Читать книгу «Время жить и время умирать» онлайн полностью📖 — Эрих Марии Ремарк — MyBook.

Erich Maria Remarque

ZEIT ZU LEBEN UND ZEIT ZU STERBEN

Серия «Зарубежная классика»

Печатается с разрешения The Estate of the Late Paulette Remarque и литературных агентств Mohrbooks AG Literary Agency и Synopsis.

© The Estate of the Late Paulette Remarque,1954

© Перевод. Н. Н. Федорова, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

* * *

1

В России смерть пахла не так, как в Африке. В Африке, под мощным огнем англичан, трупы тоже нередко подолгу лежали непогребенные между позициями, но солнце работало быстро. Ночью вместе с ветром долетал запах, сладковатый, душный, тяжелый, – мертвецы, вспученные газом, призрачно поднимались в свете чужих звезд, словно вновь сражались, молча, без надежды, каждый в одиночку, но уже на следующий день начинали съеживаться, припадать к земле, бесконечно усталые, как бы стремясь зарыться в нее; когда же позднее удавалось их вынести, иные были уже легкими и ссохшимися, а от тех, кого случайно находили недели спустя, оставались едва ли не одни скелеты, гремевшие в неожиданно чересчур просторных мундирах. Там смерть была сухая, в песке, на солнце и ветру. В России же – грязная, зловонная.

Уже много дней кряду лил дождь. Снег таял. Месяцем раньше сугробы были куда выше – метра на два с лишним. Разрушенная деревня, которая поначалу состояла будто из одних только обугленных крыш, ночь за ночью беззвучно вырастала из оседающего снега. Выползли на свет оконные наличники, еще несколько ночей спустя – дверные рамы, потом ступеньки, ведущие в гнилую белизну. Снег таял и таял, и мало-помалу появлялись мертвецы.

Давние мертвецы. Деревня несколько раз переходила из рук в руки – в ноябре, в декабре, в январе и теперь, в апреле. Ее занимали и оставляли, оставляли и занимали снова, налетавшие метели заносили трупы снегом, за несколько часов нередко наметало такие сугробы, что многих санитары уже не могли отыскать, а затем едва ли не каждый день набрасывал на разорение новый слой белизны, как медсестра набрасывает простыню на окровавленную постель.

Сперва появились январские мертвецы. Они лежали поверх остальных и обнаружились в начале апреля, вскоре после того, как снег начал оплывать. Их тела замерзли в камень, а лица были серые, восковые.

Хоронили их, как доски. На бугре за деревней, где снег был не очень глубокий, его раскидали и кирками долбили могилы в заледенелой земле. Утомительная работа.

Возле декабрьских мертвецов находили оружие, принадлежавшее январским. Винтовки и ручные гранаты погружались глубже, чем тела, иногда попадались и каски. У этих трупов было легче срезать из-под френчей личные знаки – талая вода успела размягчить ткань. Эта вода стояла в открытых ртах, словно мертвецы утонули. У некоторых частично оттаяли и тела. Когда их уносили, тело еще оставалось окоченевшим, но рука уже свисала с носилок и покачивалась, будто он размахивал ею, до ужаса равнодушно и почти непристойно. У всех, когда они лежали на солнце, сперва оттаивали глаза. Теряли стеклянный блеск, делались студенистыми. Лед в них таял и медленно вытекал, словно слезы.

Внезапно на несколько дней опять сильно подморозило. Снег покрылся ледяной коркой наста. Перестал оседать. Но потом снова задул неприятный, сырой ветер.

Сначала в блеклой белизне завиднелось серое пятно. Часом позже это была рука, судорожно тянувшаяся вверх.

– Еще один, – сказал Зауэр.

– Где? – спросил Иммерман.

– Вон там, у церкви. Попробуем откопать?

– Зачем? Ветер сам его откопает. Снег там пока что глубокий, не меньше одного-двух метров. Чертова деревня лежит в низине. Или тебе позарез надо зачерпнуть сапогами лишнюю порцию ледяной воды?

– Да нет, конечно. – Зауэр глянул в сторону кухни. – Не знаешь, что нынче дадут пожрать?

– Капусту. Капусту со свининой, картошкой и водой. Насчет свинины промашка.

– Капуста! Понятно! Третий раз на этой неделе. – Зауэр расстегнул брюки и начал мочиться. – Год назад получалось классно, – горько пояснил он. – Лихо, по-военному, чин чинарем. Самочувствие отличное. Жратва первый сорт! Наступление, каждый день продвигались на столько-то километров! Я думал, скоро вернусь домой.

А теперь мочусь как штатский, уныло и без удовольствия.

Иммерман сунул руку под френч, стал не спеша почесываться.

– А по мне, без разницы, как мочиться, лишь бы опять на гражданку.

– По мне тоже. Но, по всему видать, мы навек останемся в солдатах.

– Ясное дело. Герои, пока не сдохнем. Только СС пока лихо мочится.

Зауэр застегнул брюки.

– Еще бы. Мы делаем грязную работу, а эта братва загребает почести. Мы две-три недели деремся за какой-нибудь паршивый город, а в последний день заявляется СС и победоносно вступает туда впереди нас. Ты глянь, как о них пекутся! Всегда самые теплые шинели, самые лучшие сапоги и самый большой кусок мяса!

Иммерман ухмыльнулся:

– Теперь и СС города не занимает. Отходит. Как и мы.

– Не как мы. Мы не сжигаем и не расстреливаем всех и все что ни попадя.

Иммерман перестал чесаться.

– Что с тобой сегодня? – удивленно спросил он. – Вдруг человеческий тон! Смотри, как бы Штайнбреннер не услыхал, не то живо загремишь в штрафную роту.

Глянь-ка, снег у церкви просел! Уже и часть плеча видно.

Зауэр посмотрел в ту сторону.

– Если и дальше так будет таять, завтра он повиснет на каком-нибудь кресте. Он там, где надо. Аккурат над кладбищем.

– Это кладбище?

– А как же. Ты чего, не помнишь? Мы ведь тут уже бывали. При последнем наступлении. В конце октября.

Зауэр подхватил свой котелок.

– Вон полевая кухня! Быстрей, не то нам одна жижа достанется.

Рука все росла, росла. Казалось, не снег тает, а она как бы медленно вырастает из земли, словно смутная угроза и оцепенелая мольба о помощи.

Ротный остановился.

– Что это там?

– Какой-то русский, господин лейтенант.

Раэ присмотрелся. Разглядел линялый рукав.

– Это не русский, – сказал он.

Фельдфебель Мюкке пошевелил пальцами в сапогах. Он терпеть не мог ротного. Конечно, стоял перед ним навытяжку, по уставу, – дисциплина превыше всех личных чувств, – но, чтобы дать выход презрению, незаметно шевелил пальцами в сапогах.

Болван, думал он. Брехун!

– Распорядитесь откопать его, – сказал Раэ.

– Слушаюсь.

– Пошлите прямо сейчас несколько человек. Неприглядное зрелище.

Слабак, думал Мюкке. В штаны наклал! Неприглядное зрелище! Будто мы первый раз мертвеца видим!

– Это немецкий солдат, – сказал Раэ.

– Так точно, господин лейтенант. Последние четыре дня мы находили только русских.

– Откопайте его. Тогда и посмотрим, кто он. – Раэ зашагал к своей квартире.

Чванливая обезьяна, подумал Мюкке. У него и печка есть, и теплый дом, и Железный крест на шее. А у меня ЖК-один и то нету. Хоть я и заслужил его точно так же, как этот все свои побрякушки.

– Зауэр! – крикнул он. – Иммерман! Сюда! С лопатами! Кто тут еще? Гребер! Хиршман! Бернинг! Штайнбреннер, вы за старшего! Вон та рука! Откопать и похоронить, если это немец! Бьюсь об заклад, что нет.

Штайнбреннер прогулочным шагом подошел ближе.

– Спорим? – спросил он. Голос у него был высокий, мальчишечий, и он тщетно старался держать его пониже.  – А на сколько?

Секунду помедлив, Мюкке ответил:

– На три рубля. На три оккупационных рубля.

– Пять. На меньшее не согласен.

– Ладно, пускай пять. Но только деньги на бочку.

Штайнбреннер рассмеялся. Зубы блеснули в неярком солнце. Ему было девятнадцать, блондин с лицом готического ангела.

– Само собой, деньги на бочку! Как же иначе, Мюкке?

Мюкке недолюбливал Штайнбреннера, но боялся его и соблюдал осторожность. Каждый знал, что тот махровый нацист.

– Ладно, ладно. – Мюкке извлек из кармана черешневый портсигар с выжженным на крышке цветочным узором. – Сигарету?

– А то.

– Фюрер не курит, Штайнбреннер, – невозмутимо обронил Иммерман.

– Заткнись.

– Сам заткнись.

– У тебя, похоже, не житуха, а лафа. – Штайнбреннер приподнял длинные ресницы, искоса глянул на него. – Подзабыл уже кое-что, да?

Иммерман рассмеялся:

– Я не очень-то забывчив. И знаю, куда ты клонишь, Макс. Но и ты не забывай, чту я сказал. Фюрер не курит.

Вот и все. Тут четыре свидетеля. И фюрер правда не курит, это каждый знает.

– Хватит болтать! – прицыкнул Мюкке. – Начинайте откапывать. Приказ ротного.

– Ну, тогда за дело! – Штайнбреннер закурил сигарету, которой его угостил Мюкке.

– С каких это пор в наряде курят? – спросил Иммерман.

– Это не наряд, – раздраженно бросил Мюкке. – Кончайте треп и откапывайте русского. Хиршман, вы тоже.

– Там не русский, – сказал Гребер. Он единственный проложил вверх по сугробу несколько досок и начал отгребать снег вокруг руки и груди. Теперь стал отчетливо виден сырой френч.

– Не русский? – Штайнбреннер быстро и уверенно, как танцор, прошел по шатким доскам, присел на корточки рядом с Гребером. – А ведь правда! Обмундирование немецкое. – Он обернулся. – Мюкке! Это не русский! Я выиграл!

Мюкке подошел тяжелой походкой. Уставился в яму, куда с краев медленно стекала вода.

– Не понимаю, – проворчал он. – Без малого неделю одних только русских находили. Должно быть, этот из декабрьских, просто провалился в глубину.

– А может, и из октябрьских, – сказал Гребер. – Здесь тогда наш полк проходил.

– Чепуха. Не может быть, чтоб из тех.

– Может. Здесь у нас был ночной бой. Русские отступали, и мы сразу двинули дальше.

– Так и есть, – кивнул Зауэр.

– Чепуха! Наш обоз наверняка подобрал и похоронил всех убитых. Наверняка!

– А вот я не уверен. В конце октября уже были сильные снегопады. А мы в ту пору еще быстро наступали.

– Второй раз повторяешь. – Штайнбреннер взглянул на Гребера.

– Можешь и еще разок послушать, если охота. Мы тогда пошли в контрнаступление и продвинулись больше чем на сто километров.

– А теперь отступаем, да?

– Теперь мы опять здесь.

– Стало быть, отступаем… или нет?

Иммерман предостерегающе толкнул Гребера локтем.

– А что, разве наступаем? – спросил Гребер.

– Мы сокращаем свои позиции.

Иммерман насмешливо посмотрел Штайнбреннеру в лицо:

– Уже целый год. Стратегическая необходимость, чтобы выиграть войну. Это ж всякий знает.

– На руке-то кольцо, – вдруг сказал Хиршман. Он продолжал копать, отрыл другую руку покойника.

Мюкке наклонился к яме.

– Верно. Даже золотое. Обручальное кольцо.

Все тоже стали смотреть.

– Ты поосторожнее, – шепнул Греберу Иммерман. – Иначе этот гад оставит тебя без отпуска. Донесет как на критикана. Только того и ждет.

– Просто нос задирает. Ты лучше сам остерегайся. Он больше за тобой следит, чем за мной.

– Да мне плевать. Я в отпуск не собираюсь.

– Значки нашего полка, – сказал Хиршман. Он продолжал раскапывать снег руками.

– Стало быть, уж точно не русский, а? – Штайнбреннер послал ухмылку нагнувшемуся Мюкке.

– Да, не русский, – с досадой бросил фельдфебель.

– Пять марок! Жаль, на семь не поспорили. Ну, гони монету!

– У меня нет с собой денег.

– А где ж они? В Имперском банке? Давай гони!

Мюкке злобно глянул на Штайнбреннера. Потом достал спрятанный на груди мешочек и отсчитал деньги.

– Нынче все наперекосяк! Черт побери!

Штайнбреннер сунул деньги в карман.

– По-моему, это Райке, – сказал Гребер.

– Что?

– Лейтенант Райке из нашей роты. Его погоны. А на правом указательном пальце недостает верхней фаланги.

– Чепуха. Райке был ранен, его вынесли. Так мы после слыхали.

– Это Райке.

– Откопайте лицо.

Гребер и Хиршман копали дальше.

– Осторожно! – крикнул Мюкке. – Голову не заденьте лопатами.

Из снега проступило лицо. Мокрое и какое-то странное, с глазницами, еще полными снега, будто скульптор не вполне доделал маску, оставил ее слепой. Меж синими губами поблескивал золотой зуб.

– Я его не узнаю, – сказал Мюкке.

– Наверняка он. Других офицеров мы здесь не теряли.

– Протрите ему глаза.

Гребер секунду помедлил. Потом рукавицей осторожно смахнул снег:

– Да, это он.

Мюкке заволновался. И теперь стал командовать сам. Офицер, решил он, а значит, командовать должен старший по званию.

– Поднимайте! Хиршман и Зауэр – за ноги, Штайнбреннер и Бернинг – за руки. Гребер, следите за головой! Ну, все вместе: раз, два, взяли!

Тело шевельнулось.

– Еще разок! Раз, два, взяли!

Труп опять шевельнулся. Глухой вздох вырвался из-под него, из снега, когда туда проник воздух.

– Господин фельдфебель, нога отваливается, – крикнул Хиршман.

Нога в сапоге провисла. Плоть внутри сгнила из-за талой воды и уступила.

– Опустите! Ниже! – крикнул Мюкке. Но было уже поздно. Тело сползло наземь, в руках у Хиршмана остался сапог.

– Нога там? – спросил Иммерман.

– Отставьте сапог и копайте дальше! – гаркнул Мюкке Хиршману. – Кто мог знать, что он уже этак размяк! А вы, Иммерман, успокойтесь. Имейте уважение к смерти!

Иммерман озадаченно посмотрел на Мюкке, но промолчал. Через несколько минут они раскидали весь снег вокруг мертвеца. В мокром френче нашли бумажник с документами. Чернила расплылись, но прочитать можно. Гребер оказался прав; это был лейтенант Райке, который осенью служил у них в роте взводным.

– Надо немедля доложить, – сказал Мюкке. – Оставайтесь здесь! Я сейчас вернусь.

Роман Эриха Марии Ремарка «Время жить и время умирать»: краткое содержание

«Время жить и время умирать» – десятый по счету роман Эриха Марии Ремарка. Он был опубликован в 1954 году, после громкой славы «На Западном фронте без перемен», «Трех товарищей», «Триумфальной арки». Роман вновь отсылает читателя к темам войны и «потерянного поколения». Его герои пытаются жить, любить, верить в то время, когда смерть неотступно следует за каждым.

Это антивоенное произведение было написано уже в годы эмиграции, когда Эриха Марию лишили немецкого гражданства, и писатель был вынужден эмигрировать в США. На родине его произведения находились под строжайшим запретом, а старые публикации немедленно сжигались в публичных нацистских кострах.

Ремарк, несмотря на гонения в Германии, был признан миром, успешно публиковался, входил в высший свет, имел приятельские отношения со звездами Голливуда. Многие произведения писателя были экранизированы еще при жизни. Визуальная интерпретация «Время жить и время умирать» вышла в 1958 году. Фильм срежиссировал Дуглас Сирк. Сам Ремарк не только работал над адаптацией текста, но и выступил в амплуа актера. Он сыграл небольшую роль профессора Польмана – школьного учителя главного героя солдата Эрнста Гребера.

Давайте вспомним сюжет очередного шедевра Эриха Марии Ремарка.

У смерти страшное лицо

1944 год. Исход Второй мировой войны очевиден – фашисты потерпят поражение. Однако военное руководство продолжает поддерживать иллюзию непоколебимой мощи немецкой армии, солдатам под страхом смерти запрещено говорить об истинном положении дел на фронте.

Эрнст Гребер – простой солдат, один из сотен тысяч немецкий парней, которые ушли на фронт еще мальчишками. Он воевал в Африке, Европе, России, хлебнул все горести солдатской жизни, увидел тысячи смертей, похоронил десятки товарищей и давным-давно разочаровался в тех громких идеях, которые когда-то вдохновили его взять в руки оружие и отправиться убивать.

Сейчас Эрнст вместе со своей ротой стоит в русской деревне. Апрель. Тает снег. На поверхности появляются трупы, которые он надежно скрывал от человеческого глаза на протяжении долгой зимы. Сперва показались январские мертвецы, закостеневшие от морозов. Их бросали в могилы, точно бревна. Затем пошли декабрьские, размякшие, словно пропитанные влагой губки. В их глазницах и ртах стояла талая вода, так что они походили на утопленников. Зрелище не для слабонервных, но человек привыкает ко всему. Эрнст с товарищами уже не пугается смерти. Изо дня в день солдаты переносят тела в братские могилы. В большинстве своем это были русские.

В тот день под снегом нашли еще один труп. Его, по привычке, хотели сбросить общую яму, но, присмотревшись, обнаружили, что это лейтенант Рейке из роты Гребера, который был ранен и эвакуирован в тыл. Сперва Рейке хотят положить в гроб и похоронить со всеми почестями, но свободного гроба не находится. Делать новый бессмысленно – тело очень размякло, пока его переносят, отваливается кусок ноги вместе с сапогом. Лейтенанта заворачивают в плащ палатку и спешно закапывают. Вот как выглядит героическая смерть на поле брани. У нее ужасное лицо.

В тот же день приводят четверых русских партизан, они приговорены к расстрелу. Среди партизан есть женщина. 19-летний солдат, чистокровный ариец и стопроцентный нацист, один из немногих неразочаровавшихся, пытается изнасиловать пленницу. К счастью, ему это не удается.

Эрнст Гребер не любит расстреливать, но и к этому он привык. Главное – не задумываться, тогда все происходит быстро и просто – залп, и перед тобой вереница трупов. Совсем скоро они остынут, закоченеют и станут такими же как те, что ежедневно появляются из-под снега.

Казнь испортила та самая русская женщина. Перед смертью она прокляла всех немцев, что пришли на русскую землю. Она прокляла детей своих палачей и пообещала, что настанет день, когда ее дети будут расстреливать их детей. Спустя минуту женщина лежала головой вперед на мокрой земле. Она была мертва.

Возвращение в родной город

Наконец, солдату Греберу дают долгожданный трехнедельный отпуск. Два года он не был в родном Верденбрюка. За годы войны город, в котором прошли детство и юность Эрнста, изменился до неузнаваемости. Уютные улочки опустели, большинство домов превратилось в руины. Теперь Верденбрюк больше походит на огромный морг, в котором мертвые сосуществуют с живыми.

Родители Эрнста пропали без вести. Их нет в списках ни живых, ни мертвых. Он отправляется к старому знакомому своей семьи – доктору. Дома Гребер застает только его дочь Элизабет. По ее словам, отец находится в концлагере, а она работает на фабрике в надежде хоть как-то помочь папе.

Удивительно, но Элизабет, которую Эрнст знал еще ребенком, превратилась в очень привлекательную молодую женщину. Между парой возникает взаимная симпатия. Правда, их первое свидание лишено традиционной романтики мирного времени. Эрнст приходит к Элизабет, они пьют водку и говорят о жизни, а потом отправляются гулять по мертвому городу, пустому и холодному.

В оставшиеся дни отпуска Гребер встречается с бывшим однокашником Биндингом. Во время войны он неплохо устроился – занимает руководящую должность в нацистском штабе. Биндинг – далеко не фанатик, он прекрасно видит слабые стороны партийной политики. Однако у него есть одна потрясающая черта – умение приспосабливаться. Это искусство во многом помогло ему подняться по карьерной лестнице.

Также Гребер посещает бывшего школьного учителя Польмана. С ним они долго беседуют о войне и бедах, которые она несет человечеству. Польман по-своему пытается противостоять нацистам и укрывает в собственном доме беглого еврея. Этот несчастный потерял во время войны и геноцида всю свою семью и сам прошел через пытки и лагеря. О пережитых муках ежедневно напоминает его изувеченное тело. Особенно Эрнста впечатляют пальцы еврея – на них абсолютно отсутствуют ногти.

Женитьба. Возвращение на фронт. Гибель

Роман Эрнста и Элизабет стремительно развивается. В одну из страшных ночей бомбежки молодые люди становятся любовниками. На продолжительные ухаживания нет времени, поэтому Эрнст предлагает возлюбленной руку и сердце. Так, по крайней мере, он сможет позаботиться об Элизабет, когда снова отправится воевать, ведь женам фронтовиков полагается помощь. Элизабет соглашается и становится женой Эрнста.

Вскоре молодоженам приходится расстаться. Эрнст заклинает любимую не приходить на вокзал – уж очень мучительны проводы. Когда поезд готов тронуться, Гребер видит в толпе на перроне Элизабет. Он тщетно пытается протолкнуться к окну, чтобы сказать слова прощания. Лицо жены расплывается в толпе провожающих. Он видел его в последний раз.

А на фронте ничего не изменилось – смерть, кровь, стремительное отступление немецкой армии. Командование продолжает присылать новобранцев, которые ничего не знают о войне и умирают, словно мухи, под напором русской армии.

Однажды солдату Греберу поручили охранять четырех русских, предположительных партизан. Пленных заключают в подвал. Ночью начинается обстрел, суматоха. Гребер хочет выпустить пленников, ведь они совершенно не похожи на партизан – обыкновенные мирные жители. Однако Штейнбреннер собирается расстрелять русских. Между ним и Гребером завязывается схватка, в результате который Эрнст убивает противника. Он выпускает пленных и бросает оружие.

В следующее мгновение Гребер увидел русских. Они бежали кучкой, пригинаясь под шквалом пуль. Старик, с которым Эрнст говорил накануне, вдруг вскинул винтовку и прицелился. «Значит все-таки партизаны», – подумал Гребер и открыл было рот, чтобы сказать что-то важное, но не успел. Эрнст Гребер даже не почувствовал удара. В какой-то момент он просто увидел перед собой какое-то полурастоптанное растение с красными кистями. Он уронил голову в густую траву. А растение росло и росло, теперь оно заслоняло все небо. Гребер еще несколько раз взглянул на него и закрыл глаза.

В нашей новой статье мы окунемся в события, описанные в романе Эриха Марии Ремарка “Возвращение”, являющимся своего рода продолжением романа “На западном фронте без перемен”.

Обязательно прочитайте биография Эриха Марии Ремарка, выдающегося писателя ХХ века, представителя группы писателей, известной как “потерянное поколение”.

Концепты «жизнь» и «смерть»

Смысловую структуру романа «Время жить и время умирать» составляют концепты «жизнь» и «смерть», которые автор мастерски обыгрывает на протяжении всего произведения. Жизнь как форма существования материи (т. е. человека) и смерть как прекращение жизнедеятельности организма являются прямо противоположными реалиями. Однако эти полюсарные начала находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Жизнь, по утверждению французского философа Мишеля де Монтеня, отделена от смерти всего лишь мгновением. Когда кто-то живет и рождается, кто-то другой умирает и ожидает смерти.

Название романа
Антитеза «жизнь–смерть» заявлена еще в символичном заглавии «Время жить и время умирать». На неразрывную связь, в которой находятся эти понятия, указывает соединительный союз «и», неслучайно выбранный автором.

Концепты «жизнь» и «смерть» реализуются Ремарком повсеместно. Он начинает роман с детального, очень натуралистичного описания солдатских трупов, которые появляются из-под растаявшего снега. Главный герой Эрнст Гребер, недавно вернувшийся из Африки, сравнивает смерть в песках со смертью в России. Там, на экваторе смерть была сухая, в России же смерть липкая и зловонная.

Сегодня смерть перестала быть чем-то интимным, предназначенным для узкого круга посвященных. Война выставила таинство смерти напоказ. Главный герой то и дело сталкивается с ее жуткими картинами. Расстрелянная русская партизанка, солдаты в братских могилах, незнакомцы на улицах, маленькая девочка, проткнутая железным штырем во время бомбежки, – Гребер видел мертвецов сотнями, и теперь все они таращат свои страшные глаза их прошлого.

Поразительно, но во время умирать главный герой выкраивает немного времени, чтобы пожить. Он встречает свою любовь, создает семью и нащупывает смысл, без которого не бывать жизни. Исход Гребера трагичен. Он погибает. Но принципиально важно, что главный герой гибнет, проявив милосердие. Он нарушил гнусные правила войны и вышел из игры. Смерть Гребера – это надежда на то, что мир восстановится.

Символичным в этом плане является образ цветка, который тянется к небу. Кто знает (автор намеренно об этом умалчивает), может быть, Элизабет, жена Эрнста, сейчас носит под сердцем ребенка, который станет воплощением своего отца в новом, изменившемся мире.

4 / 5 ( 5 голосов )

Эрих Мария Ремарк «Время жить и время умирать»

Эрнст Гребер — молодой немецкий солдат, который воюет на территории Советского Союза в тот период войны, когда немецкие войска уже потерпели ряд крупнейших поражений и по всему фронту начали откатываться назад, перейдя из положения непобедимой армии, которая дает возможность солдатам посмотреть на мир в разных странах, в положение армии, поражение которой уже видится неизбежным практически всеми и которая внезапно осознала, что теперь война переносится из чужих краёв в родной дом.

Гребер из того поколения молодежи, которое попало под влияние пропаганды нацизма и верило в то, что они делали. Верили в некую цель, ради которой они воюют. Верили ровно до того момента, пока они побеждали. А потом внезапно оказалось, что цели то никакой и нет. Что война — это война. Это грязь, разруха, убийства, страдания и боль. И не может быть никакой цели у всего этого. Оказалось, что их обманули, хотя даже в этот переломный момент это понимали еще далеко не все.

Их обманули, и они обманулись. Они думали, что они идут верной дорогой, а оказалось, что всё это ложь. Так ли это всё отличается от многих поколений до того и после того, которые были обмануты в той или иной стране, той или иной пропагандой? Ведь каждый думает, что он прав. Даже если со стороны очевидно, что это не так. Но ведь сложнее всего суметь признаться самому себе в том, что ты ошибался. Это очень тяжело. Гребер смог. А многие не могут. Даже когда отчетливо видят ложь — но как же страшно признаться самому себе, что всё что ты делал ради некой цели — было фальшиво, грязно и неправильно.

Кроме всего этого, есть еще время жить и время умирать. Хотя на войне всё это воспринимается иначе. Греберу удалось получить отпуск и на три недели он отправился домой, в Германию. Он надеялся там отдохнуть, попытаться переосмыслить то, что видел на фронте. Собрать мысли в единое целое. А вместо этого увидел всё тоже самое. Только теперь разруха, смерти и несчастья были не где-то там на чужбине, в чужой стране. А здесь, дома. Каково это — увидеть то, что ты творил на протяжении двух лет с другими, без особых зазрений совести, у себя дома? Когда это же делают с твоими близкими, в твоем родном городе. Ведь как хорошо воевать где-то там. Да, это тяжело. Но это совсем не тоже самое, как видеть поле боя в своем родном городе. Ужасы войны вместо тишины и спокойствия отчего дома.

Но даже здесь он находит возможность жить. И даже получить свою долю счастья. Ведь на войне каждый день за три, а неделя за год. Но жить хочется. Особенно если знаешь, что скоро возможно придет время умирать, а ты молод и ничего в этой жизни еще не видел, кроме войны. Которая оказалась никому не нужной.

Ремарк как всегда великолепен. Правда войны описана настолько реально, насколько это возможно. А такого описания бомбардировки в городе, от лица участника на земле, я еще нигде не читал. Такого реального и страшного.

Интересно читать взгляд на войну с той стороны. Такие же ужасы, какие были и в нашей стране. Но… читая это не отпускает мысль — да, это страшно. Но это вы виноваты в том, что произошло в вашей стране. Вы пришли к другим, посеяли там смерть и хаос, пожинайте же теперь плоды. И да, в чем виновны мирные граждане? Вроде и не виновны. Но ведь не зря говорят — все самые страшные вещи в мире происходят с молчаливого согласия равнодушных:

«Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить.

Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать.

Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство.»

Они не виновны, но они ничего не сделали, чтобы этого избежать.

В другое время в другой книге был интересный эпизод:

«Владислав Петрович вспомнил громкое дело, когда возле радиозавода зверски изнасиловали, убили и расчленили двадцатипятилетнюю девушку. Он сам вел дело, и меньше чем за полторы недели преступники были пойманы. Трое. Одному дали пятнадцать лет, другому восемь, третьему три. Но на этапировании, когда их сажали в спецпоезд, чтобы отвезти в областной изолятор, под ноги преступникам с крыши вокзала швырнули гранату. Погибли все трое, с ними двое милиционеров, а еще семеро конвойных получили тяжелые ранения. Мстителя задержали, конечно, с оцепленного вокзала уйти не было ни малейшего шанса, он знал об этом прекрасно и даже не думал сопротивляться.

Следователь вздохнул, из памяти никак не лез последний допрос задержанного.

– Зачем ты это сделал? – спросил тогда Владислав Петрович с искренним непониманием. – Ведь они уже получили свое. А так пострадали невинные люди…

– Там не было невинных, – ответил молодой парень. – У всех было оружие, и никто не расстрелял этих скотов на месте. Как они собирались жить после этого?

Только когда парнишка ушел по этапу, мама задержанного сообщила, что именно его девушку изнасиловали и убили у радиозавода.»

Кто и в чем виновен или невиновен — вопрос сложный. Но еще более сложный ответ на этот вопрос. Ремарк его задает. А уж какой выбрать ответ — дело каждого из нас. И касается это не только давно минувшей войны. Но и каждого дня, который мы живем на земле и каждого решения, которое принимаем. И за все придется ответить. Главное, чтобы не было слишком поздно, как это случилось с Эрнстом Гребером. Но он хотя бы попытался…

Читать «Время жить и время умирать» — Ремарк Эрих Мария — Страница 1

Эрих Мария Ремарк

Время жить и время умирать

1

Смерть пахла в России иначе, чем в Африке. В Африке, под непрерывным огнем англичан, трупам тоже случалось подолгу лежать на «ничейной земле» непогребенными; но солнце работало быстро. Ночами ветер доносил приторный, удушливый и тяжелый запах, — мертвецов раздувало от газов; подобно призракам, поднимались они при свете чужих звезд, будто снова хотели идти в бой, молча, без надежды, каждый в одиночку; но уже наутро они съеживались, приникали к земле, бесконечно усталые, словно стараясь уползти в нее — и когда их потом находили, многие были уже совсем легкими и усохшими, а от иных через месяц-другой оставались почти одни скелеты, громыхавшие костями в своих непомерно просторных мундирах. Эта смерть была сухая, в песке, под солнцем и ветром. В России же смерть была липкая и зловонная.

Дождь шел уже несколько дней. Снег таял. А всего лишь месяц назад сугробы были выше человеческого роста. Разрушенная деревня, казалось, состоявшая из одних обуглившихся крыш, с каждой ночью бесшумно вырастала по мере того, как оседал снег. Первыми выглянули наличники окон; несколько ночей спустя — дверные косяки; потом ступеньки крылечек, которые вели прямо в грязно-белое месиво. Снег таял и таял, и из-под него появлялись трупы.

То были давние мертвецы. Деревня много раз переходила из рук в руки — в ноябре, декабре, январе и теперь, в апреле. Ее занимали и оставляли, оставляли и опять занимали, а метель так заносила трупы, что иногда, спустя несколько часов, санитары многих уже не находили — и почти каждый день белая пелена заново покрывала разрушения, как медицинская сестра покрывает простыней окровавленную постель.

Первыми показались январские мертвецы, они лежали наверху и выступили наружу в начале апреля, вскоре после того, как снег стал оседать. Тела закаменели от мороза, лица казались вылепленными из серого воска.

Их бросали в могилу точно бревна. На холме за деревней, где снегу было меньше, его расчистили и раздолбили промерзшую землю. Это была тяжелая работа.

У декабрьских мертвецов оказывалось оружие, принадлежавшее январским — винтовки и ручные гранаты уходили в снег глубже, чем тела; иногда вытаскивали и стальные каски. У этих трупов было легче срезать опознавательные жетоны, надетые под мундирами; от талой воды одежда успела размокнуть. Вода стояла и в открытых ртах, будто это были утопленники. Некоторые трупы частично уже оттаяли. Когда такого мертвеца уносили, тело его еще не гнулось, но рука уже свисала и болталась, будто посылая привет, с ужасающим, почти циничным равнодушием. У всех, кто лежал на солнце день-другой, первыми оттаивали глаза. Роговица была уже студенистой, а не остекленевшей, а лед таял и медленно вытекал из глаз. Казалось, они плачут.

Вдруг на несколько дней вернулись морозы. Снег покрылся коркой и обледенел. Он перестал оседать. Но потом снова подул гнилой, парной ветер.

Сначала на потускневшем снегу появилось серое пятно. Через час это была уже судорожно вздернутая ладонь.

— Еще один, — сказал Зауэр.

— Где? — спросил Иммерман.

— Да вон, у церкви. Может, попробуем откопать?

— Зачем? Ветер сам все сделает. Там снегу еще на метр, а то и на два. Ведь эта чертова деревня лежит в низине. Или опять охота ледяной воды набрать в сапоги?

— Нет уж, спасибо! — Зауэр покосился в сторону кухни. — Не знаешь, чего дадут пожрать?

— Капусту. Капусту со свининой и картошку на воде. Свинина там, конечно, и не ночевала.

— Капуста! Опять! Третий раз на этой неделе.

Зауэр расстегнул брюки и начал мочиться.

— Еще год назад я мочился этакой залихватской струей, как из шланга, — сказал он горько. — По-военному. Чувствовал себя отлично. Жратва классная! Шпарили вперед без оглядки, каждый день столько-то километров! Думал, скоро и по домам. А теперь мочусь, как дохлый шпак, безо всякого вкуса и настроения.

Иммерман сунул руку за пазуху и с наслаждением стал чесаться.

— А по-моему, все равно, как мочиться, лишь бы опять заделаться шпаком.

— И по-моему. Только похоже, мы так навек и останемся солдатами.

— Ясно. Ходи в героях, пока не сдохнешь. Одним эсэсовцам можно еще мочиться, как людям.

Зауэр застегнул брюки.

— Еще бы. Всю дерьмовую работу делаем мы, а им вся честь. Мы бьемся две, три недели за какой-нибудь поганый городишко, а в последний день являются эсэсовцы и вступают в него победителями раньше нас. Посмотри, как с ними нянчатся. Шинели всегда самые теплые, сапоги самые крепкие и самый большой кусок мяса!

Иммерман усмехнулся.

— Теперь и эсэсовцы уже не берут городов. Теперь и они отступают. В точности, как мы.

— Нет, не так. Мы не сжигаем и не расстреливаем все, что попадется на пути.

Иммерман перестал чесаться.

— Что это на тебя нашло сегодня? — спросил он удивленно. — Ни с того ни с сего какие-то человеческие нотки! Смотри, Штейнбреннер услышит — живо в штрафную угодишь. А снег перед церковью продолжает оседать! Руку уже до локтя видно.

Зауэр взглянул в сторону церкви.

— Если так будет таять, завтра покойник повиснет на каком-нибудь кресте. Подходящее местечко, выбрал! Как раз над кладбищем.

— Разве там кладбище?

— Конечно. Или забыл? Мы ведь тут уже были. Во время последнего наступления. В конце октября.

Зауэр схватил свой котелок.

— Вот и кухня! Живей, а то достанутся одни помои!

Рука росла и росла. Казалось, это уже не снег тает, а она медленно поднимается из земли — как смутная угроза, как окаменевшая мольба о помощи.

Командир роты остановился.

— Что это там?

— Какой-то мужик, господин лейтенант.

Раз вгляделся. Он рассмотрел полинявший рукав.

— Это не русский, — сказал он.

Фельдфебель Мюкке пошевелил пальцами ног в сапогах. Он терпеть не мог ротного командира. Правда, он и сейчас стоял перед ним руки по швам — дисциплина выше всяких личных чувств, — но чтобы выразить свое презрение, незаметно шевелил пальцами ног. «Дурак безмозглый, — думал он. — Трепло!»

— Прикажите вытащить его, — сказал Раз.

— Слушаюсь!

— Сейчас же пошлите туда людей. Зрелище не из приятных!

«Эх ты, тряпка, — думал Мюкке. — Трусливый пачкун! Зрелище не из приятных! Будто нам впервой видеть мертвеца!»

— Это немецкий солдат, — добавил Раэ.

— Слушаюсь, господин лейтенант! Последние четыре дня мы находили только русских.

— Прикажите вытащить его. Тогда увидим, кто он.

Раэ пошел к себе на квартиру. «Осел надутый, — думал Мюкке. — У него печь, у него теплый дом и Железный крест на шее. А у меня нет даже креста первой степени. Хоть я и заслужил его не меньше, чем этот — свой иконостас».

— Зауэр! — крикнул он. — Иммерман! Сюда! Прихватите лопаты! Кто там еще? Гребер! Гиршман! Бернинг! Штейнбреннер, примите командование! Видите руку? Откопать и похоронить, если немец! Хотя пари держу, никакой он не немец.

Подошел Штейнбреннер.

— Пари? — спросил он. У него был звонкий мальчишеский голос, которому он безуспешно старался придать солидность. — На сколько?

Мюкке заколебался.

— На три рубля, — сказал он, подумав. — Три оккупационных рубля.

— Пять. Меньше чем на пять я не иду.

— Ладно, пять. Но только платить.

Штейнбреннер рассмеялся. Его зубы блеснули в лучах бледного солнца. Это был девятнадцатилетний белокурый юноша с лицом готического ангела.

— Ну, конечно, платить! Как же иначе, Мюкке!

Мюкке недолюбливал Штейнбреннера, но боялся его и держал с ним ухо востро. Было известно, что тот нацист «на все двести».

— Ладно, ладно, — Мюкке достал из кармана черешневый портсигар с выжженными на крышке цветами. — Сигарету?

— Ну что ж!

— А ведь фюрер не курит, Штейнбреннер, — как бы мимоходом уронил Иммерман.

— Заткнись!

— Сам заткнись!

— Ты, видно, тут зажрался! — Штейнбреннер покосился на него сквозь пушистые ресницы. — Уже позабыл кое-что, а?

‎Время жить и время умирать on Apple Books

Publisher Description

«Время жить и время умирать» (нем. Zeit zu leben und Zeit zu sterben) — антивоенный роман немецкого писателя Эриха Марии Ремарка, опубликованный в 1954 году.

1944 год, немецкие войска отступают из России. Эрнсту Греберу и группе солдат из его взвода поручено расстрелять пленных партизан — старика, женщину и двух мужчин. Особое усердие в приготовлениях проявляет член НСДАП Штейнбреннер, который также желает изнасиловать женщину. Перед смертью женщина испортила настроение расстрельной команды, прокляв солдат и выразив надежду, что её дети будут убивать их детей. Гребер получает трёхнедельный отпуск. Он отправляется к родителям в Верден, однако прибыв домой, узнаёт, что город регулярно подвергается сильным бомбардировкам. Здания на улице, где жили его родители, превращены в руины, из развалин извлекают раздавленных жителей. Жертвами бомбардировок стали несколько тысяч человек. Занимаясь поисками родителей, Гребер встречает 20-летнюю Элизабет Крузе, которую помнил ещё девочкой. Отец Элизабет находится в концлагере, квартира подверглась «уплотнению» — две комнаты занимает нацистка фрау Лизер с дочкой. Гребер и Элизабет, укрываясь в бомбоубежище во время авианалётов, постепенно сближаются и становятся любовниками. Гребер навещает профессора Польмана, который прячет в доме еврея. Он также встречает старого знакомого Альфонса Биндинга, ставшего функционером нацистской партии. Биндинг радушно принимает Гребера, обещая оказать помощь в поиске родителей. Вскоре Гребер и Элизабет решают пожениться. В один из дней авиация союзников проводит воздушную атаку города зажигательными бомбами. На глазах у Гребера погибает 5-летняя девочка, тащившая грудного ребёнка. Из домов выбегают объятые пламенем люди, химический состав бомб прожигает мясо насквозь, и человека уже трудно спасти. Одна из бомб прямым попаданием разрушила дом Биндинга, Альфонс погибает.

«Время жить и время умирать» за 7 минут. Краткое содержание романа Ремарка

: Молодой немец едет с фронта в отпуск. В родном городе он встречает свою любовь и женится. Теперь он знает, как ужасна любая война, и желает максимально использовать дома своё время жить.

Апрель. В русской деревне стоят немецкие солдаты. Тает снег, трупы убитых зимой выглядывают из грязи, смешанной с водой. Роте доставляют четверых русских партизан: на рассвете немцы должны их расстрелять. Среди них есть молодая женщина. Штейнбреннер — белокурый 19-летний юноша с лицом готического ангела, нацист на все двести, — хочет изнасиловать её, но ему это не удаётся. Перед расстрелом женщина проклинает их и обещает, что их дети отомстят немцам.

Линия фронта перемещается каждый день. Некоторые из солдат понимают, что война проиграна. Теперь они смотрят на всё иначе. Один солдат замечает, что они разоряют чужую страну:

Удивительно, как начинаешь понимать других, когда самому подопрёт… А пока тебе хорошо живётся, ничего такого и в голову не приходит!

Молодой фронтовик Эрнст Гребер получает долгожданный отпуск на три недели: он не был дома два года. Под страхом смерти солдатам запрещают говорить о делах на фронте, разговоры о поражении Германии караются расстрелом. Добравшись до родного города, Гребер с ужасом обнаруживает, что немецкие города бомбят. Его родной дом превратился в руины, как и многие другие. Об отпуске Эрнст не предупредил родителей. Теперь он безуспешно пытается разыскать их. Родители не числятся ни среди живых, ни среди мёртвых.

Продолжение после рекламы:

Гребер надеется что-то узнать у знакомого доктора, но встречает только его дочь Элизабет. Сам доктор сидит в концлагере. В его дом подселили преданную нацистку с малолетней дочерью, которая неустанно следит за Элизабет. Девушка же работает на фабрике — шьёт шинели на фронт, надеясь так помочь отцу.

Бомбёжки повторяются почти каждые три дня. Гребер живёт в казарме, но по вечерам видится с Элизабет. Его отпуск проходит, родителей Эрнст найти не может, поэтому решает восполь­зоваться иллюзией мирной жизни — жизнью в тылу.

Эрнст встречает своего одноклассника Биндинга, который теперь занимает должность при нацистском руководстве. Парень отнюдь не фанатик, но при случае пользуется своим положением: учителя, по милости которого Биндинг когда-то вылетел из школы, он засадил в концлагерь на полгода. Женщины из высшего общества ползают перед функционером на коленях, надеясь выручить своих мужей из концлагерей. Биндинг начинает снабжать Эрнста хорошими продуктами, алкоголем и сигаретами, что в военное время для простых граждан является дефицитом.

Вечером он приходит к Элизабет с водкой, которую дал одноклассник. Он рассуждает о правде:

…если бы каждый не старался непременно убедить другого в своей правде, люди, может быть, реже бы воевали.

Элизабет показывает комнату соседки по дому. Там стоит огромный портрет Гитлера. «Культ диктатора легко превращался в религию». Потом они идут гулять. Город похож на бесконечный морг.

Брифли существует благодаря рекламе:

Фронтовик вновь приходит к Биндингу. У него в гостях пьяный вдрызг гестаповец. Эрнст замечает, как безмятежно Биндинг наблюдает за воробьями:

Гребер ‹…› вдруг понял, как безнадёжно обречены всякая справед­ливость и сострадание: им суждено вечно разбиваться о равнодушие, себялюбие и страх!

Через какое-то время гестаповец отправляется на допрос. Эрнст уходит вслед за ним и преследует нациста по безлюдной улице. Он думает, сможет ли убить гестаповца. Скольких людей можно спасти таким образом! Внезапно появившаяся женщина выводит Гребера из оцепенения. Он понимает, что уже не убьёт нациста.

Эрнст по просьбе друга-фронтовика приходит к их учителю. Гребер делится своими мыслями: войну немцам необходимо проиграть, чтобы покончить «с убийством, рабством, концлагерями, …массовым уничтожением и бесчело­вечными зверствами». Будет ли он соучастником, зная всё это и отправляясь снова на фронт? Учитель говорит, что каждый должен ответить на этот вопрос сам.

Гребер с Элизабет ужинают в ресторане. Начинается бомбёжка. Несколько человек погибает. Эрнст утаскивает из открытого погреба бутылку: «десять заповедей — не для военных». На улице они видят почти вырванное из земли дерево, покрытое цветами. «Для деревьев сейчас весна, вот и всё. Остальное их не касается». В эту ночь молодые люди становятся любовниками.

Продолжение после рекламы:

Эрнст делает предложение Элизабет. Как жене военного ей будет полагаться пособие — так он сможет помочь любимой девушке. Он фронтовик, и их зарегистрируют быстро без всяких проблем. На миг Эрнст чувствует полную беспомощность:

Что только они с нами делают… Мы молоды, мы должны быть счастливы и не разлучаться. Какое нам дело до войн.

После раздумий Элизабет соглашается.

Гребер приходит в больницу к товарищу, потерявшему на войне ногу. Инвалиды встречают Эрнста недружелюбно, но здоровый отпускник понимает их: «Никогда не спорь с тем, кто потерял руку или ногу, — он всегда будет прав».

Во время очередной бомбёжки Гребер видит девочку лет пяти, прижимающую к груди младенца. Она не идёт в убежище. Через мгновение после взрывной волны Эрнст видит её мертвой, проткнутой прутом от железных перил. Младенца, скорее всего, куда-то отбросило бешеным шквалом. После этого налёта на дом Элизабет перекидывается пламя, дом обваливается этаж за этажом.

Они ночуют возле дома учителя Гребера. Утром Эрнст просит у него укрытия. Тот предупреждает, что прячет еврея. Если пару обнаружат в таком месте, им не поздоровится. Учитель говорит, что стоит беречь веру. Когда разочаро­вы­ваешься в своей стране, нужно верить в мир. Солнечное затмение не несёт вечную ночь.

…ещё не существовало на свете такой тирании, которой бы не пришёл конец.

Гребер узнаёт о гибели Биндинга: в его дом попала бомба. Эрнст уносит часть продовольствия функционера. Затем Гребер идёт к учителю. Молодого человека встречает еврей, и фронтовик делится с ним запасами Биндинга. Они разговаривают. Брат, две сестры, отец, жена и ребёнок еврея умерли в концлагере. У него самого изуродованы пальцы, на них нет ногтей.

Брифли существует благодаря рекламе:

Вскоре учителя арестовывает гестапо.

Гребер узнаёт, что родители живы. В первые дни поисков на двери с объявлениями он оставил записку, что ищет их. Теперь там он находит письмо: родители эвакуированы. Так же приходит письмо из гестапо для Элизабет: ей нужно забрать прах отца, он умер в концлагере. Гребер решает ничего не говорить жене, коробку с прахом он оставляет в церковном саду у могилы.

Эрнст просит Элизабет не провожать его на вокзал — это слишком мучительно. Он до сих пор помнит, как выглядела провожающая его мать в предыдущий раз. Жена соглашается. Однако уже при отходе поезда Гребер видит в толпе Элизабет. Он рвётся к окну, но место не уступает другой фронтовик, прощающийся со своей женой. Наконец Элизабет исчезает из виду.

Вернувшись на фронт, Гребер на мгновение ощущает, что вообще не уезжал в отпуск. Ему будто приснилось возвращение на родину. Многие солдаты из его роты погибли. Русские постоянно наступают. На фронт присылают новобранцев, ничего не понимающих в военном деле юнцов, которые гибнут один за другим.

Гребера назначают охранять четырёх русских. Есть подозрение, что они партизаны. Их заключают в надёжный подвал. Один из русских, старик, на ломаном немецком благодарит его за доброе отношение и зовёт идти с ними. Начинается обстрел. Появляется Штейнбреннер: надо уходить, и он предлагает застрелить русских. Гребер отказывается. Между ними завязывается ссора, и Эрнст убивает противника. Затем он отпускает пленных и бросает оружие. Старик поднимает его и, уходя, стреляет в немца. Глаза Гребера закрываются.

Книга Время жить и время умирать читать онлайн Эрих Мария Ремарк

Эрих Мария Ремарк. Время жить и время умирать 1    Смерть пахла в России иначе, чем в Африке. В  Африке,  под  непрерывным огнем англичан, трупам тоже случалось подолгу лежать на  «ничейной  земле» непогребенными; но солнце работало быстро. Ночами ветер доносил приторный, удушливый и  тяжелый  запах,  —  мертвецов  раздувало  от  газов;  подобно призракам, поднимались они при свете чужих звезд, будто снова хотели  идти в  бой,  молча,  без  надежды,  каждый  в  одиночку;  но  уже  наутро  они съеживались,  приникали  к  земле,  бесконечно  усталые,  словно  стараясь уползти в нее — и когда их потом находили, многие были уже совсем  легкими и усохшими, а от иных через месяц-другой оставались  почти  одни  скелеты, громыхавшие костями в своих непомерно просторных мундирах. Эта смерть была сухая, в песке, под солнцем и ветром. В России же  смерть  была  липкая  и зловонная.    Дождь шел уже несколько дней. Снег  таял.  А  всего  лишь  месяц  назад сугробы были выше  человеческого  роста.  Разрушенная  деревня,  казалось, состоявшая из одних обуглившихся крыш, с каждой ночью  бесшумно  вырастала по мере того, как оседал снег. Первыми выглянули наличники окон; несколько ночей спустя — дверные косяки;  потом  ступеньки  крылечек,  которые  вели прямо в грязно-белое месиво. Снег таял и таял, и  из-под  него  появлялись трупы.    То были давние мертвецы. Деревня много раз переходила из рук в руки — в ноябре, декабре, январе и теперь,  в  апреле.  Ее  занимали  и  оставляли, оставляли и опять занимали, а  метель  так  заносила  трупы,  что  иногда, спустя несколько часов, санитары многих уже не находили — и  почти  каждый день белая пелена заново  покрывала  разрушения,  как  медицинская  сестра покрывает простыней окровавленную постель.    Первыми показались январские мертвецы, они лежали наверху  и  выступили наружу в начале апреля, вскоре после того, как  снег  стал  оседать.  Тела закаменели от мороза, лица казались вылепленными из серого воска.    Их бросали в могилу точно бревна. На холме за деревней, где снегу  было меньше, его расчистили и раздолбили промерзшую  землю.  Это  была  тяжелая работа.    У декабрьских мертвецов оказывалось оружие, принадлежавшее январским  — винтовки и  ручные  гранаты  уходили  в  снег  глубже,  чем  тела;  иногда вытаскивали  и  стальные  каски.  У  этих  трупов   было   легче   срезать опознавательные жетоны, надетые под мундирами; от талой воды одежда успела размокнуть. Вода стояла и в открытых ртах,  будто  это  были  утопленники. Некоторые трупы частично уже оттаяли. Когда такого мертвеца уносили,  тело его еще не гнулось, но рука уже свисала и болталась, будто посылая привет, с ужасающим, почти циничным равнодушием.  У  всех,  кто  лежал  на  солнце день-другой, первыми оттаивали глаза. Роговица была уже студенистой, а  не остекленевшей, а лед таял  и  медленно  вытекал  из  глаз.  Казалось,  они плачут.

ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ И ВРЕМЯ УМЕРТЬ Эрих Мария Ремарк ~ P.S. Обожаю эту книгу!

BLURB:
Из типичного автор книг о Германии военного времени, «Время любить и время умирать», вторит душераздирающие мысли о его шедевре «Все тихо на западном фронте».

После два года на русском фронте, Эрнст Гребер наконец получает три недельный отпуск. Но так как отпуска раньше отменяли, он решает не написать родителям, опасаясь, что он только повысит их надежды.

Тогда, Когда Грэбер приходит домой, он обнаруживает, что его дом разрушен бомбой, а его родителей нигде не видно. Никто не знает, живы они или мертвы. Как его Близится к концу, Гребер обращается к Элизабет, в детстве друг. Как и он, она заточена в мире, который она не создавала. Но во время войны любовь кажется далеким миром. А иногда временно комфорт может привести к чему-то неожиданному и искупающему.

« В мире есть великий писатель Эрих Мария Ремарк.Он мастер несомненно, первого ранга, человека, который может подчинить язык своей воле. Пишет ли он о людях или о неодушевленной природе, его прикосновения чувствительны, твердо и уверенно ». — Книжное обозрение« Нью-Йорк Таймс »

Моя бывшая соседка по комнате читала как сумасшедшая, и она посоветовала мне попробовать эту книгу, так что на самом деле я не ожидал и не знал, о чем она или как она повлияет на меня. Но я всегда буду благодарен ей за то, что она познакомила меня с этим замечательным писателем, потому что эта книга стала одной из моих самых любимых и любимых книг всех времен! И мне бы очень хотелось иметь красивую копию обложки, если бы я мог ее найти, но еще не заблокирован! Но хватит об этом, позвольте мне познакомить вас с одной из самых красивых, грустных и душераздирающих историй всех времен.

МИР: Сюжет разворачивается в двух основных локациях — России и Германии в конце Второй мировой войны, так что в основном у нас есть то, что мы обычно знаем о войне. Голод, смерть, ужас и множество ненужных жертв. ПЕРСОНАЖИ: В этой книге есть несколько говорящих персонажей, у которых есть одна или две строчки, но я исключу только шесть персонажей, потому что я считаю, что именно они представляли, как мир был разделен во время войны.

Итак, у нас есть главный герой Эрнст Гребер , немецкий солдат, которому чуть больше двадцати лет. Когда мы встречаемся с ним, он находится в России, и ему и его войскам дается задание убить несколько мятежных российских мирных жителей. Позвольте сказать вам, как только вы познакомитесь с Эрнстом, вы влюбитесь в него! Хорошо, я сделал! Вы знаете, как много у него проблем, чтобы продолжать убивать невинных людей, которые просто пытаются защитить свой дом, и вы понимаете, как трудно, должно быть, было людям, которые осознали, что такие вещи делаются без причины.Мы также видим, как он напуган тем, что его дом разрушен, когда он возвращается в Германию в свой двухнедельный отпуск, как он шокирован тем, что дома его детства больше нет, и как он медленно соглашается с тем, что больше никогда не увидит своих родителей. Честно говоря, чтение отрывков, в которых он ищет своих родителей, заставило меня так сильно плакать.

В поисках родителей он встречает Элизабет Круз , дочь своего врача, когда он был ребенком, или что-то в этом роде, я не помню четко, откуда он знает этого доктора.Элизабет — сильная девушка, ей чуть больше двадцати или даже девятнадцати лет, она просто настоящая выжившая. Ни разу за всю книгу я не рассердился или что-то в этом роде, она обладала исключительной силой. Даже тогда ее дом горел, и Эрнст пытался спасти столько, сколько мог, она просто остановила его, сказав что-то вроде « У меня всегда будут воспоминания » или что-то в этом роде. В любом случае, она тоже пытается добраться до своего отца и спасти его, потому что был доставлен в лагер и содержится там как заключенный. Итак, эти двое встречаются и стараются остаться в живых как можно дольше, пока они медленно влюбляются.

Я также хотел бы исключить Профессор Польман , старый учитель Эрнст два прячет евреев в своем доме. Просто у него в книге было так много хороших строк, вы знаете того персонажа, который дает главному герою советы о том, как жить, а не о том, как стать или позволить кому-либо превратить вас во что-то другое? Да ладно, это был профессор Польманн. В его доме мы также встречаем Иосифа , еврея, который сначала боится Эрнста, но в конце концов они глубоко беседуют, и вы видите, что у Иосифа тоже было светлое будущее, но теперь он понимает, что для него больше нет ничего.

Еще хочу рассказать о двух солдатах из подразделения Эрнста — Хиршланд и Штайнбреннер . Они были полной противоположностью того, как война влияет на людей, которые вынуждены идти воевать без причины. В то время как Штайнбреннер представлял солдат, которые насиловали, убивали и уничтожали все на своем пути во имя своей страны и лидеров, Хирчланд представлял тех, кто понимал, что эта война никогда не будет выиграна, и он фактически совершает самоубийство, потому что он просто не может жить с самим собой, зная что он был вынужден сделать.

Как я уже сказал, в книге есть и другие очень хорошие персонажи, но они остались со мной.

ЛЮБОВЬ: В этой книге основное внимание уделяется любви между Эрнстом и Элизабет. Как упоминалось ранее, они влюбляются посреди хаоса, посреди конца света, и я должен сказать, что их любовь принесла мне столько слез, что мне буквально пришлось отложить книгу, чтобы плакать. Даже пойти на свидание было ужасно, потому что падали бомбы, людей стреляли и убивали рядом с ними, но это все равно заставляло меня чувствовать себя полным надежд, потому что даже в такое ужасное время расцветало что-то столь невинное, как любовь.Настоящая любовь не боялась войны, и я имею в виду, что вы действительно могли понять, как они любили друг друга.

Теперь, если вы думаете, что когда-нибудь прочтете эту книгу, НЕ продолжайте читать ниже и переходите к следующему пункту, если, однако, вы думаете, что не прочитаете ее, продолжайте, потому что я хочу поговорить об очень конкретной сцене, которая разбила мне сердце:

***** СПОЙЛЕР ****

Итак, два наших главных героя действительно женятся в книге, потому что Элизабет теряет работу, а правительство хорошо заботится о армейских женах, поэтому, чтобы убедиться, что у нее будут деньги и крыша над головой, он предлагает жениться на ней (он просто лучший, правда?).Итак, после того, как они поженятся, мы действительно понимаем, что у них всего две недели вместе, и в течение этих двух недель они, как кажется, проводят вместе время. Мне нравится конкретная сцена, когда Эрнст говорит что-то вроде «Если бы я знал, что это не бомбы, это было бы действительно красиво». Вы действительно видите, как эти два человека любят друг друга, по тому, как они заботятся друг о друге. Но на самом деле это не счастливый конец истории любви. Эрнст возвращается к войне и к сцене, где они прощаются…. ребята … это меня испортило! Я буквально не мог перестать плакать! Итак, он возвращается на поезде, и они договариваются, что Элизабет не приедет на вокзал, чтобы попрощаться, потому что это будет слишком сложно для них обоих, они прощаются в своей комнате, которую снимают, и он уходит. Но когда он наконец садится в поезд, он видит, как тысячи людей прощаются, и втайне желает, чтобы она тоже была здесь, и в тот момент, когда поезд тронется, он видит, что она действительно пришла, он кричит и машет ей, но это слишком поздно, и она не видит его, и он уезжает, и они больше никогда не встретятся! Ребята, это разбило мне сердце, мою душу, все мои эмоции, которые у меня были! Я буквально всю ночь плакала.Это было так красиво и так грустно, что я не мог с этим справиться. После этого я не мог читать его еще несколько дней.

ПЛЮС: Мне понравилось, что в этой книге нет наклеек. Там не говорилось, что немцы плохие или русские плохие, нет. Было подчеркнуто, что люди страдали повсюду, что только потому, что Германия начала войну, люди пострадали так же сильно, как и весь мир.

МИНУС: Может быть, единственное, что мне не понравилось, это то, как много пили все в этой книге.Почти в каждой сцене присутствовал алкоголь, но, возможно, я это понимаю. Я считаю, что автор просто хотел показать, что реальность слишком сложна, и людям приходилось как-то ее забывать.

ОБЩЕЕ: Как я уже сказал, это одна из моих любимых книг всех времен. Я искренне верю, что каждый человек должен прочитать эту или любую книгу Ремарка. Они красивы, реалистичны и остаются с вами надолго. Я также считаю, что из этого фильма получился бы самый замечательный. Просто красивая книга!

Что вы думаете о ВРЕМЕНИ ЖИТЬ И ВРЕМЕНИ УМЕРТЬ?

Время любить и время умирать (1958)

Сводка

На российско-германском фронте в 1944 году немецкие войска отступают, оборванные и почти замерзшие, и только трупы, которые видны сквозь тающий снег, означают, что зима почти закончилась.После того, как солдатам Эрнсту Греберу, кровожадному Штайнбреннеру и молодому Хиршланду приказали казнить российских мирных жителей, обвиненных в том, что они партизаны, Хиршланд впадает в уныние и кончает жизнь самоубийством. Спустя несколько мгновений Эрнст узнает, что ему предоставили свой первый отпуск за два года, и направляется домой только для того, чтобы обнаружить, что его любимая деревня была разрушена бомбами и что его родители пропали без вести. Отчаявшись найти их, он посещает врача своей матери, доктора Круза, но находит только дочь доктора Элизабет, которая сообщает ему, что ее отец был схвачен гестапо.Когда раздается сирена воздушного налета, Элизабет сначала отказывается идти в убежище, объясняя это тем, что это единственный способ сохранить свою личную свободу, но Эрнст убеждает ее присоединиться к нему. В приюте Эрнст узнает, что многие из его соседей умерли, а те, кто остались, искалечены горем. Позже Эрнст предлагает Элизабет свой армейский паек, но она предполагает, что он хочет купить ее товарищество, и отвергает его. Остаток дня он проводит в поисках родителей, но безрезультатно, но встречает Германа Бетчера, который ищет свою любимую жену за двести фунтов.Бетчер предлагает Эрнсту остаться с ним в лазарете, где Рейтер, солдат, страдающий подагрой, советует Эрнсту жить так, как если бы его трехнедельный отпуск были последними неделями его жизни. На следующий день Эрнст встречает старого школьного друга Оскара Биндинга, ныне влиятельного нацистского чиновника с роскошным домом. Угостив Эрнста прекрасной едой и вином и пообещав помочь найти его родителей, Биндинг хвастается, что заключил в тюрьму Польмана, их профессора, который поставил ему плохие оценки. Позже Эрнст находит записку от Элизабет на общественной доске объявлений среди руин и идет ей навстречу.Она извиняется за недоверие к нему, и им удается вместе наслаждаться днем, особенно когда они находят цветущее дерево. Ночью они целуются, а позже, когда Эрнст спрашивает Рейтер, куда он должен отвезти Элизабет, офицер находит у него чистую форму и раскрывает секретный пароль, чтобы войти в незаконный ночной клуб города. Клуб славно декадентский, и Элизабет светится от счастья и шампанского, пока не раздастся очередная сирена воздушного налета. Они бросаются к убежищу, которое быстро попадает под бомбы, заставляя хорошо одетую толпу бежать на улицы.В квартире Элизабет они видят сокамерников концлагеря, работающих на улице, но доктора Круза среди них нет. Эрнст делает предложение, но когда он упоминает о своей зарплате в армии и пособиях по случаю смерти, Элизабет расстраивается. Они ненадолго дерутся, затем падают друг другу в объятия. На следующий день, когда Рейтер помогает Эрнсту подготовиться к свадьбе, Ботчер с горечью сообщает, что, хотя он нашел свою жену, она потеряла сто фунтов и больше не выглядит собой. В офисе регистратора Эрнст обеспокоен тем, что Элизабет окажется в опасности, если она назовет себя доктором.Дочь Круза и договаривается, чтобы просигнализировать ей, если возникнут проблемы. Когда чиновник соглашается на брак, Эрнст на радостях по ошибке подает знак Элизабет, которая убегает из здания. Однако вскоре неразбериха прояснилась, и они поженились. Наслаждаясь свадебным пиршеством, которое прислал Биндинг, Элизабет скорбит, что, как немку, ее больше не будут рады видеть в большей части Европы. На следующий день Эрнст получает пакет, который его мать отправила на фронт, и понимает, что, поскольку она отправила его после эвакуации, она, вероятно, еще жива.Однако вскоре после этого он перехватывает записку из гестапо с требованием встречи с Элизабет. Боясь за ее жизнь, он ищет профессора Польмана, который, по слухам, скрывается в взорванном музее. Их разговор прерывается очередным взрывом бомбы, и хотя Эрнст опасается, что Элизабет убита, они наконец находят друг друга на улице. Они спят в музее, где Польманн знакомит Эрнста с Иосифом, скрывающимся евреем, который соглашается помочь Элизабет сбежать в случае необходимости.Потрясенный неизменной верой Польмана в Бога и сознательным решением Йозефа не презирать всех немцев, Эрнст сомневается в своей ответственности за ужасы войны. На следующий день он приходит к Биндингу, чтобы попросить помощи в гестапо, но там находит Хейни, офицера концлагеря, который пьяно хвастается своими садистскими пытками. С отвращением Эрнст уходит, не прося помощи, и идет в гестапо вместо Элизабет. Он обнаруживает, что ее вызвали собрать прах ее убитого отца, и в ту ночь в прекрасном, нетронутом доме, который Элизабет нашла для них, Эрнст утешает ее.После горько-сладкой ночи он возвращается на фронт, где находит изодранные остатки своей роты. Эрнсту приказано охранять российских мирных жителей, но когда роте нужно двигаться дальше, Штайнбреннер готовится убить их. Устав от бессмысленного кровопролития, Эрнст стреляет в Штейнбреннера и освобождает заключенных. Однако один из них поднимает пистолет Штайнбреннера и стреляет в Эрнста, который умирает, когда он читает письмо от Элизабет, в котором она сообщает, что рожает их ребенка.

Прочитать онлайн «Время любить и время умирать» Читать бесплатно роман

Это великолепный роман о мужчинах на войне и о женщинах, которые предлагают им согреться в холодном и истерзанном ракушками мире.Прежде всего, это история солдата и его девушки. . . кто посреди смерти нашел время и место для любви.

«Немногие читатели этой книги не будут глубоко тронуты и осознают, насколько велико достижение Эриха Марии Ремарка».

—CHICAGO SUN-TIMES

Первоначально опубликовано по цене 3,95 доллара США

компанией Harcourt, Brace & Co.

ИЗ ОБЗОРОВ

«Время любить и время умереть — это красноречие и эффект, который выделяет его среди других.«

—Boston Herald

« Из Второй мировой войны не осталось более выдающегося литературного документа, чем этот почти невыносимо яркий роман ».

—Washington Star

« Мы восхищались его мастерством, его способностью к описанию, его способностью к описанию. использование контраста, его понимание человеческого сердца. Это его лучшая работа ».

—Wichita Times

« Голос Ремарка каким-то образом выходит за рамки других голосов нашего времени ».

—New York Herald Tribune

ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК, родившаяся в Оснабрюке, Германия. Теперь он гражданин США и живет в Нью-Йорке и Швейцарии.

Все книги ПОПУЛЯРНОЙ БИБЛИОТЕКИ тщательно отобраны Редакционным советом ПОПУЛЯРНОЙ БИБЛИОТЕКИ из списков крупнейших книжных издательств страны и представляют собой художественную и научно-популярную литературу величайших авторов мира.

ПОПУЛЯРНАЯ БИБЛИОТЕКА ИЗДАНИЕ

Опубликовано в декабре 1960 г.

Авторские права, 1954 г., Эрих Мария Ремарк

Номер карточки в каталоге Библиотеки Конгресса: 54-7899

Издается по договоренности с Harcourt, Brace and Company

Harcourt, Brace и издание компании опубликовано в мае 1954 г.

Первое издание: апрель 1954 г.

Кому P.G.

Переведено с немецкого Денвером Линдли

НАПЕЧАТАНО В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ АМЕРИКИ

Все права защищены, включая право

на воспроизведение этой книги или ее частей в любой форме.

ГЛАВА I

СМЕРТЬ пахла в России иначе, чем в Африке. В Африке под сильным английским огнем трупы между линиями тоже часто долгое время лежали непогребенными; но солнце сработало быстро. Ночью запах распространился вместе с ветром, сладкий, душный и тяжелый — газ наполнил мертвых, и они поднялись, как призраки, в свете чужих звезд, как будто они сражались в последней битве, безмолвной, безнадежной, и каждый только для него самого — но на следующий день они уже начали сжиматься, прижимаясь к земле с бесконечной усталостью, словно пытаясь влезть в нее, — и если позже их удастся вернуть, некоторые из них были легкими и высохшими, а те, что Спустя несколько недель были обнаружены лишь скелеты, которые свободно гремели в униформе, и вдруг стали для них слишком большими.Это была сухая смерть в песке, солнце и ветре. В России это была жирная, вонючая смерть.

Уже несколько дней шел дождь. Снег таял. Месяцем ранее он был на три ярда глубже. Разрушенная деревня, которая сначала казалась не чем иным, как обугленными крышами, тихо, ночь за ночью, поднималась выше из тонущего снега. Появились оконные рамы; несколько ночей спустя арки дверей; затем лестницы, ведущие вниз в грязную белизну. Снег растаял и растаял », и вместе с таянием пришли мертвые.

Они были старые мертвецы. За село несколько раз бились: в ноябре, декабре, январе, а теперь и апреле. Его забрали, потеряли и снова забрали. Снежная буря накрыла трупы, иногда в считанные часы, настолько глубоко, что медицинские работники часто не могли их найти — пока, наконец, почти каждый день не покрывали разрушения новым слоем белого цвета, как медсестра, натягивающая простыню на окровавленную , грязная постель.

Сначала пришли мертвецы в январе.Они лежали выше всего и вышли наружу в начале апреля, вскоре после того, как начал сползать снег. Их тела были застывшими, а лица — серыми, как воск.

Их закопали как доски. На небольшом холме за деревней, где снег был не настолько глубок, что его сгребли, а могилы вырубили из мерзлой земли. Это была тяжелая работа. Похоронили только немцев. Русских бросили в открытый загон. Они начали вонять, когда стало тихо. Когда стало совсем плохо, их перелопатили.Хоронить их было необязательно; никто не ожидал, что деревня будет задержана на какое-то время. Полк отступал. Наступающие русские могли сами хоронить своих мертвецов.

У погибших в декабре было обнаружено оружие, принадлежавшее погибшим в январе. Винтовки и ручные гранаты утонули глубже тел; иногда и стальные каски. Этими трупами было легче срезать опознавательные знаки на униформе; тающий снег уже размягчил ткань.Вода стояла у них во рту, как будто они утонули. В некоторых случаях оттаивала одна или две конечности. Когда их уносили, тела оставались неподвижными, но рука и кисть болтались и раскачивались, как если бы труп махал, ужасно равнодушно и почти непристойно. У всех, когда они лежали на солнышке, сначала таяли глаза. Они потеряли свой стеклянный блеск, и зрачки превратились в желе. Лед в них растаял и медленно потек из глаз, как будто они плакали.

Вдруг опять замерз на несколько дней.На снегу образовалась корка, которая превратилась в лед. Снег перестал тонуть. Но затем снова задул вялый знойный ветер.

Сначала в увядающем белом цвете показалась только серая пятнышка. Час спустя это была сжатая рука, тянущаяся вверх.

«Есть еще один», — сказал Зауэр.

«Где?» — спросил Иммерманн.

«Вон там, перед церковью. Выкопать его?»

«Что толку? Ветер сам выкопает его. Снег там еще на ярд или два глубиной, по крайней мере.Эта проклятая деревня ниже, чем все остальное здесь. Или вы просто хотите налить в ботинки ледяную воду? »

« Нет, черт возьми. Есть идеи, что поесть сегодня?

Капуста. Капуста со свининой и картофелем. Свинины нет ».

« Конечно же, капуста! В третий раз на этой неделе! »

Зауэр расстегнул брюки и начал мочиться.« Год назад я все еще злился на большие дуги, — мрачно объяснил он. — В хорошем военном стиле, как и положено.Я чувствовал себя хорошо. Продвигайтесь каждый день на столько-то километров. Думал, что скоро снова буду дома. Теперь я мочусь, как гражданский, без энтузиазма и без удовольствия ».

Иммерман сунул руку под форму и удобно почесал себя.« Мне было бы все равно, как я разозлился — будь я снова штатским ».

. И я нет. Но похоже, что мы будем солдатами вечно ».

« Конечно. Героев в могилу. Только СС все еще мочится большими дугами ».

Зауэр застегнул брюки:« Они тоже могут это сделать.Мы делаем грязную работу, и эти красавицы получают все почести. Мы сражаемся две или три недели за какой-то проклятый городок, а в последний день наступают эсэсовцы и триумфально идут впереди нас. Вы только посмотрите, как за ними ухаживают! Всегда самые толстые пальто, лучшие ботинки и самые большие куски мяса! »

Иммерманн ухмыльнулся.« Теперь даже СС больше не захватывают города. Они возвращаются. Прямо как мы. «

» Не как мы. Мы не сжигаем и не стреляем в то, что не можем унести с собой.«

Иммерман перестал чесаться.« Что с тобой случилось сегодня? »- удивленно спросил он.« Ты говоришь как человек. Позаботьтесь о том, чтобы Штайнбреннер вас не слышал, иначе вы скоро окажетесь в одной из этих дисциплинарных компаний. Смотри — там снег осел! Теперь вы можете видеть кусок руки этого парня ».

Зауэр оглянулся.« Если он будет продолжать вот так таять завтра, он будет висеть на кресте. Он в нужном месте. Прямо над кладбищем. «

» Это кладбище? «

» Конечно.Вы не знали? Мы были здесь однажды

перед. Во время нашей последней контратаки. Примерно в конце октября. Разве ты не был с нами тогда? »

» Нет.

«Где ты был? Госпиталь? »

« Дисциплинарная рота ».

Зауэр свистнул сквозь зубы.« Дисциплинарная рота! Будь я проклят! Для чего? »

Иммерманн посмотрел на него.« Бывший коммунист », — сказал он.

« Что? И они вас выпустили? Как это случилось? »

« Парню нужно везение.Я хороший механик. Судя по всему, они сейчас здесь полезнее, чем там. «

» Может быть. Но как коммунист! И здесь в России! Их всегда отправляют куда-то еще. Зауэр внезапно посмотрел на Иммерманна с подозрением.

Иммерманн насмешливо ухмыльнулся. «Успокойся, — сказал он. — Я не стал шпионом. И я не буду сообщать, что вы сказали о СС. Это то, что вы имели в виду, не так ли? «

» I? Не тут-то было. Никогда не думал о таком! »Зауэр потянулся за своей посудой.«Вот и полевая кухня! Скорее, иначе мы только постираем воду».

Рука росла и росла. Это было не так, как если бы снег таял, а как будто рука медленно вытягивалась из земли — как бледная угроза или парализованный жест просьбы о помощи.

Командир роты резко остановился. «Что это там?»

«Какой-нибудь Панже или другой, сэр».

Рахе посмотрел более пристально. Он мог узнать кусок выцветшей ткани рукава. «Это не русский язык», — сказал он.

Сержант Муеке пошевелился пальцами ног в ботинках. Он терпеть не мог командира роты. Конечно, он стоял перед ним с безупречной жесткостью — дисциплина превосходила личные чувства, — но про себя, чтобы выразить свое презрение, он продолжал шевелить пальцами ног в сапогах. «Глупая задница, — подумал он. Numbskull!

«Вытащите его», — сказала Рахе.

«Да, сэр».

«Заставьте работать сразу пару человек. Это неприятное зрелище!»

Младенец на руках, подумал Муке.Болван! Неприятное зрелище! Как будто это был первый мертвец, которого мы видели!

«Это немецкий солдат», — сказал Рахе.

«Да, сэр. За последние четыре дня мы не нашли ничего, кроме русских».

«Пусть его вытащат. Тогда посмотрим, кто он». Рахе подошел к его каюте. «Честолюбивая задница», — подумал Муке. Есть печь, теплый дом и Риттеркройц. У меня нет даже Первоклассного Железного Креста, и я сделал столько же, чтобы заработать его, как и он со всем своим хозяйственным магазином.»Зауэр!» он крикнул. «Иммерманн! Иди сюда! Возьми с собой лопаты! Кто еще там? Гребер! Хиршланд! Бернинг! Штайнбреннер, возьми на себя ответственность за детали! Эта рука там! Выкопайте и закопайте, если это немец! Держу пари, что это не так». т. »

Штайнбреннер подошел ближе. «Вы делаете ставку?» он спросил. У него был высокий мальчишеский голос, который он тщетно пытался сдержать. «Сколько?»

Муэке на мгновение смутился. «Три рубля, — сказал он тогда. — Три оккупационных рубля».

«Пять.Я не ставлю меньше пяти. «

» Хорошо, тогда пять. Но заплати.

Штайнбреннер засмеялся. Его зубы блестели в бледном солнечном свете. Ему было девятнадцать, лет, блондин, с лицом готического ангела. «Плати, конечно. Что еще, Мюке? »

Муке тоже не любил Штейнбреннера, но он боялся его и поэтому был осторожен. Штайнбреннер происходил из

SS. Он обладал золотой эмблемой Гитлерюгенда. Теперь он принадлежал к роте, но все знали, что он информатор и шпион гестапо.

«Хорошо, хорошо». Муке вытащил из кармана портсигар из вишневого дерева, на крышке которого был выжжен цветочный узор. «Сигарета?» «Конечно.»

«Фюрер не курит, Штайнбреннер», — небрежно сказал Иммерманн. «Закрой свою ловушку». «Заткнись, сволочь».

Стейнбреннер покосился на свои длинные ресницы. «Кажется, ты неплохо себя чувствуешь. Разве ты забыл о всяких вещах?»

Иммерманн засмеялся. «Мне нелегко что-нибудь забыть.И я знаю, что ты имеешь в виду, Макс. Но не забывайте, что я сказал: фюрер не курит. Это все. Вот четыре свидетеля. И фюрер не курит. Все это знают ».

« Хватит рвать! »- сказал Муке.« Продолжай копать. Приказы от командира роты. «

« Хорошо, двигайся! »Штайнбреннер зажег сигарету, которую дал ему Мюке.

« С каких это пор разрешается курить на дежурстве? »- спросил Иммерманн. — раздраженно объяснил Муке.«А теперь прекрати разговор и вперед! Хиршланд, ты тоже!»

Подошел Хиршланд. Штайнбреннер ухмыльнулся. «Отличная работа для тебя, Исаак! Выкапывать трупы. Хорошо для твоей еврейской крови. Укрепляет кости и дух. Возьми ту лопату вон там».

«Я на три четверти ариец, — сказал Хиршланд. Штайнбреннер выпустил дым от сигареты ему в лицо. «Это то, что вы говорите! Насколько я понимаю, вы еврей на четверть — и благодаря щедрости фюрера вам разрешено сражаться бок о бок с настоящими немецкими мужчинами.Итак, откопайте эту русскую свинью. Он слишком сильно воняет для нежного носа лейтенанта.

«Это не русский язык», — сказал Грэбер. Он подтащил несколько досок к трупу и сам начал срезать снег вокруг руки и груди. Мокрая форма была теперь хорошо видна.

«Не русский?» Штайнбреннер подошел, быстрый и уверенный, как танцор, на качелях, и присел на корточки рядом с Грэбером. «Это факт. Это немецкая форма, — он обернулся.«Муеке! Это не русский! Я победил!» Муке тяжело подошел. Он уставился на дыру, в которую медленно стекала вода. «Я не могу этого понять», — с отвращением заявил он. «Уже почти неделю мы не нашли ничего, кроме русских. Он, должно быть, один из декабрьских людей, которые погрузились глубже».

«С таким же успехом он может быть с октября, — сказал Грэбер. «Тогда здесь прошел наш полк».

‘«Ерунда. Их больше не может быть».

«Может быть.Мы провели здесь ночную схватку. Русские отступили, и мы должны были немедленно идти дальше ».

« Это правда », — заявил Зауэр.

« Чепуха. Наши заменители, должно быть, нашли всех мертвых и закопали их. «

» Это не так очевидно. К концу октября пошел очень сильный снег. И в то время мы все еще быстро продвигались ».

« Ты говоришь это второй раз », — Штайнбреннер посмотрел на Грэбера.

:« Я буду рад, если ты хочешь, услышу это снова.Тогда мы контратаковали и продвинулись более чем на сотню километров ».

« А теперь мы отступаем, а? »

« Теперь мы снова здесь. »

« Это значит, что мы в отступить, не так ли? »

Иммерманн с теплотой подтолкнул Гребера.« Возможно, мы пойдем вперед? »- спросил Гребер. сейчас же. Стратегическая необходимость. Все это знают.

«У него кольцо на руке», — внезапно сказал Хиршланд.Он продолжал копать и обнажил другую руку мертвеца. Муке наклонился. «Кольцо», — сказал он. «И золотое тоже. Обручальное кольцо».

Все смотрели на это. «Смотри на себя», — прошептал Иммерманн Греберу. «Эта свинья избавит вас от вашего отпуска. Он объявит вас паникером. Он просто ждет шанса».

«Он просто хвастается. Тебе лучше быть начеку. Он любит тебя больше, чем меня».

«Мне все равно. Я не получу отпуска.«

« Это знаки отличия нашего полка », — сказал Хиршланд. Он продолжал копать руками.

« Значит, это совершенно точно, что это не русский, а? »Штайнбреннер повернулся и ухмыльнулся Мюке.

«Нет, это не русский», — сердито ответил Муке.

«Пять рублей! Жаль, что мы не поставили десять. Кашляй! »

« У меня его нет ».

« Где тогда? В рейхсбанке? Давай, кашляй! »

Муке яростно посмотрел на Штайнбреннера.Затем он достал бумажник и передал деньги. «Черт возьми, сегодня все пошло не так!»

Штайнбреннер положил деньги в карман. Грэбер снова наклонился, чтобы помочь Хиршланду копать. «Я считаю, что это Рейке», — сказал он.

«Что?»

«Это лейтенант Райке. Вот его решетки.

у него правая рука, последний сустав указательного пальца отсутствует. «

» Ерунда. Рейке был ранен и отправлен домой. Мы слышали это позже. «

» Это Рейке.«

« Вытри ему лицо ».

Гребер и Хиршланд продолжили копать.« Осторожно, — крикнул Муке. — Не ткни его в голову ».

Рецензии на книги, Сайты, Романтика, Фэнтези, Художественная литература

** Гребер родился во время Первой мировой войны; выросшие во время нищеты инфляции и расцвета Новой Германии Гитлера, переходили один фронт за другим в волне ранних побед Второй мировой войны — и пробудились к взрослым страданиям понимания во время отступления в Россия.Но полное осознание глубины, до которой опустились немецкие хозяева, пришло ему в голову только тогда, когда он вернулся в отпуск, спустя два года, в разбомбленный город, в запустение разрушенных надежд, резкий контраст между роскошью и высокомерным позерством. те, кто находится у власти — и люди, которые влачили ненадежное существование среди развалин, боялись выразить протест и выражали свое разочарование в мелкой жестокости друг к другу. Затем — вопреки этой безнадежной пустоте — Гребер влюбляется в Элизабет, отец которой находится в концентрационном лагере, и кратковременный расцвет их любви, осознание того, что есть ради чего жить и что страх возникает только тогда, когда кто-то другой имеет значение. придает смысл отпуску, который начался с отчаяния.Их расставание — крепкое чувство надежды — имело остроту в своей скудности деталей. Ирония судьбы конца Грэбера, ставшего жертвой того момента, когда его лучшее «я» взяло верх, он пишет финал романа, который делает для Второй мировой войны и немецкого солдата то же самое, что «Все тихо на западном фронте» сделали для лучшей книги Первой мировой войны Ремарка. — глубокое движение без всяких сентиментальных наклонностей; гневная книга, признающая ответственность за язву в сердце Германии за немцев на всех уровнях; временами уродливая, а временами красивая книга, пронизывающая поверхность взглядов и приемов, о «бесчеловечности человека по отношению к человеку» »и искре, которая иногда зажигает самые темные уголки.

Дата публикации: 20 мая 1954 г.

ISBN: Н / Д

Количество страниц: —

Издатель: Harcourt, Brace

Обзор Опубликовано в Интернете: N / A

Обзоры Киркуса Выпуск: 1 мая 1954 г.

Время любить и время умирать (Дуглас Сирк, 1958) — Чувства кино

Каждому есть время и время для каждой цели под небесами:
Время родиться , и время умирать; время сажать, и время собирать посаженное;
Время убивать и время лечить; время ломаться, и время созидать…
Время любить и время ненавидеть; время войны и время мира.»
— Экклезиаст 3: 1–3, 8

Дуглас Сирк Время любить и время умирать (1958), адаптация одноименного романа Эриха Марии Ремарка 1954 года, представляет собой произведение противоречий и неожиданных комбинаций. Простой взгляд на название фильма выявляет интересную связь: любовь — синоним жизни, а смерть — всего лишь время года. Для Сирка, который уже доказал свое владение временами года в All That Heaven Allows (1955), это был шанс перейти от одной крайности к другой, от ужасов войны до страстей нового романа.Предметы красоты превращаются в предметы ужаса, будь то зловещий звук струн открытого пианино или прозрачная ткань платья, внезапно охваченная пламенем.

Фильм раскрывается на полностью распустившемся дереве, и в нем показано, как оно увядает со сменой времен года в течение вступительных титров. Это дерево будет играть интересную тематическую роль в фильме, поскольку главные герои в конечном итоге обнаруживают, что оно цветет зимой из-за жара от огня бомбы — что-то, что отражает дихотомию в названии.

В разгар упадка Германии в конце Второй мировой войны в 1944 году Эрнст Гребер (Джон Гэвин) — нацистский солдат на российском фронте. Среди его полка есть закаленные в войне солдаты, которые в основном следуют приказам, потому что это их долг, а не их страсть — эта моральная дилемма является одной из центральных дискуссий фильма. В этих ранних сценах робкий рядовой Хиршланд (Джим Хаттон, в его первой экранной роли) направляется в расстрельную команду, чтобы убить жителей русских деревень, которых считают партизанами.Что драматично, его персонаж противопоставляется персонажу Гэвина, чтобы продемонстрировать, как далеко Грэбер ушел от того, чтобы иметь душу и просто «выполнять приказы». Тем не менее, когда приходит известие о трехнедельном отпуске с линии фронта, возможность человечности Грэбера возобновляется.

«Ты хоть представляешь, сколько длится твоя жизнь?» — спрашивает Рейтер (Кинан Винн), немецкий солдат, страдающий подагрой. «Три недели — до вашего отпуска. Три недели жизни, а потом все козыри — смерть! » Таким образом, мы стали более осознавать чувствительный ко времени элемент возвращения Грэбера в тыл, хотя по его прибытии от дома почти ничего не осталось.После бомбардировки союзными войсками все, что осталось от многоквартирного дома его родителей, представляет собой развалины, и их местонахождение неизвестно всем жителям, которые остались местными. В процессе поиска своих родителей Грэбер неожиданно находит любовь в виде дочери врача своих родителей, Элизабет (Лизелотта Пулвер). Подобно дереву, которое зацвело зимой, их любовь начинается во время войны, но не начинается вне досягаемости Бога.

Время, в некотором роде, становится козлом отпущения для всех их проблем.Будь то то, что они живут и открывают друг друга в неподходящее время, или что у них вообще не хватает времени, Грэбер и Элизабет чувствуют, что они и их общая любовь потеряны в водовороте человеческой истории. Каждое свидание, которое они проводят, прерывается воздушными налетами, один из которых, в частности, приближает их к трагедии, но все это происходит по воле Бога для своих целей … но это произведение вымысла, так что оно также находится в руках Сирка. , Ремарк и сценарист Орин Дженнингс.

В духе третьей главы Экклезиаста есть также время для сомнений и время для веры. К этому обращаются в лоб, когда Гребер посещает своего старого профессора, который тайно скрывает еврея от всепроникающей угрозы гестапо даже после того, как он отбыл короткий срок в концентрационном лагере. Как в тылу Германии, так и в отношении Грэбера, который больше не знает, чему верить, испытывает изобилие страх, поскольку его соучастие и действия его товарищей по партии начинают тяжело давить на его сердце.«Без сомнения, в вере не было бы необходимости», — говорит профессор, отвечая на вопрос Грэбера о его неизменной вере в Бога. «Как можно верить в Бога со всем, что здесь происходит?» — возражает Грэбер. «Бог не несет ответственности перед нами; мы несем ответственность перед Богом за все, что здесь происходит ». Это время для подчинения и время для ответственности.

Поскольку до возвращения к своим товарищам-нацистам на российском фронте остается всего день, Грэбер приходит к большому вопросу.Да, он нашел любовь и знает, что Елизавета будет ждать его, когда он вернется после войны или в следующий отпуск, но достаточно ли он силен, чтобы противостоять Гитлеру и Третьему рейху по-своему? Помня об этом вопросе в третьем акте, повторные просмотры «Время любить» и «Время умирать» становятся более полезными. Сопоставив фильм с фильмом Терренса Малика A Hidden Life (2019), который изображает правдивую историю нацистского солдата, который отказался от военной службы по религиозным убеждениям из-за своих религиозных убеждений, можно увидеть два совершенно разных драматических подхода к одному и тому же моральному конфликту.Добавьте сюда «Время любить» и «Время умирать». был предпоследним художественным фильмом Сирка, когда система голливудских студий подошла к концу, и что Малик из нового поколения кинематографистов Голливуда, последовавших за этой системой, и еще одна область. ибо диалог между этими двумя произведениями раскрывается.

• • •

Время любить и время умирать (1958 США 132 минуты)

Тов. Co: Universal International Pictures Prod: Robert Arthur Dir: Douglas Sirk Scr: Orin Jannings Phot: Russell Metty Ed: Ted J.Кент Мус: Миклош Рожа

В ролях: Джон Гэвин, Лизелотта Пулвер, Джок Махони, Дон ДеФор, Кинан Винн, Эрих Мария Ремарк

Время любить и время умирать (1958)

Время любить и время умирать (1958) — видеодетектив

74

«Время любить и время умирать» — драматический фильм американского кинематографа CinemaScope 1958 года, снятый Дугласом Сирком с Джоном Гэвином в главной роли.Он основан на книге немецкого автора Эриха Марии Ремарка, действие которой происходит на Восточном фронте и в нацистской Германии. прочитайте больше

«Время любить и время умирать» — драматический фильм американского кинематографа CinemaScope 1958 года, снятый Дугласом Сирком с Джоном Гэвином в главной роли.Он основан на книге немецкого автора Эриха Марии Ремарка, действие которой происходит на Восточном фронте и в нацистской Германии. Фильм получил название «Тихо на Восточном фронте».

Оригинальная версия

04.07.1958

Литой

(см. дополнительных актеров и съемочную группу) Подпись к изображению 1

Amazon.fr — Время любить и время умирать: Роман — Ремарк, Эрих Мария, Линдли, Денвер

Глава первая

Смерть в России пахла иначе, чем в Африке. В Африке под сильным английским огнем трупы между линиями тоже часто долгое время лежали непогребенными; но солнце сработало быстро. Ночью запах распространился вместе с ветром, сладкий, душный и тяжелый — газ наполнил мертвых, и они поднялись, как призраки, в свете чужих звезд, как будто они сражались в последней битве, безмолвной, безнадежной, и каждый только для него самого — но на следующий день они уже начали сжиматься, прижимаясь к земле с бесконечной усталостью, словно пытаясь влезть в нее, — и если позже их удастся вернуть, некоторые из них были легкими и высохшими, а те, что Спустя несколько недель были обнаружены лишь скелеты, которые свободно гремели в униформе, и вдруг стали для них слишком большими.Это была сухая смерть в песке, солнце и ветре. В России это была жирная, вонючая смерть.

Уже несколько дней шел дождь. Снег таял. Месяцем ранее он был на три ярда глубже. Разрушенная деревня, которая сначала казалась не чем иным, как обугленными крышами, тихо, ночь за ночью, поднималась выше из тонущего снега. Появились оконные рамы; несколько ночей спустя арки дверей; затем лестницы, ведущие вниз в грязную белизну. Снег растаял и растаял, и с таянием пришли мертвые.

Они были старые мертвецы. За село несколько раз бились: в ноябре, декабре, январе, а теперь и апреле. Его забрали, потеряли и снова забрали. Снежная буря накрыла трупы, иногда в считанные часы, настолько глубоко, что медицинские работники часто не могли их найти — пока, наконец, почти каждый день не покрывали разрушения новым слоем белого цвета, как медсестра, натягивающая простыню на окровавленную , грязная постель.

Сначала пришли мертвецы в январе. Они лежали выше всего и вышли наружу в начале апреля, вскоре после того, как начал сползать снег.Их тела были застывшими, а лица — серыми, как воск.

Их закопали как доски. На небольшом холме за деревней, где снег был не настолько глубок, что его сгребли, а могилы вырубили из мерзлой земли. Это была тяжелая работа. Похоронили только немцев. Русских бросили в открытый загон. Они начали вонять, когда стало тихо. Когда стало совсем плохо, их перелопатили. Хоронить их было необязательно; никто не ожидал, что деревня будет задержана на какое-то время.Полк отступал. Наступающие русские могли сами хоронить своих мертвецов.

У погибших в декабре было обнаружено оружие, принадлежавшее погибшим в январе. Винтовки и ручные гранаты утонули глубже тел; иногда и стальные каски. Этими трупами было легче срезать опознавательные знаки на униформе; шоу плавления уже смягчило ткань. Вода стояла у них во рту, как будто они утонули. В некоторых случаях оттаивала одна или две конечности.Когда их уносили, тела оставались неподвижными, но рука и кисть болтались и раскачивались, как если бы труп махал, ужасно равнодушно и почти непристойно. У всех, когда они лежали на солнышке, сначала таяли глаза. Они потеряли свой стеклянный блеск, и зрачки превратились в желе. Лед в них растаял и медленно потек из глаз, как будто они плакали.

Вдруг опять замерз на несколько дней. На снегу образовалась корка, которая превратилась в лед. Снег перестал тонуть.Но затем снова задул вялый знойный ветер.

Сначала в увядающем белом цвете проступала только серая пятнышка. Час спустя это была сжатая рука, тянущаяся вверх.

«Есть еще один», — сказал Зауэр.

«Где?» — спросил Иммерманн.

«Вон там перед церковью. Можем ли мы его выкопать? »

«Что толку? Ветер сам выкопает его. Снег там по крайней мере на ярд или два глубокий. Эта проклятая деревня ниже, чем все остальное здесь.Или вы просто хотите налить в ботинки ледяную воду? »

«Ада нет. Есть идеи, что есть сегодня? »

«Капуста. Капуста со свининой и картофелем. Свинины не существует ».

«Конечно же, капуста! В третий раз на этой неделе! »

Зауэр расстегнул брюки и начал мочиться. «Год назад я все еще злился на большие дуги», — мрачно объяснил он. «В хорошем военном стиле, как и положено. Я чувствовал себя хорошо. Продвигайтесь каждый день на столько-то километров.Думал, что скоро снова буду дома. Теперь я мочусь, как штатский, без энтузиазма и без удовольствия ».

Иммерман сунул руку под форму и удобно почесался. «Мне было бы все равно, как я разозлился — будь я снова штатским».

«Я тоже. Но похоже, что мы останемся солдатами навсегда ».

«Конечно. Героев в могилу. Только СС до сих пор мочится большими дугами ».

Зауэр застегнул брюки. «Они тоже могут это сделать. Мы делаем грязную работу, и эти красавицы получают все почести.Мы сражаемся две или три недели за какой-то проклятый городок, а в последний день наступают эсэсовцы и триумфально идут впереди нас. Вы только посмотрите, как за ними ухаживают! Всегда самые толстые пальто, лучшие ботинки и самые большие куски мяса! »

Иммерманн усмехнулся. «Теперь даже СС больше не захватывают города. Они возвращаются. Так же как мы.»

«Не такие, как мы. Мы не сжигаем и не стреляем в то, что не можем унести с собой ».

Иммерман перестал чесаться.»Что на тебя сегодня нашло?» — удивленно спросил он. «Ты говоришь как человек. Позаботьтесь о том, чтобы Штайнбреннер вас не слышит, иначе вы скоро окажетесь в одной из этих дисциплинарных компаний. Смотри — там снег осел! Теперь вы можете видеть часть руки этого парня ».

Зауэр осмотрелся. «Если он к завтрашнему дню так и будет таять, он будет висеть на кресте. Он в нужном месте. Прямо над кладбищем.

«Это кладбище?»

«Конечно.Разве ты не знал? Мы были здесь раньше. Во время нашей последней контратаки. Примерно в конце октября. Разве ты не был с нами тогда?

«Нет.»

«Где ты был? Больница? »

«Дисциплинарная компания».

Зауэр свистнул сквозь зубы. «Дисциплинарная компания! Будь я проклят! Для чего?»

Иммерманн посмотрел на него. «Бывший коммунист», — сказал он.

«Что? И они вас выпустили? Как это случилось?»

«Человеку обязательно везет. Я хороший механик.Видимо, сейчас они полезнее здесь, чем там ».

«Может быть. Но как коммунист! И здесь в России! Их всегда отправляют куда-то еще «. Зауэр внезапно подозрительно посмотрел на Иммерманна.

Иммерманн насмешливо усмехнулся. «Успокойся, — сказал он. «Я не стал шпионом. И я не буду сообщать, что вы сказали о СС. Это то, что вы имели в виду, не так ли? »

«Я? Не тут-то было. Никогда не думал о таком! » Зауэр потянулся за своей посудой. «Вот и полевая кухня! Быстро, иначе мы получим только мыльную воду.”

Рука росла и росла. Это было не так, как если бы снег таял, а как будто рука медленно вытягивалась из земли — как бледная угроза или парализованный жест просьбы о помощи.

Командир роты резко остановился. «Что это там?»

«Тот или иной Панже, сэр».

Рахе посмотрел более пристально. Он мог узнать кусок выцветшей ткани на рукаве. «Это не русский язык», — сказал он.

Сержант Муеке пошевелился пальцами ног в ботинках.Он терпеть не мог командира роты. Конечно, он стоял перед ним с безупречной жесткостью — дисциплина превосходила личные чувства, — но про себя, чтобы выразить свое презрение, он продолжал шевелить пальцами ног в сапогах. «Глупая задница, — подумал он. Numbskull!

«Вытащите его», — сказала Рахе.

«Да, сэр».

«Заставьте работать сразу пару человек. Такое зрелище не из приятных! »

Младенец на руках, подумал Муке. Болван! Неприятное зрелище! Как будто это был первый мертвец, которого мы видели!

«Это немецкий солдат, — сказал Рахе.

«Да, сэр. За последние четыре дня мы не нашли ничего, кроме русских ».

«Пусть его вытащат. Тогда мы увидим, что он из себя представляет. Рахе подошел к его каюте. «Честолюбивая задница», — подумал Муке. Есть печь, теплый дом и Риттеркройц. У меня нет даже Железного креста первого класса, и я заработал на него столько же, сколько он со всем своим хозяйственным магазином. «Зауэр!» он крикнул. «Иммерманн! Иди сюда! Возьми с собой лопаты! Кто еще здесь? Грэбер! Хиршланд! Бернинг! Штайнбреннер, позаботьтесь о деталях! Вот эта рука! Выкопайте и закопайте, если немец! Бьюсь об заклад, это не так.

Штайнбреннер подошел ближе. «Вы делаете ставки?» он спросил. У него был высокий мальчишеский голос, который он тщетно пытался сдержать. «Сколько?»

Муэке на мгновение смутился. «Три рубля», — сказал он тогда. «Три оккупационных рубля».

«Пять. Я не ставлю меньше пяти «.

«Хорошо, тогда пять. Но заплати.

Штайнбреннер засмеялся. Его зубы блестели в бледном солнечном свете. Ему было девятнадцать, блондин, с лицом готического ангела. «Плати конечно.Что еще, Муке?

Мюке тоже не любил Штейнбреннера; но он боялся его и поэтому был осторожен. Штайнбреннер происходил из СС.Он обладал золотой эмблемой гитлерюгенда. Теперь он принадлежал к компании, но все знали, что он информатор и шпион гестапо.

«Хорошо, хорошо». Муке вытащил из кармана портсигар из вишневого дерева, на крышке которого был выжжен цветочный узор. «Сигарета?»

«Конечно».

«Фюрер не курит, Штайнбреннер», — небрежно сказал Иммерманн.

«Закрой свою ловушку».

«Заткнись, сволочь».

Стейнбреннер покосился на свои длинные ресницы. «Кажется, вы чувствуете себя неплохо. Вы что, забыли, не так ли?

Иммерманн засмеялся. «Мне нелегко что-нибудь забыть. И я знаю, что ты имеешь в виду, Макс. Но не забывайте, что я сказал: фюрер не курит. Это все. Вот четыре свидетеля. И фюрер не курит. Все это знают ».

«Хватит царапать!» — сказал Муеке.«Продолжайте копать. Приказ от командира роты ».

«Хорошо, двигайся!» Штайнбреннер закурил сигарету, которую дал ему Муке.

«С каких это пор разрешается курить при исполнении служебных обязанностей?» — спросил Иммерманн.

«Мы не на дежурстве», — раздраженно объяснил Муке. «А теперь прекратите разговор и вперед! Хиршланд, ты тоже! »

Подошел Хиршланд. Штайнбреннер ухмыльнулся. «Отличная работа для тебя, Исаак! Выкапывают трупы. Хорошо для твоей еврейской крови. Укрепляет кости и дух.Возьми вон ту лопату.

«Я на три четверти ариец, — сказал Хиршланд.

Стейнбреннер выпустил дым от сигареты ему в лицо. «Это то, что вы говорите! Насколько я понимаю, вы еврей на четверть — и благодаря щедрости фюрера вам позволено сражаться бок о бок с настоящими немецкими мужчинами. Итак, откопайте эту русскую свинью. Он слишком сильно воняет для нежного носа лейтенанта.

«Это не русский язык», — сказал Грэбер. Он подтащил к мертвому несколько досок и сам начал срезать снег вокруг руки и груди.Теперь была отчетливо видна мокрая форма.

«Не русский?» Штейнбреннер подошел, быстрый и уверенный, как танцор на качелях, и присел на корточки рядом с Грэбером. «Это факт. Это немецкая форма. Он обернулся. «Муке! Это не русский! Я выиграл! »

Муке тяжело переступил через дорогу. Он уставился на дыру, в которую медленно стекала вода. «Я не могу этого понять», — с отвращением заявил он. «Уже почти неделю мы не находим ничего, кроме русских.Он, должно быть, один из тех декабрьских людей, которые погрузились глубже ».

«С таким же успехом он может быть с октября, — сказал Грэбер. «Тогда сюда прошел наш полк».

«Вздор. Их больше не может быть «.

«Может быть. Мы провели здесь ночную схватку. Русские отступили, и мы должны были немедленно идти дальше ».

«Это правда, — объявил Зауэр.

«Вздор. Наши заменители, должно быть, нашли всех мертвых и похоронили их ».

«Это не совсем так.К концу октября пошел очень сильный снег. И в то время мы все еще быстро продвигались ».

«Ты уже второй раз так говоришь». Штайнбреннер посмотрел на Гребера.

«Я буду рад, если хотите, еще раз услышу. Тогда мы контратаковали и продвинулись более чем на сотню километров ».

«А теперь мы отступаем, а?»

«Теперь мы снова здесь».

«Это значит, что мы отступаем, не так ли?»

Иммерманн предостерегающе толкнул Гребера.«Может быть, мы идем вперед?» — спросил Грэбер.

«Мы сокращаем наши линии», — сказал Иммерманн, насмешливо глядя в лицо Штайнбреннеру. «Уже год. Стратегическая необходимость. Все это знают ».

— У него кольцо на руке, — внезапно сказал Хиршланд. Он продолжал копать и обнажил другую руку мертвеца. Муке наклонился. «Кольцо», — сказал он. «И золотой тоже. Обручальное кольцо.

Все смотрели на это. «Смотри на себя», — прошептал Иммерманн Греберу.«Эта свинья избавит вас от отпуска. Он сочтет вас паникером. Он просто ждет шанса ».

«Он просто выпендривается. Тебе лучше быть начеку. Он любит тебя больше, чем меня.

«Мне все равно. Я не получу отпуска ».

«Это знаки отличия нашего полка», — сказал Хиршланд. Он продолжал копать руками.

«Значит, совершенно точно, что это не русский, а?» Штайнбреннер повернулся и ухмыльнулся Мюке.

«Нет, это не русский язык», — сердито ответил Муке.

«Пять рублей! Жаль, что мы не поставили десять. Кашляй! »

«У меня нет при себе».

«Где же тогда? В рейхсбанке? Давай, кашляй! »

Муке свирепо посмотрел на Штайнбреннера. Затем он достал бумажник и передал деньги. «Сегодня все пошло не так, черт возьми!»

Штайнбреннер положил деньги в карман. Грэбер снова наклонился, чтобы помочь Хиршланду копать. «Я считаю, что это Рейке», — сказал он.

«Что?»

«Это лейтенант Рейке. Есть его решетки. А здесь, на правой руке, отсутствует последний сустав указательного пальца ».

«Вздор. Рейке был ранен и отправлен домой. Мы узнали об этом позже ».

«Это Рейке».

«Очисти его лицо».

Гребер и Хиршланд продолжили раскопки. — Осторожно, — крикнул Муеке. «Не тыкай ему в голову».

«Теперь он этого не почувствует», — сказал Иммерманн.

«Закройте свою ловушку. Здесь лежит павший немецкий офицер, коммунист! »

Лицо появилось из снега.Она была влажной и производила странное впечатление, поскольку глазные впадины все еще были заполнены снегом: как будто скульптор оставил маску незавершенной и слепой. Между синих губ блестел золотой зуб.

«Я не могу его опознать, — сказал Муеке.

«Это должен быть он. В тот раз мы не потеряли здесь ни одного другого офицера ».

«Вытри ему глаза».

Грэбер на мгновение заколебался. Затем он осторожно вытер снег перчаткой. «Это он», — сказал он.

«В мире есть великий писатель Эрих Мария Ремарк.