Магазины: 3

Эмелис. Путь долга и любви. — Глава 3

                                          
   Всю жизнь, сколько себя помню, меня щадили, оберегали, за мной присматривали.  Да и сама на рожон не лезла, в неприятности не впутывалась и вообще старалась вести себя взвешенно. Наверное, именно поэтому сколь-нибудь острых событий в моей жизни раз-два и обчёлся. Поездка в дурборскую академию магии – одно из них.
   И по той же причине я очень редко испытывала чувство страха. Ну не было у меня поводов бояться! Не было… До этого дня.
   Я отлично понимала: Кир, несмотря на все эти рыки и неприкрытую злость, вреда не причинит – просто руки у брюнета коротки. Но мчась по расчищенной от снега дорожке, я ужасно, просто до колик боялась, что боевик догонит. Слишком хорошо представляла, чем грозит эта встреча.
   Разговором! Глупым, унизительным разговором, в ходе которого меня будут пытаться убедить, будто чёрное – это белое, и наоборот.
   Я уже прямо слышала это гнусное, исполненное лживого отчаяния: «Эмелис, ты всё не так поняла! Просто не время, понимаешь? Я собирался сказать отцу, но чуть позже. Я должен был его подготовить. Ты же умница, Эмелис, и тебе не хуже меня известно, как устроена жизнь.  У семьи свои планы на мой брак, но… мы справимся, любимая».
   Впрочем, после того представления, которое устроила в библиотеке, Кир может и другой контрданс станцевать. Под названием «Как ты могла так меня подставить, Эмелис!»
   Ведь отец Кирстена далеко не глупец и, разумеется, понял, что до дома терпимости мне ой как далеко, а вот до академии магии – близко. Это был второй повод мчаться за Тэссианом, не обращая внимания на бьющий в лицо холодный ветер и болезненную колотьбу в боку.
   Помнится, синеглазый упоминал, что за ним с самого начала была установлена слежка. Но Киру удалось вычислить и перенастроить почтовый портал, которым ректор отправлял донесения деспотичному родителю. Все письма проходили цензуру боевика. Он переписывал послания, подделывая почерк ректора, и жил в своё удовольствие.
   После концерта в библиотеке отец Кира точно сообразит, что в докладах, которые ему отсылали, есть дыры. Он непременно придёт разбираться, и я не уверена, что жабообразный глава академии выдержит этот допрос.  Впрочем, даже если Морвен меня не сдаст, расследование всё равно неминуемо. Рано или поздно моё инкогнито будет раскрыто, а значит, есть только один выход – бежать!
   Куда именно – вопрос десятый, главное – подальше отсюда.
   И нет ничего удивительного в том, что мои желания совпали с желаниями администрации. Я стала проблемой, причём глобальной. Если от меня не избавиться, то к вечеру дурборская академия может лишиться пары корпусов, а авторитет преподавательского состава обратится в прах.
  – Стой, – выдохнул Тэссиан, когда мы взлетели на крыльцо административного корпуса. И даже за рукав поймал, чтоб уж наверняка.
   Сухопарый помощник ректора дышал тяжело, моё дыхание тоже сбилось, в боку по-прежнему кололо, щёки пылали.
  – Нужно отдышаться, – пояснил парень. – И… там твой отец.
   Услышав эту новость, я едва не рухнула. А потом вцепилась в Тэссиана, спрятала лицо у него на груди, потому что справиться с эмоциями не получалось. Большего счастья я и вообразить не могла, но… если папа увидит в таком состоянии, допроса не избежать.  Впрочем, допрос всё равно будет, но я должна заработать хоть маленькую отсрочку.
   Дыши, Эмелис из рода Бьен. Дыши!
   Порог телепортационного зала, куда ввел Тэссиан, я переступала с очень серьёзным, очень сосредоточенным лицом. Сердитый взгляд по сторонам. Миг. Момент узнавания, и из груди вырывается сдавленный стон, на глаза наворачиваются слёзы.
   Слёзы настоящие, потому что плакать по заказу я так и не научилась, а вот всё остальное – притворство чистой воды. Единственный способ избежать допроса.
   Впрочем, лгу. Радость тоже настоящая.
  – Папа…
   Да, приличным, воспитанным девушкам бросаться на шею к мужчинам не положено, даже если мужчина – родной отец. Но я же, ко всему прочему, магичка. Я не постеснялась, а господин Форан… он не возражал.
   Отец ничуть не изменился за это время. Всё та же лёгкая полнота, пухлое лицо с заметными мешками, лысина, которая была у папы, сколько себя помню, и седина, которая появилась не так давно. В момент, когда он только поступил на службу во дворец, эта самая плешь и маленький рост являлись поводом для насмешек, но… времена давно изменились. 
  – Эмелис…
   Объятия, которыми меня встретили, были болезненно крепкими и до того жаркими, что слёз не удержала. Прижалась щекой к сухой щеке отца, громко всхлипнула. И тут же услышала добродушное:
  – Полно, Эмелис… Всё хорошо.
   А следом нервное покашливание и куда менее оптимистичное:
  – Господин Форан, простите, но вам бы поторопиться.
   От этих слов невольно вздрогнула, а вот отец остался спокоен и невозмутим. Едва я выпустила его шею из захвата, обнял за плечи и кивнул ректору.
  – Мы готовы, господин Морвен.
   Круг портала слабо мерцал, что означало – переход случится незамедлительно. Жаба уже шагнул к кругу и прокашлялся, готовясь прочесть заклинание, когда в наш междусобойчик вклинился Тэссиан.
  – Госпожа Эмелис, ваш саквояж, – сказал парень, протягивая предельно знакомую вещицу. – Вы простите, но всё случилось так неожиданно, что собрать остальные вещи не успели. Ваши чемоданы отправим транспортным драконом.
  – А это? – уточнила я, кивнув на саквояж. 
  – Здесь, как объяснила комендант вашего общежития, всё самое ценное. Драгоценности, духи, бумаги…
   Саквояж, конечно, взяла, и лишь теперь поняла – я… ничегошеньки не понимаю.
   Папа в академии, и это прекрасно, но как он тут очутился? Вернее – почему пришел? Переступая порог административного корпуса, я была убеждена, что отца вызвал Морвен, ибо причин для обращения к моему родителю предостаточно. Но если бы господин Форан знал хотя бы часть истории, он бы не был столь спокоен.
   А его реакция на эту спешку? Ведь папа не против поторопиться. Почему?
  – Господин Форан, госпожа Эмелис, прошу, – сказал ректор, отступая от начавшего вращение круга.
  – Благодарю вас, господин Морвен, – кивнул отец.
   Я тоже сказать хотела, но мне не дали.
  – Прощайте, господин Форан. — В этот раз ректор даже поклон отвесил. И уже мне: – Госпожа Эмелис, я…
   Где-то снаружи раздался оглушительный грохот, и Жаба запнулся. В маленьких, глубоко посаженых глазах ректора мелькнула паника. 
  – Вам пора, – нервно сглотнув, заключил Морвен.
   Отец благодушно кивнул, и мы шагнули в портал. Мир изменился.
   Стационарные порталы – штука отличная, но, увы, не всесильная. Действие каждого ограничено качеством портальной матрицы и мощностью источника, который портал питает. При переходе в замок госпожи Венты проблем не было потому, что замок не так уж и далеко от академии. А вот столица Верилии, увы, несравнимо дальше.
   Нам пришлось пройти ещё три портала, о местонахождении которых я не догадывалась, да и не спрашивала, прежде чем взгляду предстал смутно знакомый зал, с колоннами розового мрамора. Отец вновь прижал меня к груди, а за спиной прозвучало учтивое:
  – С возвращением, господин первый министр. С возвращением, госпожа Эмелис.
   Я перестала дышать, но всего на миг. Когда отец разжал объятия, повернулась к говорившему. Он был высок и худощав, а лицо показалось знакомым. О том, что действительно могли видеться, свидетельствовал значок на отвороте камзола – щит с пересекающей его молнией.  Символ верилийской академии магии.
  – Дежурный маг, – с поклоном пояснил молодой человек.
   Уголки его губ дрогнули, а я совсем растерялась. Просто очень трудно перестроиться и…
  – А мы…
  – Королевский дворец, – разгадав моё недоумение, пояснил маг.
   Я внутренне дрогнула. Ну да, конечно.
   Следующие мои слова парню пришлось читать по губам.
  – Портал заблокируйте.
   Сказала, и лишь после этого до меня дошло. Дворец. Мы во дворце! А это дежурный маг, и портал он в любом случае заблокирует, чтобы избежать несанкционированных переходов. Сюда вообще без метки вызова не попасть. Так что Кирстен, даже если вычислит наш путь, не догонит.
   А следом осознала ещё кое-что…
  – Первый министр? – резко поворачиваясь к отцу, прошептала я.
   Папа улыбнулся и кивнул.
  – Но…
   Договорить я не успела, потому что двери зала распахнулись и на пороге возник высокий молодой мужчина с длинными пепельными волосами, чёрными, как сама ночь, глазами, тяжелым подбородком и орлиным носом.  Он был одет в чёрный камзол, строгость которого нарушала лишь россыпь бриллиантов на вороте-стойке, узкие брюки и высокие сапоги. А ещё… ещё он улыбался. Причём исключительно мне.
  – Рид, – выдохнула я ошарашенно. Нет, я знаю, что он всегда при отце, но увидеть жениха так скоро не ожидала.
   А ещё меньше ожидала увидеть, как отец сгибается в поклоне, чтобы через миг произнести:
  – Ваше величество…
   Шок? Нет, это не шок, а самый настоящий обморок! Только воспитание и осознание того, где именно нахожусь, позволили сдержаться от слишком бурной реакции. Впрочем, строить из себя каменное изваяние тоже не стала – удивлённо приподняла брови и чуть-чуть, самую малость, приоткрыла рот.
   Рид подал знак дежурному магу, и тот поспешил выйти. И лишь когда остались втроём, отец соизволил пояснить.
  – Планы немного поменялись, – сказал он. Потом развернул к себе, взял моё лицо в ладони и добавил с улыбкой: – Ты не станешь принцессой, Эмелис. Ты станешь королевой.
   По спине побежал холодок, ноги резко ослабли, но я не позволила себе покачнуться.  Прошептала только:
  – Папа…
   Но он уже не слушал, отступал, чтобы освободить место… моему жениху.
   Рид приблизился стремительно. Столь же стремительно обвил руками мою талию и прикоснулся губами к щеке. Я онемела и остолбенела, но… но у меня были лучшие учителя и выдавить из себя улыбку, которая со стороны казалась счастливой, я сумела.
  – Вечером поговорим, – подмигнул отец. Невероятно довольный, невероятно счастливый. Я же, едва ли не впервые в жизни, оказалась на грани самого настоящего обморока.
   Хотелось крикнуть – подожди! Не уходи! Не оставляй меня тут! Но…
  – Я ужасно скучал, – прошептал Рид. А когда за отцом закрылась дверь, отнял саквояж, который по-прежнему сжимала в руке, бросил этот самый саквояж на пол и прильнул к моим губам.
   Рид целовал напористо и жадно. Не давая шанса не то что отстраниться – даже ответить на поцелуй! А я… а мне так дурно стало, даже голова закружилась и тошнота подступила.
  – Эмелис, малышка… – прервав эту пытку, выдохнул Рид.  – Я…
   И снова поцелуй. Куда более жадный, чем первый. Его язык… он, кажется, уже в горле!
   Сил сопротивляться не было, но я всё-таки смогла упереться ладонями в грудь жениха, намекая тем самым, что это безумие пора заканчивать. Ридкард, хвала Всевышнему, понял и от губ моих оторвался.
  – Я тоже скучала, но… всё так неожиданно.
  – Тебя с лекции выдернули? – с тёплой улыбкой спросил Рид.
  – Да.
   О нет! Когда же это кончится!
   Я едва сдержала желание вонзить каблук в его ногу и поднять физический щит. От желания укусить тоже с трудом удержалась. Зато когда наречённый выпустил мои губы из очередного плена, была готова ко всему и допускать четвёртого поцелуя не собиралась.
  – Рид, я безумно за тебя рада. Ты самый достойный…
  – За нас, – перебил черноглазый.
   Я несколько опешила, а он пояснил:
  – За нас, Эмелис. Это наша победа. Твоя и моя.
   Ох… дохлый тролль! Я знаю, что отец ради меня старался, но называть вхождение на престол Верилии моей победой – это слишком. 
  – Ты моя королева, – продолжал Ридкард. – Ты моя… Я так хотел, чтобы ты присутствовала на коронации, но обстоятельства…
  – А когда состоялась коронация?
  – Вчера, – отозвался… их величество. Обнял крепче, так, что больно стало, и добавил: – Представляешь, мы же на грани провала были. Но Дурбор отозвал войска, которые выслал в поддержку Уйлима, и вот. Большая часть оппонентов переметнулась на нашу сторону. Парламент поддержал почти единогласно. Верилийская армия большей частью промолчала, поэтому предстоит чистка. А маги…
  – Что маги?
  – Центрус не признаётся, но все понимают. Маги поддержали из-за тебя. Королева с сильным магическим даром устраивает Орден куда больше, нежели обычная, пусть и родовитая, женщина.
  – Рид, погоди… – Этот шквал информации с толка не сбил, но я всё-таки растерялась. – Рид, расскажи по порядку.
  – Вечером, – ответил наречённый.
   Опять потянулся к губам, но я увернулась. Воскликнула протестующе:
  – Рид!
  – Любопытство сильнее? – усмехнулся черноглазый. 
   Вывод неверный, но я кивнула. Правда, подробностей всё равно не добилась, ответом мне стало уже слышанное:
  – Вечером.
  Он выпустил из капкана рук, отступил на шаг и церемонно поклонился. Жест своеобразный – ведь Рид… раздери меня гоблин, никак не могу привыкнуть к этой мысли. Рид – король!
   Я хотела присесть в реверансе, но передумала. Во-первых, я – магичка. Во-вторых, имею полное право побыть в шоке. Ведь новость в самом деле неожиданная. Зато я решилась спросить:
  – А почему вечером? Почему не сейчас?
  – Сейчас у меня совещание, – улыбнулся мой будущий муж. – Я сбежал, чтобы встретить тебя.
   Радости по этому поводу не испытала, но приличную моменту улыбку изобразила.
  – Устраивайся, малышка. Приходи в себя. А мы с Фораном придём, как только освободимся.
  – Спасибо, – выдохнула я. И добавила совсем тихо: – Спасибо, дорогой…
   В резиденции верилийских монархов я, разумеется, бывала не раз – всё-таки не простая селянка, а дочь первого министра.  Но мысль о том, что теперь мне придётся жить в этих стенах, вызвала лёгкий прилив паники.
   Шагая по коридорам и залам, вслед за приставленной ко мне горничной, я мысленно вздыхала и морщилась. Правда, спроси кто – а чем не угодил дворец, ответить бы не сумела. Не знаю. Просто неуютно и всё.
   Вот только вырваться отсюда, хоть на время переехать в родовое поместье семьи Бьен не получится. Меня не отпустят, в том числе из соображений безопасности. Я ещё не знаю всей ситуации, но одно ясно наверняка: надеяться на то, что все оппоненты отца уже успокоились – глупо. Значит, придётся быть очень осторожной и… послушной.
   Мы преодолели ещё один лестничный пролёт и оказались в длинном коридоре. Яркие магические светильники под потолком, изящные статуи в нишах, массивные, явно усиленные магией двери. Покои, отведённые мне, располагались примерно посередине.
   Горничная – стройная женщина средних лет с печатью усталости на лице – сноровисто отперла дверь и отстранилась, пропуская в небольшую, не слишком уютную гостиную.  Я ощутила лёгкий запах сырости и плесени – видимо, этими комнатами очень давно не пользовались, а готовили покои в явной спешке.
   В малюсеньком кабинете, который примыкал к гостиной, посторонних запахов не чувствовалось. В спальне – тоже.
  – Как вас зовут? – обратилась я к горничной.
  – Моё имя Тильда, – сделав книксен, сообщила та.
  – Как давно вы служите во дворце?
  – Десять лет, госпожа.
   Я не выдала своей тревоги даже взглядом, но ход моих мыслей женщина поняла верно.
  – Сейчас всю дворцовую прислугу проверяют менталисты, – потупившись сообщила Тильда. – Я проверку уже прошла, так что…
   Я оборвала её речь жестом. Кивнула. Делать вид, будто ни секунды не сомневалась в порядочности горничной, не собиралась. Просто лгать в этой ситуации бессмысленно, и нет ничего удивительного в том, что меня интересует благонадёжность этой женщины.
  – Саквояж можете поставить на комод, – сказала я. – И принесите чаю.
  – Конечно, госпожа Эмелис.
   Женщина удалилась, я же сняла шубку и отправилась выяснять, какая из трёх дверей, обнаруженных в спальне, ведёт в гардеробную. 
   Ну вот и всё, конец моей свободе. О дипломе мага-защитника тоже можно забыть, потому что вернуться к учёбе мне точно не позволят. Впрочем, последнее расстраивает меньше всего. К дохлому троллю магию. И Кирстена туда же.
                                  

Эссе «Аспект между концепциями любви и долга»

Отелло

A + Письменные принадлежности

Получите отзывы о структуре, грамматике и ясности любого эссе или статьи

В шекспировском «Отелло» Отелло обычно представлен как человек высокого роста и значимости, так что другие часто ставят перед его именем слово «доблестный» (1. три или больше, 50).Он тот, кто, несмотря на предрассудки, укоренившиеся на его порах и коже, признан достойным любви прекрасной Дездемоны из-за ценности его услуг венецианскому правительству. Он сам повторяет это в своей безопасности своего брака, заявляя: «Я должен быть найден. / Мои части, мой собственный титул и моя совершенная душа / проявят меня по праву (1, 2, 30-32) », и, наконец, он признан авторитетом отца Дездемоны и герцога Венеции. С самого начала Уильям Шекспир подчеркивает важность долга в мире Отелло.Его преданность венецианскому государству может быть вознаграждена преданностью его жены и тех, кто ему служит. Однако к концу выступления Отелло обнаруживает, что его существование и популярность разрушены из-за умелых расчетов его двуличного офицера Яго. Раскрытие плана Яго вызывает замешательство и конфликт во всех персонажах, вынуждая их смягчать среди них свое чувство ответственности, а также свое чувство ответственности в своих конкретных ролях и демонстрируя результаты обмана, скрытые или воспринимаемые.В Отелло долг и оценка неизбежно переплетаются, и по мере того, как катастрофа разыгрывается, Шекспир демонстрирует способность любви извращать концепции долга.

Дездемона — это мягкость, которую, возможно, многие стойкие в ее восприятии ответственности. В своих первых строках в «Наслаждении» Дездемона обращается к разделенному чувству долга, с которым девушка сталкивается между папой и ее новым партнером. Она говорит своему отцу: «Мой благородный папа, я действительно считаю, что разделение обязанностей ниже, чем когда-либо. / Тебе я предназначена для жизни и образования / ¦ Вы глава семьи по долгу службы / ¦ Но ниже мой муж.Поэтому большой долг, как показала моя собственная мать / Тебе, найти тебя раньше своего отца »(1. Три или больше. 181–190). Используя в качестве примера свою мать, Дездемона берет на себя женский долг — полностью посвятить себя мужу. С самого начала пьесы Дездемона превозносится как воплощение женских идеалов. Брабанцио, хвастающийся благами своей дочери, описывает ее как «девицу, никогда не отважную» (1. 3. 97). Несмотря на первоначальный вызов между ее долгом быть дочерью и новым женским долгом, девушка решительно и остается верной этому обещанию до самой своей смерти.Читатель может проследить ее верность с самого начала ее супружеского блаженства в ее желании бороться, чтобы оставаться рядом со своим мужем, вплоть до окончательной смерти. Хотя она невиновна в проступках, как только он уступает подозрениям, порожденным просто Яго, Отелло становится все более жестоким по отношению к своей второй половине. Однако после того, как он постоянно обвиняет ее в предательстве его с Кассио и жестоко клеймит ее шлюхой, Дездемона, возможно, становится более узнаваемой, чтобы оставаться послушной своему мужу, говоря Яго и Эмилии: «И когда-либо прежде будет», хотя он действительно трепещет от меня / До нищенского развода »любить его нежно, как и Комфорт меня отвергает! Недоброжелательность может сделать многое, а его недоброжелательность может уничтожить мою жизнь, а также Но никогда не испортить мою любовь »(4.2. 162-166). Этот ответ демонстрирует, что удовольствие Дездемоны от своего мужа разбалансировало ее восприятие работы до уровня, на котором она готова умереть за нее. Кроме того, после того, как ее оскорбил супруг, который случается с ней перед визитом к высокопоставленным лицам, ее утешает Эмилия, которая выступает против неравенства между мужчинами и женщинами. Дездемона только отвечает, говоря, что она хочет15325 использовать девушек, которые выступают против своих конкретных мужей, в качестве примера того, как никогда не действовать (4.3. 61-82). Но вместо компенсации, в конце концов, Дездемона, возможно, подвергается наказанию за свою непоколебимую любовь и чувство долга, потому что объектом ее неутомимой преданности становится ее последний убийца. Дездемона — персонаж, который, по-видимому, связан любовью, которую эта замечательная женщина испытывает к вам, фигурирует в ее образе жизни. Единственная иллюстрация того, как она очень мало защищает от желаний мужчин в своей жизни, — это момент, когда она сравнивает свои отношения с Отелло и переносит свою преданность с отца на мужа.Именно это качество в конечном итоге затуманивает ее чувства ценностью ее собственной жизни »настолько, что до самого конца, в последние моменты перед своей смертью, она продолжает обращаться к Отелло как« мой господин »(5. 2. 88). В отличие от Дездемоны, чувство работы Эмилии гораздо меньше связано практически с любым мужчиной в ее существовании. Эмилия также делает хорошее заявление, устойчивое к типу слепой женской преданности, которую практикует просто Дездемона, когда она говорит: «Дайте знать мужьям / Их жены обладают таким же разумом, как и они.Они открывают и нюхают / И все вкусы одинаково хороши и горьки. Как и у мужей, дюймы, по сути, говорят, что у женщин нет большей ответственности, чем у парней, за то, чтобы оставаться послушными (4. несколько. 70-74). Вместо этого, поскольку она на самом деле почти всегда в своем аспекте, Эмилия концентрирует свою лояльность в основном на Дездемоне, а не на ее муженьке. Однако, несмотря на ее противоречивые отношения с Яго и его плохое обращение с ней, Эмилия, возможно, испытала способность любви затуманивать ваше чувство долга.В то время как Дездемона влюблена в облака, Эмилия омрачена желанием получить ее. Как только она находит носовой платок Дездемоны, она решает принести его Яго, отбросив свои подозрения, сказав: «Что он будет с ним делать / Небеса знают, на самом деле не я. / На самом деле мне ничего не остается, как радовать свою фантазию »(3. 3. 306-308). Желание Эмилии получить признательность от мужа продвигает ее через ее ответственность перед любовницей и приводит к тому, что она предоставляет Яго все, что нужно для завершения его структуры.Это стоит жизни не только ее хозяйке, но и ее собственной.

Между тем, в образе Яго Шекспир показывает, как на действия влияет недостаток долга или любви. По иронии судьбы, Яго — первая фигура в «Отелло», которая привнесла понятие долга, и при этом его двуличная природа раскрывается на ранней стадии. После того, как Родриго с горечью изложил свои недовольства не только специалистом Отелло, но и продвинул Кассио над собой, он ответил, что уйдет, если окажется на позиции Яго.Тем не менее, Яго в ответ раскрывает свои истинные мотивы, выражая: «Я подчиняюсь ему, чтобы служить ему лично» (1. 1, 44). Вера Яго в то, что Отелло пренебрегал его чертами, стирала всякое чувство долга и проявлялась скорее в мщении. Фактически, этот человек продолжает осквернять тех, кто в его глазах ослеплен своим чувством долга перед другими, и вместо этого превозносит тех, кто служит себе. Он говорит Родериго: «Обычно есть другие / Кто, урезанные в форме схемы ответственности, / продолжают держать все свои сердца, сосредоточенные на самих себе / И, бросая лишь демонстрацию служения своим лордам, Хорошо преуспевайте с их помощью. ”(1.1) 52-56). Яго выражает уверенность в том, что притворное чувство долга может быть использовано для его собственной выгоды. Как он говорит Родриго: «Преследуя его, я использую только себя» (1.1. 60). Яго обязан только самому себе, но он недвусмысленно признает важную роль, которую работа занимает в существовании Отелло, и может использовать это ноу-хау в своих интересах.

Яго должным образом задает Отелло вопрос о преданности Дездемоны ему под видом любого покорного слуги, имея в виду только интересы его владения.Пока Отелло улавливает свои надуманные сомнения в отношении Кассио, Яго мастерски пробуждает свое чувство долга перед Отелло, чтобы иметь возможность использовать упавшее доверие своего хозяина против него, заверив его такими словами, как «Милорд, вы уже знаете, что я люблю вас» и «Мне гарантирована всякая работа» (3. три и более. 123, 139). В дополнение к предательству своего долга перед Отелло, Яго также удобно отбрасывает любое чувство преданности своей жене Эмилии, так что он без колебаний убьет ее, когда женщина раскрывает всем его истинные мотивы после гибели Дездемоны.В отличие от Отелло, Эмилии и Дедемоны, получение кого-то вроде играет центральную роль в их суждениях, Яго мало знает о любви. Это демонстрируется зверской кульминационной работой, когда он убивает свою жену, но тонко через игру в методе, в котором этот человек грубо говорит о сексе и унижает женщин в целом. Это действительно становится очевидным в начале пьесы, когда он показывает Брабанцио, что Дездемона и Отелло женаты, рассказывая ему: «Я тот, сэр, который приходит сказать вам, что ваша дочь / а теперь мавр делает зверя с двумя / спинами». ”(1.1. 112-114). В этих строках Яго превращает дело любви между мужчиной и женой в нечто грандиозное и беззаконное. Отсутствие у Яго способности понимать и ценить усугубляет его способность твердо выполнять свое чувство долга и, по-видимому, без колебаний совершать свои злодеяния. В «Отелло» Дездемону больше всего беспокоят эмоции любви и преданности, и вдобавок она переживает самый трагический конец. Ослепленная просто любовью к мужу, она безжалостна в своем чувстве долга до крайне опасной степени.Реальность угрозы безудержной любви может быть отражена в словах ее мужа после того, как он узнает о своей ошибке на участке захоронения. Он описывает себя как «любящего не мудро, но и хорошо» (5. 2, 362). Между тем именно отсутствие подобного позволяет Яго так свободно игнорировать свое чувство долга перед Отелло ради мести и корысти. Несмотря на то, что он приговорен к жестокому обращению со стороны Кассио, Дездемона определенно предана просто тем, что ей доставляет удовольствие, и Эмилия и Отелло умирают со всей виной в смерти Дездемоны.Яго на самом деле человек, которому нечего терять, и поэтому его конец, вероятно, наименее трагичен. В результате кажется, что этот трагический конец служит предупреждением против безумия слепой любви и преданности. В сказке, наполненной обманом, наиболее вредным является самообман.

[Пример эссе], 1601 слово GradesFixer

В произведении Шекспира Отелло Отелло представлен как человек высокого роста и значимости, так что другие часто ставят перед его именем слово «доблестный» (1.3.50). Он тот, кто, несмотря на предрассудки, привязанные к его шкуре, признан достойным любви прекрасной Дездемоны за заслуги перед венецианским правительством. Он сам повторяет это, защищая свой брак, говоря: «Я должен быть найден. / Мои части, мой титул и моя совершенная душа / проявят меня правильно (1.2.30-32) », и в конечном итоге он признан авторитетом отца Дездемоны и герцога Венеции. С самого начала Шекспир подчеркивает важность долга в мире Отелло.Его преданность венецианскому государству вознаграждена преданностью его жены и тех, кто ему служит. Однако к концу пьесы Отелло обнаруживает, что его жизнь и репутация разрушены в результате умелых расчетов его двуличного офицера Яго. Раскрытие плана Яго вызывает замешательство и конфликт у всех персонажей, вынуждая их смириться между тем, что они чувствуют, и своим чувством долга в их соответствующих ролях и показывая последствия обмана — скрытые или воспринимаемые.В « Отелло » долг и любовь неизменно переплетаются, и по мере того, как трагедия разыгрывается, Шекспир демонстрирует способность любви извращать представления о долге.

Дездемона, пожалуй, самая стойкая в своем чувстве долга. В своих первых строках пьесы Дездемона обращается к раздельному чувству долга, с которым она сталкивается между отцом и ее новым мужем. Она говорит своему отцу: «Мой благородный отец, / Я понимаю здесь разделенный долг. / Для тебя я привязан к жизни и образованию /… ты — повелитель долга /… Но вот мой муж.И столько долга, сколько проявила моя мать / Тебе, предпочтя тебя своему отцу »(1.3.181-190). Используя в качестве примера свою мать, Дездемона берет на себя женский долг — полностью посвятить себя мужу. С самого начала пьесы Дездемона превозносится как воплощение женских идеалов. Брабанцио, хвастающийся достоинствами своей дочери, описывает ее как «девицу, никогда не смелую» (1.3.97). Несмотря на первоначальное затруднение между ее дочерним долгом и новым женским долгом, она решительна и остается верной этому обещанию до самой своей смерти.Читатель может проследить ее преданность с самого начала ее супружеского блаженства в ее желании идти на битву, чтобы оставаться рядом со своим мужем, вплоть до его окончательной кончины. Хотя она невиновна в проступках, как только он уступает подозрениям, порожденным Яго, Отелло становится все более жестоким по отношению к своей жене. Однако после того, как он неоднократно обвинял ее в предательстве его с Кассио и жестоко клеймил ее шлюхой, Дездемона, возможно, становится более решительной, чтобы оставаться послушной своему мужу, говоря Яго и Эмилии: «И когда-нибудь будет — хотя он действительно избавит меня. развод по нищете — люби его нежно, / Комфорт меня покидает! Недоброжелательность может сделать многое, / И его недоброжелательность может разрушить мою жизнь / Но никогда не испортить мою любовь »(4.2.162-166). Этот ответ демонстрирует, что любовь Дездемоны к своему мужу исказила ее чувство долга до такой степени, что она готова умереть за это. Кроме того, после того, как ее унижал ее муж, который наносил ей удары на глазах у высокопоставленных гостей, ее утешает Эмилия, которая выступает против неравенства между мужчинами и женщинами. Дездемона только отвечает, говоря, что она надеется использовать женщин, которые выступают против своих мужей, в качестве примера того, как действовать , а не (4.3.61-82).Но вместо того, чтобы быть вознагражденным, в конце концов, Дездемона, возможно, наказана за свою непоколебимую любовь и чувство долга, поскольку объектом ее неутомимой преданности становится ее возможный убийца. Дездемона — персонаж, который, по-видимому, связан любовью к мужчинам, присутствующим в ее жизни. Единственный случай, когда она защищала себя от воли мужчин в ее жизни, — это когда она выступает за свой брак с Отелло и передает свою преданность от отца своему мужу. Именно это качество в конечном итоге затуманивает ее чувство ценности собственной жизни — настолько, что до самого конца, в последние минуты перед смертью, она все еще обращается к Отелло как «мой господин» (5.2,88). В отличие от Дездемоны, чувство долга Эмилии гораздо меньше связано с каким-либо мужчиной в ее жизни. Эмилия даже решительно выступает против слепой женской преданности, которую практикует Дездемона, поскольку она говорит: «Пусть знают мужья / Их жены обладают таким же разумом, как и они. Они видят и нюхают / И имеют вкус и сладкое, и кислое, Как и мужья », по сути говоря, что женщины не имеют большей ответственности, чем мужчины, оставаться послушными (4.3.70-74). Вместо этого, поскольку она почти всегда рядом с ней, Эмилия сосредотачивает свою преданность в основном на Дездемоне, а не на ее муже.Однако, несмотря на ее противоречивые отношения с Яго и его плохое обращение с ней, даже Эмилия испытывает способность любви затуманивать чувство долга. Будучи в облаках любви Дездемона, Эмилия омрачена желанием получить их. Когда она находит платок Дездемоны, она решает принести его Яго, отвергая свои подозрения, говоря: «Что он с ним будет делать / Бог знает, не я / Я ничего, кроме как удовлетворить его фантазии» (3.3.306-308) . Желание Эмилии получить любовь от мужа отвлекает ее от долга перед любовницей и приводит к тому, что она предоставляет Яго последний кусок, необходимый для осуществления его плана.Это стоит жизни не только ее любовнице, но и ее собственной.

Между тем в образе Яго Шекспир демонстрирует, как действуют действия в отсутствие долга или любви. По иронии судьбы, Яго — первый персонаж в Отелло , который выдвинул концепцию долга, и при этом его двуличная природа раскрывается на ранней стадии. После горького изложения своих недовольств авторитетом Отелло и продвижением Кассио над собой, Родриго отвечает, что он ушел бы, если бы был на месте Яго.Однако Яго в ответ раскрывает свои истинные мотивы, говоря: «Я следую за ним, чтобы служить своей очереди» (1.1.44). Вера Яго в то, что Отелло пренебрегал им, уничтожила всякое чувство долга и вместо этого проявилась в мщении. Фактически, он продолжает унижать тех, кто, в его глазах, ослеплен своим чувством долга перед другими, и вместо этого превозносит тех, кто служит себе. Он говорит Родериго: «Есть и другие / Кто, облеченные в формы лиц долга, / все же хранят свои сердца вниманием к себе / И, лишь демонстрируя служение своим господам, преуспевайте с их помощью» (1.1.52-56). Яго выражает уверенность в том, что притворное чувство долга можно использовать в его собственных интересах. Как он говорит Родриго: «Следуя за ним, я следую за собой» (1.1.60). Яго обязан только самому себе, но он недвусмысленно понимает важную роль долга в жизни Отелло и может использовать это знание в своих интересах.

Яго фактически вселяет в Отелло сомнение в преданности Дездемоны ему под видом послушного слуги, помнящего только об интересах своего хозяина.Когда Отелло улавливает свои надуманные подозрения по отношению к Кассио, Яго мастерски пробуждает свое чувство долга по отношению к Отелло, чтобы использовать неуместное доверие своего хозяина против него, заверяя его такими фразами, как «Милорд, вы знаете, что я люблю вас» и «Я связаны каждым своим долгом »(3.3.123,139). Помимо предательства своего долга перед Отелло, Яго также легко отбрасывает любое чувство преданности своей жене Эмилии — настолько, что он без колебаний убивает ее, когда она раскрывает всем его истинные мотивы после смерти Дездемоны.В отличие от Отелло, Эмилии и Дедемоны, для которых любовь играет центральную роль в их суждениях, Яго мало понимает любовь. Это демонстрируется не только в отвратительном кульминационном акте, когда он убил свою жену, но и тонко на протяжении всей пьесы, когда он грубо говорит о сексе и унижает женщин в целом. Это становится очевидным в начале пьесы, когда он сообщает Брабанцио, что Дездемона и Отелло поженились, говоря ему: «Я тот, сэр, который приходит сказать вам, что ваша дочь / и мавр теперь делает зверя с двумя / спинами» ( 1.1.112-114). В этих строках Яго превращает акт любви между мужчиной и женой в нечто звериное и беззаконное. Неспособность Яго понять любовь усугубляет его способность отказаться от чувства долга и, по-видимому, без колебаний совершать свои злодеяния. В Отелло Дездемона больше всего поражена эмоциями любви и преданности, а также переживает самый трагический конец. Ослепленная любовью к мужу, она безжалостна в своем чувстве долга до смертельной степени.Реальность опасности безграничной любви отражается в словах ее мужа, осознавшего свою серьезную ошибку. Он описывает себя как «любящего не мудро, но слишком хорошо» (5.2.362). Между тем именно отсутствие любви позволяет Яго так свободно отказаться от чувства долга перед Отелло ради мести и корысти. Хотя он приговорен к наказанию от руки Кассио, Дездемона предана своей любовью, и Эмилия и Отелло умирают, виновные в смерти Дездемоны.Яго — человек, которому нечего терять, и поэтому его конец, вероятно, будет наименее трагичным. Таким образом, кажется, что этот трагический конец служит предупреждением против безрассудства слепой любви и преданности. В сказке, полной обмана, наиболее токсичным оказывается самообман.

Genius English Translations — Key (SHINee) — 미워 (The Duty of Love) [Английский перевод] Текст

Я люблю тебя, поэтому я тебя ненавижу, ненавижу ты ненавижу тебя
Я хочу тебя, ты
Я не хочу продолжать читать ситуацию
Я не могу тебе ничего сказать, ты да
Но что я могу сделать, когда Я лопаю
Как сильно я хочу тебя обнять
Я могу вынести такую ​​большую разницу температур
На секунду я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу
Даже если я сбился с пути, я в конечном итоге с тобой , ты

Когда мы вместе едим
Я должен использовать свои чувства при выборе из меню
Когда ты смотришь угрюмый
Я должен использовать свои инстинкты, чтобы найти причину

Меня беспокоит, когда твои слова становятся холодными
Весь день я думаю только о том, как тебя растопить
Я думаю только об этом

Я надеюсь, что все это будет длиться вечно, несмотря ни на что и не изменится
Как то, как я рядом с тобой в этот самый момент Малыш
Потому что я должен любить тебя

Моя рука, крепко держи ее, держи, держи это
Без проблем и забот, я хочу тебя, тебя
Все остальное, забудь, забудь, забудь
Просто подумай о нас, обо мне и тебе да, да
Кого волнует, что он не идеален, как только общая температура пройдет
Вероятно, станет лучше, когда
Там примерно такая большая разница в температуре
На секунду я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу
Я сбился с пути, я оказался с тобой, ты

Ключ — «Долг любви» 가사

Jeonhwa neomeo deullineun moksoriro
Ni gibun salpyeoya dwae
Gireul Gachi georeul ttaen nunchireul bomyeo
Georeumeul matchweoya dwae

Geokjeongdwae ondoga nopajilsurok
Хару jongil NEOL shikil saenggangman Hae
Saenggangman Hae нан

Saranghaeseo miweo miweo miweo
Gomin geokjeong eopshi weonhae you you
Nunchi bogi shireo shireo shireo
Hanmadi motaneun naegen you you yeah
Geuraedo mweol eojjeogesseo teojil deushi neol ankko shipeunde
I jeongdo ondo chajseumo miño
I jeongdo ondo chajseumo mi nande
I jeongdo ondo chajseumo mi nande
I jeongdo ondo chajseumo mi nande
I jeongdo ondo chajseumo mi nande
I jeongdo ondo chajjeo mi nande Babeul gachi meogeumyeon gamgageul seweo
Menyureul gollaya dwae
Ppyorutunghae boil ttaemyeon nae chogeul seweo
Iyureul chajaya hae

Geokjeongdwae maltuga chagaweo jil tenengogilese 9002 nan40 mi n t о
Gomin geokjeong eopshi weonhae you you
Nunchi bogi shireo shireo shireo
Hanmadi motaneun naegen you you yeah
Geuraedo mweol eojjeogesseo teojil deushi neol ankkko shipeunde
I jeongdo ondo mi u

I modeun geoshi kkok yeongweonhagil byeonchi ankireul
Ni gyeote jigeum i sungancheoreom
Baby, потому что я должен любить тебя

Nae soneul kkwak jwieo jwieo jwrimaeo
Gomin geokjeonjeo
Gomin geokjeong e youggi you you you yeah
Wanbyeokaji aneum eottae geu heunan yeolbyeong jinago namyeon
I jeongdo ondo chajjeum naajigetji
Jamkkaneun miweo miweo miweo
Gireul ireodo nan gyeolguk
Gireul ireodo nan gyeolguk you you

걱정돼 온도 가 수록
하루 종일 널 식힐 생각 만 해
생각 만 해 난

사랑 해서 미워 미워 미워
고민 걱정 없이 원해 вы вы
눈치 보기 싫어 싫어 싫어
한마디 못하는 내겐 вы вы да
그래도 뭘 어쩌겠 어 터질 듯이 널 안고 싶은데
이 정도 온도 차쯤 900 참을 수 있어 잠깐 은 미워 미워 미워
길 을 잃어도 난 결국 вы вы

밥 을 같이 먹으면 감각
메뉴 를 골라야 돼
뾰 루퉁 해 때면 내 촉 을 세워
이유 를 해

걱정돼 질 때는
하루 종일 널 녹일 생각 만 해
생각 만 해 난

사랑 해서 미워 미워 미워
고민 걱정 없이 원해 вы вы
눈치 보기 싫어 싫어 싫어
한마디 못하는 내겐 вы да
그래도 뭘 어쩌겠 어 터질 널 안고
이 정도 온도 차쯤 참을 수 있어
잠깐 은 미워 미워 미워
길 을 잃어도 난 결국 вы вы

이 모든 것이 꼭 영원 하길 변치 않기를
니 곁에 지금 이 처럼
Детка, потому что я люблю тебя

내 손 을 꽉 쥐어 쥐어 쥐어
고민 걱정 없이 원해 вы вы
다른 것은 잊어 잊어 잊어
우리 만 생각해 я и вы вы да
완벽 하지 않음 어때 흔한 열병 지나고 나면
이 정도 온도 나아지 겠지
잠깐 은 미워 미워 미워
길 을 잃어도 난 결국 ты ты