Если вы столкнулись с отсутствием или нарушением порядка страниц, дефектом обложки или внутренней части книги, а также другими примерами типографского брака, вы можете вернуть книгу в магазин, где она была приобретена. У интернет-магазинов также есть опция возврата бракованного товара, подробную информацию уточняйте в соответствующих магазинах.

6. Отзыв – место для ваших впечатлений

Если у вас есть вопросы о том, когда выйдет продолжение интересующей вас книги, почему автор решил не заканчивать цикл, будут ли еще книги в этом оформлении, и другие похожие – задавайте их нам в социальных сетях или по почте [email protected]

7. Мы не отвечаем за работу розничных и интернет-магазинов.

В карточке книги вы можете узнать, в каком интернет-магазине книга в наличии, сколько она стоит и перейти к покупке. Информацию о том, где еще можно купить наши книги, вы найдете в разделе «Где купить». Если у вас есть вопросы, замечания и пожелания по работе и ценовой политике магазинов, где вы приобрели или хотите приобрести книгу, пожалуйста, направляйте их в соответствующий магазин.

8. Мы уважаем законы РФ

Запрещается публиковать любые материалы, которые нарушают или призывают к нарушению законодательства Российской Федерации.

ВЦИОМ. Новости: Научпоп в тренде

19 мая 2021 г. ВЦИОМ представляет данные опроса россиян о современной науке.

Более половины россиян (60%) интересуются достижениями науки и техники. Чаще других этот интерес разделяют мужчины (73%), москвичи и петербуржцы (74%), жители городов-миллионников (74%) и городов с населением от 500 до 950 тыс. человек (70%), а также граждане с высшим и неполным высшим образованием (72%). Не имеют обыкновения интересоваться достижениями науки 38% наших соотечественников. Во второй половине нулевых интерес россиян к науке был выше, чем сейчас (68% в 2007 г.), но затем постепенно снижался в начале десятых годов (54% в 2011 г., 47% в 2013 г.).

Более половины россиян (52%) читают научно-популярные книги и статьи: 13% читают подобные материалы несколько раз в неделю, 13% — несколько раз в месяц, каждый четвертый (26%)

Три четверти наших соотечественников (74%) смотрят научно-популярные фильмы и передачи: каждый четвертый (26%) смотрит их несколько раз в неделю, 21% — несколько раз в месяц, 27% — раз в месяц или реже. Четверть опрошенных (25%) не смотрят научно-популярные фильмы.

Топ-5 научно-популярных направлений, которыми интересуются россияне: медицина (38%), астрономия (27%), технические достижения (22%), психология (20%), биология и биотехнологии (20%). Также нашим соотечественникам интересны интернет-технологии (17%), социология и политология (11%), физика (9%). Медициной чаще интересуются женщины (52%) и граждане в возрасте 60 лет и старше (48%). Астрономия наиболее популярна среди мужчин и соотечественников из возрастной группы 45-59 лет (по 31% соответственно). Новинками техники чаще других интересуются мужчины (35%), а психологией — женщины (27%) и молодые люди 18-24 лет (48%).

Среди наиболее видных российских ученых наши соотечественники назвали Ж.И. Алферова (3%), П.Л. Капицу (2%) и С.П. Королева (2%).

Абсолютное большинство россиян (86%) положительно отнеслись бы к решению своего ребенка или внука стать ученым и сделать научную карьеру. Восприняли бы это отрицательно 8% сограждан.

Бонифатий Кедров — О творчестве в науке и технике читать онлайн бесплатно

Кедров Б

О ТВОРЧЕСТВЕ В НАУКЕ И ТЕХНИКЕ

Научно-популярные очерки для молодежи

К МОЛОДЫМ ЧИТАТЕЛЯМ

Шел к концу 1920 год. В начале октября с трибуны III съезда комсомола прозвучал страстный ленинский призыв, обращенный к молодежи — учиться.

Общим стержнем предлагаемой книги служит разработанное мною представление о познавательно-психологических барьерах (ППБ), которые в дальнейшем для краткости я называю просто барьером. Мне хотелось бы этим понятием выразить двойную роль, которую эти барьеры — «оградительные сооружения» — играют в ходе работы нашей творческой мысли. Их можно представить как некие берега реки: они не дают возможности растекаться воде и определяют очертания русла. Такова первоначальная конструктивная, позитивная функция барьера.

Когда хотят создать водоем, то реку перекрывают плотиной. Задерживая воду, она обеспечивает наполнение водоема. Когда же необходимость в водоеме отпадает, роль плотины из конструктивной, полезной становится тормозящей поток причиной. Теперь возникает необходимость преодоления барьера (в данном случае ликвидации плотины) с тем, чтобы обеспечить дальнейшее движение воды. Применительно к движению творческой мысли нас будет интересовать именно эта, вторая сторона дела — преодоление тормозящей функции барьера, вставшего на пути к истине. Как увидим ниже, в этом и заключается самая суть научного открытия и технического изобретения, рассмотренных с познавательно-психологической точки зрения.

На эти две последовательно сменяющие одна другую функции (одну — стимулирующую развитие и другую — тормозящую его) как присущие тому, что я назвал барьером, я хочу обратить внимание моих читателей с самого же начала. Возможно, мог быть найден и более удачный термин, выражающий то, что я назвал барьером, наделяя его двумя отмеченными функциями, однако такого я не нашел.

В книге главное внимание обращается не на теоретические выводы и обобщения, а на конкретный фактический материал истории науки и техники. Особо выделяются наблюдения над разгадыванием различного рода задач, над вспоминанием забытых слов, что можно рассматривать в качестве своего рода моделей творческих процессов. Это вполне доступно для широкого круга читателей-неспециалистов. Но и тем, кто интересуется логикой и психологией, а также общими вопросами естествознания и техники, сообщаемый в этой книге материал может представить известный интерес

О механизме процесса развития. Все процессы в мире так или иначе совершаются диалектически. Это значит, что все они подчиняются основным законам диалектики как наиболее общим законам всякого движения, всякого развития. Из этих законов нас будет сейчас особенно интересовать закон превращения количественных изменений в качественные и обратно, раскрывающий внутренний механизм процессов развития. Короче его формулируют как закон перехода количества в качество. Он неразрывно связан с другими двумя основными законами: законом единства и борьбы противоположностей, который выражает источник (пружину) развития, и законом отрицания отрицания, выражающим как бы траекторию относительно завершенного развития, то есть пройденный им путь.

Закон перехода количества в качество свидетельствует, что процесс развития совершается ступенеобразно в порядке последовательного восхождения с более низкой ступени на более высокую. Каждая такая ступень характеризуется своим особым качеством, особенной качественной определенностью, которая выступает явно, открыто и резко. Поэтому ее изменение в ходе развития обнаруживается быстро и внезапно. Напротив, количественные изменения, совершающиеся внутри достигнутой ступени развития, следовательно, внутри ее качества, протекают скрыто, неявно и медленно. Они выступают попервоначалу как незначительные, не затрагивающие самого качества, присущего данной ступени, однако они обладают способностью суммироваться, а суммируясь, достигать известного предела, когда они уже не в состоянии протекать дальше в границах того же, прежнего качества. Тогда они выходят за его границы и вызывают переход от старого качества к новому качеству и тем самым приводят к восхождению на более высокую ступень процесса развития. Что же представляет собой этот предел, означающий завершение предыдущей ступени развития и кладущий начало новой ступени? Иначе говоря, каковы границы того или иного качества?

Они зависят от характера самого процесса развития, от конкретной природы развивающегося предмета. Этот вопрос будет нас интересовать специально, и на нем мы остановимся ниже. А пока ограничимся только констатацией, что в этом пункте происходит коренное, качественное изменение, подготовленное предшествующими количественными изменениями. Подобный переход количества в качество происходит скачкообразно. Таким образом, речь идет о том, что предшествующие количественные изменения вызывают и обусловливают последующее качественное изменение, и в этом смысле они «переходят» в него. Таков один из основных законов всякого развития, как учит материалистическая диалектика.

Теперь посмотрим на этот закон с другой стороны.

Исчерпание достигнутой ступени. Из сказанного выше следует, что переход процесса развития к новому качеству, иначе говоря, на новую ступень, становится возможным и необходимым только после того, как происходившие до тех пор количественные изменения исчерпают себя. А это и значит, что они достигают своего предела. Но одновременно с этим исчерпает себя и та ступень процесса развития, на которой совершались до тех пор количественные изменения. Отсюда можно сделать общий вывод, что весь процесс развития совершается следующим образом: пока не исчерпана достигнутая ранее ступень развития, перехода на следующую ступень не происходит. Так совершаются реально все процессы развития, протекающие естественным, или (позволим себе так выразиться) нормальным путем.

Социальные исследования науки и технологий

 20 самых важных книг по теме STS в библиотеке ЕУСПб

. …………………………………………………………………………………………………………………………….

Kuhn, Thomas. The Structure of Scientific Revolutions / T. S. Kuhn. — 2d ed., enlarged. — Chicago : The University of Chicago Press, 1970. — xii, 210 p. — (International Encyclopedia of Unified Science ; vol. 2. Num. 2). — ISBN 0-226-45804-0

A good book may have the power to change the way we see the world, but a great book actually becomes part of our daily consciousness, pervading our thinking to the point that we take it for granted, and we forget how provocative and challenging its ideas once were — and still are. «The Structure of Scientific Revolutions» is that kind of book. With «The Structure of Scientific Revolutions», Kuhn challenged long-standing linear notions of scientific progress, arguing that transformative ideas don’t arise from the day-to-day, gradual process of experimentation and data accumulation but that the revolutions in science, those breakthrough moments that disrupt accepted thinking and offer unanticipated ideas, occur outside of «normal science», as he called it. Though Kuhn was writing when physics ruled the sciences, his ideas on how scientific revolutions bring order to the anomalies that amass over time in research experiments are still instructive in our biotech age. Thomas S. Kuhn, formerly on the faculty of the University of California, is now professor of the history of science at Princeton

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Флек, Людвик. Возникновение и развитие научного факта : введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива / Л. Флек; сост., пер. с англ., нем., польск., предисл. В. Н. Порус ; Университет Российской академии образования, Кафедра философии. — М. : Дом интеллектуальной книги : Идея-Пресс, 1999. — 220 с. — Пер. изд. : Entstehung und entwicklung einer Wissenschaftlichen Tatsache / L. Fleck. — Basel, 1935. — ISBN 5-7333-0018-3

Основной труд замечательного польского ученого-гуманиста, врача-микробиолога и философа Л. Флека впервые публикуется на русском языке. Т. Кун в предисловии к своей знаменитой книге «Структуры научных революций» сослался на работы Л. Флека наряду с блестящими именами А. Койре, Ж. Пиаже, Е. Мецгер и др. как на теоретические источники собственных воззрений о природе научного познания и роли истории науки в формировании эпистемологических моделей. Однако эти работы имеют самостоятельное научное значение и позволяют считать Л. Флека одним из основоположников современной социологии науки и сравнительной эпистемологии

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент вступительной статьи (В.Н. Порус)

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Латур, Бруно. Наука в действии : следуя за учеными и инженерами внутри общества / Б. Латур ; пер. с англ. К. С. Федорова ; авт. предисл. О. В. Хархордин ; Европейский университет в Санкт-Петербурге. — СПб. : Изд-во ЕУСПб, 2013. — 414 с. — (Прагматический поворот ; вып. 6). — Пер. изд. : Science in Action : How to Follow Scientists and Engineers through Society / B. Latour. — Cambridge, Mass. ; London, 1987. — ISBN 978-5-94380-161-7

Бруно Латур — один из самых ярких представителей современной социологической мысли, в корне изменивший наши представления о процессе научного познания и взаимодействии науки и общества. Эта книга представляет собой важнейший этап осмысления Латуром научных практик. Автор анализирует создание и последующее расширение экспериментальной сети, ключевыми звеньями которой выступают лабораторные объекты, оборудование и люди. Со стороны развитие науки видится как череда успехов и открытий, но на деле это кропотливая и зачастую механическая работа, далеко не всегда приводящая к необходимому результату. Латур «открывает» для читателя научную лабораторию, процесс научного поиска перестает быть черным ящиком, закрытой машиной по производству знания, а наука рассматривается как часть деятельности человека в мире

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент предисловия (О.В. Хархордин)

Библиография к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Грэхэм, Лорен. Призрак казненного инженера : технология и падение Советского Союза / Л. Р. Грэхэм; пер. с англ. А. Стручков. — СПб. : Европейский дом, 2000. — 184 с. — Пер. изд. : The Ghost of the Executed Engineer : Technology and the Fall of the Soviet Union / L. R. Graham. — Cambridge, Mass. ; London, 1993. — ISBN 5-8015-0060-X

Предисловие: «Эта книга представляет собой попытку объяснить, почему Советский Союз не стал передовой индустриальной страной. Она открывается историей жизни замечательного русского инженера Петра Пальчинского, который ясно видел ошибки, сопровождавшие первые годы советской индустриализации, и пытался исправить их. Эта история служит параболой для второй части книги, посвященной анализу отношения к промышленности и технике в Советском Союзе в течение шестидесяти лет после гибели Пальчинского, чья критика дурного использования техники и разбазаривания человеческих сил оставалась злободневной все это время, как будто его призрак продолжал витать над страной вплоть до ее ликвидации в конце 1991 года. В обе части книги вплетена история моих собственных, продолжавшихся более тридцати лет, попыток раскрыть тайну Пальчинского и его роль в индустриализации Советского Союза. Почти в каждом учебнике советской истории упоминается процесс Промышленной партии 1930 года — судилище над большой группой ведущих российских инженеров. Лишь немногие из этих учебных пособий, однако, содержат какие бы то ни было сведения о человеке, якобы возглавлявшем Промышленную партию, — Петре Пальчинском. ..»

Подробное описание каталоге

Фрагмент текста

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Merton, Robert King. The Sociology of Science : Theoretical and Empirical Investigations / R. K. Merton ; ed., introd. author N. W. Storer. — Chicago ; London : The University of Chicago Press, 1973. — xxxi, 605 p. — ISBN 0-226-52092-7

From Introduction: «… The papers collected here are intended to serve several purposes. Primarily, the volume brings together a number of articles that have been of central significance in the development of the sociology of science, together with others which are representative of certain stages in that process. At the same time, the collection may provide a sense of the intellectual continuity and coherence of the field; more clearly here than in some other fields of sociology, the seeds of future growth can be readily found in papers antedating this growth by ten years and more. In a more practical vein, enclosing these papers drawn from many different sources within a single cover will afford easy access to them for those wanting to make use of them in their own work. Finally, the collection pays tribute to the author; the substance and style of the papers themselves record, in a way mere panegyric could not, the enduring importance of his work. The papers are not presented in strictly chronological order. The warp and woof of the entire corpus is drawn so tight — the intersections of different threads of thought are so frequent — that it has seemed better to separate and group the major elements in this mosaic for concentrated attention than to leave the task entirely to the reader. It is hoped that in this way the continued clarification of ideas and the ways they have been woven together to give added strength to this growing body of knowledge will be made more visible…» — Norman W. Storer

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент предисловия (N. W. Storer)

Фрагмент библиографии к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Shapin, Steven. Leviathan and the Air-Pump : Hobbes, Boyle and the Experimental Life / S. Shapin, S. Schaffer. — Princeton, N.J. : Princeton University Press, 1985. — xiv, 440 p. — ISBN 0-691-02432-4. — ISBN 0-691-08393-2

In the aftermath of the English Civil War, as people were groping for new forms of political order, Robert Boyle built an air-pump to do exper­iments. Does the story of Roundheads and Restoration have something to do with the origins of experimental sci­ence? Schaffer and Shapin believed it does. Focusing on the debates between Boyle and his archcritic Thomas Hobbes over the air-pump, the authors proposed that «solutions to the problem of knowledge are solutions to the problem of social order». Both Boyle and Hobbes were looking for ways of establishing knowledge that did not decay into ad hominem attacks and political division. Boyle proposed the experiment as cure. He argued that facts should be manufactured by machines like the air-pump so that gentlemen could witness the experiments and produce knowledge that everyone agreed on. Hobbes, by contrast, looked for natural law and viewed experiments as the artificial, unreliable products of an exclusive guild. The new approaches taken in Leviathan and the Air-Pump have been enormously influential on historical studies of science. Shapin and Schaffer found a moment of scientific revolution and showed how key scientific givens — facts, interpretations, experiment, truth — were fundamental to a new political order. Shapin and Schaffer were also innovative in their ethnographic approach. Attempting to understand the work habits, rituals, and social structures of a remote, unfamiliar group, they argued that politics were tied up in what scientists did, rather than what they said

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент библиографии к книге

. …………………………………………………………………………………………………………………………….

Latour, Bruno. Laboratory Life : the Construction of Scientific Facts / B. Latour, S. Woolgar ; introd. author J. Salk. — 2nd ed. — Princeton, N.J. : Princeton University Press, 1986. — 294 p. : il. — ISBN 0-691-02832-X

This highly original work presents laboratory science in a deliberately skeptical way: as an anthropological approach to the culture of the scientist. Drawing on recent work in literary criticism, the authors study how the social world of the laboratory produces papers and other «texts», and how the scientific vision of reality becomes that set of statements considered, for the time being, too expensive to change. The book is based on field work done by Bruno Latour in Roger Guillemin’s laboratory at the Salk Institute and provides an important link between the sociology of modern sciences and laboratory studies in the history of science. Bruno Latour is Associate Professor at the Ecole Nationale Superieure des Mines in Paris. Steve Woolgar is lecturer in sociology at Brunei University

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Предисловие (J. Salk)

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Does Technology Drive History? The Dilemma of Technological Determinism / ed.: M. R. Smith, L. Marx. — Cambridge, Mass. ; London, UK : MIT Press, 1994. — 280 p. — ISBN 0-262-69167-1

These thirteen essays explore a crucial historical question that has been notoriously hard to pin down: To what extent, and by what means, does a society’s technology determine its political, social, economic, and cultural forms? Karl Marx launched the modern debate on determinism with his provocative remark that «the hand-mill gives you society with the feudal lord; the steam-mill, society with the industrial capitalist». Marx’s position has become embedded in our culture in the form of constant reminders as to how our fast-changing technologies will alter our lives. Yet historians who have looked closely at where technologies really come from generally support the proposition that technologies are not autonomous but are social products, susceptible to democratic controls. The issue is crucial for democratic theory. These essays tackle it head-on, offering a deep look at all the shadings of determinism and assessing determinist models in a wide variety of historical contexts. Merritt Roe Smith is Cutten Professor of the History of Technology and Director of the Program in Science, Technology, and Society at the Massachusetts Institute of Technology, where Leo Marx is Senior Lecturer and Kenan Professor of American Cultural History Emeritus

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

………………………………………………… …………………………………………………………………………..

Winner, Langdon. Autonomous Technology : Technics-out-of-Control as a Theme in Political Thought / L. Winner. — Cambridge, Mass. ; London, UK : MIT Press, 1977. — 386 p. — ISBN 0-262-23078-X

What does it mean to say «technology is out of control»? The expression sounds like a warning, but in what way, precisely, has technology slipped from human direction? Or is this merely an exaggerated statement of technology’s role in our lives? What is the relationship between technology and contemporary society? Can the use of technology be separated from its political implications? In the midtwentieth century, observers from several vantage points of the ideological spectrum have begun to voice serious misgivings about the unchosen consequences of rapid, pervasive technological development. With Paul Valery they ask: «Can the human mind master what the human mind has made?» In this important and persuasive new evaluation of technology’s effect on society, Langdon Winner examines the idea that technology has gotten out of hand. Under such categories as technological evolution, determinism, historical drift, and technological imperative, he discusses problems in modern conceptions of choice and decision. Maintaining that technologies are indeed political structures, the author scrutinizes the problems of governance engendered by the technological order. He looks at Bacon’s and Veblen’s ideas, as well as the dilemmas that technocracy poses for modern liberalism, as illustrated in Price’s notion of the «scientific estate» and Galbraith’s of the American «technostructure». Professor Winner, who views autonomous technology as the aggregate of human dilemmas rather than as univocal, uniform phenomenon, develops his own distinct perspective after pointing out the strengths and inadequacies in the theories of Marx, Ellul, Marcuse, Mumford, and others. His conceptual framework for a systematic view introduces the notion of reverse adaptation, in which ends are them selves altered in order to adjust to technical means. ..

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

……………………………………………………………………………………………………………………………..

How Users Matter : the Co-Construction of Users and Technology / ed.: N. Oudshoorn, T. Pinch. — Cambridge, Mass. ; London, UK : MIT Press, 2003. — 340 p. — (Inside Technology). — ISBN 978-0-262-65109-7

Users have become an integral part of technology studies. The essays in this volume look at the creative capacity of users to shape technology in all phases, from design to implementation. Using a variety of theoretical approaches, including a feminist focus on users and use (in place of the traditional emphasis on men and machines), concepts from semiotics, and the cultural studies view of consumption as a cultural activity, these essays examine what users do with technology and, in turn, what technology does to users. The contributors consider how users consume, modify, domesticate, design, reconfigure, and resist technological development — and how users are defined and transformed by technology. The book first shows how resistance to and non-use of a technology can be a crucial factor in the eventual modification and improvement of that technology, then looks at advocacy groups and the many kinds of users they represent, particularly in the context of health care and clinical testing. Finally, It examines the role of users in different phases of the design, testing, and selling of technology. Included here Is an enlightening account of one company’s design process for men’s and women’s shavers, which resulted in a «Ladyshave»’ for users assumed to be technophobes. Taken together, the essays in How Users Matter show that any understanding of users must take into consideration the multiplicity of roles they play — and that the conventional distinction between users and producers is largely artificial. Nelly Oudshoorn is Professor of Science and Technology Studies at the University of Twente in the Netherlands. Trevor Pinch is Professor of Science and Technology Studies and Professor of Sociology at Cornell University

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Collins, Harry. Changing Order : Replication and Induction in Scientific Practice / H. M. Collins. — Chicago ; London : The University of Chicago Press, 1992. — x, 199 p. — ISBN 0-226-11376-0

This work in the sociology of science explores the way scientists conduct, and draw conclusions from, their experiments. The book is organized around three case studies: replication of the TEA-laser, detecting gravitational radiation, and experiments in the paranormal. Through detailed descriptions of these projects, Collins shows what it is like to try to reproduce results in a laboratory. In his new Afterword, Collins places Changing Order in the context of some of the more obstinate debates of the last few years within the sociology of scientific knowledge. H. M. Collins is the director of the Science Studies Unit at the University of Bath

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Библиография к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Jasanoff, Sheila. Designs on Nature : Science and Democracy in Europe and the United States / S. Jasanoff. — Princeton, N.J. ; Oxford : Princeton University Press, 2005. — 374 p. — ISBN 978-0-691-13042-2

Biology and politics have converged today across much of the industrialized world. Debates about genetically modified organisms, cloning, stem cells, animal patenting, and new reproductive technologies crowd media headlines and policy agendas. Less noticed, but no less important, are the rifts that have appeared among leading Western nations about the right way to govern innovation in genetics and biotechnology. In this sweeping study of some twenty-five years of scientific and social development, Sheila Jasanoff compares the politics and policy of the life sciences in Britain, Germany, the United States, and in the European Union as a whole. She shows how public and private actors in each setting evaluate the products of biotechnology and try to reassure themselves about their safety and worth. Sheila Jasanoff is Pforzheimer Professor of Science and Technology Studies at Harvard University’s John F. Kennedy School of Government. Trained at Harvard Law School, she is the author of many books on the role of science and technology in the politics of modern democratic societies, including «Science at the Bar», «The Fifth Branch», and «Risk Management and Political Culture»

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент библиографии к книге

. …………………………………………………………………………………………………………………………….

Bijker, Wiebe. Of Bicycles, Bakelites, and Bulbs : Toward a Theory of Sociotechnical Change / W. E. Bijker. — Cambridge, Massachusetts ; London : MIT Press, 1997. — 380 p. — (Inside Technology). — ISBN 978-0-262-52227-4

«Of Bicycles, Bakelites, and Bulbs» integrates three fascinating case studies with sociological and political analyses to offer an integrated theory both of the relations between technology and society and of the issues involved in sociotechnical change. The stories of the safety bicycle, the first truly synthetic plastic, and the fluorescent light bulb reflect a cross-section of time periods, engineering and scientific disciplines, and economic, social, and political cultures. Bijker’s approach is to use these case studies to suggest concepts that serve as building blocks in a more and more inclusive theory — one that uncovers the social roots of technology and thereby makes it amenable to democratic politics. Wiebe E. Bijker is Professor of Technology and Society, University of Limburg, Maastricht, The Netherlands

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент библиографии к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

The Social Construction of Technological Systems : New Directions in the Sociology and History of Technology / ed.: W. E. Bijker, T. P. Hughes, T. J. Trevor. — Cambridge, Massachusetts ; London : MIT Press, 1987, 1989. — x, 405 p. : il. — ISBN 0-262-52137-7

The impact of technology on society is clear and unmistakable. The influence of society on technology is more subtle. The 13 essays in this book have been written by a diverse group of scholars united by a common interest in creating a new field — the sociology of technology. They draw on a wide array of case studies — from cooking stoves to missile systems, from 15th-century Portugal to today’s Al labs — to outline an original research program based on a synthesis of ideas from the social studies of science and the history of technology. Together they affirm the need for a study of technology that gives equal weight to technical, social, economic, and political questions

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент библиографии к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Hughes, Thomas. Networks of Power : Electrification in Western Society, 1880 — 1930 / T. P. Hughes. — Baltimore ; London : The Johns Hopkins University Press, 1993. — 474 p. : il. — (Softshell Books). — ISBN 0-8018-4614-5

A unique comparative history of the evolution of modem electric power systems, «Networks of Power» not only provides an accurate representation of large-scale technological change hut also demonstrates that technology itself cannot be understood or directed unless placed in a cultural context. For Thomas Hughes, both the invention of the simplest devices (like the lightbulb itself) and the execution of the grandest schemes (such as harnessing the water power of the Bavarian Alps) fit into an overarching model of technological development. His narrative is an absorbing account of the creative genius, scientific achievements, engineering capabilities, managerial skills, and entrepreneurial risks behind one of the most commonplace amenities of the modern age. Thomas P. Hughes is professor of the history of modern science and technology at the University of Pennsylvania and a member of the American Academy of Arts and Sciences. His books include «Changing Attitudes toward American Technology» and «Elmer Sperry, Inventor and Engineer»

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

………………………………………………………………………………………………………………………….. …

Pickering, Andrew. The Mangle of Practice : Time, Agency, and Science / A. Pickering. — Chicago : The University of Chicago Press, 1995. — 281 p. — ISBN 0-226-66803-7

This ambitious book by one of the most original thinkers in science studies offers a sophisticated new understanding of the production of scientific knowledge and the nature of scientific, mathematical, and engineering practice. Andrew Pickering takes into account the extraordinary number of elements — social, technological, conceptual, metaphysical — that come together in the practice of science. He describes science as a zone of encounter where machines, instruments, facts, theories, disciplined human practices, and social relations are intertwined — engaged in a ceaseless and open-ended interaction he calls «the mangle of practice». The core of the book consists of extended case studies that show how the concept of the mangle advances our understanding of scientific work both past and present. Pickering discusses in detail the building of the bubble chamber, the search for the quark, the construction of the quaternion system in mathematics, and the introduction of computer-controlled machine tools in the industrial workplace, demonstrating how the contours and powers of the human, material, and social worlds have shaped one another in specific situations. Taken together, these studies illuminate the most fundamental aspects of scientific practice — the development of experimental apparatus, the production of facts, the creation of theory, and the interrelation of machines and social organization…

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Фрагмент библиографии к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

The Science Studies Reader / ed. M. Biagioli; in cons. with P. Galison [et al.]. — London ; New York : Routledge, 1999. — xviii, 590 p. — ISBN 0-415-91868-5

«The Science Studies Reader» is a landmark anthology of writing in the burgeoning field of science studies. Society and scientific community are today engaging more thoughtfully than ever before the question of what «scientific knowledge» might be. This collection of writings by some of the most prominent thinkers in the field speaks to the nature of science and its production across time, cultures, and genders. The Reader focuses on the practices of modern and contemporary science and technology in different national and institutional settings, with some attention to non-Western contexts. Here are essays on the gender dimensions of science, the moral economies of scientific communities, imaging techniques, techniques of communication, and many other current subjects. The collection represents science as crucially connected to issues within contemporary history, sociology, gender studies, anthropology, and cultural studies of science. By mapping some of the open questions and points of tension likely to occupy the field for years to come, the Reader casts fresh light on what «science» means at the end of the twentieth century. Mario Biagioli is Professor of the History of Science at Harvard University. He is author, most recently, of «Galileo Courtier» (1993)

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Библиография к книге

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Hacking, Ian. Representing and Intervening : Introductory Topics in the Philosophy of Natural Science / I. Hacking. — Cambridge ; New York ; Melbourne : Cambridge University Press, 1983. — 287 p. — ISBN 978-0-521-28246-8

This is a lively and clearly written introduction to the philosophy of natural science, organized around the central theme of scientific realism. It has two parts. Representing deals with the different philosophical accounts of scientific objectivity and the reality of scientific entities. The views of Kuhn, Feyerabend, Lakatos, Putnam, van Fraassen, and others, are all considered. Intervening presents the first sustained treatment of experimental science for many years and uses it to give a new direction to debates about realism. Flacking illustrates how experimentation often has a life independent of theory. He argues that although the philosophical problems of scientific realism can not be resolved when put in terms of theory alone, a sound philosophy of experiment provides compelling grounds for a realistic attitude. A great many scientific examples are described in both parts of the book, which also includes lucid expositions of recent high energy physics and a remarkable chapter on the microscope in cell biology

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Библиография к книге

. …………………………………………………………………………………………………………………………….

Lynch, Michael. Scientific Practice and Ordinary Action : Ethnomethodology and Social Studies of Science / M. Lynch. — Cambridge ; New York ; Melbourne : Cambridge University Press, 1993. — xxi, 333 p. : il. — ISBN 0-521-43152-2

Philosophers, historians, and sociologists of science have grown increasingly interested in the day-to-day practices of scientists. Recent studies have drawn numerous linkages between scientific innovations and more ordinary procedures, craft skills, and sources of sponsorship. These studies dispute the idea that science is the application of a unified method or the outgrowth of a progressive history of ideas. This book critically reviews arguments and empirical studies in two areas of sociology that have played a significant role in the «sociological turn» in science studies: ethnomethodology (the study of ordinary practical reasoning) and the sociology of scientific knowledge. In both fields, efforts to study scientific practices have led to intractable difficulties and interminable debates, due in part to scientistic and foundationalist commitments that remain entrenched with social-scientific research policies and descriptive language. The central purpose of this book is to explore the possibility of an empirical approach to the epistemic contents of science that avoids the pitfalls of scientism and foundationalism. Michael Lynch is senior lecturer in the department of human sciences, at Brunel, The University of West London. He is the author of «Art and Artifact in Laboratory Science» and coeditor of «Representation in Scientific Practice»

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

……………………………………………………………………………………………………………………………..

Knorr-Cetina, Karen. The Manufacture of Knowledge : an Essay on the Constructivist and Contextual Nature of Science / K. Knorr-Cetina; preface by R. Harre. — Oxford ; New York : Pergamon Press, 1981. — 189 p. — ISBN 0-08-025777-1

«The anthropological approach is the central focus of this study. Laboratories are looked upon within the innocent eye of the traveller in exotic lands, and the societies found in these places are observed with the objective yet compassionate eye of the visitor from a quite other cultural milieu. There are many surprises that await us if we enter a laboratory in this frame of mind … This study is a realist enterprise, an attempt to truly represent the social order of life in laboratories and institutes of research, just as they are. By bringing the philosophical issues to the surface as matters not of prejudgement but as matters of concern, Karin Knorr-Cetina has developed the first really positive challenge to the philosophy of science since the days of paradigms and internal definitions of meanings» — from the Preface by Rom Harre

Подробное описание в каталоге

Фрагмент текста

Библиография к книге

13 лучших книг по науке и технологиям 2013 года – The Marginalian

Вслед за лучшими книгами года по психологии и философии, искусству и дизайну, истории и биографии, а также детским книгам, субъективный отбор списков лучших книг сезона продолжается с лучшими книгами по науке и технологиям 2013 года. (Подробнее Вечная стимуляция, пересмотрите подборки 2012 и 2011 годов.)

1. ЭТО ВСЕ ОБЪЯСНЯЕТ

Каждый год, начиная с 1998 года, интеллектуальный импресарио и редактор Edge Джон Брокман задавал один-единственный вопрос величайшим мыслителям нашего времени в широком спектре дисциплин, а затем собирал ответы в ежегодной антологии.Ответы прошлого года на вопрос «Какая научная концепция улучшит когнитивный инструментарий каждого?» были выпущены в Это сделает вас умнее: новые научные концепции для улучшения вашего мышления , одной из лучших книг года по психологии и философии.

В 2012 году Брокман задал вопрос, предложенный не кем иным, как Стивеном Пинкером, : «Какое ваше любимое глубокое, элегантное или красивое объяснение?» Ответы, представляющие собой эклектичную смесь 192 (увы, преимущественно мужских) умов, охватывающих психологию, квантовую физику, социальные науки, политическую теорию, философию и многое другое, собраны в отредактированном сборнике Это объясняет все: глубоко, красиво, и Elegant Theory of How the World Works ( UK ; public library ), а также доступны в Интернете.

Во введении, предшествующем микроэссе, Брокман формулирует вопрос и его конечную цель, добавляя к самым вечным в истории определениям науки:

Идеи, представленные на Edge , являются спекулятивными; они представляют собой передовые области в таких областях, как эволюционная биология, генетика, информатика, нейрофизиология, психология, космология и физика. Из этих вкладов вытекает новая натурфилософия, новые способы понимания физических систем, новые способы мышления, которые ставят под сомнение многие из наших основных предположений.

[…]

Возможно, самое большое удовольствие в науке доставляет теория, которая удивительным образом выводит решение какой-то глубокой загадки из небольшого набора простых принципов. Эти объяснения называются «красивыми» или «изящными».

[…]

Представленные здесь материалы охватывают научное мышление в самом широком смысле: как наиболее надежный способ получения знаний о чем угодно, включая такие области исследований, как философия, математика, экономика, история, язык и поведение человека. Общая нить состоит в том, что простая и неочевидная идея предлагается в качестве объяснения разнообразного и сложного набора явлений.

Нейробиолог из Стэнфорда Роберт Сапольски , как всегда красноречивый, восхищается мудростью толпы и появлением роевого интеллекта:

Понаблюдайте за одиноким муравьем, и это не имеет особого смысла, идущим в одном направлении, внезапно кренящимся в другом без видимой причины, сгибающимся назад.Совершенно непредсказуемый.

То же самое происходит с двумя муравьями, кучей муравьев. Но колония муравьев имеет фантастический смысл. Специализированные рабочие места, эффективные способы освоения новых источников пищи, сложные подземные гнезда с регулируемой температурой в пределах нескольких градусов. И что очень важно, нет плана или центрального источника управления — у каждого отдельного муравья есть алгоритмы поведения. Но это не мудрость толпы, где кучка разумно информированных личностей превосходит одного эксперта.Муравьи недостаточно информированы об общей картине. Вместо этого алгоритмы поведения каждого муравья состоят из нескольких простых правил взаимодействия с локальной средой и местными муравьями. И из этого возникает высокоэффективная колония.

Муравьиные колонии преуспели в прокладывании троп, соединяющих места кратчайшим возможным путем, с помощью простых правил о том, когда прокладывать феромонный след и что делать, когда натыкаешься на чей-то след — приближенные решения задачи коммивояжера.Это имеет полезные приложения. В «маршрутизации на основе муравьев» моделирование с использованием виртуальных муравьев с аналогичными правилами может генерировать оптимальные способы соединения узлов в сети, что представляет большой интерес для телекоммуникационных компаний. Это применимо к развивающемуся мозгу, который должен соединять огромное количество нейронов с большим количеством соединений, не конструируя миллионы миль соединительных аксонов. А мигрирующие эмбриональные нейроны генерируют эффективное решение с другой версией муравьиной рутины.

Прекрасным примером является то, как локальные правила притяжения и отталкивания (т. е. положительные и отрицательные заряды) позволяют простым молекулам в органическом бульоне время от времени образовывать более сложные. Жизнь, возможно, возникла таким образом, без необходимости использования молний для катализа образования сложных молекул.

И почему самоорганизация так прекрасна для моего атеистического я? Потому что, если сложные адаптивные системы не требуют чертежей, им не нужен создатель чертежей.Если им не нужны молнии, им не нужен Кто-то, бросающий молнии.

Психолог развития Говард Гарднер , автор знаменитой теории множественного интеллекта, вторит Анаис Нин в отстаивании роли личности и Сьюзен Зонтаг в подчеркивании влияния индивидуальных действий на коллективную судьбу. Его ответ, доказывающий важность человека, является долгожданным противоядием от вопроса, которому грозит редукционизм по своей сути:

На планете, населенной сейчас семью миллиардами жителей, я поражен тем, что может сделать один человек. Подумайте о классической музыке без Моцарта или Стравинского; живописи без Караваджо, Пикассо или Поллока; драмы без Шекспира или Беккета. Подумайте о невероятном вкладе Микеланджело или Леонардо, или, в последнее время, об излиянии глубоких чувств в связи со смертью Стива Джобса (или, если уж на то пошло, Майкла Джексона или принцессы Дианы). Подумайте о человеческих ценностях в отсутствие Моисея или Христа.

[…]

Несмотря на хвалебные попытки ученых выявить закономерности в человеческом поведении, меня по-прежнему поражает влияние отдельных людей или небольших групп, работающих вопреки всему.Как ученые, мы не можем и не должны замалчивать эти случаи. Мы должны помнить знаменитое наставление антрополога Маргарет Мид: «Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа вдумчивых преданных своему делу граждан может изменить мир». Это единственное, что когда-либо существовало».

Uber-куратор Ганс Ульрих Обрист , который также участвовал в подготовке прошлогоднего тома, рассматривает параллельную роль шаблонов и случая в творчестве культового композитора Джона Кейджа и художника Герхарда Рихтера, а также роль неопределенности в творческом процессе:

В искусстве название произведения часто может быть его первым объяснением. И в этом контексте я особенно думаю о титулах Герхарда Рихтера. В 2006 году, когда я посетил Рихтера в его мастерской в ​​Кельне, он только что закончил группу из шести соответствующих абстрактных картин, которым он дал название Клетка .

Существует много связей между картиной Рихтера и композициями Джона Кейджа. В книге о серии Cage Роберт Сторр проследил их от посещения Рихтером выступления Cage на Festum Fluxorum Fluxus в Дюссельдорфе в 1963 году до аналогий в их художественных процессах.Кейдж часто применял случайные процедуры в своих композициях, особенно с использованием I Ching . Рихтер в своих абстрактных картинах также намеренно допускает эффекты случайности. На этих картинах он наносит масляную краску на холст с помощью большого ракеля. Он подбирает краски на ракеле, но фактический след, который краска оставляет на холсте, во многом результат случая.

[…]

Лаконичное название Рихтера « Клетка » может быть развернуто в обширную интерпретацию этих абстрактных картин (и других работ) — но, можно сказать, в краткой форме уже содержится все. Название, как объяснение явления, открывает произведения, описывая их связь с одним из самых важных деятелей культуры двадцатого века, Джоном Кейджем, который разделяет с Рихтером великие темы случайности и неопределенности.

Писатель, художник и дизайнер Дуглас Коупленд , чья биография Маршалла Маклюэна остается незаменимой, предлагает лирическое размышление о своеобразных шансах, стоящих за совпадениями и дежавю:

Меня утешает тот факт, что есть два человеческих момента, которые кажутся распределенными в равной степени и демократично в пределах человеческого существования, и что нет удовлетворительного окончательного объяснения ни для одного из них.Одно совпадение, другое дежавю. Неважно, кто вы — королева Елизавета, один из тридцати трех шахтеров, спасенных в Чили, южнокорейская домохозяйка или пастух-мигрант в Зимбабве — за 365 дней у вас тоже будет два дежа вю. как одно совпадение, которое заставляет вас остановиться и сказать: «Вау, это было совпадение».

Дело в совпадениях в том, что если представить бесчисленное количество триллионов совпадений, которые могут произойти в любой данный момент, факт состоит в том, что на практике совпадений почти никогда не бывает.Совпадения на самом деле настолько редки, что когда они случаются, они действительно запоминаются . Это наводит меня на мысль, что вселенная устроена так, чтобы по возможности предотвращать совпадения — вселенная ненавидит совпадения — не знаю почему — это только кажется правдой. Так что, когда случается совпадение, это совпадение должно работать ужасно , чтобы избежать системы. Там есть сообщение. Что это такое? Посмотрите . Смотри внимательнее. У математиков, возможно, есть теорема для этого, и если они это сделают, то по умолчанию это может быть теоремой для чего-то большего, чем они думают.

Что мне одновременно жутко и интересно в дежа вю, так это то, что они возникают почти как метрономы на протяжении всей нашей жизни, примерно раз в шесть месяцев, поэтический хронометраж, который, по крайней мере, напоминает нам, что мы живы. Я могу с уверенностью предположить, что моя тринадцатилетняя племянница Стивен Хокинг и кто-то, кто работает на пекинской фабрике по производству чемоданов, испытывают два дежавю в год. Не один. Не три. Два .

Лежащая в основе биодинамика дежа вю, вероятно, связана с неким покалыванием нейронов в определенной части мозга, но это не говорит нам почему они существуют.Они кажутся мне сигналом с более широкой точки зрения, который хочет напомнить нам, что наши жизни различны, что они имеют смысл и что они происходят в течение определенного промежутка времени. Мы важны, и что делает нас ценными для вселенной, так это наша чувствительность и наше проклятие и благословение вечного самосознания.

Первоначально представлено в январе — подробнее здесь.

2. ТЫ ЗВЕЗДНАЯ ПЫЛЬ

«Все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все люди, которые когда-либо жили… жили там — на пылинке, подвешенной в солнечном луче», — Карл Саган классно восхищался в своем поэтическом монологе Pale Blue Dot , названный в честь культовой фотографии Земли 1990 года. Метафора звездной пыли, обозначающая нашу взаимосвязь с космосом, вскоре проникла в популярную культуру и стала средством привлечения внимания к исследованию космоса. Есть что-то одновременно невероятно вдохновляющее и невероятно унизительное в осознании того, что пламя в вашем камине исходит от солнца.

Именно такой космический трепет писательница-эколог Элин Келси и корейская художница из Торонто Соён Ким стремятся внушить детям в You Are Stardust ( public library ) — изысканной книжке с картинками, которая вселяет глубокое чувство связи с миром природы, а также среди лучших детских книг года.В основе повествования лежит смелое чувство оптимизма — освежающее противоядие от стратегии призыва к страху, от которой сегодня страдает большинство экологических сообщений.

Захватывающие дух диорамы Кима, которым этот экран абсолютно не соответствует, сочетают тактильные физические материалы с прекрасными методами рисования и цифровой компоновкой, чтобы осветить безжалостно чудесные реальности нашего переплетенного существования: вода в вашей раковине когда-то утоляла жажду динозавров; при каждом чихе ветер вырывается из носа быстрее, чем бежит гепард; электричество, питающее каждую мысль в вашем мозгу, сильнее молнии.

Но вместо сухих научных мелочей послание несут на крыльях поэтического восхищения этими сложными отношениями:

Молчать. Слушать.

Как и ты, Земля дышит.

Ваше дыхание наполнено обещанием цветов.

Каждый раз, посылая воздушный поцелуй миру, вы распространяете пыльцу, из которой может вырасти новое растение.

Книга, тем не менее, основана на реальной науке. Заметки Келси:

Я написал эту книгу как праздник — чтобы почтить необычайные способы, которыми все мы просто являемся природой.Каждый пример в этой книге подкреплен современной наукой. Каждый день, например, вы вдыхаете более миллиона пыльцевых зерен.

Но что делает этот проект особенно захватывающим, так это то, что перед лицом разрушительного гендерного разрыва в естественнонаучном образовании, здесь представлен продуманный, красивый образец раннего научного образования, представленный двумя женщинами, самый воодушевляющий пример такого рода со времен « Радиоактивный » Лорен Реднисс. .

Сопутствующее приложение для iPad содержит звуковые эффекты, анимацию, оригинальную музыку Пола Окойна, закулисные заметки о процессе создания Кимом потрясающих 3D-диорам и даже приключения в виде собственной диорамы.

Первоначально представлено в марте — подробнее здесь.

3. В ПОИСКАХ

«То, как мы проводим наши дни, — написала Энни Диллард в своем вечно прекрасном размышлении о присутствии, а не продуктивности, — , — это, конечно же, то, как мы проводим свою жизнь». И нигде мы не проигрываем в искусстве присутствия так жалко и трагично, как в городской жизни — в городе, где высок культ продуктивности, где мы проплываем мимо друг друга, мимо зданий и деревьев и маленького мальчика в фиолетовые штаны, сама прошлая жизнь, отрезанная от дыхания мира наушниками-айфонами и солипсизмом.И все же: «Искусству видеть нужно научиться», Маргерит Дюрас отзывается — и этому можно научиться, как когнитивист Александра Горовиц предлагает нам поверить в ее захватывающее дух чудо В поисках: одиннадцать прогулок с Expert Eyes ( публичная библиотека ), также среди лучших книг года по психологии и философии — отчет о ее стремлении пройтись по городскому кварталу с одиннадцатью разными «экспертами», от художника до геолога и собака, и выйдите со свежим взглядом, загипнотизированным ранее невиданными прелестями знакомого мира. Это, несомненно, одна из самых вдохновляющих книг года, если не десятилетия, и самая очаровательная книга, которую я читал за последние годы. В некотором смысле, это противоположное, но столь же восхитительное зеркальное отражение « Абстрактного города » Кристофа Ниманна — конкретное, иммерсивное исследование урбанистичности — сочетающее внимательность Шерлока Холмса с экспансивной чувствительностью Торо.

Горовиц начинает с того, что обращает наше внимание на неполноту нашего опыта того, что мы условно называем «реальностью»:

Прямо сейчас вы пропускаете большую часть того, что происходит вокруг вас.Вы пропускаете события, разворачивающиеся в вашем теле, на расстоянии и прямо перед вами.

Сосредотачивая свое внимание на этих словах, услужливо обрамленных четкой белой рамкой, вы игнорируете немыслимо большое количество информации, которая продолжает бомбардировать все ваши органы чувств: гул флуоресцентных ламп, окружающий шум в большой комнате. Места, где ваш стул прижимается к вашим ногам или спине, ваш язык касается нёба, напряжение, которое вы держите в своих плечах или челюсти, карта прохладных и теплых мест на вашем теле, постоянный гул уличного движения или далекая газонокосилка, размытое изображение собственных плеч и туловища периферийным зрением, чириканье жука или визг кухонного прибора.

У этого адаптивного невежества, утверждает она, есть причина — мы прославляем его как «концентрацию» и приветствуем его способ облегчить нашу когнитивную перегрузку, позволяя нам сохранять наши драгоценные умственные ресурсы только для стимулов непосредственной и жизненной важности, и отклонить или полностью пропустить все остальное. («Внимание — это преднамеренный, беззастенчивый различитель, — говорит нам Горовиц. — Оно спрашивает, что актуально в данный момент, и настраивает нас на то, чтобы замечать только это».) сегодня это также заставляет нас жить в значительной степени непрожитой — и забытой — жизнью изо дня в день.

Для Горовиц пробуждение к этому невероятному, невидимому фону жизни произошло благодаря Пумперникель, ее «курчавой, шалфейной помеси» (которая также вдохновила Горовиц на первую книгу, превосходную Внутри собаки: что собаки видят, нюхают, и Знай ), поскольку она совершала бесчисленные прогулки по кварталу, все больше и больше осознавая совершенно разные переживания, которые она и ее собачий компаньон получали на одном и том же маршруте:

Небольшие противоречия между предпочтениями моей собаки в отношении того, где и как должна проходить прогулка, и моими собственными указывали на то, что я переживал почти совсем другой блок, чем моя собака.Я так мало внимания уделял большей части того, что было прямо перед нами, что превратился в лунатика на тротуаре. То, что я увидел и на что обратил внимание, было именно тем, что я ожидал увидеть; моя собака показала мне, что мое внимание приглашает спутника внимания: невнимание ко всему остальному.

Книга была ее ответом на разъединение, попыткой «уделить внимание этому невниманию». Она предупреждает нас, что дело не в том, «как уделить больше внимания чтению Толстого или как внимательнее слушать своего супруга.Скорее это приглашение к искусству наблюдения:

Вместе мы стали исследователями обыденного, рассматривая квартал — улицу и все, что на ней — как живое существо, за которым можно наблюдать.

Так знакомое становится незнакомым, а старое новым.

Ее подход основан на двух осмотических человеческих тенденциях: нашей общей способности действительно видеть то, что находится перед нами, несмотря на нашу обусловленную концентрацию, которая затемняет это, и силе индивидуального предубеждения в восприятии — или того, что мы называем «опытом, «приобретенный страстью или обучением, или и тем, и другим — в привлечении внимания к элементам, которые ускользают от нас.Далее следует вихрь бесконечно увлекательных упражнений с уклоном на внимательность, когда Горовиц с ее типичным для нью-йоркца «особым увлечением жужжащей формой жизни, которой является городская улица», и ее разнообразные спутники отправляются в город.

Сначала она гуляет в одиночестве, пытаясь отметить все, что можно увидеть, и мы быстро понимаем, что, помимо ее восхитительно ненасытного интеллектуального любопытства, Горовиц — редкий волшебник со знанием языка. («Прохожие шли молча, собаки молчали.Единственным звуком был гул кондиционеров», — она видит свой собственный блок; проходя мимо кучи мусорных мешков, украшенных шальной ватной палочкой, она размышляет в скобках: «Как ватная палочка убегает?»; завернув свой последний угол, она смотрит на вход в особняк и «пару каменных львов, терпеливо ожидающих королевской власти, которая никогда не прибудет». Потрясающе.)

Но как только она присоединяется к своим экспертам, Горовиц сталкивается с гримасой осознания того, что, несмотря на все ее самые шерлоковские усилия, она «упустила почти все.Она приходит к новому, глубокому пониманию того, что имел в виду Уильям Джеймс, когда писал: : «Мой опыт — это то, на что я согласен обратить внимание. Только те предметы, которые я замечаю, формируют мой разум». :

Я обнаруживал, что одновременно встревожен, восхищен и смущен ограниченностью своего обычного взгляда. Меня утешает то, что этот мой недостаток вполне человеческий. Мы видим, но не видим: пользуемся глазами, но взгляд наш скользит, легкомысленно рассматривая свой предмет. Мы видим знаки, но не их значения.Мы не ослеплены, но у нас есть шоры.

Первоначально представлено в августе, с более подробным анализом экспертных мнений. Чтобы еще раз взглянуть на эту жемчужину, которая легко входит в тройку моих любимых книг за последнее десятилетие, научитесь делать шаг и скольжение.

4. ДИКИЕ

Дикие существа: иногда пугающая, но странно обнадеживающая история о том, как люди смотрят на животных в Америке ( публичная библиотека ) журналиста чувствовать себя плохо, чтобы напугать нас, чтобы заставить нас вести себя, чтобы сопереживать окружающей среде; Муаллем — это не самодовольный тон капиталистического знания, типичный для многих активистов-экологов, а склонность ученого к незнанию, склонность поэта к «негативной способности». Вместо готовых ответов он предлагает направление мысли и указатели для любопытства и, в процессе, каким-то образом мягко приближает нас немного ближе к нашему лучшему я, к глубокому чувству, как прекрасно выразилась поэтесса Дайан Акерман. в 1974 году «простая всеобщность всего в сговоре с всеобщностью всего остального».

Во введении Муаллем вспоминает, как смотрел на зверинец его четырехлетней дочери Ислы, состоящий из плюшевых игрушек, и на странное культурное несоответствие, которое они имитировали:

[Э] они рылись на страницах каждой сказки на ночь, а моя дочь спала в пижаме с белым медведем под мобилем-бабочкой с прижатой к подбородку пуховой снежной совой.Ручка ее расчески была рыбой. Ручкой ее зубной щетки был кит. Она прорезала свой первый зуб на резиновом жирафе.

Наш мир с зоологической точки зрения другой — менее прямолинейный и более жуткий. Мы живем в эпицентре великой бури вымирания, на планете, которая так быстро теряет живых существ, что половина ее девяти миллионов видов может исчезнуть к концу века. Ко мне все время подходили плюшевые мишки и хихикающие пингвины. Но я не осознавал, на что сейчас должно пойти человечество, чтобы сохранить хоть какое-то подобие настоящей дикой природы в мире.По мере того, как наш собственный вид брал верх, мы пытались сохранить пространство, по крайней мере, для некоторых других, которые были бы оттеснены в сторону, повышая их шансы на выживание. Но угрозы в их адрес продолжают множиться и обостряться. Постепенно управление дикими животными в Америке превратилось или, может быть, превратилось в сюрреалистический вид перформанса.

Тем не менее, даже небольшие успехи защитников природы — виды крокодилов возвращаются с грани вымирания, сапсаны снова заполняют небо — даже эти гордости демонстрируют, до какой степени мы взяли на себя — даже узурпировали — роль кукловода в театре. органической жизни.Ссылаясь на ученого, сетовавшего на то, что «природа сейчас не может стоять сама по себе», Муаллем пишет:

Мы вступили в то, что некоторые ученые называют антропоценом — новой геологической эпохой, в которой человеческая деятельность больше, чем любая другая сила, управляет изменениями на планете. Точно так же, как сейчас мы являемся причиной подавляющего большинства вымираний, подавляющее большинство исчезающих видов выживут только в том случае, если мы продолжим активно подстраивать мир вокруг них в их пользу. … Мы озеленяем пустыню.Грань между сохранением и одомашниванием размылась.

Ему неудобно балансировать между этими двумя животными мирами — идиллической страной грез маленького ребенка и грязной, хрупкой экосистемой реального мира:

Как только я начал оглядываться, я заметил ту же самую подержанную фауну, которая окружает мою дочь, украшающую и взрослый мир — не только бросающийся в глаза белоголовый орлан на флагштоках и валюте, или имена больших кошек и хищников, которые мы даем спортивные команды и компьютерные операционные системы, но кит необъяснимым образом прорывается в рекламе страхования жизни, стеклянный дельфин, свисающий с зеркала заднего вида, сова, сидящая на крупе дикого кабана, изображенная шелкографией на большой сумке хипстера. Я заметил волка за волком, нарисованных аэрографом на боках старых фургонов, и еще одного волка, нарисованного на фоне полной луны на пурпурном бархате, приветствующего меня над туалетом в ванной комнате мексиканского ресторана. … [Но], может быть, мы никогда не перерастем воображаемый животный мир детства. Может быть, это тот, кого мы пытаемся спасти.

[…]

С самого начала дикие животные Америки населяли территорию нашего воображения точно так же, как они населяли реальную землю. Они свободно блуждающие Роршахи, и мы вольны рассказывать о них любые истории, которые захотим.Дикие животные всегда без комментариев.

Поэтому он намеревается лучше понять динамику культурных сил, которые сближают эти миры общими абстракциями и разрывают их на части жестокими реалиями экологического коллапса. Его поиски, в которых маленькая Исла является частым спутником, отправляет его по следам трех исчезающих видов — медведя, бабочки и птицы, — которые попадают в три разные точки спектра природоохранной зависимости, в разной степени полагаясь на милостью тех самых людей, которые первыми разрушили «механизм их дикости». По пути он встречает удивительно яркий состав персонажей — бесчисленных страстных ученых-граждан, профессионального театрального актера, который после диагноза ВИЧ стал профессиональным энтузиастом бабочек, и даже Марту Стюарт — и находит в их отношениях с окружающей средой « ту же ползучую тревогу о будущем», которую Муаллем познал, когда стал отцом. На самом деле весь проект был неразрывно связан с его чувством отцовской ответственности:

Я принадлежу к поколению, которое особенно смиренно наблюдает, как исчезают вещи, с которыми мы сталкивались в детстве: стационарные телефоны, газеты, ископаемое топливо.Но оставить своим детям мир без диких животных кажется особой трагедией, даже если трудно объяснить, почему это должно быть так.

Правда в том, что большинство из нас никогда не воспримут находящихся под угрозой исчезновения животных Земли как нечто большее, чем прекрасные идеи. Это плод нашего общего воображения, узнаваемый по телевидению, но преследующий места — места там — куда мы не собираемся идти. Я задавался вопросом, как эта воображаемая связь с дикой природой может ослабнуть или перекалиброваться, поскольку мы вынуждены брать на себя больше ответственности за ее дикость.

Мне также рано пришло в голову, что все три вымирающих вида, с которыми я познакомился, могут исчезнуть к тому времени, когда Исла достигнет моего возраста. Вполне возможно, что через тридцать лет они отступят в царство динозавров или, если уж на то пошло, в царство покемонов — фантастических существ, имена и рацион которых маленькие дети запоминают по книжкам. И я понял, что это может даже не иметь никакого значения, что по-прежнему будут белые медведи в пестрых пижамах и желейные витамины в форме морских черепах, что может быть так много фактического разрушения без какого-либо значимого нарушения экосистем. в наших умах.

Первоначально представлено в мае — подробнее здесь.

5. ДУМАТЬ ЦИФРАМИ

Даниэль Таммет родился с необычным умом — у него был диагностирован синдром высокофункционального аутистического ученого, а это означало, что уникальные схемы его мозга сделали возможными такие экстраординарные подвиги вычислений и памяти, как изучение исландского языка за одну неделю и декламирование числа пи до 22 514-й цифры. Он также принадлежит к небольшой группе людей, у которых диагностирована синестезия — это любопытное пересечение органов чувств, которое заставляет человека «слышать» цвета, «нюхать» звуки или воспринимать слова и числа в различных оттенках, формах и текстурах.Синестезия невероятно редка — Владимир Набоков был одним из немногих знаменитых людей, страдающих ею, — из-за чего большинству из нас чрезвычайно трудно представить себе, каково это — воспринимать мир через эту сенсорную линзу. К счастью, Таммет предлагает увлекательный рассказ из первых рук в Thinking In Numbers: On Life, Love, Meaning, and Math ( public library ) — великолепном сборнике из 25 эссе по «математике жизни», магия возможности во всех ее измерениях.В процессе он также предлагает нам оценить поэтику чисел, особенно упорядоченных наборов — другими словами, тех самых списков, которые доминируют во всем, от наших инструментов повышения производительности до наших творческих запасов и удешевленных заголовков, наводняющих Интернет.

Размышляя над своей второй книгой, В объятиях широкого неба: путешествие по горизонтам разума , и ошеломляющим откликом восхищенных читателей, стремящихся узнать, каково это на самом деле воспринимать слова и числа как цвета и текстуры — испытать красота, которую стихотворение и простое число воздействуют на синестета в равной мере — Таммет предлагает захватывающую симуляцию синестетического ума:

Представьте.

Закройте глаза и представьте себе безграничное пространство или бесконечно малые события, которые могут вызвать революцию в стране. Представьте, как могла бы начаться и закончиться идеальная партия в шахматы: победой белых, или черных, или ничьей? Представьте себе числа настолько огромные, что они превышают каждый атом во вселенной, считая одиннадцатью или двенадцатью пальцами вместо десяти, читая одну книгу бесконечным числом способов.

Такое воображение принадлежит каждому. У него даже есть своя наука: математика.Рикардо Немировский и Франческа Феррара, специализирующиеся на изучении математического познания, пишут, что «подобно художественной литературе, математическое воображение питает чистые возможности». Это квинтэссенция того, что я считаю интересным и важным в том, как математика влияет на нашу образную жизнь. Часто мы едва осознаем это, но игра между числовыми понятиями насыщает наше восприятие мира.

Наброски из анимированной визуализации синестетического художника и музыканта Майкла Леви «Гигантские шаги» Джона Колтрейна.’ Нажмите на изображение, чтобы узнать подробности.

Таммет, прежде всего, очарован месмеризмом неизвестного, который лежит в основе науки и в основе поэзии:

Тот факт, что мы никогда не читали бесконечную книгу, не считали до бесконечности (и дальше!) и не вступали в контакт с внеземной цивилизацией (все темы эссе в книге), не должен мешать нам задаться вопросом: что, если ? … Литература добавляет новое измерение к исследованию этих чистых возможностей.Как предполагают Немировский и Феррара, модели мышления и творчества, разделяемые писателями и математиками (два призвания, которые часто считаются несопоставимыми), во многом схожи.

Фактически, именно эта связь между математикой и вымыслом, между числами и повествованием лежит в основе многих исследований Таммета. Выросший как один из девяти братьев и сестер, он рассказывает, как гнетущая природа существования в качестве небольшого числа в большом множестве стимулировала глубокое понимание чисел как механизмов осмысления жизни:

Стертые как личности, мои братья, сестры и я существовали только числом.Качество нашего количества стало чем-то, от чего мы не могли убежать. Оно предшествовало нам везде: даже во французском, где прилагательные почти всегда следуют за существительным (но не когда речь идет о une grande famille ). … От своей семьи я узнал, что числа принадлежат жизни. Большая часть моей математической проницательности пришла не из книг, а из регулярных наблюдений и повседневного взаимодействия. Я понял, что числовые закономерности были материей нашего мира.

Это осознание было началом синестетической чувствительности Таммета:

Как и цвета, самые распространенные числа придают характер, форму и измерение нашему миру. О наиболее частых — ноль и единица — можно сказать, что они подобны черному и белому, а остальные основные цвета — красный, синий и желтый — родственны двойке, трем и четырем. Таким образом, девятка может быть чем-то вроде кобальта или индиго: в картине она будет способствовать оттенку, а не форме. Мы ожидаем встретить образцы из девяти, как мы могли бы встретить образцы такого цвета, как индиго, — только изредка и небольшими и тонкими способами. Таким образом, семья из девяти детей удивляет не меньше, чем мужчина или женщина с кобальтовыми волосами.

Дэниел Таммет. Портрет Джерома Табета.

Образец из юмористической вымышленной таксономии животных Хорхе Луиса Борхеса, вдохновленной работами немецкого математика девятнадцатого века Георга Кантора, Таммет указывает на более глубокое понимание, лежащее в основе наших усилий по систематизации и организации Вселенной — то, что Умберто Эко знал, когда провозгласил, что « список — это источник культуры», и Сьюзен Зонтаг интуитивно поняла, почему списки нам нравятся. Таммет пишет:

Здесь Борхес также приводит несколько наводящих на размышления моментов.Во-первых, хотя такое знакомое нашему пониманию множество, как «животные», подразумевает вмещение и понимание, само число его возможных подмножеств на самом деле увеличивается до бесконечности. Стандартные таксономии скрывают этот факт с помощью горстки родовых названий («млекопитающее», «рептилия», «земноводное» и т. д.). Сказать, например, что блоха крошечная, паразитическая и прыгунья-чемпион, значит только начать царапать поверхность всех ее различных аспектов.

Во-вторых, определение набора больше связано с искусством, чем с наукой.Столкнувшись с проблемой почти бесконечного числа потенциальных категорий, мы склонны выбирать из нескольких — тех, которые наиболее испытаны и проверены в нашей конкретной культуре. Западные описания множества всех слонов отдают предпочтение таким подмножествам, как «те, которые очень большие», и «обладающие бивнями», и даже «обладающие превосходной памятью», исключая при этом другие столь же законные возможности, такие как «те, которые в издалека напоминают мух», или индусы «те, которые считаются счастливыми».

[…]

Чтение Борхеса предлагает мне рассмотреть множество возможных подмножеств, на которые можно было бы классифицировать мою семейную «множество», помимо тех, которые просто указывают на множественность.

Таммет возвращается к общим дарам литературы и математики, которые помогают развивать нашу способность к состраданию:

Как и литературные произведения, математические идеи помогают расширить круг нашей эмпатии, освобождая нас от тирании единой, ограниченной точки зрения.Числа, если их правильно обдумать, делают нас лучше.

Первоначально представлено в августе — подробнее здесь.

6. УМНЕЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ

«Опасное время, когда механические голоса, радио, телефоны заменяют человеческую близость, а концепция общения с миллионами приносит все большую и большую бедность в интимной жизни и человеческом видении», Анаис Нин записала в своем дневнике. в 1946 году, за несколько десятилетий до того, как Интернет, каким мы его знаем, вообще существовал. С тех пор ее опасения повторялись снова и снова с каждым постепенным развитием технологий, часто с упрощенными аргументами об истощении внимания в эпоху цифровых развлечений.Но в Умнее, чем вы думаете: как технологии меняют наше мнение к лучшему ( публичная библиотека ), Клайв Томпсон — один из лучших писателей о технологиях, которых я знаю, с регулярными подписями для Wired и The New York Times — мощный и тщательно продуманный контрапункт. Он утверждает, что наши технологические инструменты — от поисковых систем до обновлений статуса и сложного искусственного интеллекта, который побеждает лучших шахматистов мира, — теперь неразрывно связаны с нашим разумом, работают в тандеме с ним и коренным образом меняют то, как мы запоминаем, учимся и « воздействовать на это знание эмоционально, интеллектуально и политически», и это скорее многообещающая, чем опасная вещь.

Во введении он пишет:

Эти инструменты могут сделать даже любителей среди нас радикально умнее, чем мы были бы сами по себе, если предположить (и это большое предположение), что мы понимаем, как они работают. В лучшем случае современные цифровые инструменты помогают нам видеть больше, запоминать больше, больше общаться. В худшем случае они оставляют нас жертвой манипуляций производителей инструментов. Но в целом, я бы сказал, то, что происходит, глубоко позитивно. Эта книга о трансформации.

Страница из книги «Чарли Харпер: иллюстрированная жизнь».’ Нажмите на изображение, чтобы узнать подробности.

Но Томпсон — не кто иной, как многомерный мыслитель с необычайной чувствительностью к сложностям культурных явлений. Вместо того, чтобы вернуться к до боли знакомым и банальным из-за чрезмерного использования понятиям, таким как отвлечение внимания и информационная перегрузка, он исследует более глубокую динамику того, как эти новые инструменты влияют на то, как мы понимаем мир и самих себя. Спустя несколько десятилетий после уже легендарного размышления Ванневара Буша о том, как технологии повлияют на наше мышление, Томпсон проникает еще дальше в пределы нашего культурного восприятия — мимо дешевой техно-антиутопии, мимо поллианской техно-утопии, и в эту запутанную и вечную развивающееся пересечение технологий и психологии.

Один из его самых интересных и важных моментов связан с нашим аутсорсингом памяти — или, точнее, с нашими все более искусными навыками, основанными на поисковых машинах, заменяющих сохранение знаний в нашем собственном мозгу доступом по запросу к памяти. знаний в коллективном мозгу Интернета. Подумайте, например, о тех моментах, когда вы пытаетесь вспомнить название фильма, но запоминаете только отдельные фрагментарные черты — имя исполнителя главной роли, суть сюжета, песню из саундтрека.Томпсон называет это «синдромом кончика языка» и указывает, что сегодня вы, вероятно, сможете реконструировать название фильма, которое вы не помните, вставив в Google то, что вы помните о нем. . Томпсон контекстуализирует это явление, которое не ново, а затем задает очевидный и важный вопрос о наших культурно беспрецедентных решениях:

Синдром кончика языка — явление настолько распространенное, что в разных культурах по всему миру есть для него специальное выражение. Индейцы шайенн называют его navonotootse’a , что означает «я потерял его на языке»; по-корейски это hyeu kkedu-te mam-dol-da , что имеет еще более шикарный перевод: «сверкающий на кончике моего языка». Явление обычно длится всего минуту или около того; ваш мозг в конце концов устанавливает связь. Но… столкнувшись с неожиданным моментом, многие из нас начали вместо этого полагаться на Интернет для поиска информации на лету. Если лайфлоггинг… хранит «эпизодические» или личные воспоминания, поисковые системы Интернета делают то же самое для другого вида памяти: «семантической» памяти, или фактических знаний о мире. Когда вы посещаете Париж и прекрасно проводите время, попивая шампанское в кафе, ваш личный опыт — это эпизодическое воспоминание.Ваша способность помнить, что Париж — это город, а шампанское — алкогольный напиток, — это семантическая память.

[…]

Где грань между нашими собственными знаниями в мозгу и морем информации вокруг нас? Делает ли это нас умнее, когда мы можем погрузиться так мгновенно? Или тупее с каждым поиском?

«Мемекс» Ванневара Буша — сокращение от «индекс памяти» — примитивное видение персонального жесткого диска для хранения информации и управления ею. Щелкните изображение для полной истории.

Эта забота, конечно, далеко не уникальна для нашего века — от изобретения письма до «Шока будущего» Элвина Тоффлера новые технологии всегда были источником парализующего сопротивления и опасений:

Письменность — первоначальная технология экстернализации информации — появилась около пяти тысяч лет назад, когда месопотамские купцы начали подсчитывать свои товары, используя гравюры на глиняных табличках. Сначала он возник как экономический инструмент. Как и в случае с фотографией, телефоном и компьютером, в мире коммерции почти всегда появляются новомодные технологии связи.Идея использовать их для повседневного личного самовыражения кажется расточительной, смехотворной или унизительной. Затем мало-помалу становится просто расточительством то, что делают «богатые люди»; затем за дело берутся подростки, и технология становится обыденной до банальности.

Томпсон напоминает нам уже знакомый «до банальности» анекдот о Сократе и его увещании о том, что «технология» письма разрушит греческую традицию споров и диалектики и сделает людей неспособными к совершению каких-либо действий. к памяти, потому что «хранимое знание на самом деле вовсе не было знанием.Он приводит притчу Сократа о египетском боге Тевте и о том, как он изобрел письменность, предложив ее в дар царю Египта Тамусу, который встретил присутствующих с вызывающим негодованием:

Это ваше открытие вызовет забвение в душах учеников, потому что они не будут пользоваться своей памятью; они будут доверять внешним письменным символам и не помнить о себе. То конкретное, что вы открыли, есть помощь не памяти, а воспоминанию, и вы даете своим ученикам не истину, а только видимость истины; они будут слушателями о многом и ничему не научатся; они будут казаться всезнающими и обычно ничего не знают; они будут утомительной компанией, показывая мудрость без реальности.

Это сопротивление сохранялось по мере того, как технология меняла форму, в Средние века и после революции Гутенберга, но не обошлось и без контрсопротивления: те, кто записывали свои знания в письменной форме и, в конце концов, собирали их в виде книг, утверждали, что они расширились. масштабы их любопытства и идеи, которые они могли обдумать, в то время как простой акт механического запоминания не давал гарантий более глубокого понимания.

В конечном счете, однако, Томпсон указывает, что Сократ был и прав, и не прав: правда, что, за некоторыми преднамеренно культивируемыми исключениями и неврологическими отклонениями, немногие мыслители сегодня полагаются на чистое запоминание и могут повторять обширные отрывки текста по памяти.Но чего Сократу не удалось увидеть, так это экстраординарного соединения точек, которое стало возможным благодаря доступу к знаниям, превышающим то, что может вместить наша собственная голова, потому что, как язвительно выразилась Аманда Палмер, «мы можем соединить только те точки, которые мы собираем», и аутсорсинг память экспоненциально увеличила наши коллекции точек.

Имея это в виду, Томпсон предлагает план этой недавно разработанной системы управления знаниями, в которой доступ имеет решающее значение:

Если вы собираетесь много, но часто читать книги только один раз; если вы собираетесь исследовать постоянно расширяющуюся вселенную идей, просматривая и просматривая, а также внимательно читая; тогда вы будете полагаться на версию gisting с семантической памятью. Под этим я подразумеваю, что вы впитываете суть прочитанного, но редко запоминаете детали. Позже, если вы захотите обдумать какую-то деталь, вы должны быть в состоянии найти книгу, отрывок, цитату, статью, концепцию.

Но Томпсон утверждает, что, несмотря на предсказуемые в истории модели сопротивления, за которыми следует усыновление и адаптация, в нашей собственной эпохе есть что-то неизменное:

До сих пор история фактической памяти была довольно предсказуемой.С каждым нововведением мы передавали больше информации на аутсорсинг, а затем работали над тем, чтобы сделать поиск более эффективным. Тем не менее, почему-то эпоха Интернета ощущается по-другому. Быстрое нахождение [ответа на конкретный эзотерический вопрос] в Google отличается от поиска мелочей в энциклопедии. Это меньше похоже на чтение книги, чем на то, чтобы задать кому-то вопрос, посоветовавшись с супер-умным другом, который прячется в наших телефонах.

И в этом заключается волшебство Интернета — беспрецедентного доступа к коллективному мозгу человечества. Томпсон цитирует работу гарвардского психолога Дэниела Вегнера, который впервые начал исследовать это понятие коллективного, а не индивидуального знания в 1980-х годах, наблюдая, как партнеры в длительных отношениях часто делят и побеждают задачи памяти при разделении административных обязанностей по дому:

Вегнер подозревал, что такое разделение труда происходит потому, что у нас довольно хорошая «метапамять». Мы знаем о наших умственных силах и ограничениях, и мы хорошо представляем себе способности других.Поболтайте с коллегой по работе или романтическим партнером достаточно долго, и вы начнете понимать, что, хотя вы плохо помните расписание корпоративных встреч, текущие дела в Европе или насколько велик километр по отношению к миле, они отлично справляются с этой задачей. Это. Таким образом, вы начинаете подсознательно делегировать им задачу запоминания этого материала, обращаясь с ними как с блокнотом или энциклопедией. Во многих отношениях, как заметил Вегнер, люди превосходят эти устройства, потому что то, что мы теряем в точности, мы компенсируем в скорости.

[…]

Вегнер назвал это явление «транзакционной» памятью: две головы лучше, чем одна. Мы разделяем работу по запоминанию, утверждал Вегнер, потому что это делает нас коллективно умнее, расширяя нашу способность понимать окружающий мир.

Эта способность «гуглить» хранилища памяти друг друга, утверждает Томпсон, является определяющей чертой наших развивающихся отношений с информацией — и она глубоко формирует наш опыт знания:

Транзакционная память помогает объяснить, как мы развиваемся в мире оперативной информации.

Он иллюстрирует это, обращаясь к работе Бетси Спарроу, аспирантки Вегнера, которая провела серию экспериментов, демонстрирующих, что, когда мы знаем, что цифровой инструмент будет хранить информацию для нас, мы с гораздо меньшей вероятностью зафиксируем ее в памяти. . На первый взгляд это может показаться очевидным и тревожным сокращением наших умственных способностей. Но есть более тонкий, но чрезвычайно важный слой, который упускают из виду такие техно-антиутопические упрощения: сам этот аутсорсинг памяти требует, чтобы мы изучали то, что знает машина — своего рода метазнание, которое позволяет нам извлекать информацию, когда она нам нужна. И, размышляя над выводами Воробья, Томспон отмечает, что это не ново и не отрицательно:

На протяжении тысячелетий мы использовали трансактивную память с другими людьми. В повседневной жизни мы редко изолируемся, и на то есть веские причины. Во многих мыслительных задачах мы тупее и менее сообразительны, если не находимся рядом с другими людьми. Трансактивная память не только не навредила нам, но и позволила нам действовать на более высоких уровнях, совершая действия рассуждения, которые невозможны для нас в одиночку.Только недавно компьютерная память стала достаточно быстрой, чтобы к ней можно было обращаться на лету, но как только это произошло — когда поисковые системы хвастались тем, что выдают результаты за десятые доли секунды, — наши транзакционные привычки адаптировались.

Наиболее важный тезис Томпсона, однако, касается того, как передача наших знаний цифровым инструментам на самом деле препятствует самому процессу творческого мышления, которое зависит от нашей способности соединять существующие идеи из нашего ментального пула ресурсов в новые комбинации, или то, что Французский эрудит Анри Пуанкаре назвал «внезапным озарением». «Без ментального каталога материалов, которые можно обдумывать и позволять инкубировать в нашем пограничном сознании, наша способность к такому озарению сильно снижается. Томпсон пишет:

Эти моменты озарения знакомы всем нам; именно поэтому мы принимаем душ или идем на прогулку, когда застряли на проблеме. Но эта техника работает только в том случае, если у нас действительно есть много знаний о проблеме, хранящихся в нашем мозгу благодаря длительному изучению и сосредоточению. … Вы не можете прийти к моменту творческого озарения, если у вас нет ментального топлива.Вы не можете гуглить информацию; это должно быть внутри вас.

Но хотя это обоснованное беспокойство, Томпсон сомневается, что мы передаем на аутсорсинг слишком много знаний и тем самым ограничиваем нашу креативность. Вместо этого он утверждает, что мы в основном используем этот недавно развитый навык, чтобы помочь нам отделить значимое от бессмысленного, но мы по-прежнему способны усваивать то, что действительно нас стимулирует:

Факты свидетельствуют о том, что когда дело доходит до знаний, которые нас интересуют — всего, что нас действительно волнует и имеет смысл, — мы не отключаем свою память. Конечно, мы обращаемся к аутсорсингу, когда детали становятся скучными, как сейчас мы делаем с телефонными номерами. Это по своей сути бессмысленные цепочки информации, которые мало что значат для ума. … Вполне логично, что наш трансактивный мозг передаст это машинам. Но когда нас увлекает информация — когда мы действительно заботимся о предмете — данные свидетельствуют о том, что мы вообще не отключаем память.

Первоначально представлено в сентябре — подробнее здесь.

7. КОСМИЧЕСКИЙ УЧЕНИК

Как будто определение того, что такое наука и что такое философия, недостаточно сложно, определение того, как они сочетаются друг с другом, кажется огромной задачей, которая породила довольно бурные мнения.Но это именно то, что Дорион Саган , который ранее исследовал доисторическую историю секса, храбрится во введении к Космический ученик: сообщения с краев науки ( публичная библиотека ), когда он намеревается исследовать причудливые способы, которыми два поля висят «в странном равновесии, наблюдая друг за другом, держась за руки»:

Разница между наукой и философией в том, что ученый узнает все больше и больше о все меньшем и меньшем, пока не узнает все ни о чем, тогда как философ узнает все меньше и меньше о все большем и большем, пока не узнает ничего обо всем. В этой ловкой шутке есть истина, но, как выразился Нильс Бор, в то время как противоположность банальной истине ложна, противоположность великой истине — другая великая истина.

Я бы сказал, что это применимо и к оборотной стороне описанного выше переворота: внимание науки к деталям, подкрепленное широким взглядом философии, создает своего рода перегонный куб, противоядие от обоих. Этот интеллектуальный электрум отсекает приторный вкус идеалистической и пропозициональной философии острым нектаром фактов, но смягчает грани технонауки, которая, возможно, потеряла как свой моральный, так и свой эпистемологический компас, в результате частичного финансирования правительствами и корпорациями, чьи отношение к поиску истины и ее открытому распространению можно считать в лучшем случае проблематичным.

Саган опровергает распространенное представление о науке как о рационально объективной, сосуде Истины с большой буквы, напоминая нам, что каждая научная концепция и теория были рождены субъективным, подверженным ошибкам человеческим разумом:

Все наблюдения производятся из разных мест и в разное время, причем в науке не меньше, чем в искусстве или философии, отдельными людьми. … Хотя философия и не выдумка, она может быть более личной, творческой и открытой, своего рода противовесом науке, даже если она утверждает, что наука с ее акцентом на своего рода безличном материализме обеспечивает решающую проверку реальности для философии и склонность к чрезмерному теоретизированию, что [враждебно] научному духу.В идеале в поисках истины наука и философия, безличные и автобиографические, могут «сохранять друг друга честными», своего рода разомкнутая цепь. Философия как аутсайдер даже может иметь преимущество, потому что она не должна быть столь же продвинутой, как наука, и при этом она не пользуется уровнем институциональной поддержки науки — или соразмерным повышенным риском быть обязанным своим благодетелям.

Подобно Ричарду Фейнману, который неустанно доказывал, что ученый обязан оставаться неуверенным, Саган вторит идее о том, что наукой движет преднамеренное невежество, а страх ошибиться является одним из ее величайших препятствий:

Дух науки философский. Это дух вопросов, любопытства, критического исследования в сочетании с проверкой фактов. Это дух способности признать свою неправоту, апелляции к данным, а не к авторитету, который не любит признавать свою неправоту.

Саган размышляет об убеждении своего отца в том, что «усилия по популяризации науки имеют решающее значение для общества», которое он разделял с Ричардом Фейнманом, и о том, что заставило слова Карла звучать столь же глубоко и вне времени:

И наука, и философия имели репутацию сухих вещей, но мой отец помог вдохнуть жизнь в первую, частично говоря простым английским языком, а частично сосредоточившись на научной фантастике об открытии внеземной жизни.

В этом отношении наука могла бы учиться у интеллектуального склада философии:

Философия сегодня, которую не преподают в начальной школе в США, слишком часто является просто академическим занятием, прислужницей или апологетикой науки, или же своего рода экзистенциальным протестом, модным увлечением аспирантов и кофейней в темных одеждах задавать. Но философия, хотя она исторически порождает экспериментальную науку, иногда сохраняет особый способ постоянного вопрошания, который резко отличает ее от современной науки, которая может слишком быстро давать ответы.

[…]

Философия менее самоуверенна, менее уже знает или должна быть таковой, чем обличительные речи ученых мужей, избавляющие нас от трудностей незнания, тщательного взвешивания, взгляда с другой стороны, необходимости продумывать вещи самостоятельно. Пребывайте в возможности, писала Эмили Дикинсон: «Философия в своих лучших проявлениях кажется своего рода поэзией, не информационным сообщением, а жилищем, открытием наших мыслей миру.

Подобно Бакминстеру Фуллеру, который яростно выступал против специализации, Саган свидетельствует о синергетической ценности интеллектуального перекрестного опыления, подтверждая идею о том, что истинные прорывы в науке требуют междисциплинарных связей, а оригинальность состоит в соединении идей, связь которых ранее не подозревалась:

Это правда, что наука требует анализа и что она раскололась на микродисциплины. Но из-за этого, как никогда, она требует синтеза. Наука о связях. Природа не более подчиняется территориальному делению научных академических дисциплин, чем континенты кажутся из космоса окрашенными в соответствии с национальным делением их человеческих обитателей. Для меня великие научные сатори, прозрения, эврики и ага! моментов характеризуются своей способностью соединяться.

«В спорах по моральным или научным вопросам, — советовал Мартине в своем замечательном руководстве по искусству беседы 1866 года, , — всегда ставьте своей целью прийти к истине, а не победить противника.Так что вы никогда не потеряетесь, проиграв спор и сделав новое открытие». Саган предполагает, что наука — по крайней мере, в ее наиболее элегантном виде — это разговор о постоянном пересмотре, где каждый тупик вызывает к жизни новый плодотворный вопрос:

Теории не только практичны и смертоносны, как интеллектуальные мечи… но и прекрасны. Хороший один стоит больше, чем все нечестно добытые обрывки хедж-фондов в мире. Хорошая научная теория сияет своим светом, обнажая страшную симметрию мира.И его провал — это тоже успех, поскольку он показывает нам, куда смотреть дальше.

Поддерживая утверждение Нила де Грасса Тайсона о том, что разумный замысел — это философия невежества, Саган применяет именно эту парадигму установления связей к сути векового спора между наукой и религией, изображая эволюцию не как инструмент уверенности, а как напоминание. нашей связи со всем остальным:

Соединение человечества с другими видами в единый процесс было великим естественно-историческим достижением Дарвина.Он показал, что некоторые вопросы, отнесенные к религии, на самом деле входят в компетенцию науки. Это больше, чем просто исследовательская программа для технонауки, она обеспечивает момент озарения, предмет для размышлений, в принципе открытый для всех мыслящих умов. Помимо споров о ее механизмах и формах, прозрение эволюции проистекает из ее расширения перспектив, демонстрации глубины наших связей с другими, от которых мы думали, что мы отделены. Философия тоже… в своем древнем, научно-генном духе исследования, столь отличном от простого, не говоря уже о сварливом изложении фактов, нуждается в воссоединении с наукой, чтобы последняя могла реализовать свой потенциал не только как нечто полезное, но как источник. сверхъестественных моментов, глубокого понимания и даже религиозных прозрений космического понимания и эстетического созерцания.

Первоначально представлено в апреле — подробнее здесь.

8. СОЦИАЛЬНАЯ

«Без чувства товарищества с единомышленниками, — писал Эйнштейн, — , — жизнь показалась бы мне пустой». Возможно, неудивительно, что легендарный физик, прославленный как «типичный гений современности», догадался кое-что фундаментальное о внутренней работе человеческого разума и души задолго до того, как сама наука попыталась конкретизировать это с помощью эмпирических данных.Теперь у него есть: В Social: Why Our Brains Are Wired to Connect ( публичная библиотека ), нейробиолог Мэтью Д. Либерман , директор лаборатории социальной когнитивной неврологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, намеревается «разобраться в этом». кто мы как социальные существа, и показать, как более точное понимание нашей социальной природы может улучшить нашу жизнь и наше общество. Либерман, который провел последние два десятилетия, используя такие инструменты, как фМРТ, для изучения того, как человеческий мозг реагирует на его социальный контекст, снова и снова обнаруживал, что наш мозг — это не просто упрощенные механизмы, которые реагируют только на боль и удовольствие, как считает философ. Джереми Бентам, как известно, заявил, но вместо этого они подключены к сети.В основе его исследования лежит простой вопрос: почему мы чувствуем такую ​​сильную агонию, когда теряем любимого человека? Он утверждает, что наша способность переживать такое непреодолимое горе вовсе не является недостатком конструкции нашей нервной системы, а является жизненно важной особенностью нашей эволюционной конституции:

Исследование, которое мы с женой провели за последнее десятилетие, показывает, что эта реакция далеко не случайна, а на самом деле очень важна для нашего выживания. Наш мозг эволюционировал, чтобы переживать угрозы нашим социальным связям почти так же, как он переживает физическую боль.Активируя те же нейронные цепи, которые заставляют нас чувствовать физическую боль, наше переживание социальной боли помогает обеспечить выживание наших детей, помогая держать их ближе к своим родителям. Нейронная связь между социальной и физической болью также гарантирует, что поддержание социальной связи будет потребностью на всю жизнь, как еда и тепло. Учитывая тот факт, что наш мозг воспринимает социальную и физическую боль одинаково, должны ли мы как общество относиться к социальной боли иначе, чем мы? Мы не ожидаем, что кто-то со сломанной ногой «просто справится с этим.И все же, когда дело доходит до боли социальной утраты, это обычная реакция. Исследование, которое я и другие провели с помощью фМРТ, показывает, что то, как мы переживаем социальную боль, противоречит нашему восприятию самих себя. Мы интуитивно верим, что социальная и физическая боль — это совершенно разные переживания, но то, как наш мозг их обрабатывает, предполагает, что они более похожи, чем мы себе представляем.

Ссылаясь на свое исследование, Либерман подтверждает идею о том, что нонконформистов не существует, указывая на социальную конструкцию того, что мы называем нашими индивидуальными «я», — эмпирическое свидетельство того, что писатель Уильям Гибсон так красноречиво назвал «личными микро-личностями». культура» — и отмечает «наше социально податливое самоощущение»:

Нейронная основа наших личных убеждений в значительной степени пересекается с одной из областей мозга, в первую очередь отвечающей за то, чтобы убеждения других людей могли влиять на наши собственные.«Я» — это скорее супермагистраль социального влияния, чем неприступная частная крепость, которой мы думаем.

Контекстуализируя это в краткой истории эволюции, он утверждает, что этот осмос социальности и индивидуальности является существенной помощью в нашем эволюционном развитии, а не аберрантным дефектом в нем:

Наша социальность вплетена в серию пари, которые эволюция делала снова и снова на протяжении всей истории млекопитающих. Эти ставки делаются в форме приспособлений, выбранных потому, что они способствуют выживанию и размножению.Эти адаптации усиливают связи, которые мы ощущаем с окружающими, и повышают нашу способность предсказывать, что происходит в умах других, чтобы мы могли лучше координировать свои действия и сотрудничать с ними. Боль социальной утраты и то, как смех публики может повлиять на нас, не случайны. В той мере, в какой мы можем охарактеризовать эволюцию как создание нашего современного мозга, это то, для чего наш мозг был предназначен: общение с другими людьми и взаимодействие с ними. Это конструктивные особенности, а не недостатки.Эти социальные адаптации играют центральную роль в том, чтобы сделать нас самым успешным видом на земле.

Последствия этого охватывают все: от интимности наших личных отношений до сложности организационного управления и командной работы. Но вместо того, чтобы доверить выполнение этих жизненно важных функций одной когнитивной «социальной сети», оказывается, что наш мозг вмещает многие из них. Либерман объясняет:

Так же, как в Интернете существует множество социальных сетей, таких как Facebook и Twitter, каждая из которых имеет свои сильные стороны, в нашем мозгу также существует множество социальных сетей, наборов областей мозга, которые работают вместе, чтобы способствовать нашему социальному благополучию.

Каждая из этих сетей имеет свои сильные стороны, и они возникли в разные моменты нашей эволюционной истории, переходя от позвоночных к млекопитающим, затем к приматам и к нам, Homo sapiens . Кроме того, те же эволюционные шаги воспроизводятся в том же порядке в детстве.

Далее он исследует три основные адаптации, которые сделали нас столь неразрывно восприимчивыми к социальному миру:

• Связь : Задолго до того, как появились приматы с неокортексом, млекопитающие отделились от других позвоночных и развили способность чувствовать социальную боль и удовольствие, навсегда связав наше благополучие с нашей социальной связью.Младенцы воплощают эту глубокую потребность оставаться на связи, но она присутствует на протяжении всей нашей жизни.
• Чтение мыслей : Приматы развили беспрецедентную способность понимать действия и мысли окружающих, повышая их способность оставаться на связи и стратегически взаимодействовать. В дошкольном возрасте развиваются формы социального мышления, превосходящие те, которые наблюдаются у взрослых представителей любых других видов. Эта способность позволяет людям создавать группы, которые могут реализовать практически любую идею и предвидеть потребности и желания окружающих, поддерживая бесперебойную работу наших групп.
• Гармонизация : Самоощущение — один из самых последних эволюционных даров, которые мы получили. Хотя «я» может показаться механизмом, отличающим нас от других и, возможно, подчеркивающим наш эгоизм, «я» на самом деле действует как мощная сила социальной сплоченности. В предподростковом и подростковом возрасте термин «подросток» относится к нейронным адаптациям, которые позволяют групповым убеждениям и ценностям влиять на наши собственные.

Первоначально было представлено в ноябре — см. больше здесь, включая фантастическое выступление Либермана на TEDxStLouis.

9. ГАЛП

Немногие писатели могут писать о науке провокационно, но не сенсационно, правдиво, но не сухо, очаровательно, но не навязчиво, и еще меньше способны писать о предметах, которые не совсем поддаются сагановским причудам. В конце концов, бесконечно легче внушать благоговение, обсуждая напыщенное великолепие космоса, чем, скажем, функции телесных жидкостей и структур, которые их выделяют. Но Мэри Роуч является одним из тех редких писателей, и именно это она еще раз доказывает в Глоток: Приключения в пищеварительном тракте ( общественная библиотека ) — увлекательном путешествии по самой личной гидравлике тела.

Роуч пишет во введении:

Ранние анатомы обладали этим любопытством в избытке. Они вошли в человеческую форму, как неизведанный континент. Части были названы как элементы географии: перешеек щитовидной железы, острова поджелудочной железы, проливы и входы в таз. Пищеварительный тракт на протяжении веков был известен как пищеварительный канал. Как прекрасно представить, как обед плывет по тихому извилистому водному пути, а пищеварение и выделение не более огорчают и отталкивают, чем круиз по Рейну.Именно это настроение, эти чувства — воодушевление от исследований, сюрпризы и наслаждения от путешествий по чужим местам — я надеюсь вдохновить этой книгой.

Это может занять некоторое время. Преобладающее отношение — отвращение. … Я помню, как в своей последней книге я разговаривал с сотрудниками по связям с общественностью, которые выбирают, что транслировать на NASA TV. Камеры часто припаркованы на входах и выходах Центра управления полетами. Если кто-то замечает сотрудника, обедающего за своим столом, камера быстро перемещается.В обстановке ресторана праздничность отвлекает нас от биологической реальности приема питательных веществ и обработки полости рта. Но человек наедине с бутербродом предстает тем, чем он и является: организмом, удовлетворяющим потребность. Как и в случае с другими телесными императивами, мы не хотим, чтобы за нами наблюдали. Кормление и тем более его неприятные корреляты являются таким же табу, как спаривание и смерть.

Табу пошли мне на пользу. Пищеварительные ниши скрывают множество необычных историй, в основном нераскрытых. Авторы описали мозг, сердце, глаза, кожу, пенис и женскую географию, даже волосы, но не кишечник.Отверстие для пирога и желоб для корма мои.

Роуч продолжает привносить настоящую науку в те темы, которые вызывают у подростков смех и которые населяют посредственные шутки, исследуя такие телесные тайны, как то, что исследования метеоризма раскрывают о смерти, почему дегустация имеет мало общего со вкусом, как тщательное пережевывание может снизить национальный уровень. долг, и почему мы любим те продукты, которые нам нравятся, и ненавидим все остальное.

10. ЧУДЕСА ВСЕЛЕННОЙ

«Я знаю, что я смертен по природе и эфемерен», ур-астроном Птолемей созерцал почти две тысячи лет назад, «но когда я прослеживаю по своему желанию витки туда и сюда небесных тел, я больше не касаюсь земли с моими ногами.Я стою в присутствии самого Зевса и напиваюсь амброзией». Но в то время как космос очаровывал человечество с незапамятных времен, его гипноз — это не гипноз абстрактного другого, а, скорее, то самое саморефлексивное осознание, о котором свидетельствовал Птолемей, эта тесная и неразрывная связь между чудесами жизни здесь на Земле и магию, которую мы всегда находили в наших ближайших космических соседях.

Это именно то, что исследует современный волшебник науки. Брайан Кокс. исследование и продолжение его Чудес Жизни и каждый бит, наполненный его фирменной смесью захватывающего повествования, научного блеска и заразительной убежденности.

Кокс начинает с напоминания о том, что сохранение исследовательского духа — это и радость, и моральный долг, особенно в то время, когда он сталкивается с трагическими угрозами безразличия и пренебрежения со стороны тех самых властей, чья работа состоит в том, чтобы подпитывать его, несмотря на глубокое гражданское отношение. влюблены в дух исследования:

[Дух исследования] крайне актуален, идея настолько важна, что празднование, пожалуй, слишком слабое слово. Это призыв к восстановлению и лелеению духа мореплавателей и пионеров авиации и космонавтики; зрителю и читателю доводится доказывать, что стремление к мирам, недоступным нашему пониманию, является важным двигателем прогресса и необходимой поддержкой человеческого духа.Любопытство — это ракетное топливо, питающее нашу цивилизацию. Если мы отвергнем это врожденное и сильное стремление, возможно, потому, что земные заботы кажутся более важными или неотложными, тогда границы нашего интеллектуального и физического домена сузятся вместе с нашими амбициями. Мы являемся частью гораздо более широкой экосистемы, и наше процветание и даже долгосрочное выживание зависят от нашего понимания этой экосистемы.

Но самым откровенным из всех является дар Кокса проиллюстрировать то, что наши земные явления, прямо здесь, на нашей, казалось бы, обычной планете, говорят о чудесах и работе Солнечной системы.

Торнадо, например, рассказывают нам, как родилась наша звездная система — процессы, приводящие в движение эти гигантские вращающиеся бури, подчиняются тем же физическим силам, которые пять миллиардов лет назад вызвали образование сгустков в центре туманностей, вокруг которых коллапсировало газовое облако и начала вращаться все быстрее, упорядочивая хаос, пока не возникла ранняя Солнечная система. Этот универсальный принцип, известный как сохранение углового момента, также является движущей силой разрушительной спирали торнадо.

Кокс синтезирует:

Так родилась наша Солнечная система: вместо того, чтобы вся система рухнула на Солнце, вокруг новой сияющей звезды образовался диск из пыли и газа, простирающийся на миллиарды километров в космос. Всего за несколько сотен миллионов лет куски облака разрушились, образовав планеты и луны, и так образовалась звездная система, наша Солнечная система. Путь от хаоса к порядку начался.

Затем у нас есть айсберги и ледниковые лагуны Исландии, которые дают замечательное представление о природе колец Сатурна.Оба сияют с загадочной яркостью — лагуны здесь, на Земле, выносят чистую воду, которой тысячи лет и не содержат загрязняющих веществ, со дна морского дна на поверхность, когда они поднимаются, образуя кристаллы льда исключительной яркости; Кольца Сатурна, молодые и постоянно меняющиеся, вращают частицы ледяных колец вокруг планеты, постоянно сталкивая их вместе и разбивая на части, таким образом обнажая новые яркие грани льда, которые ловят солнечный свет и ослепляют на фоне Солнечной системы, которая в противном случае «очень грязное место.

Кокс объясняет:

Трудно представить масштаб, красоту и сложность колец Сатурна здесь, на Земле, но ледниковые лагуны Исландии могут перенести наши мысли на миллионы километров космоса и помочь нам понять истинную природу колец. …На первый взгляд лагуна кажется сплошным листом нетронутого льда, но это иллюзия. Поверхность постоянно движется, почти органический, постоянно меняющийся плот из тысяч отдельных айсбергов, плавающих на воде.Структура колец Сатурна похожа, потому что, несмотря на внешний вид, кольца не твердые. Каждое кольцо состоит из сотен колец, а каждое колечко состоит из миллиардов отдельных кусочков. Захваченные гравитацией Сатурна, кольцевые частицы независимо вращаются вокруг панели невероятно тонким слоем.

Кокс продолжает исследовать другие такие поучительные параллели, от того, как озеро Эяк на Аляске иллюстрирует циклы метана во Вселенной, до того, что Большой остров на Гавайях говорит нам о силах, поддерживающих жизнь на любой планете, до того, как вулканические особенности Деканских ловушек в Индии объясняют, почему Венера задохнулся насмерть.Он заканчивается вечными стихами Т. С. Элиота о духе исследования и перекликается с мудростью Нила де Грасса Тайсона о вашем эго и космической перспективе, заключая:

Вы можете подумать, что наше исследование Вселенной сделало нас чем-то незначительным; одна крошечная планета вокруг одной звезды среди сотен миллиардов. Но я не придерживаюсь этой точки зрения, потому что мы обнаружили, что требуется редкое сочетание случайности и законов природы, чтобы создать планету, способную поддерживать цивилизацию, эту самую величественную структуру, которая позволяет нам исследовать и понимать Вселенную. .Вот почему для меня наша цивилизация — это чудо Солнечной системы, и если бы вы смотрели на Землю из-за пределов Солнечной системы, многое было бы очевидно. Мы написали свидетельства нашего существования на поверхности нашей планеты. Наша цивилизация стала маяком, который определяет нашу планету как дом для жизни.

Первоначально представлено в августе — подробнее здесь.

11. СОХРАНИТЕ НАШУ НАУКУ

«Решающее значение имеет не эта техническая способность, а воображение во всех его применениях», великий Э.О. Уилсон дал в своем вечном совете молодым ученым — убеждение, разделяемое некоторыми из величайших научных умов в истории. И все же именно зазубривание и лишенное воображения применение технических навыков являются приоритетами нашей доминирующей системы образования, поэтому неудивительно, что она не может создать Эдисона и Кюри наших дней. В Спасите нашу науку: как вдохновить новое поколение ученых , материаловед, изобретатель и давний профессор Йельского университета Айнисса Рамирес принимает вызов, который Айзек Азимов предсказал четверть века назад, отстаивая ценность естественнонаучного образования и критикуя его нынешние неудачи с оптимистичным и прагматичным взглядом на улучшение своего будущего.Она пишет во введении:

XXI век требует нового типа учащихся — не тех, кто может просто штамповать ответы наизусть, как это делалось в прошлом, а студента, который может широко мыслить и находчиво решать проблемы.

Для этого, утверждает она, нам нужно заменить традиционные академические навыки «чтения, письма и счета» творчеством, любознательностью, критическим мышлением и решением проблем. (Хотя, как недавно показала психология, поиск проблем может быть более ценным навыком.)

Айнисса Рамирес на TED 2012 (Фото: Джеймс Дункан Дэвидсон для TED)

Она начинает с основ:

Хотя аббревиатура STEM звучит очень важно, STEM отвечает всего на три вопроса: Почему что-то происходит? Как мы можем применить эти знания на практике? Как кратко описать происходящее? Через вопросы STEM становится способом проявить любопытство, творить, думать и разбираться в вещах.

Даже для тех из нас, кто считает STEAM (где A означает «искусство») выше STEM, идеи Рамиреса остры как бритва и согласуются с часто подтверждаемой идеей о том, что творчество в значительной степени зависит от соединения, казалось бы, разрозненного и согласования, казалось бы, смещено:

Существует две точки зрения на определение креативности: дивергентное мышление, которое представляет собой формирование творческой идеи в результате генерации большого количества идей, и янусовский подход, который заключается в установлении связей между двумя отдаленными идеями.Последний получил свое название от двуликого римского бога начал Януса, который ассоциировался с дверными проемами и идеей смотреть вперед и назад одновременно. Янусианское творчество основано на вере в то, что лучшие идеи рождаются из соединения вещей, которые раньше казалось невозможным. Анри Пуанкаре, французский математик, сформулировал это так: «Творчество состоит в создании новых комбинаций». … Наиболее плодородными часто будут те, которые состоят из элементов, взятых из областей, которые находятся далеко друг от друга.

Другим элементом, присущим научному процессу, но почти не вознаграждаемым, если не наказуемым, в образовании, является роль невежества, или то, что поэт Джон Китс красноречиво и безвременно назвал «негативной способностью», — искусство освежать неизвестное и двигаться дальше. в любом случае. Рамирес пишет:

Моя подготовка ученого позволяет мне смотреть на неизвестное и не убегать, потому что я узнал, что это слияние неуверенности и любопытства — это то, где возникают инновации и творчество.

Тем не менее, именно эти качества отсутствуют в естественнонаучном образовании в Соединенных Штатах — и это видно. Когда Программа международной оценки учащихся (PISA) провела свой ежегодный опрос в 2006 году, США заняли 35-е место по математике и 29-е место по естественным наукам из 40 опрошенных развитых стран с высоким уровнем дохода.

Средние баллы PISA по сравнению с расходами для отдельных стран (Источник: Организация экономического сотрудничества и развития)

Рамирес предлагает исторический контекст: когда американские университеты впервые появились в колониальные времена, их основная роль заключалась в обучении мужчин для духовенства, поэтому наука, технология и математика не были приоритетом.Но затем в 1861 году появился малоизвестный конгрессмен из Вермонта Джастин Смит Моррилл, едва закончивший среднюю школу, и тихо, но целенаправленно выступил спонсором закона, навсегда изменившего американское образование, в результате чего появилось более 70 новых колледжей и университетов, включающих STEM. предметов в своих учебных планах. Это резко увеличило количество учащихся, составлявших всего 2% населения, которые посещали высшие учебные заведения до Гражданской войны, и значительно увеличило разнообразие в академических кругах, поскольку вторая редакция закона в 1890 году расширила возможности получения образования для женщин и афроамериканцев.

Рост числа учащихся в колледжах США с 1869 по 1994 год. (Источник: С. Б. Картер и др., Историческая статистика Соединенных Штатов)

Сочетание отставания и унижения побудило США создать НАСА и увеличить бюджет Национального научного фонда для поддержки научных исследований и образования. Спутник заставил США задуматься о своей научной позиции и внимательно посмотреть в зеркало — и США.С. не понравилось то, что он увидел. В 1956 году, до появления спутника, бюджет Национального научного фонда составлял скромные 15,9 миллиона долларов. В 1958 году он утроился до 49,5 миллиона долларов, а в 1959 году снова удвоился до 132,9 миллиона долларов. Космическая гонка началась. Мы вложили ресурсы, инфраструктуру и человеческий капитал в отправку американца на Луну, и с этой целью образование STEM стало главным приоритетом.

Президент Джон Ф. Кеннеди обращается к толпе из 35 000 человек в Университете Райса в 1962 году, снова заявляя о своем желании достичь Луны словами: «Мы отправляемся в плавание по этому новому морю, потому что предстоит получить новые знания.’ Кредит: НАСА / общественное достояние

Рамирес выступает за возвращение к этому духу научного образования в качестве инвестиции в национальный прогресс:

У США есть история изменения системы образования для удовлетворения потребностей страны. Нам нужно подобное инновационное дальновидное законодательство сейчас, чтобы подготовить наших детей и нашу страну к 21 веку. Взгляд на нашу историю позволяет нам увидеть, что мы были здесь раньше и победили. Давайте примем этот вызов, потому что он, как утверждал Кеннеди, выявит самое лучшее в каждом из нас.

Обращаясь к проблемам, от которых страдает научное образование и отношения общества к научной культуре, Рамирес указывает на тот факт, что женщины составляют лишь 26% степеней бакалавра STEM, и исследует суть вопиющей гендерной проблемы:

[Существует] ложное предположение, что девочки хуже мальчиков в естественных науках и математике. Это послание полностью пронизывает наше национальное мышление. Несмотря на то, что девочки и мальчики сидят в классе рядом друг с другом, меньше женщин выбирают профессию STEM, чем мужчины.Это эквивалентно тому, как фермер сеет семена, а затем собирает урожай только с половины поля.

Резкое падение числа девочек, зачисленных в классы STEM. (Источник: Дж. Ф. Латимер, Что случилось с нашими старшими школами)

Обращаясь к возможным решениям, Рамирес называет ошибочные модели стандартизированного тестирования, которые не учитывают более многомерные определения интеллекта. Она пишет:

В физике существует понятие, согласно которому наблюдатель эксперимента может изменить результаты, просто наблюдая (неудивительно, что это называется эффектом наблюдателя).Например, зная требуемое давление в ваших шинах и наблюдая, что они перекачаны, вы должны выпустить немного воздуха, что немного изменит давление.

Хотя эта теория на самом деле предназначена для электронов и атомов, мы также видим, как она работает в школах. Школы оцениваются федеральным правительством и правительствами штатов с помощью тестов. Студенты оцениваются тестами, проводимыми учителями. Именно процесс тестирования изменил миссию школы с привития широких знаний по предмету на получение хороших результатов на тестах.

Соединенные Штаты — одна из стран, сдающих наибольшее количество тестов в мире, и стандартное оружие — это вопрос с несколькими вариантами ответов. Хотя тесты с несколькими вариантами ответов эффективны в школах, они не вдохновляют на обучение. На самом деле они делают как раз наоборот. Это чрезвычайно проблематично для поощрения навыков, необходимых для успеха в 21 веке. Стандартизированное тестирование учит навыкам, которые противоречат навыкам, необходимым в будущем, таким как любознательность, решение проблем и здоровое отношение к неудачам.Стандартизированные тесты вызывают страх неудачи, так как вы ищете конкретный ответ и будете либо правы, либо не правы; они пинают решение проблем по зубам, так как вам никогда не нужно показывать свою работу и никогда не вырабатывается привычка разбираться во всем; и хлопают дверями от любопытства, так как перед вами выложен лишь небольшой набор возможных ответов. Такого рода испытания производят мыслителей, которые не желают напрягаться и идти на риск, и которые не могут справиться с неудачей. Они подавляют чувство удивления.

Подобно Ноаму Хомскому, задавшемуся вопросом, почему школы готовят для сдачи тестов, а не для творческого поиска, и сэру Кену Робинсону, красноречиво выступавшему за изменение фабричной модели образования, Рамирес призывает:

В то время как ученые страстно исследуют, рассуждают, открывают, синтезируют, сравнивают, противопоставляют и соединяют точки, студенты усердно запоминают, смотрят и пассивно потребляют. Студенты тренируют не ту мышцу. Интенсивное преподавание STEM даст учащимся возможность приобрести эти активные навыки обучения.

Далее Рамирес предлагает множество небольших изменений и более масштабных сдвигов, которые могли бы реализовать сообщества, преподаватели, города, учреждения и политики — от пространств для творчества по соседству до точек доступа Wi-Fi в школьных автобусах, университетских фестивалей науки, новых учебных программ и тестирования. методов — это поможет преодолеть разрыв между тем, чем в настоящее время является научное образование, и тем, какой может и должна быть научная культура. В заключение она повторяет знаменитые слова Элвина Тоффлера о том, что «неграмотными в 21 веке будут не те, кто не умеет читать и писать, а те, кто не может учиться, разучиваться и переучиваться»:

Навыки 21-го века требуют от нас создания ученых, способных связать несоединяемое.… Воспитание любознательных, творческих решателей проблем, которые могут овладеть искусством понимания вещей, подготовит их к этому неизвестному дивному новому миру. И это лучшее наследие, которое мы можем оставить.

Первоначально представлено в феврале — подробнее здесь.

12. ЭЛЕМЕНТЫ ЕВКЛИДА

Почти за столетие до того, как Мондриан создал свои культовые красные, желтые и синие геометрические композиции, и примерно в то же время, когда Эдвард Ливингстон Юманс создавал свои потрясающие химические диаграммы, эксцентричный инженер-строитель и математик XIX века по имени Оливер Бирн создал поразительную серия ярких диаграмм в основных цветах для издания 1847 года легендарного греческого математического трактата «Элементы Евклида ».Бирн, яростный противник лженауки, с особым отвращением к френологии, рано понял, что великолепный дизайн и графическая элегантность могут сильно помочь обучению. Он объяснил, что в его издании Евклида «для облегчения обучения вместо букв используются цветные диаграммы и символы». Книга, шедевр викторианской полиграфии и графического дизайна задолго до того, как «графический дизайн» появился как дисциплина, считается одной из самых необычных и красивых книг 19 века.

Теперь замечательные люди из Ташена, которые принесли нам такие визуальные сокровища, как лучшие иллюстрации Ганса Христиана Андерсена за 150 лет, жизнь и наследие крестного отца инфографики Фрица Кана и визуальную историю магии, возрождают жемчужину Бирна в роскошный том Первые шесть книг Элементов Евклида ( публичная библиотека ), под редакцией швейцарского эрудита Вернера Окслина .

Доказательство теоремы Пифагора

Шедевр искусства и науки в равной степени, это вновь открытое сокровище завораживает глаз своими яркими кругами, квадратами и треугольниками, щекочет мозг своей математической магией.

Первоначально было представлено в ноябре — подробнее здесь.

13. ЗНАЕТ ЛИ МОЯ ЗОЛОТАЯ РЫБКА, КТО Я?

В 2012 году я написал прекрасную книгу под названием « Большие вопросы от маленьких людей и простые ответы от великих умов », в которой некоторые из величайших ученых, писателей и философов современности отвечают на самые насущные детские вопросы, обманчиво простые, но глубокие.Она стала одной из лучших книг года и среди фаворитов читателей. Несколько месяцев спустя Джемма Элвин Харрис , редактор, который придумал этот проект, связалась со мной и пригласила принять участие в издании книги в 2013 году, ответив на случайно заданный вопрос любопытного ребенка. Естественно, я был в восторге от этого и был удостоен чести быть частью чего-то столь же вдохновляющего, как Знает ли моя золотая рыбка, кто я? ( публичная библиотека ), также одна из лучших детских книг года — сборник забавных, острых, невинных, но проницательных вопросов детей начальной школы о науке и о том, как устроена жизнь, на которые ответили такие знаменитые умы, как рок-звезда физик Брайан Кокс , любимый телеведущий и голос природы Сэр Дэвид Аттенборо , легендарный лингвист Ноам Хомский , выдающийся научный писатель Мэри Роуч , стат-шоумен Ганс Рослинг , Битлз 07 Пол Маккартни 07 Биолог 9 Игл Маккартни 9 Режиссер проекта Карен Джеймс и культовый иллюстратор сэр Квентин Блейк .Как и в случае с прошлогодним изданием, более половины доходов от книги, в которой есть иллюстрации замечательного Энди Смита , пожертвованы детской благотворительной организации.

Вопросы варьируются от того, какова цель науки, почему лук заставляет нас плакать, могут ли пауки говорить, почему мы моргаем, когда чихаем. Психолог и телеведущая Клаудия Хаммонд , которая недавно объяснила увлекательную науку о том, почему время замедляется, когда мы боимся, ускоряется с возрастом и искажается, пока мы в отпуске, в одной из лучших книг по психологии и философии. 2013 года, отвечает на самый частый вопрос опрошенных детей: Почему мы плачем?

Это нормально плакать, когда вы расстроены, и до двенадцати лет мальчики плачут так же часто, как и девочки.Но если подумать, то немного странно, что соленая вода выливается из уголков глаз только потому, что тебе грустно.

Один профессор заметил, что люди часто говорят, что, несмотря на прыщавое лицо, от хорошего плача им становится легче. Поэтому он провел эксперимент, в котором люди должны были дышать над блендером, полным только что нарезанного лука. Неудивительно, что у них слезились глаза. Он собрал слезы и положил их в морозилку. Затем он усадил людей перед очень грустным фильмом в специальных очках с крошечными ведерками, свисающими снизу, готовыми поймать их слезы, если они заплачут.Люди плакали, но ведра не работали, и в конце концов он вместо этого собрал их слезы в крошечные пробирки.

Он обнаружил, что слезы, выплаканные людьми, когда они были расстроены, содержали дополнительные вещества, которых не было в слезах, вызванных луком. Поэтому он думает, может быть, мы чувствуем себя лучше, потому что мы избавляемся от этих веществ, плача, и что это цель слез.

Но не все согласны. Многие психологи считают, что причина, по которой мы плачем, заключается в том, чтобы дать понять другим людям, что мы нуждаемся в их сочувствии или помощи.Так что плач, если мы действительно это делаем, приносит утешение, потому что люди хорошо к нам относятся.

Плач, когда мы счастливы, немного больше загадка, но сильные эмоции имеют много общего, будь то радость или печаль, поэтому они, похоже, запускают одни и те же процессы в организме.

(Чтобы глубже погрузиться в биологическую тайну плача, см. науку о рыданиях и эмоциональных слезах.)

Джошуа Фоер , который кое-что знает о сверхчеловеческой памяти и ограниченности нашего разума, объясняет 9-летнему Тому, как мозг может хранить так много информации, несмотря на то, что он такой маленький:

Мозг взрослого человека весит всего около 1 г.4 килограмма, но состоит примерно из 100 миллиардов микроскопических нейронов. Каждый из этих нейронов выглядит как крошечное ветвистое дерево, ветви которого тянутся и касаются других нейронов. На самом деле каждый нейрон может создавать от 5000 до 10 000 соединений с другими нейронами, а иногда и больше. Это более 500 триллионов подключений! Память — это, по сути, паттерн связей между нейронами.

Каждое ощущение, которое вы помните, каждая мысль, которую вы думаете, трансформирует ваш мозг, изменяя связи в этой обширной сети.К тому времени, когда вы дойдете до конца этого предложения, вы создадите новое воспоминание, а это значит, что ваш мозг физически изменится.

Нейробиолог Тали Шарот , которая ранее изучала, почему наш мозг настроен на оптимизм, отвечает на вопрос 8-летней Майи о том, почему у нас нет воспоминаний о том времени, когда мы были младенцами и малышами:

Мы используем наш мозг для памяти. В первые несколько лет нашей жизни наш мозг растет и сильно меняется, как и все остальное тело.Ученые считают, что, поскольку части нашего мозга, которые важны для памяти, еще не полностью развиты, когда мы младенцы, мы не можем хранить воспоминания так же, как в более старшем возрасте.

Кроме того, когда мы очень молоды, мы не умеем говорить. Это затрудняет удержание событий в памяти и их запоминание позже, потому что мы используем язык, чтобы вспомнить, что произошло в прошлом.

Отвечая на вопрос 8-летней Ханны о том, что делают газеты, когда нет новостей, писатель и журналист Оливер Буркеман , автор превосходной книги Противоядие: счастье для людей, которые не выносят позитивного мышления , предлагает учебник по медиаграмотности — важное предостережение в отношении новостей, о котором даже мы, якобы взрослые, часто забываем:

Газеты на самом деле не выходят и находят новости: они решают что считать новостями.То же самое касается телевидения и радио. И вы можете не согласиться с их решениями! (Например, журналистов часто обвиняют в том, что они сосредотачиваются на плохих новостях и игнорируют хорошие, из-за чего мир кажется хуже, чем он есть на самом деле.)

Когда вы читаете или смотрите новости, важно помнить, что кто-то решил рассказать вам эти вещи, упустив при этом другие вещи. Они представляют один конкретный взгляд на мир — не единственный. Всегда есть другая сторона истории.

И мой ответ на вопрос 9-летней Оттилии о том, зачем нам книги:

Некоторые люди могут сказать вам, что теперь, когда у нас есть Интернет, книги больше не нужны. Не верьте им. Книги помогают нам узнать других людей, узнать, как устроен мир, и, в процессе, познать себя более глубоко таким образом, который не имеет ничего общего с тем, о чем вы их читаете, и все, что связано с любопытством, целостностью и творческим беспокойством, которое вы приносите. им.

Книги наводят мосты к жизням других людей, как их персонажей, так и ваших бесчисленных собратьев-читателей в других странах и в другие эпохи, тем самым возвышая вас и прочно привязывая к собственной жизни. Они дают вам телескоп в сознание других, через который вы начинаете видеть со все большей ясностью звездный пейзаж вашего собственного разума.

И хотя тело и форма книги будут продолжать развиваться, ее сердце и душа никогда не изменятся. Хотя телескоп может меняться, космические истины, в которые он предлагает вам заглянуть, остаются вечными, как Вселенная.

Книги во многих отношениях являются изначальным интернетом: каждый факт, каждая история, каждый новый бит информации могут быть гиперссылкой на другую книгу, другую идею, еще один вход в бесконечно причудливую кроличью нору письменного слова. Точно так же, как веб-страницы, которые вы посещаете чаще всего, ваши физические закладки возвращают вас к тем книжным страницам, к которым вы хотите возвращаться снова и снова, заново впитывать и переживать их, находя новый смысл при каждом посещении — потому что ландшафт вашей жизни отличается, новым, «перезагружаемым» самим актом жизни.

Первоначально представлено в ноябре — читайте больше вопросов и ответов здесь.

НАГРАДЫ

Космическая книга: от начала до конца времен, 250 вех в истории космоса и астрономии by Джим Белл , Аппетит к чуду: Становление ученого by Ричард Докинз , и Эпоха Эдисона: электрический свет и изобретение современной Америки by Ernest Freeberg .

Лучшие книги по науке и технологиям 2018 года

Наконец-то наступило лето, а это значит, что пришло время составить список для чтения, будь то на пляже, в коттедже или в гамаке на заднем дворе. Вот 15 книг по науке и технологиям, которые заставят ваш занудный мозг работать и пощекотать нервы.

Взлет и падение динозавров: новая история затерянного мира , Стив Брусатте

Палеонтолог Стив Брусатте собрал воедино некоторые из самых последних научных открытий, чтобы создать эту актуальную историю о динозаврах , от их скромного начала в триасовом периоде до их драматического подъема во время бурной юры и заканчивая их катастрофической гибелью в конце мелового периода.Эта книга, наполненная яркими иллюстрациями, историческими отчетами и рассказами о палеонтологических экспедициях, изменит ваше представление о динозаврах.

Жизнь 3.0: быть человеком в эпоху искусственного интеллекта , Макс Тегмарк

Искусственный интеллект готов изменить почти все аспекты человеческой жизни, от того, как мы ведем бизнес и боремся с преступностью, до достижений в области беспилотного вождения транспортных средств и медицины. Life 3.0 затрагивает эти и многие другие темы, исследуя множество способов, которыми наше будущее и само человечество могут формироваться силами ИИ — к лучшему или к худшему.

G/O Media может получить комиссию

Заблудшие в математике: как красота сбивает физику с пути , Сабина Хоссенфельдер

Физика прекрасна, за исключением случаев, когда это не так. Как отмечает автор Сабина Хоссенфельдер в этой легко читаемой книге (не нужно хорошо разбираться в математике или физике, чтобы наслаждаться и ценить ее), представление о том, что лучшие теории в физике — самые красивые, завело ученых в темное русло. дорожка. Физика сейчас застряла в колее, утверждает Хоссенфельдер, требуя от ученых перестроить свои теории.

Космические бароны: Илон Маск, Джефф Безос и стремление колонизировать космос s, с картины Кристиана Давенпорта

Мы находимся в разгаре новой космической гонки, но вместо соперничающих стран, борьба перешла к частному сектору. В новой книге штатного писателя Washington Post Кристиана Дэвенпорта исследуются некоторые ключевые персонажи, участвующие в коммерциализации космоса — так называемые космические бароны, которые тратят буквально миллиарды долларов на развитие отрасли, — и их личные эгоистичные планы.

Технически неправильно: сексистские приложения, предвзятые алгоритмы и другие угрозы токсичных технологий , Сара Вахтер-Бетчер

Если вы настроены разозлиться на техноиндустрию этим летом, то эта идеальная книга для тебя. В книге технически неправильно Сара Вахтер-Бетчер глубоко погружается в мир разработки приложений и алгоритмов, объясняя, почему так много цифровых продуктов, которые мы используем сегодня, так глубоко и фундаментально ошибочны и даже вредны.

Что реально? Незаконченные поиски смысла квантовой физики , Адам Беккер

Физик Ричард Фейнман однажды сказал: «Если вы думаете, что понимаете квантовую механику, вы не понимаете квантовую механику.В самом деле, меньше всего вещей столь же причудливых и жутких, как квантовая сфера, что приводит к всевозможным дурацким идеям. Новая книга Адама Беккера, What Is Real , прорывается сквозь путаницу, предоставляя яркий отчет об этой часто загадочной области, ее истории и многочисленных противоречиях.

Этика роботов 2.0: от автономных автомобилей к искусственному интеллекту , Патрик Лин, Райан Дженкинс и Кит Эбни

Классическая проблема тележки, как показывает этот обновленный справочник по этике роботов, — детская игра по сравнению с тем, что грядет.Достижения в области искусственного интеллекта и робототехники происходят устойчивыми темпами, подвергая нас новым рискам, будь то беспилотные автомобили, автономные дроны или роботизированная машина для убийства. Эта книга эссе затрагивает многие из затронутых вопросов, от моральной и юридической ответственности до вопросов доверия, любви, секса и войны.

Военные материалы: борьба за человеческие и экологические ресурсы во время Гражданской войны в США , Джоан Э. Кашин

Так много было написано и сказано о США.S. Гражданская война, но, как ясно показывает эта новая книга Джоан Кэшин, у этого конфликта 19-го века есть еще кое-что, что можно рассказать. Сочетая военную историю, социологию, защиту окружающей среды и гендерные исследования, War Stuff раскрывает тревожную степень, в которой и Север, и Юг использовали гражданское население и американскую землю для ведения Гражданской войны.

Просвещение сегодня: аргументы в пользу разума, науки, гуманизма и прогресса s, Стивен Пинкер

Любите его или ненавидите, нейробиолог Стивен Пинкер никогда не интересен.В нынешнюю эпоху цинизма и отчаяния Пинкер осмеливается предположить, что все медленно, но верно становится лучше — и что мы должны благодарить Просвещение и гуманистические ценности. Трудно устоять перед книгой, которую основатель Microsoft Билл Гейтс назвал «моей новой любимой книгой всех времен».

Уравнения жизни: как физика формирует эволюцию , Чарльз С. Кокелл

На просторах Вселенной законы физики остаются неизменными. Этот неотъемлемый аспект космоса, как утверждает Чарл Кокелл в книге «Уравнения жизни », означает, что процессы биологии и эволюции ограничены тем, что допускают эти законы.Таким образом, жизнь, какой мы ее знаем здесь, на Земле, очень похожа на то, какой она будет в других местах, будь то на Марсе или ледяных лунах Юпитера и Сатурна или даже дальше.

Как выглядит будущее: ученые предсказывают следующие великие открытия и показывают, как сегодняшние прорывы уже формируют наш мир , межзвездные путешествия, колонизация Солнечной системы — вот некоторые из наших любимых занятий.В Как выглядит будущее , британский физик-теоретик Джим Аль-Халили собирает группу экспертов для обсуждения этих тем и их влияния на будущее.

Крупнейшие стихийные бедствия: как нас сформировали стихийные бедствия (и что мы можем с ними поделать) , Люси Джонс

Землетрясения, наводнения, цунами, ураганы и извержения вулканов — вот лишь некоторые из наших любимых вещи. В The Big Ones известный сейсмолог Люси Джонс рассматривает историю стихийных бедствий, их влияние на нашу культуру и новые взгляды на стихийные бедствия в нашем будущем.

Сверхразумы: удивительная сила людей и компьютеров, мыслящих вместе , Томас В. Мэлоун

Компьютеры удивительны. Как и люди. Но оба имеют крайние ограничения. Соедините их вместе, говорит автор Томас Мэлоун в книге Superminds , и вы сможете создать невероятные вещи. Действительно, когда мы отправляемся в мир, наполненный ИИ, истинная мощь наших технологий проявится только тогда, когда людям и компьютерам будет позволено сотрудничать.

Космическая одиссея: Стэнли Кубрик, Артур С.Кларк и создание шедевра , Майкл Бенсон

Строго говоря, это не книга о науке или технике, но я уверен, что читателям Gizmodo и io9 она будет интересна. В рамках празднования 50-летия фильма «2001: Космическая одиссея » Майкл Бенсон вспоминает о том, как создавался фильм, в том числе о том, как режиссер Стэнли Кубрик и автор Артур Кларк работали над созданием одного из величайших научно-фантастических фильмов. когда-либо сделанный.

Дикая природа: возвращение природы на британскую ферму , Изабелла Три

Это история эксперимента Кнеппа, новаторского проекта по восстановлению дикой природы в Западном Суссексе, Великобритания, в котором свободно гуляющие пастбищные животные использовались для создать новые места обитания для диких животных.В Wilding Изабелла Три показывает, что происходит, когда люди делают шаг назад и позволяют природе взять верх.

БОНУС:

Краткая история времени Стивена Хокинга

Что может быть лучше, чем вспомнить покойного великого Стивена Хокинга, чем прочитать его классическую книгу Краткая история времени . Написанная в 1988 году и обновленная в 1998 году, эта классика была продана тиражом более 10 миллионов экземпляров за первые два десятилетия после публикации. От Большого взрыва и черных дыр до червоточин и дополнительных измерений книга выдерживает испытание временем, демонстрируя гениальность Хокинга как физика и пропагандиста науки.

Наука и техника | Ассоциация библиотечных служб для молодежи (YALSA)

2014 OBCB Home I Искусство и гуманитарные науки I История и культура I Литература и словесность I Наука и технологии I Социальные науки

Баскомб, Нил. Новый крутой: дальновидный учитель, его ПЕРВАЯ команда робототехники и величайшая битва умов . Crown Publishers, 2011.
25 000 болельщиков, 348 команд, 31 старшеклассник, 6 недель, 3 финалиста и 1 робот.Руководствуясь энтузиазмом своего бесстрашного учителя инженерного дела, следуйте за захватывающим путешествием одной команды через одно из самых сложных соревнований по робототехнике в мире.

Блюм, Дебора. Справочник отравителя: убийство и рождение судебной медицины в эпоху джаза Нью-Йорк . Penguin, 2010.
В Сухом законе в Нью-Йорке сотни людей умерли от ядов во всем, от нерегулируемых тонизирующих средств до пирога в местной закусочной. Главный коронер и преданный своему делу начальник судебно-медицинской лаборатории были первыми в стране, кто убедил полицию, политиков и общественность в том, что наука может решить дело или разрушить его.

Блюменталь, Карен. Стив Джобс: Человек, который думал иначе. Feiwel and Friends, 2012.
Эта биография Стива Джобса, основателя Apple, переносит читателя от скромного начала Джобса к его борьбе на посту генерального директора Apple и к его новаторской работе, которая изменила то, как все используют технологии.

Боданис, Дэвид. E=mc2: Биография самого известного уравнения в мире. Walker, 2000.
Все знакомы с формулой Эйнштейна, но Боданис раскрывает историю и ученых, чья работа легла в основу этого знаменитого уравнения.

Браун, Майк. Как я убил Плутон и почему это произошло . Spiegel & Grau, 2010.
Браун всегда хотел открыть планету, но то, что он на самом деле открыл, помогло радикально изменить наше представление о Солнечной системе. Его прямой рассказ о своей жизни, работе и понижении в должности Плутона также объясняет, как и почему ученые в настоящее время изучают небо и обсуждают его.

Файнару-Вада, Марк и Стив Файнару. Лига отрицания: НФЛ, сотрясения мозга и битва за правду. Crown Archetype, 2013.
Ученые дерутся за мозги, адвокаты дерутся в судах, а футболисты наносят друг другу сотрясения мозга во имя спорта и большого бизнеса. Братья Файнару разбираются с горькой правдой о травмах головного мозга, связанных со спортом.

Финк, Шери. Пять дней на мемориале: жизнь и смерть в разрушенной бурей больнице. Crown Publishers, 2013.
Последствия урагана Катрина изменили представление людей о политике спасения и разрушительном характере катастрофы.Финк проницательно раскрывает тревожные решения, которые привели к гибели семи пациентов в Баптистском мемориале во время урагана, поднимая жизненно важные вопросы медицинской этики и оказания помощи при стихийных бедствиях.

Фаулер, Карен Джой. Мы все совершенно вне себя . G. P. Putnam’s Sons, 2013.
На первый взгляд семья Кук кажется нормальной во всех отношениях, но Розмари хранит секреты, в которых слишком больно признаваться даже ей самой. Работа Карен Джой Фаулер ставит под сомнение наше представление о семье, памяти и даже самом человечестве.

Джордж Роуз . Большая необходимость: неописуемый мир человеческих отходов и почему это важно. Metropolitan, 2008.
Почему какашки имеют значение? Санитария является серьезной проблемой общественного здравоохранения и имеет огромное значение для экономики, роста и развития, окружающей среды, сельского хозяйства и даже образования.

Голдакр, Бен . Плохая наука: взломщики, шарлатаны и большие фармацевты. Faber and Faber, 2010.
Goldacre ведет крестовый поход за повышение научной грамотности, чтобы люди перестали быть обманутыми сомнительными формулировками, исследованиями, статистикой и следующей большой модой на здоровье.

Гринберг, Энди. Эта машина убивает секреты: как WikiLeakers, шифропанки и хактивисты стремятся освободить мировую информацию . Dutton, 2012.
От документов Пентагона 70-х годов до WikiLeaks Гринберг помогает пролить свет на то, как эти разоблачители и технологии помогли раскрыть эти секреты.

Кин, Сэм. Исчезающая ложка: и другие правдивые рассказы о безумии, любви и истории мира из таблицы периодических элементов .Little, Brown and Co., 2010.
Элементы — это больше, чем просто протоны и электронные оболочки; они являются источником розыгрышей и навязчивых идей, ожесточенных споров и больших приключений. От водорода до унуноктиума Кин с юмором и воодушевлением объясняет элементарные радости строительных блоков химии.

Ливио, Марио. Гениальные ошибки: от Дарвина до Эйнштейна — колоссальные ошибки великих ученых, которые изменили наше понимание жизни и Вселенной .Simon and Schuster, 2013.
Даже у величайших ученых бывали плохие дни. В этой книге Ливио исследует, как некоторые из величайших ученых мира не достигли цели, но привели к еще большим открытиям.

Несс, Патрик.   Нож Неотступного . Candlewick, 2008.
Вопросы и ответы. Кэндлвик, 2009.
Монстры мужчин . Candlewick, 2010.
Когда Тодд и Виола вынуждены оставить все знакомое позади, их полет через недавно заселенную планету вызывает давний конфликт.Несс исследует ксенофобию, колониализм, войну, примирение и контроль доступа к технологиям в этой захватывающей трилогии.

Оттавиани, Джим и Леланд Майрик. Фейнман . First Second, 2011.
Познакомьтесь с, пожалуй, самой известной личностью в области ядерной физики: играющим на бонго, взламывающим сейфы и вызывающе любопытным лауреатом Нобелевской премии Ричардом Фейнманом в этой тщательно проработанной графической биографии.

Кваммен, Дэвид . Распространение .W. W. Norton, 2012.
Вирусы повсюду — мутируют, прячутся, ждут. Когда они переходят от животных к людям, они могут вызывать одни из самых страшных и смертельных заболеваний (СПИД, испанский грипп, бешенство, Эбола). Следуйте за вирусными детективами, которые пытаются разгадать эти заразные тайны и предотвратить следующую пандемию человечества.

Роуч, Мэри. Упаковка для Марса: любопытная жизнь науки в пустоте . W. W. Norton, 2010.
Мэри Роуч задает все важные, но практичные вопросы: как вы перевариваете свой обед в космосе? Идти в ванную? Убежать от члена экипажа, который сводит вас с ума? С присущим ей юмором и неутомимой любознательностью она внимательно изучает, почему люди, которые принципиально не созданы для космоса, настаивают на том, чтобы рисковать своей жизнью, направляясь к звездам.

Сильвер, Нейт. Сигнал и шум: почему так много предсказаний сбываются, а некоторые нет. Пингвин, 2012.
Кто выиграет Суперкубок? Будет ли фондовый рынок расти или падать? Исследуйте мир прогнозирования и научитесь превращать информацию в знания, которые можно использовать для успешного планирования будущего.

Склут, Ребекка. Бессмертная жизнь Генриетты Лакс . Crown Publishers, 2010.
Генриетта Лакс понятия не имела, что ее клетки приведут к величайшим научным открытиям в области медицины, и ее семья не знала, что ее клетки все еще живы сегодня.Склут исследует этику ученых, которые впервые использовали клетки Лакс и обнаружили, что они будут жить вечно, а также влияние открытия семьей того, что ее клетки живы и используются без разрешения семьи.

Свитек, Брайан. Мой любимый бронтозавр: в пути со старыми костями, новой наукой и нашими любимыми динозаврами. Scientific American/Farrar, Straus and Giroux, 2013.
Динозавры, возможно, вымерли миллионы лет назад, но новые открытия и теории постоянно меняют наш взгляд на гигантских рептилий и их понимание.

Терези, Дик. Утраченные открытия: древние корни современной науки — от вавилонян до майя. Simon and Schuster, 2002.
Современная наука и математика начались не с Ньютона или Галилея и даже не с древних греков. Со всего мира на протяжении тысячелетий любопытные умы разных культур совершали невероятные открытия в областях от математики до физики, от астрономии до химии.

Туэйтс, Томас. Проект тостера, или Героическая попытка создать простой электроприбор с нуля .Princeton Architectural Press, 2011.
Как вы думаете, насколько сложно плавить железо? Сделать пластик? Создавать проводку? Простая цель Туэйтса — сделать себе дешевый механический тостер — часто заканчивается разочаровывающим и веселым взглядом на то, насколько мы далеки от способности производить повседневные предметы, которые считаем само собой разумеющимися.

Урасава, Наоки, Осама Тэдзука и другие. Плутон Том. 1-8 . VIZ Media, 2009.
Возвращение в мир легендарной классики Осаму Тэдзуки 1964 года Astro Boy , Pluto следует за умным, противоречивым следователем Гесихтом, который выслеживает террориста, который послал непобедимого робота, чтобы казнить семерых. лучшие роботы в мире.

Вайденсаул, Скотт. Призрак с дрожащими крыльями: наука, принятие желаемого за действительное и поиск потерянных видов. North Point Press, 2002.
Ежегодно вымирает около 30 000 видов животных и растений. Следуйте за Вейденсолом по всему миру, в такие места, как Мадагаскар, Индонезия и Перу, пока он преследует истории вымирания и, что удивительно, возрождения.

Вольсен, Маркус. Биопанк: самодельные ученые взламывают программное обеспечение жизни .Current, 2011.
Можно ли найти лекарство от рака на вашей кухне? В Biopunk Вольсен проливает свет на новое сообщество самодельных ученых, работающих вне стен корпораций и университетов, чтобы решить самые большие мировые проблемы и «открыть исходный код» основного кода жизни.

 

18 книг STEM, которые делают науку и технологии интересными для детей

предмета STEM — естественные науки, технологии, инженерия и математика — являются важной частью образования ребенка как сейчас, так и в будущем.Эти книги по STEM наполнены замечательными историями и крутыми идеями проектов, которые могут помочь заложить основу для любого сочетания дисциплин STEM. Мы надеемся, что рекомендованные здесь книги вызовут интерес, научат чему-то новому и сделают STEM доступным для ваших детей.

• Книги STEM для детей от 4 до 8 лет

• Математическое проклятие

  Джона Шешки, иллюстрации Лейна Смита

  Все это математика Задача с большой буквы «П» благодаря миссис.Фибоначчи учитель математики! Он начинается в 7:15, когда девушка просыпается и вспоминает, что ей нужно 10 минут, чтобы одеться, 15 минут, чтобы позавтракать, и 1 минута, чтобы почистить зубы, так что… 1) если ее автобус отправляется в 8:00. , успеет ли она вовремя? 2) сколько минут в 1 часе и 3) сколько зубов в 1 рту? Эта веселая математическая катастрофа дня продолжается с большим количеством математики, чем вы можете себе представить… но закончится ли она когда-нибудь?

• Как работают машины: Перерыв в зоопарке!

  Дэвида Маколея

  Всплывающие окна, откидные створки и рычаги побуждают детей принять участие в этой приключенческой истории STEM о двух животных, Ленивце и Сенги, которые пытаются сбежать из зоопарка, используя простые машины.Читая историю, вы также найдете информацию о каждой машине — таких машинах, как качели, шкив, ножницы и велосипед.

• Peg + Cat: проблема с пиццей

  Билли Аронсон и Дженнифер Оксли

  Пег и Кэт — лучшие друзья, которые только что открыли пиццерию.Но когда к порядку приходят подростки, у Пег и Кэт появляются проблемы… которые нужно решить. Во-первых, они должны выяснить, что такое половина. Затем им нужно разделить две с половиной пиццы на четыре. И все это за рабочий день в Peg’s Pizza Palace.

• Погодная школа сурка

  Джоан Холуб, иллюстрации Кристин Сорра

  Конечно, мы все знаем о Дне сурка, но задумывались ли мы когда-нибудь о том, где эти метеорологические сурки научились своим навыкам? Конечно же, в Школе погоды Сурка! Читатели присоединятся к одноклассникам-суркам, чтобы узнать все о погодных условиях, временах года и многом другом.

• Однажды на звезде

  Джеймса Картера и Мар Эрнандес

  Джеймс Картер отправляет читателей назад, к истокам Вселенной, в этом поэтическом исследовании Большого Взрыва. Как образовались планеты? Где наше место в космосе? Что именно составляет Солнечную систему? «Однажды звезда» отвечает на эти и другие вопросы, которые мы даже не подумали бы задать!

• Хитрая наука

  Джейн Булл

  Благодаря интегративным книгам STEAM, таким как Crafty Science , молодым художникам не нужно выбирать между декоративно-прикладным искусством, наукой и технологиями.Скорее, благодаря уникальным занятиям, которые сочетают в себе творческое и аналитическое — например, изучение состояний материи при создании ледяной скульптуры — начинающие художники также откроют для себя свои научные и инженерные стороны!

• Книга Томи де Паолы «Зыбучие пески»

  Томи де Паола

  Томи де Паола смешивает свой фирменный юмор и вызывающие смех иллюстрации с увлекательной наукой о зыбучих песках.В то время как Jungle Girl все больше погружается в яму зыбучих песков, Jungle Boy предлагает очень полезную информацию о том, как работает зыбучие пески, в комплекте с диаграммами и графиками. Перестанет ли он тявкать вовремя, чтобы помочь Девочке из джунглей?

• Рассчитывай на меня

  Мигель Танко

  Есть так много прекрасных способов увидеть мир.Для яркой молодой девушки в центре этой книги этот способ видения лежит через математику. Когда она делает паузу, чтобы оценить такие вещи, как кривая горки или множество форм, которые может сделать ее кошка, читатели чувствуют присущую (и недооцененную) яркость математики вокруг нас.

• Спросите ученого

  Роберта Уинстона

  Всемирно известный ученый Роберт Уинстон (которого вы можете узнать по его дурацким экспериментам над The Late Late Show с Джеймсом Корденом) отвечает на 100 причудливых, но важных научных вопросов от реальных детей.Плачут ли собаки? Не могли бы вы спрыгнуть с мира? Уинстон отвечает на эти вопросы с логическим апломбом.

• Книги STEM для детей от 8 до 12 лет

• Кейт Химик Серия

  Кейт Бибердорф

  Доктор Кейт Бибердорф, профессор-химик, путешествует по стране, знакомя детей с захватывающим миром STEM.В своем новом сериале для среднего класса 10-летняя Кейт предлагает читателям помочь ей решить научные проблемы в ее сообществе. Будущим ученым может понравиться экспериментировать дома с набором Химик Кейт: Большая книга экспериментов .

• Как мы дошли до сегодняшнего дня

  Стивен Джонсон

  Бестселлер Стивена Джонсона о невероятной истории инноваций теперь доступен для читателей среднего класса! Мы все склонны идти по жизни, не ценя гениальности, которая сделала эти жизни возможными — чистая питьевая вода и электричество, для начала — но Джонсон упивается этими чудесными открытиями и объясняет, как они привели в движение еще больше идей.

• Ник и Тесла Серия

  Стива Хоккенсмита и Боба Пфлюгфельдера

  Ник и Тесла, 11-летние близнецы, подающие надежды изобретатели и детективы, которые живут со своим невнимательным дядей-ученым Ньютом. Каждая история представляет собой захватывающую загадку, которую нужно разгадать с помощью науки и техники.Направления для некоторых проектов включены, так что читатели могут попробовать их дома.

• Супер крутая технология

  по ДК

  Как и следует из названия, эта книга с гладкой обложкой, напоминающей ноутбук, и привлекательным дизайном и оформлением демонстрирует самые крутые изобретения в области технологий.Вы не только узнаете о современных технологиях, таких как бионический костюм, плавучий отель или напечатанный на 3D-принтере автомобиль, но также откроете для себя будущие технологические возможности, такие как телепортация и искусственный интеллект.

• Мальчик, который обуздал ветер (издание для юных читателей)

  Уильяма Камквамбы и Брайана Милера, иллюстрации Анны Хаймас

  Вдохновляющая правдивая история необходимости и изобретения! Из-за засухи в африканской деревне Уильяма нет ни воды, ни урожая, ни источника дохода.Он ищет решения в библиотеке и решает построить ветряную мельницу, которая успешно перекачивает воду на поля и вырабатывает электричество для его семьи.

• Странно, но верно!

  по ДК

  Практически невозможно удержаться от чтения этой книги о самых сумасшедших, экстремальных и необычных животных, местах и ​​явлениях нашего мира.В сочетании с великолепными фотографиями вы прочтете об улитках-зомби, сказочных дымоходах, растениях-убийцах, огненном кратере под названием «Дверь в ад» и многом другом.

• Призыв ко всем разумам

  Темпл Грандин

  Темпл Грандин, всемирно известный ученый, изобретатель и представитель по проблеме аутизма, приглашает молодых новаторов удовлетворить свое любопытство в отношении, казалось бы, безобидного.Она раскрывает науку, лежащую в основе повседневных изобретений, рассказывает истории великих новаторов и призывает читателей переосмыслить то, как они воспринимают мир и воспринимают его.

• Девушки, которые кодируют серию

  Стасия Дойч

  В этом современном, техноцентрическом сериале, напоминающем Клуб нянь , София и ее коллеги-программисты создают приложения, соревнуются в хакатонах и — самое главное — узнают о дружбе, командной работе и поддержке друг друга, несмотря ни на что.Изданный в сотрудничестве с некоммерческой организацией Girls Who Code, он обязательно развлечет и вдохновит.

Откройте для себя инженерные науки, Java Books

Технология

Книги по технологиям являются неотъемлемой частью любой библиотеки из-за их практического применения и способности углублять наше понимание современного мира. Технология относится к использованию научных знаний, от наночастиц в исследованиях рака до сетевой безопасности.Поскольку технологии развиваются быстро, необходимость быть в курсе быстро меняющихся тенденций важна не только для современного рабочего места, но и для любознательного ума.

Рост «культуры изготовителей» с ее сильным акцентом на проекты «сделай сам» и инновационные подходы к использованию технологий также повлиял на книги по технологиям. Сообразительные читатели могут найти необходимую литературу, например книгу специалиста по обработке и анализу данных Кэти О’Нил «Оружие математического разрушения: как большие данные увеличивают неравенство и угрозу демократии» , в которой объясняется, как много программ используют алгоритмы с предвзятостью, которые могут повлиять на нашу повседневную жизнь.Для тех, кто стремится к более глубокому подходу к предмету, книги, в которых основное внимание уделяется гайкам и болтам темы, обеспечивают основу для инноваций. Серия Dummies — популярные руководства для тех, кто только учится пользоваться технологиями, и предлагает понятный язык (и юмор).

Коллекционные книги по технологиям могут пополнить вашу коллекцию. Например, Essential Retro: The Vintage Technology Guide Джеймса Грэма предлагает читателям совершить экскурсию по всем тем почти забытым вчерашним устройствам.Несмотря на то, что интерес к самым передовым научно-популярным книгам о технологиях всегда вызывает интерес, многие классики пользуются солидной читательской аудиторией, поскольку их идеи выдерживают испытание временем. Читатели, прочитавшие книгу Ричарда П. Фейнмана, Роберта Б. Лейтона и Мэтью Сэндса (1963) « Фейнмановские лекции по физике », обнаружат, что физика не только доставляет удовольствие, но и влияет на все в нашей жизни.

Покупайте книги по технологиям, чтобы углубить свое понимание механики современного мира. От новых идей о внутренней работе портативных компьютеров до того, как темная материя может изменить ваше понимание вселенной, книги по технологиям — это ваш путь к более полному и богатому взгляду на мир.

Наука и техника | Audible.com

• Ваш мозг знает больше, чем вы думаете

• К: Нилс Бирбаумер
• Рассказал: Саймон Берк
• Продолжительность: 7 часов 1 минута
• Полный

Наш мозг более мощный, чем мы когда-либо думали.Слишком часто мы предполагаем, что природа людей фиксирована, неизменна. Для страдающих депрессией, тревогой, СДВГ, зависимостью или последствиями инсульта это может быть трудной мыслью. Людям с экстремальными состояниями, такими как синдром запертости или психопатия, может казаться, что надежды нет вообще. Однако в Your Brain Knows More Than You Think ведущий нейробиолог Нильс Бирбаумер переворачивает эти предположения с ног на голову.

Просмотреть аудиокниги по науке и технологиям

Все поджанры

Искусство и развлечения

Бизнес

Общий

История и культура

Закон и политика

литературный

Мемуары

Военный

Религиозное и вдохновляющее

Научные технологии

Спортивный

Женщины

Все поджанры

Бухгалтерский учет и финансы

Развитие бизнеса

Развитие карьеры

экономика

Управление персоналом и офисом

Страхование

Менеджмент и лидерство

Маркетинг и реклама

Переговоры и общение

Личные финансы

Недвижимость

Продажи и розничная торговля

Все поджанры

Очерки и мемуары

Общая комедия

Сатира и пародия

Встаньте

ТВ и радио

Все поджанры

Аудио Театр

Радио Театр

Шекспир

Все поджанры

Антологии

Исторический

ЛГБТК

Современный

Романтика

Все поджанры

Экшн и приключения

Азиатско-американская литература

Черная литература

Цыпленок горит

Классика

Совершеннолетие

Современные женщины

Очерки и антологии

Сказки и фольклор

Семейная жизнь

Феминистская фантастика

Общий

Графические новеллы

Историческая фантастика

каникулы

Юмор

ЛГБТК+

Литературная критика

Художественная литература

Собственные голоса

Поэзия

Религиозное и вдохновляющее

Саги

Сатира

Короткие истории

Война и военные

вестерн

Все поджанры

Немецкий

итальянский

Другой

испанский язык

Все поджанры

Старение и долголетие

Красота и мода

Смерть и утрата

Диета и питание

Расстройства и болезни

Фитнес

Гипноз

Учебный и Как

Интим и секс

Брак и семья

Мужское здоровье

Душевное здоровье

Внимательность и медитация

Натуропатия и Нью Эйдж

Воспитание детей

Саморазвитие

Женское здоровье

Все поджанры

Африка

Америка

Древние цивилизации

Азия

Австралия и Океания

Европа

Латинская Америка

Средний Восток

Военный

Северная Америка

Россия

Мир

Все поджанры

Экшн и приключения

Апокалиптика и антиутопия

Драконы и мифические существа Фэнтези

Фантастика

Мистика, триллеры и ужасы

Паранормальное фэнтези

Религия и духовность

Научная фантастика

Космическая опера

вестерн

Все поджанры

Экшн и приключения

5 лет и младше

Животные и природа

Биография и мемуары

Классика

Комиксы и графические романы

Сказки и фольклор

Иностранный язык

Общий

Здоровье и семья

Исторический

каникулы

Юмор

Языковая инструкция

Музыка и песни

Тайна и фэнтези

Документальная литература

Религиозное и вдохновляющее

Спортивный

Все поджанры

Африканские языки

арабский

китайский язык

Чешский

датский

нидерландский язык

английский как второй язык

финский

Французский

Немецкий

греческий

иврит

хинди

венгерский язык

итальянский

японский язык

корейский язык

Языковые искусства

норвежский язык

Другой

польский

португальский

русский

сербский и хорватский

испанский язык

Шведский

турецкий

вьетнамский

идиш

Все поджанры

Уютная тайна

Детективы

Шпионаж

Исторический

Ужастик

Международная тайна

Юридический триллер

Нуар

Полицейские истории

Политический триллер

психологический

Ряд

саспенс

Настоящее преступление

Все поджанры

Антиквариат и предметы коллекционирования

Архитектурный дизайн

Искусство и музыка

приготовление еды

Образование

Хобби и игры

Дом и Сад

Интервью

Закон

Лекции

Философия

Психология

Справочные и учебные пособия

Социальная наука

Выживание

Настоящее преступление

Все поджанры

Американская политика

Текущие дела

Общий

Глобальная политика

История

Политическая защита

Политические идеологии

Публичная политика

Сатира

Все поджанры

Атеизм

Библии

Библейские исследования

буддизм

христианство

Консультирование и вдохновение

индуизм

ислам

иудаизм

Внимательность и медитация

Нью Эйдж

Молитва

Религиозная фантастика

Религиоведение

Учебные истории

Мировые религии

Все поджанры

Чистый и полезный

Современный

Общий

Исторический роман

Праздничный день

ЛГБТК

Военный

Мультикультурный и межрасовый

Тайна

Новый взрослый

Паранормальное явление

Религиозное и вдохновляющее

Ром-ком

Романтика

Научная фантастика и фэнтези

Спортивный

Все поджанры

Животные и природа

Астрономия и физика

Биология и химия

Компьютеры

Общий

История

Математика

Медицина

Технологии и инженерия

Все поджанры

Апокалиптика и антиутопия

Классика

Современная фантастика

Эпическое фэнтези

Фантастика

Исторический

Паранормальное явление

Научная фантастика

Короткие истории

Космическая опера

Все поджанры

Сказки на ночь

Медитация и визуализация

Успокаивающие звуки

Все поджанры

Бейсбол

Баскетбол

Футбол

Гольф

Другой

Отдых на свежем воздухе

Футбольный

Все поджанры

Экшн и приключения

Животные и природа

Биография и мемуары

Сказки и фольклор

Вымысел

Общий

Исторический

ЛГБТК+

Мистика и Триллер

Документальная литература

Паранормальное явление

Религиозное и вдохновляющее

Романтика

Научная фантастика и фэнтези

Сложные темы

Все поджанры

Африка

Азия

Австралия и Океания

Канада

Карибский бассейн

Центральная Америка

Очерки и рассказы о путешествиях

Европа

Путеводители и туры

Средний Восток

Россия

Южная Америка

Советы путешественникам

Соединенные Штаты

Все поджанры

Адаптации

Искусство и музыка

Детская

Классика

Комедия

Драма

История

Тайна

Научная фантастика

.