Так, или шепот или мировая классика, Брик.

Предложить пример

Другие результаты

Очень люблю картины старых художников, у меня есть коллекция рисунков из шедевров мировой классики.

Так же, как и в первом выпуске, этот сборник презентует произведения мировой классики в исполнении украинских музыкантов.

Нельзя просто взять и стырить одну из цитат мировой классики.

Театр оперы и балета имени С. Айни ставит на своей сцене произведения, как таджикских авторов, так и русской и мировой классики.

Книги, выходящие в свет в издательствах «Критерион» и «Ментор» при поддержке государства, прежде всего представляют современную литературу и в некоторой степени — мировую классику.

Наряду с молодой драматургией театр осуществляет постановки произведений мировой классики на белорусском языке (Шекспир, Брехт, Мольер, Чехов, Булгаков).

Коллектив ГАБТа имени А. Навои вновь удивил и восхитил поклонников оперного искусства, осуществив на главной сцене страны постановку еще одного шедевра мировой классики — оперы «Искатели жемчуга» Ж. Бизе.

Вот уже 28 лет, в течение последних весенних дней, львовяне и гости города наслаждаются жемчужинами мировой классики разных жанров и направлений в виртуозном исполнении звезд классической музыки мирового уровня, концерты которых проходят в самых известных и престижных концертных залах и звучат на музыкальных фестивалях мира.

В репертуаре театра есть драмы, комедии, сказки и фарсы польских, литовских, русских авторов и авторов мировой классики, сыграных на польском языке.

Майра в совершенстве владела родным казахским и китайским языками, но не знала ни слова по-русски и также по итальянски и по-французски, при том, что основные оперы из мировой классики исполняются именно на этих языках.

Если во время первого музыкального фестиваля исполнялись только произведения Артура Каппа, Виллема Каппа, Эугена Каппа и Марта Саара, то со временем к ним добавились произведения многих других эстонских композиторов, произведения мировой классики, а также современных авторов.

Серия считается классикой мировой литературы и является самой известной работой автора.

Старт сезона 2017 года Грегориус пропустил из-за травмы, полученной в матчах Мировой бейсбольной классики.

В 2006 году «Чейз-филд» принял три матча первого раунда Мировой бейсбольной классики.

Ставит целью расширение творческих связей музыкантов разных стран, воспитание молодёжи на лучших образцах мировой джазовой классики, повышение уровня музыкального образования в школах искусств и музыкальных школах.

В 2017 году в составе сборной США он стал победителем Мировой бейсбольной классики и вошёл в команду звёзд турнира.

Я думаю, что ответ лежит в классику мировой литературы.

В репертуаре театра, кроме мировой оперной классики, есть как почти забытые произведения европейских композиторов, так и популярные новинки оперной сцены…

Издательский дом «ДеАгостини» выпускает коллекцию «Шедевры мировой литературы в миниатюре»

Компания «Де Агостини», мировой лидер в сегменте патворков, приступил к выпуску новой коллекции. Проза, поэзия, драматургия, эссе — все шедевры классической мировой литературы от Пушкина и Лермонтова до Макиавелли, Платона и Данте, — в великолепных миниатюрных изданиях новой коллекции издательского дома «Де Агостини».

По словам генерального директора компании Никоса Скилакиса, каждая коллекция издательства наполнена своим глубоким смыслом. Выпуск именно литературной серии не случаен. «Будучи международным издательством с многолетней историей, мы воочию наблюдаем, насколько сегодня упал интерес к классической литературе», — комментирует Скилакис.

Запуская серию «Шедевры мировой литературы в миниатюре», компания преследовала цель привлечь внимание аудитории к сокровищам мировой словесности и к чтению как к важнейшему элементу культурного досуга. При этом был учтен тот немаловажный факт, что у большинства из нас нет времени спокойно посидеть в кресле с томиком Шекспира или Уайда в руках.

«Мы сделали так, чтобы томик полюбившегося писателя — будь то Вольтер, Гете или Достоевский — был всегда под рукой: в сумке, косметичке и даже в кармане», — продолжает Скилакис.

Для того чтобы «быть под рукой», книга не просто уменьшена в размерах, благодаря твердому кожаному переплету и прекрасной бумаге, издания серии «Шедевры мировой литературы в миниатюре» полностью адаптированы к «походной жизни». Издатели уверены, что миниатюрные книги займут достойное место в семейной библиотеке и, как ценный раритет, будут передаваться из поколения в поколение.

И, конечно, они станут прекрасным подарком всем коллекционерам. Тем более, что издательство подготовило еще один сюрприз: специальный миниатюрный шкаф в стиле ретро — самый настоящий, с дверцами и ручками — но предназначенный для хранения именно миниатюрных изданий. Книжные миниатюры уже оценили по достоинству в России. Теперь выпуск миниатюрных шедевров стартует в Украине.

Чтобы привлечь внимание именно юношества, издательство «Де Агостини» устроило уникальную акцию: в Международный день грамотности молодые люди на улицах Киева дарили своим сверстникам и всем прохожим миниатюрные издания, рассказывая им о произведениях и авторах мировой классики. Всего было подарено несколько сотен томов Кафки, Есенина, Мопассана, других классиков. Акция вызвала огромный интерес не только молодежи, но и всех тех, кто оказался рядом в этот замечательный праздник классической литературы, подаренный киевлянам компанией «Де Агостини».

ТОП-10 книг мировой классики: список лучших

Как известно, для того чтобы человек стал более интеллектуально развитым, ему достаточно прочесть 10 книг. Проблема с этого момента заключается лишь в том, чтобы найти именно те, правильные и полезные книги. У многих для того, чтобы найти лучшие произведения, уходят годы, тысячи книг и миллионы прочитанных страниц, другие же обращаются к интернету за помощью. В этой статье можно найти десятку лучших произведений классической литературы, способных сделать своего читателя более умным и мудрым.

Вальтер Скотт «Айвенго»

Если есть желание углубиться в романтический пафос средневековья, то обойти стороной книгу Вальтера Скотта «Айвенго» будет непростительной ошибкой. Здесь автор поведает о замках и их осадах, политических тонкостях вассальных отношений. Естественно, что он не мог обойтись без прекрасных дам и доблестных рыцарей, сражающихся за их сердца.

Считается, что именно это произведение способствовало романтизации средних веков. В книге описываются исторические события Англии, происходящие после Третьего крестового похода. Конечно же, автор не обошелся без вымысла и художественной импровизации, но от этого книга стала только более интересной и увлекательной.

Майн Рид «Всадник без головы»

Уникальный и всем известный приключенческий роман – «Всадник без головы». Эта книга многослойна, так как в ней нашлось место всему: любовь и мистика, детективный и романтический мотив. Благодаря таким хитрым сплетениям сюжетных линий создается интрига, которая захватывает дыхание с первых страниц книги и не отпускает до самого конца. Главный вопрос, на который каждый читатель захочет получить ответ – кто же такой этот всадник без головы?

Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»

Данное произведение считается наиболее известным у автора, ведь только эта книга по-настоящему захватывает дух, берет глубоко за живое. Подобное явление стало возможным благодаря качественному проработанному образу главного героя. В книге Дориан Грей в глазах своего читателя выглядит снобом и эстетом невероятной красоты, что создает сильный контраст на его постоянном развитии внутреннего уродства. Каждого читателя покорит образ главного героя, постепенно теряющего нравственность, ведь его общий портрет от первой до последней страницы постепенно изменяется.

Теодор Драйзер «Американская трагедия»

Данное произведение считается изнанкой американской мечты – бесконечное стремление к всеобщему признанию и уважению, богатству и высокому положению в обществе. Однако книга показывает, что для многих путь наверх закрыт в связи с разными причинами, побороть которые невозможно.

Главный герой – Клайд Гриффитс, который поднимается с самых низов, пытаясь попасть в высшее общество. В один миг мужчина сталкивается с проблемой, когда его идеалы рушатся и ради достижения поставленной цели ему приходится переступить через себя и нарушить закон. Сможет ли человек не стать марионеткой в руках судьбы, поборет ли он себя – все это можно узнать, дочитав книгу до конца.

Владимир Набоков «Лолита»

Автор книги известен всем своей страстью к игре со словами, благодаря чему создается яркий и звучный слог, витиеватые описания и оригинальная форма речи. Язык «Лолиты» также получился многогранным и интересным, за счет чего роман не покажется скучным. Этот роман вызывал огромный скандал, ведь это первая книга классической литературы, посвященная педофилии (главный герой испытывает сексуальное влечение к девочке 12-ти лет).

Иоганн Вольфганг фон Гете «Фауст»

Автор книги – всемирно известный мыслитель, поэт и основоположник немецкой литературы, которого все знают по произведению «Фауст». Этот роман Гете писал на протяжении всей своей жизни, а в основу книги он положил известный миф о докторе Фаусте, что продал душу дьяволу и обрел вечную молодость. Мефистофель и Фауст заключили сделку, если герой возвеличит какой-то миг, то он потеряет свою душу. Удастся ли дьяволу соблазнить испытаниями доктора – ответ в страницах книги.

Лев Толстой «Война и мир»

Наверное, многие назовут роман «Война и мир» самым известным и великим произведением мировой литературы. Эта книга – это настоящая эпопея, охватывающая мировые события, все классы человечества, начиная от рядовых солдат, заканчивая императором и царской семьей. Всего в книге более 500 персонажей, благодаря чему автор демонстрирует психологию русского народа и его дух, сломить который невозможно.

Хулио Кортасар «Игра в классики»

Данная книга считается классикой, неким образцом для постмодернизма. Автор выходит за рамки привычной прозы, чем заставляет прочесть книгу от начала до конца. Роман можно прочитать двумя способами – классический (от начала до конца) или по методу автора, следуя его подсказкам и перескакивая от одной части к другой, чтобы найти ключ к шифру.

Гомер «Илиада» и «Одиссея»

Как известно, Гомер – это известный мыслитель и древнегреческий поэт, который создал два уникальных по себе произведения. «Одиссея» и «Илиада» – это первые в мире поэмы, которые одновременно можно отнести как минимум к четырем жанрам, а именно: семейная драма и экшен, триллер и фэнтези.

Здесь читатель найдет для себя ряд увлекательных исторических событий и фактов, познакомится с философией того времени и переживет вместе с героями все то, что покрыто мраком истории. В этих исторических книгах есть все, начиная от похищения девушки, заканчивая Троянской войной и триумфальным возвращением Одиссея. Вместе с героями книг автору предстоит пройти через ряд тяжелых испытаний и сражений, чтобы выйти из них победителем.

Лев Толстой «Анна Каренина»

Анна Каренина – замужняя женщина, о жизни которой поведает автор на страницах этого романа. Главная героиня будет влюблена в офицера Вронского, из-за чего ей придется перетерпеть не только тяжелые испытания, но и огромное разочарование, боль. Считается, что это самое знаменитое произведение о трагической любви. Крупномасштабная картина расскажет нам о жизни московских и петербуржских дворян девятнадцатого века, соединит в себе философию и психологию России того времени.

Явление классики

Явление классики

Не каждое слово, даже самое употребительное, мы можем легко объяснить, пусть это касается и строгой научной речи. Вот слово классика, с одной стороны, используется уже и младшими школьниками, и профессиональными учеными – в отношении к культуре, а ведь есть и множество вариантов использовать это слово и совсем в иных, бытовых случаях. С другой же стороны, оно не стало еще и отчетливым термином – возможно, из-за непременного пафоса, лирического отношения, которые его сопровождают.

И это лирическое отношение может быть очень различным: и восторженным, и сдержанно величественным, и ядовито-нигилистическим, и безразличным, отдающим скукой и проч. Особенно эти оттенки заметны в школьной среде – с преобладанием негативных интонаций: это следствие того, что называемая взрослыми, учителями, учеными и писателями классической литература воспринимается как некий памятник, а не живое явление. Причем памятник, давно омертвелый в душах… Слишком много накоплено устоявшихся мнений о героях, произведениях Пушкина, Толстого, Чехова, и порой свежесть восприятия теряется за чередой общих мнений. Поэтому иногда для оживления интереса к классике надо отдать должное и всяким острым, пусть несправедливым оценкам – что в «Прогулках с Пушкиным» Андрея Синявского (Абрама Терц), что в брюзжании ядовитого Владимира Набокова, что, скажем, в экранизациях классики или публикации вызывающих, чаще всего ложных псевдо-документов или мемуаров…

Мы бы хотели показать живую жизнь русской классики – без скандальных сенсаций, а только предлагая свежие толкования хрестоматийных произведений. Пусть сама хрестоматийность сыграет освежающую роль, пусть читатель всякий раз, увидев обращение к вдоль и поперек разученному тексту, увидит нечто новое – увидит не застывшие клише, а возможность бесконечного углубления в хорошо знакомые слова.

И для этого нужно обратиться к понятию классика, пояснив его и обозначив предмет нашего разговора и его границы.  

                                       *                     *                     *

Подобным судьбе живого существа видится развитие фундаментальных явлений в нашей жизни. Рождение, детство, взросление и становление, пора зрелости, старенье, старость и – смерть… Это общий, установленный свыше, не нашей волей, ход вещей. Быть может, самое таинственное –  рожденье и смерть – меньше всего открыты для анализа или описания, ведь здесь нет возможности самонаблюдения, да и меньше всего свидетелей… Суть же явления, наверное, полнее всего отражена в период зрелости, расцвета: именно здесь и открывается оправдание всему  сущему…

Классика – слово, приложимое к разным сторонам деятельности, но имеющее общий смысл, отраженный еще в латинском первоисточнике: classicus –  по-русски значит образцовый. Так говорят обычно о явлениях, лучших в своем роде или, точнее, наиболее полно отразивших сущность тех или иных сторон или даже основ жизни. Это может быть отнесено и к явлениям живой и неживой природы, но особенно – к сфере человеческой деятельности, тоже практически ко всем ее областям: классический покрой одежды, классическая компоновка автомобиля, классические решения в математике, музыкальная классика и т. д.
Так что классика чаще всего соотносима с порой зрелости  в эволюции явления того или иного рода.

Считается, что в отношении к литературе это слово было введено в ряд общепринятых понятий римским писателем начала нашей эры Авлом Геллием, автором «Аттических ночей» (Афины, 165-167 г. н. э.), книги с описанием множества культурных достижений древних…

Обычно классическими называют литературные произведения высокого художественного уровня, имеющие мировое и общечеловеческое значение. Это броская, претенциозная и внешне бесспорная позиция. Есть ли, однако, столь объективный критерий, позволяющий говорить об общедоступности гуманитарных, а тем более словесных ценностей для всего человечества? Нет ли здесь такой степени абстрактности, при которой теряется реальное значение того или иного произведения? Объективный критерий естественных областей знания здесь окажется вовсе не общедоступным – этот критерий практической пользы, критерий природных, объективных истин…

«Мировая классика», как ни странно, формируется в достаточной мере субъективно и даже формально. С одной стороны, множество ярких явлений так и остается невостребованными мировым сообществом. Классика культуры вообще сосредоточена вокруг явлений из Европы и Соединенных Штатов Америки – вхождение иных культур в «мировую классику» крайне затруднено и носит лишь эпизодический характер. Это касается как самой известности культурных достижений, так и степени их изученности даже в кругу специалистов. Литературы Африки и Азии практически не входят в кругозор европейца, американца или россиянина, не говоря уже и о том, какой кризис переживает вообще интерес к культуре, если только она не вовлечена в шоу-бизнес. Массовый читатель становится все более отлучен от высоких достижений культуры. Даже гуманитарии призваны самой системой образования ориентироваться в «европоцентричных» явлениях культуры: только этот круг литератур входит в программы высшей школы, с добавлением разве что несистематизированных сведений о некоторых иных. Поэтому в смысле хотя бы одной информированности мировая классика как полновесное явление доступна крайне узкому кругу специалистов, буквально единицам, знающим более-менее полно как литературу отечественную, так и в полном смысле всемирную: литературы подлинно Востока и Запада, Севера и Юга… Невозможно описывать явление, в целости своей никому не известное! Абстракция мировой классики едва ли становится прочной почвой для живого ума…

С другой стороны, отбор в ряды мировой классики строится во многом формально: с точки зрения развития исключительно словесной техники. Поэтому в ряд мировых явлений попадает часто то, что совершенно не востребовано в почвенном, отечественном восприятии. Можно говорить о мировой известности, скажем, «Черного квадрата» К.Малевича или башни Татлина, но явления эти, по-своему классические, ничего не говорят в поле народной русской культуры. Часто аномалии отечественной культуры и называются мировой классикой – классикой отдельных эстетических школ…

И наоборот, явления безоговорочно классические для национальной культуры могут в мировом контексте быть недооцененными. Таков, прежде всего, русский Пушкин! Да и вся русская классика до середины 19 столетия: Грибоедов, Лермонтов, Гоголь… Нужны специальные усилия, чтобы классические национальные произведения входили бы в призрачную когорту мировой классики. Так, скажем древнерусское искусство, литература в том числе, лишь совсем недавно стала восприниматься как мировая сокровищница, в то время как европейские современники Андрея Рублева (15 в.) или митрополита Илариона (11 в. ) однозначно оценивались как мировая классика: «Песнь о Роланде», Боккаччо, Вийон, Петрарка, Чосер, Донателло, Брунеллески, — «привычные» классики средних веков… Русская культура вообще с заметным опозданием проникает в мировую классику, впрочем, как и культуры большинства народов мира…

В понятии «мировая классика» скорее фиксируется такое значение слова классический: образец явления, но без того ценностного оттенка, который передает значение «первоклассный».  Тогда может быть и классическая ошибка, и классические проявления болезни, и классика в преступлениях и разврате… В великом же словаре В.И.Даля классик определяется как «каждый писатель или художник, признанный общественным мнением «классическим», превосходным, примерным, образцовым». Здесь подчеркивается именно ценностный акцент, вероятно, это и вполне соответствует русскому взгляду на вещи.

Из всего этого сделаем тот вывод, что понятие классики в первую очередь должно восприниматься как характеристика национальной культуры, только внутри национальной культуры выделение классики поддается анализу и достаточно полному описанию. Есть некая абстракция мировой  классики, возможно, только складывающееся наднациональное единство, и есть подлинно живая область классики отечественной, а вероятно, и даже сугубо этнической: китайская и японская классика, английская, французская, немецкая, классика африканских народов… И, конечно, русская классика – то, что нам гораздо доступнее, то, что воспринимается нами как родное по духу явление, вошедшее в нашу народную и даже генетическую память. И прекрасно: многоцветие культур ничуть не в ущерб жизни человечества, наоборот, свидетельство полноты развития.

Особо следует выделить словесное искусство, все основанное на почве языка – явления сугубо национального. Язык – это не только форма общения, но и сам способ восприятия мира, отражающий исторический опыт нации. Нации – это прежде всего языки, поэтому слова эти в древности были синонимами: «И назовет всяк сущий в ней язык», — говорится у Пушкина…

Слово исключительно национально… А абстракция мировой культуры питается ведь не чем иным, как переводами… Это важная, многотрудная область, но не стоит лишний раз доказывать, что переводное произведение это, скорее, лишь изложение оригинала, здесь нет не только неповторимого колорита подлинника, но — часто и нет уверенности в глубоком соответствии с оригиналом. Принять к сведению перевод можно, можно даже увлечься переводом, но никогда нельзя с уверенностью делать выводы о значении оригинала.

Итак, в качестве конкретного явления жизни классика культуры может быть только национальной.

Далее, какой массив в национальной культуре мы воспринимаем как классику? Здесь тоже есть несколько условностей и ограничений.

Национальная культура проходит ряд фаз своего развития.

Самым общим представлением будет, скажем так, избранное, лучшее или самое значимое в культурной истории. И это вполне оправданный подход. Тогда к литературной русской классике мы отнесем и «Слово о полку Игореве», и «Слово о Законе и Благодати», и «Слово о погибели Земли Русской» — и так до лучшей литературы наших дней, до 21 столетия, ведь лучшее есть всегда, пока жива культура. Такое собирание классики и ее исследование было бы очень важной просветительской задачей. Но и на этом пути не избежать множества оговорок, ограничений и, в конце концов, – споров: отнести ли к классике, скажем, повесть о Ерше Ершовиче или «Шемякин суд»? А что критик 21 столетия посчитает лучшим у Ломоносова или Тредиаковского, будет ли сейчас ощущаться непреложная ценность Сумарокова или Озерова? Совсем трудно соблюсти объективность в литературе современной, в советский период: есть безоговорочные ценности, но сколько произведений расположено, скажем так, в приграничной полосе?

Само по себе лучшее окажется и очень неоднородным, а между произведениями будут лежать громадные временные промежутки, сам язык такой классики будет  различен, что будет напоминать нынешние отличия между отдельными славянскими языками…  И тогда в этой классике будет нужно выделить свои периоды становления, что вернет все просто к истории литературы, а не собственно классики.

Было бы правильным дать некий ограничитель в толкованиях о классике.

Может быть классика – своего времени: классика в литературе 18 столетия и в литературе века 20-го, то, что не будет отнесено к вневременным ценностям. Что поделаешь, если сама поэтика, предположим «Слова о полку Игореве» воспринимается более живо, чем строй литературы 18 века? Каждому культурному человеку доступна красота и совершенство «Слова», но только редкий читатель может погрузиться в мир ломоносовских од, «Телемахиды» Тредиаковского, даже и радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву»… Даже Карамзин, с его «Бедной Лизой», воспринимается как исключительно литературный этап, оставшийся в прошлом и потерявший свойства живого слова…

То же можно сказать и о близлежащей литературе – о советском периоде. Полное перевоплощение в мир Маяковского кажется уже невозможным – по привязанности к духу ушедшего времени. Описание скачущей тройки сейчас воспринимается более живо, чем рассказ о людях Кузнецка, дух литературной борьбы, столь явный у Маяковского, требует уже сугубо исторического комментария… Но что-то иное войдет и от Маяковского в русскую вечную классику. С другой же стороны, гораздо шире можно представить понятие советская классика: образцовые в своем роде произведения, которые… которые едва ли кто и упомнит, кроме специалистов-историков: достаточно упомянуть классическую советскую лениниану, великолепно написанную, но  в большинстве своем просто умершую для живой жизни (Н.Погодин, В.Катаев, М.Зощенко, Э.Казакевич и др.)…

Так что ничуть не менее проблематично классическое измерение и для многих современников Маяковского  и всей советской эпохи. Безусловно место Горького, Есенина, А.Толстого, Шолохова, Булгакова, Фадеева, Леонова, Пришвина (да и то, если только пренебрегать конъюнктурными оценками). Но как быть с Вс. Ивановым  и Вл. Луговским? И. Сельвинским и Ф. Панферовым? А. Афиногеновым и С. Клычковым?

И такая же противоречивая картина  в восприятии так называемого серебряного века: от категорического превознесения до уровня классики до такого же резкого неприятия…

Другое дело, что почти безоговорочно в нашем сознании пребывают такие понятия, как классика советской эпохи или – классика серебряного века… Тогда бесспорно классиками своего времени будут и Ф. Сологуб, и З.Гиппиус, и В.Брюсов, и Д.Мережковский, не говоря уже о И.Бунине, А.Куприне, Л.Андрееве, более близких золотому столетию…

Все так, и поэтому рассмотрению русской классики надо бы придать иной поворот – дальше от вкусовых пристрастий, пропаганды и иной злобы дня. Но и не уходить в сторону от проблемы: мол, у каждого времени – своя классика…

Классику саму следует рассматривать как определенный период в развитии русской литературы — на протяжении уже почти тысячелетней истории и эволюции русской словесности в целом..

И здесь вернемся к тому, что классика – это явление периода зрелости словесной культуры, на фоне становления, распада, колебаний и других фаз развития. Ведь и о личности человека мы судим в период его зрелости – прежде всего.
Итак, классика – это явление эволюционное и историческое, а одновременно и ценностное.

Народное самосознание, как и само явление народной общности, проходит ряд ступеней в своем развитии, и классикой культуры следует считать тот уровень, который наиболее полно раскрывает национальный образ мира. Причем речь идет о такой стороне национального бытия, которая и прежде и ныне доступна разным сословиям, сближает классы и группы.  Если есть сомнения в существовании таких ценностей, то назовем самую наглядную – сам язык, само слово, ведь именно в языке народа сказывается весь его духовный опыт, от состава лексики до более общих сторон грамматики. Шесть падежей объединяют наш народ или система двух чисел, как раньше объединяли отжившие нормы – двойственное число, звательный падеж, многообразные глагольные формы, понятные ныне только специалисту по древности: аорист, имперфект, плюсквамперфект…

Или еще одна столь же объективная общенародная ценность – вера. Вспомним фрагмент из «Войны и мира» Л.Толстого, молитву в церкви Разумовских, чтобы понять, как близко должно было быть народу обращение к Богу и у Пушкина, и у Лермонтова, Достоевского, самого Толстого, — это и есть сфера литературной классики, обращение к общенародным ценностям:
 
«Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, свои длинные волосы из-под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
— «Миром Господу помолимся».
«Миром, все вместе без различия сословий, без вражды, а соединенные братскою любовью – будем молиться», — думала Наташа.
— «О свышнем мире и о спасении душ наших!»
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», — молилась Наташа.»

Вот такими мотивами, объединяющими нацию, и жива классика…

Явление классики не может восприниматься в ущерб предыдущим стадиям, которые должны вызывать ничуть не меньшее уважение, но – может быть, не столь же живой интерес, как классика. Важное свойство классики – способность в длительном историческом промежутке воспроизводить свои достижения на новых уровнях. Больше того, массив классики и даже ее хронологические границы самым естественным образом фиксируются в народном сознании, не нуждаясь в предварительном обосновании. То есть это явление вполне органичное, и Пушкин, допустим, вошел в нашу память как классик литературы не потому, что это выведено критиками или иными идеологами, наоборот, научная оценка здесь идет следом за мнением народным, вполне ему доверяя  и не претендуя на руководство.

Объективный здесь критерий – это соответствие развития литературы развитию языка: велик и великолепен язык Древней Руси или 18 столетия, но именно параллельно с Пушкиным и благодаря Пушкину русский язык принял свою литературную норму, актуальную и до сих пор. Язык Пушкина – это классический язык нашего Отечества, и уже потому литература, заговорившая именно на этом языке, является русской классикой. Язык на вершине своего развития заложен в основу классической литературы. Классическая литература отражает всю полноту развития языка.

Не всегда можно с абсолютной точностью дать хронологические рамки историческому процессу в области культуры. Да это и не нужно, ведь здесь выдвигаются иные, качественные вехи. Можно было бы ограничиться и такой из них: русская классика как уже состоявшееся явление берет свои истоки в произведениях зрелого Пушкина, это приблизительно начало 1820-х годов.

Образец русской классики мы бы видели в таких стихах 1820-го года, как «Погасло дневное светило» и «Редеет облаков летучая гряда»: после этих строк уже невозможно было представить какое-то иное развитие русского слова.
Здесь видится образец свободной гармонии в передаче душевного состояния.

В содержании здесь заложено самое широкое восприятие жизни: от картины бесконечного космоса до частностей личной, едва ли не бытовой жизни. Весь мир открыт для поэта, для перевоплощения в словесные образы:

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
     Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило…

     Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой…

Удивительные по смысловой и образной точности выражения составляют ткань этого стиха, где нет слова лишнего или случайного, пришедшего не от внутреннего смысла стиха, а от требований какой-то поэтической школы или жанра. Ветрило – послушное, мечта – знакомая, обман – томительный, океан – угрюмый, младость – потерянная: удивительная глубина и свежесть эпитетов, при таком их изобилии и сгущении… Так и складывается высокое единство содержания и его словесного воплощения – признак состоявшегося, классического произведения.

Даже уже сложившиеся черты элегии у Пушкина воспринимаются как что-то свежее, лишенное присутствия школы – в силу сочетания поэтической техники и глубины смысла.

И поразительное чувство свободы, которое проникает во все черты произведения: от выражения мысли до – самой техники стиха. Нет никакой канонической строфики, привычных четверостиший и прочего, нет строгого соблюдения размерности строк – и какая внутренняя гармония: строфы не нужны в этом плавном и сильно потоке переживаний, длинные строки (в 12-13 слогов) так естественно перемежаются с короткими (8-9 слогов): многозначительно звучат эти паузы… Рифма – то кольцевая, то перекрестная, словом, вновь свободная… Качество рифмовки – естественность и неназойливость. Емкие повторы строк – в начале, середине и конце стихов, что создает образ живой гармонии, причем повторяются строки самые выразительные. Словом, структура текста одновременно необычайно выразительная и прозрачная, отчетливая и безыскусная…

Слово этого стихотворения тоже отвечает принципам гармонии, глубины и свободы. Лексика торжественна, но без помпезности, строй ее высок, однако здесь нет переизбытка, нет поэтических шаблонов или экзальтации, как в былых образцах жанра. Элегия вырастает из слова общепринятого, народного в самом высоком смысле. Это возвышающая, а не опрощающая народность. Ничуть не выпадают из речи слова с оттенком архаики: стремлюся, отечески края, подруги тайные моей весны златыя – все это прекрасно передает налет древности или вечности содержательных мотивов стихов, это не архаика формы, а тонкая инструментовка, легко доступная и для восприятия в 21 веке…
 
Стихи – гармоничная, красивая, насыщенная смыслом речь, объявшая собою весь космос. Качества русской классики: у м,   г л у б и н а    и     я с н о с т ь!

И необычайно одухотворенное содержание: слияние лирического состояния с величием живого бытия, широчайшие координаты поэтического сознания – стихии творчества, любовных чувств, переживания природы и чувства к родине, медитативное состояние самонаблюдения, обращение к мотивам времени и судьбы… Поистине, голос поэта – голос самого бытия Божьего. Все это заложено в такой небольшой по объему фрагмент, все это так или иначе отражает и постоянство содержания русской классики.
Стихи эти были положены на музыку. С появлением таких стихов литература уже не могла потерять подобную высоту достижения, она вступила в период зрелости, в период классики.
И Пушкин это первый доказал всем своим последующим творчеством.

Так что от Пушкина берет начало наша классика, да, Пушкин наше все, по слову поэта и критика Аполлона Григорьева: пушкинское отношение к слову станет образцом для плеяды его современников и последователей, для писателей и уже иного поколения – вплоть до Толстого и Чехова. А позже – и для классики в 20-м столетии…

Где хронологически завершается период классики?

С одной стороны, классика не отошла в прошлое и поныне, по крайней мере, пока жива пушкинская традиция, пока живы и русские классики 20-го века… Но историческая фаза уже иная…

И золотой век классики имеет границу – рубеж 19 и 20 столетий, когда литература переживает иногда скрытый отход от Пушкина, а иногда откровенный, как бунт: именно Пушкина пытаются сбросить с парохода современности, именно русские классики представляются в образе творцов враждебной народу, буржуазной культуры, а само слово будто окончательно порывает с традицией, да и с народностью:

Дыр бул щыл
убещур
вы со бо ро, —

вот каким набором странных звуков, лишенных всякого смысла встретила литература новый век, причем подчеркнуто противопоставляя это именно Пушкину. Автор этих заумных звуков Алексей Крученых заявляет, что именно здесь больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина… Последняя оценка – явная провокация, но и без этого в явлениях искусства рубежа веков видится попытка разрушить саму первооснову классики – русское слово, заменив его нелепым звуковым комплексом. О содержании стиха не приходится говорить: его попросту нет, это своего рода аналог черному квадрату. Или – в ином ракурсе – можно говорить о том, что в качестве антитезы классике выдвигается полное смещение гармонии формы и содержания, а в конце концов – разрушение гармонии как таковой, отвращение к смыслу, разрушение космоса, потеря моральной системы, смешение света и тьмы, Бога и дьявола… Пушкинский Божественный глагол вытеснен речевым беснованием – вот качественная граница периода торжества русской классики, золотого столетия.

Так русская классика пережила первое потрясение, которое было преодолено лишь где-то к концу 1920-х годов, с появлением «Тихого Дона», прежде всего. Снова: после Шолохова, Булгакова, Фадеева, Леонова всякий декаданс сошел на нет. Пушкинское величие было восстановлено. Вот и Булгаков в «Мастере и Маргарите» изобразил злобствующего бездаря, поэта Рюхина, недоумевающего в припадке истерики: что такого великого сделал Пушкин, повезло, повезло… Рюхин – персонаж уже уходящей эпохи крушения классики…   Триумфальные торжества 1937-го года, к столетию смерти Пушкина, сопровожденные выдающимися достижениями как в литературе, так и в деле изучения и издания классического наследия, ознаменовало возвращение к классике – уже в веке 20-м.

Это значит, что классика – не отошедший в прошлое этап литературы, но после потрясения на рубеже веков литература все же вступила уже в новую фазу эволюции. Возвращение к классике – это не прямое ее продолжение, это новый опыт, новый этап.  Поэтому и рамки классики золотого века надо мерить именно от Пушкина до Чехова. Уровень, черты литературы этого периода следует признать образцовыми, классическими, и они будут «воспроизводиться» в дальнейшем, возвращая и возвращая к сложившейся традиции. Да, «золотой век» создал традицию, что для эволюции имеет первостепенное значение, причем традицию живую, ощутимую на протяжении веков. И в конце концов полное право литератора – принимать ее или торить иные русла. Хочешь быть классиком – будь им…

Ведущие черты творчества остались неколебимыми – от Пушкина до классиков 20-го века – Шолохова, Булгакова, Леонова, Твардовского, а затем продолжены писателями уже нового и даже ныне живущего поколения: пушкинская традиция в толковании и сути творчества определенно наследована Шукшиным, Распутиным, Беловым, Е.Носовым, Рубцовым и многими другими авторами конца столетия, авторами и 21 века.  И все же с точки зрения эволюции, это уже новая стадия, а не продолжение прежней…

Надо ли связывать понятие о классике с определенным творческим методом, будет ли классика синонимом русского реализма?  Во многом, действительно, это так: реализм наиболее полно отражает русское восприятие мира, наиболее востребован в народе, составляет, как теперь уже ясно, не отдельный период литературы, а ее вечную ценность. Сейчас не пишут в духе и манере сентиментализма или классицизма, от романтизма тоже литература явно ушла, усвоив только некоторые стилевые особенности, а реализм живет и будет жить.

Но когда мы вспоминаем крылатое слово русского священника, ученого, философа Павла Флоренского «искусство для нас одно – реализм», то здесь подразумевается не сама техника реалистического метода, а направленность творчества на реальность, на постижение Божьего мира, утверждение бытия как высшей ценности, в том числе и эстетической. Только в таком смысле реализм, действительно, синоним русской классики.

Но как много стилевых потоков соединяет этот реализм… Сюда ведь мы отнесем и необычайный гротеск Щедрина, и фантастическое у Гоголя, и романтические картины у Пушкина и Лермонтова… Сюда следует отнести и творчество многих  писателей серебряного века: Блок в этом смысле безусловный реалист и классик в лучших своих произведениях, как и Есенин, и Маяковский, Заболоцкий и тот же Булгаков… Дальше мы увидим, что в основных своих проявлениях, в сути творчества писатели самых разных индивидуальностей, получившие  художественный опыт и далеких от классики, узких эстетических направлений принадлежат именно к тому типу писателя, к тому творческому потоку, который порой интуитивно, без видимой рациональности мы называем русскими классиками. Так что классика – понятие более широкое, чем сам творческий метод «реализм», с присущими только ему стилевыми чертами. Вообще классика будет объединена скорее духовными, чем сугубо художественными чертами: так и сам художник может в своем творчестве пользоваться разными методами при общей духовной основе.

Заложенные Пушкиным принципы классически русского творчества окажутся удивительно близки и символисту Блоку, и имажинисту Есенину, и футуристу Маяковскому, хотя в каждом из названных течений наблюдалось и видимое отторжение от традиции, от реализма и даже именно от Пушкина – преодоленное впоследствии. Но это будет уже история русской классики следующего этапа – за золотым веком. Духовное родство с Пушкиным стало наиболее ощутимым в зрелом творчестве этих поэтов, что и послужило залогом возврата литературы в классическое русло.
 
Классикой называют то, что остается живым культурным явлением, несмотря на давно ушедшие в прошлое отдельные формы жизни. Чистый дух нации остается вечен…

сказок о неожиданном: 10 литературных классиков, которых вы, возможно, не читали | Книги

Самая большая в мире библиотека классической литературы — это серия Penguin Classics, насчитывающая более 1200 печатных наименований. В нем представлены все самые известные произведения мировой литературы, от Гомера Odyssey до Ulysses Джеймса Джойса. Но помимо его грандиозных галерей и коридоров, его выдающихся авторов и литературных достопримечательностей, он имеет множество секретных комнат и потайных уголков, заполненных названиями, которые читает меньше людей, и их изучение может быть столь же полезным.

Вы можете спросить, может ли книга оправдать термин «классика», если у нее всего несколько читателей. Я верю, что может. Есть три основных критерия для определения классического произведения: он должен прожить несколько лет; он должен обладать присущими ему литературными качествами; но, что наиболее важно, он должен быть живым, чтобы иметь возможность общаться с читателями, восхищая их вспышками признания и откровения. Это блестящий парадокс, лежащий в основе классики: возможно, он был написан много веков назад, но его суть истины по-прежнему кажется поразительно современной.Так что не имеет значения, сколько людей восхищаются классикой; важно то, что он может с вами сделать. Есть даже особое удовольствие, когда вы устанавливаете литературную связь и знаете, что находитесь среди ограниченного числа посвященных. «Мало кто любит сочинения сэра Томаса Брауна, — писала Вирджиния Вулф, например, о эзотерике 17-го века, — но те, которые любят, — соль земли». Поэтому я рекомендую вычеркнуть и исследовать эти более темные полки. Далее следует личная подборка некоторых менее известных классиков. Я надеюсь, что они вам понравятся, и что они приведут вас к другим менее известным отрывкам в чудесной библиотеке мировой литературы.

Говорят, что несколько книг являются первым романом в мире, но мои деньги идут на шумный Сатирикон Гая Петрония, образец латинской прозы. Он следует за непристойными злоключениями Энколпия, учителя риторики, и его красивого 16-летнего любовника Гитона, когда они путешествуют по Италии, испытывая свои привязанности и либидо в серии оргий, банкетов, кораблекрушений и эротических разборок со священными гусями. .В центре внимания — незабываемый банкет, устроенный вульгарным миллионером Трималкио, завуалированный портрет психотического императора Нерона. Петроний был «арбитром вкусов» Нерона. По словам историка Тацита, вся его жизнь была посвящена удовольствиям: «Другие добиваются славы энергией, Петроний — ленью». Работа существует в виде фрагментов, но это часть ее очарования: эпизоды порхают по страницам, и читателю предоставляется возможность представить или заново изобрести всеобъемлющее повествование.

Я не сплю,
Слушаю шелест бамбуковых листьев,
И странная печаль наполняет мое сердце.

У этого средневекового японского произведения нет названия, и мы не знаем имени его автора-женщины под псевдонимом, но, тем не менее, его запоминающиеся, мечтательные виньетки сохранились на протяжении тысячи лет и теперь считаются одними из жемчужин литературы Хэйан. изучали школьники по всей Японии. Книга представляет собой мозаику из меланхоличных воспоминаний фрейлины, снов, стихов и рассказов о паломничестве к горным святыням и дворцам.

Викрамадитья был мифическим индийским царем, фигурирующим во многих древних санскритских сказках: он был ростом 10 футов и невероятно мудр.В этой индийской классике царство Викрамадитьи находится под угрозой со стороны могущественного некроманта. На месте кремации он встречает ужасного гения, который каким-то образом заселил труп, свисающий с дерева. Этот ужасно оживленный труп начинает говорить с Викрамадитьей, рассказывая ему сказки, каждая из которых заканчивается загадкой. В рассказах есть попугаи, меняющие тела, обманщики и феи. Если Викрамадитья сможет правильно ответить на все загадки, джин расскажет ему последнюю историю, которая включает в себя секрет победы над его врагом.

Мост снесен наводнением высоко в Пиренеях, и пятеро мужчин и пять женщин остались в отдаленном аббатстве. В течение семи дней, необходимых для ремонта моста, каждый член эклектичной партии рассказывает семь историй, почти подражая Боккаччо The Decameron . Книга представляет собой настоящую сокровищницу возрождения эпохи Возрождения, с рассказами, варьирующимися от уроков морали до непристойной грубости, и рассказчики после каждой истории ведут живую дискуссию, которая зачастую столь же интересна, как и сама история. Гептамерон традиционно приписывается Маргарите, королеве Наварры, покровительнице писателей Франсуа Рабле и Пьера де Ронсара. Она была ведущим интеллектуалом Франции XVI века, старейшиной литературного салона, известного как Новый Парнас, и почти стала первой женой будущего Генриха VIII Англии.

Индивидуалистка и феминистка, отстаивающая благополучие животных, Маргарет Кавендиш, герцогиня Ньюкасла, была первой женщиной-ученым, посетившей собрание Королевского общества.Больше всего ее помнят за этот утопический роман, один из самых ранних примеров научной фантастики. Красивая юная леди отправляется в другой мир, доступный через северный полюс, где животные разговаривают и ведутся войны с помощью подводных лодок и воздушных бомбардировок. Как императрица этого странного мира, она объявляет вне закона войны, религиозные конфликты и гендерное неравенство, а также учится телепортироваться в параллельные вселенные. В метафизическом повороте она также сталкивается с произведениями «герцогини Ньюкасл; что, хотя она и не из самых образованных, красноречивых, остроумных и изобретательных, но все же простой и рациональный писатель ».

Написанная в Польше, написанная на французском языке и установленная в Испании, эта книга претендует на то, чтобы быть стенограммой таинственной рукописи, написанной валлонцем по имени Альфонс ван Ворден. Альфонса задерживает в придорожном трактире экзотическая компания разбойников, каббалистов, дворян, кокеток, мусульманских принцесс и цыган, и он продолжает записывать их странные, скрытые истории в течение 66 дней. Книга считается одним из величайших шедевров европейской литературы.Автор, граф Потоцкий, был польским аристократом, который провел время в качестве начинающего рыцаря Мальты и стал первым воздухоплавателем в Польше, когда он пролетел над Варшавой на воздушном шаре. В конце концов, посчитав себя оборотнем, он покончил с собой серебряной пулей, смоделированной на ручке своей любимой сахарницы.

Очень умный кот, Мурр, написал сумасшедшие мемуары — достаточно странная предпосылка.Однако для промокательной бумаги Мурр вырвал страницы из биографии музыканта по имени Йоханнес Крейслер, и эти фрагменты были случайно вставлены принтером, случайным образом склеены по всему повествованию, поэтому в книге чередуются автобиография кота и история жизни мучительный гений Крейслер. Этот эксцентричный, остроумный и замысловато структурированный роман стал последним крупным произведением ЭТА Гофмана, считавшего его своим великим произведением. Он был вдохновлен его собственным «темным табби» и был описан как «один из самых смешных и странных романов XIX века».

Исидор Дюкасс родился в Уругвае в семье французского дипломата. В молодости он отправился во Францию ​​и принял псевдоним граф де Лотреамон, вдохновленный одноименным байроническим героем романа Эжена Сю. Он умер во время осады Парижа в 1870 году, когда ему было всего 24 года, но его помнят за его галлюцинаторную прозу Les Chants de Maldoror , необходимую для чтения всем фанатам ужасов. Главный антигерой встречает ангелов и могильщиков, сумасшедших и жутких детей в безумной, кощунственной и чрезвычайно странной истории.«Да будет угодно небесам, — пишет Лотреамон в начале, — что читатель […] найдет свой трудный и коварный путь через пустынные болота этих мрачных и наполненных ядом страниц».

Кроткий священник, отец Хулиан Альварес, отправляется в отдаленное сельское поместье великой семьи Уллоа, чтобы распорядиться делами буйного дона Педро, маркиза Уллоа. Оказавшись там, он обнаруживает, что погружается в трясину политической коррупции и сексуальных интриг, и его безуспешные попытки реформировать домашнее хозяйство неизбежно приводят к трагедии. Удивительно, но, учитывая эту повествовательную арку, роман выглядит невероятно забавным с несколькими моментами смеха вслух. В нем, как выразился Николас Лезар, сочетаются «комедия, фарс, реализм и повышенная истерия с примесью готики». Это шедевр графини Эмилии Пардо Базан, написавшей 19 романов и более 500 рассказов, очерков и рассказов о путешествиях. Она была видной феминисткой в ​​Испании 19-го и начала 20-го веков и профессором литературы в Мадридском университете.

Мэтью Фиппс Шил родился на Монтсеррате от смешанных родителей.Он отплыл в Англию в 1885 году, заявив, что он король Фелипе из Редонды, небольшого необитаемого скалистого островка в Карибском море. (Нынешний король микронации Редонда — испанский писатель Хавьер Мариас.) Шил изучал медицину в Лондоне и писал детективы. В The Purple Cloud , Адам Джеффсон — первый человек, достигший северного полюса, но на обратном пути он обнаруживает, что он также последний человек, оставшийся в живых на Земле: коварное, сладко пахнущее облако ядовитого газа окутало мир и уничтожил всю животную жизнь. Он бродит по пустым улицам Лондона и остальной части безлюдного земного шара, медленно погружаясь в безумие, одетый в турецкие костюмы и сжигая города дотла, пока не обнаруживает, что он, возможно, не единственный, кто выжил в катастрофе.

Книга «Классика пингвинов» издается издательством «Особые книги». Чтобы заказать копию за 26,40 фунтов стерлингов (30 фунтов стерлингов), перейдите на сайт guardianbookshop.com или позвоните по телефону 0330 333 6846. Бесплатная доставка по Великобритании на сумму более 10 фунтов стерлингов, только онлайн-заказы. Минимальная цена телефонных заказов составляет 1,99 фунтов стерлингов.

40 классических книг и почему их следует читать

Ну а чем же классическая книга? Моя восьмилетняя девочка задала этот вопрос, проведя несколько дней, зарывшись носом в Сеть Шарлотты.«Эээ, я думаю, это очень хорошая книга, которую любят многие, и она выдержала испытание временем», — ответил я. «Если люди все еще читают книгу через 50 лет после ее публикации, значит, она, вероятно, становится классикой» . ..

Вот и загвоздка. Для меня классические книги должны быть удобочитаемыми, потому что сейчас я не изучаю литературу в университете. Есть много важных книг, опубликованных десятилетия или даже столетия назад, которые имеют большое значение, но я не собираюсь рекомендовать их для вашего удовольствия от чтения.Ярким примером является Moby Dick , который я прочитал и никогда не буду рекомендовать. Жизнь слишком коротка, и этот роман трудно читать. Самая сложная книга в этом списке — Семь столпов мудрости , потому что она эпична по длине и содержит много подробностей о восстании арабов против турок.

Этот список охватывает 30 примеров художественной литературы и 10 научно-популярных книг, потому что именно так рассыпается печенье. На самом деле я предпочитаю научно-популярные книги, но, кажется, я сосредотачиваюсь на научной литературе, опубликованной за последние 10 лет, что не помогает составить список такого рода. Составляя список, я был удивлен тем, сколько «классических книг» я прочитал, и был шокирован тем, сколько я не прочитал. Никакой Джейн Остин. Нет, Энтони Троллоп. Нет Воннегутов. Нет Толстого. Извините за это — я постараюсь скрыть их в ближайшие 50 лет. Я также должен объяснить, что становление родителем открывает дверь к чтению классических произведений, которые вы пропустили в детстве, и пробуждает ваш интерес к книгам из прошлого.

Также некоторые основные образцы классической литературы, которые попадают в список всех остальных, не попали в мои, потому что они не являются моей чашкой чая.Я пытался любить Ф. Скотта Фицджеральда, но у нас никогда не получалось. На дороге уходит с дороги для меня. Холден Колфилд, насколько я понимаю, фальшивый.

Самая последняя книга в моем списке — Tinker Tailor Soldier Spy 1974 года, и я немного беспокоюсь, что это может быть совсем недавно для тега «классический». Самая старая — Дон Кихот , 1605 года, которую я читал в детстве и отдаленно не считал старомодной. Безумие никогда не выходит из моды, даже если вышло из моды.

Этот список включает по три книги от Роберта Луи Стивенсона и Джорджа Оруэлла и по две от Чарльза Диккенса и Рэя Брэдбери. Настройки включают в себя два острова, гостиницу, ферму, больницу и сад. Благодаря этим книгам вы могли посетить Юкон, Глостершир, Брайтон, Париж, Альпы, Испанию, Канзас и Кипр, а также встретить пиратов, контрабандистов, солдат, шпионов и пожарных.

Пожалуйста, добавьте свои предложения по классическим произведениям, которые необходимо прочитать, внизу страницы.

Художественная классика (в произвольном порядке)

Уильям Голдинг

Потому что юного читателя по-прежнему шокирует открытие того, что может случиться, когда правила цивилизации отпадут.

Р. Д. Блэкмор

Потому что это не болезненно-сладкий роман.Святая корова, эти Doones — злые люди, а Лорна поймана посередине.

Дафна дю Морье

Потому что это еще одна замечательная сказка о застревании посередине. Двадцатилетняя Мэри Йеллан окружена кровожадными корнуоллскими вредителями.

Роберт Льюис Стивенсон

Потому что он лучше, чем Остров сокровищ, и основан на реальных людях и реальных событиях.Алан Брек Стюарт — запоминающийся персонаж.

Роберт Льюис Стивенсон

Потому что мне нравится представлять себе званый обед с участием Лонга Джона Сильвера, Слепого Пью, Бена Ганна и Билли Боунса. Еще рома, веселее.

Джек Лондон

Потому что в списке должна быть сказка о животных. Это не , Марли и я. — Бак — крутой пес во время золотой лихорадки Юкона.

Э. Б. Белый

Потому что это может быть идеальное чтение перед сном. Мне нужно было иметь детей, чтобы открыть для себя эту волшебную книгу о фермерском мышлении.

Кеннет Грэм

Потому что это тоже может быть идеальным чтением перед сном. Прочтите это только для Жаба — такого тщеславного, такого высокомерного, такого находчивого.

Дж.Мид Фолкнер

Потому что хорошая настройка всегда помогает. Действие этой истории о контрабанде происходит на южном побережье Англии. Moonfleet — это Восточный флот на пляже Чесил в Дорсете.

Чарльз Диккенс

Потому что это был не пикник — ребенок на улице в викторианском Лондоне. Мое любимое произведение диккенсовской литературы.

Чарльз Диккенс

Потому что Диккенс показал, что может писать великолепные исторические произведения с этой драматической историей Французской революции.

Эвелин Во

Потому что Во мог строить предложения вместе, как некоторые другие. Шикарная семья разваливается по стилю.

Томас Харди

Потому что ни в коем случае нельзя продавать жену и ребенка. Я не могу читать слишком много Харди, пока он продолжает, но этот роман показывает, что происходит вокруг.

Сервантес

Потому что рыцари не всегда похожи на толпу короля Артура. Некоторые из них сумасшедшие. Четыреста лет, но все еще сильны.

Джордж Оруэлл

Потому что тоталитаризм — это не кошмар — это реальность для миллионов людей. Этот устрашающий роман сформировал современную культуру.

Харпер Ли

Потому что раса по-прежнему является определяющей и разделяющей проблемой современной Америки. Аттикус Финч — несравненный герой.

Джон ле Карре

Потому что этот роман определил эпоху холодной войны после Второй мировой войны. А также настоящий переворот, даже если вам не нравятся шпионские истории.

Джордж Оруэлл

Потому что немного политики легко переваривается, когда происходит на ферме. Оруэлл написал так мало книг, но все они имеют значение.

Л.М. Монтгомери

Потому что рыжая Энн Ширли — одна из самых сильных женских персонажей детской литературы.Обе мои дочери любят эту историю.

Джон Стейнбек

Потому что это менее 200 страниц чистого гения. Эта новелла предлагает дружбу и горе в жаркое время для Америки.

Джоанна Спайри

Потому что в горах хорошо жить. Хайди преображает своего дядю Алма, и это только начало этой трогательной истории об Альпах.

Эрнест Хемингуэй

Потому что этот роман затрагивает очень много тем, включая смерть и жертвы. Отличается от других романов о войне тем, что в них много внимания уделяется одному человеку.

Кен Кизи

Потому что медсестра Рэтчед ужасна. Эта история о пациенте, который притворяется безумием, чтобы попасть в психиатрическую больницу, забавна, грустна и трогательна.

Рэй Брэдбери

Потому что это величайший кошмар-антиутопия для библиофилов. Очень забавно узнать, что эту книгу запрещали несколько раз за эти годы.

Рэй Брэдбери

Потому что эти 18 научно-фантастических рассказов, связанных вместе нарисованным человеком, покрытым татуировками, сегодня так же актуальны, как и в 1951 году.

Фрэнсис Ходжсон Бернетт

Потому что свежий воздух и природа могут многое лечить. Эта классическая книга эпохи Эдварда почти так же хороша, как и книга по саморазвитию, но ее гораздо интереснее читать.

Грэм Грин

Потому что Пинки Браун — мерзкая работа в 17 лет. Триллер о преступном мире с добавлением немного религии.

Классические научно-популярные книги (опять же, в произвольном порядке)

Лори Ли

Потому что это лучшее изображение деревенского детства, которое я когда-либо встречал. Кусочек английской истории, который должен прочитать каждый.

Роберт Грейвс

Потому что это лучшая антивоенная книга из когда-либо написанных.Особенно запоминаются отрывки, описывающие действия Зигфрида Сассуна.

Трумэн Капоте

Потому что эта книга сильно отличается от обычной научной литературы. Капоте нарушает все правила, анализируя убийство семьи Клаттеров.

T.E. Лоуренс

Потому что кажется почти невозможным, чтобы один человек мог быть таким гениальным и делать так много.Шедевр автобиографии.

Лоуренс Даррелл

Потому что он начинается как нежные мемуары о путешествии и превращается в болезненное описание кровавой кампании Кипра за независимость.

Фарли Моват

Потому что Моват практически жил со стаей волков и разрушил заблуждение за ошибкой с этой книгой.

Джордж Оруэлл

Потому что эта военная книга действительно о разочаровании, когда Оруэлл борется с фашизмом в Испании и получает пулю в горло за свои неприятности.

Мировая классика — серия из серии

Мировая классика: библиотека в библиотеке: обзор почти полной коллекции произведений мировой классики.

Полный список названий серии с библиографическими подробностями и подсериями можно найти в «Мировая классика» и «Оксфордская мировая классика»: Руководство по изданиям в тканевом переплете (и их вариантам). 2010. Составлено Дж. Годси, Джеффри Милберном и Николасом Мюрреем. (pdf здесь ; архив здесь).

Самые ранние экземпляры World’s Classics, , изданные Grant Richards в 1901–1905 годах, украшены корешками книг и, вероятно, выпускались с суперобложками.Посмотрите изображения некоторых произведений мировой классики этой эпохи (без курток) в The World’s Classics: A Library within a Library.

Серия была переработана и расширена, начиная с 1905 года, под руководством Генри Фроуд из Oxford University Press. Ранние оксфордские копии серии имеют текстовые куртки, общие для серии примерно до 1917 . Самые ранние куртки использовали красные чернила, печатая только на корешке и передней части куртки. На куртке нет серийного номера (более поздние копии печатаются черными чернилами и включают серийный номер над названием серии на передней части куртки.Также изменен графический элемент в центре куртки).

Копия книги Раскина A Joy For Ever / The Two Paths , показанная ниже и датированная 1907 (из каталога в конце книги), является одной из дюжины или около того названий Раскина в World’s Classics, которые были первоначально напечатаны и переплетенный издателем Джорджем Алленом как Ruskin House Edition, названный в честь Ruskin House, штаб-квартира Аллена в Лондоне.

Джордж Аллен был учеником и другом Рескина, который в 1871 году начал публиковать рукописные издания произведений Раскина.Фирма имела успех, особенно с работами Раскина, и переехала в Лондон примерно в 1890 году. После смерти Раскина в 1900 году состояние издателя начало убывать. Аллен умер в 1907 году, и его дети начали усилия по укреплению бизнеса, включая приобретение издателя Bemrose (1909) и присоединение к Swan Sonnenschein & Co. (1911), чтобы стать George Allen & Co. Усилия не принесли результатов, и фирма сползла к экономическим трудностям. В 1914 году Стэнли Анвин, сын семьи владельцев Unwin Brother’s Publishing, приобрел фирму, которая стала называться Allen & Unwin Ltd.(источник).

Ruskin House Edition из серии World’s Classics Ruskin, несомненно, был результатом интереса Фруда к включению названий Раскина в World’s Classics и стремления семьи Джорджа Аллена поддержать свою слабую фирму. Издание Ruskin House Edition появляется только в тандеме с серией World’s Classics. Эти названия, по-видимому, основаны на более ранней (1903 г.) попытке опубликовать собрание сочинений Раскина, выпущенных в более дорогих и более дешевых изданиях.В серии произведений A Joy For Ever / The Two Paths — это том 16.

Издания Ruskin House — более дешевые издания, выпущенные в рамках серии World’s Classics. Таким образом, одновременно эти книги являются частью произведений Джона Раскина (изданных Allen and Longmans, Green & Co.), Ruskin House Edition (издательство Allen and Oxford University Press) и World’s Classics ( Издательство Оксфордского университета). Это иллюстрирует способ, которым литературная сущность (произведения Раскина) может быть разделена на разные издания и серии разными издателями, чтобы привлечь внимание различных сегментов аудитории, покупающей книги.Издание Ruskin House Edition появляется в изданиях World’s Classics Ruskin как минимум до 1934 года.

Библиография Полное собрание сочинений Джона Раскина перечисляет многие серии переизданий, которые включали названия Раскина до 1912 года.

На суперобложке этого выпуска A Joy For Ever / The Two Paths указаны только Генри Фроуд и Oxford University Press (Аллена не упоминается)

Корешок куртки (здесь сильно выцветший) включает порядковый номер вверху (римскими цифрами), название, что похоже на «Art Cloth» (не один из стилей переплета, указанных в каталоге в конце книги. см. ниже), а внизу — цена (1 / -).На передней части куртки указано название серии, «Pocket Edition», название, дизайн и печать. Номер серии этой книги не указан на обложке (более поздние куртки этой эпохи серии напечатаны черным цветом и включают номер серии над названием серии на обложке).

Задняя и задняя заслонки куртки пустые.

Этот экземпляр в тканевом переплете имеет темно-зеленый переплет с тиснением на лицевой стороне книги и золотым шрифтом и украшениями на корешке.Джордж Аллен — издатель книги, как указано в основании корешка книги.

Замысловатое декоративно-прикладное искусство, раскиноновские узоры заполняют форзацы книги.

На половине титульного листа указаны все роли, которые исполняет это название: часть Мировой классики, а также произведения Раскина и издание Раскин Хаус. Неизвестно, на что указывает звездочка в правом нижнем углу.

На оборотной стороне титульного листа указаны годы рождения и смерти Раскина.

На тщательно оформленном титульном листе изображен портрет Рескина. Опять же, как и в случае переплета, титульный лист включает только отпечаток Аллена. Кроме того, на эту титульную страницу включены «Работы Джона Раскина», а не отдельные названия Раскина.

На оборотной стороне титульного листа указано количество напечатанных копий двух заголовков, перепечатанных в этом издании. Издателем книги является Ballantine, Hanson & Co. из Эдинбурга. Далее следует название первой из двух работ в книге.

На оборотной стороне книги находится подробный каталог серии World’s Classics с указанием отпечатка Frowde / Oxford University Press (единственное место в книге с отпечатком Oxford).

В Ordinary Edition of the World’s Classics десять различных переплетов, в том числе Cloth, Sultan-red Leather, Buckram (с бумажной этикеткой), Quarter Parchment, Lambskin, Parchment (полукруглый), Quarter vellum (обработанный вручную и обшитый панелями). , Полутенка, Целый теленок и Древесный теленок.Цены были от 1 / — нетто за ткань до 5/6 нетто за переплет «Дерево».

Карманное издание (напечатанное на тонкой бумаге) доступно в ткани, красной коже и четверть пергамента (от 1 / — до 4 / -).

В данном конкретном издании, похоже, нет ни одного из перечисленных выше переплетов, а скорее так называемого переплета «художественной ткани» по цене 1 / -. Вероятно, это связано с тем фактом, что Аллен опубликовал и перепечатал именно эти книги World’s Classics.

Проспект к серии следует за списком стилей переплета, отмечая 130 печатных томов, датированных октябрем 1907 года.Далее следует пронумерованный список заголовков с указанием количества тиражей (по состоянию на октябрь 1907 г.) и дополнительной информации, такой как редакторы томов и вступления. Звездочкой отмечены тома, напечатанные в Pocket Edition на тонкой бумаге. Это может быть то, что обозначает звездочка на титульном листе книги.

Заголовки Ruskin имеют серийные номера с 145 по 148, и все они являются изданиями Ruskin House.

Соответствующая оксфордская серия «Классика для мальчиков», состоящая из 11 томов, рекламируется на последней странице каталога.Этот детский сериал был первоначально опубликован Грантом Ричардсом, как и World’s Classics.

Если вас не устраивают издания World’s Classics, Oxford University Press предлагает два дубовых книжных шкафа для 50 (5s /) или 100 (18s /) экземпляров World’s Classics.

Около 1915 появляется иллюстрированных курток. Жакеты, как правило, с декоративной каймой, демонстрируют изображения автора или иллюстрируют сцены из книги. Этот дизайн куртки просуществовал примерно до 1929 года.

Уолтера Бэджхота English Конституция — это 1929 г. 2-е издание в журнале World’s Classics (первое, 1928 г.). На корешках куртки указан серийный номер. На передней части жакета есть декоративная рамка, общая для многих заголовков того времени, с автором / заголовком в одном поле и иллюстрацией в другом. Название серии не указано на корешке и спереди куртки. Список недавних и предстоящих игр серии с названием серии включен на передний клапан куртки.Цена (2 шт. / Нетто) указана на клапане куртки.

Последние и готовящиеся к выпуску игры указаны на заднем клапане куртки, а список популярных наименований — на обратной стороне куртки.

Обложка указывает на полный список (по состоянию на 1929 год) заголовков в конце книги (см. Ниже).

Переплеты из элегантной зеленой ткани с тонким тиснением и золотым тиснением. Название серии не указано на обложке книги.

Название серии возглавляет полутитульный лист вместе с номером серии и названием книги.

Информация об издательстве Oxford University Press помещена на титульном листе с логотипом серии.

Основная биографическая информация и информация о печати в серии включены на страницу об авторских правах вместе с информацией для печати.

Каталог (датированный ноябрем 1929 г.) включен в конце этого названия.

Обычный глобус с обширным окружающим орнаментом используется примерно с 1926-1937 годов.Копия Избранных речей Маколея была впервые опубликована в серии в 1935 . Серийный номер книги находится сверху корешка обложки. Название серии находится внизу обложки лицевой обложки, автор и название вверху. Краткое описание книги размещено на лицевой стороне куртки.

На реверсе куртки нанесены названия из серии:

Переплет книги из синей ткани с золотым тиснением и отличается по дизайну от названия 1929 года выше.

В эту эпоху, примерно с 1935 по 1950 год, также используется обычный не иллюстрированный дизайн куртки.

экземпляров World’s Classics, выпущенных после Второй мировой войны, включают обычные, текстовые куртки и иллюстрированные куртки.

Копия West African Explorers под редакцией К. Ховарда — это «двойной том» из серии, впервые опубликованной в 1951 . Дизайн куртки используется во многих изданиях, опубликованных после Второй мировой войны.

Вариантом дизайна текстовой обложки является это 1961 , четвертое переиздание (первое в серии, 1950 г.) Пяти шекспировских комедий.

Мировая классика Оксфорда | Издательство Оксфордского университета

Уже более 100 лет Oxford World’s Classics предоставляет широчайший спектр литературы со всего мира. Непрерывная программа новых названий и пересмотренных изданий гарантирует, что серия сохранит свою широту и отражает последние критические идеи. Исчерпывающие введения, ясные пояснительные примечания, хронология и библиография поддерживают классические тексты. Кроме того, многие Oxford World’s Classics включают увлекательные и полезные сопутствующие материалы, такие как карты, глоссарии, указатели, иллюстрации и приложения.

Представляем Oxford World’s Classics, приближая читателей к величайшей мировой литературе.

Новости OWC

Дефо

Нынешняя глобальная пандемия многими рассматривается как нечто необычное и беспрецедентное. Но когда мы оглядываемся на историю человечества, мы понимаем, что это не первый случай, когда мы сталкиваемся со смертельной вспышкой. Ничто не убило больше людей, чем инфекционная болезнь.

От Фукидида и Боккаччо до Камю, произведения литературы о чуме предлагают читателям параллели и дают нам слова, которыми можно жить. Книга Даниэля Дефо «Журнал чумы, год » (1722 г.), яркий автобиографический отчет о разрушениях, нанесенных Лондону бубонной чумой в 1655 г. и унесшей жизни примерно 100 000 человек за 18 месяцев, может быть самым недооцененным автором. -оценил великий роман. Опубликованный более чем через 50 лет после событий, журнал Journal не является отчетом из первых рук, а описывает мир, осажденный вирусом, с графическим описанием событий, анекдотами и статистикой.Бедственное положение лондонцев 355 лет назад и кризис, охвативший мир сегодня, имеют поразительное сходство. Узнайте, как наши беспрецедентные времена не так уж и беспрецедентны, воспользуйтесь знаниями, полученными из прошлого опыта, и подумайте, как ориентироваться в COVID-19.

17 июня 2020

Новые титулы

бестселлеров — по результатам продаж в Японии с 1 января по 30 июня 2020 г.

100 Обязательно прочтите переводы классики

Этот пост содержит партнерские ссылки.Когда вы совершаете покупку по этим ссылкам, Book Riot может получать комиссию.

Если когда-либо было время читать книги разных культур и периодов времени, то это оно. У нас есть так много информации и так много историй со всего мира, доступных нам, и все же так часто мы (в том числе и я) заканчиваем тем, что более или менее читаем книги о себе. В этом, конечно, нет ничего плохого, но почему бы время от времени не брать книгу в переводе и не попробовать книгу из прошлого? Вот список классических произведений в переводе со всего мира, написанных на языках, отличных от английского, которые могут научить нас чему-то о наших собратьях.

Приведенные ниже книги были опубликованы не менее 50 лет назад (то есть ничего после 1967 года). Описания книг взяты из копии издателя.

Одиссея Гомера , перевод Роберта Фаглза (Греция, 8 век до н.э.): «Если Илиада — величайшая военная эпопея в мире, то Odyssey — величайшее литературное воспоминание о путешествии каждого человека, хотя жизнь.»

Уязвленные любовью: Стихи и фрагменты Сафо Сапфо , перевод Аарона Пучигиана (Греция, ок.630–570 гг. До н. Э.): «От произведений [Сафо] сегодня мало что осталось … Сохранившиеся тексты состоят из прискорбно небольшого и фрагментированного лирического стихотворения, в том числе стихов призыва, желания, злобы, празднования, смирения и воспоминаний».

Антигона Софокла , перевод Э. Пламтр (Греция, 441 г. до н.э.): «[ Антигона, ] первая фиванская пьеса, написанная Софоклом, но хронологически последняя в цикле, является шедевром классической древности, в котором исследуется конфликт между общественным долгом и личной верностью.”

Информационный бюллетень

Подпишитесь на нашу рассылку Book Deals и получите скидку до 80% на книги, которые вы действительно хотите читать.

Спасибо за регистрацию! Следите за своим почтовым ящиком.

Избранные стихотворения Тао Цзянь Тао Цзянь , перевод Дэвида Хинтона (Китай, начало 400-х гг.): «T’ao Ch’ien, (365–427, CE ), [является] одним из самых почитаемых поэтов в классической китайской литературе.”

Дневник Кагеро женщины, известной только как Мать Мичитсуны в переводе Сони Арнтзен (Япония, ок. 974 г.): «Япония — единственная страна в мире, где это были преимущественно произведения писательниц. это положило начало классической литературной традиции. Дневник Кагеро — первое сохранившееся произведение этой богатой и блестящей традиции ».

The Pillow Book Sei Shōnagon , переведено Мередит МакКинни (Япония, 990-е — начало 1000-х): «Написанная придворной дамой Сэй Сонагон якобы для собственного развлечения, The Pillow Book предлагает увлекательную исследование жизни знати в разгар периода Хэйан.”

Сказка о Гэндзи Мурасаки Сикибу , перевод Роялла Тайлера (Япония, начало 1000-х годов): « Сказка о Гэндзи — очень длинный роман, состоящий из пятидесяти четырех глав и описывающий придворную жизнь Хэйана Япония, с десятого по одиннадцатый век ».

Дневник Сарасины: жизнь женщины в Японии XI века Леди Сарасина , перевод Мориюки Ито (Япония, XI век): «Тысячу лет назад молодая японская девушка отправилась в путешествие из Страна Дикого Востока в столицу.Она начала вести дневник, который продолжит вести в течение следующих сорока лет и будет составлять позже в жизни, что принесет своей семье непреходящий престиж ».

Избранные произведения: Хильдегард из Бингена Хильдегард из Бингена , перевод Марка Атертона (Германия, 12 век): «Хильдегард,« Сибилла Рейнская », была бенедиктинской монахиней и одной из самых плодовитых и оригинальные писательницы средневековья ».

«Lais of Marie de France» Мари де Франс , перевод Глин С.Берджесс (Франция, Англия, конец XII века): «Мария де Франс (fl. Конец XII века) — самая ранняя из известных французских поэтесс, и ее lais — стихотворные рассказы, основанные на бретонских сказках о рыцарстве и романтике, — являются одними из лучших из них. Жанр.»

Признания леди Нидзё Леди Нидзё в переводе Карен Бразелл (Япония, начало 13 века): «Примерно в 1307 году замечательная женщина из Японии села, чтобы закончить рассказ своей жизни. Результатом стал автобиографический рассказ о тридцати шести годах (1271–1306) жизни леди Нидзё, начиная с того момента, когда она стала наложницей императора в отставке в Киото в возрасте четырнадцати лет, и заканчивая несколькими любовными романами позже. , с рассказом о ее новой жизни в качестве странствующей буддийской монахини.”

Очерки праздности Йошиды Кенко , перевод Мередит МакКинни (Япония, 1330–1332): «Буддийский священник Кенко цеплялся за традиции, буддизм и удовольствия одиночества, а также темы, которые он затрагивает в своих Очерки, написанные где-то между 1330 и 1332 годами, все пронизаны невысказанным принятием буддийских верований ».

Книга женского города Кристин де Пизан в переводе Розалинд Браун-Грант (французский итальянский, 1405): «Новаторская Книга женского города начинается тогда, когда чувство разочарования и несчастья прочитав тираду писателей-мужчин против женщин, Кристин де Пизан видит сказочное видение, в котором три добродетели — Разум, Честность и Справедливость -, кажется, исправляют эту точку зрения.”

The Inferno Данте Алигьери в переводе Роберта Холландера (Италия, 1472): «Ведомый поэтом Вергилием, Данте погружается в самые глубины ада и отправляется в свое трудное путешествие к Богу».

Гептамерон Маргарита Наварра , перевод Пола Чилтона (Франция, 1559): «В начале 1500-х годов пять мужчин и пять женщин оказались в ловушке наводнения и были вынуждены укрыться в аббатстве высоко в Пиренеях. .Когда им говорят, что им нужно несколько дней ждать ремонта моста, они вдохновляются — вспоминая «Декамерон» Боккаччо — культурно проводить время, рассказывая каждый день истории ».

Очерки: Выбор Мишеля де Монтеня , перевод М.А. Скрича (Франция, конец XVI века): «Чтобы преодолеть кризис меланхолии после смерти своего отца, Монтень удалился в свои загородные поместья и начал писать, и в очень оригинальных эссе он обсуждал такие темы, как отцы и дети, совесть и трусость, тренеры и каннибалы и, прежде всего, он сам.”

Дон Кихот Мигель Сервантес , перевод Эдит Гроссман (Испания, 1615 г.): « Дон Кихот , широко известный как одна из самых смешных и трагических книг, когда-либо написанных, рассказывает о приключениях созданных им людей. странствующий рыцарь Дон Кихот из Ла-Манчи и его верный оруженосец Санчо Панса во время путешествия по Испании шестнадцатого века ».

Сор Хуана Инес де ла Крус: Избранные произведения Сор Хуана Инес де ла Крус , перевод Эдит Гроссман (Мексика, 17 век): «Сор Хуана (1651–1695) была пламенной феминисткой и женщиной. опережая свое время.Как и Симона де Бовуар, она была очень публичным интеллектуалом. Современники называли ее «Десятой музой» и «Мексиканским фениксом», и эти имена до сих пор находят отклик ».

Избранные письма мадам де Севинье в переводе Леонарда Танкока (Франция, 17 век): «Одна из величайших корреспондентов мира, мадам де Севинье (1626–1696 гг.), Рисует необычайно яркую картину Франции на времен Людовика XIV, в красноречивых письмах, написанных на протяжении всей ее жизни семье и друзьям.”

Принцесса Клевская мадам де Ла Файет в переводе Робина Бюсса (Франция, 1678 г.): «Находящийся между исчезающим миром рыцарского романа и новым психологическим реализмом, роман мадам де Лафайет о страсти и самом себе. — обман знаменует собой поворотный момент в истории романа ».

Узкая дорога на глубокий север Мацуо Басё , перевод Нобуюки Юаса (Япония, 1694): «В своих прекрасно написанных стихотворениях хайку Басё описал мир природы с большой простотой и тонкостью чувств.”

Письма перуанской женщины Франсуазы де Граффиньи , перевод Джонатана Маллинсона (Франция, 1747 г.): «Один из самых популярных романов восемнадцатого века, Письма перуанской женщины , повествует историю о Зилии, инке, Деве Солнца, захваченной испанскими конкистадорами и жестоко разлученной со своим возлюбленным Азой ».

История камня Цао Сюэцинь , перевод Дэвида Хоукса (Китай, середина 18 века): «Благодаря изменению судьбы семьи Цзя, эта богатая магическая работа устанавливает мирские события — любовные романы, соперничество между братьями и сестрами, политические интриги, даже убийства — в контексте буддийского понимания того, что земное существование является иллюзией, а карма определяет форму нашей жизни.”

История красоты и чудовища мадам де Вильнёв , перевод Джеймса Робинсона Планша (Франция, 1740 г.): «Эта книга содержит оригинальный рассказ мадам де Вильнёв, впервые опубликованный в 1740 году».

Печали молодого Вертера Иоганна Вольфганга фон Гете, в переводе Давида Константина (Германия, 1774 г.): «История Гете о чувствительном молодом художнике — отчужденной молодежи, ищущей самоанализа и страстной напряженности — захватила романтическое чувствительность дня и вызвала волну подражаний.”

Les Liaisons Dangereuses Пьера Ходерло де Лакло , перевод П.В.К. Стоун (Франция, 1782 г.): «Виконт де Вальмонт и маркиза де Мертей образуют нечестивый союз и превращают соблазнение в игру — игру, в которой они должны выиграть».

Путешествие вокруг моей комнаты Ксавье де Местра в переводе Стивена Сартарелли (Франция, 1794 г.): «Эта классическая книга, которой восхищаются Ницше и Мачадо де Ассис, Оссиан и Сьюзен Зонтаг, доказывает, что сидя на живых — диван в комнате может быть таким же увлекательным, как пересечение Альп или гребля по Амазонке.”

Delphine Жермен де Сталь , перевод Авриэля Х. Голдбергера (Франция, 1802 г.): « Delphine… — это глубокий комментарий к положению женщин в критический период политической истории Франции. «Дельфина », традиционная форма восемнадцатого века как эпистолярный роман, маскирует его нетрадиционное сомнение в принятых ценностях и нормах ».

Индиана Жорж Санд , перевод Сильвии Рафаэль (Франция, 1832 г.): «[Этот роман] — не только яркий роман, но и страстный призыв к изменению несправедливых французских законов о браке того времени. , и для нового взгляда на женщин.”

Граф Монте-Кристо Александр Дюма , перевод Робина Бюсса (Франция, 1844): «Брошенный в тюрьму за преступление, которого он не совершал, Эдмон Дантес заключен в мрачную крепость Иф. Там он узнает об огромном кладе сокровищ, спрятанном на острове Монте-Кристо, и становится полон решимости не только сбежать, но и выкопать сокровище и использовать его, чтобы спланировать уничтожение трех человек, ответственных за его заключение ».

Мадам Бовари Гюстава Флобера , перевод Маргарет Молдон (Франция, 1856): «Когда Эмма Руо выходит замуж за Шарля Бовари, она воображает, что войдет в жизнь роскоши и страсти, о которой она читает в сентиментальных романах и женские журналы.Но Чарльз — скучный деревенский врач, и провинциальная жизнь сильно отличается от романтического возбуждения, которого она жаждет ».

Les Miserables Виктора Гюго в переводе Жюли Роуз (Франция, 1862 г.): «История о том, как осужденный Жан-Вальжан изо всех сил пытался избежать своего прошлого и подтвердить свою человечность в мире, охваченном бедностью и жестокостью. невежество, стало Евангелием для бедных и угнетенных ».

Преступление и наказание Федора Достоевского , перевод Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской (Россия, 1866 г.): «Беспокойный молодой человек совершает идеальное преступление: убийство подлого ростовщика, которого никто не пропустит.”

Анна Каренина Льва Толстого в переводе Ричарда Пивера и Ларисы Волохонских (Россия, 1873–1877): « Анна Каренина рассказывает об обреченной любовной связи чувственной и непокорной Анны и лихого офицера. Граф Вронский. Трагедия разворачивается, когда Анна отвергает свой бесстрастный брак и тем самым подвергает себя лицемерию общества ».

Кукольный дом Генрика Ибсена в переводе Майкла Мейера (Норвегия, 1879 г.): « Кукольный дом — это шедевр театрального искусства, который впервые изображает трагическое лицемерие викторианского среднего класса. брак на сцене.Пьеса открыла новую социальную эру и «взорвалась, как бомба, в современную жизнь» ».

Сага о Госте Берлинге Сельмы Лагерлоф в переводе Пола Норлена (Швеция, 1891): «Одноименный герой, деревенский пастор, чье пристрастие к алкоголю и неблагоразумиям заканчивает свою карьеру, попадает в десятку бродяг. Шведские кавалеры и вступают в борьбу за власть с самой богатой женщиной провинции ».

Избранные стихотворения Габриэлы Мистраль Габриэлы Мистраль , перевод Урсулы К.ЛеГуин (Чили, начало 20 века): «Первая Нобелевская премия по литературе, которая была присуждена латиноамериканскому писателю, досталась чилийской поэтессе Габриэле Мистраль. Известная и любимая при жизни во всей Латинской Америке и Европе, Мистраль никогда не была известна в Северной Америке так, как она того заслуживает ».

Книга беспокойства Фернандо Песоа в переводе Маргарет Джулл Коста (Португалия, начало 20 века): «Автобиография» или «дневник», содержащая изысканные меланхолические наблюдения, афоризмы и размышления, эта классическая работа борется со всеми вечными вопросами.”

Полное собрание стихов Анны Ахматовой Анны Ахматовой в переводе Джудит Хемшемейер (Россия, начало ХХ века): «От художественной страсти петербургских поэтов и богемы к коллективным страданиям нации, Анна Ахматова говорила для души своего народа ».

«Вишневый сад» Антона Чехова , перевод Майкла Хайма (Россия, 1904 г.): «[« Вишневый сад »] — одна из самых популярных и ставимых пьес в западном мире, высокая комедия главная тема которого — отмена старого полуфеодального строя — символизируется продажей вишневого сада, принадлежащего мадам Раневской.”

Я кошка Сосэки Нацумэ , перевод Кацуэ Сибата и Мотонари Кай (Япония, 1905 г.): «Роман-эссе Сосэки Нацумэ« Я кот »считается вехой в современной японской литературе. В нем мы можем взглянуть на жизнь Японии в начале двадцатого века глазами кошки ».

Якоб фон Гантен Роберт Вальзер , перевод Кристофера Миддлтона (Швейцария, 1909): «[Этот роман] рассказывает историю семнадцатилетнего сбежавшего из старой семьи, который поступает в школу для слуги.”

Путь Суанна: В поисках утраченного времени Марселя Пруста , перевод Лидии Дэвис (Франция, 1913 г.): « Путь Суанна — один из выдающихся романов детства: впечатления чувствительного мальчика о его семье. и соседи, которые спустя годы ослепительно вернулись к жизни благодаря вкусу мадлен ».

Дикие гуси Огай Мори , перевод Сэнфорда Гольдштейна (Япония, 1913): «В « Дикие гуси »выдающийся японский писатель Огай Мори предлагает пронзительную историю неудовлетворенной любви на фоне головокружительные социальные изменения, сопровождавшие падение режима Мэйдзи.”

Метаморфоза Франца Кафки , перевод Михаэля Хоффмана (Австро-Венгрия, 1915): « Метаморфоза — это история молодого человека, который за ночь превратился в гигантское насекомое, похожее на жука, и стал объект позора для своей семьи, чужак в собственном доме, типично отчужденный человек ».

Расомон и другие истории Рюносуке Акутагава , перевод Такаси Кодзима (Япония, 1915): «Этот увлекательный сборник породил новую парадигму, когда Акира Куросава сделал знаменитую тревожную историю Акутагавы о семи людях, рассказывающих об одном и том же происшествии. с поразительно разных точек зрения.”

Дом и мир Рабиндранат Тагор в переводе Сурендраната Тагора (Индия, 1916): «Расположенный в поместье бенгальского дворянина в 1908 году, это и история любви, и роман политического пробуждения. Главный герой, Бимала, разрывается между обязанностями по отношению к своему мужу Нихилу и требованиями, предъявляемыми к ней радикальным лидером Сандипом ».

Chéri and the Last of Chéri Колетт , перевод Роджера Сенхауса (Франция, 1920): « Chéri вместе с The Last of Chéri — это классическая история. о любви между очень молодым мужчиной и очаровательной пожилой женщиной.”

Кристин Лаврансдаттер Сигрид Ундсет в переводе Тиины Нунналли (Дания, 1920–1922): «В своей великой исторической эпопее Кристин Лаврансдаттер , действие которой происходит в Норвегии XIV века, лауреат Нобелевской премии Сигрид Ундсет рассказывает о жизни история одной страстной и своевольной женщиной «.

Сиддхартха Германа Гессе , перевод Иоахима Нойгрошеля (Германия, 1922): «Сиддхартха, действие которого происходит в Индии, — это история о поисках юным брамином высшей реальности после встречи с Буддой.”

Дневник безумца Лу Синя , перевод Уильяма А. Лайеля (Китай, 1920–1930-е годы): «Этот сборник рассказов Лу Синя включает знаменитый рассказ« Дневник сумасшедшего »… считается одним из первых и наиболее влиятельных современных произведений, написанных на китайском языке ».

Волшебная гора Томаса Манна , перевод Джона Э. Вудса (Германия, 1924): «В этом головокружительно богатом новелле идей Манн пользуется санаторием в Швейцарских Альпах — сообществе, посвященном исключительно болезням. — как микрокосм для Европы, которая еще до 1914 года уже проявляла первые симптомы своей конечной иррациональности.”

Чака Томаса Мофоло , перевод Даниэля Кунене (Лесото, 1925): «Автор манипулирует событиями, ведущими к статусу Чаки как великого зулусского воина, завоевателя и царя, чтобы подчеркнуть психологические темы классической трагедии амбиций и силы. , жестокость и окончательная гибель ».

Дневник мисс Софи и другие истории Дин Линь , перевод W.J.F. Дженнер (Китай, 1928 г.): « Дневник мисс Софи , написанный одним из самых известных писателей Китая, произвел фурор, когда впервые был опубликован в 1928 году, поскольку откровенно описал идеалы и эмоции молодой женщины в конфликте.”

На Западном фронте все спокойно Эрих Мария Ремарк , перевод Артура Уэсли Уина (Германия, 1929): «Это завещание Пауля Боймера, который вместе со своими одноклассниками записывается в немецкую армию во время мировой войны. I. Они становятся солдатами с юношеским энтузиазмом. Но мир долга, культуры и прогресса их научили ломать на куски под первой бомбардировкой окопов ».

Grand Hotel Вики Баум в переводе Бэзила Крейтона (Австрия, 1929): «Гранд-отель в центре Берлина 1920-х годов служит микрокосмом современного мира в знаменитом романе Вики Баум« Веймар ». бестселлер эпохи, который сегодня сохраняет все свое воодушевление и блеск.”

Письма молодому поэту Райнера Марии Рильке в переводе Чарли Лаута (Германия, 1929): «Написано, когда Райнер Мария Рильке сам был еще молодым человеком, и перед ним стояла большая часть его величайших работ [эти письма] адресованы студенту, который прислал Рильке некоторые из его работ с просьбой дать совет, как стать писателем ».

Улица Крокодилов Бруно Шульца в переводе Селины Веневской (Польша, 1934): «Улица Крокодилов в польском городе Дрогобыч — это улица воспоминаний и грез, на которой вспоминаются необычные детские годы Бруно Шульца. и жуткие стороны жизни его купеческой семьи вызваны поразительной смесью реального и фантастического.”

Путешествие при лунном свете Antal Szerb , перевод Лена Рикса (Венгрия, 1937): «Проблемы начинаются в Венеции, первой остановке во время свадебного путешествия Эржи и Михая по Италии. Здесь Эржи обнаруживает, что ее новый муж предпочитает блуждать по переулкам в одиночестве, чем ее компании ».

Бунт золотых рыбок Каноко Окамото , перевод Дж. Кейта Винсента (Япония, 1937): «В начале 20 века в Японии сын торговцев золотыми рыбками из низшего сословия влюбляется в красивую дочь. своего богатого покровителя.После того, как его отправят изучать науку о разведении золотых рыбок … он клянется посвятить свою жизнь созданию одного идеального, идеального экземпляра золотой рыбки, отражающего красоту его любимого человека ».