Российская современная проза | Издательство АСТ
11
Cristal Rose 1
PC.
Агурбаш Ольга Борисовна 6
Арутюнова Каринэ Вячеславовна 1
Артемьева Мария Геннадьевна 1
Аксенов Василий Павлович 1
Артемьев Д 3
Ананиева Нонна Ивановна 2
Алешковский Юз 2
Арбенина Диана Сергеевна 1
Арабов Юрий Николаевич 4
Апрелева Наташа 2
Книги Современная проза читать онлайн
Описание жанра
Жанр современная проза представляет читателям драматизм и сложность переживаний человека, открывается эстетизм значения личной жизни наряду с жизнью общественной. Только при таких условиях можно в литературе воплотить исторический подвиг народа, который выразил единство индивидуальных действий и воли, которые слагаются из поступков каждого человека. В процессе работы писателям необходимы жизненные подробности. Реалии жизни приобрели художественную значимость.
В современной литературе появляются новые возможности для художественного восприятия действительности. Как и любые поиски истины, процесс создания современных произведений противоречив, индивидуален и специфичен, как и поиски истины. Для писателя значение имеет стимул, который побудил его к творчеству, также нужно правильно выбирать жизненные материалы, обоснованные поступки героев и нужное духовное состояние. Есть несколько общих принципов освоения и познания действительности. Они выражаются в мировосприятии и историзме мышления.
Историзм соответствует уровню эстетического мышления и развитию научного познания. Во многих литературных произведениях центральной темой была проблема народа и личности в историческом контексте. Если говорить о синтезе художественной и исторической мысли, то это — «Тихий Дон» Шолохова, эту книгу современной прозы, читать онлайн можно на многих сайтах. Историзм в романе рассматривают как принцип исследования истории и основание для новой поэтической системы.
Принципы историзма сопровождаются внедрением в литературу средств и форм исторической изобразительности в различных прозаичных жанрах. Художественный историзм дает простор для творческого воспроизведения действительности: синтеза, интуиции, догадки, воображения. Если говорить об историзме в реализме, то знание о времени, обществе, человеке стало более глубоким, а это имеет значение для современных произведений.
История часто присутствует в произведениях, которые посвящены жизни и судьбе человека. Если современную прозу читать онлайн, то можно заметить, что в художественно-биографических произведениях писатели личную жизнь героев анализируют в тесной связи с исторической жизнью. Естественная субъективность корректируется реальными историями. Художественные формы, речевые средства и композиция в современной прозе зависят от историзма мысли.
Современная Проза — читать книги онлайн бесплатно
Книги в жанре Современная проза
Современная проза – повествовательные произведения, действия которых происходят в современных реалиях. Это один из самых главных, древних и популярных жанров литературы, и не собирается отпускать эту позицию. Потому что читать современную прозу любят очень многие: эти книги как никакие другие близки к правде и жизни, они часто правдивы и искренни. Одни из таких произведений описываются по реальным событиям или просто основаны на них, другие написаны из головы автора, но что ясно совершенно точно – книги в этом жанре интересно читать, потому что они, словно фильтр реальности, преподносят нам самые интересные истории нашей жизни. Это всегда будет важно.
Особенности книг в жанре Современная проза в 2020
Можно долго говорить о том, насколько нам близки, правдивы и достоверны качественные книги в современной прозе. Но ведь особенность этого жанра в другом: он обширен и необъятен, позволяет вбирать в себя все лучшее из литературы реализма. Ведь под этими книгами может скрываться все, что угодно: философские истории, драматичные книги, любовные романы, боевики, интригующие детективы, юмористические романы с сатирой, молодежная проза и даже романтическая эротика.
Читая современную прозу, мы можем видеть наш современный мир через призму автора, который решил нам что-то рассказать. Причем эти сюжеты и истории служат для нас одновременно и уроком, и моралью. Но что действительно хорошо – современная проза пишется простым и понятным языком, поэтому, находясь в этом разделе, вы можете спокойно окунуться в любую книгу с головой. Эти произведения читаются легко и беззаботно, хотя и в них предостаточно пищи для ума – вам найдется, над чем подумать после прочтения, если, конечно, вы того пожелаете.
Почему Современную прозу лучше всего читать онлайн на Литнет?
Литнет предоставляет огромный выбор произведений в жанре современной прозы. Просто оставайтесь на нашем сайте и приступайте к чтению! Обратите внимание на второй, дополнительный жанр у каждой книги из раздела – так вы сможете лучше представить, в каком ключе пишется книга. Здесь сами писатели выкладывают интересные книги, и вы можете комментировать любую из них после прочтения, указывать автору на ошибки и неточности, а может быть, наоборот, вы захотите его похвалить или перекинуться комментариями с другими читателями? Все это возможно в полной мере именно здесь, на Litnet. Хорошие книги от отечественных современных авторов – отличный повод провести свободное время с достойными книгами, о прочтении которых вы никогда не будете жалеть.
Новейшая русская проза. Современная проза: лучшие книги в жанре
Новая книга российского автора
16+
Новинка ноября 2018!
Новая книга российского автора. Жанр: «Сентиментальная проза». Серия: «Капризы и странности судьбы». Изда.: «Эксмо». Кол. страниц: 324. ISBN: 978-5-04-097604-1. Создано: 06. 11.2018
Это был лучший месяц в ее жизни. Но она понимала, что такой роман это есть выбор между несколькими ящиками носовых платков или в ожидании телефонного звонка, в течение которого придется сжать свою душу в кулак и попробовать спокойно жить, стараясь не тревожиться и не переживать. Алина этого не умела – и количество носовых платков резко сокращалось. Затем звонки от героя её романа прекратились. Страшного случиться с ним не могло ведь такое сразу становится известно прессе. Остается признать – ее действительно банально бросили. Следующие три дня Алина плакала как белуга – а затем села за свой компьютер и быстро написала самый лучший свой рассказ, благодаря которому она и стала знаменитой.
Рябиновый клин
18+ Сентябрь 2018! Автор: Дина Рубина. Книга 1.. Цикл в 3х частях: «Наполеонов обоз». Жанр: «Современная проза». ISBN: 978-5-04-098081-9. Изд-во: «Эксмо». Стр-ц: 318. Тираж: 14700 Создано: 21.09.2018
Книга «Рябиновый клин» — лучшее в современной прозе российских авторов осени 2018 года.
В 2018 году в свет выходит роман «Рябиновый клин», ставший первой книгой в трилогии Дины Рубиной «Наполеонов обоз». Красоты деревенской природы, искренняя любовь и предательство, судьбоносные жизненные перипетии и даже спрятанные драгоценности из мифического обоза императора Бонапарта – все это, и многое другое откроется перед читателями этого прозаичного произведения. Героям книги предстоит спустя двадцать пять лет после расставания вернуться к так и не угасшим любовным чувствам и начать борьбу за новое совместное будущее.
Список лучших книг российских авторов
Представлен список лучших книг российских авторов — новинок 2018 года.
Дама из сугроба
16+ Новинка июля 2018! Популярная новинка в современной отечественной прозе — хит 2018 года: «Дама из сугроба». Изд-во: «АСТ». Страниц: 324. ISBN: 978-5-17-107644-3. Переплет: Тв. Формат: 245×122 мм. Тираж: 24200 Создано: 08.08.2018
Главный герой книги – Тимур, мужчина сорока четырех лет, выходец из России, переехавший в США и открывший там своей небольшой и вполне успешный бизнес.
Ставшее традиционным празднование Рождества в Париже, оборачивается для мужчины множеством непредсказуемых событий, включая знакомство с московским студентом Алексеем, полет в Москву, встреча с отцом после восемнадцатилетнего отсутствия общения и многое другое.
Кардинально меняющие его будущее приключения, начавшиеся в парижском кафе, значительно запутывают его непростую жизнь, в то же время, позволяя, наконец, разобраться в своем внутреннем мире.
Текст
18+. Новинка июня 2017! Книга: «Текст». . Изд-во: «АСТ». Жанр: «Современная проза». ISBN 978-5-17-103521-1. Список: «Лучшие книги российских авторов». Формат: 71×91/16 Тираж: 45000 Стр.: 323
Аннотация: «Текст». Семь лет провел Илья на зоне – в душной и унылой хате, в чужом и неуютном городе. И вот, наконец, вернулся в ноябрьскую Москву, чтобы поскорее поехать домой, в Лобню. Знакомыми запахами и звуками встретила его Златоглавая. Но уже в метро, которое должно увезти парня в родное Подмосковье, он понял, что мир, вроде бы оставшийся прежним, очень изменился. Все сидят, утонув в своих телефонах, где кипит какая-то другая, более интересная и насыщенная жизнь. И вскоре Илья поймет, что телефон – это и есть мы. А потеряв его, ты потеряешь себя.
Шпионы тоже лохи
16+. Новинка ноября 2017! Жанр: « Современная проза». Изд.: «АСТ». ISBN: 978-5-17-100598-6. Страниц: 321. Формат: 209/123/28 мм. Создано: 25.11.2017
Представляем новую книгу Екатерины Вильмонт «Шпионы тоже лохи» из списка российских авторов «Лучшая книга ноября 2017 года в жанре современной прозы».
В 2017 году из-под пера Екатерины Вильмонт вышел новый роман «Шпионы тоже лохи». Главные его герои Михаил Бобров и Марта, знакомые по сюжету книги «Вафли по-шпионски», вновь оказываются в центре детективной истории, которая начинается с неожиданного предложения о сотрудничестве с крупным издателем Костенко. Бывшему шпиону и безрассудно влюбленному Боброву предстоит пройти серьезную проверку, которую ему устроят неизвестные недоброжелатели.
По ту сторону вдохновения.

16+ Новинка 2017! Книга Юрия Полякова : «По ту сторону вдохновения». Издательство «АСТ». Серия: «Любовь в эпоху перемен». ISBN 978-5-17-102842-8. Жанр: «Современная проза». Стр.: 481. Создано: 30.04.2017
Автобиографический сборник «По ту сторону вдохновения» приоткроет завесу тайны над тем, как создаются лучшие книги российских авторов. Практически все вошедшие в книгу эссе посвящены истории и судьбе сочинений Юрия Полякова – от дебюта «Сто дней до приказа» и вышедшего в разгар перестройки «Апофегея» до романа «Козленок в молоке» и дилогии «Гипсовый трубач». Рассказывает автор и о нереализованных замыслах, которые не воплотились в жизнь по самым разным причинам.
Фиалки на десерт.
В конце марта увидит свет очередной роман российского автора Марии Метлицкой: «Фиалки на десерт». Одна из главных литературных новинок марта вышла в популярной серии «За чужими окнами».
16+. «Фиалки на десерт». . Издательство: «Эксмо» — 2017 г. Серия: «За чужими окнами. Современная проза». Страниц 355. ISBN 1-978-5-699-95568-8. Тв-переплёт. Создано 20.03.2017
Главная героиня новой книги Марии Метлицкой «Фиалки на десерт» – Татьяна Евгеньевна, или просто Таня. Ведь глядя на эту хрупкую и миниатюрную женщину не поверишь, что у нее есть уже совсем взрослый ребенок – сын Митя. И скоро он навсегда уедет в Париж вместе со своей невестой-француженкой – высокомерной, невыразительной и невоспитанной особой по имени Женевьев.
Матери не нравится возлюбленная сына, но по-настоящему ее страшит лишь перспектива одиночества. Найдет ли Таня силы жить дальше и принять выбор Мити. Сможет ли понять, что ее жертвенная материнская любовь не была напрасной?
Как бы ни ругали критике во всём мире современную литературу, она продолжает успешно существовать и радовать читателей. Сейчас данный вид искусства развивается очень динамично, сосуществуют и взаимодействуют различные стили, жанры, направления. В этом сумасшедшем разнообразии каждый может отыскать себе что-нибудь по вкусу.
Современное состояние литературы
Несмотря на огромное жанровое разнообразие, одним из популярнейших направлений в мировой литературе является реализм . Для реалистических произведений характерны глубокий психологизм персонажей и пристальное внимание к общественной жизни. В таких книгах содержание, внутренне наполнение доминирует над художественной формой.
Кроме реализма, с его духовными исканиями и открытиями, ещё одним влиятельным течением является постмодернизм , философские основы которого были сформулированы ещё в 80 годах ХХ века такими видными литературными деятелями, как Милорад Павич, Умберто Эко, Милан Кундера, Патрик Зюскинд и другими.
Постмодернистская концепция предусматривает восприятия мира как некоего хаоса
. Это связано с глобальными изменениями на нашей планете: растерянность людей перед масштабными военными, техногенными и природными катастрофами. Современный человек постоянно боится конца света, но, при этом видит, что общество интенсивно развивается в плане науки и технологий.
Для постмодернистской литературы характерны такие черты, как неоднозначность, неопределённость, отсутствие каких бы то ни было рамок, фрагментарность, потеря своего «Я». Авторы отказываются от так называемых вечных ценностей.
Кроме вышеуказанных существует и ряд других относительно новых и модных литературных направлений: концептуализм, киберпанк, магический реализм , Ещё интенсивно развиваются книжные сериалы, графические новеллы (они же комиксы), электронные эпистолярные романы.
Не теряет популярности и автобиографические книги. Но они, как правило, создаются не собственно персонами, о которых идёт речь, а наёмными техническими писателями. Это тесно связана с другой тенденцией — появляется всё большее количество анонимных текстов, которые переполняют интернет.
Лучшие книги современной прозы
Нынешние писатели весьма плодовиты, да и количество их выходит за все разумные рамки. Но в этом безбрежном океане литературы есть некие ориентиры, маяки — действительно стоящие талантливые произведения:
- Донна Тартт ;
- Пола Хокинс ;
- Дэйв Эггерс ;
- Януш Вишневский ;
- Уильям Голдинг ;
- Бернард Вербер и другие.
Фредерик Бегбедер
В этой книге, как и в других известных произведениях Бегбедера, главным героем выступает Марк Марронье. Он считает, что всё в этой жизни происходит в соответствии с законами природы . Один из законов Марк сформировал таким образом: «Любовь живёт три года».
И казалось бы, подтверждение этому он нашёл, разводясь со своей женой. Но разрыв был связан с новой влюблённостью Марка. Он полностью поглощён страстью, но с опаской ожидает приближение самим же им придуманного срока.
Карлос Руис Сафон
Это книга-загадка, книга-лабиринт, полная секретов . Она хранит три тайны. Первая — тайна главного героя, журналист по имени Давид, который скрывается от закона. Вторая — тайна города возможностей Барселоны. А третья — тайна книги, у которой есть начало, но не может быть конца.
Если вы следите за всем последними тенденциями в мире литературы, то вам просто необходимо посетить наш сайт. У нас можно читать онлайн лучшие произведения современной прозы.
Рассказываем о самых популярных российских книгах, начиная с классики и заканчивая современной литературой.
От п ерестройки до 21 века
Современная российская литература динамично развивается с 1991 года — года развала Советского Союза. Четыре поколения писателей разных жанров наполняют ее внутреннюю суть, создавая лучшие российские книги.
Российская литература получила новый виток развития в годы перестройки. Писатели и книги, которые украсили тот период:
- Людмила Улицкая «Медея и ее дети» ;
- Татьяна Толстая «Круг»;
- Ольга Славникова «Вальс с чудовищем».
Эти книги освещают социальные и политические проблемы.
Современная российская проза 21 века тоже не стоит на месте. Образовалась целая творческая плеяда писателей, среди который такие известные имена как Дарья Донцова, Борис Акунин, Александра Маринина, Сергей Лукьяненко, Татьяна Устинова, Полина Дашкова, Евгений Гришковец. Эти авторы могут гордиться максимальными тиражами.
Современная литература создается писателями в различных жанрах. Как правило, это произведения в рамках таких направлений как постмодернизм и реализм. Из самых популярных жанров можно отметить антиутопию, блогерскую литературу, а также массовую литературу (сюда входят ужасы, фэнтези, драмы, боевики, детективы).
Развитие современной русской литературы в стиле постмодернизма идет параллельно с развитием общества. Для этого стиля характерно противопоставление реальности и отношения к ней. Писатели тонко проводят грань между существующей действительностью и в ироничной форме передают свое видение смены социального строя, перемен в обществе и преобладания беспорядка над покоем и упорядоченностью.
Определиться какая книга является шедевром сложно, ведь у каждого из нас свои представления об истине. И потому благодаря плодотворному творчеству поэтов, драматургов, фантастов, прозаиков, публицистов великая и могучая русская литература продолжает развиваться и совершенствоваться. Только время может поставить последнюю точку в истории произведения, потому как истинное и подлинное искусство не подвластно времени.
Самые лучшие российские детективы и книги про приключения
Увлекательные и захватывающие воображение истории в детективном жанре требуют от авторов логики и смекалки. Нужно продумать все тонкости и аспекты, чтобы интрига держала читателей в напряжении до последней страницы.
Современная российская проза: лучшие книги для благодарных читателей
В топ-10 самых интересных книг российской прозы вошли следующие произведения.
Проза в России всегда была актуальной. Сегодня также она не теряет своей популярности. Как правило, она освещает реальные проблемы современного общества, указывает на пороки и недостатки. Основными направлениями являются реализм и постмодернизм.
Современная проза рассчитана на широкий круг читателей. Авторы стараются писать простым понятным языком. Отличительная особенность сегодняшних книг – описание существующей действительности с иронией.
Выделить какую-либо одну лучшую книгу российской прозы невозможно. У каждого читателя свои вкусовые предпочтения. Но, исходя из количества положительных отзывов и рецензий, нам удалось определить несколько самых востребованных и известных произведений. Каждое несет глубокий смысл и свое представление об истине. Авторы данных книг популярны в современном русском литературном обществе. Их работы насчитывают максимальное количество тиражей.
ТОП – 10 лучших книг современной российской прозы
10 Москва-bad
Современный очерк о столичной жизни
Одним из лучших прозаиков современности является Алексей Шепелев. В 2013 году он удостоился премии «Нонконформизм», а в 2014 стал финалистом премии А. Белого. Пишет лаконично, без изяществ. Книга «Москва-bad»не похожа на другие работы автора. Она рассчитана на широкий круг читателей и представляет собой синтез нескольких жанров: очерка, репортажа, романа, — написанных с выразительной художественностью.
9 Маримба!
Книга о внутрисемейных отношениях
Книга представляет собой сборник маленьких рассказов о жизни московской семьи. Мать и дочь отлично ладят, искренне и тепло относятся друг к другу. Первая – коренная москвичка с дворянскими корнями и хорошим образованием, со знанием нескольких языков. Всю свою жизнь посветила воспитанию ребенка, но очень надеется, что когда-нибудь ее одиночество закончится.
Вторая – умница, красавица, отличница. Посещает музеи и театры, отлично танцует и в совершенстве владеет английским. На фоне линии внутрисемейных отношений появляются образы учителей и соседей. Не всегда приятные. Это отталкивает некоторых читателей, но, такова правда жизни. По мере взросления у дочери появляется первая любовь. Эти главы особенно отмечаются любителями прозы. Смысл книги о светской жизни московской семьи до боли знаком многим. Поэтому «Маримба!» не теряет популярности в наши дни.
8 Медовый рай
Глубокий психологический смысл
Еще одним представителем российской прозы является Валерий Бочков. В книге «Медовый рай» автор рассказывает о жизни восемнадцатилетней Софьи, которая по воле судьбы попадает в женскую исправительную колонию. Там девушка размышляет над жизнью, находит своих бесов и ангелов. От смерти ее отделяют всего 27 шагов (27 шагов до электрического стула).
На фоне несчастной судьбы автор довольно живо описывает окружающие пейзажи. События разворачиваются в пустыне, но, все равно, Бычков находит слова, чтобы рассказать о необычайно красивой природе. По сути, книга является детективным романом, превращающимся в конце в настоящий триллер. Он заставляет мыслить. В нем русская психология переплетается с голливудским кинематографом. Персонажи как живые, одни вызывают симпатию, другие отвращение. Но любой, кто взял в руки «Медовый рай», останется под невообразимым впечатлением.
7 Где нет зимы
Просто о сложном
Сабитова, одна из лучших российский писательниц, которая умеет грамотно сказать о трудных вещах. Ее рассказы всегда о трудностях жизни, о детях-сиротах, об их взрослении, о сложных взаимоотношениях в семье. В книге идеально соседствуют такие эмоции как горе и радость, сострадание и восхищение. Герои выглядят реалистично.
Дина сумела раскрыть трагизм сложившихся событий не только глазами главных действующих лиц, но и показала чувства со стороны. Добавив истории немного фантастики, она включила в повествование домового и куклу. Дети, Паша и Гуль вынуждены расти и взрослеть в детском доме. То, как они справляются с трудностями и своими переживаниями, не оставляет равнодушным ни одного читателя, не зависимо от возраста.
6 Письмовник
Невероятно простой и красивый слог
Знаменитый автор впервые показал российской литературе, что интеллектуальная проза доступна широкому кругу читателей в России. Каждое появление новой книги – это всегда событие. «Письмовник» восторженно встретили не только поклонники творчества Шишкина, но и критики. Они единодушно сошлись во мнении, что книга написана в великолепном стиле.
Эта история о двух влюбленных, которые пишут друг другу письма. Однако ни одному из писем не суждено быть прочитанным, так как герои находятся в разных временных отрезках. Кому – то сюжет может показаться странным. Это на первый взгляд. Прозаик поднимает довольно серьезные душевные вопросы. Он пишет настолько правильно и красиво, что хочется дочитать повесть до конца и вместе с персонажами прожить их нелегкую судьбу. Благодаря высокой востребованности и положительным отзывам, роман удостоился награды «Большая книга» и вошел в рейтинг лучших.
5 Дом, в котором…
Необыкновенный сюжет
Книга была издана не так давно, но уже успела поучаствовать в конкурсах и завоевать приз зрительских симпатий. На «Русской премии» в номинации «Крупная проза» она заняла первое место. Действие происходит в доме на окраине забытого города. Туда попадают дети с психическими расстройствами, дети — инвалиды, дети, потерявшие связь с внешним миром. Им здесь хорошо, так как никто не обращает внимание на их личностные расстройства.
Поразительный сюжет, который захватывает с первых строк. Немыслимые тайны и ключи к их разгадкам. Все это Мариам Петросян удалось рассказать с особой таинственностью. В наши дни книга стала особенно популярной. Она участвует во многих рейтингах и занимает лидирующие позиции.
4 И шарик вернется…
Лучшая книга о женской дружбе
Мало кто из современных прозаиков пишет о дружбе, особенно о женской. Мария Метлицкая – одна из немногих авторов, осветившая данную сторону жизни. Поэтому ее книгу «И шарик вернется…» считают одной из лучших. Это рассказ о женщинах, которые не смотря ни на что, пронесли свою дружбу через всю жизнь. Такие разные снаружи, но такие близкие изнутри.
Читатели особенно рекомендуют эту книгу подросткам. Возможно, кого-то она убережет от необдуманных поступков. Полезно прочитать ее и тем, кто столкнулся с большими проблемами в жизни. То есть, всем. Ее сюжет знаком каждой девушке или женщине. Здесь и разлуки, и предательство, и счастье, и рождение малышей, и потеря родных людей. Главная истина, которую автор хочет донести – за черной полосой всегда наступает белая. Вот, что она пишет в конце: «… и все получат свои порции счастья, удачи, радости и надежды».
3 Авиатор
Самая покупаемая книга
Евгений Водолазкин известен не только в современной России, но и за рубежом. После публикации, его книги сразу становятся хитами продаж. Появившись в 2016 году, «Авиатор» стал настолько популярен, что уже через несколько месяцев после выхода, он собрал толпу поклонников. Главный герой, очнувшись в больнице, с ужасом понимает, что ничего не помнит. В его голове остались лишь обрывки воспоминаний, которые он начинает записывать.
Авиатор – это не профессия, это образ человека, который смотрит на жизнь свысока, раздумывает над вечными вопросами, делает неожиданные выводы. О книге встречаются больше положительных отзывов. Одни в качестве достоинств отмечают неспешность повествования, другие – особо трепетное описание Петербурга, третьим знакомы мысли и чувства, затронутые автором. «Авиатор» хоть и написан в стиле исторической фантастики, но не имеет излишней фантазии. Наоборот, пронизан этическими дилеммами и глубочайшим внутренним миром.
2 Черновик
Лучший фантастический сюжет
Сергей Лукьяненко известен читателям как одаренный фантаст. Однако, на этот раз он показал себя совершенно с другой стороны и выступил в роли психолога. «Черновик» стал его визитной карточкой. Главный герой возвращается домой как ни в чем не бывало, но его никто не узнает: ни любимая девушка, ни собака, ни родители. Даже его привычное место занимает посторонний человек.
Кирилл в истерике, но в этот момент в его руки попадает письмо с указанием дальнейших действий. Он понимает, что находится между двумя жизнями. Однако одна не легче другой. Проблемы накапливаются как снежный ком, переплетая не просто жизненные циклы, а целые миры. Как разобраться в случившемся? Как распутать клубки вранья и пороков? Где правда, а где ложь? В этом и предстоит разобраться главному герою. Читатели рекомендуют «Черновик» всем, кто любит неординарные и увлекательные истории.
1 Дyxless. Повесть о ненастоящем человеке
Лучшая книга о пороках современного общества
Одна из лучших работ современной прозы – книга «Дyxless». Вышедшая недавно, она произвела настоящий фурор в русской литературе. Это повесть о пороках и изъянах нашего общества, в частности, молодежи. Поэтому она быстро обрела популярность и внимание со стороны читателей не зависимо от возраста. Сергей Минаев — первый из прозаиков, кто осветил проблему псевдокультуры, так называемого гламура, сложившегося после 2000-го года.
В книге описывается история успешного молодого человека, который не знает счета деньгам и прожигает жизнь «как может». Со временем, из-за отсутствия удовлетворения, интерес к красивой жизни начинает пропадать, и он задумывается над ее глубоким смыслом. Автор поднимает проблему места человека в обществе, его мироощущения. Роман настолько заинтересовал современных читателей, что в итоге было продано более 1000000 экземпляров.
Современная проза — повествовательные произведения, действия которых происходят в современных реалиях. Это один из самых главных, древних и популярных жанров литературы, и не собирается отпускать эту позицию. Потому что читать современную прозу любят очень многие: эти книги как никакие другие близки к правде и жизни, они часто правдивы и искренни. Одни из таких произведений описываются по реальным событиям или просто основаны на них, другие написаны из головы автора, но что ясно совершенно точно — книги в этом жанре интересно читать, потому что они, словно фильтр реальности, преподносят нам самые интересные истории нашей жизни. Это всегда будет важно.
Особенности книг в жанре Современная проза
Можно долго говорить о том, насколько нам близки, правдивы и достоверны качественные книги в современной прозе. Но ведь особенность этого жанра в другом: он обширен и необъятен, позволяет вбирать в себя все лучшее из литературы реализма. Ведь под этими книгами может скрываться все, что угодно: философские истории, драматичные книги, любовные романы, боевики, интригующие детективы, юмористические романы с сатирой, молодежная проза и даже романтическая эротика.
Читая современную прозу, мы можем видеть наш современный мир через призму автора, который решил нам что-то рассказать. Причем эти сюжеты и истории служат для нас одновременно и уроком, и моралью. Но что действительно хорошо — современная проза пишется простым и понятным языком, поэтому, находясь в этом разделе, вы можете спокойно окунуться в любую книгу с головой. Эти произведения читаются легко и беззаботно, хотя и в них предостаточно пищи для ума — вам найдется, над чем подумать после прочтения, если, конечно, вы того пожелаете.
Почему Современную прозу лучше всего читать онлайн на Лит-Эре?
Лит-Эра предоставляет огромный выбор произведений в жанре современной прозы. Просто оставайтесь на нашем сайте и приступайте к чтению! Обратите внимание на второй, дополнительный жанр у каждой книги из раздела — так вы сможете лучше представить, в каком ключе пишется книга. Здесь сами писатели выкладывают интересные книги, и вы можете комментировать любую из них после прочтения, указывать автору на ошибки и неточности, а может быть, наоборот, вы захотите его похвалить или перекинуться комментариями с другими читателями? Все это возможно в полной мере именно здесь, на Лит-Эре. Хорошие книги от отечественных современных авторов — отличный повод провести свободное время с достойными книгами, о прочтении которых вы никогда не будете жалеть.
Дмитрий Быков: Современная русская проза – 25 лучших книг | ReadRate
Дмитрий Быков, писатель, автор нашумевшего романа «Июнь», теоретик литературы, великолепный лектор, радиоведущий и колумнист, советует лучшие образцы современной русской прозы. Подборка составлена на основе материалов книги «Один: сто ночей с читателем» и предоставлена издательством «АСТ».
1. Ненастье. Алексей Иванов
Роман «Ненастье», мне кажется, подтвердил, что Алексей Иванов (простите опять за сравнение) – это такой Алексей Толстой нашего времени, которому одинаково хорошо удаются и исторические повествования, и современные. Он написал «Хмурое утро» Толстого. Вот есть «Хмурое утро», и есть «Ненастье». Роман, совершенно замечательный, о том (правильно Иванов говорит), как русский человек ищет себе корпорацию.
2. Это я — Эдичка. Эдуард Лимонов
Ранний Лимонов написал «Это я – Эдичка» – книгу, которая полна такой боли и такой обнажённой плоти (действительно не просто обнажённой, а плоти с содранной кожей), такой человечности! Это книга, полная самых горячих детских слёз, детской сентиментальности.
3. Московский Гамбит. Юрий Мамлеев
Юрий Мамлеев написал очень хорошую книгу о московском кружке, где замечательно передана атмосфера тех лет. Я имею в виду, конечно, «Московский гамбит». Там эта атмосфера подпольной Москвы… Я её застал и очень хорошо помню: эти ксероксы, эти перепечатки, эти сборища интеллигентские, бесконечные дискуссии на религиозные темы, страшная помесь йоги, оккультных сочинений, передаваемых из рук в руки, интеллигентских версий христианства. Это всё было очень интересно и насыщенно.
4. Делай, что хочешь. Елена Иваницкая
Елена Иваницкая – мой любимый критик, человек очень острого, очень критического ума, автор лучшей, я думаю, книги об Александре Грине. Она написала роман в гриновском духе «Делай, что хочешь», который имеет подзаголовок «Эскапистский роман».
5. Серебро Господа Моего. Борис Гребенщиков
Гребенщиков, «Серебро Господа моего» – не о добре и зле, это очень важно. У Гребенщикова совершенно нет традиционной морали, точнее – у него нет моралистики, морализирования. Он свободен, его всякий может понимать как пожелает.
6. Хроники Харона. Энциклопедия смерти. Александр Лаврин
Александр Лаврин – один из самых значимых для меня людей в современной литературе… Его трёхтомник «Энциклопедия смерти» для меня был самым сильным художественным потрясением за последнее время.
7. Лестница. Плывун. Петербургские повести. Александр Житинский
Почему я считаю, что «Лестница. Плывун. Петербургские повести» Александра Житинского надо читать сейчас? Тогда человек тоже был беспомощен, и тоже тогда казалось, что всё катится в бездну, но кислород человечности кто-то должен был выделять. И этот кислород человечности, которым мы все дышали тогда, – это проза Житинского.
8. Книга Фурмана. Александр Фурман
Книга Фурмана написана Александром Фурманом, конечно, в основном о себе. Это титанический замысел – там шесть томов, почти прустовский масштаб… Если вы где-то эту книгу найдёте, то прочтите. Так что писать про себя – это не хуже, чем писать про других.
9. Номер один, или в Садах других возможностей. Людмила Петрушевская
Я сразу хочу сказать, что Людмила Петрушевская представляется мне крупнейшим современным российским прозаиком, не драматургом, но великолепным прозаиком, сказочником, нашим русским Андерсеном (а Андерсен должен быть жесток, чтобы пробить сопротивление ребёнка). <…> Петрушевская – это в чистом виде ожог, ожог жизнью, страшное, безутешное, нарочито усиленное переживание трагедии. <…> И если бы Петрушевской достался Нобель, это было бы очень хорошо. «Номер один, или В садах других возможностей» – она не зря так назвала эту книгу, потому что автор этого романа, безусловно, номер один в современной российской прозе, может быть, и в фантастике тоже, потому что это фантастическая история.
10. Странствия по поводу смерти. Людмила Петрушевская
Людмила Петрушевская работает со страхами («Странствия по поводу смерти»). И именно то, что она не боится вглядываться в эти страхи, вытаскивает их наружу, – это и спасает читателя от ублюдочного эгоизма, это заставляет его избавиться от страха и посмотреть на страдающих рядом людей. Поэтому это великая литература.
11. Другой путь. Борис Акунин
«Другой путь» Бориса Акунина – вот там самые интересные рассуждения о любви, очень интересные. И сам тип любви, в котором сочетается влечение ума, влечение тела, влечение сердца, – это очень точно описано. Мало у нас о любви хороших текстов.
12. Земля — Сортировочная. Алексей Иванов
Ой, «Земля–Cортировочная» гениальная повесть! Она такая смешная! Особенно эти литературные ремарки мальчика безграмотного, которые он пишет между главами. Вот уже по этой повести было ясно, что Алексей Иванов – блистательный писатель и из него получится огромный толк.
13. Свечка. Валерий Залотуха
Роман Валерия Залотухи «Свечка» – это замечательная хроника девяностых годов, очень точная, по-сценарному компактная, невзирая на огромный объём.
14. Перевод с подстрочника. Евгений Чижов
«Перевод с подстрочника», кстати, действительно очень хороший роман. Прекрасная книга о том, как переводить восточного тирана. <…> Интересно то, что Евгений Чижов написал отлично сделанную книгу с грамотной и цельной композицией, с живым героем, с удивительно точно переданной атмосферой этого сладкого страха.
15. Каменный мост. Александр Терехов
Я очень высоко ценю этот роман, который изначально назывался «Недолго осталось», а потом стал называться «Каменный мост». Не Крымский – Каменный. Роман Александра Терехова непосредственно отсылает, конечно, к Трифонову, к его «Дому на набережной» – и стилистически, и по названию. Это его продолжение, как река времени, наступившего после.
16. Девочки. Людмила Улицкая
Лучшим, что написала Людмила Улицкая, явлением действительно выдающимся мне представляются её рассказы из сборника «Девочки». <…> Почему «Девочки»? Потому что там сошлись три главные черты прозы Улицкой, которые придают ей неповторимое своеобразие.
17. Казус Кукоцкого. Людмила Улицкая
Пока высшим свершением Улицкой мне представляется «Казус Кукоцкого» и рассказы.
18. Зеленый шатер. Людмила Улицкая
Мне нравится «Зелёный шатёр», который не просто мозаика, а такая, я бы сказал, перекладка в технике Юрия Норштейна, когда кусочки повествования накладываются друг на друга: где-то мы видим повторения, где-то мы видим куски, изложенные из разных точек зрения.
19. Даниэль Штайн, переводчик. Людмила Улицкая
Мне кажется, что упрощенчество всегда омерзительно. Вот Улицкая настаивает на том, что человек способен предпочесть сложность, что дикость не есть норма. И в этом смысле «Даниэль Штайн, переводчик» – книга о том, как человек приподнимается над своими врождёнными данностями, и эта книга для меня очень серьёзная.
20. И не только Сэлинджер. Десять опытов прочтения английской и американской литературы. Андрей Аствацатуров
Я очень люблю Андрея Аствацатурова («И не только Сэлинджер. Десять опытов прочтения английской и американской литературы») – и как человека, и как лектора, и как писателя. <…> Он может играть в те или другие мировоззрения, но думаю, что единственная религия, которую он исповедует, – это гуманизм, гуманизм в версии просвещения. И это мне в нём очень симпатично.
21. Дура. Дина Бурачевская
Важно уметь назвать книгу. Мне кажется, что «Дура» Дины Бурачевской это очень удачная книга с удачным названием.
22. Суд. Айгель Гасина
«Суд», Айгель Гайсина. Почему я люблю эти стихи? <…> Меня здесь подкупает прелестная интонация. И, кроме того, это сделано в таком огден-нэшевском духе – знаете, с этой длинной прозаической строкой, которая взрывается рифмой под конец. Мне кажется, это ещё не разработанная традиция в русской поэзии.
23. Улица красных зорь. Фридрих Горенштейн
Фридрих Горенштейн («Улица Красных Зорь») подтверждает всей своей прозой давнюю закономерность: русский писатель (а он именно большой русский писатель), начав с разоблачения порока, «полюбляет» этот порок в конце концов. <…> Горенштейн писатель того же класса, что и Трифонов, я думаю. И даже иногда кажется, что он выше Аксёнова, например. <…> Это не тот писатель, который вам будет повышать настроение, но он срезонирует с вашим отчаянием и в этом смысле будет целителен.
24. Спокойной ночи. Андрей Синявский
Язык – такая вещь, что либо она есть, либо её нет. Вот у Синявского язык был, удивительная способность создавать собственную речевую, языковую маску. <…> Это всё ужасно смешно. Поэтому читайте Синявского, «Спокойной ночи».
25. Осень в карманах. Андрей Аствацатуров
Я очень люблю Андрея Аствацатурова («Осень в карманах») – и как человека, и как лектора, и как писателя. <…> Он может играть в те или другие мировоззрения, но думаю, что единственная религия, которую он исповедует, – это гуманизм, гуманизм в версии просвещения. И это мне в нём очень симпатично.
Всегда ваш, ReadRate (www.readrate.com) — сайт о книгах и чтении
Читать современных российских авторов. Современная проза: лучшие книги в жанре
Как бы ни ругали критике во всём мире современную литературу, она продолжает успешно существовать и радовать читателей. Сейчас данный вид искусства развивается очень динамично, сосуществуют и взаимодействуют различные стили, жанры, направления. В этом сумасшедшем разнообразии каждый может отыскать себе что-нибудь по вкусу.
Современное состояние литературы
Несмотря на огромное жанровое разнообразие, одним из популярнейших направлений в мировой литературе является реализм . Для реалистических произведений характерны глубокий психологизм персонажей и пристальное внимание к общественной жизни. В таких книгах содержание, внутренне наполнение доминирует над художественной формой.
Кроме реализма, с его духовными исканиями и открытиями, ещё одним влиятельным течением является постмодернизм
, философские основы которого были сформулированы ещё в 80 годах ХХ века такими видными литературными деятелями, как Милорад Павич, Умберто Эко, Милан Кундера, Патрик Зюскинд и другими.
Постмодернистская концепция предусматривает восприятия мира как некоего хаоса . Это связано с глобальными изменениями на нашей планете: растерянность людей перед масштабными военными, техногенными и природными катастрофами. Современный человек постоянно боится конца света, но, при этом видит, что общество интенсивно развивается в плане науки и технологий.
Для постмодернистской литературы характерны такие черты, как неоднозначность, неопределённость, отсутствие каких бы то ни было рамок, фрагментарность, потеря своего «Я». Авторы отказываются от так называемых вечных ценностей.
Кроме вышеуказанных существует и ряд других относительно новых и модных литературных направлений: концептуализм, киберпанк, магический реализм , Ещё интенсивно развиваются книжные сериалы, графические новеллы (они же комиксы), электронные эпистолярные романы.
Не теряет популярности и автобиографические книги. Но они, как правило, создаются не собственно персонами, о которых идёт речь, а наёмными техническими писателями. Это тесно связана с другой тенденцией — появляется всё большее количество анонимных текстов, которые переполняют интернет.
Лучшие книги современной прозы
Нынешние писатели весьма плодовиты, да и количество их выходит за все разумные рамки. Но в этом безбрежном океане литературы есть некие ориентиры, маяки — действительно стоящие талантливые произведения:
- Донна Тартт ;
- Пола Хокинс ;
- Дэйв Эггерс ;
- Януш Вишневский ;
- Уильям Голдинг ;
- Бернард Вербер и другие.
Фредерик Бегбедер
В этой книге, как и в других известных произведениях Бегбедера, главным героем выступает Марк Марронье. Он считает, что всё в этой жизни происходит в соответствии с законами природы . Один из законов Марк сформировал таким образом: «Любовь живёт три года».
И казалось бы, подтверждение этому он нашёл, разводясь со своей женой. Но разрыв был связан с новой влюблённостью Марка. Он полностью поглощён страстью, но с опаской ожидает приближение самим же им придуманного срока.
Карлос Руис Сафон
Это книга-загадка, книга-лабиринт, полная секретов . Она хранит три тайны. Первая — тайна главного героя, журналист по имени Давид, который скрывается от закона. Вторая — тайна города возможностей Барселоны. А третья — тайна книги, у которой есть начало, но не может быть конца.
Если вы следите за всем последними тенденциями в мире литературы, то вам просто необходимо посетить наш сайт. У нас можно читать онлайн лучшие произведения современной прозы.
Новая книга российского автора
16+ Новинка ноября 2018! Новая книга российского автора. Жанр: «Сентиментальная проза». Серия: «Капризы и странности судьбы». Изда.: «Эксмо». Кол. страниц: 324. ISBN: 978-5-04-097604-1. Создано: 06.11.2018
Это был лучший месяц в ее жизни. Но она понимала, что такой роман это есть выбор между несколькими ящиками носовых платков или в ожидании телефонного звонка, в течение которого придется сжать свою душу в кулак и попробовать спокойно жить, стараясь не тревожиться и не переживать. Алина этого не умела – и количество носовых платков резко сокращалось. Затем звонки от героя её романа прекратились. Страшного случиться с ним не могло ведь такое сразу становится известно прессе. Остается признать – ее действительно банально бросили. Следующие три дня Алина плакала как белуга – а затем села за свой компьютер и быстро написала самый лучший свой рассказ, благодаря которому она и стала знаменитой.
Рябиновый клин
18+ Сентябрь 2018! Автор: Дина Рубина. Книга 1.. Цикл в 3х частях: «Наполеонов обоз». Жанр: «Современная проза». ISBN: 978-5-04-098081-9. Изд-во: «Эксмо». Стр-ц: 318. Тираж: 14700 Создано: 21.09.2018
Книга «Рябиновый клин» — лучшее в современной прозе российских авторов осени 2018 года.
В 2018 году в свет выходит роман «Рябиновый клин», ставший первой книгой в трилогии Дины Рубиной «Наполеонов обоз». Красоты деревенской природы, искренняя любовь и предательство, судьбоносные жизненные перипетии и даже спрятанные драгоценности из мифического обоза императора Бонапарта – все это, и многое другое откроется перед читателями этого прозаичного произведения. Героям книги предстоит спустя двадцать пять лет после расставания вернуться к так и не угасшим любовным чувствам и начать борьбу за новое совместное будущее.
Список лучших книг российских авторов
Представлен список лучших книг российских авторов — новинок 2018 года.
Дама из сугроба
16+ Новинка июля 2018! Популярная новинка в современной отечественной прозе — хит 2018 года: «Дама из сугроба». Изд-во: «АСТ». Страниц: 324. ISBN: 978-5-17-107644-3. Переплет: Тв. Формат: 245×122 мм. Тираж: 24200 Создано: 08.08.2018
Главный герой книги – Тимур, мужчина сорока четырех лет, выходец из России, переехавший в США и открывший там своей небольшой и вполне успешный бизнес.
Ставшее традиционным празднование Рождества в Париже, оборачивается для мужчины множеством непредсказуемых событий, включая знакомство с московским студентом Алексеем, полет в Москву, встреча с отцом после восемнадцатилетнего отсутствия общения и многое другое.
Кардинально меняющие его будущее приключения, начавшиеся в парижском кафе, значительно запутывают его непростую жизнь, в то же время, позволяя, наконец, разобраться в своем внутреннем мире.
Текст
18+. Новинка июня 2017! Книга: «Текст». . Изд-во: «АСТ». Жанр: «Современная проза». ISBN 978-5-17-103521-1. Список: «Лучшие книги российских авторов». Формат: 71×91/16 Тираж: 45000 Стр.: 323
Аннотация: «Текст». Семь лет провел Илья на зоне – в душной и унылой хате, в чужом и неуютном городе. И вот, наконец, вернулся в ноябрьскую Москву, чтобы поскорее поехать домой, в Лобню. Знакомыми запахами и звуками встретила его Златоглавая. Но уже в метро, которое должно увезти парня в родное Подмосковье, он понял, что мир, вроде бы оставшийся прежним, очень изменился. Все сидят, утонув в своих телефонах, где кипит какая-то другая, более интересная и насыщенная жизнь. И вскоре Илья поймет, что телефон – это и есть мы. А потеряв его, ты потеряешь себя.
Шпионы тоже лохи
16+. Новинка ноября 2017! Жанр: « Современная проза». Изд.: «АСТ». ISBN: 978-5-17-100598-6. Страниц: 321. Формат: 209/123/28 мм. Создано: 25.11.2017
Представляем новую книгу Екатерины Вильмонт «Шпионы тоже лохи» из списка российских авторов «Лучшая книга ноября 2017 года в жанре современной прозы».
В 2017 году из-под пера Екатерины Вильмонт вышел новый роман «Шпионы тоже лохи». Главные его герои Михаил Бобров и Марта, знакомые по сюжету книги «Вафли по-шпионски», вновь оказываются в центре детективной истории, которая начинается с неожиданного предложения о сотрудничестве с крупным издателем Костенко. Бывшему шпиону и безрассудно влюбленному Боброву предстоит пройти серьезную проверку, которую ему устроят неизвестные недоброжелатели.
По ту сторону вдохновения.
16+ Новинка 2017! Книга Юрия Полякова : «По ту сторону вдохновения». Издательство «АСТ». Серия: «Любовь в эпоху перемен». ISBN 978-5-17-102842-8. Жанр: «Современная проза». Стр.: 481. Создано: 30.04.2017
Автобиографический сборник «По ту сторону вдохновения» приоткроет завесу тайны над тем, как создаются лучшие книги российских авторов. Практически все вошедшие в книгу эссе посвящены истории и судьбе сочинений Юрия Полякова – от дебюта «Сто дней до приказа» и вышедшего в разгар перестройки «Апофегея» до романа «Козленок в молоке» и дилогии «Гипсовый трубач». Рассказывает автор и о нереализованных замыслах, которые не воплотились в жизнь по самым разным причинам.
Фиалки на десерт.
В конце марта увидит свет очередной роман российского автора Марии Метлицкой: «Фиалки на десерт». Одна из главных литературных новинок марта вышла в популярной серии «За чужими окнами».
16+. «Фиалки на десерт». . Издательство: «Эксмо» — 2017 г. Серия: «За чужими окнами. Современная проза». Страниц 355. ISBN 1-978-5-699-95568-8. Тв-переплёт. Создано 20.03.2017
Главная героиня новой книги Марии Метлицкой «Фиалки на десерт» – Татьяна Евгеньевна, или просто Таня. Ведь глядя на эту хрупкую и миниатюрную женщину не поверишь, что у нее есть уже совсем взрослый ребенок – сын Митя. И скоро он навсегда уедет в Париж вместе со своей невестой-француженкой – высокомерной, невыразительной и невоспитанной особой по имени Женевьев.
Матери не нравится возлюбленная сына, но по-настоящему ее страшит лишь перспектива одиночества. Найдет ли Таня силы жить дальше и принять выбор Мити. Сможет ли понять, что ее жертвенная материнская любовь не была напрасной?
Современная проза — повествовательные произведения, действия которых происходят в современных реалиях. Это один из самых главных, древних и популярных жанров литературы, и не собирается отпускать эту позицию. Потому что читать современную прозу любят очень многие: эти книги как никакие другие близки к правде и жизни, они часто правдивы и искренни. Одни из таких произведений описываются по реальным событиям или просто основаны на них, другие написаны из головы автора, но что ясно совершенно точно — книги в этом жанре интересно читать, потому что они, словно фильтр реальности, преподносят нам самые интересные истории нашей жизни. Это всегда будет важно.
Особенности книг в жанре Современная проза
Можно долго говорить о том, насколько нам близки, правдивы и достоверны качественные книги в современной прозе. Но ведь особенность этого жанра в другом: он обширен и необъятен, позволяет вбирать в себя все лучшее из литературы реализма. Ведь под этими книгами может скрываться все, что угодно: философские истории, драматичные книги, любовные романы, боевики, интригующие детективы, юмористические романы с сатирой, молодежная проза и даже романтическая эротика.
Читая современную прозу, мы можем видеть наш современный мир через призму автора, который решил нам что-то рассказать. Причем эти сюжеты и истории служат для нас одновременно и уроком, и моралью. Но что действительно хорошо — современная проза пишется простым и понятным языком, поэтому, находясь в этом разделе, вы можете спокойно окунуться в любую книгу с головой. Эти произведения читаются легко и беззаботно, хотя и в них предостаточно пищи для ума — вам найдется, над чем подумать после прочтения, если, конечно, вы того пожелаете.
Почему Современную прозу лучше всего читать онлайн на Лит-Эре?
Лит-Эра предоставляет огромный выбор произведений в жанре современной прозы. Просто оставайтесь на нашем сайте и приступайте к чтению! Обратите внимание на второй, дополнительный жанр у каждой книги из раздела — так вы сможете лучше представить, в каком ключе пишется книга. Здесь сами писатели выкладывают интересные книги, и вы можете комментировать любую из них после прочтения, указывать автору на ошибки и неточности, а может быть, наоборот, вы захотите его похвалить или перекинуться комментариями с другими читателями? Все это возможно в полной мере именно здесь, на Лит-Эре. Хорошие книги от отечественных современных авторов — отличный повод провести свободное время с достойными книгами, о прочтении которых вы никогда не будете жалеть.
{«g»:»sg58″,»o»:25} |
50 лучших современных романов объемом менее 200 страниц ‹ Литературный центр
Около месяца назад мы опубликовали список из 50 лучших современных романов объемом более 500 страниц для тех из вас, у кого внезапно появилось много свободного времени. Но для тех из нас, у кого внезапно появилось много меньше дополнительного времени, или кто просто больше не может ни на что обращать внимание, кроме как на а) короткое или б) о чем мы говорили? Для нас я представляю этот список 50 лучших современных романов до 200 страниц.
Для наших целей «современный» означает опубликованный (на английском языке) после 1970 года. Обратите внимание, что я не делаю различия между новеллами и романами — я не уверен, что это действительно так, — но я не включаю рассказ сборники или книги, включающие новеллы и рассказы. Наконец, как всегда, «лучший» субъективен, и этот список ограничен временем и пространством, а также литературными вкусами этого редактора. Не стесняйтесь добавлять свои собственные фавориты в комментариях ниже.
Мэри Робисон, Почему я когда-либо (200 страниц)
Вероятно, лучший фрагмент романа в этом квартале: сага о Мани Бретоне, заблудшем сценаристе, матери двоих детей, навязчивой одержимой, забавная, дерзкая и странно трогательная.Не зря, но этот роман — мой личный окончательный тест на крутизну, потому что да, я взрослый, который оценивает крутизну других людей, и я делаю это на основе книг, которые они читают.
Дженни Оффилл, Отдел спекуляций (177 страниц)
Мой другой кандидат на звание лучшего романа-фрагмента последнего времени — не говоря уже об одном из лучших романов десятилетия, точка — это, конечно, блестящий, червивый глаз Офилла (этот термин я только что изобрел для литературного вариант ушного червя, добро пожаловать и извините), и неизменно мудрая современная классика, которая якобы является историей брака, но, что более важно, является историей разума.
Денис Джонсон, Train Dreams (116 страниц)
Повесть Джонсона — это поговорка среди определенного типа читателей (и, как правило, писателей). В нашем списке лучших романов десятилетия редактор Дэн Шиэн описал его как «волшебную историю лесоруба и железнодорожного рабочего рубежа веков, Роберта Грейнье, который потерял свою семью из-за лесного пожара и отступил глубоко в глушь». леса штата Айдахо попрошайничают, пока страна модернизируется вокруг него.Скупая, странная, элегическая проза Джонсона вызывает в воображении мир, который кажется одновременно древним и эфемерным, полным красоты, угрозы и глубокой печали. . . . Американская эпопея в миниатюре, Train Dreams , — это дальновидный портрет души, оторвавшейся от цивилизации, человека, стоически стойко держащегося на своих герметических условиях перед лицом невообразимой трагедии. Призрачная и навязчивая мечта».
Хан Канг, ул. Дебора Смит, Вегетарианка (188 страниц)
Вегетарианец подвергся тщательной проверке на предмет его перевода и его точности, но, поскольку я могу читать только по-английски, все, что я знаю, это то, что все, что получилось в результате союза Канга и Смита, очень, очень хорошо.В нашем списке лучших дебютных романов десятилетия редактор Молли Одинц написала: «История Хань Канга начинается с описания послушной жены, необычной только тем, что она отказывается носить лифчик, чье внезапное решение перестать есть мясо заставляет ее партнера и семьи в спираль беспорядка, где насильственное потребление мяса быстро становится метафорой нарушения. Вегетарианец сам начинает медленное превращение в овощ — сначала он перестает есть мясо; постепенно она перестает есть все подряд. Ее отказ от кулинарных изысков отражается в ее уходе от мира.Она греется на солнце, вся раскрашена цветами мужем сестры (не очень успешным художником) и во всех смыслах пытается стать растением. Она что-то задумала или сошла с ума? Отрицает ли она мир или полностью принимает его? Хан Кан намеренно оставляет ответы на эти вопросы расплывчатыми, а признаком великого произведения является его способность быть прочитанным многими людьми и интерпретироваться каждым по-своему».
Милан Кундера, Медлительность (176 страниц)
Метафизическое размышление о современности и памяти — и о «танцоре», выпендривающемся перед абстрактным «всем», понятие которого с каждым днем становится все актуальнее.
Кадзуо Исигуро, Бледный вид на холмы (192 страницы)
Дебютный роман Исигуро «», впервые опубликованный в 1982 году, основан на воспоминаниях стареющей японки, живущей в Англии и теперь одинокой после смерти мужа. Но по мере того, как она размышляет, воспоминания становятся менее надежными или, по крайней мере, менее ограниченными прошлым. Как и все, что пишет Исигуро, это красиво, тонко и ненавязчиво.
Кларис Лиспектор, тр.Элисон Энтрекин, Рядом с диким сердцем (194 страницы)
Я замечаю, что это своего рода обман, поскольку первый роман Лиспектора изначально был опубликован в Бразилии в 1943 году, но, учитывая, что он не был переведен на английский язык до 1990 года, я собираюсь втиснуть его сюда. В конце концов, это слишком великолепно, чтобы игнорировать: свидетельство горящего разума. Мы следуем за Джоаной через всю ее жизнь в этом коротком романе, но на самом деле это те предложения, которые вы должны прочитать: иногда непостижимые, иногда дикие, иногда трансцендентные.
Сюзанна Мур, In the Cut (179 страниц)
Ладно, предупреждаю: этот роман не для щепетильных. Моя лучшая подруга порекомендовала мне эту книгу не так давно и ничего не сказала мне о ней, кроме того, что она была потрясающей, и это было полное повторение того времени, когда она заставила меня пойти с ней посмотреть Hard Candy и рассказала мне это должна была быть инди-комедия. И смотрите, это удивительно, в том смысле, что у вас будут физические реакции, читая эту книгу, и в том смысле, что Мур прекрасно улавливает диапазон эмоций и импульсов, редко выражаемых на бумаге.Но, как . . . вы не будете чувствовать себя хорошо в конце. Так что просто знай это.
Саманта Швеблин, тр. Меган Макдауэлл, Fever Dream (189 страниц)
Это странный и пугающий, почти удушающий роман, который не давал мне спать всю ночь. В нашем списке лучших дебютных романов десятилетия наш коллега-редактор Элени Теодоропулос написала, что в этом романе «детали драматизируются посредством диалога, и Швеблин точно знает, что выбрать, а что опустить, чтобы персонажи и читатели были одержимы. с рассказом о яде.Все находятся во власти кого-то: Дэвид во власти Аманды, Аманда во власти Дэвида, а читатель во власти их обоих. Единственный способ узнать правду в Fever Dream – это довериться чьему-то рассказу. Даже будучи сметенным ужасающим развитием романа и одновременно болезнью, читатель идентифицирует себя с Амандой, матерью, которая понимает, что не может защитить своего ребенка. Всего на 200 страницах Швеблин рассказал пронзительную и трагическую историю о сбывшемся страхе.
Гарт Гринвелл, What Belongs to You (191 страница)
Если вы читали Lit Hub в течение некоторого времени, вы знаете, как мы любим дебют Гарта Гринвелла (не говоря уже о его последнем, Чистота ), который, в конце концов, является одним из лучших дебютных романов десятилетие. Это изысканная книга, как на уровне предложений, так и на уровне истории, завораживающее произведение искусства.
Бен Лернер, Покидая станцию Аточа (181 страница)
Я до сих пор люблю дебют Лернера, который в основном о поэте, который не пишет стихи в Мадриде, но на самом деле очень хорош, несмотря на это.В нашем списке лучших дебютных романов десятилетия наш редактор Джесси Гейнор описала его как один из «самых утонченно веселых романов» и написала, что «Лернер предлагает читателю посмеяться вместе со своим главным героем, а также с ним. Роман кажется движущим, а не извилистым, как будто читатель тот, чье общение быстро заканчивается».
Дон Делилло, Point Omega (117 страниц)
Делилло — редкий писатель, который преуспевает как в полной, так и в краткой форме.Этот, его пятнадцатый, представляет собой дестабилизирующий, убедительный портрет горя, преломленный через искусство. По крайней мере, по моему мнению, это также один из самых противоречивых романов Делилло, так что вы можете прочитать его хотя бы для того, чтобы составить мнение по этому поводу.
Томас Бернхард, тр. Джек Доусон, Неудачник (190 страниц)
Возможно, лучший злобный 190-страничный монолог в современной литературе, если вы любите подобные вещи.
Даниэль Даттон, Маргарет Первая (160 страниц)
Эта светлая жемчужина представляет собой рассказ от первого лица о Маргарет Кавендиш, реальной женщине эпохи Возрождения XVII века и писательнице, чья история была бы достаточно увлекательной сама по себе, даже без элегантного подмигивающего обращения Даттона.Но подмигивания, конечно, не остаются незамеченными (как и эта шикарная обложка). В нашем списке лучших романов десятилетия главный редактор Джонни Даймонд охарактеризовал книгу как «сверкающий кинжал романа» и написал, что Даттон «с виртуозной эффективностью реализует непомерные амбиции этой замечательной книги, сплетая первое и третье». точки зрения человека с отрывками из оригинального произведения Кавендиша. Я буду рекомендовать эту книгу в течение следующего десятилетия».
Леонард Майклс, Сильвия (123 страницы)
Автобиографический роман Майклза «» — это реальный пересказ его брака с первой женой, «необычайно яркой», но подавленной и непостоянной Сильвией Блох.Читая это, чувствуешь, будто смотришь ясными глазами Майклза на момент его жизни в начале 20-х годов, который был герметично запечатан, поэтому к тому времени, когда он рассказывает историю, она стала своего рода тихой легендой. Вы можете сразу же понять, что эти отношения обречены, но все же важно наблюдать за тем, как они разворачиваются.
Рената Адлер, Быстроходный катер (193 страницы)
Если вы женщина определенного типа, живущая в определенном городе, это библия.Если вы писатель определенного типа с определенной чувствительностью, это тоже библия. Кривой, дискурсивный роман Адлера — блестящий портрет Нью-Йорка и необычного, эллиптического ума — книга, которая, если вы относитесь к определенному типу людей, заставит вас смотреть на все вокруг вас немного более внимательно и делать заметки, как сумасшедший.
Джулиан Барнс, Ощущение конца (163 страницы)
Лауреат Букеровской премии 2001 года — замечательный, хотя и меланхоличный роман о памяти, старении и о том, что значит жить хорошей (или, по крайней мере, неплохой) жизнью.
Дженни Эрпенбек, тр. Сьюзен Бернофски, Посещение (150 страниц)
Это еще одна книга, к которой я все время придираюсь на этом сайте, но на самом деле я не слишком сожалею об этом. Как я написал в нашем списке лучших переведенных романов десятилетия, это книга о доме на озере за пределами Берлина — доме, который является таким же предметом, как место во времени, как и люди, которые движутся по нему. Это. «В этой грандиозной и более холодной схеме есть маленькие человеческие драмы, которые тайно цепляют нас, какими бы незначительными они ни казались, так что мы опустошены, когда проходит время, чтобы мы оплакивали тех, кого едва знали, за их навязчивые идеи, их трагедии. , их попытки.Элегический, часто поразительно великолепный, иногда поразительно жестокий, это один из самых замечательных романов любого рода, которые вы могли бы надеяться прочитать».
Юрий Эррера, ул. Лиза Диллман, Признаки, предшествующие концу света (128 страниц)
Как я отметил в нашем списке лучших переведенных романов десятилетия, эта книга «почти похожа на басню, как по длине, так и по тону: когда начинаешь читать, не уверен (или, по крайней мере, я не был уверен). ) находитесь ли вы в нашем мире или другом — все начинается с провала, проклятия и квеста.Вскоре становится ясно, что этот — это наш мир, или почти, разделенный границей между Мексикой и Соединенными Штатами. Границы в этом романе — между мирами, между словами, между людьми — и опасны, и проницаемы, сообщения бессмысленны и глубоки в равной мере. Это интенсивная, неизгладимая книга, мгновенный миф о любви и насилии».
Маргерит Дюрас, Любовник (117 страниц)
Я так люблю этот роман, что однажды даже составил для него плейлист.И не я один одержим этой уверенной, суровой книгой, которую Дюрас изначально планировала как аннотированный фотоальбом своей юности. «С годами я стал думать о The Lover как об озере без дна или, точнее, с дном, которое постоянно меняется: каждое погружение дает измененное и обогащенное понимание топографии, и есть ощущение, что можно нырять вечно и никогда не понять эту топографию до конца», — писала Лаура ван ден Берг.«При каждом чтении меня по-прежнему оглушал язык, который одновременно кристально чист и загадочен: «Свет падал с неба катарактами чистой прозрачности, потоками тишины и неподвижности. Воздух был голубым, его можно было подержать в руке. Синий».
Рэйчел Ингаллс, миссис Калибан (125 страниц)
Думаю, к этому моменту каждый сотрудник Literary Hub прочитал Миссис Калибан — обманчиво простую историю о домохозяйке, которая влюбляется в загадочное существо, сбежавшее из правительственной лаборатории — после того, как его переиздание New Directions во время Autumn of Sea Monsters, мы просто передавали его друг другу.Наш редактор Дэн Шиэн, который брал интервью у Ингаллс перед ее смертью, описал ее как «опьяняющую смесь чувственности, печали и сверхъестественного ужаса и чертовски почти идеальную новеллу».
Сандра Сиснерос, Дом на улице Манго (101 страница)
Вечная классика о девушке, выросшей в Чикаго.
Саяка Мурата, ул. Джинни Тэпли Такемори, Женщина из круглосуточного магазина (176 страниц)
Сухой, забавный роман о женщине, работающей в магазине.В нашем списке лучших переведенных романов десятилетия редактор Джесси Гейнор пишет, что «он попеременно читается как история любви (женщина встречает магазин), необычайно очаровательный справочник для сотрудников и психологический триллер — но почему-то никогда не читается». чувствует себя разрозненным. Было интересно читать этот роман среди изобилия английских книг о бесчеловечной природе неполной занятости. Женщина из круглосуточного магазина , насколько я понимаю, не занимает позицию в отношении ценности труда. Вместо этого он представляет Кейко во всей ее великолепной необычности и предлагает читателю насладиться ею.
Эдвард Сент-Обин, Never Mind (197 страниц)
Душераздирающее произведение гения — и для непосвященных считайте это отправной точкой для многих, многих часов литературного наслаждения.
Энн Карсон, Автобиография Рэда (149 страниц)
Роман Карсона в стихах, пересказ классического греческого мифа, — одна из тех книг, которые переучивают ваш ум, стирая все правила о том, какими должны — или даже могут — быть романы.Оушен Вуонг перечисляет ее среди книг, которые ему понадобились для написания своего знаменитого дебюта « На Земле мы ненадолго великолепны» , написав: «Возможно, что больше всего меня вдохновляет в этой книге, так это отказ Карсон воспроизвести развитие своего главного героя через ложное и принудительное заселение мира». гетеронормативные идеалы. Гейрон, тихий, маленький, артистичный маменькин сынок, не становится героем-маскулином, чтобы «решить» свое отверженное положение. Вместо этого он смело воплощает свою непохожесть или «чудовищность», как пишет Карсон, через эмоционально-информированное эстетическое видение.Это книга, которая настаивает на необходимости инаковости как фактора вместо того, чтобы поддаваться легко ассимилируемому».
Дональд Антрим, Избрать мистера Робинсона за лучший мир (164 страницы)
Оштукатуренно-розовый субтропический пригородный кошмар Антрима касается обезумевшего города и школьного учителя, который полон решимости вернуть все в норму, хотя и весьма подозрительными методами. Этот сюрреалистический мини-шедевр — один из моих любимых романов всех времен и один из самых смешных в самом мрачном смысле.
Флер Джегги, тр. Тим Паркс, Sweet Days of Discipline (101 страница)
На самом деле идеальный роман, который я в другом месте поставил на четвертое место среди лучших студенческих романов всех времен (дайте мне книгу, я где-то ее оценил). Действие происходит в школе-интернате в Аппенцелле; когда презрительная, таинственная новенькая Фредерик, наш рассказчик очарован и полон решимости «завоевать ее». Эверли линия холодна как лёд в своём обдумывании, и всё же всё это кажется горячим.И это даже не говоря о невероятной новой обложке, разработанной Оливером Мандеем, который, осмелюсь сказать, согласен со мной по поводу достоинств книги.
Сара Левин, Остров Сокровищ!!! (172 страницы)
Поистине безумный роман о молодой женщине, которая решает жить по принципам романа Роберта Льюиса Стивенсона « Остров сокровищ », такими принципами являются Смелость, Решимость, Независимость и, конечно же, Звук Рога. Один из самых забавных опытов чтения, которые я могу вспомнить.
Сезар Айра, ул. Крис Эндрюс, Ghosts (141 страница)
Многие книги Айры могли бы быть кандидатами в этот список — «Призраки» — мой личный фаворит: семья строителя живет в недостроенном многоквартирном доме, который также населен призраками для тех, кто может их видеть. Тем не менее, Марк Хабер также приводит здесь очень хороший аргумент в пользу Ema the Captive . Мы можем просто назвать это место Айра.
Елена Ферранте, ул.Энн Гольдштейн, Дни заброшенности (188 страниц)
Псст. Это , настоящий Ferrante. Я имею в виду, смотрите, я люблю неаполитанский сериал так же, как и все (ну, наверное, не так сильно, как все , но я признаю, что они хороши), но, на мой взгляд, этот короткий роман о женщине, распутывающейся, является ее истинным шедевром.
Николсон Бейкер, The Mezzanine (145 страниц)
Веселый, интеллектуальный дебютБейкера происходит на протяжении одной поездки на эскалаторе, но оказывается, что одна поездка на эскалаторе может на самом деле содержать множество.Книга настолько насыщена остроумными наблюдениями, культурной критикой и человеческим поведением, насколько это вообще возможно. И пакеты из-под молока. (Извините, но это одна из тех книг, которые вы не можете объяснить людям, вам просто нужно довериться мне и попробовать.)
Андрес Барба, ул. Лиза Диллман, Такие маленькие ручки (94 страницы)
Мой священный долг — проповедовать эту порочную маленькую книжку, в которой девочку отправляют в приют после того, как ее родители погибли в автокатастрофе, и я больше не могу вам рассказывать — куда бы я ни пошел.Моей последней жертвой стала наш редактор Кэти Йи, которая написала в нашем списке лучших переведенных романов десятилетия, что книга «читается как нарушение логики, как дыня, падающая на землю. Именно неожиданный выбор слова (ремень безопасности стал суровым ! !), который делает эту работу одновременно зловещей и приятной для чтения. . . . « Такие маленькие ручки » всего на 94 страницах — это жестоко быстрое чтение, которое заставляет вас чувствовать себя лучше всего, как будто стены языка смыкаются перед вами».
Сьюзен Стейнберг, Machine (149 страниц)
Стейнберг — незамеченный гений, и ее эллиптический роман об одном трагическом лете — утопающей девочке — должен стать современной классикой в духе Дженни Оффилл и Мэгги Нельсон.
Джули Оцука, Будда на чердаке (144 страницы)
Оцука изящно использует множественное число от первого лица, чтобы рассказать историю группы японских «невест-картинок», которые приезжают в Калифорнию, чтобы встретиться со своими мужьями. В нашем списке лучших романов десятилетия наш редактор Кэти Йи пишет, что «коллективное повествование от первого лица прекрасно соответствует теме; он имитирует опыт иммигрантов, то, как «другие» часто воспринимаются как одни и те же, и автоматический дух товарищества и безопасность, которые мы можем найти среди тех, кто делится нашими историями.. . . Я много раз перечитывал этот роман, пытаясь понять, как он может охватывать такой широкий спектр вещей. То, чего добилась здесь Джули Оцука, — это искусный, интимный портрет отдельных жизней и пронзительный обвинительный акт истории».
Паула Фокс, Desperate Characters (180 страниц)
Перебирая свидание в пабе 1970 года, один из моих самых любимых романов о женщине, у которой может быть бешенство, а может и нет.
Уильям Максвелл, До свидания, до завтра (145 страниц)
Хотя он более известен как редактор художественной литературы The New Yorker в дни его славы, Максвелл также написал рассказы и несколько романов, последний из которых, небольшой автобиографический роман, получивший Национальную книжную премию в 1982 году, был самым коротким. и самый большой.
Тони Моррисон, Сула (192 страницы)
Сула Моррисона рассказывает об одной из самых прочных (и убедительных) женских дружеских отношений/соперничества, когда-либо преданных литературе: о Суле и Нел, живущих на «Дне» в Огайо. Как выразилась Мира Джейкоб, «что мне особенно нравится в Суле , так это полная сложность ее женских персонажей. Это все равно, что читать этих персонажей, когда я был моложе, и впервые увидел, кто сосредоточил внимание на темнокожих женщинах.Кто был в центре внимания, кто искренне сказал, что эта история принадлежит ей, и ее, и ее, и им — нам позволено быть настолько сложными, насколько нам нужно, и удерживать почву в истории. . . . Это книга, которую я держу у своей кровати, потому что, когда что-то теряет смысл, я перехожу к одному абзацу и просто размышляю над ним. Потому что я чувствую, что все очень искусно расположено, но даже внутри этого я чувствую здесь чувство чуда. Настоящее любопытство к людям и тому, как они работают, на что они готовы согласиться и на что они не готовы согласиться, и настоящие разногласия по поводу того, как это выглядит.
Жанетт Уинтерсон, The Passion (160 страниц)
Маленькая хитрая историческая сказка, в которой перепончатый венецианский вор-карманник по имени Вилланель отдал свое сердце (буквально) дворянке, а оступившийся солдат по имени Анри попытается вернуть его.
Джеймс Уэлч, Зима в крови (160 страниц)
В прославленном жестоком первом романе Уэлча наш безымянный рассказчик, молодой человек, живущий в резервации Форт-Белкнап в Монтане, ищет связи — со своим племенем, своей историей, своей культурой, своей раздробленной семьей — и независимой самореализации.Как писал Рейнольдс Прайс в журнале The New York Times Book Review , «история, которую она рассказывает, и содержащиеся в ней знания не меньше говорят о глубоком разочаровании и замешательстве, о знаменитом и явно неизлечимом психическом параличе нескольких миллионов американцев». разного происхождения в возрасте от двадцати до тридцати лет, как и представители любой более мелкой группы. Вечная мерзлота в крови и разуме — почему, как и что делать?»
Макс Портер, Горе — это штука с перьями (128 страниц)
Прекрасный сюрреалистический роман и одна из самых убедительных историй о горе, которые я когда-либо читал.
Валерия Луизелли, тр. Кристина МакСвини, Faces in the Crowd (162 страницы)
Хотя с тех пор она опубликовала много замечательных работ, я по-прежнему неравнодушен к дебютному роману Луизелли, первоначально опубликованному в 2011 году и переведенному на английский язык в 2014 году. на себя.
Тобиас Вольф, Old School (195 страниц)
Безымянный старшеклассник, безымянный интернат, литературный мир настолько близок, что его можно почти обидеть.Как Майкл Найт сказал в прошлом году, это идеальный кампусный роман (я поставил его на двенадцатое место в моем списке лучших), одновременно оправдывающий ожидания жанра и превосходящий его. «Здесь у нас есть заплесневелые, но красивые здания, тайны студенческих обычаев, соперничество и амбиции студентов в его мужской академии, все это передано в скупой и ясной прозе Вольфа. У нас даже есть дело о плагиате, вряд ли экзотическое для жанра. Роман во всем богат знакомыми способами, но только когда Вольф меняет точку зрения в последнем разделе, от первого лица к третьему, от студенческой жизни к учителю английского языка, обремененному собственным секретом, книга поднимает и из традиции школы-интерната во что-то в целом более разрушительное.
Лорри Мур, Кто будет управлять лягушачьей больницей? (160 страниц)
Во втором романе Мура с неизгладимой памятью, скрытно разрушительном, недовольная женщина, отправившаяся в Париж с мужем, оглядывается на то лето, когда ей было 15 лет, и ее таскала за собой светящаяся подруга Зильс, когда все еще было возможно и захватывающе — но вскоре, как и все, до конца.
Пенелопа Фицджеральд, Книжный магазин (118 страниц)
Идеальная жемчужина романа о женщине, которая открывает книжный магазин в маленьком городке в Саффолке, борется с местной шишкой и в конечном итоге (осторожно, спойлер) выселяется.
Стивен Грэм Джонс, Картографирование интерьера (112 страниц)
Джонс — необычайно плодовитый писатель и эксперт по жанровым манипуляциям; неудивительно, что «Карта интерьера» — это и история взросления, и история ужасов, книга об угрозе, памяти и надежде.
Рон Хансен, Мариэтт в экстазе (192 страницы)
Великолепный и точный небольшой роман Хансена «» разворачивается в римско-католическом монастыре в северной части штата Нью-Йорк в 1906 году.В «Таймс» Патриция Хэмпл назвала его «романом, язык которого настолько утончен, что книга рискует получить похвалу только за алмазоподобную прозу, которая часто столь же приятна, как и самая чистая поэзия. И все же «Мариетта в экстазе » — это не только чувственный роман, просто эстетическое упражнение. Хотя его описания ослепляют, они никогда не прихорашиваются и не вырождаются в раздутые виртуозные риффы. Величайшая красота — и фундаментальный успех — этого захватывающего романа заключается в том, что его автору удалось найти голос, который полностью служит его странному и неуловимому герою.
Грейс Криланович, The Orange Eats Creeps (172 страницы)
Я помню, как читал этот роман, когда он вышел в 2010 году, и громко задыхался от дерзости нарушения правил: это был роман, не похожий ни на один из тех, что я читал раньше, и, черт возьми, он был веселым, странным, грубым и панковским. . Я никогда не слышал, чтобы люди говорили об этом в эти дни, но они должны были бы: это пугающая, сбивающая с толку кошмарная книга, которую вы обязательно должны прочитать, если вам нравится « Fever Dream » Саманты Швеблин.
Джастин Торрес, We the Animals (125 страниц)
Еще один худощавый роман, вошедший в наш список лучших дебютов десятилетия, — варварский отрывок из книги, прославляющей и воспевающей детство во всей его мрачной красе.
Мари Редонне, тр. Джордан Стамп, Hôtel Splendid (113 страниц)
Позвольте мне использовать это место, чтобы порекомендовать не только Hôtel Splendid , странный и очаровательный роман о трех сестрах, управляющих отелем, который, кажется, намерен снова погрузиться в землю, но и всю свободную трилогию, частью которой он является. , две другие книги: Долина Вечности , в которой девочки-подростки роют норы в поисках мертвых, и Роуз Мелли Роуз , в которой другая молодая девушка в разлагающемся ландшафте пытается описать свою жизнь.
Оттесса Мошфег, McGlue (160 страниц)
Дебютная новелла Мошфега «» получила премию Fence Modern Prize в прозе и премию Believer Book Award, но до сих пор кажется, что ее никто не читал — обидно, но понятно. Вместо того, чтобы объяснять, я направлю вас к началу рецензии, которая заставила меня взяться за нее, которая звучит так: «Первый роман Оттессы Мошфег читается как лихая струя перерезанного горла — немедленная, интуитивная, откровенная, неумолимый, жестокий и гротескно красивый.МакГлю, временный пьяница с трещиной в голове, бьется (иногда в буквальном смысле) со своими собственными возможностями с чрезмерным потреблением, нигилизмом, саморазрушением и крайней испорченностью». Вы либо увлекаетесь такими вещами, либо нет.
50 обязательных к прочтению книг с великолепным написанием
Этот контент содержит партнерские ссылки. Когда вы покупаете по этим ссылкам, мы можем получать партнерскую комиссию.
Мы, книголюбы, читаем так много и так много, что видели все.Хорошее, плохое, настолько плохое, что даже хорошее, хех, изменение жизни. И мы все столкнулись с бесчисленными стилями письма. Однако некоторые исключительно красивые книги возвышаются над остальными… не только потому, что они хорошо написаны, или говорят с нами, или чувствуют себя как дома, но потому, что написанное сбивает нас с ног.
Это романы, которые заканчиваются тысячей великолепных строк, разбросанных по соцсетям, первые строки набросаны в блокнотах, подчеркнуты и перечитаны снова и снова, потому что вы не хотите забывать (и вы тоже читаете это вслух, потому что как это предложение настолько идеально? ).Целые книги цитируемого великолепного материала, которые приятно читать из-за того, что автор использует язык.
Это список книг с великолепным написанием от начала до конца. Сочный, описательный, острый язык, который рисует красивую картину истории, которую вы выбрали. Возьмите одну из этих красавиц и знайте, что вас ждет угощение, которым вы будете наслаждаться в течение нескольких недель после прочтения.
Их глаза смотрели на Бога Зора Нил Херстон
«Джэни Кроуфорд уехала из родного города, чтобы выйти замуж, и возвращается одна после двухлетнего отсутствия.Ее история охватывает 40 лет ее жизни и то, как Джейни искала любви в четырех отношениях, которые сформировали ее. Это роман об отношениях, культуре, политике и традициях глазами афроамериканки, выросшей в начале 1900-х годов, и он великолепно рассказан».
Информационный бюллетень Book Deals
Подпишитесь на нашу рассылку Book Deals и получите скидку до 80% на книги, которые вы действительно хотите прочитать.
Спасибо за регистрацию! Следите за своим почтовым ящиком.
Регистрируясь, вы соглашаетесь с нашими условиями использованияОкеан в конце дороги Нила Геймана
«Мужчина возвращается в дом своего детства, чтобы присутствовать на похоронах. Хотя дома, в котором он жил, давно нет, его тянет на ферму в конце дороги, где, когда ему было семь лет, он встретил Лэтти Хэмпсток. Пока он сидит у пруда (который, как она утверждала, был океаном), забытое прошлое нахлынуло на него. И это слишком странно, слишком страшно, слишком опасно, чтобы случиться с кем-то, не говоря уже о маленьком мальчике.
Бог мелочей Арундати Рой
«Семилетние близнецы Эста и Рахель видят, что их мир безвозвратно потрясен прибытием их прекрасной юной кузины Софи. Это событие, которое приводит к незаконным связям и трагедиям, случайным и преднамеренным, обнажая «большие вещи, [которые] скрываются невысказанными» в стране, опасно дрейфующей к беспорядкам». Написано в этом романе настолько невероятно, история настолько трогательная и душераздирающая, что это просто необходимо.
Бессмертный Кэтрин М. Валенте
«Кощей Бессмертный для русского фольклора то же, что великаны или злые ведьмы для европейской культуры: злодей из бесчисленных историй, которые передавались через сказки и тексты из поколения в поколение. Юная Марья Моревна из умной крестьянской девушки превращается в прекрасную невесту Кощея, чтобы в конечном итоге его погубить. По пути сталинские домовые эльфы, магические квесты, секретность и бюрократия, игры похоти и власти.
Ее тело и другие вечеринки Кармен Мария Мачадо
«Жена отказывается от уговоров мужа снять с шеи зеленую ленту. Женщина рассказывает о своих сексуальных контактах, пока чума медленно пожирает человечество. Продавец в торговом центре делает ужасающее открытие в швах выпускных платьев магазина. Потеря веса одной женщиной, вызванная хирургическим вмешательством, привела к тому, что в доме появился нежелательный гость. Эти короткие рассказы изменяют жанр, чтобы сформировать поразительные повествования, отображающие реалии жизни женщин и насилие над их телами.
Возлюбленная Тони Моррисон
«Сете родилась рабыней и сбежала в Огайо, но восемнадцать лет спустя она все еще не свободна. У нее слишком много воспоминаний о Милом доме, прекрасной ферме, где произошло столько ужасных вещей. А в новом доме Сете обитает призрак ее ребенка, который умер безымянным и на чьем надгробии выгравировано одно слово: «Любимая».
Почетное упоминание: все остальное, что написал Тони Моррисон.
Зови меня своим именем Андре Асиман
«Внезапный и сильный роман расцветает между мальчиком-подростком и летним гостем в особняке его родителей на скале на Итальянской Ривьере.Каждый не готов к последствиям своего влечения, когда в беспокойные летние недели неумолимые потоки одержимости, очарования и желания усиливают их страсть и испытывают заряженную почву между ними. Безрассудно эти двое приближаются к тому, чего оба боятся, что никогда больше не обретут: к полной близости».
Гонки Скорпионов Мэгги Стифватер
«Это происходит в начале каждого ноября: Гонки Скорпионов. Всадники пытаются удержать своих водных лошадей достаточно долго, чтобы добраться до финиша.Некоторые всадники живут. Другие умирают. В девятнадцать лет Шон Кендрик снова стал чемпионом. Пак Коннолли другой. Она никогда не собиралась участвовать в гонках Скорпионов. Но судьба не оставила ей особого выбора. Итак, она участвует в конкурсе — первая девушка, сделавшая это. Она никоим образом не готова к тому, что должно произойти».
Почетное упоминание: серия Raven Boys
Heart Berries от Терезы Мари Мэйлхот
«Пережив глубоко дисфункциональное воспитание только для того, чтобы оказаться в больнице и столкнуться с двойным диагнозом посттравматического стрессового расстройства и биполярного расстройства II типа; Терезе Мари Мэйлхот дают блокнот, и она начинает писать, как избавиться от травмы.Результатом стали эти мемуары, мемориал матери Майлхота, социального работника и активистки, которая любила заключенных; история примирения с отцом – буйным пьяницей и блестящим художником, убитым при загадочных обстоятельствах; и элегия о том, как трудно любить кого-то, волоча за собой длинные тени стыда».
Призраки дома на холме Ширли Джексон
«Четверо искателей прибыли в общеизвестно недружественный дом под названием Hill House: Dr.Монтегю, ученый-оккультист, ищущий веские доказательства «призраков»; Теодора, его беззаботная помощница; Элеонора, одинокая хрупкая молодая женщина, хорошо знакомая с полтергейстами; и Люк, будущий наследник Hill House. Поначалу кажется, что их пребыванию суждено стать просто жуткой встречей с необъяснимыми явлениями. Но Хилл-Хаус собирает свои силы — и скоро он выберет одну из них, чтобы создать свою собственную.
Комната Джованни Джеймс Болдуин
«Действующий в Париже 1950-х американских экспатриантов, связей и насилия, молодой человек оказывается в ловушке между желанием и общепринятой моралью.Благодаря острому, пытливому воображению этот классический рассказ углубляется в тайну любви и создает трогательную, весьма противоречивую историю смерти и страсти, раскрывающую невысказанные сложности человеческого сердца».
Серафина Рэйчел Хартман
«Серафина — полудракон, происходящий от матери-дракона, принявшей человеческий облик, и отца, который не питает особой привязанности к виду Серафины. Не то чтобы кто-то другой тоже. Это мир, в котором драконы и люди живут и работают бок о бок, но под поверхностью нарастают напряженность и враждебность.Когда член королевской семьи жестоко убит, она внезапно оказывается в центре внимания, втягиваясь в расследование вместе с опасно проницательным принцем Люцианом. По мере того, как эти двое раскрывают зловещий заговор с целью разрушить шаткий мир в королевстве, борьба Серафины за сохранение своей тайны становится все труднее… и его раскрытие может стоить ей самой жизни».
Дочь Дыма и Кости от Laini Taylor
«По всему миру на дверных проемах появляются черные отпечатки рук, опаленные там крылатыми пришельцами, пробравшимися через щель в небе.В темном и пыльном магазине дьявольский запас человеческих зубов становится опасно низким. А на запутанных улочках Праги молодой студент-художник вот-вот окажется втянутым в жестокую потустороннюю войну».
Весь невидимый нам свет Энтони Дорр
«Мари-Лора живет в Париже недалеко от Музея естественной истории, где работает ее отец. Когда ей двенадцать, нацисты оккупируют Париж, и отец и дочь бегут туда, где в высоком доме у моря живет затворнический двоюродный дедушка Мари-Лоры.С собой они несут то, что может быть самой ценной и опасной жемчужиной музея. В шахтерском городке в Германии Вернер Пфенниг, сирота, растет со своей младшей сестрой, очарованные грубым радио, которое они находят, которое приносит им новости и истории из мест, которые они никогда не видели и не представляли. Вернер становится экспертом в создании и ремонте этих важных новых инструментов, и его зачисляют, чтобы использовать свой талант, чтобы выследить сопротивление. Ловко переплетая жизни Мари-Лоры и Вернера, Дёрр освещает способы, которыми, вопреки всему, люди стараются быть добрыми друг к другу.
Дом духов Изабель Альенде
«Дебютный роман Альенде оживляет триумфы и трагедии трех поколений семьи Труба. Патриарх Эстебан — непостоянный, гордый человек, чье ненасытное стремление к политической власти сдерживается только его любовью к своей хрупкой жене Кларе, женщине, мистически связанной с духовным миром. Когда их дочь Бланка вступает в запретный роман вопреки своему неумолимому отцу, результатом становится неожиданный подарок Эстебану: его обожаемая внучка Альба, красивая и волевая девочка, которая поведет свою семью и свою страну в революционное будущее. .
Песнь Ахилла Мадлен Миллер
«Роман Миллера — захватывающий, глубоко трогательный и совершенно уникальный пересказ легенды об Ахиллесе и Троянской войне. Сказка о богах, королях, бессмертной славе и человеческом сердце, она блестяще переосмысливает непреходящий шедевр Гомера, «Илиаду ». Насыщенное действием приключение, эпическая история любви и чудесно задуманный и исполненный захватывающий сюжет».
Почетное упоминание: Цирцея
Ваше сердце — мышца размером с кулак Сунил Япа
«Убитый горем после смерти матери и трех лет скитаний по миру, Виктор тоскует по семье и целеустремленности.Он считает, что нашел и то, и другое, когда вернулся домой в Сиэтл только для того, чтобы быть охваченным массовым протестом. С молодым двухрасовым Виктором по одну сторону баррикад и его отчужденным отцом — белым начальником полиции — по другую, день погружается в хаос, захватывая в своем замешательстве активистов, полицию, прохожих и граждан со всего мира. который прибыл в тот день, полный надежд. К концу дня все они совершили поступки, которые никогда не считали возможными».
Гнев и рассвет Рене Ахди
«Каждый рассвет приносит ужас новой семье в стране, где правит убийца.Халид, восемнадцатилетний халиф Хорасана, каждую ночь берет новую невесту только для того, чтобы казнить ее на рассвете. Так что это подозрительный сюрприз, когда шестнадцатилетняя Шахрзад добровольно выходит замуж за Халида. Но она делает это с хитрым планом, чтобы остаться в живых и отомстить халифу за убийство ее лучшей подруги и бесчисленного множества других девушек. Остроумие и воля Шази действительно ведут ее к рассвету, которого не видели другие, но с подвохом… она влюбляется в того самого мальчика, который убил ее самого дорогого друга.Она обнаруживает, что кровожадный мальчик-король — это не то, чем кажется, как и смерть стольких девушек. Шази полон решимости раскрыть причину убийств и раз и навсегда разорвать порочный круг».
Виски и ленты Лизы Кросс-Смит
«Эви — балерина с классическим образованием — была на девятом месяце беременности, когда ее муж Эймон был убит при исполнении служебных обязанностей жарким июльским утром. Сейчас зима, и приемный брат Эймона Далтон переехал к ней, чтобы помочь ей вырастить шестимесячного Ноя.Это рассказывается тремя переплетающимися мелодичными голосами: Эви в наши дни, когда она попала в снег вместе с Далтоном во время ужасной метели; Эймон перед убийством, когда он готовится к надвигающемуся отцовству и борется с опасностью своей профессии; и Далтон, когда он изо всех сил пытается найти смысл своей жизни рядом с жизнью Эймона, и когда он решает выследить биологического отца, которого он никогда не знал».
Одиннадцатая станция Эмили Сент-Джон Мандел
«Действующий в жуткие дни краха цивилизации, Station Eleven рассказывает завораживающую историю голливудской звезды, его потенциального спасителя и кочевой группы актеров, бродящих по разбросанным аванпостам в районе Великих озер, рискуя всем ради искусства. и человечество.
Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной Бенджамин Алире Саенс
«Аристотель — сердитый подросток, брат которого сидит в тюрьме. Данте — всезнайка, у которого необычный взгляд на мир. Когда они встречаются в бассейне, у них, кажется, нет ничего общего. Но когда одиночки начинают проводить время вместе, они обнаруживают, что их связывает особая дружба — такая, которая меняет жизнь и длится всю жизнь. И именно благодаря этой дружбе Ари и Данте узнают самые важные истины о себе и о том, какими людьми они хотят быть.
Боги танго Каролина Де Робертис
«Приехав в Буэнос-Айрес в 1913 году, имея при себе только чемодан и любимую скрипку отца, семнадцатилетняя Леда потрясена, обнаружив, что муж, ради которого она путешествовала через океан, мертв. Не имея возможности вернуться домой, одна и на грани нищеты, она оказывается соблазненной танго, танцем, который подчеркивает каждый аспект жизни в ее новом городе».
Монстр зовет Патрика Несса
«Монстр на заднем дворе Конора — не тот, которого он ожидал, — тот, из кошмара, который ему снится каждую ночь с тех пор, как его мать начала лечение.Этот монстр древний. И дикий. И он хочет что-то от Конора. Что-то ужасное и опасное. Оно хочет правды. Из окончательной идеи удостоенной наград писательницы Шивон Дауд, чья преждевременная смерть от рака не позволила ей написать ее самой, Патрик Несс создал захватывающий и мрачно-забавный роман о проказах, потерях и монстрах, как реальных, так и воображаемых».
Белый олеандр Джанет Фитч
«Белый олеандр» рассказывает незабываемую историю Ингрид, гениальной поэтессы, брошенной в тюрьму за убийство, и ее дочери Астрид, чья одиссея проходит через череду приемных семей Лос-Анджелеса — в каждой есть своя вселенная, со своими законами, своими опасностями, своими собственные трудные уроки, которые необходимо усвоить, становится искупительным и удивительным путешествием самопознания.
Вещи, которые они несли Тим О’Брайен
«Сборник связанных рассказов американского писателя Тима О’Брайена о взводе американских солдат, сражавшихся на земле во время войны во Вьетнаме, и вещах, которые они несли с собой в зависимости от своих приоритетов, своих суеверий, своих мечтаний и то, что им ближе всего к сердцу».
Свирепые женщины и отъявленные лжецы Кай Ченг Том
«Это своего рода реальная история взросления молодой азиатской транс-девушки, патологической лгуньи и эксперта по кунг-фу, которая сбегает из жестокого дома своих родителей в дождливом городе под названием Мрак.Уйдя в одиночку, она находит свою настоящую семью в группе невероятных трансгендерных женщин, которые живут в таинственном районе удовольствий, известном только как Улица Чудес. Под крыльями этой свирепой и сказочной стаи главный герой превращается в женщину, которой она всегда мечтала стать, с небольшой помощью беспринципного Доктора Крокодайла. Когда одного из них жестоко убивают, она присоединяется к своим сестрам, формируя банду линчевателей, чтобы дать отпор трансфобам, жестоким джонам и полицейским, которые бродят по Улице Чудес.
Тень и кость Ли Бардуго
«Окруженный врагами некогда великий народ Равка был разорван на две части Теневым Каньоном, полосой почти непроницаемой тьмы, кишащей монстрами, пожирающими человеческую плоть. Теперь его судьба может лечь на плечи одного одинокого беженца. Алина Старкова никогда ни в чем не была хороша. Но когда ее полк подвергается нападению в Каньоне и ее лучшая подруга жестоко ранена, Алина обнаруживает дремлющую силу, которая спасает ему жизнь — силу, которая может стать ключом к освобождению ее разоренной войной страны.
Лунная ванна от Yanick Lahens
«После того, как ее находят выброшенной на берег, Сетут Ольмен Тереза, окровавленная и в синяках, вспоминает обстоятельства, которые привели ее сюда. Ее голос навязчиво вплетается в повествование и выходит из него, поскольку ее история переплетается с историями трех поколений женщин в ее семье, начиная с Ольмен, ее бабушки. Ольмен, которой едва исполнилось шестнадцать, привлекает внимание жестокого и могущественного Тертулиена Месидора, несмотря на многовековую вражду между их семьями, из-за которой ее предки оказались в нищете.Пока семья борется с политическими и экономическими потрясениями, повествование переключается между голосами четырех женщин, их жизни переплетены с волшебством и полны в равной степени надежды и отчаяния, что приводит к окончательной, трагической судьбе Сетута».
Пожиратели Индры Даса
«Прохладным вечером в Калькутте, Индия, под полной луной, когда бурлящие ритмы странствующих музыкантов наполняют ночь, профессор колледжа Алок встречает таинственного незнакомца с причудливым признанием и необычной историей.Раздразненный незаконченной историей этого человека, Алок сделает все, чтобы услышать ее завершение. Поэтому Алок соглашается, по воле незнакомца, расшифровать коллекцию потрепанных тетрадей, обветренных пергаментов и когда-то живых шкур».
Человек-невидимка Ральфа Эллисона
«Безымянный рассказчик романа описывает взросление в чернокожей общине на Юге, посещение негритянского колледжа, из которого его исключили, переезд в Нью-Йорк и становление главным представителем гарлемского отделения «Братства» и отступление среди насилия и беспорядка в подвальное логово Человека-невидимки, которым он себя воображает.
Жизнь перед ее глазами Лаура Касишке
«Диана стоит перед зеркалом, прихорашиваясь со своей лучшей подругой Морин. Внезапно входит одноклассник с пистолетом, и Диана видит, как ее жизнь танцует перед ее глазами. Через мгновение будущее, которое она только что представляла, — любящая жена и мать в возрасте сорока лет — оказывается запечатанным ужасным решением, которое она вынуждена принять. В прозе, наполненной драматически женской чувственностью весны, мы переживаем неуверенные шаги семнадцатилетней Дианы в женственность.
Когда Луна была нашей Анна-Мари Маклемор
«Для всех, кто их знает, лучшие друзья Миэль и Сэм столь же странны, сколь и неразлучны. Из запястья Миэль вырастают розы, и ходят слухи, что она выплеснулась из водонапорной башни, когда ей было пять лет. Сэм известен лунами, которые он рисует и вешает на деревьях, и тем, как мало кто знает о его жизни до того, как он и его мать переехали в город. Но какими бы странными ни казались Миэль и Сэм, даже они держатся подальше от девушек Боннер, четырех прекрасных сестер, которые, по слухам, являются ведьмами.Теперь они хотят розы, которые растут из кожи Миэль, убежденные, что их аромат может заставить любого влюбиться. И они готовы использовать каждую тайну, за защиту которой боролась Миэль, чтобы убедиться, что она выдаст их».
Ночной цирк Эрин Моргенштерн
«Цирк прибывает без предупреждения. Оно просто есть, когда вчера его не было. Он называется Le Cirque des Rêves и открыт только ночью. За кулисами происходит жестокое соревнование: поединок двух юных магов, Селии и Марко, которых с детства специально для этого тренировали их переменчивые наставники.Они оба не знали, что это игра, в которой может остаться только один. Несмотря на высокие ставки, Селия и Марко вскоре влюбляются друг в друга, запуская эффект домино с опасными последствиями и оставляя жизни всех, от исполнителей до покровителей, висящими на волоске».
Зимняя сказка Марк Хелприн
«Однажды зимней ночью Питер Лейк — сирота и мастер-механик — пытается ограбить похожий на крепость особняк в Верхнем Вест-Сайде.Хотя он думает, что дом пуст, дочь дома дома. Так начинается любовь между Питером Лейком, ирландским грабителем средних лет, и Беверли Пенн, молодой девушкой, которая умирает. Питер Лейк, простой, необразованный человек, из-за любви, которую он сначала не до конца понимает, вынужден останавливать время и возвращать мертвых».
Путеводитель по танцам лунатика от Mira Jacob
«Знаменитый нейрохирург Томас Ипен сидит на крыльце своего дома и разговаривает с умершими родственниками.По крайней мере, так рассказывает его жена Камала, склонная к преувеличениям, их дочери Амине, фотографу, живущему в Сиэтле. Неохотно Амина возвращается домой и обнаруживает ситуацию, которая намного сложнее, чем показала ее мать, уходящая корнями в путешествие семьи, включая мятежного брата Амины Ахила, в Индию двадцатью годами ранее. Вскоре Амина понимает, что единственный способ помочь отцу — это смириться с болезненным прошлым своей семьи. При этом она должна считаться с призраками, которые преследуют всех Ипенов.
Линии тени Амитава Гоша
«Начавшийся в Калькутте в 1960-х годах, этот роман повествует о двух семьях — английской и бенгальской — их жизни переплетаются трагическим и комическим образом. Рассказчик, родившийся в Индии и получивший образование в Англии, прослеживает события во времени, от начала Второй мировой войны до конца двадцатого века, через годы бенгальского разделения и насилия, наблюдая, как политические события вторгаются в частную жизнь».
Странные и прекрасные печали Авы Лавендер Лесли Уолтон
«Глупая любовь, похоже, принадлежит семье Ру по праву рождения, зловещий прогноз для ее последнего потомства, Авы Лавендер.Ава — во всем остальном нормальная девочка — рождается с крыльями птицы. Стремясь понять свой особый характер и растущее желание соответствовать своим сверстникам, шестнадцатилетняя Ава отправляется в большой мир, плохо подготовленная к тому, что она может обнаружить, и наивная к извращенным мотивам других».
Тайная история Донны Тартт
«Под влиянием своего харизматичного профессора классики группа умных и эксцентричных неудачников в элитном колледже Новой Англии открывают для себя способ мышления и жизни, который отличается от будничного существования их современников.Но когда они выходят за рамки обычной морали, их жизнь меняется глубоко и навсегда, и они узнают, как трудно жить по-настоящему и как легко убить».
Jellicoe Road Мелина Марчетта
«Бросенная матерью на Джеллико-роуд, когда ей было одиннадцать, Тейлор Маркхэм, которой сейчас семнадцать, наконец сталкивается со своим прошлым. Но у неохотного лидера своего общежития в школе-интернате не так много времени для самоанализа.И в то время как Ханна, самая близкая взрослая Тейлор к семье, исчезла, Джона Григгс, мальчик, который может быть ключом к разгадке секретов прошлого Тейлора, вернулся в город, угрюмые взгляды и все такое».
Стрэндж Мечтатель от Лэйни Тейлор
«Сон выбирает мечтателя, а не наоборот — и Лазло Стрэндж, военный сирота и младший библиотекарь, всегда опасался, что его сон выбрал плохой вариант. С пяти лет он был одержим мифическим затерянным городом Плач, но нужен был кто-то смелее, чем он, чтобы пересечь полмира в его поисках.Затем представляется потрясающая возможность в виде героя по имени Богоубийца и группы легендарных воинов, и он должен воспользоваться своим шансом или навсегда потерять свою мечту».
Чайная ложка земли и моря автора Дина Найери
«Одиннадцатилетняя Саба Хафези и ее сестра-близнец Махтаб, выросшие в небольшой рисовой деревне в Иране 1980-х годов, очарованы Америкой. Поэтому, когда ее мать и сестра исчезают, оставив Сабу и отца одних в Иране, Саба уверена, что они переехали в Америку без нее.Но ее родители научили ее, что «все судьбы написаны кровью» и что близнецы будут жить одной жизнью, даже если их разделят земля и море. По мере того, как она растет в тепле и сообществе своей местной деревни, влюбляется и разочаровывается, а также борется с ограниченными возможностями в постреволюционном Иране, Саба предполагает, что ее история может развиваться по-другому».
Книжный вор Маркуса Зусака
«1939 год. Нацистская Германия. Страна затаила дыхание.Смерть никогда не была такой занятой и будет еще более занятой. Лизель Мемингер — приемная девочка, живущая за пределами Мюнхена, которая зарабатывает себе на скудное существование, воруя, когда натыкается на то, перед чем не может устоять — книги. С помощью своего приемного отца, играющего на аккордеоне, она учится читать и делится украденными книгами с соседями во время бомбежек, а также с евреем, спрятавшимся в ее подвале».
Мы были лжецами Э. Локхарт
«Этот роман сосредоточен на теме принятия себя, семейной морали и возможных смертельных последствиях ошибок.В центре сюжета — богатая, казалось бы, идеальная семья Синклеров, которая каждое лето проводит на своем частном острове. Однако не каждое лето одинаково — когда что-то случается с Каденс в течение лета, когда ей исполняется пятнадцать лет, четыре «Лжеца» вновь появляются два года спустя, чтобы побудить Каденс вспомнить этот инцидент».
Библия ядовитого дерева Барбары Кингсолвер
«История, рассказанная женой и четырьмя дочерьми Натана Прайса, яростного евангельского баптиста, который в 1959 году везет свою семью и миссию в Бельгийское Конго.Они берут с собой все, что, по их мнению, им понадобится из дома, но вскоре обнаруживают, что все это — от садовых семян до Писания — катастрофически трансформируется на африканской земле. Далее следует захватывающая эпопея о трагической гибели одной семьи и замечательном восстановлении в течение трех десятилетий в постколониальной Африке».
Определенный уклон света Лоры Уиткомб
«В классе старшей учительницы английского языка она не дает покоя, Хелен чувствует их: впервые за 130 лет на нее смотрят человеческие глаза.Они принадлежат мальчику, и Хелен — напуганная, но заинтригованная — тянется к нему. Тот факт, что он в теле, а она нет, представляет этой маловероятной паре их первое испытание. Но по мере того, как влюбленные изо всех сил пытаются найти способ быть вместе, они начинают открывать секреты своей прошлой жизни и молодых людей, которыми они завладели».
Бегущий за ветром Халеда Хоссейни
«Незабываемая, душераздирающая история маловероятной дружбы между богатым мальчиком и сыном слуги его отца, застигнутая трагическим поворотом истории. Бегущий за ветром переносит читателей в Афганистан в напряженный и решающий момент перемен и разрушения. .Мощная история дружбы, она также о силе чтения, цене предательства и возможности искупления; и исследование власти отцов над сыновьями — их любви, их жертв, их лжи».
Сто лет одиночества Габриэля Гарсиа Маркеса
«Это история семи поколений семьи Буэндиа в городе Макондо. Патриарх-основатель Макондо Хосе Аркадио Буэндиа и Урсула Игуаран, его жена (и двоюродная сестра), покидают Риоачу, Колумбия, в поисках лучшей жизни и нового дома.Однажды ночью во время эмиграции, разбив лагерь на берегу реки, Хосе Аркадио Буэндиа мечтает о «Макондо», городе зеркал, отражающих мир в нем и вокруг него. Проснувшись, он решает поселить Макондо на берегу реки». Магический реализм во всей красе.
Король должен умереть Мэри Рено
«Этот билдунгсроман и исторический роман прослеживает молодость и приключения Тесея, героя греческой мифологии. Вместо того, чтобы пересказывать миф, Renault строит археологически и антропологически правдоподобную историю, которая могла бы перерасти в миф.Она улавливает главное, удаляя более фантастические элементы, такие как монстры и образы богов».
Вечеринка в саду и другие истории Кэтрин Мэнсфилд
В пятнадцати забавных, красочных, острых и загадочных историях модернист Мэнсфилд исследует ряд тем, неотъемлемых от человеческого опыта, от брака, семьи и смерти до долга, разочарования и сожаления в этом впечатляющем сборнике».
Все, Все Никола Юн
«Что, если бы вы не могли ничего трогать во внешнем мире? Никогда не дышите свежим воздухом, не чувствуйте, как солнце согревает ваше лицо… или не целуете соседского мальчика? В «Все, все » Мэдди — девочка, у которой буквально аллергия на внешний мир, а Олли — мальчик, который переезжает в соседний дом… и подвергается величайшему риску, на который она когда-либо шла.
Какие ваши любимые книги с великолепным написанием?
Расцвет современной прозы
Принято считать, что современный стандартный стиль литературной прозы развился во время Реставрации в семнадцатом веке. «Начиная с Реставрации, нормальная литературная проза, используя термины Маклюэна, является «линейным» продуктом «печатной культуры». Главной целью такой прозы является полезная публичная коммуникация». В книге «Возвышение стиля современной прозы» Роберт Адольф поднимает центральный и провокационный вопрос: почему проза в целом сместилась от выразительного искусства елизаветинской эпохи к объективному простому стилю Реставрации? Почему проза стала прозаической, полезным средством публичного общения?
Книга Роберта Адольфа — это не история стиля семнадцатого века, а исследование некоторых его аспектов, имеющих решающее значение для развития современного стиля прозы.Автор концентрируется на избранных фигурах, таких как Бэкон, Браун, Гланвилл, Спрат и Уилкинс. Эти авторы имеют различное значение для двух основных школ критики двадцатого века того периода, восходящих к Моррису Кроллу и Р. Ф. Джонсу. Кролл считал, что переход к «современному» стилю прозы был имитацией антицицероновского простого стиля древности, особенно стилей Сенеки и Тацита; в то время как Джонс утверждал, что наука, «Новая философия», была главным источником влияния.Ни джонсианец, ни кроллианец, Адольф предлагает новую теорию о том, почему и как английская проза приняла «близкий, обнаженный, естественный» стиль, отстаиваемый Королевским обществом. Он утверждает, что великий стилистический сдвиг был продуктом утилитарной этики, вокруг которой были интегрированы многие ценности того времени. Автор не отвергает тезисы Кролла и Джонса, а вплетает их в комплексный анализ, включая такие возможные влияния на стиль, как гражданские войны в Англии и аспекты протестантской этики.
Адольф также занимается описанием самой смены стиля, а также ее причин в современной культуре. С этой целью он сравнивает последовательные переводы семнадцатого века идентичных отрывков из избранных авторов, таких как Плутарх, Сервантес и Монтень, чтобы выделить вариации и сделать обобщения об исторических изменениях. Применяя соответствующие аспекты языкознания, а также литературоведения, автор с помощью этого метода может обобщать изменения стиля прозы.Он сверяет эти обобщения с многочисленными дискуссиями о стиле, которые породила эпоха.
Автор приходит к выводу, что, хотя утилитарная проза писалась во все века, Реставрация впервые в истории сделала критерии утилитаризма официальной доктриной литературной прозы в целом.
Расцвет современной прозы Стиль применяет к стилю несколько важных методов. Это исследование основано на глубоком знании автором как первоисточников, так и современных дебатов.Полностью исследовательский и хорошо аннотированный текст, книга Роберта Адольфа понравится не только специалистам семнадцатого века, но и историкам как языка, так и литературы в целом.
Читательский манифест — The Atlantic
Ничто так не дает мне почувствовать, что я родился на несколько десятилетий позже, чем современные «литературные» бестселлеры. Дайте мне проверенный временем шедевр или то, что критики снисходительно называют забавным чтением — Сестра Кэрри или просто Кэрри .На самом деле, дайте мне что угодно, лишь бы на лицевой стороне не было печати одобрения жюри, присуждавшей недавнюю премию, а на оборотной — набор драгоценных восторженных отзывов. В книжном магазине я иногда примеряю, из-за чего вся эта суета, но один взгляд на напыщенную прозу — «яростные мазки заикающихся тюльпанов», скажем, или «во мраке еще не наступившего дня» — и я мчусь. это к дружелюбным черным шипам Penguin Classics.
См. также: Интервью: «Читательская месть»
Б. Р. Майерс, автор «Читательского манифеста», утверждает, что пришло время для читателей дать отпор литературному истеблишменту.
Я понимаю, что такое заявление должно звучать извращенно неблагодарно литературному истеблишменту. В течение многих лет редакторы, критики и члены жюри, не говоря уже о самих писателях, говорили остальным из нас, как нам повезло, что мы живы и читаем в эти волнующие времена. Нам говорят, что отсутствие господствующей школы критики породило необычайное разнообразие стилей, шведский стол с чем-то на любой вкус. Как заметил романист и критик Дэвид Лодж, подводя итог лекции о сосуществовании фабуляции, минимализма и других течений: «Все внутри и ничего не выходит.Эта гипербола, исходящая от инсайдеров, для которых такой термин, как «выдумка», на самом деле что-то значит, простительна и даже мила; это как если бы команда поваров отеля была в восторге от своего ассортимента капусты. Однако с точки зрения читателя, «разнообразие » — последнее слово, которое приходит на ум, и кажется, что «вышло» больше, чем когда-либо прежде. Более полувека назад популярные рассказчики, такие как Кристофер Ишервуд и Сомерсет Моэм, считались одними из лучших писателей своего времени и не считались менее литературны, по-своему, чем Вирджиния Вульф и Джеймс Джойс.Сегодня любой доступный, быстроразвивающийся рассказ, написанный чистой прозой, считается «жанровой прозой» — в лучшем случае превосходным «чтением» или «перелистыванием страниц», но никогда литературой с большой буквы. блокбастеры могут счесть публикацию нового произведения воспринятой как событие поп-культуры, но большинству «жанровых» романов посчастливилось попасть на дюйм на последних страницах The New York Times Book Review .
Напротив, все, написанное в застенчивой писательской прозе, теперь считается «литературной беллетристикой» — не обязательно хорошей художественной беллетристикой, заметьте, но всегда более достойной уважительного внимания, чем даже самая хорошо написанная триллер или мелодрама.Именно эти произведения получают рецензию на всю страницу, часто одну в воскресном разделе рецензий на книги, а другую в той же газете в течение недели. Именно эти работы, и только эти работы, составляют ежегодные короткие списки наградных комитетов. «Литературный» писатель не обязательно должен быть интеллектуалом. Насмешки над озабоченными статусом потребителями, разглагольствование такими словами, как «онтологический» и «номинализм», воспевание Red River чепухи, как если бы это было из утерянной книги Ветхого Завета: вот что в наши дни в романах считается глубокомысленным.Приемлема даже самая очевидная банальность, если она сопровождается постмодернистским подмигиванием. Что недопустимо, так это сильный элемент действия — если, конечно, идиоматика не является достаточно навязчивой, чтобы свести напряжение к минимуму. И наоборот, естественный стиль прозы можно простить, если темп романа достаточно медленный, как в случае с метко названным Ха Джином « Ожидание », получившим Национальную книжную премию (1999) и премию ПЕН/Фолкнера (2000).
Дуализм литературы и жанра практически разрушил старую троицу интеллектуалов, обывателей и незнатных людей, которая и так всегда использовалась в насмешку.Писателей, которых когда-то назвали бы средними интеллектуалами, теперь относят, в зависимости от степени их словесной аффектации, либо к литературному, либо к жанровому лагерю. Таким образом, Дэвиду Гутерсону присвоен статус серьезного писателя за то, что он похоронил тайну убийства под звучными тавтологиями (« Снег на кедрах», , 1994), в то время как Стивен Кинг, чей роман «Мешок с костями» (1998) является более интеллектуальным, но менее претенциозным, до сих пор считается просто очень талантливым жанровым рассказчиком.
Все находится «в», другими словами, до тех пор, пока читатель находится на уважительном восхищенном расстоянии. Это может показаться странной тенденцией, если учесть, что навыки чтения американских студентов колледжей, которые составляют основную аудиторию современной серьезной художественной литературы, заметно снизились с 1970-х годов. Не должна ли оболваненная Америка с большей готовностью придавать литературный статус прямолинейной прозе, вместо того чтобы поощрять жеманство и мракобесие?
Не обязательно.В романе Олдоса Хаксли « Те бесплодные листья » (1925) персонаж по имени мистер Кардан делает вывод, который может объяснить сегодняшнее положение дел.
Действительно простые, первобытные люди любят, чтобы их поэзия была как можно… искусственной и далекой от языка повседневных дел. Мы упрекаем восемнадцатый век в его искусственности. Но дело в том, что Беовульф изложен в терминах, в пятьдесят раз более сложных и неестественных, чем в [стихотворении Папы] Эссе о человеке .
Мистер Кардан в романе выглядит немного пустозвоном, но есть по крайней мере анекдотические свидетельства, подтверждающие его наблюдение. Мы знаем, например, что европейские крестьяне были далеко не довольны, когда их духовенство перестало озадачивать их латынью. Эдвард Покок (1604-1691) был английским проповедником и лингвистом, чьи проповеди, согласно Оксфордской книге литературных анекдотов , «всегда составлялись в простом стиле на практические темы, тщательно избегая всякой показухи и хвастовства ученостью.
Но из-за этой весьма примерной осторожности не забавлять своих слушателей (вопреки распространенному тогда методу) тем, чего они не могли понять, некоторые из них воспользовались случаем, чтобы питать весьма презренные мысли о его учености… Так что один Когда он путешествовал по Чайлдри, расспрашивая своих оксфордских друзей, чем он развлекает некоторых людей, кто был их священником и как он им нравился, получил такой ответ: «Наш пастор — некий мистер Покок, простой честный человек. Но господин, — сказали они, — он не латиноамериканец.
Не поймите меня неправильно — я никого не сравниваю с крестьянином. Но я также не готов поверить, что снижение грамотности в Америке затронуло всех, кроме поклонников «Серьезной фантастики». как «последнее слово в гномическом контроле» или бессвязная метафора как «лирическое» письмо, очевидно, что они тоже испытывают трудности с пониманием того, что читают. Сомневаюсь, что вы попали в плен к писателям, намеренно неясным или поющим в странных ритмах.И что может быть более естественным, чем то, что та же самая элита будет презирать чистый английский язык как «ремесленную прозу» — идиома, несовместимая с настоящей литературой? Стивен Кинг — простой, честный человек, автор, которого стоит читать в метро. Но Мастер, он не латинец.
Если бы новое устроение должно было возродить хорошее письмо на китайском языке — если использовать термин, введенный британским критиком Сирилом Коннолли для прозы таких писателей, как Вирджиния Вулф и Джеймс Джойс, — тогда я был бы последним, кто жаловался. Но то, что мы получаем сегодня, — это поразительно грубая форма аффектации: проза настолько повторяющаяся, настолько элементарная по своему синтаксису и настолько отупляющая своим чрезмерным использованием игры слов, что часто требует меньше концентрации, чем средний «жанровый» роман.Даже нынешняя неизвестность проста — своего рода тарабарщина, которая останавливает все мысли на месте. Лучший способ продемонстрировать это на практике — взглянуть на некоторые из наиболее популярных стилей современного письма.
Стало модным, особенно среди женщин-романисток, использовать лицензию на поэзию, заявляя при этом об освобождении от строгих поэтических стандартов точности и блеска. Эдна О’Брайен — одна из авторов, которые делают это, но Энни Пру более известна, во многом благодаря своему бестселлеру The Shipping News (1993).В 1999 году Пру завершила признание в антологии рассказов под названием Close Range , поблагодарив своих детей в характерной прозе «за то, что они мирятся с моим задушенным, ориентированным на работу образом жизни».
Правильно: «задушенные, работающие пути». Работающий хорош, конечно, если не считать ноты самоодобрения, но задушенных способов не имеет смысла ни на каком уровне. Кроме того, как что-либо, сколь бы абстрактным оно ни было, может быть одновременно задушено и направлено на работу? Возможно, автор имел в виду что-то вроде ночных потасовок с Музой, но точно знает только она.К счастью для Пру, многие читатели сегодня ожидают, что литературный язык будет настолько далек от обычной речи, что его невозможно будет понять. « Задушенные пути », — бормочут они себе под нос в сбитом с толку восхищении. «Кто, кроме Писателя, мог подумать об этом!»
Рассказы в Close Range полны такого рода написания. «Полукожий бычок» (впервые появившийся в The Atlantic Monthly в ноябре 1997 года) начинается с этого предложения:
В долгом развитии его жизни, от туго раненого мальчишки-хастлера в шерстяном костюме, едущего верхом. Поезд из Шайенна в престарелый хромал в этот растянутый год, Меро отбросил мысли о месте, где он начал, о так называемом ранчо на незнакомой земле у южной оконечности Биг-Хорнс.
Как и многое другое в современной прозе, это требует быстрого прочтения, достаточного внимания, чтобы отметить смелое использование слов. Медленнее, и все развалится. Пру, кажется, имел в виду единое тщеславие, но 90 418, разворачивающееся 90 419 или расстилающееся, как флаг или зонтик, катастрофически противоречит последующим образам нитей. (Возможно, «распутывание» звучит недостаточно красиво.) Жизнь — это развернутых , дельца — это намотанных , год — это намотанных , и все же метафоры продолжаются, когда сбиты с ног — что может работать в менее людном месте, хотя я в этом сомневаюсь — и петля , что мило, если вы никогда не видели петлю или карту Биг-Хорнс.И это только первая фраза!
Пру однажды признала, что она склонна слишком «сжимать» короткие рассказы, но ее игра слов столь же беспощадна в ее романах; она, кажется, не осознает, что все инновационные языки получают свое влияние из-за контраста с простым английским языком. Обычно можно обнаружить, что она посвящает более одной метафоры или сравнения одному и тому же образу. «Яростные мазки тюльпанов, заикающихся в садах». «Из каждого погружения вытекал звуковой фартук». «Ледяная масса наклонилась, как бы любуясь своим отражением в волнах, наклонилась, пока южная башня не оказалась под углом карандаша в пишущей руке, северная башня возвышалась над ней, как любовник.«Дети бросились на Куойла, схватили его, как падающий человек хватается за подоконник, как поток электрических частиц пробивает щель и замыкает цепь». буханка хлеба, его плоть к окну, голова к дыне, черты лица к кончикам пальцев, глаза к цвету пластмассы, а подбородок к полке
Это, конечно, не так уж и плохо; часть о ледяной массе, любующейся своим отражением, эффектна.И время от времени Пру выделяет действительно хороший образ в одиночестве: «Столовая, битком набитая мужчинами, была освещена красными лампочками, из-за чего они выглядели зажаренными заживо на своих стульях». Однако такие попадания настолько редки, что через некоторое время читатель перестает думать о том, что означают метафоры. Может быть, это тот эффект, к которому стремится Пру; она, кажется, хочет постоянно держать нас на поверхности текста, как будто она боится, что мы можем забыть ее причудливое повествовательное присутствие хотя бы на пару строк.
Упадок американской прозы с 1950-х годов наиболее очевиден в упадке длинных предложений. Сегодня все, что длиннее двух-трех строк, скорее всего, будет простым списком атрибутов или образов. Пру в значительной степени опирается на такие предложения, которые часто напоминают плохого фотографа, торопящегося с показом слайдов. В этой сцене из Accordion Crimes (1996) женщине только что отрезали руки куском листового металла.
Она стояла, изумленная, как вкопанная, глядя на текстуру дерева на обшивке амбара, на краску, смытую мокрым снегом и нанесённым песком, на беззаботных ласточек, мечущихся и вновь появляющихся с зажатыми в клювах насекомыми, похожими на усы, на растрепанных ветром насекомых. небо, глухие окна дома, старое стекло, отбрасывающее на нее голубые закрученные отражения, фонтаны крови, бьющие из ее обрубленных рук, даже, в первый момент, услышав влажные удары ее предплечий по амбару и яркий звук удара металла.
Пруль меньше всего хочет, чтобы вы начали задаваться вопросом, собирается ли кто-то с кровью, струящейся из отрубленных рук, стоять на корнях достаточно долго, чтобы увидеть, как исчезает более одной птицы, ловит насекомое и снова появляется, или вся сцена не в дурном вкусе ювенильного сорта. Вместо этого вы должны прочитать предложение на одном мысленном вдохе и поддаться ложному нагромождению слов на то, что Уолтер Кендрик в неоднозначном обзоре в The New York Times назвал «блестящей прозой» ( и применительно к этому самому отрывку, кроме того).
Другой пример:
Куропатка черная, маленькая, беспокойный путник по склону жизни, всенощный говорун; Меркалия, вторая жена Партриджа и цвета коричневого пера на темной воде, горячий ум; Куойл большой, белый, спотыкается, никуда не идет.
Черный, маленький, большой, белый : это ленивые, невыразительные прилагательные. При всей своей ложной точности это сравнение с перьями в конечном счете бессмысленно: слишком много возможных коричневых оттенков, чтобы оно могло вызвать тот оттенок, который имел в виду Пру (даже с вовлечением темной воды ).Более лаконичный синтаксис сразу показал бы скудость этого описания, но, связав вместе дюжину атрибутов, она гарантирует, что каждый видится только в контексте ослепительно «пиротехнического» целого.
Поскольку Пру — писательница, а не поэт, ее необходимость привлекать внимание к своему присутствию на протяжении всего текста создает определенные трудности. Как она может удерживать внимание на своем стиле даже во время кропотливой работы над экспозицией? Как ей добраться до следующего фиолетового прохода как можно быстрее, не прибегая к прямолинейности, этой ужасной идиоме жанрового хака? Ее решение: навязчивая — и потому «литературная» — телеграфная речь: «Сделала вид, что забрала Куойла обратно в качестве особого одолжения.Временно… Уволен, автомойщик, снова на работу. Уволен, таксист, снова нанят». Даже поклонники Пру не зайдут так далеко, чтобы похвалить этот аспект ее письма, но они, вероятно, разделяют ее нетерпение перейти к «лирической» погоне.
Многие персонажи Пру описаны почти исключительно в термины регионального или этнического происхождения.Из Accordion Crimes :
[Крис] носил пару темных очков и начал бегать с кучей чоло , особенно с грубым по имени « Венас «, черный крот на левой ноздре — кто-то, кто насыпал денег в его белый «бьюик» с помятой бархатной обивкой, чей отец, Пако Робело, и вся семья Робело, по слухам, были связаны с narcotraficantes .
Венас — один из многих персонажей, представленных в потоке слов, а затем выброшенных из повествования. Мы больше не слышим об этом латинском стереотипе до тех пор, пока спустя несколько лет и страниц автор, как будто понимая, что он ей вообще не нужен, небрежно отмечает в предложении, что его нашли забитым до смерти. Нас не должно волновать, кто это сделал и почему, или как смерть повлияла на Криса. Так зачем нам нужно было знать точное местонахождение родинки у мужчины или имя его отца? Если притирочные фартуки — это подделка Дилана Томаса, попытка ввести читателей в заблуждение, заставив их думать, что они читают стихи, то это подделка Дос Пассос, простая деталь, добавленная для иллюзии панорамного обзора.Увы, Пру обманывает только себя. Помещая все в фокус, она уменьшает влияние своего живого чувства местности. Некоторые из личных подробностей, особенно в The Shipping News , настолько блестящи, что требуют большей передышки — например, информация, которая одновременно и забавна, и грустна одновременно, о том, что мужское дешевое мокрое тело носки покрасили его ногти в синий цвет.
Конечно, вряд ли можно винить Пру за то, что он думал: «Если это не сломано, зачем это чинить?» Ее роман « открыток » (1992) получил премию ПЕН-клуба/Фолкнера; The Shipping News получил Национальную книжную премию и Пулитцеровскую премию.Ее сочинения, как и многие другие сегодняшние романисты, преподносятся как «вызывающие воспоминания» и «неотразимые». Причина, по которой эти расплывчатые атрибуты стали литературными лозунгами нашего времени, даже более популярными, чем «грубый» и «злой» были в 1950-х годах, заключается в том, что они позволяют критикам восхвалять прозу писателя, не принимая во внимание ее воздействие на читателя. Легче назвать сочинение, подобное Пру, лирически вызывающим или поэтически убедительным, чем выяснять, что оно вызывает или что заставляет читателя думать и чувствовать.Как Close Range может действительно передать ощущение жизни в Вайоминге, когда все — от одиночества равнин до ужасного насилия, которое оно вызывает, — описано в одном и том же вздорном стиле, в тех же прыгучих ритмах? И почему нас должны волновать персонажи, чьи ужасные смерти и травмы рассматриваются только как предлог для новой игры слов?
Восхищение критиков Пру отражает растущий консенсус в отношении того, что лучшая проза та, в которой содержится наибольшее количество выдающихся предложений, независимо от того, соответствуют они контексту или нет.(В The New York Times критик Ричард Эдер с одобрением процитировал яркий отрывок из Close Range об автомобильной поездке, которую сами персонажи, похоже, совсем не находят примечательной.) Предложения Пру часто хвалят за то, что они жизненны. сами по себе: они «танцуют и извиваются, скользят и набрасываются» (К. Фрэнсис Танабе, The Washington Post ), «каждое отдельное предложение удивляет, восхищает и просто сбивает вас с толку» (Кэролин Си, The Washington Post ) , предложение Пру «свистит и щелкает» (Дэн Крайер, Newsday ).В 1999 году Танабэ начал онлайн-обсуждение работы Пру в Post , попросив участников присоединиться к нему в «выборе ваших любимых предложений из любой истории в Close Range ». Я сомневаюсь, что любой рецензент в нашем более грамотном прошлом ожидал, что у людей будут любимые фразы из художественной прозы. Любимый персонаж или сцена, конечно; любимая линия диалога, может быть; но не любимая фраза. Мы должны прочитать великую книгу более одного раза, чтобы понять, насколько неизменно хороша проза, потому что в первый раз, а часто даже во второй, мы слишком увлечены историей, чтобы это заметить.Если художественная литература Пру так убедительна, почему ее поклонников больше впечатляют отдельные предложения, чем все в целом?
Мужской аналог женской поэзии в прозе — смелая, мелвилловская ходульность, более известная читателям книжных рецензий как «мускулистая» проза. Чарльз Фрейзер, Фредерик Буш и многие другие писатели пишут на этой идиоме, но признанным дедушкой всех их является Кормак Маккарти. Справедливости ради надо сказать, что стиль Маккарти когда-то был совсем другим. Хранитель сада (1965), его дебютный роман, является шедевром тщательного и сдержанного письма.Выдержка с первой страницы:
Далеко из пылающей бетонной полосы вынырнула и боролась к нему маленькая бесформенная масса. Он устойчиво вырисовывался, извиваясь и гротескно, как нечто, увиденное сквозь плохое стекло, на короткое время приобрел форму и твердость пикапа, пронесся мимо и отступил в ту же жидкую форму, в которой появился.
Там ни слова лишнего, и хотя тон почти не разговорный, к читателю обращаются как к писателю, в естественной интонации и словарном запасе.Обратите также внимание на то, насколько образный язык ( похож на нечто, увиденное сквозь плохое стекло ) свеж и ярок, без стремления к оригинальности.
Теперь прочтите это из книги Маккарти «Пересечение » (1994), части известной трилогии о границе: «Он съел последние яйца и вытер тарелку тортильей, и съел лепешку, и допил остатки кофе, и вытер рот, поднял глаза и поблагодарил ее».
Сценаристы триллеров знают достаточно, чтобы использовать такой синтаксис для динамичных сцен: «…. и его крик страха сменился кровавым бульканьем, и он умер, а Вольф ничего не почувствовал» (Кен Фоллетт, , «Ключ к Ребекке», , 1980). В предложении Маккарти непрерывный поток слов не имеет ничего общего с медленным, методический характер того, что описывается. И зачем повторять тортилья ? Когда Хемингуэй писал «маленькие птички дули на ветру, и ветер вертел их перья» («In Another Country», 1927), он был, как указывает Дэвид Лодж, в The Art of Fiction (1992), создав два четких изображения самым простым способом, каким только мог.Повторение ветра в немного разных смыслах усиливает непосредственность референта, повторяя другие напоминания об осеннем ветре Милана. Вторая тортилья Маккарти, напротив, существует, как и синтаксис, для привлечения внимания к самому писателю. Поскольку все это предложение говорит нам, оно могло бы быть таким: «Он съел последние яйца. Он вытер тарелку тортильей и съел ее. Он допил остатки кофе и вытер рот. поблагодарил ее.Если бы Маккарти написал вместо , критики упрекнули бы его за «ремесленную» прозу. Но первая версия не более информативна и приятна для слуха, чем вторая, которую по крайней мере можно читать вслух в (Маккарти известен своей неприязнью к публичным чтениям.) В оригинале только и говорится: «Я выражаюсь не так, как вы, поэтому я писатель». последних романов Маккарти.Параллелизмов и псевдоархаичных формулировок предостаточно: «Они догоняли и отправлялись в путь каждый день в темноте до того, как настал день, и они ели холодное мясо и печенье и не разводили огня»; «и они всегда будут такими и никогда не будут другими»; «капитан писал и не поднимал глаз»; «Ни одна душа не ехала, кроме него» и так далее.
Читатель должен увлекаться потоком языка. В обзоре New York Times The Crossing Роберт Хасс похвалил эффект: «Это вопрос прямого письма, меняющегося набора сложных предложений, скупости на запятые и колдовского повторения слов…. Как только этот стиль установлен, твердый, слегка гипнотический, четкость и извилистость предложений … собираются в волшебство». Ключевое слово здесь — «накопление». Подобно Пру и многим другим сегодня, Маккарти больше полагается на
В то время как внутри свода ребер между его коленями темное мясо билось сердце чьей воли и кровь пульсировала, а кишки шевелились в своей массивной синеве извилины чьей воли, и крепкие бедренные кости, и колени, и пушки, и сухожилия, похожие на льняные канаты, которые тянулись и сгибались, тянулись и сгибались по их сочленениям чьей воли, все завернуто в ножны и заглушено плотью, и копытами, которые раскаляют колодцы в утреннем тумане земли и голова, поворачивающаяся из стороны в сторону, и большая слюнявая клавиатура его зубов, и горячие шары его глаз, где пылал мир.( All the Pretty Horses , 1992)
Это может заставить мрачное сердце Хасса биться быстрее, но на самом деле это просто плохая поэзия, отформатированная для использования снисходительных стандартов современной прозы. Неясность , чья воля , в которой есть неудачный оттенок доктора Сьюзиана, предназначена для того, чтобы заставить читателей думать, что разум автора действует на более высоком уровне, чем их собственный — на уровне, где не смешно восхвалять сдвиги в кишечнике лошади.
Как поклонник кино-вестернов, я отказываюсь спорить с мифом о том, что дикий пейзаж может придать эпическое значение жизням его обитателей.Но романы терпят эпический язык лишь в меру. Записывать с таким же мрачным величием каждый аспект жизни ковбоя, от поножовщины до буррито во время обеда, значит создавать то, что можно назвать только китчем. Здесь мы узнаем, что на западе даже похмелье — это что-то особенное.
[Они] разошлись в разных направлениях через чапараль и встали, раскинув ноги, хватаясь за колени и блюя. Лошади-пассажиры вскинули головы. Это был не звук, который они когда-либо слышали раньше.В серых сумерках эти рвотные позывы, казалось, отдавались эхом, словно призывы каких-то грубых временных видов, выпущенных на эту пустошь. Что-то несовершенное и уродливое поселилось в сердце бытия. Существо, ухмыляющееся глубоко в глазах самой благодати, как горгона в осеннем пруду. ( All the Pretty Horses )
Это редкий отрывок, который может заставить вас поднять взгляд, где бы вы ни находились, и задаться вопросом, не стали ли вы жертвой дьявольски тщательной Скрытой камеры розыгрыша. Я могу просто согласиться с идеей, что лошади могут принять человеческую рвоту за зов диких животных.Но «дикие животные» недостаточно эпичны: Маккарти должен выпустить дым о каких-то грубых временных видах , как если бы у вашего среднестатистического четвероногого были безупречные манеры за столом и пенсионный план. Затем он переключается с точки зрения лошадей на точку зрения рассказчика, хотя неясно, к чему относится , что-то несовершенное и уродливое . Последняя половина предложения только усугубляет путаницу. Является ли вещь , ухмыляющаяся глубоко в глазах благодати , тем же самым, что поселилась в сердце бытия ? И что горгона делает в бассейне ? Или вглядывается в него? А почему пул осень ? Я сомневаюсь, что Маккарти может объяснить что-либо из этого; ему, вероятно, просто нравится, как это звучит.
Ни один романист, обладающий чувством нелепости, не стал бы писать такую чепуху. Хотя его персонажи иногда подкалывают друг друга, Маккарти является одним из самых лишенных чувства юмора писателей в американской истории. В этом отрывке речь идет о лошадях.
Он сказал, что души лошадей отражают души людей ближе, чем люди предполагают, и что лошади тоже любят войну. Люди говорят, что они учатся только этому, но он сказал, что ни одно существо не может научиться тому, что его сердце не имеет формы, чтобы вместить … Наконец, он сказал, что видел души лошадей, и что это было ужасно видеть.Он сказал, что его можно увидеть при определенных обстоятельствах, сопровождающих смерть лошади, потому что у лошади общая душа, и ее отдельная жизнь только формирует ее из всех лошадей и делает ее смертной … Наконец Джон Грейди спросил его, не было ли это правда, если бы все лошади исчезли с лица земли, то и душа лошади не погибла бы, ибо нечем было бы восполнить ее, но старик только сказал, что бессмысленно говорить о том, что в мир для Бога не допустил бы такого.( All the Pretty Horses )
Чем дальше мы уходим от нашего ковбойского прошлого, тем более сумасшедшим становится гиппофилия, которую мы ему приписываем. Что еще более важно, особенно учитывая похвалу The New York Times All the Pretty Horses за его «реалистичный диалог», это неестественность, с которой воспроизводится разговор. Предполагается, что ковбои разговаривают с мексиканцем по-испански, что для начала несколько натянуто, но по тону разговора можно подумать, что это древнееврейский язык.И не должен ли Грэди удовлетворить наше любопытство, выяснив, как выглядит душа лошади, вместо того, чтобы заниматься гипотетической точкой зрения лошадиной теологии? Вы почти ожидаете, что он спросит, сколько душ лошадей может поместиться на булавочной головке.
All the Pretty Horses получил Национальную книжную премию в 1992 году. «Только сейчас, — написали судьи в своей глупой цитате, — нечеловеческий мир не получил своего собственного священного канона». Какое значение имеет псевдобиблейский стиль; этот так называемый канон не может предложить ничего, кроме общепринятой веры в то, что лошади, как и собаки, служат нам достаточно хорошо, чтобы заслужить освобождение от повсеместного пренебрежения животной жизнью.(Никто никогда не видит коровью душу.) Художественная литература Маккарти может быть менее увлекательной, чем «жанровый» вестерн, но ее мировоззрение почти такое же. Таковы и персонажи: тихие ковбои, женщины, которым «нравится смотреть, как мужчина ест», воющие дикари. (Справедливости ради вестерн: изображение коренных американцев Маккарти в « Blood Meridian » [1985] гораздо более оскорбительно, чем что-либо в «Louis L’Amour».) Критики, однако, слишком впечатлены мускулами его прозы, чтобы обращать на них внимание. о сердце внизу.Даже The Village Voice назвал Маккарти «мастером стилиста, возможно, не имеющим себе равных в американской литературе». Роберт Хасс написал большую часть своего обзора The Crossing , искренне подражая стилю Маккарти:
Мальчики путешествуют по этому миру, приподнимая шляпы, говоря «yessir» и «nosir», «si» и «es verdad». и «кларо» со всей его потенциальной злобой, его полусумасшедшими философами, по мере того как мир омывает их и вокруг них, и сами братья оказываются столь же задержанными жестом поиска, как старые запасами горького мудрость и другие путешественники, в середине жизни, на различных стадиях дуги между невинностью и опытом, какими бы импульсами они ни были поставлены на путь.
Расплывчатость этого восхваления, должно быть, раздражает Маккарти, который гордится тем, что прямо решает «вопросы жизни и смерти». В интервью он изображает из себя мужчину, у которого нет времени на раздутых интеллектуалов — литературная версия, если хотите, Дейва Томаса, самодовольно-местного старичка из рекламы Венди. Было бы несправедливо и слишком милосердно предположить, что это всего лишь поза. Когда Маккарти говорит о Марселе Прусте и Генри Джеймсе: «Я их не понимаю.Для меня это не литература», — у меня смутное чувство, что он говорит правду.
Не вся современная литература отмечена мутностью Пру-Маккарти. Многие романы пугают читателей, заставляя их задуматься не о том, что говорит писатель, а о том, что почему он это говорит. Вот, например, начало книги Дона Делилло White Noise (1985). они обошли оранжевую двутавровую балку и направились к общежитиям.Крыши фургонов были загружены тщательно закрепленными чемоданами с легкой и тяжелой одеждой; с коробками одеял, сапог и обуви, канцтоварами и книгами, простынями, подушками, одеялами; со свернутыми ковриками и спальными мешками, с велосипедами, лыжами, рюкзаками, английскими и западными седлами, надувными плотами. Когда машины замедлили ход и остановились, студенты выскочили из них и помчались к задним дверям, чтобы начать убирать предметы внутри; стереосистемы, радиоприемники, персональные компьютеры; небольшие холодильники и настольные плиты; коробки грампластинок и кассет; фены и утюжки для укладки; теннисные ракетки, футбольные мячи, клюшки для хоккея и лакросса, луки и стрелы; контролируемые вещества, противозачаточные таблетки и устройства; нездоровая пища все еще в сумках для покупок — чипсы с луком и чесноком, начос, пирожки с арахисовым кремом, вафли и кабум, фруктовые жевательные конфеты и попкорн с ирисками; попсы Дум-Дум, мятные мяты.
Это тип письма, полный названий брендов и инвентаря гардероба, который критики любят хвалить как «резкий» взгляд на безумие современной американской жизни. Трудно понять, что такого резкого в том, чтобы описывать пригороды как пустыню ошеломленных покупателей, чем левые социальные критики занимаются с 1950-х годов. Тем не менее, это надежная тема для романиста с ограниченными способностями. Если приведенный выше список покупок кажется вам увлекательным, то Делилло — ваш человек. Если вы жалуетесь, что это просто скучно и что вы поняли сообщение примерно на четверти пути, он всегда может возразить, сказав: «Эй, я не делаю всеохватывающим, помешанным на потреблении обществом.Я просто сообщаю об этом».
Конечно, рассказчик, профессор по имени Джек Глэдни, на самом деле не может видеть, что находится внутри сумок студентов; он просто пытается пошутить. Это тоже шутка? Сколько из вышеприведенного отрывка, если на то пошло, мы вообще должны утруждать себя визуализацией? Подобные вопросы мучают читателя на протяжении всего Белый шум . Мы знакомимся с Джеком и его женой не раньше, чем начинается их разговор. отмечает их как плоские бумажные приспособления.
«Это день универсалов.» …
«Это не универсалы, которые я хотел видеть. Какие люди? Женщины носят клетчатые юбки, вязаные свитера? Мужчины в хакерских куртках? Что такое хакерская куртка?»
Ни один реальный человек не стал бы последовательно задавать два последних вопроса. Персонажи Делилло говорят и ведут себя как инопланетяне в 3rd Rock From the Sun , что было бы хорошо, если бы мы не должны были воспринимать их как откровенную сатиру на то, как мы живем сейчас.Американский супермаркет представлен как пристанище довольства, похожее на утробу, место, куда люди приходят, чтобы удовлетворить свои глубокие эмоциональные потребности. (В интервью New York Times после публикации романа Делилло развил тему, сравнив супермаркеты с церквями.) Такая снисходительная чепуха типична для писателей из Страны Потребителей; кто-то должен сообщить им, что средний покупатель ничего не чувствует в супермаркете, кроме сильного желания выйти из него снова. Белый шум также продолжает давнюю интеллектуальную традицию преувеличения воздействия рекламы.Здесь Стеффи, маленькая дочь рассказчика, разговаривает во сне.
Она произнесла два отчетливо слышимых слова, знакомых и неуловимых одновременно, слова, которые, казалось, имели ритуальное значение, часть словесного заклинания или экстатического пения.
Тойота Селика .
Прошло немало времени, прежде чем я понял, что это название автомобиля. Правда поразила меня еще больше. Изречение было красивым и таинственным, отливающим золотом от надвигающегося удивления. Это было похоже на имя древней небесной силы, высеченное клинописью… Каким бы ни был его источник, это высказывание поразило меня эффектом момента великолепной трансцендентности.
Делилло сказал, что хочет передать ощущение «волшебства и ужаса», скрывающихся в нашей потребительской культуре, но как плохо он с этим справляется! В словах девушки так мало явного удивления, что только метафора, взятая из узнаваемого человеческого опыта, может побудить нас разделить волнение Джека. Вместо этого нам говорят о безымянном имени, вырезанном на табличке в небе, да еще и клинописью.Эффект от всего этого настолько невовлеченный, настолько глупый, что сбивает с толку даже сочувствующих читателей. Настоящим профессорам остается объяснить этот отрывок в свете того, что Делилло сказал в интервью и других романах о том, как люди используют слова, чтобы успокоить страх смерти. Корнел Бонка из Калифорнийского государственного университета пишет: «Если мы рассмотрим взрыв Стеффи как пример страха смерти, говорящего на потребительском жаргоне с по , то чудесный трепет Джека поразит нас, как это ни странно, абсолютно уместным.«Хороший романист, конечно, написал бы эту сцену более убедительно в первую очередь. Гораздо более странные вещи случаются в « мертвых душах» Николая Гоголя (1842), но нам не нужен академический посредник, чтобы оспорить их правдоподобие или объясните, что имел в виду Гоголь. номера, знакомые дизайны упаковок и яркие надписи, гигантские размеры, семейные пакеты со скидками с наклейками Day-Glo, чувство пополнения, которое мы чувствовали, чувство благополучия, безопасности и удовлетворенности, которые эти продукты принесли в некую уютную атмосферу. дом в наших душах — казалось, мы достигли такой полноты бытия, которая неизвестна людям, которые меньше нуждаются, меньше ожидают, которые планируют свою жизнь вокруг одиноких вечерних прогулок.
Могла ли ирония быть менее тонкой? И тавтология: масса, полнота, число; благополучие, довольство ! Корявые отголоски: размеров, размеров; знакомый, семья; чувство, чувство; благополучие, быть ! Я бы не отказался от апологетов Делилло, заявив, что это повторение предназначено для того, чтобы подчеркнуть избыток товаров в супермаркете. Факт остается фактом: здесь, как и в сцене с Toyota Celica , роман пытается передать магическую привлекательность потребительства в просто плоской и утомительной прозе.
По крайней мере, этот абзац связен. Большинство мыслей автора, независимо от того, какой персонаж их произносит, принимают форму разрозненных цепочек эллиптических утверждений. Должно быть, именно это удовлетворяет критиков, поскольку они находятся в присутствии вызывающего писателя, но чаще всего «сухое сморщенное ядро», позаимствовав строчку из Анны Бронте, «едва ли компенсирует трудность раскалывания ореха». Вот, например, Джек Глэдни рассказывает женщине, почему он дал своему ребенку имя Генрих.
«Я думал, что это было мощно и впечатляюще… Есть что-то в немецких именах, немецком языке, немецком вещах . Я не знаю, что именно. Это просто там. В центре всего этого Гитлер , конечно.»
«Вчера вечером он снова был на связи.»
«Он всегда включен. Без него у нас не было бы телевидения.»
«Они проиграли войну», сказала она. «Насколько велики они могут быть?»
«Верное замечание. Но дело не в величии. Дело не в добре и зле.Я не знаю, что это такое. Посмотрите на это с другой стороны. Некоторые люди всегда носят любимый цвет. Некоторые люди носят оружие. Некоторые люди надевают форму и чувствуют себя больше, сильнее, в большей безопасности. Именно в этой области обитают мои навязчивые идеи».
Итак, Глэдни считает, что в немецких именах есть что-то сильное. Это настолько знакомая идея, что мы, естественно, предполагаем, что Делилло собирается сделать с ней больше. Вместо этого он дает нам легкомысленную нелогичность. о телевидении с последующим неуклюжим перефразированием первого пункта.Если навязчивые идеи рассказчика обитают «в этой области», не должен ли он рассказать нам что-то, чего мы не знаем, вместо «Некоторые люди надевают униформу и чувствуют себя больше, сильнее, в большей безопасности»?
Другим источником ложной глубины являются постоянные намеки Делилло на важные чувства и предзнаменования — намеки, которые либо остаются висеть в воздухе, либо удобно прерываются повествовательным предлогом. Джек размышляет о беспорядке в своем доме: «Почему эти вещи имеют такой печальный вес? К ним прикована тьма, дурное предчувствие.Они заставляют меня опасаться не личных неудач и поражений, а чего-то более общего, чего-то большого по масштабу и содержанию». Что это за , что-то большое по масштабу и содержанию ? Нам об этом никогда не говорят. Позднее Джек отмечает «плавающие оттенки бытия». между ним и его падчерицей. Подобные фразы встречаются во всех романах Делилло; они, пожалуй, являются наиболее последовательным элементом его стиля. В Underworld (1997) рот мужчины наполняется «предвкушением массивных внутренних сдвигов»; другой персонаж чувствует « какая-то сущностная черта «я»; в воздухе «ощущается какой-то благоприятный замысел» и так далее.Это безопасная, всеобъемлющая неопределенность астрологов и хиромантов. Делилло также добавляет риторические вопросы или другие заявления об отказе от ответственности, чтобы сбить его смысл с толку. Здесь, чтобы вернуться к White Noise , это еще одно размышление Джека.
«Каждый раз, когда мы замышляем заговор, мы приближаемся к смерти. Это похоже на контракт, который должны подписать все, как заговорщики, так и те, кто является целью заговора.»
Это правда? Почему я это сказал? Что это значит?
На первый и третий вопросы легко ответить; в конце концов, мы приближаемся к смерти каждый раз, когда делаем что-либо.Так почему же Джек так говорит? Потому что Делилло знал, что большинству его читателей это покажется глубоко оригинальным. Затем он добавил эти вопросы, чтобы критическое меньшинство не обвинило его в банальности.
Вперемешку с этими размышлениями мы получаем долгие разговоры о том, кто первый? разнообразие. Они лишь подчеркивают одинаковость речи персонажей. Молодые и старые, мужчины и женщины, все звучат одинаково.
«Что ты хочешь сделать?» она сказала.
«Делай что хочешь.»
«Я хочу сделать для тебя все, что лучше.»
«Для меня лучше всего доставить тебе удовольствие,» сказал я.
«Я хочу сделать тебя счастливым, Джек.»
«Я счастлив когда я доставляю вам удовольствие».
«Я просто хочу делать то, что вы хотите делать».
«Я хочу делать все, что лучше для вас».
И так далее. Всем, кто называет это мучительным, Делилло вполне может ответить: «В этом вся моя точка зрения! Это коммуникация в Стране Потребителей!» Не исключено, учитывая, что диалоги теряют свою логику на полпути, что все это было написано только для того, чтобы его пролистали.Как и всплески названий торговых марок, которые встречаются в тексте («Tegrin, Denorex, Selsun Blue»), это еще одно свидетельство убеждения Делилло — по-видимому, разделяемого Марком Лейнером, Бреттом Истоном Эллисом и другими — что написание банальной и расплывчатой прозы блестящий способ запечатлеть банальную и рассеянную природу современной жизни.
Но зачем нам вообще интересоваться художественной литературой о стране потребления, если эффект от ее чтения такой же тошнотворной усталости, как и после вечернего просмотра каналов? Нужны ли нам такие писатели, как Делилло, за их проницательность, которая редко поднимается выше уровня «некоторые люди надевают униформу и чувствуют себя больше»? Или они нужны нам для иронической точки зрения, которую большинство из нас приобрело в детстве, когда мы впервые начали насмехаться над рекламой? Да по обоим пунктам, по мнению членов жюри Национальной книжной премии, которые в 1985 году одобрили книгу White Noise .Раздутая репутация романа остается явным сигналом того, что от современной художественной литературы следует ожидать меньшего, чем от книг, написанных во времена наших бабушек и дедушек. Точно так же, как прозаику теперь достаточно быть смутно «вызывающим воспоминания», писателю-интеллектуалу достаточно направить наши мысли в знакомом направлении. Джейн Энн Филлипс похвалила White Noise в The New York Times в 1985 году за то, что они решили «не давать ответов» и вместо этого задавали «неизбежные вопросы с непревзойденным мастерством».Она также сказала: «[Рассказчик White Noise ] — один из самых ироничных, умных, мрачно-смешных голосов, которые когда-либо комментировали жизнь в современной Америке. Это Америка, где никто не несет ответственности и не контролирует; все являются рецепторами, получателями стимулов, потребителями». Другими словами, это та Америка, которую Энди Уорхол начал комментировать в 1960-х, причем гораздо более связно. Уорхол даже написал лучше, ради бога. Где была бы известная новая художественная литература без добровольной приостановки культурной грамотности?»
Большинство поклонников Делилло подстраховываются, восхваляя его стиль — или, мой любимый, его «аналитическую строгость» (Джей Макинерни), — предлагая лишь пару фраз текстовых доказательств.Филипс, по крайней мере, имел смелость процитировать длинный отрывок из «Белый шум », в котором персонаж рассуждает о семиотике — чего еще? — супермаркета.
«Все скрыто в символизме… Большие двери распахиваются, закрываются непрошено. Энергетические волны, падающее излучение… кодовые слова и церемониальные фразы. Это всего лишь вопрос расшифровки… Не то, чтобы мы хотели к… Это не Тибет… Тибетцы пытаются увидеть смерть такой, какая она есть.Это конец привязанности к вещам.Эту простую истину трудно понять. Но как только мы перестанем отрицать смерть, мы сможем спокойно идти к смерти… Нам не нужно искусственно цепляться ни за жизнь, ни за смерть… Мы просто идем к раздвижным дверям… Посмотрите, как все освещено. … запечатанный … вневременной. Еще одна причина, почему я думаю о Тибете. Умирать в Тибете — это искусство… Песнопения, нумерология, гороскопы, декламации. Здесь мы не умираем, мы делаем покупки. Но разница менее заметна, чем вы думаете.»
Это не могло быть менее связным, если предложения были перемешаны в шляпе и снова вытащены наугад.Спешу добавить, что Филлипс сама сделала эти многоточия в смелой попытке отделить логическую мысль от исходного беспорядка. Тем не менее, она представила сказанное как свидетельство «понимания и восприятия Делилло американского саундтрека». В этом ирония художественной литературы «Страны потребления»: ее поклонники еще более беспомощны в присутствии авторитетного позерства и еще больше боятся сказать «я не понимаю», чем покупатели, над которыми они чувствуют такое превосходство.
На протяжении всей карьеры Делилло критики называли его работы забавными: «до абсурда комическими… смех во весь голос» (Митико Какутани), «мрачно смешной» (Филлипс). И большинство, похоже, согласны с Кристофером Леманн-Хауптом в том, что White Noise — «один из самых смешных произведений Дона Делилло». , они отказываются приводить примеры того, что они находят таким забавным. У меня есть мнение, что это такие вещи, как «Мужчины в хакерских куртках? Что такое хакерская куртка?», но было бы несправедливо утверждать это без доказательств. К счастью для нас, Марк Остин в предисловии к недавнему изданию романа выделяет следующий разговор как один из лучших фрагментов «блестящей диалог» в этой «очень смешной» книге.Показательно, что та самая культурная элита, которая так и не «достала» британский комический роман, должна разойтись по этому поводу.
«Я буду читать», сказала она. «Но я не хочу, чтобы вы выбирали что-то, в чем есть мужчины внутри женщин, цитирую-цитирую, или мужчины входят в женщин. «Я вошел в нее». «Он вошел в меня». Мы не вестибюли и не лифты. «Я хотел, чтобы он вошел в меня», как будто он может полностью залезть, расписаться в кассе, поспать, поесть и т. д. Можем ли мы договориться об этом? Мне все равно, что эти люди делают пока они не входят или не входят.»
«Согласен.»
«‘Я вошел в нее и начал толкаться'»
«Я полностью согласен,» сказал я. »
«Глупое использование, абсолютно.»
«‘Вставь себя, Рекс. Я хочу, чтобы ты был внутри меня, жестко входишь…»
И так далее. Остин, вероятно, застонал бы от этого обмена, если бы он появился в «Секс в большом городе» . Шумиха, которую он поднимает по этому поводу, хороший пример того, насколько трогательно благодарными могут быть читатели, когда обнаруживают — о чудо! — что «литературный» автор на самом деле пытается развлечь их для разнообразия.
Тому, кто сомневается в снижающейся грамотности рецензентов, стоит только подумать о том, что самый болтливый из всех стилей прозы неизменно превозносится как «скудный», «скромный» и даже «минималистский». Я имею в виду, конечно, писательскую школу Пола Остера.
Когда он проснулся, в комнате было темно. Куинн не мог точно сказать, сколько времени прошло — была ли это ночь того дня или ночь следующего. Возможно даже, подумал он, что это вовсе не ночь. Может быть, просто в комнате было темно, а снаружи, за окном, светило солнце.Несколько мгновений он думал встать и подойти к окну посмотреть, но потом решил, что это не имеет значения. Если сейчас не ночь, подумал он, то ночь придет позже. Это было несомненно, и независимо от того, выглядывал он в окно или нет, ответ был бы тем же. С другой стороны, если здесь, в Нью-Йорке, действительно была ночь, то солнце наверняка светило где-то еще. В Китае, например, был, без сомнения, полдень, и фермеры, выращивающие рис, вытирали пот со лба. Ночь и день были не более чем относительными понятиями; они не относились к абсолютному состоянию.В любой данный момент всегда было и то, и другое. Единственная причина, по которой мы этого не знали, заключалась в том, что мы не могли находиться в двух местах одновременно. ( Стеклянный Город , 1985)
Это можно было бы сказать вдвое меньшим количеством слов, но тогда мы могли бы чувствовать себя еще более склонными спросить, зачем это вообще нужно говорить. (Кто вообще когда-либо считал день и ночь абсолютным условием ?) Плоское, кропотливое многословие сигнализирует о том, что это авангардный материал, игнорирование которого поставило бы нас на уровень идиотов, освистывающих Ле. Sacre du Printemps .Но что есть точка? Предназначается ли отрывок банальным, чтобы заманить обывателей в ловушку для жалоб на него, тем самым оставив знатокам наслаждаться иронией на каком-то постмодернистском уровне? Или во всей этой истории с часовыми поясами действительно есть какое-то скрытое значение? Суть, как скажут вам поклонники Остера, в том, что на такие вопросы не может быть четких ответов; художественная литература, такая как Город Стекла , побуждает нас принять интригующие двусмысленности, выходящие за рамки обычного романа.Допускаются и даже поощряются все интерпретации вышеприведенного отрывка, за исключением, конечно, самого очевидного: что Остер просто тратит наше время.
Это еще один пример того, что в его произведениях считается мыслью.
«Вспомните, что случилось с отцом нашей страны. Он срубил вишневое дерево, а потом сказал отцу: «Я не могу лгать». Вскоре после этого он бросил монету через реку.Эти две истории являются важными событиями в американской истории.Джордж Вашингтон срубил дерево и выбросил деньги. Вы понимаете? Он говорил нам важную истину. А именно, что деньги не растут на деревьях.» ( Стеклянный город )
Всегда рискованно отождествлять мысли писателя с мыслями его персонажей, но преобладание этих свободно-ассоциативных салонных игр в художественной литературе Остера предполагает, что он находит их либо забавными, либо глубокими Это из Moon Palace (1989)
Одна мысль продолжала уступать место другой, скручиваясь во все большие массы взаимосвязанности.Например, идея путешествия в неизвестность и параллели между Колумбом и астронавтами. Открытие Америки как неудача в достижении Китая; китайская еда и мой пустой желудок; мысль, как пищу для размышлений, и голова, как дворец снов. Я бы подумал: проект «Аполлон»; Аполлон, бог музыки… Так продолжалось и продолжалось, и чем больше я открывался этим тайным соответствиям, тем ближе я чувствовал себя к пониманию какой-то фундаментальной истины о мире. Я, может быть, сходил с ума, но тем не менее я чувствовал огромную силу, нахлынувшую на меня, гностическую радость, которая проникала глубоко в самое сердце вещей.Затем, очень внезапно, так же внезапно, как я обрел эту силу, я потерял ее.
Этот разговор о секретных соответствиях и гностической радости , кажется, направлен на то, чтобы заставить доверчивых читателей подумать, что здесь должно быть какое-то понимание, которое они слишком тупы, чтобы понять. Для остальных рассказчик включает оговорку: «Возможно, я сходил с ума». Как и Делилло, Остер знает основное правило псевдоинтеллектуального письма: чем труднее ухватиться за какую-либо идею, тем легче скрыть, что у человека вообще нет никаких идей.
Что выдает Остера, так это его слабость к шутливым проявлениям эрудиции. В пассажах, подобных следующему, становится настолько ясно, какого набоковского эффекта он добивается, и настолько ясно, что он не может этого добиться, что весь карточный домик рушится.
Когда я встретил Китти Ву, она назвала меня несколькими другими именами… Туманный, например, который использовался только в особых случаях, и Сирано, который возник по причинам, которые станут ясны позже. Если бы дядя Виктор дожил до встречи с ней, я уверен, он оценил бы тот факт, что Марко, по-своему скромно, наконец ступил в Китай.( Лунный дворец )
Влюбившись в китаянку, можно сказать, что рассказчик «открыл» Китай, хотя Бог знает, что это достаточно ужасно, но ступил в него ? Нелегко быть драгоценным и неуклюжим одновременно. Другие примеры:
[В школе имя] Фогг поддается множеству спонтанных увечий: Пидор и Лягушка, например, наряду с бесчисленными метеорологическими отсылками: Снежная Голова, Слякотный Человек, Моросящий Рот. ( Лунный дворец )
…. в бронхиальную музыку вкралась новая тональность — что-то плотное, кремнистое и ударное — … ( Timbuktu , 1999)
Был ли мистер Боунс ангелом, запертым в собачьей плоти? Вилли так и думал… Как иначе истолковать небесный каламбур, который день и ночь эхом отдавался в его сознании? Чтобы расшифровать сообщение, все, что вам нужно было сделать, это поднести его к зеркалу. Может ли быть что-то более очевидное? Просто переверни буквы слова собака , и что у тебя получилось? Правда, вот что.( Тимбукту )
Никто не идеален. Но почему мы должны прощать писателю попытку выдать школьную анаграмму за небесный каламбур , или снежный ком за метеорологическую отсылку, или тональность за синоним «тона», когда он сам так старается чтобы привлечь внимание к его причудливому языку? Еще хуже то, как он злоупотребляет философскими терминами.
По его словам, [имя Марко Стэнли Фогга] доказало, что путешествия у меня в крови, что жизнь унесет меня в места, где еще не бывал ни один человек.Марко, естественно, был Марко Поло, первым европейцем, посетившим Китай; Стэнли был для американского журналиста, который выследил доктора Ливингстона «в самом сердце самой темной Африки»; а Фогг был для Филеаса, человека, который облетел земной шар менее чем за три месяца … В краткосрочной перспективе номинализм Виктора помог мне пережить трудные первые несколько недель в моей новой школе. ( Лунный дворец )
Это для людей, которые знают только то, что номинализм имеет какое-то отношение к именам.На самом деле номиналисты утверждали, что только потому, что слова существуют для таких обобщений, как человечество, не означает, что эти обобщения существуют. Какое это имеет отношение к разговору дяди Виктора?
Еще одной отличительной чертой стиля Остера и современной американской прозы в целом является тавтология. Размахивайте молотком достаточно часто, и вы обязательно попадете в самую точку — по крайней мере, такова логика.
Его тело разорвалось на десятки мелких осколков, были обнаружены фрагменты его трупа… ( Левиафан , 1992)
Блу остается только догадываться, что дело не в этом. Однако сказать, что это такое, совершенно не в его силах. ( Призраки , 1986)
Мой отец был тугим; моя мать была экстравагантной. Она провела; он этого не сделал. ( Из рук в руки , 1997)
Невыразимые желания, неосязаемые нужды и невыразимые стремления – все это проходило через копилку и выходило в виде реальных вещей, осязаемых предметов, которые можно было держать в руке. ( Из рук в руки )
И все же, г-н.Кости был собакой. От кончика хвоста до кончика морды он был чистым примером Canis familiaris , и какое бы божественное присутствие он ни таил в своей коже, он был прежде всего тем, чем казался. Мистер Боу Вау, месье Гав Гав, сэр Кар. ( Timbuktu )
Такого рода вещи повсюду, и все же относительная краткость предложений Остера всегда обманывала критиков, заставляя их думать, что он никогда не пропускает ни слова. Его стиль был оценен как «живой, точный» ( The New York Times ) и «прямой, почти невидимый» ( The Village Voice ).Деннис Драбель в The Washington Post назвал это «всегда экономичным — четким, точным, последним словом в гномическом контроле», что похоже на то, что написал сам Остер.
Создатель «Месье Вуф Вуф» также получил премию Мортона Дауэна Забеля от Американской академии и Института искусств и литературы. (Я не могу себе представить, почему он до сих пор не получил Национальной книжной премии.) Критики сравнивают его с Кафкой, но именно у Борхеса Остер заимствует свои аллегории (детективные работы, биографические исследования) и свою любимую тему: невозможность когда-либо по-настоящему зная что угодно.Это неразумный выбор материала, потому что он недостаточно мыслителен, чтобы передать то удовольствие, которое делает интеллектуальные упражнения достойными внимания. Гностические соответствия между китайской едой и пищей для размышлений ; собака пишется наоборот как бог — это философское письмо?
Опять же, Остер успешен в коммерческом отношении именно потому, что предлагает так много престижа в обмен на столь малую концентрацию. Целые главы можно пролистывать безнаказанно.Он создает собаку, которая прекрасно понимает по-английски, только для того, чтобы описать, как ей нравится нюхать экскременты. Он нарекает своего героя Марко Стэнли Фоггом, имя, предвещающее множество ономастических экспозиций и рассказов о жестокости на детских площадках, а затем тратит страницы, рассказывая нам именно об этом. Мужчина считает свои книги (зачем?) и обнаруживает, что их ровно 1492, а его племянник учится в одном университете в Нью-Йорке. «Я думаю, подходящее число, поскольку оно вызывает…» Продолжайте. Возьмите дикую догадку.
Триллер должен быть захватывающим, иначе он ничего не стоит; это так же верно сейчас, как это когда-либо было.С другой стороны, современному «литературному» роману достаточно лишь нескольких цитируемых пассажей, чтобы гарантировать, по крайней мере, вялую рецензию. Это отражает как растущее влияние культа предложений, так и желание вознаграждать писателей за высокие цели. Поэтому, возможно, естественно, что «литературный» лагерь теперь привлекает не склонных к риску писателей, которые при других обстоятельствах никогда бы не отклонились от самых безопасных формул триллера или романа. Многие современные романы, получившие признание критиков, представляют собой не более чем посредственные «жанровые» рассказы, рассказанные в конформистской смеси утвержденных «литературных» стилей.Каждая амальгама, конечно, немного отличается; что объединяет этих писателей и отделяет их от остального «литературного» лагеря, так это подчеркнуто медленный темп их прозы. Они, кажется, знают, что в более скудной и живой форме их судебные драмы, мемуары гейш и романы с заклинателями лошадей не будут восприняты всерьез, и что именно отсутствие жанрового саспенса возводит их в ранг достойных наград. «Рассказы о потере и искуплении».
Самым успешным из этих писателей является Дэвид Гутерсон, который недавно был назван журналом Тони Granta одним из двадцати лучших молодых писателей Америки.Это из книги «Снег падает на кедры » (1994), которая выиграла PEN/Faulkner и провела более года в списке бестселлеров New York Times .
Ему больше не нравились ни очень многие люди, ни очень многие вещи. Он предпочитал не быть таким, но вот он был таким. Цинизм его, цинизм ветерана, все время его смущал… Это было даже не то, что можно было объяснить кому-нибудь, почему все так глупо. Люди казались ему чрезвычайно глупыми.Он понял, что это всего лишь одушевленные полости, наполненные желе, нитями и жидкостью. Он видел внутренности неровно разорванных мертвецов. Он знал, например, как выглядят мозги, вываливающиеся из чьей-то головы. В связи с этим многое из того, что происходило в обычной жизни, казалось совершенно и возмутительно смешным… Он чувствовал потребность [людей] проявить к нему сочувствие, и это раздражало его еще больше. Рука и без этого выглядела достаточно мрачно, и он был уверен, что она совершенно отвратительна.Он мог оттолкнуть людей, если бы захотел, надев на урок рубашку с короткими рукавами, которая открывала рубцовую ткань на его культе. Однако он никогда этого не делал. Он точно не хотел, чтобы оттолкнули человек. Во всяком случае, у него был такой взгляд на вещи, что большая часть человеческой деятельности, включая его собственную, была полнейшей глупостью, и что его существование в этом мире заставляет нервничать других. Он не мог не обладать этой несчастливой перспективой, как бы сильно он этого ни хотел. Это было его, и он тупо страдал от этого.
Прошу прощения за длину этого отрывка, но требуется больше, чем несколько предложений, чтобы продемонстрировать повторяющуюся медлительность прозы Гутерсона.Майкл Крайтон мог бы дать нам того же стандартного персонажа Отчужденного ветерана в одном из тех миниатюрных описаний, за которые его всегда ругают, но Гутерсон, похоже, намерен все затянуть.
Слово вещь используется для добавления объема. «Ты никому не мог объяснить, почему все было глупостью» становится Это было даже не то, что ты мог никому объяснить, почему все было глупо . «Его цинизм беспокоил его» становится Его цинизм … была вещь, которая беспокоила его . «Он верил, что» становится , у него был такой взгляд на вещи — что . Много лишних акцентов, классический признак неуверенного в себе писателя: « чрезвычайно глупо», « совершенно … смешно», « совершенно отвратительно». Есть предложения, которые, кажется, не служат вообще никакой цели: «Он мог бы отталкивать людей, если бы захотел, надев на урок рубашку с короткими рукавами, которая открывала рубцовую ткань на его культе. Однако он никогда этого не делал.Он точно не хотел, чтобы оттолкнули человек. Так или иначе…» Почти каждая мысль отзывается эхом: «Он предпочитал быть не таким, а не тут-то было, он был таким… Он не мог не обладать этой несчастливой перспективой, как бы ему этого не хотелось». это.» И «… все было глупо. Люди казались ему чрезвычайно глупыми… В контексте этого многое из того, что происходило в обычной жизни, казалось совершенно и тревожно нелепым… Во всяком случае, у него был такой взгляд на вещи — что большая часть человеческой деятельности была полнейшей глупостью…» Вы можете изучать этот отрывок весь день и не найти ни следа словесного чутья. Однако многие читатели, в том числе люди из Granta , готовы купиться на аферу, что все это скучное должно быть Серьезным и, следовательно, Прекрасным. и, следовательно, Прекрасное письмо.
Как и Кормак Маккарти, с которым его иногда сравнивают, Гутерсон считает, что более важно звучать литературно, чем иметь смысл.
В ночь, когда он назначил своего последнего из живых, доктораБен Гивенс не видел снов, ибо его сон был беспокойным и его посещали призраки, которые охраняли портал в мир снов, неустанно говоря об этом мире. Они говорили о его жене, уже умершей, и о дочери, о безмолвных каньонах, где он охотился на птиц, о величественных вершинах, на которые он когда-то взошел, о яблоках, только что сорванных с деревьев, и о виноградниках в предгорьях Апеннин. Они говорили о рядах яблок кампанино возле Монте-делла-Торрачча; они говорили о вишневых деревьях на склонах рек и о цветах груши в лучах майского солнца.
Так вот, если сон доктора посетили призраки ( посетили , заметьте, а не «прервали»), то неужели он все-таки спал? Или призраки не давали ему уснуть? Но разве не спит беспокойным сном, все еще спит? Ответ, конечно же, в том, что это не имеет значения, так или иначе: Гутерсон просто размахивает перед нашими глазами карманными часами. «Вы в профессиональных руках, — говорит он, — потому что только Серьезный Писатель может так звучно выражаться.Теперь читайте дальше и помните, главное — настроение».
Далее следует последовательность образов в стиле Пру. К концу третьего предложения с его вишневыми деревьями, цветущими грушами и еще яблоками , предполагается, что скопление заурядных фраз одурачило читателя, заставив его думать, что был создан лирический эффект. Уловка здесь до боли очевидна. Пру, по крайней мере, подвел бы черту к чему-то столь же затхлому, как августовские пики — особенно в вступительный абзац.(Она также избежала бы неуклюжего эха беспокойного и безжалостного .)
Однако именно у Остера Гутерсон, кажется, научился создавать писательские ритмы с помощью тавтологии: «столкновение звуков, диссонанс, «непосредственная ошибка, faux pas », «Вайман был геем, гомосексуалистом», «Она видела, что он зол, что он сдерживал гнев, не показывая своего гнева».
С положительной стороны, Гутерсон обладает большим чутьем рассказчика, чем многие современные романисты.Под всем словесным обломком в Cedars скрывается хорошая тайна убийства, взывающая к тому, чтобы ее услышали — слабо, конечно, но все же достаточно громко, чтобы The New York Times отказала книге в ее «нежанровом» бонусе второй обзор. Гутерсон также знает, что у него нет дара образного языка; вспышки, подобные «лабиринту бегунов, столь же запутанному, как сеть питающих артерий», к счастью, редки. В результате он так же редко опускается ниже посредственности, как и поднимается над ней. Только сцены секса, на которые жалуются даже его поклонники, смехотворно плохи.
«Вы когда-нибудь делали это раньше?» он прошептал.
«Никогда», ответила Хацуэ. «Ты мой единственный».
Головка его пениса нашла свое место. Мгновение он ждал там, готовый, и поцеловал ее — он взял ее нижнюю губу между своими губами и нежно держал ее там. Затем руками он притянул ее к себе и одновременно вошел в нее так, что она почувствовала шлепок его мошонки о свою кожу. Все ее тело чувствовало правильность этого, все ее тело было схвачено этим. Хатсуэ изогнула лопатки, ее груди прижались к его груди, и ее пронзила медленная дрожь.
«Верно», — вспомнила она шепот. — Это кажется таким правильным, Кабуо.
« Тадайма в курсе га вакатта », — ответил он. « Я только что понял глубочайшую красоту .»
Если бы Джеки Коллинз написала это, у рецензентов был бы полевой день с Ты мой единственный , ищущий пенис, медленная дрожь. Благодаря этому шлепку по мошонке, который заставляет вас задаться вопросом, что тело Хацуэ чувствовало правильность, отрывок проваливается даже на уровне романтики Арлекина.Но критики бойко не замечают всей этой неразберихи, потому что к этому моменту в книге Гутерсон уже зарекомендовал себя как Серьезный Писатель — главным образом благодаря длине и мрачности, но также и благодаря всем этим японским словам.
Почти каждый четвертый обозреватель-любитель на Amazon.com жалуется на повторяемость Снег падает на кедры . Kirkus Reviews , с другой стороны, назвал 345-страничный роман «таким же компактным, как хайку», а Сьюзен Кенни в The New York Times похвалила его как «прекрасно сделанный и безупречно написанный».«Роман обязателен к прочтению на уроках английского языка в некоторых колледжах, и даже студентов-историков призывают прочитать его как источник информации об интернировании американцев японского происхождения во время Второй мировой войны. Я полагаю, что это достаточно для Джин Вакацуки Хьюстон. и « Прощай, Мансанар » Джеймса Д. Хьюстона (1973), еще одна хорошая книга, вытесненная из школьного канона плохой книгой. ломать голову над многими предложениями последнего.По словам Опры, Моррисон ответил: «Это, дорогая, называется чтением». Прости, моя дорогая Тони, но на самом деле это называется плохим письмом. Хорошая проза не всегда проста, но всегда ясна; никому из интеллектуалов Опры никогда не приходилось задаваться вопросом, что Джозеф Конрад пытался сказать в том или ином предложении. Это не помешало ведущей ток-шоу с одобрением процитировать слова подруги. Аналогичным образом рецензент-любитель на Amazon.com признался, что у него были проблемы с рассказами Гутерсона: «Во многом виноват я.Я читал так много романов о побегах, что был не в состоянии соперничать с историями, наполненными реальными мыслями, написанными в вызывающем стиле». , или утомляли нас до слез, это может означать только то, что мы их недостойны.В июле прошлого года Билл Гольдштейн в The New York Times написал статью, возлагая вину за распространение непрочитанных бестселлеров на читатели, которые откусывают больше «интеллектуально пугающих» блюд, чем могут проглотить.Винс Пассаро, писавший для Harper’s в 1999 году, объяснил непопулярность новых рассказов в первую очередь тем, что они «умны» — в отличие (как он утверждал) от рассказов времен Хемингуэя. Пассаро назвал Рика Муди молодым талантом, за которым стоит наблюдать, и предложил этот отрывок из «возможно, лучшего из того, что он написал», рассказа под названием «Демонология» (1996).
Они приходили по двое и по трое, одетые в модные диснеевские костюмы года, Короля Льва, Покахонтас, Красавицы и Чудовища, или в костюмы телевизионных супергероев, Изменчивых, меняющих форму, таким образом одетых, по двое и по трое , жалуясь, что в маске слишком жарко, Эй, мне очень жарко !, таскать эти оранжевые пластиковые ведра, торговаться, торговаться друг с другом, Дайте мне умников, пожалуйста ? как их родители задерживались позади, взрослые следовали за ними, взрослые подшучивали над школами или кино, о местных видах спорта, о своих браках, о трудностях долгих браков; дети, бегущие по ближайшей подъездной дорожке, дети, одетые как демоны, супергерои или динозавры, или как реклама наших многонациональных развлекательных провайдеров, отбивающие беспокойные души мертвых в поисках сладостей.
На третьей строчке вы понимаете, что вернулись в Страну Потребителей. (Муди говорит, что он был «совершенно потрясен» White Noise .) Этот отрывок вовсе не демонстрирует какого-либо вызывающего содержания, если не считать этих слабых уколов в адрес Диснея, он представляет собой хороший пример того, как мало концентрации требуется современной «литературе». проза. Вам не нужно помнить, с чего началось это длинное напевное предложение, чтобы закончить его; в конце концов, Муди, похоже, тоже не понимает, кто такой , отбивающий беспокойные души мертвых .(Метафорический глагол подразумевает большее осознание мертвых, чем можно приписать взволнованным детям или их болтливым родителям.) Вам даже не нужно читать каждое слово, потому что все в любом случае повторяется дважды: «Изменчивый, меняющий форму» ; «по двое и по трое… по двое и по трое»; «жалуется, что в маске слишком жарко, Эй, мне очень жарко! «; ‘как их родители медлили позади, так и взрослые следовали за’; «в костюмах телевизионных супергероев… дети, одетые как….. супергероев.» Ничто из этого не может скрыть оловянное ухо Грюма ( Эй, мне очень жарко! ), его незнакомство с миром детей (которые торгуются после того, как они возвращаются домой – и из-за менее скучных угощений), и полное отсутствие резко наблюдаемых деталей.
Все, что Пассаро сказал в оправдание цитирования этого отрывка, заключалось в том, что он сочетает в себе «автобиографию, историю, социальный комментарий и иронию, рассматривая их все как единый источник боли». часть боли.) Это типично для сегодняшних рецензентов, которые уклоняются от подробного обсуждения стиля прозы, даже когда они превозносят его как главную причину покупки книги.Читателю либо сообщают какую-то чушь о предложениях, которые «скользят и набрасываются», либо дают отрывок в собственной графической рамке, вообще без комментариев. Намек критика: «Если вы не понимаете, почему это великолепно написано, я не собираюсь тратить время на объяснения». Это должно преуспеть в запугивании некоторых людей, иначе все поставщики того, что критик Пол Фасселл называет «нечитаемой второсортной претенциозностью», давно были бы вынуждены найти честную работу. Тем не менее, держу пари, что из каждых трех читателей, дочитавших статью Пассаро, двое сделали мысленную пометку избегать новых коротких рассказов, как чумы.Даже нация, которой промыли мозги, чтобы приравнять искусство к искусству, знает, когда у нее опускаются веки.
Такие люди, как Пассаро, конечно, склонны думать, что всякий, кто безразличен к последним «умным» авторам, должен прозябать перед телевизором или, в лучшем случае, молча перечитывать триллер Тома Клэнси. Правда в том, что многие из нас вполне довольны литературой, написанной до нашего рождения, а почему бы и нет? Представление о том, что современная художественная литература имеет для нас большее значение, потому что в ней рассказывается об Интернете, супермоделях или знакомых торговых марках, смехотворно.В парижанах Бальзака мы видим свое отражение более отчетливо, чем в современном американце, который приходит в восторг, когда его дочь произносит во сне «Тойота Селика». Это не означает, что традиционный реализм — единственно правильный подход к художественной литературе. Но сегодняшние Серьезные Писатели терпят неудачу даже в своих постмодернистских терминах. Они призывают нас выйти за пределы нашей старомодной озабоченности содержанием и сюжетом, вместо этого сосредоточившись на форме, — и затем они подвергают нас наименее выразительной форме, наименее выразительным 90 418 предложениям 90 419 в истории американского романа.Время, потраченное на эти книги, — это время, которое можно потратить на чтение чего-нибудь интересного. Когда Делилло описывает походку человека как «что-то вроде пояснительного шарканья… комментарий к литературе о шаркании» ( Преступный мир ), я ничего не чувствую; игра слов слишком неискренна, слишком явно бессмысленна. Но когда Владимир Набоков говорит о мошкаре, «постоянно штопающей воздух в одном месте», или о «квадратном эхе» хлопнувшей автомобильной дверцы, я чувствую то, что Филип Ларкин хотел, чтобы читатели его стихов почувствовали: «Да, я никогда не думал, это так, но это так.» Удовольствие, которое сопровождает это ощущение, вызывает почти привыкание; для многих, включая меня, это самая важная причина читать как стихи, так и прозу.
Старая художественная литература также напоминает нам о силе естественного английского языка. В этой сцене из «Саула» Беллоу Жертва (1947) мужчина встречает женщину на пикнике в честь Четвертого июля
Он видел, как она бежала в женской гонке, ее руки были прижаты к бокам Она была среди отставших, остановилась и ушла с поля , смеясь и вытирая лицо и горло платком из того же материала, что и ее шелковое летнее платье.Левенталь стояла рядом с ее братом. Она подошла к ним и сказала: «Ну, когда я была поменьше, я могла бегать». То, что она еще не привыкла считать себя женщиной, причем красивой женщиной, вызывало у Левенталя очень нежное отношение к ней. Она была у него в голове, когда он смотрел, как участники гонки на трех ногах ковыляют по лугу. Он особенно заметил одного, рыжеволосого мужчину, который изо всех сил шел вперед, сердясь на своего партнера, как будто гонка была болью и унижением, которые он мог стереть только победой.«Какая разница, — сказал себе Левенталь. «Какая разница в людях».
Сцены, показывающие, почему персонаж влюбляется, в романах редко бывают убедительными. Этот работает прекрасно, и в нем нет «воображаемой» метафорической охоты или постмодернистского хихиканья, которые обычно сопровождают такие сцены сегодня. Синтаксис прост, но не неестественно лаконичен — на это стоит обратить внимание тем, кто думает, что единственной альтернативой современному писательству является трудолюбивый стиль Рэймонда Карвера.Словесная сдержанность Беллоу делает неожиданное повторение какая разница еще более трогательным. Весь роман отмечен тем же тихим блеском. Как однажды сказал Кристофер Ишервуд Сирилу Коннолли, настоящий талант проявляется не в жеманности писателя, а «в точности его наблюдения [и] справедливости его ситуаций».
Легко отчаиваться, ожидая когда-либо возвращения к такой прозе, особенно когда культурная элита так тихо и эффективно поддерживает статус-кво.(Рик Муди получил премию О. Генри за «Демонологию» в 1997 году, после чего он сам стал присяжным заседателя О. Генри. И так оно и есть.) Но бумажная цепочка посредственности, вероятно, в любом случае увековечит себя. Неуклюжий почерк порождает неуклюжую мысль, которая порождает еще более неуклюжий почерк. Единственный выход — оглянуться на то время, когда авторы могли сказать больше, чем «Я писатель!»; когда роман был не просто 300-страничной подписью к фотографии на внутренней стороне пиджака. Переориентация на традицию пошла бы на пользу писателям не меньше, чем читателям.В начале двадцатого века в Британии было модно утверждать, что только совершенно новый стиль письма может обратиться к миру, претерпевающему беспрецедентную трансформацию, — так же, как критик Свен Биркертс заявил в недавнем номере Atlantic Unbound , что только новая «эстетика исследовательский эксцесс» может обратиться к миру, переживающему… ну, вы знаете. Несмотря на все эти грузинские разговоры о современности, именно Т. С. Элиот, человек, очарованный «присутствием» прошлого, написал самую новаторскую поэзию своего времени.Урок для сегодняшнего литературного сообщества настолько очевиден, что может показаться снисходительным высказаться о нем. Но если наши писатели и критики уже уважают богатую традицию романа — если они могут честно сказать, что извлекли из « Моби-Дика » больше, чем просто любимую фразу, — то почему они так пренебрежительно относятся к стремлению рассказать захватывающую историю?
Мойер Белл и другие мелкие издательства заслуживают похвалы за переиздание стольких старых романов. Было бы еще более обнадеживающе, если бы наши национальные газеты время от времени посвящали рецензии на целую страницу одному из этих новых изданий — или, если уж на то пошло, любому роману, который незаслуженно канул в безвестность.И современные читатели должны видеть, что интеллектуальное содержание может быть согласовано с энергичным, динамичным сюжетом, как в романе Бадда Шульберга « Что заставляет Сэмми бежать?». (1941) или назначение Джона О’Хары в Самарре (1934). « Hangover Square » (1941) Патрика Гамильтона и « The Second Curtain » Роя Фуллера (1953) — британские психологические триллеры, написанные тщательно продуманной, непринужденно поэтической прозой; оба могут понравиться здесь широкому кругу читателей. Точно так же многие взрослые, которым нравится «Гарри Поттер», были бы еще счастливее от трилогии Мервина Пика «Горменгаст» (1946–1959), если бы только знали о ней.Поклонники саспенса были бы удивлены, обнаружив, насколько читабельна книга Уильяма Годвина «: Приключения Калеба Уильямса » (1794). Американцев также следует поощрять преодолевать растущее отвращение к переводной художественной литературе. Чтобы открыть для себя две душераздирающие классические произведения японской фантастики « Прохождение темной ночи » (1937) Сиги Наои и « Годы ожидания » Энчи Фумико (1957), вы поймете, как мало нам нужны мемуары гейши белого человека.
Не стесняйтесь пренебрежительно относиться к этим рекомендациям, но может ли кто-нибудь за пределами крупных издательств утверждать, что сам факт новизны должен привлекать к роману больше внимания? Многие читатели борются только с одной плохой книгой, прежде чем прийти к выводу, что они слишком глупы, чтобы получать удовольствие от чего-то «сложного».«Их первый набег на литературу не должен заканчиваться из-за отсутствия лучшего совета на третьей странице чего-то вроде « Преступный мир ». По крайней мере, критики могут начать смягчать свои преувеличения. Как лучше сделать так, чтобы Фолкнер и Мелвилл остаются непрочитанными молодежью, чем каждую неделю произносить их имена в похвалу какой-нибудь новой зануде? Что может быть лучше, чтобы воспрепятствовать ясному и честному самовыражению, чем называть Энни Пру (как это сделала Кэролин Си в The Washington Post ) лучший прозаик, работающий сейчас на английском языке, без исключения»?
Что бы ни случилось, старое американское презрение к претенциозности обязательно когда-нибудь возродится, и, Боже мой, пусть это произойдет скоро.А пока я буду читать книги, которые Кормак Маккарти не понимает.
17 книг для чтения, если вы любите красиво писать
Когда дело доходит до чтения, есть книги, предназначенные исключительно для образовательных целей, а есть и для легкого развлечения. Кроме того, есть книги, которые являются высшим литературным наслаждением: их берут с полки и открывают только из-за их красивого письма и навязчивой прозы.
Возможно, их не всегда легко читать, и иногда кажется, что слова нужно заслужить, но на последней странице они всегда кажутся достойными того.В этих 17 книгах собраны одни из самых великолепных предложений во всей литературе.
Черный фламинго Дин Атта
На 360 страницах совершенно сладкозвучной прозы отмеченная наградами книга Дина Атты Черный фламинго медленно собирает воедино историю Майкла, подростка смешанной расы, который начинает находить свой путь в мир через его одноименного драг-персонажа. Этот захватывающий дух дебют, происходящий в течение шести лет, удивляет, когда мы становимся достаточно храбрыми, чтобы полностью осознать, насколько мы уникальны и смелы на самом деле.
Идеальный мир Мивако Сумида Клариссы Гоэнаван
Действие происходит в Японии, Идеальный мир Мивако Сумида раскрывает события, приведшие к самоубийству одноименной Мивако Сумиды, второкурсницы колледжа, которая провела несколько месяцев до нее смерть прячется в отдаленной деревне вдали от всех, кого она знала. Но по мере того, как ее друг Рюсей начинает копаться в жизни Мивако до ее смерти, правда становится намного сложнее, и до Рюсей постепенно доходит, что она на самом деле вообще не знала эту молодую женщину.
Вот как вы проигрываете войну времени Амаль Эль-Мохтар и Макс Гладстон
Проза в книге Вот как вы проигрываете войну времени должна быть запутанной и извилистой, а также невероятно красивой. В этой короткой эпистолярной новелле две неназванные женщины-агенты, которые сражаются на стороне разных враждующих фракций, начинают оставлять друг другу записки. Улов? Они делают это, сражаясь в различных измерениях во времени и пространстве. Вскоре их отношения перерастают в роман на века.Но так же, как Ромео и Джульетта, эти два несчастных влюбленных обречены с самого начала, или их связь действительно может победить все?
Дорогой Эдвард от Энн Наполитано
Двенадцатилетний Эдвард Адлер летит рейсом из Ньюарка в Лос-Анджелес, где его семья начинает новую жизнь. Но во время полета самолет терпит крушение, в результате чего погибают все находящиеся на борту, кроме Эдварда. Выйдя из трагедии как национального зрелища и пытаясь приспособиться к жизни со своими обезумевшими тетей и дядей, Эдвард изо всех сил пытается примирить, кем он был до аварии и кем он стал после.Что делает роман Энн Наполитано сверхразрушительным, так это его структура, где она чередует виньетки людей в полете за несколько мгновений до смерти и жизнь Эдварда после крушения.
Saint X by Alexis Schaitkin
После знакомого испытания исчезновения Натали Холлоуэй в 2005 году дебют Алексиса Шаиткина происходит на тропическом острове Saint X, где туристы и местные жители живут в относительном мире. То есть до тех пор, пока американка из колледжа по имени Элисон не будет найдена убитой, а двое жителей острова подозреваются в преступлении, но никогда не обвиняются.Написанная в первую очередь с точки зрения ее сестры Клэр в годы после трагедии с интерлюдиями других персонажей, история Шаиткин раскрывает глубины горя и сложности оплакивания человека, которого вы никогда не знали. Однако ее описания Святого X — это то, что действительно возвышает роман.
Ваше сердце — мышца размером с кулак Сунил Япа
Действие дебютного романа Сунила Япы происходит в один день во время протестов ВТО 1999 года в Сиэтле.Это следует за Виктором, 19-летним бездомным подростком, который планирует продать протестующим достаточно травы, чтобы позволить себе покинуть Сиэтл, но оказывается в центре одного из величайших случаев прямого действия в новейшей американской истории. Образец извилистых, искусных, насыщенных образов Япы, перемежающихся остроумными остротами, вызывает серьезное привыкание к чтению.
Исцеляющие землетрясения Джимми Сантьяго Бака
Если этот роман читается как поэзия, то, вероятно, потому, что так оно и есть. Исцеление от землетрясений — это роман, написанный стихами в прозе и соединяющий роман одной пары с момента, предшествующего их встрече, до их душераздирающего неизбежного конца.Эмоциональные американские горки, которые автор Джимми Сантьяго Бака может вызвать в воображении на странице, ярки, а его повествование графично, смело, иногда вызывающе и ошеломляюще.
Груди и яйца Миеко Каваками
Миеко Каваками не зря считается одним из самых многообещающих литературных деятелей Японии, и книга Груди и яйца прекрасно иллюстрирует почему. Каваками знакомит читателей с тремя родственниками — Нацу, ее старшей сестрой Макико и дочерью Макико, Мидорико — в то время как трио пытается смириться с растущими травмами женственности и человеческими страданиями.Книга даже была рекомендована легендарным японским писателем Харуки Мураками, так что она несомненно блестящая.
She’s Come Undone Уолли Лэмба
Почти невозможно выделить какой-то один из романов Уолли Лэмба за его особую красоту по сравнению с другими, но S he’s Come Undone , вероятно, это он. Когда отец Долорес Прайс уходит из семьи к другой женщине, жизнь Долорес выходит из-под контроля. Она становится эмоциональным едоком, которого в конечном итоге помещают в лечебницу.Ее ограниченный опыт общения с мужчинами жесток и катастрофичен, и Долорес становится жутко одержимой парнем своей соседки по комнате в колледже. Киты имеют для Долорес особый символизм — сначала как ее вдохновение для попытки самоубийства, а затем как ее искупление. Несмотря на все это, письмо Лэмба потрясающе и безупречно.
Обыкновенный свет Трейси К. Смит
Мемуары Трейси К. Смит так прекрасны, как и можно было ожидать от поэта-лауреата, получившего Пулитцеровскую премию за сборник стихов Жизнь на Марсе .Мемуары Смит, вплетающие ее собственную историю взросления в рассказ о болезни ее матери, переживаниях ее родителей во время Движения за гражданские права и ее собственные открытия о том, что значит быть чернокожей женщиной и женщиной-писателем в Америке. не только сенсационно написано, но и рассказывает красивую (хотя иногда и болезненную) историю.
This Close to Okay by Leesa Cross-Smith
В течение одного трудного уик-энда Лиза Кросс-Смит расследует связь между двумя незнакомцами, Тэлли и Эмметом.Эти двое встречаются при далеко не идеальных обстоятельствах, когда Талли, терапевт, видит, что Эммет собирается спрыгнуть с моста, и убеждает его пойти с ней домой и вместо этого разделить чашку кофе. Постепенно эти двое борются с тем фактом, что им обоим нужно исцелиться, и что другой может быть просто человеком, который может помочь.
И в горах отдается эхо Халеда Хоссейни. Абдулла, чья трехлетняя сестра Пари продана бездетной афганской семье отцом братьев и сестер.Этот роман, соединяющий каждое из повествований вместе с совершенно великолепной прозой, заставит вас задуматься обо всех способах, которыми семьи жертвуют друг другом, а также подводят друг друга.
Яркое сияющее утро Джеймса Фрея
Этот роман рассказывает захватывающую историю Лос-Анджелеса, пережитую глазами бесчисленных персонажей — одни появляются лишь на мгновение, а другие задерживаются достаточно долго, чтобы взорвать ваш мозг и разбить твое сердце. Написанный суровой прозой роман «Яркое сияющее утро » исследует, почему так много людей тянется на Запад, как Лос-Анджелес не оправдывает обещаний своей почти мифической репутации и почему люди остаются в городе так долго после того, как он потерпел неудачу. их с треском.
Чайная ложка земли и моря Дина Найери
Саба и Махтаб Хафези — 11-летние близнецы, живущие в Иране. Они отчаянно хотят поехать в Америку, мифологизированную для них номерами журнала Life . Когда Махтаб и ее мать полностью исчезают, Саба воображает, что они уехали жить в Америку и стали тем, о чем девушки всегда мечтали вместе. Поскольку Саба растет под исламским режимом Ирана, она представляет, как жизнь ее сестры-близнеца в другом месте разворачивается совсем по-другому. Чайная ложка земли и моря — это потрясающе сочиненная история о семье, судьбе и воображении.
Непривычная Земля Джумпы Лахири
Джумпа Лахири — современный мастер коротких рассказов, пишущий тихим потоком прозы, настолько вдумчивой и наполненной символикой, что вам захочется продолжать изучать каждую историю, пока вы почти не закончите. уверен, что вы нашли все, что Лахири оставил для вас на странице. Непривычная Земля — это сборник из восьми историй, которые, как и многие истории Лахири, сосредоточены на отношениях между мужчинами и женщинами — вещах, которыми персонажи могут пожертвовать друг ради друга, и чем, несмотря на все их усилия, они терпят неудачу. предоставлять.
Весь невидимый нам свет Энтони Доерр
Когда Мари-Лора Леблан ослепла в возрасте 6 лет, ее отец-одиночка заботится о том, чтобы она росла не только максимально самодостаточной и образованной, но и с сильное чувство красоты, которая существует в видимом мире. Но когда нацисты вторгаются во Францию во время Второй мировой войны, отцу Мари-Лоры поручают спасти одну из самых ценных реликвий страны, и им двоим приходится бежать из дома. Этот роман строится медленно с совершенно великолепным языком и обстановкой.
Бог мелочей Арундати Рой
С помощью, казалось бы, непринужденной смеси малаялама (одного из региональных языков, на которых говорят в Индии) и английского дебютный романист Арундати Рой рассказывает историю жизни в районе Керала в Индии через опыт двух разнояйцевых близнецов, Рахели и Эстаппена, которые из-за сложных семейных обстоятельств разлучены в детстве и не воссоединяются снова до тридцати лет. Бог мелочей заставит вас задуматься о том, что даже самые маленькие вещи в вашей жизни иногда могут оказаться самыми значительными.
Изображение: quattrostagioni /flickr
Авторы прозы всех времен
Некоторые из самых влиятельных людей в истории были писателями. Эти авторы запечатлели некоторые из величайших моментов истории, создав записи, сформировавшие социальную и политическую историю, и размышляя о постоянно меняющемся мире и слабостях человеческого существования. Конечно, список лучших прозаиков всех времен всегда будет субъективным, но вот наш текущий список лучших прозаиков мира:
.
Уильям Шекспир (1564-1616)
Наиболее известен по фильмам «Король Лир», «Ромео и Джульетта», «Гамлет»
Английский поэт, драматург и актер, широко известный как величайший писатель на английском языке.Шекспир написал 39 пьес, 154 сонета, две длинные повествовательные поэмы и еще несколько стихов. Его пьесы переведены на все основные живые языки и ставятся чаще, чем пьесы любого другого драматурга. Его ранние пьесы были в основном комедиями и историями, которые считаются одними из лучших когда-либо созданных произведений этого типа. Затем он писал в основном трагедии, включая «Гамлета», «Отелло», «Короля Лира» и «Макбета», примерно до 1608 года, когда он написал трагикомедии.
Федор Достоевский (1821-1881)
Наиболее известен по фильмам «Преступление и наказание», «Демоны», «Идиот»
Русский писатель, новеллист, эссеист, журналист и философ.Работы Достоевского исследуют человеческую психологию в неспокойное политическое, социальное и духовное время в России XIX века. Его творчество затрагивает философские и религиозные темы. Достоевский написал 11 романов, три повести, 17 рассказов и множество других произведений, оказавших влияние на будущих авторов как в России, так и за ее пределами. Многие литературоведы считают его одним из величайших психологов во всех жанрах мировой литературы. Его новелла 1864 года «Записки из подполья» считается одним из первых произведений экзистенциалистской литературы.
Лев Толстой (1828-1910)
Наиболее известен по фильмам «Война и мир», «Анна Каренина», «Признание»
Граф Лев Николаевич Толстой был русским писателем, известным своими реалистическими произведениями. Впервые он добился литературного признания, когда ему было за двадцать, благодаря своей полуавтобиографической работе. Толстой также написал рассказы, несколько новелл, а также пьесы и многочисленные философские эссе. Идеи Толстого о ненасильственном сопротивлении, о которых он писал в книге «Царство Божие внутри вас», должны были оказать глубокое влияние на Мохандаса Ганди, Мартина Лютера Кинга-младшего.и Джеймс Бевел.
Виктор Гюго (1802-1885)
Наиболее известен по фильмам «Отверженные», «Горбун из Нотр-Дама», «Оды и баллады»
Один из величайших французских писателей, Гюго был поэтом, писателем и драматургом романтического направления. Многие из его работ вдохновили музыку как при жизни, так и после его смерти, в том числе мюзиклы «Нотр-Дам де Пари» и «Отверженные». Он также выступал за социальные цели, такие как отмена смертной казни.Позже Гюго стал страстным сторонником республиканизма, после того, как много лет был убежденным роялистом, и его работы затрагивают большинство важных политических и социальных проблем и художественных тенденций его времени.
Чарльз Диккенс (1812-1870)
Наиболее известен по фильмам «Большие надежды», «Рождественская история», «Холодный дом»
Английский писатель и общественный критик Диккенс прославился еще при жизни, читая лекции и выступая с чтениями. К 20-му веку критики и ученые признали его литературным гением за его реализм, комедию, стиль прозы, уникальные характеристики и социальную критику, в то время как другие жаловались, что его работы сентиментальны и лишены психологической глубины.Несмотря на отсутствие формального образования, Диккенс в течение 20 лет редактировал еженедельник, написал 15 романов, пять новелл, сотни рассказов и научно-популярных статей. Его романы в основном публиковались ежемесячными или еженедельными выпусками, что держало читателей в напряжении и позволяло ему изменять свой сюжет и развитие персонажей на основе отзывов.
Дж. Р. Р. Толкин ОБЕ (1892-1973)
Наиболее известен по фильмам «Властелин колец», «Хоббит», «Сильмариллион»
Джон Рональд Руэл Толкин — английский писатель, поэт, филолог и профессор Оксфордского университета.Обширные заметки и неопубликованные рукописи Толкина, в том числе «Сильмариллион», опубликованный после его смерти, вместе с «Хоббитом» и «Властелином колец» образуют связанный свод сказок, стихов, вымышленных историй, изобретенных языков и литературных эссе о мире фантазий. называется Арда и Средиземье внутри него.
Джордж Оруэлл (1903-1950)
Наиболее известен: 1984, Скотный двор
(урожденный Эрик Артур Блэр) Джордж Оруэлл был английским писателем, эссеистом, журналистом и критиком.Его творчество отмечено ясной прозой, осознанием социальной несправедливости, противостоянием тоталитаризму и откровенной поддержкой демократического социализма. Его научно-популярные работы включают «Дорогу к пирсу Уиган» о его жизни на севере Англии и «Посвящение Каталонии» о его опыте участия в гражданской войне в Испании. Именно благодаря Оруэллу у нас появились термины «Большой брат», «Полиция мыслей», «Комната 101», «дыра в памяти», «новояз», «двоемыслие», «пролы», «неличность» и «мыслепреступление
».
Марк Твен (1835-1910)
Наиболее известен по фильмам: Приключения Гекльберри Финна, Приключения Тома Сойера
Марк Твен, урожденный Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, был американским писателем, юмористом, предпринимателем, издателем и лектором.Он стал известен как отец американской литературы. Его рассказ «Знаменитая прыгающая лягушка округа Калаверас» был опубликован в 1865 году и привлек международное внимание.
Эдгар Аллан По
Наиболее известны: Ворон, Сердце-обличитель, Бочка амонтильядо
Американский писатель, редактор и литературный критик По наиболее известен своими стихами и рассказами, особенно рассказами о тайнах и ужасах. По обычно считается изобретателем жанра детективной фантастики и помог зарождающемуся жанру научной фантастики.
Джейн Остин (1775-1817)
Наиболее известен по фильмам «Гордость и предубеждение», «Разум и чувства», «Эмма»
Английская писательница, наиболее известная своими шестью крупными романами, в которых интерпретируются, критикуются и комментируются английские землевладельцы в конце 18 века. Сюжеты Остин часто исследуют зависимость женщин от брака для экономической безопасности и стремления к благоприятному социальному положению. Ее работы были опубликованы анонимно и содержали критику романов, написанных во второй половине 18 века, что стало частью перехода к литературному реализму 19 века.Ее использование язвительной иронии, наряду с ее реализмом и социальными комментариями, снискали ей признание критиков и ученых.
Список десяти лучших работ Франсин Проуз
1. «Анна Каренина» Льва Толстого (1877). Прелюбодейный роман Анны с графом Вронским, который следует неизбежному, разрушительному пути от их головокружительно эротической первой встречи на балу до изгнания Анны из общества и ее знаменитого, страшного конца, является шедевром трагической любви. Что делает роман таким глубоким, так это то, как Толстой уравновешивает историю страсти Анны вторым полуавтобиографическим рассказом о духовности и семейной жизни Левина.Левин посвящает свою жизнь простым человеческим ценностям: женитьбе на Китти, вере в Бога и сельскому хозяйству. Толстой очаровывает нас грехом Анны, затем продолжает воспитывать добродетелью Левина.
2. Пармский чартерный дом Стендаля (1839 г.). ( См. благодарность Франсин ниже .)
3. В поисках утраченного времени Марселя Пруста (1913–27). Пора. Нет, правда. Этот семитомный труд на трех тысячах страниц лишь поверхностно представляет собой язвительную критику французского (в основном высшего) общества прекрасной эпохи.И как автор, и как «Марсель», рассказчик от первого лица, детские воспоминания которого вызваны рассыпающимся печеньем Мадлен, Пруст задает некоторые из тех же вопросов, что и Эйнштейн, о наших представлениях о времени и памяти. Когда мы следим за делами, розыгрышами и предательством десятков персонажей на протяжении многих лет, время — это дорога, а память — водитель.
4. Рассказы Антона Чехова (1860–1904). Сын освобожденного русского крепостного, Антон Чехов стал врачом, который среди пациентов, которых он часто лечил бесплатно, изобрел современный рассказ.Форма была чрезмерно украшена трюковыми концовками и атмосферными гирляндами. Чехов освободил его, чтобы отразить серьезную неотложность повседневной жизни в условиях кризиса через прозу, в которой глубоко сострадательное воображение сочеталось с точным описанием. «Он остается великим учителем-целителем-мудрецом», — заметил Аллан Гурганус о рассказах Чехова, которые «продолжают преследовать, вдохновлять и сбивать с толку».
5. Рассказы Джона Чивера (1912–1982). По-видимому, ограниченный записью самонадеянности и мелкого лицемерия жителей пригородов, рассказ Чивера на самом деле переопределил форму повествования, смешав минимализм и миф, чтобы создать уникальную американскую трагикомедию.Мастер двусмысленных концовок, Чивер мог быть и прямолинеен: в «Пловце» мужчина мечтает о своей семье, когда он беспечно «плывет» домой через бассейны на заднем дворе своих соседей только для того, чтобы рухнуть в дверь своей пустой, запертой комнаты. жилой дом.
6. Истории Мэвис Галлант (1922–). Опыт экспатриантов и культурные контрасты наполняют энергией знание, просторную выдумку коренного канадца, иногда парижанина, мастера. Галлант, получившая похвалу за свои сюжетные последовательности (такие как полуавтобиографические рассказы Линнет Мьюир и рассказы о стареющем французском писателе Анри Гриппе), также выделяется щедро подробными описаниями нежелательного брака по договоренности («Через мост»), навыков выживания немецкого военнопленного ( «Эрнст в штатском») и множество других ярких инсценировок перемещения и безродности (например, «Ледяной фургон идет по улице», «Времена года»).
7. «Моби Дик» Германа Мелвилла (1851 г.). Эту обширную сагу об одержимости, тщеславии и мести в море можно читать как душераздирающую притчу, захватывающую приключенческую историю или полунаучную хронику китобойного промысла. Неважно, книга награждает терпеливых читателей некоторыми из самых запоминающихся персонажей художественной литературы, от безумного капитана Ахава до титулованного белого кита, который искалечил его, от благородного язычника Квикега до нашего проницательного рассказчика/суррогата («Позови меня») Измаила, до этого само согнутое в аду судно, «Пекод».
8. Миддлмарч Джорджа Элиота (1871–1872 гг.). Доротея Брук — симпатичная молодая идеалистка, чье желание улучшить мир приводит ее к тому, что она выходит замуж за жесткого педанта Кейсобона. Эта ошибка ведет ее по окольному и болезненному пути в поисках счастья. Роман, который исследует тормоза общества для женщин и ухудшающуюся сельскую жизнь, является как хроникой английского городка Миддлмарч, так и портретом леди. Элиот преуспевает в разборе моментов морального кризиса, так что мы чувствуем страдания и решимость персонажа.Ее разумное сочувствие даже к самым неприятным людям перенаправляет наш собственный моральный компас в сторону милосердия, а не вражды.
9. «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса (1967). Широко признанный самым популярным произведением на испанском языке со времен «Дон Кихота», этот роман — отчасти фэнтези, отчасти социальная история Колумбии — вызвал «латинский бум» художественной литературы и популяризацию магического реализма. За столетие, которое, кажется, движется назад и вперед одновременно, забытая и небрежно волшебная деревня Макондо — родина фолкнеровского изобилия инцеста, наводнений, резни, гражданских войн, мечтателей, ханжей и проституток — теряет свою райскую невинность, как она есть. все больше подвергается воздействию цивилизации.
10. Преступление и наказание Федора Достоевского (1866). В разгар петербургского лета бывший студент университета Раскольников совершает самое известное литературное преступление, забивая топором ростовщицу и ее сестру. Далее следует психологический шахматный матч между Раскольниковым и коварным сыщиком, который движется к форме искупления нашего антигероя. Безжалостно философский и психологический, «Преступление и наказание» обращается к свободе и силе, страданию и безумию, болезни и судьбе, а также к давлению современного городского мира на душу, задаваясь вопросом, имеют ли «великие люди» право создавать свои собственные моральные кодексы.
Оценка романа Стендаля «Пармская обитель» Франсин Проуз
Открытие «Пармской чартерной палаты» — это все равно, что вступить на путь доброжелательного циклона, который подхватит вас и мягко, но твердо опустит в другое место. До сих пор чувствуется попутный ветер вдохновения, высокая скорость, с которой писал его Стендаль, и невольно восхищаешься его уверенностью и дерзостью.
Стендаль отмечает границы более традиционного романа девятнадцатого века, а затем продолжает их разрушать.Точно так же, как Фабрицио продолжает обнаруживать, что его жизнь идет в другом направлении, чем он себе представлял, так и читатель продолжает думать, что Стендаль написал одну книгу, а затем обнаруживает, что это совсем другая книга. Стендаль пишет так, как будто не понимает, почему все — политика, история, интриги, битва при Ватерлоо, любовная история, несколько любовных историй — не могут быть сжаты в один роман. В результате получается огромное полотно, на котором каждая деталь прорисована с поразительным реализмом и психологической достоверностью.
Сначала вы полностью поглощены своеобразным опытом Фабрицио во время наполеоновских войн, затем тронуты любовным треугольником Сумасшедшей Кэт, в котором участвуют Фабрицио, Моска и Джина, и в дальнейшем будете поражены точностью наблюдений Стендаля о любви, ревности, честолюбии и того, как восприятие биологического возраста влияет на наше поведение.
Мне нравится, как Стендаль использует слово «итальянец» для обозначения страстного, и как он влюбляется в своих персонажей по вполне правильным причинам. Можно только представить, как бы Толстой наказал Джину, которая не только входит в число самых запоминающихся женщин литературы, но и коварна, небрежно прелюбодействует и безумно влюблена в собственного племянника.Каждый раз, когда я заканчиваю книгу, я чувствую, как будто мир отмылся и отполировался, пока я читал, и как будто все вокруг меня сияет немного ярче.
.