт, что его отец когда-то купил вазу, в которой лежал ключ, у Уильяма.
Отец Блэка оставил ему ключ от сейфа, который хранился в вазе. Не зная об этом, Уильям продал вазу Томасу Шеллу.
Характеристика персонажей
Оскар Шелл
Главный герой книги отличается любознательностью и тягой к открытиям. Его уровень развития высок не по годам. Мальчик с трудом переживает свою первую серьёзную трагедию. Тем не менее, потеряв одного из родителей, он словно стремится занять его место и взять на себя ответственность за свою мать.
Становление характера главного героя
Личная трагедия не стала для Оскара поводом уйти в себя. Найдя ключ, мальчик получает новую цель в жизни. Главный герой вынужден был слишком рано повзрослеть. Однако будучи в ещё достаточно юном возрасте, он не может совершить более серьёзного подвига. Поиск хозяина незнакомого предмета становится его первым взрослым самостоятельным решением, первой непростой задачей, которую он хочет решить без постороннего вмешательства.
Результаты поиска огорчили и разочаровали Оскара.
Но опыт, полученный во время проделанной работы, нельзя назвать потерянным временем. Маленький человек, ещё не успевший адаптироваться к миру взрослых, ежедневно открывает для себя их жизнь. Оскар узнаёт о том, что на этой планете есть и угнетающее одиночество, и необходимость бороться за своё существование, и большая любовь, и утраченные иллюзии. Взрослые больше не будут казаться Оскару совершенными и всемогущими. В их жизни намного больше проблем и горестей, чем в жизни детей.
Мистер и миссис Шелл
Поведение ребёнка в большинстве случаев отражает его воспитание, а значит, и характеры его родителей. Отец Оскара не участвует в повествовании, но его беззвучный голос постоянно слышен читателям. Томас Шелл успел научить своего сына многому, несмотря на то, что они были вместе сравнительно недолго. Каждый раз, когда у Оскара возникают сомнения или вопросы, он вспоминает своего отца и всё то, чему он его научил. Папа говорил, что поставив цель, нужно идти до конца, не отступать и не сдаваться.
Ведь именно настойчивость и твёрдость отличают настоящего мужчину, которым предстоит стать Шеллу-младшему. Отец всегда поощрял изобретательность своего сына, его стремление узнать больше. Собственный опыт – лучший учитель человека. Таких знаний не сможет передать ни одна книга.
Миссис Шелл полностью солидарна в вопросах воспитания со своим покойным мужем. Мать не позволяет себе грубого вмешательства в жизнь сына. Оскару предстоит воспитываться без отца. Если он привыкнет к тому, что в доме все проблемы решает исключительно женщина, он никогда не сможет вырасти настоящим мужчиной. Миссис Шелл позволяет мальчику быть самостоятельным. Она подавляет в себе страх за безопасность своего сына, отпуская его в путешествие по большому городу, который совсем недавно подвергся атаке террористов. Несмотря на свои тревоги, миссис Шелл понимает, что не сможет всегда держать своего ребёнка при себе. Оскар вырастет и, возможно, захочет жить отдельно от матери, где-нибудь в другом городе. С этим нужно смириться уже сейчас и дать ему возможность научиться самостоятельности.
Главная идея романа
Тревога за своего ребёнка не должна делать из него затворника, заложника родительской любви. Папы и мамы рано или поздно не будет рядом. Задача родителей состоит не в том, чтобы ограждать своего ребёнка от жизни, а в том, чтобы научить его жить без матери и отца.
Анализ произведения
Джонатан Сафран Фоер был первым, кто отважился упомянуть о трагедии 11 сентября в художественном произведении. За это он подвергся критике со стороны некоторых литературных деятелей. Безусловно, отец Оскара мог бы погибнуть под колёсами автомобиля, от руки бандита или от неизлечимой болезни. Роман посвящён отдельному эпизоду из жизни маленького жителя Нью-Йорка, и упоминать об общенациональной трагедии было совершенно необязательно.
Тем не менее, зная о том, что многие люди потеряли в тот день своих родных, автор делает своего героя из числа этих людей. Таким образом, Оскар становится близок огромному количеству жителей города. Мальчик испытал всё то, через что когда-то прошли и они сами.
Его история, похожая на тысячи подобных, не может не тронуть, не задеть за живое.
Фоер выбрал в качестве главного героя девятилетнего ребёнка, чтобы посмотреть на мир его глазами и дать такую же возможность читателям, каждый из которых когда-то был в том же возрасте, что и главный герой книги. Посмотрев на самих себя глазами маленького Шелла, многие взрослые наверняка начнут относиться к себе более критично, пересмотрят свой образ жизни и отношения с окружающими.
4.5 / 5 ( 6 голосов )
Жутко громко и запредельно близкоТекст
Jonathan Safran Foer «EXTREMELY LOUD AND INCREDIBLY CLOSE»
Copyright © 2007 by Jonathan Safran Foer
© Арканов В., перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке «Издательство «Эксмо», 2013
* * *
Николь, воплощающей мое представление о прекрасном
Ты чё?
Что бы придумать с чайником? Что если бы его носик открывался и закрывался под напором пара и был бы тогда как рот: он мог бы насвистывать зыкинские мелодии, или декламировать Шекспира, или раскалываться со мной за компанию? Я мог бы изобрести чайник, читающий голосом папы, чтобы наконец-то заснуть, или даже набор чайников, подпевающих вместо хора в Yellow Submarine – это песня «Битлз», что значит «жучки», а я жучков обожаю, потому что энтомология – один из моих raisons d’être, а это – французское выражение, которое я знаю.
Или еще одна фишка: я мог бы научить анус разговаривать, когда пержу. А если б захотел отмочить жуткую пенку, то научил бы его говорить «Не я!» во время запредельно ядерных залпов. А если б я дал запредельно ядерный залп в Зеркальном зале, который в Версале, который рядом с Парижем, который, само собой, во Франции, то мой анус мог бы сказать: «Ce n’êtais pas moi!»
Что бы придумать с микрофончиками? Что, если бы мы их проглатывали и они воспроизводили бы бой наших сердец в мини-динамиках из карманов наших комбинезонов? Катишься вечером по улице на скейтборде и слышишь сердцебиение всех, а все слышат твое, по принципу гидролокатора. Одно непонятно: интересно, станут ли наши сердца биться синхронно, по типу того, как у женщин, которые живут вместе, месячные происходят синхронно, о чем я знаю, хотя, по правде, не хочу знать. Полный улет – и только в одном отделении больницы, где рожают детей, будет стоять звон, как от хрустальной люстры на моторной яхте, потому что дети не успеют сразу синхронизировать свое сердцебиение.
А на финише нью-йоркского марафона будет грохотать, как на войне.
И еще: сколько раз бывает, когда надо аварийно эвакуироваться, а своих крыльев у людей нет, во всяком случае пока, а что если придумать спасательный жилет из птичьего корма?
Ладно.
Мое первое занятие джиу-джитсу состоялось три с половиной месяца назад. Самообороной я жутко заинтересовался по понятным причинам, а мама решила, что мне будет полезна еще одна физическая нагрузка в дополнение к тамбуриниванью, поэтому мое первое занятие джиу-джитсу состоялось три с половиной месяца назад. В группе было четырнадцать детей, и на всех – клевенькие белые робы. Мы порепетировали поклоны, а потом сели по-турецки, а потом Сенсей Марк попросил меня подойти. «Ударь меня между ног», – сказал он. Я закомплексовал. «Excusezmoi?» – сказал я. Он расставил ноги и сказал: «Я хочу, чтобы ты изо всех сил врезал мне между ног». Он опустил руки по бокам, сделал глубокий вдох и закрыл глаза, – это убедило меня, что он не шутит.
«Бабай», – сказал я, но про себя подумал: Ты чё? Он сказал: «Давай, боец. Лиши меня потомства». – «Лишить вас потомства?» Глаза он не открыл, но здорово раскололся, а потом сказал: «У тебя все равно не получится. Зато вы сможете посмотреть, как хорошо подготовленное тело способно амортизировать удар. А теперь бей». Я сказал: «Я пацифист», а поскольку большинство моих сверстников не знают значения этого слова, обернулся и сообщил остальным: «Я считаю, что лишать людей потомства – неправильно. В принципе». Сенсей Марк сказал: «Могу я задать тебе вопрос?» Я обернулся к нему и сказал: ««Могу я задать тебе вопрос?» – это уже вопрос». Он сказал: «Разве ты не мечтаешь о том, чтобы стать мастером джиу-джитсу?» «Нет», – сказал я, хотя о том, чтобы возглавить ювелирный бизнес нашей семьи, я тоже перестал мечтать. Он сказал: «А хочешь знать, когда ученик джиу-джитсу становится мастером джиу-джитсу?» «Я все хочу знать», – сказал я, хотя и это уже неправда. Он сказал: «Ученик джиу-джитсу становится мастером джиу-джитсу, когда лишает своего мастера потомства».
Я сказал: «Обалдеть». Мое последнее занятие джиу-джитсу состоялось три с половиной месяца назад.
Как же мне сейчас не хватает моего тамбурина, потому что даже после всего у меня на сердце остались гири, а на нем сыграешь – и гири кажутся легче. Мой самый коронный номер на тамбурине – «Полет шмеля» композитора Николая Римского-Корсакова, его же я закачал и на свой мобильник, который у меня после смерти папы. Это довольно удивительно, что я исполняю «Полет шмеля», потому что в некоторых местах там надо бить запредельно быстро, а мне это пока жутко трудно, потому что у меня еще запястья недоразвиты. Рон предложил мне купить установку из пяти барабанов. Деньгами, само собой, любовь не купишь, но я, на всякий случай, спросил, будут ли на ней тарелки Zildjian. Он сказал: «Все, что захочешь», а потом взял с моего стола йо-йо и начал «прогуливать пса»[1]. Я знал, что он хотел подружиться, но разозлился запредельно. «Йо-йо moi!» – сказал я, отбирая у него йо-йо. Но по правде мне хотелось ему сказать: «Ты мне не папа и никогда им не будешь».
Прикольно, да, как число покойников растет, а размер земли не меняется, и значит ли это, что скоро в нее вообще никого не похоронишь, потому что кончится место? На мое девятилетие в прошлом году бабушка подарила мне подписку на National Geographic[2], который она называет «Национальная география». Еще она подарила мне белый пиджак, потому что я ношу только белое, но он оказался великоват, так что его надолго хватит. Еще она подарила мне дедушкин фотик, который мне нравится по двум причинам. Я спросил, почему он не забрал его с собой, когда от нее ушел. Она сказала: «Может, ему хотелось, чтобы он достался тебе». Я сказал: «Но мне тогда было минус тридцать лет». Она сказала: «Все равно». Короче, самое крутое, что я вычитал в National Geographic, это что число людей, живущих сейчас на земле, больше, чем число умерших за всю историю человечества. Другими словами, если все одновременно захотят сыграть «Гамлета», кому-то придется ждать, потому что черепов на всех не хватит!
Что если придумать небоскребы для покойников и строить их вглубь? Они могли бы располагаться прямо под небоскребами для живых, которые строят ввысь.
Людей можно было бы хоронить на ста этажах под землей, и мир мертвых оказался бы прямо под миром живых. Иногда я думаю, было бы прикольно, если бы небоскребы сами ездили вверх и вниз, а лифты стояли бы на месте. Хотите вы, допустим, подняться на девяносто пятый этаж, нажимаете на кнопку 95, и к вам подъезжает девяносто пятый этаж. Это может жутко пригодиться, потому что если вы на девяносто пятом этаже, а самолет врезался ниже, здание само опустит вас на землю, и никто не пострадает, даже если спасательный жилет из птичьего корма вы забыли в этот день дома.
Я всего два раза в жизни был в лимузине. Первый раз был ужасный, хотя сам лимузин был прекрасный. Дома мне не разрешают смотреть телек, и в лимузинах тоже не разрешают, но все-таки было клево, что там оказался телек. Я спросил, не можем ли мы проехать мимо школы, чтобы Тюбик и Минч посмотрели на меня в лимузине. Мама сказала, что школа не по пути и что нам нельзя опоздать на кладбище. «Почему нельзя?» – спросил я, что, по-моему, было хорошим вопросом, потому что, если вдуматься, то действительно – почему нельзя? Хоть сейчас это уже не так, раньше я был атеистом, то есть не верил в вещи, не доказанные наукой.
Я считал, что, когда ты умер, – ты полностью мертв, и ничего не чувствуешь, и сны тебе не снятся. И не то чтобы теперь я поверил в вещи, не доказанные наукой, – вовсе нет. Просто теперь я верю, что это жутко сложные вещи. И потом, по-любому, – это ж не так, как если бы мы его по-настоящему хоронили.
Хотя я очень старался, чтобы меня это недоставало, меня стало доставать, что бабушка постоянно меня трогает, поэтому я перелез на переднее сиденье и стал тыкать водителя в плечо, пока он на меня не покосился. «Какова. Твоя. Функция», – спросил я его голосом Стивена Хокинга[3].
«Чего-чего?» – «Он хочет познакомиться», – сказала бабушка с заднего сиденья. Он протянул мне свою визитку.
ДЖЕРАЛЬД ТОМПСОН
Лучезарный Лимузин
обслуживает пять
муниципальных округов
(212) 570-7249
Я дал ему свою визитку и произнес: «Приветствую. Джеральд. Я. Оскар». Он спросил, почему я так разговариваю. Я сказал: «Центральный процессор Оскара – искусственная нейронная сеть.
В данном случае – на кладбище». – «А я бы целыми днями смотрел бейсбол». Я похлопал его по плечу и сказал: «Если заглянуть в словарь на слово «оборжацца», там будет ваша фотография».
На заднем сиденье мама сжимала что-то внутри своей сумочки. Я это заключил, потому что видел на ее руке мускулы. Бабушка вязала белые варежки, раз белые – значит, для меня, хотя было еще не холодно. Мне хотелось спросить у мамы, что она сжимает и почему она это прячет. Помню, как я подумал, что даже если буду умирать от гипотермии, ни за что на свете не надену эти варежки.
«Если на то пошло, – сказал я Джеральду, – можно изготовить запредельно длинный лимузин, чтобы задняя дверца была напротив маминой ПЗ, а передняя – у входа в твой мавзолей, лимузин длиною в жизнь». Джеральд сказал: «Да, но если у всех будет по такому лимузину, никто никогда ни с кем не встретится, правильно?» Я сказал: «Ну и?»
Мама все сжимала, бабушка все вязала, а я сказал Джеральду: «Встречаются на парижской улице две курицы», – мне хотелось, чтобы он по-настоящему раскололся, потому что, если бы у меня получилось по-настоящему его расколоть, гири на сердце стали бы чуть-чуть полегче.
Он ничего не сказал, может, просто потому, что не услышал, поэтому я сказал: «Я сказал: на парижской улице встречаются две курицы». – «А?» – «Одна нормальная, а у другой две головы и восемь крыльев. И та, которая нормальная, говорит: Bonjour, ma tante». – «Ну и что?» – «Это шутка такая. Рассказывать следующую или вы тоже ma tante?» Он посмотрел на бабушку в зеркальце и сказал: «Что он говорит?» Она сказала: «Его дедушка любил животных больше, чем людей». Я сказал: «Дошло? Мутант?»
Я перелез назад, потому что вести одновременно разговор и машину небезопасно, особенно на хайвее, где мы как раз и находились. Бабушка опять принялась меня трогать, что меня доставало, хоть я этого и не хотел. Мама сказала: «Лапуль», и я сказал: «Oui», и она сказала: «Это ты дал запасной ключ от нашей квартиры почтальону?» Тогда меня удивило, что она вдруг затеяла этот разговор, потому что он вообще ни к чему не имел отношения, но теперь я думаю, что ей просто нужно было заговорить о чем-нибудь неочевидном.
«Не почтальону, а почтальонше». Она кивнула, но как-то рассеянно, и спросила, давал ли я ключ почтальонше. Я кивнул утвердительно, потому что никогда не обманывал ее до всего происшедшего. Мне было незачем. «С какой стати?» – спросила она. Ну, я и сказал: «Стэн…» А она сказала: «Кто?» А я сказал: «Стэн, наш швейцар. Иногда он уходит пить кофе, и тогда некому принимать бандероли, а я хочу быть уверенным, что не пропущу ни одной, ну, я и подумал: если у Алиши…» – «У кого?» – «Это почтальонша. Если у нее будет наш ключ, она сможет заносить посылки прямо в квартиру». – «Ключи существуют не для того, чтобы раздавать их посторонним». – «К счастью, Алиша не посторонняя». – «У нас в квартире много ценных вещей». – «Я знаю. Некоторые – просто суперценные». – «Иногда люди, о которых думаешь хорошо, на поверку оказываются не такими хорошими, понимаешь? А вдруг она украдет что-нибудь из твоих вещей?» – «Не украдет». – «А вдруг?» – «Ну, не украдет она». – «Обрати внимание: ключ от своей квартиры она тебе почему-то не предложила».
Было ясно, что она на меня сердится, но я не понимал, за что. Я не сделал ничего плохого. А если и сделал, то не знал, что именно. И уж, конечно, не нарочно.
Я переместился на бабушкину половину лимузина и сказал маме: «Зачем мне ключ от ее квартиры?» Ей было ясно, что я застегиваюсь на все «молнии» внутри самого себя, а мне было ясно, что она меня ни капельки не любит. Я знал правду, и правда состояла в том, что если бы она могла выбирать, то мы бы сейчас направлялись на мои похороны. Я посмотрел на люк лимузина и представил, как выглядел мир до изобретения потолков, отчего у меня возник вопрос: что правильнее – считать, что у пещеры нет потолка или что там нет ничего, кроме потолка? «В другой раз, пожалуйста, спрашивай сначала у меня, договорились?» – «Не сердись», – сказал я и, перегнувшись через бабушку, пощелкал замком на дверце. «Я не сержусь», – сказала она. «Ни капельки?» – «Нет». – «Ты меня не разлюбила?» Сейчас был явно не самый подходящий момент, чтобы сообщить ей про запасные ключи, которые я заказал для разносчика пиццы из «Пиццы хат», и для служащего UPS[5], и еще для группы ребят из «Гринписа», чтобы они могли оставлять мне статьи про ламантинов и других животных, находящихся под угрозой исчезновения, пока Стэн заправляется кофе.
«Я тебя еще никогда так сильно не любила».
«Мам?» – «Да». – «Есть вопрос». – «Слушаю». – «Что ты сжимаешь в сумочке?» Она вынула руку и разжала кулак, и там было пусто. «На автомате», – сказала она.
Несмотря на запредельно грустный день, она была ну очень красивая. Я искал способ как-нибудь ей об этом сказать, но все мои способы выглядели дурацкими и неправильными. На ней был браслет, который я для нее изготовил, и от этого я себя чувствовал на сто долларов. Я люблю изготавливать для нее украшения, потому что это ее радует, а радовать ее – еще один из моих raisons d’être.
Сейчас это уже не так, но очень долгое время я мечтал о дне, когда смогу возглавить ювелирный бизнес нашей семьи. Папа мне постоянно говорил, что я слишком умен для розничной торговли. Я никогда не мог этого понять, потому что он был умнее меня, а значит, если я был слишком умен для розничной торговли, то он был тем более слишком умен для розничной торговли. Я сказал ему об этом. «Во-первых, – сказал он, – я не умнее тебя, а просто больше знаю, поскольку я старше.
Родители всегда знают больше детей, зато дети всегда умнее родителей». – «Если только ребенок не дегенератор», – сказал я. На это ему нечего было возразить. «Ты сказал «во-первых», а что во-вторых?» – «Во-вторых, если я такой умный, то что я делаю в розничной торговле?» – «Верно», – сказал я. Но тут же кое-что сообразил: «Погоди, ведь наш ювелирный бизнес не мог бы быть семейным, если бы никто в семье им не занимался?» Он сказал: «Конечно, мог бы. Просто им владела бы другая семья». Я спросил: «А как же наша семья? Открыла бы новый бизнес?» Он сказал: «Мы бы нашли себе занятие». Я думал об этом в мой второй раз в лимузине, когда мы с жильцом ехали выкапывать пустой папин гроб.
Крутейшая игра, в которую мы с папой иногда играли по воскресеньям, называлась «Разведывательная экспедиция». Иногда «Разведывательные экспедиции» были жутко простые, как когда он сказал, чтобы я принес ему что-нибудь из каждого десятилетия двадцатого века (я проявил сообразительность и принес камень), а иногда запредельно сложные и могли тянуться неделями.
В нашу последнюю экспедицию, которая так и не кончилась, он дал мне карту Центрального парка. Я сказал: «И?» Он сказал: «Что «и»?» Я сказал: «Подскажи ключ». Он сказал: «Кто сказал, что он есть?» – «Ключ всегда есть». – «Это наукой не доказано». – «Значит, никакого ключа?» Он сказал: «Если только отсутствие ключа не ключ». – «Отсутствие ключа – это ключ?» Он пожал плечами, как будто понятия не имел, о чем я его спрашиваю. Я это обожал.
Я ходил по парку весь день, надеясь найти какой-нибудь намек на какую-нибудь подсказку, но это было типа «найди то – не знаю что». Я подходил к незнакомым людям и спрашивал у них, потому что иногда папа устраивал «Разведывательные экспедиции» с таким расчетом, чтобы мне приходилось заговаривать с незнакомыми. Но все, к кому я подходил, были типа Ты чё? Я надеялся найти ключ у резервуара[6]. Прочел все объявления на всех фонарных столбах и деревьях. Изучил описания животных в зоопарке. Я даже упросил пускателей воздушных змеев смотать лески, чтобы обследовать змеев вблизи, хотя и понимал, что шансов немного. Но с папой никогда не известно. Я не нашел ни одной подсказки, прямо хоть плачь, если только отсутствие подсказок не было ключом. Могло ли отсутствие подсказок быть ключом?
В тот вечер мы заказали на ужин глютен Генерала Цао[7], и я обратил внимание на то, что папа ест вилкой, хотя он прекрасно умеет палочками. «Погоди!» – сказал я и встал. Я указал на его вилку. «Эта вилка – ключ?» Он пожал плечами, из чего я заключил, что вилка – важнейший ключ. Я подумал: Вилка, вилка. Я побежал в свою лабораторию и извлек из коробки в шкафу металлодетектор. Поскольку вечером мне не разрешают находиться в парке одному, со мной пошла бабушка. Я начал от входа на Восемьдесят шестой улице и стал двигаться жутко ровными линиями, как если бы был одним из тех мексиканцев, которые стригут лужайку: мне важно было ничего не пропустить. Я знал, что должны гудеть насекомые, потому что было лето, но я их не слышал, потому что был в наушниках. Я был один на один с металлом под землей.
Каждый раз, когда гудки учащались, я просил бабушку посветить на землю фонариком. Затем я надевал белые перчатки, вынимал лопатку из своего набора и копал, но жутко осторожно. Как только я находил какой-нибудь предмет, я брал кисточку и смахивал с него землю, как настоящий археолог. Хоть в тот вечер мне удалось обследовать лишь маленький участок парка, я отрыл квотер[8], и несколько скрепок, и что-то похожее на цепочку от лампы, за которую дергают, чтобы зажечь свет, и магнит на холодильник в форме суши, про которые я знаю, хотя лучше бы не знал. Я сложил все вещественные доказательства в пакет и пометил на карте место, где они были найдены.
Придя домой, я изучил вещественные доказательства в моей лаборатории под микроскопом, каждое в отдельности: погнутая столовая ложка, несколько винтиков, ржавые ножницы, игрушечная машинка, ручка, кольцо для ключей, сломанные очки кого-то с запредельно фиговым зрением…
Я принес это папе, который читал «Нью-Йорк Таймс» за столом на кухне, помечая ошибки красной ручкой. «Вот что я нашел», – сказал я, сталкивая мою кисоньку со стола подносом с вещественными доказательствами. Папа заглянул в него и кивнул. Я спросил: «Ну и?» Он пожал плечами, как будто понятия не имел, о чем я говорю, и уткнулся в газету. «Скажи хотя бы, тепло или холодно». Бакминстер замурлыкал, а папа снова пожал плечами. «Как же я узнаю, что прав, если ты мне ничего не подсказываешь?» Он обвел в кружочки какие-то слова в статье и сказал: «К проблеме можно подойти и иначе: как ты узнаешь, что неправ?»
Он встал, чтобы налить себе воды, а я изучил его пометки в газете, потому что с папой никогда не известно. Статья была про то, как исчезла одна девушка и как все считали, что ее убил конгрессмен, который с ней трахался. Через пару месяцев ее тело нашли в Рок Крик парке, который в Вашингтоне, но к тому времени многое изменилось, и про нее все забыли, кроме ее родителей.
заявлении, прочитанном сотням собравшихся представителей прессы в импровизированном медиацентре на задворках их дома, отец мисс Леви снова выразил непоколебимую уверенность в том, что его дочь найдут. «Мы не непрекратим поиск, пока не будем иметь достаточных оснований прекратить поиск, то есть до возвращения Чандры». В ходе последовавшей за этим краткой сессии вопросов и ответов корреспондент газеты El Pais попросил г-на Леви уточнить, имел ли он в виду любое возвращение или только благополучное. От избытка чувств г-н Леви был не в состоянии ответить, и микрофон взял его адвокат. «Мы продолжаем надеяться и молимся о благополучии Чандры, и мы сделаем все, от нас
Это не была ошибка! Это была подсказка мне!
В следующие три дня я ходил в парк каждый вечер. Я отрыл заколку для волос, и рулон пенсов, и чертежную кнопку, и вешалку, и девятивольтовую батарейку, и складной нож Swiss Army, и миниатюрную рамку, и бирку собаки по кличке Турбо, и квадратик алюминиевой фольги, и колечко, и лезвие бритвы, и жутко старые карманные часы, остановившиеся в 5:37 (только я не знал, утра или вечера). Но я по-прежнему не мог сообразить, что все это значит. Чем больше вещей я находил, тем меньше понимал.
Я разложил карту на столе в гостиной и придавил ее концы баночками V8[9]. Точки, которыми я помечал места своих находок, были похожи на звезды галактики. Я соединил их, как астролог, и сощурился, как китаец, и увидел, что получилось слово «хрупкий». Хрупкий. К чему бы оно могло относиться? К Центральному парку? К природе? К вещам, которые я нашел? Чертежную кнопку хрупкой не назовешь. А погнутую столовую ложку? Я все стер и соединил точки по-другому, чтобы получилось «дверь». Хрупкий? Дверь? Потом я вспомнил про porte, а это тоже дверь, только, само собой, по-французски. Я все стер и соединил точки так, чтобы получилось porte. Тут мне было озарение, что точки можно соединить в «киборг», и в «утконос», и в «сиськи», и даже в «Оскар», если жутко закосить под китайца. Я мог соединять их, как хочу, а значит, был ничуть не ближе к разгадке. А теперь мне уже никогда не узнать, что я искал. И это еще одна причина, из-за которой у меня бессонница.
Ладно.
Мне не разрешают смотреть телек, зато разрешают брать напрокат документальные фильмы, одобренные для моего возраста, а читать я могу все, что захочу. Моя любимая книга – «Краткая история времени»[10], хотя я ее еще не закончил, потому что там запредельно сложная математика, а мама не помогает. Больше всего мне нравится начало первой главы, там, где Стивен Хокинг рассказывает об известном ученом, который читал лекцию про то, как Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце вращается вокруг Солнечной системы, и все такое. Потом женщина из последних рядов подняла руку и сказала: «Все, что вы тут нам наговорили, – чепуха. На самом деле мир – это плоская тарелка, которая стоит на спине гигантской черепахи». Тогда ученый спросил ее, на чем стоит черепаха. И она сказала: «Черепаха – на другой черепахе, та на третьей, и так до самого низа!»
Я обожаю эту историю, потому что она показывает, до чего люди бывают невежественными. И еще потому, что я обожаю черепах.
Через несколько недель после наихудшего дня я стал писать кучу писем. Не знаю, почему, но это было почти единственное занятие, от которого гири на сердце казались чуточку легче. Что странно, вместо обычных марок я зачем-то наклеивал на конверты марки из моей коллекции, включая ценные, и теперь думаю, что просто хотел избавиться от вещей. Первым делом я написал Стивену Хокингу. Я наклеил на его конверт марку с изображением Александра Грэхема Белла[11].
Уважаемый Стивен Хокинг!
Можно я буду вашим протеже?
Спасибо, Оскар Шелл
Я думал, он не ответит, потому что он исключительный человек, а я самый обыкновенный. Но однажды я вернулся домой из школы, и Стэн протянул мне конверт со словами: «Вам письмо!» голосом из «Америки онлайн»[12], которому я его научил. Я пробежал 105 ступеней до нашей квартиры, и влетел в свою лабораторию, и залез в кладовку, и включил карманный фонарик, и вскрыл конверт. Письмо, само собой, было напечатано, потому что Стивен Хокинг не может пользоваться руками, потому что он болен боковым амеотрофическим склерозом, о чем мне известно, к сожалению.
Спасибо за Ваше письмо. Ввиду огромного количества получаемой корреспонденции я не в состоянии вести личную переписку. Но знайте, что я прочитываю и сохраняю все письма в надежде, что когда-нибудь смогу ответить на каждое так, как автор того заслуживает. До той поры
искренне Ваш, Стивен Хокинг
Я позвонил маме на мобильник. «Оскар?» – «Еще не было гудков, а ты уже ответила». – «Все в порядке?» – «Мне необходим ламинатор». – «Ламинатор?» – «Есть одна запредельно важная вещь, которую надо сохранить».
Папа всегда укладывал меня спать, и рассказывал крутейшие истории, и мы вместе читали «Нью-Йорк Таймс», а иногда он насвистывал I am the Walrus[13], потому что это его любимая песня, хоть он так и не смог объяснить, о чем она, что обидно. Что было круто, так это как он всегда находил ошибки в статьях, которые мы читали. Иногда это были грамматические ошибки, иногда ошибки по географии или по фактам, а иногда статья просто не давала полной картины. Я обожал, что мой папа умнее целой «Нью-Йорк Таймс», и что можно чувствовать щекой волосы под майкой на его груди, и что он всегда пахнет бритьем, даже в конце дня. Рядом с ним мой мозг успокаивался. Мне ничего не нужно было изобретать.
Когда в тот вечер папа укладывал меня спать – в вечер накануне наихудшего дня, – я спросил, правда ли, что мир – это плоская тарелка, которая стоит на спине гигантской черепахи. «Ты это всерьез?» – «Нет, ну а почему тогда Земля остается на месте, а не падает сквозь галактику?» – «Неужели этого мальчика зовут Оскар? Не украл ли его мозг инопланетный пришелец для каких-нибудь экспериментов?» Я сказал: «Мы не верим в инопланетян». Он сказал: «Земля падает сквозь галактику. И ты, старина, об этом знаешь. Она постоянно падает в направлении Солнца. В этом и состоит движение по орбите». Тогда я сказал: «Само собой, но зачем тогда гравитация?» Он сказал: «Что значит: зачем гравитация?» – «С какой целью?» – «Кто сказал, что должна быть цель?» – «Никто, в сущности». – «Это был риторический вопрос». – «Что это значит?» – «Это значит, я задал его не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы подчеркнуть свою мысль». – «Какую мысль?» – «Что не во всем обязательно должна быть цель». – «Но если нет цели, зачем тогда вообще существует галактика?» – «Потому что этому благоприятствуют обстоятельства». – «А почему тогда я твой сын?» – «Потому что мы с мамой занимались любовью, и один из моих сперматозоидов оплодотворил одну из ее яйцеклеток». – «Я щас срыгну». – «А я-то думал, ты взрослый». – «Нет, чего я не понимаю, так это почему мы существуем? Не как, а почему». Я наблюдал, как светлячки его мыслей движутся по орбите вокруг его головы. Он сказал: «Мы существуем, потому что мы существуем». – «Ты чё?» – «Мы можем сколько угодно воображать галактики, не похожие на нашу, но иных у нас нет».
Я понял, что он пытается сказать, и не стал спорить, но и не согласился. Даже когда ты атеист, это еще не значит, что тебе не может хотеться, чтобы у вещей была цель.
Я включил свой коротковолновый приемник, и папа помог мне настроиться на волну, где кто-то говорил по-гречески, что было клево. Мы ни слова не понимали, но лежали, глядя в потолок, обклеенный светящимися созвездиями, и слушали. «Твой дед говорил по-гречески», – сказал он. «В смысле, говорит», – сказал я. «Именно. Только не с нами». – «Может, мы как раз его сейчас и слушаем». Газетная страница укрывала нас, как одеяло. На ней было фото теннисиста на спине, который, кажется, выиграл, хотя было непонятно, обрадован он или огорчен.
«Пап?» – «Ау?» – «Можешь что-нибудь рассказать?» – «Легко». – «Только интересное». – «То есть не как обычно». – «Ага». Я придвинулся запредельно близко к нему, так что нос уткнулся в его подмышку. «И ты не будешь меня перебивать?» – «Я постараюсь». – «Потому что иначе трудно рассказывать». – «И достает». – «И достает».
Больше всего я обожал тишину за миг до начала.
«В давние времена был в Нью-Йорке Шестой муниципальный округ». – «Что такое округ?» – «Кто-то обещал не перебивать». – «Да, но как же я пойму твою историю, если не знаю, что такое округ?» – «Это все равно что район. Или несколько районов». – «Но если был шестой, то какие пять остались?» – «Манхэттен, само собой, Бруклин, Квинс, Статен Айленд и Бронкс». – «А я бывал где-нибудь, кроме Манхэттена?» – «Ну, начинается». – «Мне просто интересно». – «Пару лет назад мы с тобой ходили в зоопарк в Бронксе. Помнишь?» – «Нет». – «И еще мы ездили в Бруклин смотреть на розы в ботаническом саду». – «А в Квинсе я когда-нибудь бывал?» – «Сомневаюсь». – «А в Статен Айленде?» – «Нет». – «А Шестой округ по правде был?» – «Ты же не даешь мне рассказать». – «Больше не перебиваю. Честное слово».
Когда рассказ кончился, мы снова включили радио и нашли кого-то, кто говорил по-французски. Это было особенно клево, потому что напомнило мне про каникулы, с которых мы недавно вернулись, хотя мне так хотелось, чтобы они никогда не кончились. Потом папа спросил, не уснул ли я. Я сказал, что уснул, потому что знал, что он не любит уходить, пока я не усну, а мне не хотелось, чтобы завтра утром он пошел на работу невыспавшимся. Он поцеловал меня в лоб и пожелал спокойной ночи, и потом я его помню уже в дверях.
«Пап?» – «Что, старина?» – «Ничего».
В следующий раз я услышал его голос, когда было уже завтра и я вернулся домой из школы. Из-за всего происшедшего нас отпустили раньше. Я вообще не напрягся, потому что мама с папой работали в другой части города, а бабушка, само собой, на работу не ходила, так что никому из тех, кого я любил, ничего не угрожало.
Я знаю, что пришел домой ровно в 10:18, потому что у меня привычка все время посматривать на наручные часы. В квартире было как-то слишком пусто и тихо. По дороге на кухню я успел изобрести такой тумблер на входной двери, который бы запускал здоровенное колесо со спицами в гостиной, а оно бы, вращаясь, задевало металлические зубья, свисающие с потолка, и получалась бы красивая мелодия, вроде Fixing a hole или I want to tell you[14], и вся квартира была бы как одна громаднейшая музыкальная шкатулка.
Несколько секунд я гладил Бакминстера, чтобы показать ему, как я его обожаю, а потом проверил автоответчик. Тогда у меня еще не было мобильника, а перед уходом из школы Тюбик обещал позвонить и сказать, идти ли мне в парк смотреть на его скейтбордистские трюки или мы пойдем смотреть «Плейбой» в магазин, где в проходах не видно, какой журнал ты листаешь, что мне, вообще-то, не очень хотелось, но все-таки.
«Жутко громко и запредельно близко» Джонатан Фоер: рецензии на книгу
Удивительно, но до чтения я даже примерно не знала, о чем эта книга. Рецензии читала, но как-то так получалось, что основные вехи сюжета прошли мимо. И отлично. Я хорошо помню тот самый день, от которого отсчет. Я была практически ровесницей Оскара Шелла. И даже тогда мне, хоть находилась далеко, было страшно: сколько горя можно причинить чужим людям, сколько потерь, пустых потерь, а все из-за амбиций и мести, почему кому-то позволено по собственной прихоти рушить судьбы людей, разрушать целый мир детей?.. И позволено ли?
«Я впервые задумался, стоит ли жизнь всех тех усилий, которые требуются, чтобы ее прожить. В чем именно состоит ее ценность? Почему так ужасно стать навсегда мертвым, и ничего не чувствовать, и даже не видеть снов? Что такого суперского в чувствах и снах?»
В этой книге особенный главный герой, маленький мальчик Оскар Шелл. Я очень рада, что его история описана так, что этот маленький человек представляется здесь нормальным, с возможностью практически полноценного существования, без ненужных акцентов, с каемкой своих, таких особенных мыслей, суть которых — беспросветная тоска, абсолютная, кромешная. Особенный мальчик с особенной судьбой. Оскар Шелл существует в собственном мире, в котором нет ничего случайного — все до глубины прочувствовано, своевременно и по-настоящему больно. Каждый раз. Каждая мысль. Каждый смешок — “раскол”. Отдается болью потери. Все. Отдается. Болью. Потери. Ему больно. Больно от того, что его мир никто не понимает, что, кажется, никто не прочувствовал до самого сердца то, что чувствует он каждую секунду. Пусть Оскар не различает границ в общении и порой не понимает, что кого-то обидел, но зато он честен и до безумия добр, а еще — способен сочувствовать так, как не способен никто другой. Однако к этой душе тяжело подобрать ключик и любая реакция окружающих может поднять целую бурю внутри. А все потому, что он однажды потерял, потерял весь свой прежний мир. Всю свою жизнь.
«Я не мог понять, почему мне требуется профессиональная помощь: я считал, что у человека должны быть гири на сердце, когда у него умирает папа, и что если у человека нет гирь на сердце, тогда ему нужна помощь.»
Страшно, когда тоска обернута буднями и будни не лечат, все равно остается самая горькая детсткая скорбь, настоящая, глубокая, беспросветная, которая внезапно разверглась — жутко черная, запределельно глубокая — и вот-вот поглотит, а мальчик и рад бы уйти к папе, но теперь все не так. Раньше папа был центром его мира, папа близок. Он проник в особенный мир сына, проникся им, подстраивался под тончайшее восприятие ребенка и складывал для Оскара мир из отрывков, как это было нужно Оскару. Так угадывать умеет не каждый близкий, феноменальный контакт говорит об одной простой истине — у Оскара Шелла был Самый лучший папа на свете!
«Кто сказал, что должна быть цель?» — «Никто, в сущности». — «Это был риторический вопрос». — «Что это значит?» — «Это значит, я задал его не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы подчеркнуть свою мысль». — «Какую мысль?» — «Что не во всем обязательно должна быть цель».
Папа был другом, папа был всем. Какое он имел право в одночасье оставить Оскара?! Почему так должно было случиться? Зачем он не перепланировал свой день на несколько минут по-другому? Каково это — докоснуться, выстроить целую Вселенную, где Оскар Шелл понятен, там, где он является самым значимым — быть этой Вселенной — и не вернуться? Все разрушить и оставить мальчику маленькую тайну, а еще — потребность изобретать, жить воспоминаниями.
«Как же я узнаю, что прав, если ты мне ничего не подсказываешь?» Он обвел в кружочки какие-то слова в статье и сказал: «К проблеме можно подойти и иначе: как ты узнаешь, что неправ?»
Весь смысл существования после потери, после обвала Вселенной заключался в проживании, а не переживании горя. Снова и снова. Переживать, думать, изобретать, находить смысл, чтобы, не имея представлений жизни без оставить себе ту другую. Разрушенная Вселенная она совершенно другая и заключается в повторении, в поиске подтверждения того, действительно ли случилось то, что случилось? У Оскара свои, совершенно потрясающие выражения собственных чувств, что четко отпечатывают каждое ощущение, каждое чувство, не только в душе мальчика — в душе читателя тоже. Одни слова Оскар воспринимает по незнанию слишком легко, другие, может и безобидные по сути (которые хранили его эмоциии), — крайне болезненно, потому что чувствовал их запредельно близко. Чего стоит только обозначение боли — ”гири на сердце”, а такое простое действие — рассмеяться у Оскара ”расколоться” (вдумайтесь в такое определение) и “раскалываться” можно было по-плохому и по-хорошему. Второго Оскар добивался и радовался (это означало, что его поняли, приняли), на первое же реагировал бурно, со всей возможной реакцией на несправедливость), но это чувство съедало его изнутри — там и оставалось.
«Упрячу свои чувства поглубже внутрь». — «Что значит, упрячешь чувства?» — «Не буду их демонстрировать. Если потекут слезы, пущу их по изнанке щек. Если кровь — получится синяк. И если сердце начнет выпрыгивать из груди, никому не скажу. Мне это все равно не помогает. А другим только хуже». — «Но если ты упрячешь чувства глубоко внутрь, ты перестанешь быть тем, кто ты есть, как с этим быть? — «Ну и что?» — «Могу я задать тебе один последний вопрос?» — «Не считая этого?» — «Ты не допускаешь, что смерть твоего отца может пойти чему-нибудь на пользу?» — «Не допускаю ли я, что смерть моего отца может пойти чему-нибудь на пользу?»
Слова ”запредельно” и ”жутко” были восприняты со всей возможной глубиной, в каком бы контексте не были сказаны — в качестве комплимента или в качестве внутреннего ощущения. Мне кажется, он придумывал свои гениальные идеи, когда переживал и нервничал, чтобы занимать свой мозг, а изобретал, чтобы обезопасить мир, и в частности свой мир.
«Я изготовил для нее [мамы] еще несколько украшений из морзянки папиных сообщений — цепочку на шею, цепочку на щиколотку, сережки-висюльки, обруч для волос, — но браслет был точно самым красивым, возможно, потому, что я его изготовил последним, и из-за этого он был мне особенно дорог.»
У каждого должен быть такой человек, рядом с которым можно расслабиться и ничего не изобретать, не думать, не искать — быть таким, как ты есть, быт принятым. И если что-то меняется, наоборот, существует потребность запускать механизмы и жить в ритме — изобретать, думать, искать… Зачем? Чтобы жить, чтобы доказать себе, доказать всем. А все вокруг… У каждого своя трагедия или способ ее переживать. Кто-то выживает тем, что создает вокруг себя ненастоящую радость, кто-то — окунается в свое горе, а кто-то живет тем, что ищет.
«Лучше бы нам обоим не пришлось искать». — «Ты прав».
Это все боль. Недосказанная, свежая трагедия, неумение правильно подойти, чтобы раскрыть закрывшийся мир, развеять убеждения и суметь помочь друг другу. Конечно, лучше бы горя не было. Но оно есть. И это самый ужасный факт, который может быть в жизни людей — факт непримиримой потери.
«Очень важно, чтобы людям было удобно обниматься». — «Очень».
Приходит момент, когда паралелльно падают еще несколько сюжетных линий, которые сразу и непонятно: зачем, к чему, кому?
«Я заметил ее еще издали, мне было пятнадцать, ей было семнадцать, мы сидели на траве, пока наши отцы беседовали в доме, могли ли мы быть моложе?»
Еще один мир — мир Ничто и Нечто, “Да” и “Нет”. Мир, в котором люди пишут о своей жизни, ищут как бы в новой семье искупить вину за то, чего не сделал в прошлом. И находят верный способ — способ взаимных обязательств, одну и ту же иллюзию, полную неписанных правил. Способ — не любовь, а способ быть полезным, воимя чего-то, что придумали сами, просто потому что так надо было. Потом настала месть, месть за несовершенное и совершённое, за ненаписанное, за самоотдачу и за то, на что так легко наплевали. А ведь все это время, все это упущенное и уже пустившее корни время нужно было только постараться вскрыть раны, истечь болью друг перед другом, чтобы из двух болей стала одна, общая.
«Ужасно. Мы столько всего не смогли друг другу сказать. Комната пропиталась нашим неразговором»
Мне нужна нескончаемая чистая тетрадь и вечность.»
Недосказанность, невозможность говорить, нехватка доверия и терпения, неумение проникнуть в свои и чужие переживания. Боль, травма, темнота, слезы — все это осколки одного мира, каждый из которых так разбит, что уже не склеишь. Тут не поймешь: как близкие могут быть настолько одиноки, когда они все рядом? Как можно жить настолько отдельно? Как можно настолько не понимать и не дать понять себя? Как можно?.. Ясно одно: никто не умел говорить, все обрывалось на полутонах своего личного горя. У всех героев этой книги свои “гири на сердце”.
«У меня на сердце возникло сразу столько гирь, что пол подо мной не рухнул только благодаря колонне. Как мог человек, живший так близко от меня всю мою жизнь, быть таким одиноким?»
Больно. От этой книги запредельно больно. Просто до невозможности осознать и переосмыслить все границы горя, все границы того, что мешало сюжету пойти в другую сторону, хотелось до секунды развернуть уже свершившееся, чтобы не случилось потери, ведь это — не просто потеря. Ушел тот самый человек, который мог бы стать лекарством и залечить все рубцы, грубые шероховатости которых не давали быть единым целым. Чтобы не пришлось думать о равнодушии, а в то же время скрывать некую тайну, которая ложилась черным отпечатком на совести. Больно. Страшно. Эта книга выпила меня до дна, ее конец просто опустошил, хотя другого ожидать трудно. Знаете, все просто стало на свои места за две последние главы. Каково это? Жутко громко и запредельно близко. Ни больше, ни меньше. Столько тем, острых, задетых на самой глубине человеческого восприятия. Невозможно. Насколько это книга до сердца. Раньше для меня это название было самым нелепым и непонятным. Сейчас оно стало самым глубоким мерилом боли и того, как важно действовать сиюминутно и вовремя.
«Вот я и спрашиваю: на что мы угрохали всю эту кучу времени, если ничего друг про друга не узнали?»
«Одеяло вздымалось и опадало надо мной в такт дыханию Анны.
Я подумала, не разбудить ли ее.
Но к чему.
Будут другие ночи.
Да и как сказать люблю тому, кого любишь?
Я повернулась набок и заснула рядом с ней.
Вот то главное, что я пытаюсь тебе сказать, Оскар.
Это всегда к чему.
Я люблю тебя.
А вот и я с рецензией! 🙂 Спасибо огромное, Amid29081992 , за рекомендацию и возможность прочитать книгу в бумажном варианте. Только читая, я поняла, о чем ты говорил. Отличный получился подарок. Пронзительный. Спасибо:)
«Жутко громко и запредельно близко» — Джонатан Фоер
Мировая премьера фильма, снятого по книге, с Сандрой Буллок и Томом Хэнксом в главных ролях, состоялась в январе 2012 года.
11 сентября 2001 года навечно вошло в историю человечества. Трагическое событие, развернувшееся посреди Нью-Йорка, забрало множество жизней и разрушило призрачную иллюзию счастья и удачи, витавшую над Америкой и ее розовой мечтой. Маленький Оскар Шелл тоже потерял в этот день самого родного человека – отца. Его жизнь, длиною пока только в девять лет, превратилась в сгусток боли, ведь утрата, ужаснейшая и бесповоротная, наполнила его существование. Подобно стенам башен-близнецов, его мир разорвался на части.
На KnigoPoisk.com вы можете скачать бесплатно «Жутко громко и запредельно близко» в fb2, epub, pdf, txt, doc и rtf – Джонатана Сафрана Фоера
Джонатан Сафран Фоер в своей книге «Жутко громко и запредельно близко» рассказывает не только о трагедии теракта 11 сентября, но и о всех войнах и всем том зле, что они несут. Главный герой книги – девятилетний мальчик, который очень любит свою тетю, которую не преминет поцеловать. Он обожает всех животных и насекомых, поэтому в столь юном возрасте стал веганом, чтобы не причинять никому боль. Каждое мгновение мальчик желает запечатлеть на свой большой пленочный фотоппарат, в объективе которого краски мира становятся ярче.
Этот ребенок питает интерес ко всем и всему. Он входит в двери чужих домов, где живут поломанные жизнью люди. Они рассказывают ему о том, что случилось с ними за долгие годы, а его детский разум воспринимает все так глубоко, так запредельно близко, хоть и настолько, как это все можно понять в девять лет. Непрожитые жизни и странные рисунки на руках, тамбурин и письма Хокинга – эстетические картины наполняют книгу Фоера.
Слушать аудиокнигу «Жутко громко и запредельно близко», читать онлайн или скачать в fb2, epub и pdf вы можете прямо на сайте!
Маленький Оскар не верит в смерть Отца. Маленький Оскар блуждает по городу и в своей голове, блуждает океанами своих воспоминаний, и ищет, бесконечно и бесцельно, ищет своего отца. Он отдаляется от своей семьи: матери, бабушки, дедушки, но были ли они когда-либо достаточно близки ему?
Сюжет «Жутко громко и запредельно близко» сосредоточен вокруг трех трагедий, красной ниткой протянувшейся по миру. Ее начало идет от бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, плавно бежит нить к Дрездену в сорок пятом, события в котором изменили жизнь дедушки Оскара, и заканчивается на 11 сентября – огромной национальной трагедии.
Купить книгу «Жутко громко и запредельно близко» или скачать для ipad, iphone, kindle и android вы можете на KnigoPoisk.com без регистрации и смс
«Жутко громко и запредельно близко» Джонатана Сафрана Фоера как манифест против войны, манифест детский, глубокий и печальный. Запредельная любовь, которой заполнены страницы книги, разрывает сердце читателей. Этот роман заставляет задуматься и переосмыслить многое. И показывает, как ценна жизнь.
ЖАНРОВО-СТИЛЕВОЙ АНАЛИЗ РОМАНА ДЖОНАТАНА САФРАНА ФОЕРА «ЖУТКО ГРОМКО И ЗАПРЕДЕЛЬНО БЛИЗКО» | Никитина
ББК 821.11(73)-31
УДК Ш5(7США)-4
Т. Э. Никитина
T. Nikitina
г. Челябинск, ЮУрГУ
Chelyabinsk, SUSU
Аннотация: В статье дается жанровая характеристика романа посвящения, уделяется внимание основным носителям жанра романа посвящения, рассматриваются стилистические приемы, использованные автором произведения, и их роль в художественном замысле.
Ключевые слова: роман посвящения; роман инициации; носители жанра; креолизованный текст.
Abstract: The article presents a genre characteristic of the initiation novel, pays attention to the main holders of the initiation novel genre, considered stylistic devices used by the author and their role in the artistic conception.
Keywords: initiation novel; holders of the genre; creolized text.
Роман Джонатана Сафрана Фоера — едва ли не главный образец литературы 9/11, в котором рассматривается трагедия одной американской семьи после событий 11 сентября. Фоер — молодой американский писатель, дебютировавший с романом «Полная иллюминация» в 2002 году, в нем он затрагивает другую катастрофу для человечества — Холокост. «Жутко громко и запредельно близко» — второй роман писателя, вышедший в 2005 году и получивший высокую оценку критиков, он также был удостоен нескольких премий, таких как «Бестселлер The New York Times», и вошел в шорт-лист Дублинской литературной премии.
Роман Фоера можно определить как «роман посвящения» или «роман инициации». Такой вид романа предполагает экзистенциальные поиски и кардинальные изменения личности в процессе этих исканий, разворачивающихся по сценарию ритуала инициации, который предполагает преодоление трех ступеней: подготовка к испытанию, символическая смерть и «перерождение» в новом статусе. Основными носителями жанра романа посвящения являются система персонажей (герой-адепт, наставник или посредник и Дева), сюжетная структура поиска, пространственно-временная организация, основанная на антитезе двух миров [1, с. 20].
В романе посвящения важным является этап перехода личности от одной ступени развития к другой. Движущим механизмом для Оскара, главного героя романа, становятся его детская боль из-за потери отца и чувство вины за упущенную возможность поговорить с ним в последний раз. Наравне с Оскаром развиваются и другие герои романа, от лица которых ведется параллельное повествование в форме серии писем.
Роман посвящения вбирает в себя структуры авантюрного романа и романа воспитания. Такая авантюрная черта, как мотив квеста и поиска, является одной из главных в произведении: разбирая вещи погибшего отца, Оскар находит конверт с надписью «Блэк» и спрятанным внутри ключом. Оскар решает связаться с каждым человеком по фамилии Блэк в Нью-Йорке, чтобы найти замок, к которому подходит ключ.
Роман посвящения представляет героя в развитии, как и роман воспитания, Оскар проходит через ряд испытаний, пытаясь разобраться с загадкой, но на этом пути он больше исследует встречающихся ему людей, характеры и самого себя, этот путь — путь познания и принятия, в конце романа Оскар испытывает катарсис, связанный с принятием случившегося, он усваивает один из главных уроков жизни — он учится отпускать и взрослеет, что и является его инициацией.
Для романа посвящения также характерно противопоставление двух миров, в «Жутко громко и запредельно близко» пространство и время расщепляются из-за включения в повествование элементов эпистолярия, таким образом, линия одного из героев до определенного момента времени представлена в виде писем, дальнейшее развитие истории этого персонажа мы узнаем из пласта как бы времени «настоящего», в котором находится Оскар.
Хронотоп и композиция строятся по принципу параболы, где одна ветвь принадлежит временному потоку Оскара, а вторая —его бабушке и дедушке, чье повествование ведется в письмах: дедушка пишет отцу мальчика, а бабушка самому Оскару. Время в романе постоянно расслаивается, но тем не менее оно структурировано, и, двигаясь параллельно друг другу, все временные потоки так или иначе пересекаются в настоящем, где связующим звеном для них является сам Оскар.
Композиция у Фоера своеобразная, помимо параллельного повествования в роман включены графические паралингвистические средства [3], которые выражаются в такой сюжетной особенности, как альбом, который ведет Оскар, включая в него фотографии, имеющие отношение к событиям его жизни, к примеру, фотография женщины, с которой он встречался, чтобы узнать о судьбе найденного им ключа, дверная ручка, фотография человека, падающего с башни торгового центра, портрет Стивена Хокинга, которому Оскар пишет письма и получает полноценный ответ в конце романа. Также Фоер включает интегративные изображения (встроенные в вербальный текст), примером этого служат визитные карточки героев, цветные выделения слов в газетных статьях и письмах. С одной стороны, все эти средства факультативны: если убрать рисунки и фотографии, то сюжет не пострадает, они лишь отражают и иллюстрируют объекты, с которыми сталкивается Оскар, с другой стороны, они являются частью художественного замысла автора, воздействуют на читателя и необходимы для целостности произведения [2].
Заголовочный комплекс фиксирует состояния персонажей, например, «Гири на сердце», «Куча гирь на сердце», «Живой и одинокий», определяет временные границы «Почему я не там, где ты 21/5/96», причем некоторые названия глав повторяются на протяжении всего романа несколько раз: «Мои чувства» и «Почему я не там, где ты» появляются в романе по четыре раза каждая, в первом случае («Мои чувства») показывая историю развития внутреннего состояния Оскара, а «Почему я не там, где ты», с тремя разными датами, рассказывают о внутреннем и физическом путешествии Тома Шелла — дедушки Оскара. Этого героя можно рассматривать как одного из наставников для Оскара в системе персонажей. Образ героя-наставника или «проводника» в романе расщепляется, и к нему можно отнести не только дедушку, но и всех Блэков, а в частности мистера Блэка — одного из главных помощников Оскара в его поисках. Носителем образа Девы, хранительницы сокровенного знания и гармонии, является мать Оскара, ее же можно считать одним из наставников.
«Жутко громко и запредельно близко» — это шкатулка с трагедиями, в которой раскрывается череда судеб многочисленных второстепенных персонажей, поколение бабушки и дедушки, переживших Вторую мировую войну, еще одна катастрофа, затронутая Фоером, жизнь в иммиграции, личные истории Блэков, которых находит Оскар — все они связаны с потерей и невозможностью что-то вернуть или изменить.
Образ времени в романе показан на примере героев. Америка после Второй мировой и жизнь иммигрантов и Америка после 11 сентября (в частности Нью-Йорк) — обе показаны в процессе «переживания» минувших событий, герои пытаются справиться со своими потерями и жить в новом мире, где у некоторых из них никого не осталось. Сам образ мира предстает в романе как что-то опасное и ненадежное, он — постоянно изменяющаяся величина и антагонист, а человек в нем не защищен и уязвим перед мгновением, за которое может потерять всё.
Мотивы потери и катастрофы являются сюжетообразующими, они неизбежно проходят через все произведение, связывают два временных пласта и два поколения, исцеление от них герои находят друг в друге и в связи поколений. Мотив поиска, действующий наравне с мотивами потери и катастрофы, представляет собой искания не только истины и понимания, но и поиск Оскаром самого себя в изменившемся мире, он приводит его к принятию того, что ничего в случившемся изменить нельзя, и на его вопросы отвечает само время, которое главный герой провел в процессе познания. После принятия своей потери Оскар готов двигаться дальше.
Роман Фоера необычен в подаче материала, он не играет с читателем, а вовлекает его в эту игру, делает одним из проводников героя. Поток детского сознания создает, с одной стороны, ощущение нереальности, Оскар может мыслить жанрами и, играя, оформить свой диалог с кем-то в форме интервью или пренебречь пунктуацией и правилами, чтобы разговор выглядел динамичнее, с другой — понятен и узнаваем.
Таким образом, роман «Жутко громко и запредельно близко» является образцом романа посвящения, так как в нем наблюдаются свойственные носители жанра: система персонажей, сюжетная структура поиска, антитеза двух миров, параболическая композиция. Стилистические функции, к которым прибегает автор, факультативны и не влияют на жанровое своеобразие романа, но необходимы для целостности произведения и передачи художественного замысла.
Библиографический список
1. Борисеева, Е. А. Роман инициации: проблема жанровой атрибуции / Е. А. Борисеева // Веснiк БДУ. Серыя 4, Філалогія. Журналістыка. Педагогіка. — 2014. — № 1. — С. 20–23.
2. Журавлева, О. А. Функционирование невербальных средств в художественном тексте (на примере романа Дж. С. Фоера «Extremely Loud and Incredibly Close») / О. А. Журавлева, М. О. Пивоварова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — Тамбов : Грамота, 2015. — № 12-4. — С. 76–80.
3. Николаева, Т. М. Паралингвистика / Т. М. Николаева // Лингвистический энциклопедический словарь ; под ред. В. Н. Ярцевой. — М. : Советская энциклопедия, 1990. — 685 с.
© 2014-2020 Южно-Уральский государственный университет
Электронный журнал «Язык. Культура. Коммуникации» (6+). Зарегистирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС 77-57488 от 27.03.2014 г. ISSN 2410-6682.
Учредитель: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Редакция: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Главный редактор: Пономарева Елена Владимировна
Адрес редакции: 454080, г. Челябинск, проспект Ленина, д. 76, ауд. 426, 8 (351) 267-99-05.
травм в «Очень громко» Джонатана Сафрана Фора и
Содержание
1 Введение
2 Краткое введение в теории травм
3 Анализ основных персонажей
3.1 Оскар Шелл
3.2 Дедушка Шелл
3.3 Бабушка Шелл
4 Дидактический анализ
4.1 Диапазон компетенций / Основная цель
4.2 Дидактическое сокращение
4.3 Проблемы, проблемы и альтернативы
5 Заключение
Цитируемый список из 6 работ
7 Приложение
7.1 План урока
7.2 Входное видео
7.3 Рабочие листы
7.4 Домашнее захоронение Роберта Фроста
1 Введение
Роман « Чрезвычайно громко и невероятно близко » Джонатана Сафрана Фоера рассказывает о девятилетнем мальчике Оскаре Шелле, который пытается определить значение ключа, который он нашел в конверте с надписью «Черный». отец, погибший в результате террористических атак 11 сентября 2001 года. Фоер обращается к нескольким темам в повествовании, например, к историческим событиям Хиросимы, бомбардировке Дрездена в 1945 году и, очевидно, 11 сентября, сопровождавшимся травмами.В соответствии с этими событиями он подчеркивает продолжение жизни родственников жертвы. Кроме того, важными темами являются разнообразие Нью-Йорка, взросление, аутизм, любовь и война. В этой статье я исследую, как персонажи Оскар, дедушка Шелл и бабушка Шелл справляются с травмой, вызванной взрывом в Дрездене и, соответственно, террористическими атаками на Всемирный торговый центр в 2001 году.
Травма мне кажется важной темой для обсуждения в школе, поскольку каждый рано или поздно сталкивается с потерей или уже имел дело с ней в прошлом.Поскольку каждый учащийся может идентифицировать себя с этой потенциальной проблемой, для них важно знать различные способы борьбы с травмой. История Фоера даже показывает, что преодоление травмы может объединить людей разных рас и возрастов. Даже если травмы людей вызваны разными событиями, между этими людьми будет связь. Более того, эту тему можно было бы преподавать междисциплинарным и междисциплинарным на уроках этики или религиозного образования.
Так как травма может коснуться каждого, я определил эту тему для запланированного урока.Причина выбора подтем, а именно «изобретение» и «тяжелые сапоги», относящиеся к Оскару; «Афазия» и «дверные ручки» дедушки Шелла и, наконец, «подавление» и «чувство необходимости» в отношении бабушки Шелл раскрывают конкретность основной темы. Я решил преподавать эту тему с помощью групповой работы, чтобы облегчить обмен опытом без опасности быть выставленным перед классом. Я подумал, что это лучший способ, поскольку ученики могут рассказать о том, как они воспринимают персонажа и его или ее способность справиться с травмой, которую они пережили.За командной работой следует презентация и обсуждение этой работы, чтобы убедиться, что все студенты достигли одинакового уровня знаний. Более того, важно иметь способность подчеркивать с помощью этого персонажа и изменять его точку зрения или вносить свой собственный опыт потери, чтобы объяснить другим, почему кто-то может показывать такое поведение.
Я проанализирую эту тему с помощью характеристики, следуя психоаналитическому подходу. Во-первых, важно знать, почему люди ведут себя по-другому после переживания потери, а во-вторых, для учащихся полезно осознать, что травма может быть причиной того, что у человека осталась измененная личность.Урок, который я запланировал, касается как характеристического, так и психоаналитического подходов. После урока учащиеся должны получить общие знания о травме и ее последствиях. Более того, должно быть ясно, что травму можно преодолеть, только пройдя две фазы, которые нарастают друг на друга.
2 Краткое введение в теории травм
Согласно Американской психиатрической ассоциации , травма является официально признанным психическим заболеванием с 1980 года.Симптомы [1] можно отнести к знаменателю Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) (Лейс, 2). Существуют различные теории, объясняющие причины травм. В этой статье я сосредотачиваюсь на Кэти Карут и Доминике Ла Капра, которые строят свои теории на основе психоанализа Зигмунда Фрейда, который я также кратко объясняю. Тем не менее, другие ученые, которые строят теории травм, такие как Пьер Жанет, Рут Лейс, Кристиан Верслуис и Сиен Юйттершут, кратко рассматриваются. рассмотрение в этой статье тоже.
Основная теория травмы представлена « отцом психоанализа » Зигмундом Фрейдом. В своей развитой психологической системе, описанной в Jenseits des Lustprinzips , он утверждает, что травматический невроз можно приписать моменту удивления, за которым следует шок. (Фрейд, 222.). Во фрейдистской теории психика состоит из нескольких слоев. Внешний слой его системы избегает постоянной чрезмерной стимуляции внешнего мира. Однако существуют сильные притяжения, которые не могут быть предотвращены этим слоем.Фрейд называет это влечение травматическими эмоциями. Человек испытывает снижение нормальной психологической деятельности, вызванное разрушением внешнего слоя (Freud, 237-240).
Вдохновленный Фрейдом, автор Кэти Карут определяет травму следующим образом: «В общем определении травма описывается как реакция на неожиданное или подавляющее насильственное событие или события, которые не до конца осознаются по мере их возникновения, но возвращаются позже в повторяющихся воспоминаниях. , кошмары и другие повторяющиеся явления.»(Карут, (1996), 90). Согласно Каруту, подавление последствий, которые влечет за собой событие, активируемое шоком происходящего, позволяет человеку не терять контроль над физическими функциями. Это естественная защитная реакция организма, например, способность выдержать шок, не падая в обморок (Uytterschoutt, 217). Пострадавший страдает от задержки в сознании о событиях, поскольку «внешнее вошло внутрь без какого-либо посредничества». (Карут, (1996), 59; Лейс, 2).Более того, Карут утверждает, что событие не полностью вовлечено в сознание и, следовательно, не может быть испытано полностью (Caruth, (2000), 85).
Еще один индикатор травмы — это повторение непереваренного инцидента. Речь идет о повторяющихся галлюцинациях, снах, мыслях или поведении. Эти воспоминания могут возникать благодаря соматическому восприятию, запахам, звукам или изображениям. Травматический опыт является неотъемлемым и преследует пострадавшего (Caruth, (2000), 85). Вызванное повторением события травматическое прошлое остается актуальным.Даже если это событие произошло десять лет назад, изображения в головах людей имеют такую валюту, как если бы они соответствовали настоящему (Horstkotte, 132).
Историк Доминик Лакап различает две фазы совладания с травмой, а именно стадии «отыгрывания» и «проработки», которые основаны на меланхолии Фрейда и фазах скорби. Фаза «отыгрывания» означает иметь дело с прошлым через повторяющееся повторное переживание травматического опыта посттравматического настоящего (цитата ЛаКапра по Uytterschout, 218).На этом этапе продолжение жизни для травмированного человека невозможно, потому что в его сознании жизнь на самом деле происходит в прошлом. Если человек занят прошлым, ему не остается места ни для настоящего, ни для будущего. Это часто приводит к неспособности выражать чувства или мысли, что сопровождается неспособностью продвигаться к процессу «проработки» (там же, 218). Повествовательная память, как психолог и психотерапевт Пьер Жане называет процессом «проработки». из LaCapra, позволяет травмированным людям «вспомнить, что происходило с ними в определенный момент в прошлом, и в то же время осознавать, что они живут сейчас» (Ibid, 218).Выполнение только одной из этих процедур могло вызвать психическое заболевание. Важно учитывать, что упомянутые процессы строятся и дополняют друг друга (Там же, 219). Таким образом, «идеальный» способ справиться с травмой состоит из переплетения отыгрывания и проработки »(Там же, 220). Чтобы преодолеть эту диссоциацию, травмированные люди должны научиться выражать себя и попытаться объединить свои переживания в более крупное, связное целое (Джанет, 24).
3 Анализ основных персонажей
В этой главе основное внимание уделяется трем главным героям Оскару, дедушке Томасу Шелл-старшему и бабушке Шелл.Включенные характеристики и справочная информация раскроют различия между главным героем Оскаром и его бабушкой и дедушкой. Исходя из этого, я анализирую и демонстрирую их индивидуальные и различные способы справляться со своими страданиями. Поэтому используется психоаналитический подход. Анализ различных способов продолжения жизни после переживания травмы в повествовании Чрезвычайно громко и невероятно близко повышает осведомленность учащихся о важности обмена опытом и подходами.Кроме того, это показывает, что теряться в эмоциях — это естественно.
3,1 Оскар Шелл
Ум и любознательность девятилетнего Оскара Шелла очевидны. Несмотря на то, что он использует короткие предложения, как ребенок, он занимается множеством разных взрослых тем, например, его любимой книгой Стивена Хокинга «Краткая история времени». [2] (11) Оскар даже знает, что Хокинг страдает боковым амиотрофическим склерозом, и что это связано с неспособностью пользоваться руками, что не очень похоже на ребенка (11).Мальчик «слишком умен для своего возраста» (Uytterschout, 228) и полностью осознает свой интеллект, что становится очевидным, когда он заявляет, что он пацифист в своем классе джиу-джитсу. Зная, что дети его возраста не знают этого слова, Оскар объясняет им его (2). У него сильная эмоциональная связь со своим отцом, который, как утверждает Ингерсолл, был «идеальным отцом, напоминающим идеализированную фигуру отца» (55). Это проиллюстрировано, когда Оскар говорит, что «[время] с ним [успокаивает] мой мозг» (12), и дает читателю ощущение, что Оскар очень доверяет своему отцу.Смерть его отца вызывает глубокие изменения в жизненном пути Оскара. Чтобы справиться с этой потерей, он пытается отвлечься, думая о творческих изобретениях, которые он мог бы разработать: «Я мог бы изобрести чайник, который читает отцовским голосом, чтобы я мог уснуть […] »(1)
Как уже упоминалось выше, Оскар много думает о взрослых темах, но, когда дело касается его чувств, он описывает свое горе, нося «тяжелые сапоги»: […] Я получил невероятно тяжелые сапоги о том, насколько незначительна жизнь »(86) .Метафора ношения тяжелых ботинок для описания его печали также подразумевает его перенос на физическое ограничение. В ситуациях горя человек может чувствовать себя парализованным происходящим с нами событием. Более того, тяжелые ботинки кажутся слишком большими для его ступни, что в переносном смысле означает, что чувство слишком сильное, чтобы с ним справиться. Следовательно, мы не можем двигаться так, как хотим.
«У меня было такое чувство, как будто я был посреди огромного черного океана […] все было невероятно далеко от меня» (36).В этом заявлении подчеркивается, что Оскар теряется в своих эмоциях, но опять же он может выражать свои чувства по-взрослому. Мальчик чувствует, что смерть отца заставляет его чувствовать себя плохо. Это становится ясным перед одним из его терапевтических сеансов с доктором Фейном: «Я не понимал, зачем мне нужна помощь, потому что мне казалось, что вы должны носить тяжелые ботинки, когда ваш отец умирает, и если вы не носите тяжелые ботинки». , значит, тебе нужна помощь »(200). Он думает, что продолжение жизни было бы предательством его отца.
Согласно информации о смерти своего отца, Оскар упоминает, что даже после одного года террористических атак «было много вещей, которые вызывали у [его] панику, такие как […] самолеты, арабов, сумки без владельцев [и] дым [ …] »(36). Очевидно, что эти страхи у мальчика появились после «худшего дня» (12). Более того, он больше не может выражать свой гнев и горе словами. Большинство из этих чувств возникает только в его голове, как в той части книги, где Оскар играет роль Йоррика в школьной пьесе «Гамлет».Он представляет, как разбивает голову Джимми Снайдера, хулигана, который терроризирует его в школе, но вскоре разражается тирадой насилия, направленной против всего и всего, что тяготит его плечи:
Единственное, что сейчас имеет смысл, — это то, что я разбил ДЖИММИ СНАЙДЕРу лицо. Его кровь. […] Я продолжаю разбивать череп о его череп, который также является черепом РОНА (для того, чтобы МАМА продолжала жить), и ЧЕРЕП МАМЫ (для продолжения жизни), и черепом Папы (для смерти) и черепом БАБУШКИ (за то, что так меня смутил) и DR.Череп FEIN (за то, что спрашивал, может ли что-то хорошее выйти из смерти папы) и черепа всех, кого я знаю. […] Было бы здорово. (Фоэр 146-147)
Приведенная цитата — единственная часть романа, в которой Оскар выражает свой гнев до такой степени. Однако следует подчеркнуть, что Оскар только воображает ситуацию.
Поиск отвлечения, незнание, как продолжить жизнь, чувство потери и гнева соответствует режиму «отыгрывания», который ЛаКапра описывает в своей теории травмы.Кроме того, Оскар снова и снова слушает последние сообщения своего отца на автоответчике, что демонстрирует повторение события. Как утверждает Карут, он пытается перенести прошлое — голос своего отца — в настоящее. Но по ходу рассказа Оскар меняет свое мышление, а также поведение. Он не так зол, как раньше, и пытается найти способ продолжить повседневную жизнь.
Первый шаг Оскара в фазу «проработки» для преодоления травмы, описанный ЛаКапрой, — это когда он признается арендатору, который на самом деле является его дедом, что не может ответить на звонок, когда его отец звонил из Всемирного торгового центра. : «Он нуждался во мне, а я не мог взять [трубку]» (301).Впервые Оскар говорит кому-то другому, что чувствует себя виноватым и что он не смог быть рядом со своим отцом, когда он больше всего нуждался в нем. После признания мальчик чувствует облегчение, так как до этого Оскар сказал: «[эта] тайна [является] дырой в середине меня, в которую [падает] все счастливое существо]» (71). В самом конце, когда Оскар понимает, что его мать не рассказала ей о телефонном звонке, который она получила от его отца в день его смерти, Оскар может вырваться из своего меланхоличного молчания и познакомиться с окружающей обстановкой, которую его травма постепенно отдалил его от (324).Следовательно, мальчик говорит своей матери, что «[я] Ничего страшного, если [она] снова влюбится» (324). Мало-помалу мальчик из меланхолика превращается в скорбящего и проходит через большое развитие от «отыгрывания» до «проработки» (Ingersoll 64; Uytterschout, 233).
3,2 Дедушка Шелл
«Я не всегда молчал […], не мог держать язык за зубами, тишина настигла меня, как рак» (16). Томас Шелл-старший больше не говорит. Он потерял способность выражать свои слова устно из-за травматического опыта бомбардировки Дрездена в 1945 году, когда он потерял свою любовь, Анну, и их будущего ребенка.Томас Шелл не очень ценит себя, он описывает себя как «дурака», который «бесполезен […], жалок […] и беспомощен» (33). Дедушка Шелл теряет способность говорить не внезапно, а скорее в процессе. Первое слово, которое он теряет, — это слово «Анна», которое подразумевает ее важность (16) и невиновность, как бы перевернув его собственную историю творения: вначале не было слова. Он описывает, что «она была заперта внутри [него]» (16), как будто он не мог отпустить ее.
Так как г.Шелл пережил эту потерю, он общается только посредством письменной речи. Он вытатуировал да и нет на ладонях (260-261) и, кроме того, использует небольшую книгу, в которой записывает свои мысли или чувства, чтобы общаться с другими, используя одну страницу для каждого утверждения (19- 27). Вечером он «прочитал [ы] страницы [своей] жизни» (18). Кажется очевидным, что его страдания от афазии бессознательно вызваны травмой, но на самом деле об этом никогда не говорится. также быть для него бессознательным наказанием за неудачу.Это подчеркивается тем фактом, что он обвиняет себя в том, что хотя бы не умер вместе с ними (132). Поэтому можно вообразить, что он запрещает себе вести нормальную жизнь. Однако, когда Томас говорит: «Я хочу […] потянуть за нить, распутать косынку моего молчания […]» (17), он скорее звучит так, как будто он предпочел бы вернуться к нормальной жизни. Молчание г-на Шелла завершается упущением последнего слова: «Я». Томас сравнивает себя со стариками, которые тоже потеряли способность говорить и отчаянно цепляются за последнее слово, которое они могут сказать.В тот самый момент, когда он понимает, что цепляние за это последнее слово — это «не жалоба [а] […] молитва» (17), он теряет «я». Он все больше и больше теряет себя и свои человеческие качества, чтобы любить, молиться и, таким образом, надеяться; что, наоборот, означает, что он теряет смысл заниматься повседневной жизнью.
Во всех главах разных картин дедушки Шелла встречаются дверные ручки. Первая глава, в которой появляется Томас, содержит историю о том, как Дедушка встретил свою будущую жену, сестру Анны, в Нью-Йорке.На этой встрече она просит его жениться на ней (см. Фоер, 32). Ключ на изображении дверной ручки по диагонали вставлен в замочную скважину, что означает состояние между открытой и запертой дверью. Я предполагаю, что встреча двух персонажей и последующий брак могут стать поворотным моментом для них обоих (29).
Тем не менее, ключ от следующего замка, который следует во второй главе Томаса, вынимается так, что позволяет наблюдателю шпионить через замочную скважину и получить представление о тех хороших временах, которые мистер Шелл провел с Анной (115).Это воспоминание кажется беззаботным и радостным. Для сравнения, брак Шелла ограничен правилами, которые, например, они составили, они «никогда не говорят о прошлом» (108). Кроме того, они создают «[…]« Ничто Места », в которых можно быть уверенным в полной приватности, […] они будут несуществующими территориями в квартире, в которых можно временно прекратить существование» (110). Эти ограничения усложняют жизнь беззаботно. Тем не менее, зная, что их брак необычен, они могут справиться с ситуацией.Что касается меня, дверь — это символ прошлого, к которому мистер Шелл больше не имеет полного доступа. Если бы Анна была жива, дверь была бы открыта, и он мог бы легко оглянуться назад. Даже когда он женат на миссис Шелл, он не может отпустить Анну и заглядывает в замочную скважину в прошлое.
В конце концов, Томас решает бросить жену, потому что «[он] не любит ее» (135), и поэтому он закрывает дверь (134). Что касается того, что его жена всегда напоминает ему об Анне и, следовательно, о его прошлом, то уход от нее можно рассматривать как шаг в будущее для преодоления его травмы.Когда г-н Шелл пишет письмо своему сыну Томасу, отцу Оскара, он рассказывает ему о том, что случилось с ним в прошлом, о бомбардировке и ужасной гибели людей, которых он любил. На дверной ручке этой главы вообще нет замочной скважины. По всей видимости, изображение наводит на мысль, что возможность открыть дверь не дана и, следовательно, ключа, который мог бы открыть дверь, не существует (больше). Отсутствие замочной скважины также может означать отказ позволить кому-либо подойти так близко, как подошла Анна, и, следовательно, не может перейти на следующий уровень процесса травмы.Он предотвращает повторение ущерба, нанесенного смертью Анны. В конце этой главы Томас признается себе, что брак между ним и бабушкой Шелл мог стать поворотным моментом в его жизни. Он утверждает, что «[он и его жена] могли бы жить иначе» (216), но в том же абзаце он говорит, что это означало бы сделать «невозможное возможным» (216). Это показывает, что он никогда не верил, что это могло когда-либо случиться.
[…]
[1] Симптомы, которые могут появиться в случае посттравматического стрессового расстройства, включают раздражительность, нарушения сна, нервозность, эмоциональное онемение, трудности с концентрацией внимания, повышенную бдительность (см. Flatten, G., 2004, 33).
[2] Если не указано иное, цитаты будут взяты из этого издания с номерами страниц в скобках. Фоер, Джонатан Сафран. Чрезвычайно громко и невероятно близко . Лондон: Хэмиш Гамильтон, 2005.
.Чрезвычайно тихо и невероятно дружелюбно: пара литературных властителей Джонатан Сафран Фоер и Николь Краусс РАЗДЕЛЕНИЕ после тайной разлуки на год
Чрезвычайно тихо и невероятно дружелюбно: литературная пара Джонатан Сафран Фоер и Николь Краусс РАЗДЕЛЕНИЕ после тайной разлуки на год
- Авторы бестселлеров были женаты 10 лет
- У них два сына; Саша, 8 лет, и Сай, 5 лет, живут неподалеку в Бруклине, Нью-Йорк
Аннабель Фенвик Эллиот
Опубликовано: | Обновлено:
Авторы Джонатан Сафрон Фоер и Николь Краусс заявили, что они расстались после 10-летнего брака.
Представитель влиятельной литературной пары подтвердил, что они «мирно расстались год назад», как сообщает The New York Post, и «решили жить в непосредственной близости, чтобы вырастить своих [двух] детей».
В октябре прошлого года, что должно было стать предзнаменованием недвижимости, пара выставила свой таунхаус с шестью спальнями в Бруклине, Нью-Йорк, за 14,5 миллионов долларов, и, хотя они оба переехали, дом остается непроданным.
Шоковый раскол: авторы Джонатан Сафран Фоер (справа) и Николь Краусс (слева) «мирно расстались год назад» без ведома публики, и здесь они изображены уютно выглядящими на мероприятии в Нью-Йорке в феврале этого года
Когда-то журнал New York Magazine назвал «слишком успешным для желудка физическим воплощением литературного Бруклина», разрыв пары стал шоком для многих, поскольку чрезвычайно успешный дуэт авторов, казалось, наслаждается счастливым и стабильным браком.
Г-н Фоер, 37 лет, наиболее известен своим романом 2009 года «Чрезвычайно громко и невероятно близко», который позже был превращен в фильм с Томом Хэнксом и Сандрой Баллок в главных ролях в 2011 году.
В 2012 году, всего за год до пара рассталась, г-н Фоер сказал The Guardian, что «лучшим поцелуем в его жизни» было: «Первое свидание с моей женой под навесом магазина костюмов под дождем».
В том же интервью он заявил, что «любовью его жизни» была «сама жизнь».’
Чрезвычайно громко и невероятно близко, Джонатан Сафран Фоер (Zeker Weten Goed boekverslag)
Feitelijke gegevens
- 15е друк, 2005 г.
- 326 страниц
- Uitgeverij: Penguin Books
Флаптекст
В вазе в туалете, через пару лет после смерти отца в 9/11, девятилетний Оскар обнаруживает ключ…
Ключ принадлежал его отцу, он в этом уверен.Но какой из 162 миллионов замков Нью-Йорка он открывает?
Итак, начинается квест, в котором Оскар — изобретатель, писатель и детектив-любитель — проходит через пять районов Нью-Йорка в беспорядочную жизнь друзей, родственников и совершенно незнакомых людей. Он надевает тяжелые ботинки, у него маленькие синяки, и он на несколько дюймов ближе к сердцу семейной тайны, уходящей корнями в пятьдесят лет назад. Но приблизит ли это его к потерянному отцу или даже дальше от него?
Eerste zin
А как насчет чайника? Что, если бы водослив открывался и закрывался, когда выходил ручей, так что он стал бы ртом, и мог бы насвистывать красивые мелодии, или играть Шекспира, или просто трещать со мной?Саменваттинг
«Чрезвычайно громко и невероятно близко» вверху наверху Оскара Шелла.Оскар вунт в Нью-Йорке en is extreem verdrietig en depressief omdat zijn vader is omgekomen tijdens de aanslag op het World Trade Center op 11 сентября 2001 года. naar huis en sprak de voicemail in. De laatste keer dat hij belde был Oskar thuis, maar nam bewust niet op. Оскар durft dit ан niemand te vertellen en om de voicemailberichten te verbergen heeft hij meteen een heel nieuw antwoordapparaat gekocht.
Op een dag, terwijl Oskar door zijn vaders kast snuffelt, vindt hij een blauwe vaas. In de vaas zit een envelop met een sleutel, en op de envelop staat het woord ‘Black’. Omdat Oskars vader vaak speurtochten door de stad voor hem uitzette, denkt Oskar nu dat de envelop misschien ook een betekenis heeft. Хидж беслуит ом иедерин встретил ахтернаам Блэк оп те зоекен в хет телефонбук, ан зе ен воор еен те безоэкен ом эхтер те комен зе зийн вейдер гекенд хеббен ан ват ван де слейтель ветен.Tijdens zijn zoektocht ontmoet hij veel bijzondere mensen, bijvoorbeeld de oude г-н Блэк умереть в zijn gebouw woont en een hele tijd met heme me zoekt. Jammer genoeg weet geen van de blacks die Oskar opzoekt iets van de sleutel. De zoektocht lijkt zinloos geweest, en Oskar is extreem teleurgesteld.
In het gebouw tegenover Oskar woont zijn oma. Zijn oma heeft een mistieuze huurder, die «арендатор» слово genoemd. Eigenlijk het de bedoeling, что Oskar hem niet leert kennen, maar als hij per ongeluk een keer met hem in gesprek raakt omdat zijn oma er niet is, blijkt het te klikken.Ze spreken regelmatig af, en om de zoektocht naar de sleutel af te sluiten, besluiten ze samen om de (lege) kist van Oskars vader op te graven. Vlak daarna ontdekt Oskar een oud voicemailbericht van Abby Black, een vrouw die hij aan het begin van zijn zoektocht ontmoet heeft, en nu zegt dat ze weet waar de sleutel van is. De sleutel blijkt van haar ex-man te zijn, en samen zoeken ze hem op. Де вейдер ван Уильям Блэк блийкт, сеть как Оскарс Вейдер, ООК заменил зийн. У Уильяма был weinig контакт с Zijn Vader, en na zijn overlijden hield hij een rommelmarkt om zijn spullen te verkopen.Даар Кочт Оскарс Вейдер де ваас, он был кадэаутж для Оскара Моэдера Моэтен Зийн. Тоен Уильям Блэк, ахтер квам, который был найден, когда был бедным, имел хидж вель спид, что у хиджа де ваас был веркохт. Zoals Oskar al die tijd op zoek was naar het slot, был Уильямом op zoek naar de sleutel. Voor Oskar betekent dit dat zijn zoektocht, zonder resultaat, tot eind is gekomen. Teleurgesteld напечатает «Уит ваар хидж аль синдс де дуд ван зийн вейдер ан блифт денкен» Оскара иен антала.Op de foto’s zie je een man uit het World Trade Center vallen en Oskar denkt, который является миссшиен зийн вейдер. Hij besluit ze achterstevoren in zijn dagboek, wat hij ‘Stuff That Happened to Me’ noemt, te plakken zodat het lijkt alsof de man terug in het gebouw valt. Hij fantaseert dat dit ook met zijn vader gebeurd is, dat de hele ochtend van 11 сентября zich achterstevoren afspeelt en zijn vader veilig is.
Naast Oskars verhaal zit er ook nog een tweede verhaallijn in het boek. Deze vertelt door middel van brieven het verhaal van Oskars opa en oma.Ze komen uit Dresden en oorspronkelijk был Oskars opa verliefd op Anna, de zus van Oskars oma. Als Dresden в de Tweede Wereldoorlog gebombardeerd wordt, raakt Oskars opa bijna alles kwijt en verliest hij zijn vermogen om te praten. Позже Джарен покорил Оскара в Америке. Ze word verliefd en gaan samenwonen, maar als Oskars oma zwanger wordt verlaat hij haar. Wanneer hij hoort dat zijn zoon in de aanslagen van 11 сентября om is gekomen, besluit hij terug te gaan naar New York. Hij gaat weer bij Oskars oma wonen, maar mag zich niet laten zien en wordt «арендатор» genoemd.
Персонажи
Оскар Шелл
De negenjarige Oskar is de hoofdpersoon van het verhaal. Самен встретил zijn ouders en oma woont hij в Нью-Йорке. Oskar is een helelligente, nieuwsgierige en leergierige jongen, een echte denker en stelt constant vragen. Zijn hoofd kan maar niet stoppen met het uitvinden van (meestal onmogelijke) dingen, en hij heeft dan ook visitekaartjes met zijn naam en zijn beroep, uitvinder.Hij houdt ook een soort dagboek bij, Stuff That Happened to Me, en schrijft vaak brieven naar bekende wetenschappers die hij bewondert. Оскар не встречал dezelfde onderwerpen bezig als andere kinderen van zijn leeftijd, zo leest hij bijvoorbeeld in een boek van wetenschapper Стивен Хокинг. Omdat hij zo anders is dan andere kinderen heeft hij niet veel vriendjes. Ван природа — это Оскар Ангстиг, аль даагт зийн вейдер хем постоянный уит ом меэр те лерен эн меер динген те дойн ди хидж ньет дурфт, ваак двер миддел ван спуртохтен.Als zijn vader overlijdt krijgt Oskar het moeilijk. Зийн Вейдер был группой zijn houvast en ze hadden een hele hechte. Оскар — это extreem verdrietig en gedeprimeerd, en krijgt nog meer angsten. Hij is zelfs zo verdrietig dat hij zichzelf soms blauwe plekken geeft. Кроме того, вы можете узнать больше о чернокожих, хорошо их приветствовать.
Оскарс Вейдер (Томас Шелл)
Томас Шелл, Оскар Вейдер, назначен на бидж де анслаген 11 сентября.Hij heeft een juwelierszaak, ondanks dat hij nooit juwelier heeft Willen Worden. Net als Oskar is hij smart en nieuwsgierig, hij haalt graag all taalfouten uit de krant, en hij is degene die al Oskars постоянно стимулирует. Met zijn drieën vormen ze een liefdevol en hecht gezin, Oskars ouders zijn ook dol op elkaar.
Oskars Moeder
Оскар Хефт встретился с Zijn Moeder Een Hele andere и группой Dan Met Zijn Vader.Na het overlijden van zijn vader heeft hij het moeilijk, en het lukt zijn moeder niet goed om hem te helpen. Ze probeert het wel, ze biedt bijvoorbeeld aan om hem voor te lezen of met hem de fouten uit de krant te halen, maar het lukt haar niet om de rol van Oskars vader over te nemen. Gedurende het verhaal, tijdens Oskars zoektocht, lijkt het alsof ze zich niet met haar zoon bemoeit. Elke keer als hij weer een hele dag alleen door de stad zwerft, laat ze hem gaan zonder vragen te stellen, maar in werkelijkheid weet ze van Oskars plan en laat ze all Blacks vooraf weten dat Oskar er aan komt.Ondanks dat ze het soms moeilijk hebben встретил elkaar houden Oskar en zijn moeder wel veel van elkaar.
Оскарс Ома
Oskar en zijn oma zijn gek op elkaar, ze zorgt altijd voor hem als zijn moeder aan het werk is. Ze woont aan de overkant van de straat en wanneer ze niet bij elkaar zijn houden ze contact via een walkietalkie. Haar hele leven staat in het teken van voor Oskar zorgen, ze houdt verschrikkelijk veel van hem.Ook zij heeft het moeilijk встретил de dood van Oskars vader, haar zoon, en ze is een van de weinigen die een beetje beginrijpt wat Oskar voelt. Oskars oma komt oorspronkelijk uit Dresden, waar ze net als Oskars opa het bombardement overleefd heeft.
Оскарс опа (Томас Шелл-старший)
Oskars opa, Thomas Schell Sr., kennen we in het boek vooral als «арендатор». В zijn jonge jaren была hij verliefd op de zus van Oskars oma, Анна.Net toen hij wist dat ze zwanger was, verwoestte het bombardement alles en raakte hij bijna iedereen kwijt. Это был момент, когда хидж лангзаам маар зекер зиджн вермоген ом те пратен верлоор. Позже Джарен покончил с собой Оскарсом в Америке. Ondanks dat ze niet echt verliefd zijn, krijgen ze een relatie, maar als Oskars oma zwanger blijkt te zijn, verlaat hij haar. Wanneer hij vele jaren позже hoort dat zijn enige zoon is omgekomen tijdens de aanslagen van 9/11 keert hij terug naar New York en mag bij Oskars oma in een kamertje wonen.Het is niet de bedoeling dat hij Oskar leert kennen, waarschijnlijk omdat hij al een keer weg gelopen is, maar als ze elkaar per ongeluk toch ontmoeten lijkt er meteen een soort vertrouwensband te zijn. Оскар Vertelt подол het hele verhaal над zijn vader en zijn zoektocht, en uiteindelijk besluiten ze samen de lege kist van Oskars vader op te graven.
Мистер Черный
Een van de Mr. Blacks blijkt in hetzelfde gebouw te wonen als Oskar.Deze Mr. Black — это еще один би-зондер-фигура наверху. Hij is oud en wijs, is al 24 jaar niet meer buiten geweest en is doof, totdat Oskar na lange tijd zijn gehoorapparaat aan zet. Мистер Блэк помог Оскару ин тийд ланг встретился с зийн зоекточт. Он белангрейк для Оскара, хочу, чтобы дверь встретила его в метро в районе Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы помочь ему, Оскар Зийн ангстен овервиннен. Op een dag verdwijnt hij zomaar uit Oskars gebouw. Niemand weet zeker waarom, maar Oskar denkt graag dat hij op het Empire State Building is gaan wonen, samen met de vrouw die hij daar ontmoet heeft.
Эбби и Уильям Блэк
Эбби Блэк — это настоящий твид Блэк, который хочет Оскар. Оскар Виндт Хаар Муи Эн Вил Грааг встретился с Хаар Зоенен. Dat slaat ze af, maar ze — это добро для подола. В этот момент Оскар Бидж Хаар — это кан зе хем ниет хелпен, маар ниет ланг даарна хериннерт зе зич де зоекточт ван хаар, человек Уильям. Ook zijn vader переоценен, en de tijd die Oskar doorbracht встретил zoeken naar het slot bracht hij door met het zoeken naar de sleutel.Хидж эн Оскар бегрийпен элькаар дус иен битдже, ен омдат Уильям зельф иен слехте родственник встретил Зийн Вейдер, помог, что Оскар ом ближ те зийн встретил де тийд ди, хорошо встретил зийн вейдер дверь кон бренген.
Цитаты
«А как насчет застроенных небоскребов для живых людей? Они могут быть под небоскребами для живых людей, которые застраиваются.Можно хоронить людей сотней этажей ниже, а под живым — целый мертвый мир. «
Bladzijde 3
«Было много вещей, которые вызывали у меня панику, такие как подвесные мосты, микробы, самолеты, фейерверки, арабские люди в метро (хотя я не расист), арабские люди в ресторанах, кафе и других общественных местах, строительные леса, решетки канализации и метро, сумки без хозяев, обувь, усатые люди, дым, сучки, высокие дома, тюрбаны.«
Bladzijde 36
«Я не мог объяснить ей, что скучал по нему больше, больше, чем она или кто-либо другой по нему, потому что я не мог рассказать ей о том, что случилось с телефоном. Этот секрет был дырой в моей голове, которую счастливая вещь попала в «.
Bladzijde 71
«Я ухожу.Я вырву эти страницы из этой книги, отнесу их в почтовый ящик, прежде чем сяду в самолет, адресовал конверт «Моему нерожденному ребенку» и больше никогда не напишу больше ни слова, меня нет, меня больше нет. Вот. С любовью, твой отец. «
Bladzijde 135
«А потом я сказал то, что не собирался говорить и даже не хотел говорить.Когда он вышел из моего рта, мне стало стыдно, что он был смешан с какими-либо отцовскими клетками, которые я мог вдохнуть, когда мы отправились в Ground Zero. «Если бы я мог выбрать, я бы выбрал тебя!» «
Bladzijde 171
«Ты только что ушел в школу, а я тебя уже ждал. Надеюсь, ты никогда ни о чем не думаешь так много, как я о тебе.«
Bladzijde 224
«Все, что рождается, умирает на ногах, а это значит, что наша жизнь подобна небоскребам. Дым поднимается с разной скоростью, но все они горят, и мы все в ловушке».
Bladzijde 245
«Ага, поэтому я изобрел устройство, которое обнаруживает, когда птица невероятно близко к зданию, и которое вызывает чрезвычайно громкий птичий крик с другого небоскреба, и это их привлекает.«
Bladzijde 250
«И тогда в мой мозг пришла мысль, которая не была похожа на другие мысли. Она была мне ближе и громче. Я не знала, откуда она пришла и что это значило, люблю ли я это или ненавижу . Он раскрылся, как кулак или цветок. А как насчет того, чтобы выкопать пустой гроб отца? »
Bladzijde 259
«Если честно, не знаю, что тогда понял.Не думаю, что догадалась, что он был моим дедушкой, даже в самых глубоких частях моего мозга. Я определенно не обнаружил связи между письмами в его чемоданах и конвертами в комоде бабушки, даже если бы должен был. «
Bladzijde 322
Thematiek
Rouw (verwerking)
Rouw verwerking speelt een allesbepalende rol in het verhaal.Er is natuurlijk het verdriet van Oskar, die net as veel New Yorkers een geliefde heeft verloren tijdens de aanslagen van 11 сентября. Оскар Кан ниет встретил де Дуд ван Зийн Вейдер, ан воорал де Зинлоошайд Эрван Омгаан. Het maakt hem extreem angstig en verdrietig, en hij doet er via de zoektocht naar de Blacks alles aan om nog een laatste beetje contact met zijn vader te vinden. Maar er is ook het verlies en verdriet van Oskars grootouders, die tijdens het bombardement op Dresden in de Tweede Wereldoorlog alles kwijt raakten.Oskars opa verliest zijn spraak er door, Oskars oma verliest Oskars opa omdat hij zo getraumatiseerd — это дверь, которую они подвергают бомбардировке, и Oskars vader очень daarmee weer zijn vader.
Motieven
Angst
Oskar is heel erg angstig, vooral voor de dood. Dit is natuurlijk niet gek als je vader om het leven is gekomen door een Terrorische aanslag.Overigens — это hij niet alleen bang voor de dood, maar ook voor hoge gebouwen, afgesloten ruimtes, het openbaar vervoer, vreemde mensen, Arabieren (ondanks dat hij niet racistisch is) en nog veel meer. Hij — это постоянная биджна в paniek, en neemt vaak zijn tamboerijn mee om hem rustig te houden. Hoe bang Oskar is merk je ook door het soort gedachtes die hij heeft en uitvindingen die hij in gedachten doet. Zo bedenkt hij bijvoorbeeld een wolkenkrabber onder de grond waar alle doden naartoe kunnen. Een aantal belangrijke figuren uit het boek помогли Оскару встретить zijn angst om te gaan.
Liefde
Ook liefde — это belangrijk в хет-буке. Allereerst is er natuurlijk de enorme liefde die Oskar voor zijn vader voelt, hij doet alles om nog maar ietsje meer tijd met zijn vader te krijgen. De liefde die Oskars oma voor hem voelt is ook duidelijk aanwezig, net als hoeveel Oskars moeder eigenlijk van hem houdt. Daarnaast — это er nog een groot liefdesverhaal в het boek, namelijk dat van Oskars opa en Anna. Zij waren dolverliefd, Tot het bombardement op Dresden alles veranderde.
Taal
Taal encommunatie zijn veel aanwezig in het boek. Er zijn een aantal voor de hand liggende voorbeelden, zoals het naar taalfouten zoeken in de krant, Oskars opa die door zijn trauma niet meer kan praten en de eindeloze brieven die Oskars grootouders schrijven. Maar het belangrijkste — это misschien nog wel het gebrek aan communication; het lukt Oskar niet om goed met zijn moeder te praten of zijn geheim aan iemand te vertellen, Oskar en William Misssen elkaar op een haar na en praten daarom niet over de sleutel en Oskars opa die maar brieven blijft schrijven die zijn zijn zijn nooit.
Opdracht
Для Николь мое представление о прекрасном
Общая информация
Чрезвычайно громко и невероятно близко kreeg nogal gemengde kritieken. Mensen vonden het boek — helemaal geweldig — helemaal niets.Opvallend — это The New York Times, een belangrijke Amerikaanse krant, helemaal niet zo’n goede Recensie had geschreven maar dat het boek uiteindelijk wel op hun bestsellerlijst stond.
Джонатан Сафран Фоер был al op jonge leeftijd erg succesvol. Hij was pas 25 jaar oud toen zijn eerste boek, Все озарено, уитквам. Dit boek kwam voort uit zijn scriptie die hij schreef для Принстонского университета.
Джонатан Сафран Фоер schrijft bijna nooit vanuit zijn huis в Бруклине, Нью-Йорк.Hij werkt het liefst in koffietentjes, treinen, vliegtuigen, of bij vrienden thuis.
Тителверкларинг
Er is niet én duidelijke verklaring voor de title Extremely Loud and Incredically Close. Het mooie aan de titel is dat er veel kleine aanwijzingen verspreid zijn door het boek, maar dat het aan de lezer zelf is om een betekenis aan de titel te geven. В het boek gebruikt Oskar vaak de woorden «чрезвычайно» и «невероятно» в 1 зин, maar hij gebruikt nooit precies de combinatie «чрезвычайно громко и невероятно близко».De lezer moet dus zelf bedenken of er iets met de titel bedoeld wordt en zo ja wat, maar er zijn wel een aantal voor de hand liggende verklaringen.
Оскар уже давно живет. Hij is for veel dingen bang, bijvoorbeeld voor het openbaar vervoer en harde geluiden, maar ook voor vreemde mensen en het gevaar om dood te gaan. Na de dood van zijn vader, tijdens zijn zoektocht, ervaart hij hele экстремальные эмоции. De titel zou dus kunnen verwijzen naar de tensiteit van de dingen waar hij mee в aanraking komt (geluiden, gebeurtenissen, emoties).Ook kan het een metafoor zijn voor de aanslagen, die natuurlijk op veel manieren extreem luid en ongelofelijk dichtbij waren voor Oskar.
De titel kan ook gaan over Oskars vader en opa. Хет доэль ван де Speurtochten ван Оскарс Вейдер был ом Оскаром зийном, который был напуган во время вреймде менсен и вреемде плеккен те латен овеннен. Tijdens zijn speurtocht moet hij dit vaak doen, en dit zou het «очень громко» gedeelte kunnen zijn. Aan het einde van zijn speurtocht blijkt, что «арендатор» zijn opa является самым лучшим, что hij na de dood van Oskars vader altijd «невероятно близко».
Tegen het einde van het verhaal wordt er, verspreid over 2 bladzijdes, wel een combinatie gemaakt van «очень громко» и «невероятно близко». Оскар беззвучен и Уильям Блэк, что он «чрезвычайно громкий» человек, но не знает, что такое Уильямс, бывшая Эбби Безохт. Он был близок к тому, что Уильям был, а позже он был близок к Оскару, чтобы сделать вывод о том, что «невероятно близок» к нему. Helemaal aan het begin van zijn zoektocht был Oskar dus al heel dicht bij de oplossing.
Структура и перспектива
Het boek is ingedeeld in 17 hoofdstukken. Ze zijn niet genummerd, maar hebben wel een titel die een beschrijving — это van wat er в het hoofdstuk verteld wordt, bijvoorbeeld «почему я не там, где ты», «простое решение неразрешимой проблемы». Sommige van de hoofdstukken zijn brieven van Oskars grootouders, om dit duidelijk te maken is bij een aantal van de brieven een datum geplaatst, zodat de lezer weet dat het hoofdstuk niet door Oskar verteld wordt en zichden afpe in hetpe.
В хет-буке есть эр-копытня, Оскар. Hij vertelt het grootste gedeelte van het verhaal, en doet dit in de verleden tijd. Омдат Оскар в de verleden tijd vertelt, weet hij dus meer dan de lezer, maar laat dit niet vaak merken. Aan het einde van het boek schrijft hij wel dat hij op dat moment nog niet wist dat ‘арендатор’ zijn opa is, dat is het enige moment dat de lezer duidelijk merkt dat Oskar meer weet dan de lezer en Oskar zegt dit waarschijnlijk om de vermoedens van de lezer над «арендатором» te bevestigen.
Hoewel Oskar de hoofdpersoon is, zijn er ook nog twee andere vertellers, namelijk Oskars opa en oma. Zij vertellen hun verhaal in de vorm van onverstuurde brieven. Oskars opa schrijft brieven naar zijn zoon, Oskars vader, en Oskars oma schrijft een short naar haar kleinkind, Oskar.
Декор
Het verhaal speelt zich in zijn geheel af в Нью-Йорке. Dit is natuurlijk gedaan vanwege de aanslagen op het World Trade Center op 11 сентября 2001 года в городе.Veel inwoners van de stad zijn toen familie, vrienden of bekenden verloren en door Oskar daar te laten wonen wordt het logisch dat ook hij iemand verloren heeft. Het verhaal zou niet kunnen bestaan as Oskar niet in die specieke stad, New York, zou wonen op die specificieke tijd, tijdens en na de террористической организации в 2001 году. jongen als Oskar. Нью-Йорк, когда Оскар был похож на героя, был наар ворен комен, когда он встретился с Дингеном умирать Оскар анг Виндт; hoge gebouwen, openbaar vervoer en vreemde mensen.Alle ervaringen die hij in de stad opdoet laat zijn fantasie op volle kracht werken en zorgt ervoor dat hij uitvinding na uitvinding bedenkt.
Zoals gezegd zou het verhaal zich niet op een andere plek, maar ook niet in een andere tijd af kunnen spelen. Oskars vader komtom in de aanslagen в 2001 году. Dit was niet all een angstige tijd for Oskar, maar for all New Yorkers en Amerikanen. Oskars gevoelens en gedachten zijn, представитель voor de emoties van veel Amerikanen in de jaren na de aanslagen.
Стиджл
De schrijver, Джонатан Сафран Фоер, написал в «Очень громко и невероятно близко» een mooie en interessante schrijfstijl. Oskar doet een paar prachtige uitspraken die de lezer echt weten te raken, bijvoorbeeld zijn ‘тяжелые ботинки’ (als iets hem een zwaar en verdrietig gevoel geeft), zijn referentie aan de aanslagen als ‘the худший день ват хиджйн гефьм’ «дыра посреди меня, в которую падают все счастливые вещи».De schrijfstijl — это ook heel eerlijk en direct en daarmee soms ook hard en pijnlijk. Hij laat Oskars verdriet op een hele rauwe manier zien, zonder er doekjes om te winden.
Midden in het verhaal zie je soms ineens een afbeelding, die je een kijkje в Oskars dagboek geeft. Soms staan er ook ineens gaten in derief van Oskars oma, en er zijn een aantal pagina’s volgedrukt met cijfers en letter. Dit geeft de lezer een soort extra beleving van het verhaal, maar samen met de afwisseling van Oskars verhaal en de brieven van zijn grootouders maakt, zorgt dit voor de lezer soms ook voor een puzzel.
Слотцин
Мы были бы в безопасности.Beoordeling
Ik vind Extremely Loud and Incredically Close zelf een prachtig verhaal. Это én van mijn Favoriete boeken, en ik zou iedereen aan willen raden om het te lezen. De stijl van de schrijver mooi en interessant en de hoofdpersoon is ontroerend en sleept je mee in zijn verhaal.Omdat niet alles even duidelijk wordt uitgelegd, weet het verhaal je bezig te houden en te boeien totdat all puzzelstukjes aan het einde op hun plek vallen. Hoewel de schrijver best veel metaforen gebruikt, is het taalgebruik wel goed te volgen en is het een fijn boek om te lezen.
Рецензии
«Его описание реакции Оскара на телефонные сообщения, оставленные его отцом, когда он ожидал спасения в горящем Всемирном торговом центре, его описание любви деда Оскара к Анне и его переживания во время бомбардировки Дрездена — эти отрывки подчеркивают мистера Ф.Способность Фоэра вызывать с огромным сочувствием и психологической остротой эмоциональные переживания своих персонажей и показывать, как эти личные моменты пересекаются с великими публичными событиями истории ».
http: //www.nytimes.com/20 … ted = 2 & _r = 0
«Точно так же в EL&IC он накрывает шведский стол символических странностей. Дед Оскара таинственным образом теряет дар речи и общается только с помощью блокнотов; его жена слепнет и печатает сотни страниц своей жизни на пишущей машинке без ленты.101-летний журналист наверху глухой и сводит всю историю 20-го века к карточкам из одного слова. И так далее, и так далее. Эта книга представляет собой сложную с лингвистической точки зрения басню, а 11 сентября — дымовая завеса, скрывающая ее истинную природу ».
http://www.theguardian.co…anreview22
«Каждый писатель письма обладает эксцентричным стилем, узнаваемым с первого взгляда. В письмах бабушки есть короткие абзацы, расположенные заподлицо влево, и дополнительные пробелы между предложениями.Старший Томас Шелл пишет одним большим абзацем, когда он не пишет отдельных предложений, чтобы поддержать разговор. Эти ответы публикуются по одному на странице, что делает роман, переворачивающий страницы, своего рода серийное печенье с предсказаниями ».
http://www.newyorker.com/…d-messages
«Фоер, я бы сказал, от природы шумный писатель — прирожденный пародист, шутник, полный идей и спецэффектов, стремящийся вывести нас из равновесия и развлечь.Само название романа «Чрезвычайно громко и невероятно близко» говорит о том, какое влияние он хочет произвести на читателя. Но немного больше тишины, немного меньше сообщений, меньше графических средств могут позволить превосходному сочувствию Фоера,
воображение, и добро будет резонировать все громче. «
http://www.newyorker.com/…d-messages
Верхний джезельф
«Возвращение к Филомеле: травматическая значимость в чрезвычайно громком и невероятно близком тексте Джонатана Сафрана Фоера» Кодда, Филиппа — Исследования в американской художественной литературе, Vol.35, выпуск 2, осень 2007 г.
Искусство составляет то, что удача отрицает
— Овид, Метаморфозы, Книга VI
Когда американский писатель-еврей Джонатан Сафран Фоер опубликовал свой сенсационный дебютный роман «Все озарено» (2002 г. ) в возрасте 25 лет он был встречен восторженными отзывами, сразу же представив его автора как одну из великих надежд на будущее американской литературы; New York Times пришла в восторг и отметила эту работу «такого блеска и такого брио» двумя рецензиями за две недели.Роман повествует о Холокосте дерзко забавным и технически новаторским способом. (1) В то время как критики единодушно приветствовали, многие также с некоторым страхом задавались вопросом, куда мог бы Фоер пойти со вторым романом. Когда в 2005 году вышел фильм «Чрезвычайно громко и невероятно близко», стало ясно, что Фоер повысил ставки не только на тематическом уровне, но и еще более заметно в замечательной форме романа, которую Салман Рушди в своей аннотации назвал «пиротехнической». (2) Тематически второй роман Фоэра затрагивает некоторые из оставшихся исторических травм двадцатого века, которые остались нетронутыми в «Все освещено»: в первую очередь 9/11, но бомбардировки Дрездена и Хиросимы также являются важными подтекстами.На формальном уровне «Чрезвычайно громко» еще более резко отличается от обычных романов: он ярко играет с типографикой, а текст щедро перемежается картинками. Из-за этого, казалось бы, игривого подхода к предмету, требующему большого внимания, отзывы на второй роман Фоера были довольно неоднозначными; многие считают его форму совершенно неподходящей для изображения 11 сентября. Тем не менее, многие из этих ответов, по понятным причинам, вызваны эмоциями по поводу недавности (скажем, невероятной близости) исторического кризиса 11 сентября, а не сбалансированными соображениями художественного изображения.Что до сих пор не обсуждалось, так это вопрос о точности и пригодности романов Фоэра в качестве травмирующих историй, которые пытаются получить доступ и представить болезненное прошлое, которое по определению недоступно.
Психотерапевты и другие исследователи свидетельских показаний, такие как Дори Лауб, Сошана Фельман, Джудит Херман и Лоуренс Лангер, обсуждали трудности, связанные со свидетельством об исторических или личных кризисных моментах — слова просто не в состоянии передать эти сокрушительные переживания, и устные свидетельства поэтому имеют тенденцию быть чрезвычайно окольными и наклонными.(3) На личном уровне Джонатан Фоер лично столкнулся с травмирующим событием в детстве, и, возможно, это частично объясняет его постоянный интерес к этому интригующему явлению. Это ни в коем случае не попытка утверждать, что его романы каким-либо образом вызваны или спровоцированы детской травмой автора; Я скорее хочу предложить объяснение глубокого знания Фоэра и его понимания травмирующих событий на примере его романов. В статье для журнала New York Times Magazine Дебора Соломон объясняет, что «развитие [Фоера] как писателя определялось не столько его родителями и его генетическими способностями, даже не столько писателями и поэтами, которых он любил, сколько одним единственным событием: взрывом , как он это называет.»(4) В 1985 году, когда Фоеру было восемь лет, он стал участником взрыва в химической лаборатории в школе, в результате чего были тяжело ранены двое детей, один из которых был лучшим другом Фоэра, и в результате чего Фоер получил ожоги второй степени на руках. и лицо. Хотя этот опыт разрушил идиллическую юность Фоэра — или, возможно, потому, что это был такой потрясающий опыт — он никогда не написал об этом ни слова. Его детские опасения, что кожа на его лице облезла после взрыва ( Фоер сказал Соломону: «Я спросил его [его друга], шелушится ли кожа с моего лица.Он сказал нет. Я спросил его снова. Он сказал нет. Я помню, как заставлял его обещать «), вероятно, действительно повлиял на его впечатляющее описание взрыва в Дрездене во втором романе, где Томас-старший рассказывает, как он» схватился за дверную ручку, и она сняла кожу с моей руки, я увидел мускулы моей ладони, красный и пульсирующий, почему я схватил его другой рукой? …
gebraucht online kaufen bei medimops
Zur mobilen Version der Webseite
Verkaufen Bücher & mehr kaufen Kleidung kaufen▼
- Neu registrieren
- Passwort vergessen?
- Abmelden
Майн Конто ▼
- Майн Конто
- Bestellhistorie
- Mein Merkzettel / Wieder-Da-Mail
- Mein Wunschzettel
- Meine Gutscheine
- Passwort ändern
Джонатан Сафран Фоер Основной докладчик
В 1942 году 28-летний католик из польского подполья Ян Карский отправился в путешествие из оккупированной нацистами Польши в Лондон и, наконец, в Америку, чтобы проинформировать мировых лидеров. того, что делали немцы.Готовясь к путешествию, он встретил несколько сопротивлений …
В 1942 году 28-летний католик из польского подполья Ян Карский отправился в путешествие из оккупированной нацистами Польши в Лондон и, наконец, в Америку, чтобы сообщить мировым лидерам о том, что делают немцы. Готовясь к поездке, он встретился с несколькими группами сопротивления, собирая информацию и свидетельства, чтобы передать их на Запад.
Пережив столь опасное путешествие, какое только можно представить, Карский прибыл в Вашингтон, округ Колумбия.К., июнь 1943 года. Там он встретился с судьей Верховного суда Феликсом Франкфуртером, одним из величайших умов юриста в американской истории и самим евреем. Выслушав рассказ Карского об очистке Варшавского гетто и истреблениях в концентрационных лагерях, после того, как он задал ему ряд все более конкретных вопросов («Какова высота стены, отделяющей гетто от остальной части города?») Франкфуртер молча прошел по комнате, затем сел и сказал: Карски, человек вроде меня разговаривает с таким человеком, как ты, должно быть полностью откровенно.Поэтому я должен сказать, что не могу поверить в то, что вы мне сказали. Когда коллега Карского умолял Франкфуртера принять счет Карского, Франкфуртер ответил: «Я не говорил, что этот молодой человек лжет. Я сказал, что не могу ему поверить. Мой разум, мое сердце устроены таким образом, что я не могу этого принять ».
Frankfurter не сомневался в правдивости рассказа Карского. Он не оспаривал, что немцы систематически убивали евреев Европы — его собственных родственников. И он не ответил, что, хотя он был убежден и напуган, он ничего не мог поделать.Напротив, он признал не только свою неспособность поверить в истину , но и свое осознание этой неспособности.
Так называемые отрицатели изменения климата отвергают вывод, к которому пришли 97 процентов ученых-климатологов: планета нагревается из-за деятельности человека. Но как насчет тех из нас, кто говорит, что мы принимаем реальность изменения климата, вызванного деятельностью человека? Мы можем не думать, что ученые лгут, но можем ли мы поверить в то, что они нам говорят? Такая вера, несомненно, пробудит нас к неотложному этическому императиву, связанному с ней, встряхнет нашу коллективную совесть и заставит нас пойти на небольшие жертвы в настоящем, чтобы избежать катастрофических жертв в будущем.