это диагноз, а не оскорбление! Главное о заболевании дебильностью
При ответе на вопрос: «Термин «дебил» — что это такое?» — многие руководствуются разговорным, немедицинским определением термина.
Если вы на ходу запрыгнете в уезжающий автобус, а потом попытаетесь выскочить, поняв, что сели не туда, вослед обязательно услышите: «Дебил!» Или же в школе ученики усиленно лупят друг друга, пинают портфели, а один добрый самаритянин, несомненно, крикнет: «Ну, ты дебил!»
Меткое, хлесткое слово используется сплошь и рядом в оскорбительном ключе. И мало кто задумывается о его истинном значении. Да и как по-другому назвать человека, который прыжками лани бежит по проезжей трассе?
Кто такой дебил
Попытаемся ответить на вопрос: «Медицинский тнермин «дебил» — что это с научной точки зрения?» В современном понимании данный термин трактуется в нескольких ракурсах. Однако его точное определение означает только одно, дебил – это человек, который страдает заболеванием дебильностью. В свою очередь, дебильность – болезнь, характеризующаяся слабой степенью умственной отсталости, замедлением психоневрологического развития, задержкой реакций.
С одной стороны, употребление слова «дебил» в качестве характеристики странного поведения человека вполне обосновано. Ведь именно слабовыраженные умственные способности заставляют совершать глупые, необдуманные поступки, те, из-за которых с языка слетает грубое слово. Однако на самом деле термин правомерно используется только в медицинской и педагогической отрасли, где проводятся разнообразные исследования и наблюдения.
Есть и другое понимание термина. Дебил — это глупый, недалекий человек. Оно хоть и используется в разговорной речи, но его употребление нежелательно. Поскольку искажается истинный смысл понятия дебильность.
По каким критериям можно выявить болезнь
Дебил — это человек, который ведет себя вполне адекватно, ребенок почти ничем не отличается от сверстников. Хорошо развита волевая сфера, механическая память. Поэтому зачастую заболевание никак не диагностируется на ранних этапах развития.
Вывод о том, что человек страдает дебильностью, можно сделать на основании нескольких показателей:
- Трудности при фиксировании и привлечении внимания.
- Запоминание идет медленно и довольно непрочно.
- Почти отсутствует способность к абстрагированию.
- Присутствует только описательный вид мышления.
- Нет способности к улавливанию логических связей (пространство, время и прочее).
- Может наблюдаться некоторое нарушение речи (скудный лексический запас, трудности в произношении).
- Порой не могут рассказать прочитанное или услышанное.
- Иногда возможна частичная одаренность (в рисовании, вычислении).
- Развит негативизм.
- Импульсивные, порывистые, рассеянные движения.
При этом дебилы способны учиться в нормальной школе, но не всегда заканчивают ее. Иногда таким детям приходится учиться в специальных заведениях или вспомогательной школе. Несмотря на это, люди, страдающие дебильностью, могут хорошо адаптироваться в обществе и работать в нормальной среде.
Виды
Среди дебилов выделяют несколько групп:
- Эретичные (возбудимые).
- Вялые и апатичные.
- Злобно-упрямые.
- Мстительные.
- Торпидные (заторможенные).
Первые две группы дебилов имеют лучшие умственные способности по сравнению с другими. При этом 3-я и 4-я группы представляют угрозу для общества, поэтому чрезвычайно важно выявлять дебильность в раннем возрасте, чтобы направить ребенка к специалисту.
Как лечить?
Полностью вылечить дебильность невозможно, в большинстве случаев это лишь симптоматическое лечение.
- Улучшение кровообращения, стабилизация давления, применение препаратов, ускоряющих работу мозга.
- Широко применяется и народная медицина, когда настойками и травами улучшается общее состояние человека, ускоряются обменные и прочие процессы.
- Коррекционные, педагогические мероприятия, которые очень успешны при восстановлении многих функций организма, развитии умственной деятельности.
Современная наука не стоит на месте, многочисленные разработки и новейшие препараты позволяют снизить показатели отклонения во много раз.
Каждый из нас — Человек! Каждый из нас имеет право на нормальную и полноценную жизнь. Дебил — это болезнь, а когда она сбивает с ног, нужно помочь больному встать. И как же неуместно и невоспитанно указывать инвалиду на отсутствие руки. Так и вы задумайтесь теперь, стоит ли злорадно кричать кому-то вслед обидные слова.
Эксперт-лингвист объяснил, как отличить подсудное оскорбление от ругани
Законодательство об оскорблениях в России должно стать лояльнее к простым людям, эмоционально выражающимся в бытовых ситуациях. Такое мнение в интервью Федеральному агентству новостей выразил лингвист Анатолий Баранов.
Доктор филологических наук, профессор Института русского языка РАН, написавший известный учебник по лингвистической экспертизе текста, рассказал ФАН, как эксперты находят в текстах признаки оскорбления личности и представителей власти, чем отличается «дурак» от «дуралея» и в каких случаях можно материться.
«Не вижу возможности оскорбить власть»
— Анатолий Николаевич, относительно недавно к списку статей, посвященных оскорблениям личности, добавился новый закон — об оскорблении госсимволов: Федеральный закон о внесении изменений в КоАП от 18.03.2019 № 28-ФЗ. С точки зрения анализа текстов, у лингвистов-экспертов появились новые задачи? Или механика процесса везде одна и та же независимо от объекта, который оскорбляют, будь то просто личность или представитель власти?
— Да, конечно, методики используются одни и те же. Но именно по этой статье — об оскорблении госсимволов — я отказываюсь писать экспертизы.
— Почему отказываетесь?
— Эта статья относится к органам, осуществляющим государственную власть в Российской Федерации. Но простите, власть — это же не физическое лицо! А оскорбление в первую очередь адресовано конкретному лицу, человеку. Власть не является человеком.
— Как раз недавно в администрации президента призвали МВД отказаться от практики использования этого закона для защиты чиновников…
— Это в принципе абсолютно неправильная статья, которая еще сделает много плохого. Каким образом можно оскорбить власть? Можно оскорбить конкретного чиновника, так пусть идет в суд и судится по поводу оскорбления его лично. А почему он считает, что оскорбление его как прокурора или судьи — это оскорбление всей системы власти? С каких пор отдельный человек отождествляется со всей властью?
— Но если ваши коллеги разделяют вашу позицию, то получается, что проводить экспертизы в отношении нарушений этого закона желающих нет?
— Я лично отказываюсь писать по этой статье, но я знаю, что многие эксперты пишут. Ну если бы мне, например, в приказном порядке сказали: «Напиши экспертизу по этой статье! Вот смотри, есть речевой акт с неприличной лексикой в отношении прокурора». Я бы написал, что да, есть неприличная форма выражения, относится к конкретному лицу. А относится ли к власти — пусть решает следствие, суд, это их компетенция, их право. Это не ответственность лингвиста — я не вижу возможности оскорбить власть как таковую.
Есть ли точные методы для гуманитариев
— А как вы определите сам факт неприличной формы выражения по отношению к конкретному человеку? Насколько эта процедура регламентирована? На мой взгляд, здесь имеет место доля субъективной оценки…
— В лингвистике есть целый ряд инструментов, которые позволяют определить приличность или неприличность формы выражения, передачи смысла. Есть даже методика по оскорблению, выпущенная Центром экспертиз при Минюсте (Федеральный центр экспертиз при министерстве юстиции РФ. — Прим. ФАН), но она мне представляется не вполне применимой. И, вообще говоря, представление о том, что без методики эксперт работать не может, справедливо по отношению к криминалистическим экспертизам, которые связаны с анализом химического состава веществ, баллистических характеристик движения пули, с медицинской экспертизой.
— Вы говорите в целом о точных науках, правильно?
— Да. В этих случаях без методик действовать невозможно. Что касается так называемых социокультурных экспертиз, которые относятся к гуманитарной сфере знаний, то там чрезмерный упор на методики бессмысленен, потому что невозможно все предусмотреть. В этом случае эксперт должен ориентироваться не на методики, а на научные методы и на приемы исследования, которым его обучали, когда он получал базовое образование.
— Значит доля субъективности в экспертизе текстов все-таки есть?
— Если человек владеет методами анализа, которым его обучали по базовой специальности, то в области лингвистики я могу сказать, что результаты будут совершенно объективны.
— Какие это методы, например?
— Например, метод синонимических преобразований, который позволяет выявить то содержание анализируемого объекта, которое существенно с точки зрения поставленных вопросов. Это универсальный метод, который используют все лингвисты. Другое дело, что методы синонимических преобразований могут быть различны. Например, вы можете использовать словари, словарные толкования — лингвист использует их для того, чтобы выявить те смыслы, которые наиболее существенны. Любой человек может посмотреть соответствующий словарь. Разумеется, словари могут быть несовершенны и так далее, но для этого эксперт и существует: он должен быть в состоянии провести собственный семантический анализ и определить, можно ли использовать эти словари для проведения исследования или нет.
— И эти методы сегодня такие же, как и 20—30 лет назад? Ведь сейчас активно меняются каналы коммуникации, характер информации, в том числе публичной…
— Есть методы семантического анализа, которые уже давно используются в лингвистике, независимо от предмета анализа. Что вы анализируете — это важно, но в любом случае универсальные методы есть. Есть, конечно, новые методы, которые были разработаны только в конце 1960-х годов, например дискурс-анализ или теория речевых актов. Теория речевых актов — это довольно точный метод исследования, позволяющий выявить коммуникативную направленность высказывания, его коммуникативную цель, что очень важно по делам, которые связаны с анализом высказываний в диалогах по делам о взятках, вымогательстве и проч. Специалист-эксперт должен осознавать границы научных методов, их реальные возможности. В этом отношении методики, конечно, нужны. В частности нужна была бы — ее еще нет — внятная методика по оскорблению, где были бы четко описаны типы ситуаций — более официальные, менее официальные. Это все должно быть описано, и такая типология должна использоваться экспертом. К сожалению, пока такой типологии нет.
— Ведутся ли какие-то работы по ее разработке?
— Нет, формально у нас же есть методика по оскорблениям, которую я уже упоминал. Ее рекомендует Минюст для использования экспертами, но вообще-то она ломает существующую практику проведения лингвистических экспертиз по данному классу дел, что вряд ли можно приветствовать.
О брани от профессоров и «идиотах» на суде
— А в случае с оскорблениями, на основании чего лингвист делает вывод о наличии или отсутствии нарушения?
— В случае с оскорблениями речь идет о трех важнейших характеристиках. Первая — это отнесенность речевого акта, предположительно, передающего оскорбление, к конкретному лицу. Вторая — стилистические особенности или характеристики слова. Есть стиль высокий, есть стиль литературный, есть стиль обыденного общения, есть стиль сниженный, жаргон и так далее. Третья характеристика касается речевой ситуации, в которой слово было употреблено. Например, это может быть выступление лектора перед студентами или заседание суда, или приватный разговор собутыльников в процессе распития спиртных напитков на кухне. Легко заметить, что все указанные ситуации различны. Тем самым какое-нибудь обсценное слово, которое было употреблено одним собутыльником по отношению к другому, трудно рассматривать как неприличную форму, поскольку в соответствующей ситуации это стандарт общения. Люди, которые так общаются, очень часто используют обсценные слова. Это люди определенной социальной страты, да и не только: даже профессоры — я могу это сказать совершенно определенно (смеется) — даже профессоры на дружеской попойке могут употребить «нехорошее» слово. Интерпретировать его как неприличное по форме в такой ситуации невозможно, хотя оно, конечно, нецензурное. С другой стороны, есть литературное слово «идиот» или «дурак». И представьте себе, что в судебном заседании одна из сторон называет судью идиоткой или идиотом…
— Думаю, это будет расцениваться как неприличное высказывание.
— Да. Хотя это слово литературного языка, оно есть во всех словарях, и даже не всегда указано, что оно используется как ругательство. И, тем не менее, в этой официальной ситуации оно, безусловно, будет неприличным по форме. Это вполне доступный метод анализа, не требующий сверхспособностей. Он, конечно, требует внимательности, требует знаний о том, какие ситуации бывают…
— И в том числе нелингвистических знаний…
— Конечно. Тут есть что-то, что относится не к лингвистическим знаниям, а к знаниям о мире, присущим всем людям. Но это неизбежно. Когда, скажем, лингвист проверяет текст на наличие негативной, нейтральной или позитивной информации, он устанавливает тип оценки. Но оценочная составляющая не является чисто лингвистической. Это сфера этики, но у нас же нет судебных экспертов по этике. Все мы, если мы живем в социуме, являемся в какой-то мере экспертами по этике — по крайней мере, должны быть. Конечно, это нелингвистическое знание.
— Правильно ли я понимаю, что в любом случае с помощью этих приемов и методов в совокупности эксперт-лингвист может ответить на все вопросы, которые перед ним стоят?
— Есть, конечно, случаи сложные, когда окончательных выводов сделать нельзя. Но тогда эксперт и пишет, что по имеющимся методам анализа сделать однозначный вывод невозможно. Это, например, очень характерно для экспертиз по установлению авторства. Там сфера предположительности, приблизительности достаточно велика. И важно не то, что не всегда можно получить объективный результат; важно, чтобы в тех случаях, когда этого сделать нельзя, эксперт в явном виде это писал. А дальше уже решение — за следственными органами и судом. Экспертиза — это же не единственное доказательство, которое используется в судебном процессе.
Точных правил нет
— Получается, что квалифицированный эксперт-лингвист, владеющий методологией, относительно хорошо понимает, когда, что и кому можно говорить и какие выражения подбирать. Но как разобраться в этом говорящим — тем, кого могут привлечь к ответственности по административной или даже уголовной статье?
— Это проблема. Это проблема для общественной коммуникации. Вообще, я считаю, что должны быть четкие правила, чтобы люди, которые участвуют в общественных дискуссиях, понимали рамки использования языка, в которых говорящий находится в безопасности с точки зрения права.
— А этих правил нет?
— А их сейчас в точности нет. Если постоянно нужно привлечение эксперта-лингвиста для того, чтобы определить, можно ли сказать так-то или нельзя, это конечно неправильно. Все мы постоянно участвуем в общественной коммуникации, и все участники должны четко понимать, как можно и как нельзя. К сожалению, законодательство сейчас устроено таким образом, что очень трудно человеку, который имеет, например, начальное или среднее образование, разобраться, как ему можно говорить, а как нельзя. Но незнание закона не освобождает от ответственности. Например, какой-нибудь пенсионер говорит председателю дачного кооператива: «Ой, да иди ты на …» И вот за «иди ты на …» его могут привлечь по оскорблению в рамках КОАП. Это, конечно, неправильно.
— Как же решать эту проблему?
— Я не знаю, как должен быть устроен закон, но понятно, что он должен быть устроен так, чтобы эти случаи не подпадали под действие даже КоАПа. Либо должна быть такая правоприменительная практика, чтобы правоохранительные органы, суды к этим случаям относились терпимо.
— Периодически в СМИ появляется информация о решениях судов на основе оставленных в социальных сетях комментариев, которые у многих вызывают вопросы.
— Общение в Интернете — это вообще другая коммуникативная среда, и внутри нее есть разные коммуникативные ситуации. Есть разные социальные сети — есть «ВКонтакте», и есть Facebook, есть закрытые сообщества и открытые. В закрытых — много чего позволяется, в открытых модератор может налагать ограничения на форму выражения смысла и, в частности, убирать всю обсценную лексику, блокируя человека, который ее использует. Тут опять-таки надо смотреть каждый случай отдельно. Хотя, конечно, зона Интернета — это зона более открытая и менее формальная, чем устное или письменное общение, которое предусматривает определенные стилистические нормы.
— И все-таки есть ли какие-то однозначные маркеры для вас, по которым вы сразу можете определить, что в таком-то случае речь идет о нарушении? И что, соответственно, субъектам коммуникации употреблять такие слова или формы следует осторожно?
— Ну например, использование нецензурной лексики, мата по отношению к конкретным лицам в большинстве случаев является оскорбительным. Но очень важно, что речь идет об обращении к кому-то. Когда человек входит в автобус, роняет шапку и матерится — здесь нет оскорбления в смысле законодательства, потому что акт оскорбления всегда направлен на конкретное лицо. Конечно, существуют контексты, которые связаны с использованием обсценной лексики и это не является неприличным, мы уже говорили об этом, но таких ситуаций немного на самом деле.
— Вы упомянули, что в определенном контексте даже слово «дурак» может быть ругательным. А может ли меняться заключение лингвиста в зависимости от того, какая именно форма слова была использована или какое слово из ряда родственных? Например, «дурак», «дуралей», «дурашка»…
— Конечно, выводы могут быть разными, потому что «дурак» и «дуралей» — это разные по стилистическим особенностям и по семантике слова. С точки зрения правоприменительной практики, тут надо смотреть, но, конечно же, слово «дурак» более грубое, а «дуралей» — это такая даже ласковая номинация, которую трудно рассматривать как оскорбление (
это диагноз или оскорбление? :: SYL.ru
Бросая кому-то в лицо очередное оскорбление, люди редко задумываются над тем, что это за слово, откуда оно взялось, и что означает. Общая природа оскорблений такова, что оппонента сравнивают с чем-то неприятным, внушающим отвращение. Даже такое расхожее слово, как идиот — это вполне научный термин, постепенно перешедший в категорию обидных эпитетов. Корни этого понятия уходят глубоко в историю, и оно изначально имело презрительную коннотацию.
Что такое идиот: происхождение термина
Как и многие слова в нашем обиходе, «идиот» пришёл из Древней Греции. Общественная жизнь и демократия играли в эллинском обществе заметную роль. Участие во всевозможных собраниях, голосования и вообще активная позиция считались качествами похвальными, присущими ответственному гражданину — «политэс». Противоположностью деятельному «политэс» являлся «идиотэс» — человек с узкими интересами, зацикленный только на себе и собственной жизни.
Возможно, это были даже образованные люди со множеством достоинств, но для общества в политическом смысле они не несли никакой пользы. Получается, что идиот — это человек, живущий только личными интересами и проблемами, не понимающий, что общественное непременно отразится на его собственном ограниченном мирке. Активные «политэс» презирали и осуждали «идиотэс», считали их невежественными, тупыми, необразованными и никчёмными.
Идиотия как диагноз
Из этого же греческого понятия выведено название психиатрического врождённого дефекта. Идиотия является самой тяжёлой формой олигофрении — умственной отсталости. Логически понятно, что отставать умом можно по-разному, некоторые олигофрены страдают только лёгкими формами слабоумия (дебилизм) и вполне могут адаптироваться в обществе, обслуживать себя, выполнять несложную работу. Другое дело клинический идиот. Это человек, не обладающий интеллектом, в лучшем случае психическое и интеллектуальное развитие остаётся на уровне ребёнка до трёх лет.
Выглядят люди с диагнозом «идиотия» отталкивающе, они не могут себя обслуживать даже на уровне культурного отправления естественных надобностей. Они не могут самостоятельно есть, пить, ходить, говорить. Идиоты не контролируют себя, они могут быть опасны для общества, неосознанно причиняя вред окружающим.
Экспрессия и оскорбления
На данный момент «идиот» — это до такой степени привычное определение, что относится к условной категории «приемлемых» ругательств. Это не матерная брань, но экспрессивное выражение эмоций и отношения к оппоненту. Общий ряд ругательств, согласно которым некто объявляется недостаточно умным, довольно широк, и медицинские диагнозы стали богатым источником таких терминов. Все ступени слабоумия используются в качестве ругательств — имбецил, дебил, идиот, олигофрен, кретин, микроцефал и так далее. Сюда же относятся «дурак», «дурень» и «тупица».
Мы восклицаем «идиотизм какой-то!», когда становимся свидетелями чего-то глупого, нелогичного, при этом не задумываясь о психиатрической стороне термина. И это в полной мере выражает эмоциональную оценку происходящего.
Что означает слово «придурок»? Это оскорбление?
Ругательство «придурок» – это слово является оскорбительным нарицанием. Выражает пренебрежительное отношение к человеку, ущемляет его достоинство. Так называют людей, являющихся неразумными и вместе с тем совершающие противоправные действия, причиняющие себе или окружающим ущерб.
Словарное значение
Слово «придурок» – это нарицательное наименование неадекватного человека. Имеет криминальное происхождение, относится к жаргонным выражениям. Изначально его употребляли заключенные, называя сокамерников за желание сделать все, чтобы не выполнять общественные работы.
Придурок – это бесстрашный и вместе с тем безумный человек, не боящийся покалечиться или совершить преступление. Так в русской литературе можно встретить упоминание этого слова, применяемо к заключенным лагерей и сибирских колоний. Синонимами являются недоумок, дурак, дебил, полоумный, эмбицил, тупой, идиот.
Все синонимы чаще ругательные, но подразумевают схожее значение. Слово придурок – это совокупность двух составляющих «при-» и «дурок». Иначе может означать «при дуре», что описывается как терпеливый мужчина, стойко переносящий ненормальные нападки женщины.
Дополнительный смысл
Часто человек может вести себя как придурок. Значение слова в этом случае меняет свой смысл и появляется переносное толкование. Здесь имеется ввиду придуривающийся хитрец, совершающий неадекватные действия, чтобы перед обществом впоследствии оправдать свои поступки.
Словом «придурок» часто называют людей, неспособных контролировать свои эмоции. Такие глупцы совершают поступки, которые все портят: праздники, свадьбы, любое событие. Но бывает и наоборот: у таких людей имеется умысел в совершаемых плохих поступках, потому что им это нравится. Они могут нанести телесные повреждения окружающим или испортить имущество по совершенно непонятным нормальному человеку причинам.
|
ИНТЕРВЬЮЕР: Сегодня у меня в гостях Чарльз Дюк, один из немногих людей, побывавших на Луне в рамках миссии «Аполлон». Чарльз, добро пожаловать в студию. Вы всегда были увлечены космическими путешествиями? ЧАРЛЬЗ: Откровенно говоря, в детстве мне это никогда не приходило в голову. Когда я был молод, не было даже космической программы … так что не было никаких космонавтов.ИНТЕРВЬЮЕР: А как насчет научно-фантастических фильмов в кинотеатрах? ЧАРЛЬЗ: Я видел их, конечно, мне было интересно, на что может быть похоже космическое путешествие — но это никогда не было тем, что вы могли бы назвать увлекательным, — если вы последуете за мной. ИНТЕРВЬЮЕР: Итак, как все это произошло? Это было в Военно-морской академии … ИНТЕРВЬЮЕР: Не в ВВС? ЧАРЛЬЗ: Нет, но я был летчиком военно-морского флота. Я влюбился в самолеты, и ничего другого не поделаешь. И это дало мне возможность начать — пройти отбор в программу космонавтов.ИНТЕРВЬЮЕР: Предположительно к тому времени они уже говорили о запуске ракет в космос? ЧАРЛЬЗ: Совершенно верно. ИНТЕРВЬЮЕР: А как вам понравилось обучение? ЧАРЛЬЗ: Полагаю, тренировки на поверхности Луны в скафандре были в определенном смысле тяжелыми физически. ИНТЕРВЬЮЕР: Мне кажется, это довольно неудобно. ЧАРЛЬЗ: Это не то, чего вы могли ожидать. Как только скафандры надуваются, они становятся очень жесткими. Приходилось бороться, чтобы сгибать руки и двигать пальцами внутри перчаток. ИНТЕРВЬЮЕР: И сколько времени вы пробыли в нем? ЧАРЛЬЗ: Примерно четыре-пять часов.Но на самом деле самой сложной частью было беспокойство о том, как управлять симулятором, потому что нам нужно было знать, как приземлиться, а затем взлететь на Луну. ИНТЕРВЬЮЕР: Не думаю, что я смог бы с этим справиться! ЧАРЛЬЗ: Не уверен, что знал. Но если вы сделали что-то не так, у вас были проблемы, и мы часто тратили по восемь часов в день, пытаясь узнать, что делать! ИНТЕРВЬЮЕР: Итак, что вы почувствовали, когда впервые услышали, что собираетесь на Луну? ЧАРЛЬЗ: Полагаю, вы ждете, что я скажу «взволнован».Но я знал, что было много «если» — это произойдет, если они не отменит программу, если я не заболею и так далее. Так что я перестал заниматься всеми опасными видами спорта, в которые был вовлечен. ИНТЕРВЬЮЕР: Значит, вы знали, что у вас есть один шанс, и если вы упустите его, у вас не будет другого? ЧАРЛЬЗ: Вот и все! ИНТЕРВЬЮЕР: И когда вы в конце концов туда попали, какое влияние это на вас оказало? Я имею в виду посадку на Луну! ЧАРЛЬЗ: Когда мы впервые увидели Луну примерно с 1500 метров, мы узнали ориентиры, но, когда мы подошли ближе, мы увидели, что место, на которое мы собирались приземлиться, было очень неровным — большие камни и кратеры — поэтому мы запаниковали. немного.И чем больше мы пытались маневрировать и чем ближе подходили, тем больше уносило лунной пыли. ИНТЕРВЬЮЕР: Но вы благополучно приземлились? ЧАРЛЬЗ: В конце концов, да. Мы опоздали на шесть часов. Поэтому, когда мы приземлились, мы полны энтузиазма. Мы пожали друг другу руки и обнялись. ИНТЕРВЬЮЕР: Нелегкий подвиг в скафандрах. ЧАРЛЬЗ: [смеется] Нет, конечно. Но после этого … нам нужно было немного отдохнуть … мы впервые вышли на улицу. ИНТЕРВЬЮЕР: Вы, должно быть, испугались. ЧАРЛЬЗ: Мы не боялись ступить с лестницы на луну.Мы просто спрыгнули и начали подпрыгивать, как ягнята в поле весной. ИНТЕРВЬЮЕР: И когда вы увидели лунный пейзаж, он оправдал ваши ожидания? ЧАРЛЬЗ: Что меня больше всего поразило, помимо его устрашающей привлекательности, так это его запустение. Небо было угольно-черным. Вы чувствовали, что можете протянуть руку и прикоснуться к Нему. Звезд не было, и все время светило солнце. ИНТЕРВЬЮЕР: И что вы думали в тот момент? ЧАРЛЬЗ: Тот факт, что он был таким нетронутым. Тот факт, что никто никогда не был в этом конкретном месте, прежде чем возвращаться, просто захватывает дух.ИНТЕРВЬЮЕР: А у вас есть любимые воспоминания о миссии? ЧАРЛЬЗ: Определенно. Это было то, что мы сделали во время последней лунной прогулки. Мы были примерно в шести километрах от базы и на краю большого кратера, глубиной 100 метров. Мы должны были быть осторожными, когда шли по гребню, потому что один промах был опасен. Вдруг мы увидели эту огромную скалу. Это было очень далеко, и здесь нет людей или машин, которые оценили бы расстояние или дали какое-либо ощущение масштаба. ИНТЕРВЬЮЕР: Но вам удалось разобраться в этом? ЧАРЛЬЗ: В конце концов.Это было огромно. Самый большой камень, которого когда-либо касались на Луне. У меня был молоток, и я ударил его по куску — и он оторвался В моей руке — осколок размером с небольшую дыню. ИНТЕРВЬЮЕР: Другой сувенир! Так ты думаешь, нам нужно вернуться? Зачем вообще вкладывать все это время и деньги в космическую гонку? ЧАРЛЬЗ: О, это лучшее место для научной базы … |